Лето в городе

Вчера сдала велосипед в ремонт и возвращалась домой пешком через весь город. Думала передохнуть у библиотеки, почитав там что-нибудь из шкафов буккроссинга, не тащить домой.

После весеннего разлива засуха стояла, дождики несерьёзные бывали, но когда на велике ездишь, быстро всё мелькает, а тут присмотрелась: выгоревшая жёлтая травка, красные вишни со смородиной, липы цветут уже и каштанчики зреют.

Мальвы, гелиопсис с гайлардиями и лилейниками, розы, шиповник, гортензии, ромашки. По скошенной выжженой траве стелется вьюнок и синяк разросся. Всюду цветы!

С чтением не задалось, в шкафу лежал "Фараон", взяла его, но оказалось, что под этой обложкой другая книга, "Нечистая сила" Пикуля. Ни при каких других обстоятельствах не попала бы она ко мне в руки, побрезговала бы взять. А тут поневоле прочитала оглавление и полистала. Тьфу.

Задумалась, как лучше поступить: выбросить в ближайшую мусорку или обратно положить. С христианской точки зрения лучше в мусорку, чтобы автору легче на том свете было, не разгорался под ним жарче костёр, как в известном анекдоте про разбойника и писателя.

Но тут дождик пошёл, зашла в библиотеку, а там заведующая перебирает ещё книжки для буккроссинга. Отвела с ней душу.

- Мерзость какая, - говорю, - недаром про Пикуля говорят, что передирал страницами дореволюционные издания, тут вот жёлтую прессу той поры передрал про Распутина и семью последнего Государя. Толстенный том накатал. И ничего, сгодилась верному ленинцу. Когда в Екатеринбурге участвовала в многотысячном крестном ходе из Храма-на-крови на Ганину яму, то запомнила, как весь ход обошёл задами памятник Ленину на центральный площади.

Заведующая промолчала. Дождик перестал.

- Ладно, положу на место, пусть люди сами разбираются.

Как раз накануне подруга прислала из Екатеринбурга фотографию с Ганиной ямы, прямо у креста той шахты, куда царские останки сбросили верные ленинцы, нашла у себя в архиве, с того крестного хода.

Положила Пикуля обратно в шкаф и дальше пошла, а тут снова дождик.

Пришлось в ближайшем дворе спрятаться в беседке. Осмотрелась:  уютный дворик в цветах, деревянная беседка, почерневший сарай из старого дерева, трехцветная кошка дремала в беседке и убежала при виде Тишки. Розы цветут, вишни со смородиной зреют. Жизнь жительствует.

Пикуль на рыхлой толстой бумаге напечатан, такой хорошо разжигать печку на даче или в бане.

Ужасно скучаю по родительской даче. Сегодня с утра сосед снизу дрелит без перерыва, под окнами косят двое мужиков бензокосилками траву, и деваться некуда, по жаре не дотащиться без велосипеда до тихой лужайки у воды.

Сижу читаю "Унесённых ветром" и диву даюсь: там у них через 60 лет после гражданской войны уже можно было такой роман написать, а у нас и сто лет спустя красно-белые битвы, хорошо хоть только в сети, а реальные, как всегда, за деньги и ресурсы.

- Войны всегда священны для тех, кому приходится их вести, - сказал он ( Ретт Батлер). - если бы те, кто разжигает войны, не объявляли их священными, какой дурак пошёл бы воевать? Но какие бы лозунги не выкрикивали ораторы, сгоняя дураков на бойню, какие бы благородные ни ставили перед ними цели, причина войн всегда одна. Деньги. Все войны, в сущности, драка из-за денег, только мало кто это понимает, все слишком оглушены фанфарами, барабанами и речами отсиживающихся в тылу трибунов. Иной раз их воинственный клич звучит как "Спасём гроб нашего Христа от язычников!" Или: "Долой папистов!". А в другом случае иначе: "Свобода!" Или: "Хлопок, рабовладение и права Юга!"

- Ну причём тут Папа? - подумала Скарлетт, - а тем более Гроб Христов?

Она торопливо приближалась к кучке разгорячённых спором людей, и в эту минуту Ретт отвесил всем изящный поклон и направился к двери. Она хотела поспешить за ним, но миссис Этлинг ухватила её за юбку.

- Пусть уходит, - громко сказала она и голос её отчётливо прозвучал среди напряжённой тишины зала. - Он изменник и спекулянт! Змея, которую мы пригрели на груди!

Захватывает, не то что Пикуль.

Вообще я поклонница женской прозы, но классической, от Джейн Остин и сестёр Бронте до Маргарет Митчелл с Агатой Кристи, без психоделики от Саган-Мердок-Вульф и тем паче халтуры от нынешних российских борзописиц.

"Унесённых ветром" помнила по старой отличной экранизации, но догадывалась, что роман объёмнее. Выбросили сценаристы, как и положено в кино, "философию". 

Изображение у Митчелл рабства как патриархальной идиллии можно критиковать, можно вспомнить другой женский роман, "Хижину дяди Тома", или Тургеневские "Записки охотника", но в чём ей не откажешь (помимо удачной главной романной линии "Скарлетт и её мужья + любовь к благородному Эшли"), так это в изображении войны (которую она ни разу не называет гражданской, а только "двух наций", янки и южан) глазами женщины.

Ни разу на страницах романа не побывав на поле битвы, все ужасы войны мы видим глазами героинь или героев, рассказывающих о войне женщинам. Отличный приём.

- Весь уклад жизни нашего Юга, Скарлетт, такой же анахронизм, как феодальный строй средних веков. И достойно удивления, что этот уклад так долго продержался. Он обречён и сейчас идёт к своему концу. Когда война закончится, я буду богатым человеком, Скарлетт, потому что я дальновиден - прошу прощения, корыстолюбив. Я уже говорил Вам, что большие деньги можно сделать в двух случаях: при созидании нового государства и при его крушении. При созидании это процесс медленный, при крушении - быстрый. Запомните это, может быть когда-нибудь пригодится.

- Признательна за совет, - произнесла Скарлетт с самой ядовитой иронией, какую смогла вложить в эти слова. - Но я в нём не нуждаюсь. Разве мой отец нищий? У него больше денег, чем мне нужно, и к тому же Чарли оставил мне наследство.

В фильме не было этих диалогов, и хотя основной конфликт в душе главной героини, между чувствами к благородному Эшли и практичному Ретту, показан наглядно, многое оказалось упущено при всей красоте картинки.

Но заткну фонтан, благо, дрели с газонокосилками, можно дальше почитать.

Зимой по сугробам легче было таскаться пешком с рюкзаком за провизией и кормом, чем летом по жаре.

Эх, лето красное, любил бы я тебя, когда бы не жара, и сушь, и машины, ревущие и изрыгающие вонь и дым.