Как Андрея Пришакариу футбол смотрела

     Он скользнул за руль бесплотной тенью, откинул гудящую сотней вопросов голову на подголовник, неудобно зафиксированный под колоссальный рост Чилаверта, тихо посапывающего сзади, и не глядя ткнул требовательным пальцем в кнопку магнитолы, заполнившей салон ухающими басами и визгливым вокалом. Чутко развернув ухо к динамику, вслушался, отмечая динамичность незаметно для агентуры передаваемой шифровки :
    - На Маскве, на центрах, молодой кобелек
    Подкатил раз к девчонке Кристине.
    В галифе он таил именной некролог,
    Но базар шел суровый о Нине.
    Голова там болит, и е...ся конями
    Ливер, Турист и иные народы,
    Сорок дюймов на акры, и в плане
    Скороспешные котейкины роды.
    - Уроды ! - заорал спросонья Чилаверт, шумно завозившись сзади. - Поют, гады, без смысла и толка.
    Он бездумно отмахнулся, слушая сокрушительный рифф, зная, что основная часть донесения спрятана именно под визгливой гитарой Цуамыня. " Ишь, - усмехнулся он, протягивая проснувшемуся напарнику сигарету с капсулой цианида, - наяривает. Семиструнная, однако ".
    Чилаверт, хрустнув тонким стеклом ампулы, всхрапнул и опал на пол небрежной кучкой мха. " Лишай, - отметил он, накрывая тело напарника резиновым ковриком, поправляя на себе коверкотовую гимнастерку уверенными движениями тренированных пальцев, - поступательный лишай, все, как и предупреждал пастор Шлак ".
    - Это тебе не мартен, - нажиливая шею, орал пастор, шуруя кочергой в зеве яростно гудящего мраморного камина, - не домна какая высокоразвитой цивилизации, товарищ Штирлиц, это, понимаешь, казачок Лаврик не пожалел отдельно взятой судьбы для творения легенды.
    Он хотел сказать ему, что Штирлиц остался за бортом еще в Кальвадосе, как внезапно влетевшая в залу Бортэ Иосифовна, уперев поднятые руки в гобелен работы Целохтоза, раздвинула в коленях ноги и родила Жуасы.
    - Жуасы ! - воскликнул тогда он, пиная Шлака в обтянутый трикотином зад, злобно играющий ягодичными мышцами. - Сын мой Жуасы ! Амамлегед, - кричал он, скача вокруг устало улыбавшейся Бортэ Иосифовны, утраивая вэвэпу размашистыми движения усов Александра Григорьевича Лукашенко, отмеченного в шифровке как признанный соответствию цикличности субъект подрядности в кучах, - якусынь ! О шмэ, о аэшме, о суо !
     В залу заглянул Чилаверт. Держа рукой указание  " Зойц ", прошелся, продольно шурша опадающей чешуей в заплечном рюкзаке, доставленном накануне из взятой штурмом Астрахани.
     - Сэр Гомон ! - рявкнул Чилаверт, останавливаясь у портьеры, обычно скрывающей Великого Логофета. - Имейте способность !
     Гобелен шевельнулся, выпуская с той стороны, прижатой плотно к оштукатуренной поверхности сущности большую часть суточности, взъерошенного таракана. Таракан огляделся, спрыгнул на подстав, несущий полезной нагрузкой ракетную установку из игры  " Космос за семьдесят копеек в условиях стратегии Стивена Кобальта Нордстара ", и потянулся к карандашу светописи, небрежением Бортэ Иосифовны закатившийся за крайне правую консоль направляющей. Независимо закинув тонкую ножку, пробурчал :
     - Где Курдец ?
     Чилаверт смешно, словно рязанская баба, встречающая у ворот воинской части бравого десантника в берете наперекосяк и с початой бутылкой  " Алабашлы " в заднем кармане баварских кожаных шорт, отмеченных заграничной этикеткой, несущей непонятный смысловой нагрузкой парадигм обитаемости, всплеснул руками и оглянулся в поисках Диты фон Тиз.
     - Думаешь ? - сразу догадался он, метнувшись к окну. Достав гранату, вжался в стену, неприятно дрыгая враз похолодевшей щекой.
     - Именно, - жестикулировал Чилаверт, перейдя на язык глухонемых кантона Цзи - уа от седьмого века до нашей эры. - Этот самый таракан однажды ухойдакал Курдеца, бросив гранату в рот, пока Длинный Яков ждал за околицей. Там еще песня звучала.
     Он заставил себя погасить окурок, вминая его отсыревшее тело в пепельницу. Покосился на труп Чилаверта и дослушал песню.
     - А девчонка Кристина утирала носы
     Приунывших паскудин из  " Пуси и райот ",
     Не жалея для Ландер и колбасы
     По два двадцать советского рая.
     Билет на балет, акробаты анальны,
     Карабах на просторах рунета,
     " За " и " против " все также банальны,
     А ямщики Куприна все так же раздеты.
     Догола, до словес и желаний,
     До потуг и ничтожных заветов.
     Очередь в кассу.  " Кто крайний ? "
     Плата на Первом за передачу приветов.
     Скушные люди, смешные движенья,
     Как кони е...ся средь бложиков истин,
     Не вызывая уже раздраженья.
     Яма. И вечный Куприн.