К сожалению...

                * * *

К сожалению,
Жить не становится лучше и веселей*.
Песни звенят, но они написаны не для нас.
Нам объясняют: картошка и хлеб на столе –
Это главное, что должно волновать сейчас.

К сожалению,
Нас воспитали по правилам: миру – мир,
А человек – хозяин своей судьбы.
«Человек – это звучит гордо!» – учили мы.
Максим Горький, пьеса «На дне». Не забыть бы!
 

18 июня 2023 года
___________________________________________________

*«Жить стало лучше, жить стало веселей». Сталин






РЕДАКТУРА


Юрий Москаленко
 
КОЛОДЕЦ
 
Забережница, Лельчицкий район. 5 августа 1940 года
 
Как ни старался Степан передвигаться беззвучно, но бусел с крыши стодолы его разглядел, пронзительно защёлкал клювом.
– Цыц, леший, – прикрикнул на птицу Степан. – Всех в хате перебудишь.
Солнце только-только карабкалось по стройным стволам сосен в дальнем лесу, разливая над их верхушками с каждой минутой густеющее оранжевое зарево.
Мужчина бесшумно открыл двери, увидел на столе в сенях крынку, накрытую чистой хустиной, жадно припал губами к чуть потрескавшейся по краям глиняной посуде и не оторвался, пока не выпил молоко вечерней дойки до донышка. Утёр тыльной стороной губы и осторожно заглянул в комнату.
Дети спали, а Антонида, чей сон был очень чуток, чуть приподнялась на локте:
– Стёпа, ты?
– Я, я, кому ж ещё быть в такую пору. Спи давай. И у меня есть пара-тройка часов, чтобы вздремнуть.
– Спи, – прошептала жена. – Вечером заглядывала к нам мама Олена, попросила тебя сегодня подъехать к ней на поле.
Эти слова прошли «по касательной»: едва измождённый муж коснулся подушки, тут же крепко заснул.
 
* * *
Утром, затягивая потуже портупеей свою милицейскую форму, которая ладно сидела на нём, Степан перехватил вопросительный взгляд Антониды.
– Чего ты?!
Она глаз не отвела:
– Всё недосуг тебе сказать. Кажется, ближе к февралю будет у нас пятый ребёнок.
Муж радостно подскочил к ней, порывисто обнял, погладил по белёсым волосам и счастливо выдохнул:
– Так ведь это здорово!
– Да, – улыбнулась молодая женщина, – вот только ты дома всё реже и реже бываешь. Теперь вот до утра пропадаешь…
Степан разжал объятия. Пригладил возле маленького зеркала вихор и улыбнулся:
– Сегодня обещаю: остаюсь дома. Испеки пирог. Мой любимый.
– С капустой, – добавила Антонида. – Беги уж, вечером обо всём наговоримся.

* * *
Поле, на котором трудилась мама Олена, находилось километрах в пяти от Забережницы, так что Степан, выкроив полчаса из своего напряжённого графика, помчался туда верхом.
Олена была старшей из их большой семьи в одиннадцать душ. Ей шёл сорок первый год. Именно на неё были оформлены и земельные участки, и хаты, которые братья строили всем миром, когда кто-то из них собирался жениться. В Буйновичах, в сельсовете, находились необходимые документы, согласно которым старшая сестра числилась владелицей нескольких участков и жилых помещений. Ни дать ни взять – кулачище! Об этом и «сигнализировали» соседки, которые жили бедно, потому что работать не любили, зато семечки на завалинках щёлкали – будь здоров.
Несколько лет назад Степан вот так же примчался к сестре в поле и выпалил:
– Собирайся! Завтра приедут милиционеры из Лельчиц тебя раскулачивать. Садись за мной, и рысью в Буйновичи. Документы на всех выправим, иначе ты – первостатейный кулак.
С документами управились за пару часов, а когда вернулись в Забережницу, к хате Олены, то первым делом увидели на крыльце её плачущую дочь Ганку.
– Там налетели вороньём соседки, перевернули хату вверх дном – гребут всё подряд.
Барановские забежали в комнату.
Кто-то из молодых баб примерял юбки, другие, нахлобучив хустки, крутились, отталкивая друг друга у зеркала.
– Стоять! – гаркнул Степан, выгребая из кобуры здоровенный маузер. – Сейчас устрою здесь порядок. Складывай всё на место!
– А ты не очень-то кричи! – зыркнула на него бойкая Степанида. – Кулачьё покрываешь? Ничего, и на тебя управу найдём.
Но спидныцю послушно стащила и кинула её в скрыньку.
Тогда от Олены на следующий день отстали.
Для чего она позвала в этот раз?

* * *
Когда они встретились и присели в тени большого дерева, сестра, пристально глядя в глаза брату, неожиданно спросила:
– Как ты думаешь, Стёпа, война будет?
Он попробовал отшутиться:
– Единственное, о чём я знаю точно, так это то, что в пятый раз стану отцом.
– Да ну тебя, – рассмеялась сестра. – Что-то вы очень прыткие с Тонечкой, никак угомониться не можете.
Они замолчали.
Потом она вздохнула:
– Что-то тревожно у меня на душе. Часто ночью просыпаюсь от самолётного гула. Не наш он, самолёт, немецкий. Такое ощущение, что кружит на одном месте, что-то выискивает. А вдруг парашютистов сбросит? Что тогда?
Конечно, Степан многое мог бы порассказать сестре. О своих ночных дежурствах, когда милиционеры Лельчицкого райотдела несколько раз в неделю отправляются в ночь прочёсывать окрестные леса, пытаются отыскать вражеские диверсионные группы.
А в последнее время вражеская агентура резко активизировалась. Кто мог узнать, что 30 июля в Мозырь прибудут части 75-й стрелковой дивизии? Но подъездные пути к станции Мозырь попытались взорвать. Путевой обходчик заметил на насыпи двоих мужчин с рюкзаками за плечами, которые тихо переговаривались по-немецки.
Благо обходчик был из местных, рванул через лес, а через четверть часа на дрезине прибыли милиционеры, спугнули диверсантов. Но их так пока и не нашли.
И вообще многовато в последнее время в Полесье стало появляться незнакомых людей. В их немноголюдных местах чужака видно за версту. Это только так кажется, что в том же Мозыре трудно ориентироваться. Но город, как и лес, – только замечай незначительные детали. У каждого магазина есть свои глаза и уши. Пришёл кто-то незнакомый за спичками, солью, консервами, а продавщица тут же знать даёт: не нашенский. И говор у него не местный, и держится настороженно.
Не будешь рассказывать и о том, что иной раз на рассвете весь их офицерский состав совершает марш-бросок на несколько десятков километров в лесные чащи. В самых непроходимых местах оборудуют партизанские базы, закладывают оружие, боеприпасы, продовольствие, учатся ориентироваться на незнакомой местности.
Будет ли война – не будет, а лучше, чтобы всё под рукой было на всякий пожарный.
Трудно допустить мысль, что гитлеровцы когда-то до Гомельской области дойдут, но приготовления излишними не будут.
…Его молчание сестра поняла правильно. Врать не приучен, а правду открывать даже перед самым близким человеком не станет. Есть такое понятие, как служебная тайна.
– Пока ты неизвестно где мотаешься, в Забережницу вернулся Иван Магдыч. Два года в Ленинграде пропадал, у отца. А мать у него забережницкая. Ты бы аккуратно расспросил Ваньку, что он сейчас за птица.
Я не случайно интересуюсь – у Ганки при его виде кровь к щекам приливает, видно, запала девка, Магдыч-то парень смекалистый, видный. Может, и родственниками станем, как знать? А вдруг он перековался? Сколько врагов советской власти пару лет назад посадили? И особенно в Ленинграде…
– Ладно, порасспрошу, – кивнул Степан, вскочил на коня – и поминай как звали.
Мозырь. 23 июля 1941 года
 
Война подкрадывалась к Полесью исподволь, боевые действия в районе Мозыря развернулись не сразу. С одной стороны, этот край лежит немного в стороне от стратегических дорог, по которым накатывали на Белоруссию и далее на Смоленск и Москву немецкие танковые клинья. С другой – до поры до времени у гитлеровцев «работала» цепкая генетическая память: именно в районе Пинских болот в годы Первой мировой бесславно закончили свой поход немецкие войска.
Но первый авианалёт на Лельчицы случился уже в понедельник 23 июня. На посёлок было сброшено девять бомб, но «бомбёров» люфтваффе спугнули советские «ястребки», так что смертоносный груз упал в поле.
Мозырь тоже пытались бомбить – возвращавшиеся из пионерского лагеря дети то и дело было вынуждены «нырять» в лес из-за налётов.
А в Забережнице в первые дни войны проводили на фронт мужчин. Одним из первых был призван муж Олены Владимировны – Лукьян Зухта. А уже через несколько дней ей сообщили: «Ваш муж пропал без вести».
– Как он мог пропасть, если он был двухметровым великаном? – спорила Олена. – Его за версту видно было!
Но погиб ли Лукьян или попал в плен, так никто и не узнал.
Спустя неделю после начала войны вышла специальная директива Совета народных комиссаров СССР и ЦК ВКП (б) о разворачивании всенародной борьбы с врагом на оккупированной им территории, а 18 июля было принято специальное постановление «Об организации борьбы в тылу германских войск».
Через пять дней, на 23 июля 1941 года, в Мозыре было назначено заседание бюро Полесского обкома партии, на которое приехали секретари ЦК компартии Белоруссии Владимир Ванеев и Василий Власов.
На заседание был приглашён и Степан Барановский как человек, которому было поручено формирование одного из партизанских отрядов Лельчицкой бригады.
Степану понравились оба представителя: волевые, решительные, конкретные. Без суеты, но тщательно проработали мелкие детали создания партизанских бригад.
Но особое впечатление произвёл представитель одного первых белорусских партизанских отрядов «Красный Октябрь» Тихон Бумажков.
– Вначале нас собралось около восьмидесяти человек. Сразу же разбились на отделения, взводы и приступили к занятиям. Учились маскировке, умению владеть оружием, «чтению» топографических карт, сапёрному делу. Достали аммонал и заминировали мосты через Птичь, на берегу вырыли цепи окопов. Параллельно заготовили сотни бутылок с горючим, на случай прорыва танков.
Однажды разведка доложила: фашисты свернули с Варшавского шоссе, заняли Глуск и направляются в нашу сторону. К моменту их появления, 8 июля, группа наших бойцов с Тихоном Бумажковым подорвала мосты и из засады ударила по фашистам.
Тренировки не прошли даром – партизаны забрасывали танки бутылками с горючим, поливали авангардный отряд свинцом из винтовок и пулеметов. Во время боя гитлеровцы потеряли 15 танков, несколько десятков убитыми и были вынуждены развернуться и откатиться назад.
Так что, братья, могу засвидетельствовать – горят хвалёные немецкие танки, ничего они не могут против нас! Оголтелым гитлеровским бандитам не сломить нашего боевого духа. И не уйти фашистам от народной мести!
Эти слова потонули в рукоплесканиях.
А после совещания к Степану подошёл один из представителей партизанского движения:
– Вы товарищ Барановский? Хочу сообщить хорошую новость – к вам в отряд назначен Иван Магдыч. Очень молодой, но опытный подпольщик. До войны окончил спецшколу НКВД в Ленинграде. Отличный сапёр, а ещё бегло владеет немецким языком. Так что всегда пригодится. Знаете такого?
– Ивана-то? Конечно, знаю. А мне он рассказывал, что работал токарем на заводе.
– И токарем был, до спецшколы. Да вы не волнуйтесь, очень надёжный товарищ…
Только с 28 по 31 июля 1941 года в Лельчицком отряде было подготовлено 15 подрывников.
 
Буйновичи, Полесье. 20 ноября 1942 года
 
Гитлеровцы не чувствовали себя в Полесье хозяевами, даже несмотря на то, что часть отщепенцев пошли к ним на службу и из кожи вон лезли, чтобы выслужиться.
Партизаны, хотя и находились в лесах, но часто совершали вылазки, чтобы не давать спокойной жизни ни гитлеровцам, ни их прислужникам.
Забережница находилась в стороне от больших дорог, в неё вела только просёлочная дорога, но даже в небольшой, в 68 дворов, деревушке жил назначенный оккупантами староста, который должен был докладывать начальству о каждом появлении партизан или их связных.
Степан и его люди заглядывали в родную деревню чаще всего ночами, да и то нечасто. А за час до рассвета снова уходили в лес.
Барановский приходил после того, как заснут детишки, он не хотел, чтобы потом кто-то из них похвастался на улице, что приходил папка.
Куда чаще в отряде бывала Олена Владимировна. Она стирала бельё, готовила пищу, но тоже не могла оставаться дольше одного-двух дней, чтобы не вызывать подозрения у старосты.
Зато заневестившаяся Ганка уговаривала маму как можно чаще разрешать ей бегать на базу. Смекалистая Олена прекрасно понимала, каким мёдом «намазана» партизанская стоянка, – дочь всё больше тосковала об Иване, и он, кажется, был к ней неравнодушен.
– Смотри у меня, не принеси мне в подоле! – увещевала она Ганку. – Война на дворе закончится, тогда и крути амуры с Ванькой. А то не дай бог забеременеешь, и что тогда? Не убежать от фашистов с пузом-то!
В середине ноября 1942 года партизанский «телеграф» доложил, что в направлении Мозыря и Лельчиц движется огромная народная сила – соединение прославленного командира Сидора Ковпака.
Партизаны передвигаются скрытно, не ввязываются в бой, чтобы раньше времени не переполошить гитлеровцев. Вот и Мозырь решили обойти без единого выстрела.
А Буйновичи миновать неслышно не получилась. 19 ноября разведчики доложили, что в деревне гитлеровцы собрали несколько десятков тонн зерна, соль, овощи и приготовили всё это к вывозу в Германию.
Степана Барановского попросили подойти в штаб соединения Сидора Ковпака.
– Говорят, вы местный? – поинтересовался один из его заместителей.
– Я тут каждую тропку знаю, – подтвердил тот.
– Значит, пойдёте в наших первых рядах, покажете что к чему.
– На Буйновичи нужно нападать с умом, – заметил Степан. – Они хорошо укреплены – с каждой стороны по доту, крупнокалиберными пулемётами ведут кинжальный огонь. Так что много ребят можно положить.
– И что вы предлагаете?
– Эх, нам бы пушечку-другую. Хотя бы сорокапятку противотанковую.
– Таких пушек и на фронте ещё не очень много. Но у нас есть кое-что получше – 76-миллиметровые дивизионные пушки.
– Откуда? Неужели у немцев отбили?
– Как бы не так! Нам их с транспортников сбросили на Брянщине, когда мы в этот рейд собирались. Вы знаете расположение дотов?
– Конечно! Я могу их вашим артиллеристам на карте показать.
– Тем лучше. А ещё какие-то укрепления имеются?
– Да, управа бургомистра. Её с вышек с пулемётами охраняют.
– Вот заодно с дотами и покажете.
Пушки ударили одновременно по всем пяти целям. Гитлеровцы ничего не могли понять, однако сумели поджечь склады с зерном.
Но партизанский натиск был такой стремительный, что удалось организовать вынос зерна из горящих помещений. Всего было спасено около 45 тонн зерна, тонна соли, овощи.
Партизаны взяли 10 тонн зерна, а остальные съестные запасы Степан со своими людьми раздали по деревням местным жителям.
 Поучаствовал Степан и в операции «Лельчицкие Канны», когда вывел ковпаковцев к Лельчицам, где располагался внушительный гарнизон – более полутысячи гитлеровцев, полицаев и латышских коллаборационистов.
И здесь пушечки пригодились и спели «погребальную» песню для оккупантов. Из всех захватчиков только полусотня человек во главе с гебитскомиссаром успела выскочить, но две трети из них навечно остались в полесских лесах, уничтоженные партизанскими засадами.
А потом ковпаковцы задержались на месяц в селе Глушковичи. Это было самое счастливое время для Барановского. Каждый день слушали сводки Совинформбюро, распечатывали их в полевой типографии для того, чтобы раздать населению. Время было напряжённое, в полном разгаре шла Сталинградская битва, но партизаны твёрдо верили – твердыню на Волге гитлеровцам взять не под силу…
К весне следующего, 1943 года сразу 14 районов Белоруссии и Украины стали партизанской зоной, где действовала советская власть. Захватчики держали в городах и больших сёлах гарнизоны, но в лес сунуться боялись.

Полесье. 25 июня 1943 года

В январе 1943 года гитлеровцы начали подготовку к операции «Цитадель». Наша разведка сумела взломать секретные коды Третьего рейха, и уже 12 апреля на стол Иосифа Сталина лёг документ, в котором с немецкой педантичностью, по пунктам, были расписаны все детали предстоящего наступления.
Одним из подготовительных этапов стала зачистка белорусских лесов от партизанских отрядов – иметь вооружённую силу сопротивления в своём глубоком тылу гитлеровцы явно не хотели.
За Полесье отвечала 8-я кавалерийская дивизия СС, которой командовал бригаденфюрер СС (генерал-майор Ваффен СС) Вальтер Диттрих. В его распоряжении были три кавалерийских полка, артиллерийский полк, истребительно-противотанковый и разведывательный (танковый) батальоны и многое другое. Личный состав дивизии насчитывал от 12 до 15 тысяч человек.
И эта грозная армада двинулась в том числе и на Лельчицкий район.
Наступление началось 25 июня 1943 года.
Партизаны умело маневрировали в ставших родными лесах, сбивали фашистов со следа, заманивали их в болота, но силы были неравны.
Уже спустя несколько дней партизанский отряд Степана Барановского принял свой последний бой.

Забережница. Июль 1943 года

В этот день у Олены Владимировны было очень неспокойно на душе. Её тревожила постоянная канонада и грохот стрелковых боёв.
Вдруг в деревне появилась партизанская связная. Едва отдышавшись, она выпалила: «Фашисты разгромили наш отряд. Степан Владимирович с двумя братьями раненый был схвачен. Среди немцев я заметила старосту Забережницы. Наверняка он приведёт гитлеровцев сюда. Собирайте всех, кого можете, и бегите в лес».
Кликнув Ганку, мать поручила ей забежать к тем, чьи мужья, отцы и братья партизанили, а сама помчалась к Антониде.
У той, как на грех, трое малышей только заснули, а ещё двое от страха так уцепились за мамкин подол, что их невозможно было оторвать.
Здесь же она встретила свою 70-летнюю тётку Меланью.
– Беги, Оленка, а мы тут останемся. Не тронут же ироды малолетних ребят и старуху.
– Собирайтесь! – прикрикнула на них «старшая мама».
– Нет, мы никуда не побежим, – твёрдо сказала Антонида. – Не хочется ребят будить.
Спорить было некогда – гитлеровцы с полицаями могли нагрянуть в любую минуту.
Менее чем через четверть часа из леса раздался треск сухих сучьев, шум, и в деревне появились немцы. Полдюжины полицаев толкали воронёными стволами винтовок в спины всех троих Барановских.
Антонида, увидев окровавленного Степана, вскрикнула и бросилась было к нему.
Но один из полицаев с короткого размаха ударил её прикладом в грудь, и молодая женщина рухнула на землю.
– А, не успела сбежать, партизанское семя! – обрадовался староста, увидев её. – Значит, такая твоя судьба – помереть в один день с мужем и своим выводком.
Возле деревенского колодца полицаи быстро соорудили три виселицы. У Антониды отняли детей, а саму её связали. Причитания бабки Меланьи только раззадорили полицаев.
– Цыц, старая ведьма! – прикрикнул на неё на ломаном русском языке со страшным акцентом рослый рыжий детина. – Ещё слово скажешь – отрежу поганый твой язык!
Меланья приумолкла, но ненадолго. Увидев, что внучатых племянников подтащили к смолистой перекладине и накидывают верёвки, она не удержалась:
– Что ж вы делаете, ироды! Душегубы!
Детина молча подошёл к ней, вытащил большой тесак, пригнул сухонькую старушку к земле. На солнце сверкнула сталь, а из бабушкиного рта фонтаном брызнула кровь.
Убедившись, что все трое казнённых не подают признаков жизни, упыри из зондеркоманды срезали верёвки, а тела Барановских отправили в колодец.
– Попейте теперь водички, партизанское отродье, – веселился староста. – А сейчас, дорогие зрители, – обратился он к немногочисленным свидетелям казни, – вы увидите невероятное зрелище!
Упыри между тем вытащили на площадку перед колодцем всех пятерых детей Степана и Антониды. Малыши вопили от страха, цеплялись тонкими ручонками за ноги мучителей, а те только гоготали. Теперь они не говорили по-русски, а перешли на свой родной, состоящий из смеси украинских и польских слов язык.
Примкнули к винтовкам штык-ножи и шагнули к детям.
Первым делом выкололи малышам глаза, а потом кромсали горячей от крови сталью детские тела. Покончив с этим, они сбросили бездыханные растерзанные останки в колодец.
К тому времени Антонида уже обезумела от ужаса и острой материнской боли. Но на неё плеснули два ведра воды, вытащенной из колодца. Она была розовой от детской крови.
Над молодой женщиной издевались долго и изощрённо.
Наконец затихла и она.
После этого всех свидетелей расстреляли…
А из лесу за этими злодеяниями наблюдал подросток, который вскарабкался на дерево и занемел от леденящего кошмара.
Он почти невидящим взором механически следил за тем, как нелюди обходят хаты и поджигают их…
Уже в лесу, под вечер, беглецы увидели, как над лесом поднимаются языки пламени – то горела Забережница.

Бремен, Северо-Запад Германии. 5 июля 1944 год

Иван Магдыч чудом избежал гибели в том бою, когда был разгромлен отряд. Вместе со своими друзьями – Колей и Гришей – он отправился в разведку, чтобы пометить, где именно гитлеровцы возводят временные переправы, – обычные мосты с потоком эшелонов с техникой уже не справлялись. А часть боеприпасов приходилось переправлять по понтонам.
К партизанской базе они подошли затемно, и очень удивились, что их не встретил обычный для их повседневной жизни пикет. Насторожились. Решили подходить с трёх сторон, разбившись по одному.
Недалеко от штаба, на полянке, услышали гортанную немецкую речь. Фашисты оставили здесь небольшой отряд, но в лес не совались.
Иван с друзьями обошёл базу и решил пробиваться к соседнему отряду. Они и предположить не могли, насколько широкой была полоса наступления карателей.
Только спустя несколько недель они узнали о гибели отряда, о том, что Забережница почти полностью сожжена, но те, кто уцелел, вернулись на пожарище, вырыли землянки и готовятся к зиме.
Рассказала ему об этом Ганка, которая чудом его разыскала. На одной из лесных полянок в начале октября они и стали мужем и женой. Поклялись любить друг друга до гробовой доски.
По первому снегу решили заглянуть в родную деревню. Дом Магдычей стоял на отшибе, и огонь до него не добрался.
Мать очень обрадовалась Ивану, накормила его тем, что было дома, а спать предложила на чердаке.
– Если немцы сунутся, с него легче убежать.
Стук в дверь раздался на рассвете.
Иван выглянул в окошко и обомлел. Вокруг дома на белом снегу чернели шинели и бушлаты полицаев. Оказалось, что его случайно заметила дочь старосты и сразу сказала об этом отцу.
Утром оказалось, что это была не случайная облава. Практически всех жителей Забережницы погрузили на грузовики и отправили на станцию Мозырь, где формировался эшелон для отправки в Германию.
В пути Ганка и созналась Ивану, что ждёт от него ребёнка.
Их привезли в Бремен, где дороги влюбленных разошлись...
Будущей матери повезло чуть больше. Однажды симпатичную девушку отобрал для своего поместья пожилой бюргер. Для начала немка, которая варила нехитрые обеды для работников-узников, поставила перед ней алюминиевую тарелку с картофельными очистками и на ломаном русском языке приказала:
– Из этого нужно накормить восемь человек… Белорусские девушки могут приготовить из этого обед из трёх блюд – голь на выдумки хитра.
Немка с брезгливостью откусила кусочек оладушка, в который Ганка добавила брюкву.
– О, вкусно! – удивилась кухарка. – Я скажу хозяину, чтобы оставил тебя на кухне.
Этим Ганка и спаслась…
А 5 июля 1944 года она родила худенькую, но крепенькую девочку.
Вместе с Оленой Владимировной решили назвать малышку Тонечкой. Только не Антонидой, а просто Антониной. Чтобы не повторила горькую судьбу своей родственницы.
– И чтобы, когда вырастет, обязательно пятерых родила, – полупопросила, полуутвердила новоиспечённая бабушка.
Бои за Бремен продолжались две недели – с 13 по 26 апреля 1945 года. Город был занят англо-американскими войсками, но в концлагерь, куда временно переместили Олену Владимировну, её дочь, сына и внучку, первыми прибыли американцы. Уговаривали узников из Белоруссии отправиться за океан. В этом был свой резон – пережившие муки ада люди скорее дадут согласие пополнить рабочую силу в США.
Но гордая Олена оказалась непреклонной – едем на Родину.

Посёлок Кляйн-Гни, Калининградская область. Октябрь 1946 год

В середине 1946 года в Забережницу на имя Анны Зухты пришло письмо из проверочно-фильтрационного лагеря. Ганка вскрыла конверт и вспыхнула от радости. Листок не был исписан даже до половины, но это был почерк Ивана.
Он сообщал, что проходит проверку в данном лагере, что она через два-три месяца закончится, так что она может приехать к нему для того, чтобы повидаться.
Первый послевоенный год выдался невероятно тяжёлым. Неурожай не позволил жить вдосталь, голод стоял страшный. Жили они в той же самой землянке, которую оставили осенью 1943 года. Сырость и вечный холод не лучшим образом отражались на здоровье малышки Тонечки, она часто хворала.
Нужно было искать новой доли, куда-то перебираться. А тут приехали вербовщики из недавно образованной Калининградской области, сулят золотые горы. Но ехать туда Олена Владимировна побаивается, там же недобитые немцы, мало ли что… Вдруг обратно потребуют свои земли?
Обо всём этом Ганка скороговоркой выпалила при первой встрече с Иваном.
– Как ты думаешь, стоит ли ехать?
– Я думаю, ехать надо – хуже всё равно не будет. А как только меня выпустят – я к вам присоединюсь.
В середине октября вагон с переселенцами из Мозырского и Лельчицкого районов отправился в сторону Минска. Там к нему присоединили ещё несколько вагонов с такими же добровольными переселенцами, и эшелон отправился в самую молодую советскую область.
Ещё на станции отправления людям выдали продукты из расчёта на неделю – ехать было веселее. Несколько вагонов были предназначены для сельскохозяйственных животных – у кого-то были телята, поросята, куры, гуси, утки.
А всё богатство Олены Владимировны и Ганки были их дети – младший брат Ганки Иван и её дочь Тонечка.
– Ничего, – успокаивала молодую женщину мать. – Наживём ещё барахла. Скрынек не хватит, чтобы складывать.
Где-то под Каунасом эшелон обстреляли «лесные братья». Слава богу, никто не пострадал, отряды НКВД, охранявшие железную дорогу, быстро связали эту группу боем и рассеяли по лесу.
К исходу восьмых суток прибыли на станцию Кляйн-Гни.
– Станция Березань, кому надо – вылезай! – весело крикнул начальник эшелона. Здесь выгружаются представители Полесской области. Занимайте пустые дома и обживайтесь.
Станция была маленькая, но что сразу бросилось в глаза – большие часы, которые исправно показывали время.
– Вот это жила немчура, – с завистью произнёс кто-то. – Как вы говорите, эта станция называется?
Начальник повторил.
– Тьфу на это название, – заявила Олена Владимировна. – Язык сломаешь.
– Товарищи! – громко обратилась она к приезжим. – Никто не будет возражать, если мы назовём её Мозырем? Из Мозыря уехали, в Мозырь приехали!
Так в Калининградской области и появился посёлок Мозырь.
Вскоре к своей семье присоединился и Иван Магдыч. Помимо денег, им выдали главную кормилицу – корову. И зажили они бедно и счастливо.
Через некоторое время в семье Магдычей родился второй ребёнок, третий, четвёртый. Всего у них было восемь ребятишек. Да ещё шесть появилось у брата Ивана.
Через два десятка лет Олена Владимировна стала четырнадцатикратной бабушкой.

Забережница. Июль 1953 года

В десятую годовщину со дня партизанской трагедии бабушка взяла свою старшую внучку Тонечку и отправилась в Забережницу. Первым делом привела её к деревенскому колодцу, где каратели расправились с местными жителями. Простояли здесь часа два.
Девочка с замиранием сердца слушала ужасную историю, а потом спросила:
– Меня в честь тёти Тони назвали?
– Да, деточка, – подтвердила Олена Владимировна.
В Забережнице остался жить один из двоюродных братьев Анны Лукьяновны – дядя Йося. Родня встретила гостей хлебосольно. А Тонечка смеялась, слыша белорусскую речь – в их семье все разговаривали только по-русски.
С той поры бабушка обязательно каждый год брала кого-то из внуков и привозила в Забережницу, к сакральному колодцу.
Так продолжалось до самой её смерти…

Посёлок Зори, Калининградская область. 5 июля 2024 года

Нет уже на свете ни Олены Владимировны, ни Анны Лукьяновны.
Тонечка давно повзрослела и выполнила наказ покойной бабушки – родила пятерых детей. Вот только внуков у неё в два раза меньше, чем у старейшины рода. Было семь, осталось шесть. 27-летний внук Сергей Степанчук, капитан-пограничник, погиб на иранско-армянской границе, отражая вооружённый налёт группы наркоторговцев. И одного из сыновей, Олега, инспектора автоинспекции, доконала травма, полученная при исполнении служебных обязанностей.
3 июля 2024 года Республика Беларусь отметила 80-ю годовщину независимости, а спустя два дня такую же дату отпраздновала и Антонина Ивановна, теперь Чечулинская.
Её младший сын Володя сражается в зоне специальной военной операции.
На юбилей к матери приехал и радостно сообщил, что его представили к Георгиевскому кресту, представление уже прошло все инстанции и через некоторое время он станет орденоносцем.
Жизнь продолжается…

______________________________________


КТО АВТОР?

ЭТИХ «ДЕВОЧЕК-ХВОРОСТИНОЧЕК» БЕРЕГИТЕ
Посвящается медсестре Марии Тарасовой

Конечно, не все девушки, воевавшие тогда, совершали подвиги на передовой, но где бы они ни находились, старались делать своё дело профессионально и с полной отдачей сил. Вот что мне рассказала участница Великой Отечественной войны Мария Тарасова, дважды встречавшаяся с Г.К. Жуковым.
Она служила в частях Первого Белорусского фронта. В 1944 году их госпиталь находился в городе Брест-Литовск. Неожиданно трёх медсестёр, в том числе и Марию, вызвал к себе начальник госпиталя полковник Левин и приказал оказать медицинскую помощь командующему Первым Белорусским фронтом генералу Жукову. Оказывается, он застудил поясницу, и ему был нужен массаж. Для того чтобы всё правильно сделали, с девушками послали старшую медсестру Анну Таран, которая руководила процедурой.
Тарасова вспоминала:
– Я всегда боюсь начальства, а тут сам командующий приезжает! Руки у меня дрожали, думала, что не смогу. Но Георгию Константиновичу нравилось, как мы ему массаж делали: руки у нас были лёгкие. Он время от времени приговаривал: «Хорошо, ой, хорошо!».
После массажа он стал нас хвалить: «Вас, дети, я буду всегда помнить. У вас ручки золотые. Будьте всегда добрыми и здоровыми!» А нашему руководству сказал: «Вы этих «девочек-хворостиночек» берегите. На таких вся надежда России».
– Эту встречу я буду помнить всегда, – сказала мне Мария Андриановна, – потому что Жуков был добрый, как отец. Спрашивал, как нас кормят, как одевают, как к нам относятся солдаты. На все вопросы мы отвечали только «хорошо» и «не жалуемся».
Прошло немного времени, и мне вновь пришлось оказать ему помощь. Это было в Польше, в этот раз мы лечили его от радикулита в городе Лодзь. Меня опять вызвали к начальству и сказали:
– Иди, он спрашивает, где эта «хворостиночка» Маша, она мне тогда помогла.
На этот раз я уже не боялась. И опять он нас похвалил. Командующий на всех нас произвёл большое впечатление. Наверное, поэтому моя самая любимая награда – медаль маршала Георгия Константиновича Жукова. Я её всегда надеваю.
Я решил узнать у Марии Андриановны, как она оказалась на фронте, где воевала?
Её история хотя и не оказалась исключительной, но во всей полноте показала ту меру героизма и ответственности при исполнении своего воинского долга, беззаветного служения своему народу и стране. Её и таких, как она, можно смело называть героями.
В 1942 году Мария окончила медицинское училище в Липецке и, став медицинской сестрой, в семнадцать с половиной лет попала на фронт. На Курской дуге шли ожесточённые бои, было много раненых, особенно с тяжёлыми ранениями. Врачи и медсестры полковой медсанчасти одиннадцатого стрелкового полка оказывали им первую помощь и отправляли в госпиталь. От постоянных марш-бросков и от перенапряжения у неё отказали ноги. С диагнозом «глубокий тромбофлебит» она попала в 282-й эвакогоспиталь. Когда её подлечили, оставили служить в этом госпитале медсестрой.
В то время Мария весила всего сорок три килограмма, её рост был сто пятьдесят пять сантиметров, но девушка старалась переносить все трудности военного времени наравне с другими. Вот уж поистине, «девочки-тростиночки» делали то, что не каждому мужчине было под силу.
Войну Мария Тарасова закончила в Германии. В 1946 году вернулась домой.
– Раньше, когда была молодая, не думала о том, чем всё это кончится, – с грустной улыбкой продолжала свой рассказ бывшая медсестра. – После войны мои ноги стали снова отказывать. Мне дали вторую группу инвалидности. К тромбофлебиту прибавились гипертония и ишемическая болезнь, но… Я была оптимисткой на фронте и остаюсь до сих пор. Главное, если тебя просто помнят.
 
___________________________________________

Бойко Николай
Командир бесстрашной батареи

В 2024 году исполняется 80 лет со дня полного освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Свою родную землю освобождал и Андрей Яковлевич Ворончук. Родился он 15 июня 1915 года в деревне Горваль Речицкого района Гомельской области. В 1932 году окончил Речицкое педагогическое училище. В Вооружённых Силах с 1938 года. В послевоенные годы жил в Киеве.
Годы, годы бегут, как быстротекущая река. Но ничто не забыто, никто не забыт. И как живые предстают перед нами герои, павшие за свободу и независимость нашей Родины. Слава солдата, добытая в бою, прочна и крепка, как и сама память. Память о Великой Отечественной войне, о её героях и их подвигах будет жить вечно в сердцах людей…
Не о славе думал молодой учитель Ворончук, уходя добровольцем служить в армию в 1938 году. У молодежи был патриотический порыв – быть полезным Родине, встать на защиту своего Отечества. Верили в светлое будущее, и эта вера, звала на подвиг. Он первый в Речицком районе получил значок «Ворошиловский стрелок», а этот знак очень высоко ценился. И не зря его приветствовали аплодисментами делегаты конференции учителей, которая проходила в Речице.
Здесь, в Речице, он ещё не знал, что ему предстоит умереть и вновь воскреснуть, что ему будет присвоено звание Героя Советского Союза.
В 1938 году он был направлен в Куйбышев, в артиллерийскую школу. Потом было участие в боях на реке Халхин-Гол. В 1942 году окончил курсы младших лейтенантов.
Шла жестокая борьба с коварным врагом и уже офицер Ворончук находится в гуще военных событий. На смертный бой с оккупантами шли наши доблестные войска. Батарея 236-го стрелкового полка (106 стрелковой дивизии, 65-й армии Центрального фронта), которой командовал лейтенант Ворончук в битве за Днепр 15 – 17 октября 1943 года содействовала форсированию реки в районе поселка городского типа Лоев Гомельской области.
Батарея, получив приказ, не задерживаясь, с ходу, вместе с пехотой, должна была форсировать Днепр, захватить на западном берегу плацдарм и удерживать его до прихода основных сил.
Река, тускло мерцая, тревожно синела в редком и клочковатом тумане. Днепр, казалось, застыл в ожидании чего-то неведомого, притаился, насторожился.
На рассвете бойцы вкатили орудия на самодельные плоты – началась переправа.
Переправившись, воины гранатами выбивали фашистов из окопов. Трое суток отбивали батарейцы яростные атаки танков и пехоты, пока не подошли главные силы.
Андрей Ворончук был ранен, но не покинул поле боя. В одной из горячих стычек с врагом любимого командира прикрыл собою сержант Турашев. Сражение продолжалось, накал боя нарастал. Командир батареи поразил гранатой гусеницу вражеского танка – он завертелся на месте, раздался оглушительный взрыв. На том месте, где недавно еще находился офицер Ворончук, зияла огромная воронка…
Газета «Красное знамя» за 1943 год писала: «Хоть офицер и погиб и не дошёл до родного села, но дойдут его боевые товарищи. С ними будет незримо идти в бой Герой Ворончук, его любовь к Родине и ненависть к врагам. Освободить родное село Ворончука – это наш долг!».
А газета «Правда» за 25 октября 1943 года сообщала: «Батарея Ворончука отразила контратаку двух батальонов и обеспечила нашим бойцам успешное продвижение вперед».
30 октября 1943 года Андрею Ворончуку было присвоено звание Героя Советского Союза.
Действительно, не зря еще на Курской дуге эта батарея за стойкость и мужество называлась бесстрашной.
Много слез выплакали родные, получив зловещую похоронку. Но, к счастью, и на войне случаются чудеса. Командир батареи остался жив. После боя его, контуженного и заваленного землей, отыскали санитары. Андрей Яковлевич по этому случаю говорил: «Родная земля не дала погибнуть, оттянула весь угар, и я остался жив…».
Когда он приехал в родное село, то просто его не увидел – оно было сожжено. Люди подсказали, где живут родные. Опять были слёзы, но это уже слёзы радости. А как же, ведь сын приехал, живой, да к тому же ещё Герой!
Андрей узнал, что многих земляков фашистские изуверы сожгли в клубе, узнал также, что все родственники – кто на фронте, а кто в партизанских отрядах – сражались за Родину. Воевали с врагом и многие ученики Ворончука.
Андрей любил земляков, любил эту землю. И земля, которая его взрастила, защитила от гибели, дала ему встречу с будущей женой Ольгой.
Ольга Фоминична об этом говорила: «Встретились мы случайно. Наша авиационная дивизия базировалась в Речице. Я была метеорологом, давала сводки погоды нашим летчикам, а Андрей пришёл, чтобы решить вопрос переезда родителей в Речицу, так как село было сожжено. В это время я была дежурной, смотрю, прибыл офицер, представился Герой Советского Союза старший лейтенант Ворончук. Вот так мы и познакомились».
Война продолжалась, и наш Герой пошел дальше со своими батарейцами дорогами войны. Под Вислой Ворончук был тяжело ранен. После длительного лечения, поступил в военную академию имени М.В. Фрунзе. С ним вместе учились прославленные воины, среди них трижды Герой Советского Союза легендарный летчик Александр Покрышкин. «Он был любимцем всех слушателей, мы гордились дружбою с ним», – вспоминал Андрей Яковлевич.
После академии офицер Ворончук проходил службу на различных должностях и везде он показывал образец служения Родине.
После увольнения в запас Андрей Яковлевич продолжил свою педагогическую деятельность. Заочно закончил географический факультет Киевского университета имени Т. Г. Шевченко. 25 лет был директором школы и одновременно преподавал географию.
Андрей Яковлевич говорил: «Всегда мечтал о том, чтобы повториться в своих учениках, а когда они превосходят по своим достижениям, то иного счастья мне не надо…»
Беларусь помнит своих освободителей. 6 сентября 2013 года в городе Речица в парке Победы открылась Аллея в честь Героев Советского Союза. Среди 15 мраморных плит с портретами Героев, уроженцев Речицкого района и Героев, захороненных в районе, есть и памятная плита Героя Советского Союза Андрея Яковлевича Ворончука. Решением Речицкого районного Совета депутатов №45 от 27 февраля 2015 года одной из улиц города присвоено имя Андрея Яковлевича Ворончука.
P.S. 21 января 2007 года на 92 году жизни Герой Советского Союза полковник Ворончук Андрей Яковлевич, скончался. Похоронен на Зверенецком кладбище в Киеве.
 
_________________________________________


Бестудева Татьяна
 
Отобранное детство

Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают…
Отрывок из письма Кати Сусаниной


Одним из июльских дней мы с подругой приехали в Красный Берег к мемориалу. Стояла аномальная жара, было душно, светило палящее солнце, а вдалеке мелькали маленькие красивые деревья. Как оказалось позже, это были яблоньки, которые очень изящно вписывались в окружающий пейзаж. По пути сюда я задавалась вопросом: «Почему агрогородок назвали именно Красный Берег?» Никакой красноты я в этом месте не обнаружила. Всё оказалось просто: название родилось от необыкновенного сада с китайскими яблонями, которые цвели красными цветами и давали урожай – красные яблоки.
Когда я приблизилась к комплексу, меня поразило ярко-голубое чистое небо с плывущими белыми пушистыми облаками, которое отражало белизну мемориала. Смотря ввысь, я ещё больше поняла смысл фразы: «Мирное небо над головой».
Стояла тишина, лишь, покачиваясь от ветра, шумели деревья. От увиденного я замерла, даже потеряла счёт времени, грань между прошлым и настоящим стёрлась. В голове не укладывалось, что именно в этом красивом месте находился один из пятнадцати детских концлагерей, что именно здесь закончилось детство 1990 детей-узников, что именно здесь брали кровь у ребятишек для немецких солдат и офицеров. А кто выживал — отправляли на каторжные работы в Германию. Сердце разрывалось на части. Только вдумайтесь в это число: 1990 маленьких сердечек остановилось...
Но мои мысли перебили слова подруги:
– Пошли дальше, что стоишь?
Сегодня Ольга взяла на себя роль гида по этой местности, она уже несколько раз побывала здесь, и ей хотелось, чтобы и я всё это увидела своими глазами. Спускаясь по белоснежным ступенькам, ты попадаешь в другое измерение: просторная аллея, вокруг которой цветут разноцветные цветы и стоят миниатюрные яблоньки; тихо, мирно, нет оружия, нет выстрелов, нет немецких солдат с злобными собаками, нет детского страха и плача… только пустота и боль, проходящая через клеточки твоей души…
Нас встретила скульптура худощавой девочки-подростка с коротко остриженными волосами, стоявшей на камешках красного цвета с поднятыми вверх тонюсенькими руками, как будто она от чего-то загораживалась. Её лицо отражало боль, страх, беспомощность, около ног лежали мягкие игрушки и цветы. Даже страшно подумать, что тут происходило на самом деле.
– Скульптура девочки, стоящей одной посреди площади – это все погибшие дети, – начала рассказ Оля, – многие люди в память о них приносят сюда игрушки и цветы. Камешки красного цвета, на которых стоит девочка, символизируют кровь детей. Детей везли не в лагерь, а на территорию бывшего помещичьего имения. В усадьбе магнатов Гатовских и Козел-Поклевских работал немецкий госпиталь. Позже открылся ещё и сборный пункт для детей, а это место было выбрано для мемориала.
«Если бы я знала, что можно приносить игрушки, я бы обязательно взяла с собой», – подумала я.
– Детей брали в возрасте от восьми до четырнадцати лет, – продолжала рассказ Ольга, – считалось, что в этот период – самая чистая кровь. Большая часть детей были полными донорами.
– Наверное, самое страшное во время войны для матери было, когда у неё забирали её дитя, а она не могла ничего сделать, зная, что никогда больше не увидит его живым, – я перебила рассказ моей спутницы, внимательней разглядывая фигуру девочки.
Ольга прокомментировала:
– Детишки, попадавшие в этот лагерь после бани, проходили медицинское обследование, им выдавались бирки с группой крови, затем детей загоняли в зал: в порядке очереди их группами уводили в специально оборудованные комнаты, клали на столы под наклоном и просовывали детские ручки в отверстия в стене. Если кровь забирали полностью, то тела сжигали.
– Я где-то читала, что лучше всего подходит кровь первой группы с отрицательным резус-фактором, она универсальная, так сказать, для всех. И немецкие солдаты в основном забирали девочек-подростков, так как считали, что именно они обладают этой группой крови, – вспомнила я.
Пройдя немного, я заметила, что белоснежная плитка становится серой. Спутница спросила:
– Что ты видишь?
Я не сразу обратила внимание на мемориальную композицию, потому что витала в своих раздумьях об услышанном.
– Красную линию из гранита, растекающуюся по плитке ручейком, – ответила я.
– Ручеек, который ты видишь – поток тёмно-красной крови. «Луч Памяти», проходящий через пустой класс, – единственное тёмное пятно в этом мемориале, – приятельница на мгновение замолчала.
И вправду, когда я подняла взгляд, то увидела белые большие прямоугольники, похожие на наши школьные парты, стоящие в три ряда, учительский стол, а в конце – классную доску, на которой что-то было написано.
– В классе двадцать одна парта на сорок два ученика, – продолжила рассказ моя собеседница, – но уже никто никогда не сядет за эти парты, никто из тех 1990 детей-узников концлагеря...
Стояла такая тишина, что, когда мы проходили мимо пустых белоснежных парт, слышались только наши шаги, звук которых уносился безвозвратно вдаль. Мы остановились напротив школьной доски.
– Прочти, что там написано, – сказала Ольга и отошла в сторону, оставив меня одну.
Я начала изучать текст. От прочитанного подступал к горлу ком, на мои глаза наворачивались слёзы, передо мной стали возникать образы: измученная девочка, хлев, дворник, горничная…

Март, 12, Лиозно, 1943 год.
Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи.
Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя священная просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернёшься, маму не ищи. Её расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил её плёткой по лицу, мама не стерпела и гордо сказала, вот её последние слова: «Вы не запугаете меня битьём. Я уверена, что муж вернётся назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон!» И офицер выстрелил маме в рот...
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет. И если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идёт кровь — у меня отбили лёгкие. А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл патефон, подруги поздравляли меня с днём рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало – платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, – и солёные слёзы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю бельё, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» – так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», – сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плёткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасёт меня от жестокого битья.
Письмо уберу под выдв (неразборчиво)
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина...
Моё сердце верит: письмо дойдёт.

Сколько мужества, храбрости, веры и стойкости было у этой хрупкой девочки, сколько физической и моральной боли пришлось ей перенести!
Когда я отошла от доски, Оля заговорила:
– На доске предсмертное письмо пятнадцатилетней Кати Сусаниной своему отцу Петру Сусанину, воевавшему на фронте. Письмо так до него и не дошло. Катя была в рабстве у зажиточного важного оккупанта, который сильно издевался над ней. Письмо нашли, разбирая кирпичную кладку разрушенной печи в одном из домов в городском посёлке Лиозно.
Заглянув за классную доску, я увидела карту нашей страны с обозначением лагерей детской смерти, откуда тысячи детей не вернулись в родные дома к своим близким людям. Родные наверняка даже и не знали, где искать своего ребёнка, куда его увезли. Как же становится страшно от того, что ты не сможешь спрятать его нигде в доме, потому что проведут обыск и всё равно найдут и заберут.
– Здесь отображено шестнадцать донорских лагерей, – уточнила землячка. – Посмотри, как в солнечных лучах отражается мемориал. По задумке архитектора, – продолжила она, – центром композиции является «Площадь Солнца», от которой в разные стороны расходятся аллеи в виде лучей и проходят через весь мемориал. Про один такой – «Луч Памяти» чёрного цвета, проходящий через пустой класс, – я уже тебе рассказала.
– Действительно, этот луч очень выделяется на фоне солнечной площадки: такой серый, пустой и безжизненный, – подчеркнула я, показывая, что внимательно слушаю её. – Я думала, что это просто аллеи, которые ведут в яблоневый сад, и можно выйти из мемориала другой дорогой. Теперь я чётко вижу, что круглая площадь с отходящими от неё в разные стороны жёлтыми тропинками-лучиками олицетворяет солнце.
Обернувшись, мы увидели, как к нам навстречу плывёт белоснежный бумажный кораблик, который стоит на сером Луче. Помню, в детстве мы складывали такие кораблики из газет и отправляли их в дальнее плавание. На парусах кораблика с обеих сторон написаны имена детей из лагерных документов. Честно, я даже стала почему-то искать на паруснике собственное имя. Читая эти имена, понимаешь, что нет предела человеческой жестокости. Как можно загубить столько невинных, чистых детских душ?!
– Белый парусник символизирует детские мечты, надежду, которым не суждено сбыться, – с грустью заметила Ольга.
За парусником на «Площади Солнца» расположены белые стелы, в которых были вмонтированы разноцветные детские рисунки в виде витражей. Рисунки яркие, и так переливались на солнышке, что их блеск отражался по всей площади. Мне эти картинки очень напомнили фрески.
– Рисунки, которые ты видишь, похожи на те, что рисовали дети в концлагерях. Сами рисунки были выполнены в 1946 году детьми минского Дворца пионеров, – рассматривая со мной рисунки, уточнила соседка.
Проходя между рисунками, я ощутила, как невольно в голове стали мелькать образы маленьких беззащитных детей.
– Представляешь, Оля, – начала я свои мысли вслух, – насколько всё-таки дети отличаются от взрослых! Посмотри, как в это непростое, ужасное время они воспринимали мир вокруг себя! Мечтали о доме, мечтали увидеть маму, папу, братика, сестричку, погонять мяч на улице или поиграть со своими друзьями… Как красочно они видели мир, передавая его в своих детских рисунках.
В одном из витражей я увидела лошадку и сразу вспомнила своё детство: у меня была похожая пластмассовая лошадка на колёсиках, и мы с братом любили на ней кататься. Жаль, что на этой витражной лошадке уже никто и никогда из этих детей не покатается.
Обернувшись лицом к выходу мемориала, я произнесла:
– Как горько и ужасно осознавать, что наши дети были для кого-то всего лишь расходным материалом, а они, как и все, хотели жить и мечтали. За что так несправедливо у них отобрали детство?
Мы пошли к выходу молча, проходя ещё раз через весь комплекс (парусник, школьная доска с письмом Кати, пустой класс, скульптура девочки, цветы, игрушки…). Было тихо, только вдалеке слышался шум яблоневого сада…
Душераздирающее место. До этого дня, к моему стыду, я не знала о его существовании. Это поездка навсегда останется в моей памяти и в моем сердце, не зря этот уголок называют ещё «Детская Хатынь». Вы уезжаете отсюда совсем другим человеком. Ведь «трагедии», происходящие в нашей жизни сегодня, на фоне тех, что совершились в то время, по сути, ничтожны. Сколько не пересматривай фотографий, не перечитывай статей про этот комплекс, всё равно не поймёшь, не ощутишь ужаса, царившего там. Кажется, что сама местность впитала детские страх, боль, слёзы... Это тот случай, когда только личная встреча с мрачным прошлым расставит всё на свои места.
 
P.S. Мемориальный комплекс «Детям, погибшим в Великой Отечественной войне» расположен в агрогородке Красный Берег Гомельской области, рядом с дворцово-парковым комплексом Козел-Поклевских (усадьбой Гатовского).
 
___________________________________________

Станислав Вишневский
Срочно нужна связь!

Очерк

Январь тысяча девятьсот сорок второго.
Брянщина. Оккупация.
В сельской семилетней школе села Смотрова Буда идёт урок немецкого языка. Молоденькая учительница двадцати четырёх лет пишет на доске слова на чужом языке. Открывается дверь, входит немецкий офицер и садится на заднюю парту. Ольга продолжает вести занятие.
Звенит звонок. Дети тихо выходят из класса. Немец поднимается с парты, подходит к доске, берёт мел и с презрительным видом исправляет ошибки. Быстро, очень громко бросает какое-то слово и выходит из класса. До неё доходит смысл сказанного. Она, оказывается, «швайн». Она, Ольга Ефименко, – свинья! Дрожат руки и ноги. Перед глазами плывёт лицо мужа. Они работали вместе в сельской школе: он – директором, она – учителем, потом завучем. Жили в любви и уважении друг к другу.
Её муж добровольно отправился на фронт. Михаил – командир танка – погиб в первые дни войны под Нарвой. Погиб!.. Грудной малыш, их любимый сынок, умер. Умер от воспаления лёгких. Лекарств не было. Не спасла.
Одиночество пугало. Пришлось из села Шеверды, что в Мглинском районе, где они так счастливо жили до войны с мужем, перебраться к матери, в Клинцовский район…
Страх, растерянность, ненависть – всё смешалось в её сознании. Она сжала голову руками. И только единственная мысль вывела её из оцепенения – «В партизаны!» Могла ли она тогда, маленькая, хрупкая, придавленная горем, подумать, что закончит войну с орденами и медалями? У неё на груди будут красоваться орден Отечественной войны II степени, два ордена Красной звезды, медали «За Отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне в 1941-1945 гг.».  Кроме того, она получит шесть благодарностей Верховного Главнокомандующего, Маршала Советского Союза товарища Сталина, за отличные боевые действия при освобождении городов: Волковыск, Бобруйск, Белосток, а также благодарность за овладением городом Браунсберг (ныне г. Бранёво, Польша). Получит благодарность как участник боёв за разгром Восточно-Прусской группировки и благодарность как участник боёв за разгром группировки Юго-Восточной Берлина.
А сейчас… А сейчас – сжатые кулаки и ненависть…
Не прошло и месяца с той зловещей встречи с немецким офицером в школе, как она оказалась в партизанском отряде «За Родину», который действовал на территории Клинцы – Унеча – Брянск.
Хрупкая, похожая на подростка, она стала разведчицей.  Ходила по дорогам, деревушкам, сёлам и городкам. Немцы мало обращали внимания на обычную деревенскую девчонку. Она добывала информацию для партизан, и в результате вражеские поезда летели под откос, колонны машин и мотоциклистов попадали в засаду. И так полтора года.
24 июля 1943 года отряд соединился с частями Красной Армии. Её сразу определили в роту автоматчиков. В первых же боях она показала, на что способна. Её заметили, присвоили звание ефрейтора и перевели в роту связи в/ч 37656. Ох, и нелёгкая это была работа! Всегда должна быть связь! Всегда! Умри, но дай связь, связь, связь! От неё, связи, зависели сотни жизней. Это ниточка от штаба до передней траншеи – на земле, где свистят шальные пули и бьёт вражеская артиллерия. Погибло много друзей-связистов, очень много…
Но ей везло. Однажды с подругой Аней они шли по ржаному полю. За спиной – катушка с проводом, 25 килограммов, а в руках – автоматы. Шли и вдруг наткнулись на шестерых фрицев, которые сидели, сняв сапоги, на вытоптанной поляне во ржи. Те отдыхали. Девчатам повезло, автоматы немцев лежали на земле. Закричав «Хенде хох!», дав очередь над головами фашистов, девушки стали орать, что было силы: «Петя, Ваня, Саша, окружай, они здесь!». Один из немцев понял, что что-то не так, потянулся к автомату, но это было последнее движение в его жизни. Короткая очередь оставила его лежать там навсегда. Другие послушно подняли руки и под конвоем молоденьких девчонок были доставлены в часть.
К огромному сожалению, Аня вскоре попала в плен. Когда наши вышвырнули немцев из села, то возле какой-то хаты бойцы нашли её тело с вырезанной звездой на груди...
Оля стояла рядом с погибшей подругой. Потом – длинная очередь в небо. Побелевшие Олины пальцы с такой силой сжимали автомат, словно хотели передать ему всю свою ненависть: пусть свинцовый дождь обрушится на головы всех проклятых захватчиков!
Много было потерь, но те, кто был на стороне жизни и справедливости, шли вперёд, зная, что не все дойдут до победы. Смерть страшна… Но они шли, шли упорно, понимая: если погибнут, то другие бойцы подхватят знамя и дойдут. Маленькие, случайно сохранившиеся листки дневника дают возможность понять, что чувствовала хрупкая девушка, готовая умереть, только бы не попасть в руки врага.
В этот день смерть так и не достала её. А таких дней было множество. Вот одна из записей в личном дневнике: «25 декабря 1943г. Двинуться нельзя… Снаряд пролетел над моей головой, а вслед ему – второй, третий. Смерть расставила свои железные когти. Ух! Какое создаётся неприятное ощущение, когда смотришь ей в глаза. Я не выдерживаю её взгляда и мгновенно бросаюсь на землю. Слышу оглушительные взрывы снарядов, свист осколков, перелетающих через меня. Что-то ударило в руку, это отлетевший кусок земли вывел меня из оцепенения и заставил понять, что нужно воспользоваться воронкой, находящейся метрах в трёх от меня. Лежу… Разрывы снарядов, свист осколков, треск разрывных пуль. Смерть неизбежна. Жду её каждое мгновение. Всплыли образы сынишки, мужа, малышей-племянников, отца которых убили эти кровожадные гады. Мне кажется, того, что я сделала, совсем недостаточно. Хочется сделать ещё что-то, чтобы отомстить им! Вскакиваю… Дым, град осколков. Вдруг слышу немецкий лепет. Наступают, гады! Несколько наших солдат бросились бежать. Невольно вырвался крик «Вернитесь, трусы!», но его заглушил взрыв снаряда, попавший в толпу бегущих, откуда послышались стоны раненых. Эти крики заставили забыть всё. Я вспомнила про индивидуальные пакеты, захваченные для телефонистов. Подползла к раненым, перевязывала одного за другим. Немцы совсем близко, но сейчас мне не страшно, ведь у меня оружие раненых. Знаю, живой к ним не попадусь. Вдруг крики: «Убило, убило майора Касьянова!» Отчаяние, жажда мести охватили всё существо. Бросаюсь к винтовке убитого солдата. Заряжена! Начинаю бессознательно палить в сторону противника. А вражеские снаряды и мины летят друг за другом. По земле стелется дымное облако, смешанное со свинцом и грязью. Идти некуда, но ненависть к врагу, любовь к своим бойцам преодолевает страх. Быстро переползаю к стонущим. Но увы! Пакетов моих не хватило: было всего пятнадцать. Вижу, кто-то барахтается. Это наш телефонист, контужен, ничего не понимает, мечется из стороны в сторону. Я хочу увести его подальше от противника в траншею, но слышу десятки голосов, умоляющих о помощи… Вижу глаза, устремлённые на меня. Голубые милые детские глаза. Сердце сжалось от боли. Разве можно оставить его? Нет! Погибать – так вместе! Беру и его с собой, он ранен в обе ноги. Тащу обоих. Вот наши траншеи.
Бойцы остановились, приняли твёрдое решение: не пропустить немца ни на шаг. Оружие отказывает, всё в песке, кругом грязь и слякоть. Но стоило было крикнуть дружно русское «Ура!» и выпустить несколько дисков из автомата, как вся эта шайка фрицев, поджав хвосты и опустив головы, ринулась стремительно назад. Мы спасены! Снова улыбнулась жизнь!»
В газете «Путь Ленина» Красногорского райкома КПСС и районного Совета народных депутатов от 23 февраля 1984 года была напечатана статья П. Курсова, гвардии полковника в отставке, бывшего начальника штаба 129-й Орловской стрелковой дивизии, «Ну и девушка!». Предыстория появления этой статьи такова. Павел Ильич Курсов встретился со своим бывшим сослуживцем, Василием Григорьевичем Фуровым, бывшим комиссаром штаба полка. Однополчанин заговорил о молоденькой, небольшого роста, связистке: «Помнишь, Павел Ильич, у нас в 457-м полку была такая бесстрашная боевая девушка, которая отличилась в боях за плацдарм на реке Друть? Тогда даже бывалые солдаты восхищались её подвигом и лестно отзывались: «Ну и девушка!» Боевые друзья разговорились и решили, что о подвиге Ольги Ефименко стоит рассказать людям – и начальник штаба написал о ней в газету.
Автор статьи вспоминает: «В конце февраля 1944 года северо-западнее белорусского города Рогачёв нашей дивизии удалось с ходу форсировать реку Друть и захватить небольшой плацдарм на её западном берегу с населённым пунктом Большая Коноплица. Развернулись тяжёлые бои, которые длились днём и ночью в течение двух недель. Фашисты прилагали все усилия, чтобы сбросить нас в реку. Они с танками, в сопровождении артиллерийско-миномётного огня ходили в контратаки.
Оборонявшие плацдарм части 129 и 323-й стрелковых дивизий 40-го корпуса стойко и мужественно приняли на себя удар противника. В итоге этой операции был ликвидирован Жлобинский плацдарм противника, а, с захватом города Рогачёва нашими войсками, фашисты лишились и железной дороги на Могилёв. Наши же войска получили хорошую возможность для последующего наступления.
В боевых условиях телефонный кабель непрерывно рвался. В памятный день первого марта Ольга Ефименко с бывалым воином Маляковым получила задачу: устранить повреждения и наладить телефонную связь со вторым батальоном. Задача была выполнена, но фашисты начали новую атаку…»
Вот как об этом пишет в своей записной книжке сама Ольга: «Опушка леса и переправа через реку всё время обстреливаются артогнём и через каждые пятнадцать минут подвергаются бомбёжке. Землянка моя танцует плясовую русскую. Нитка рвётся 10-метровыми клочьями, свивается кольцами и вместе с землёй и снегом отлетает в сторону. Не успеваешь связать с одной стороны, как уже она порвана – с другой. Перебегая от одной воронки до другой, добрались до батальона, линию исправила. По траншее мы перешли правее, где передохнули сутки. Со мной Маляков, один из честнейших и добрейших телефонистов, орденоносец. Самый близкий товарищ из взвода, с ним и воевать и погибать не страшно.
Второе марта. Ночь. Темно. Река изрешечена снарядами и минами, это всё замедляет налаживание нитки, которая беспрерывно рвётся. Полшестого, Маляков на линии. Через тридцать минут наступление…
Нитка!.. Который раз! С полком связи нет. Это невозможно! Убегаю сама. В реке что-то барахтается. Это лошадь с боеприпасами провалилась в прорубь, а подвода зацепила провод и порвала его. Связь восстановили, добрались до блиндажа комбата… Не успели прийти в себя, фашисты начали новую атаку. Выскочив из блиндажа вместе со всеми, встретили немцев шквальным огнём. Рядом взорвался снаряд. Меня с напарником отбросило в сторону, присыпав землёй, оба потеряли сознание.
Придя в себя, обнаружили, что остались одни. Наш батальон немцы потеснили на несколько сот метров. Мы оказались на нейтральной полосе. Над головой свистели пули, все ещё шёл бой. Постепенно всё затихло. Маляков медленно поднял шапку, надетую на приклад, она сразу же была пробита пулей снайпера. Тогда я сказала, что наша задача экономно расходовать патроны и гранаты и продержаться до темноты. Шёл мокрый снег. Грязь, сырость. Немцы поняли, что на нейтральной территории остались солдаты, и стали подползать, чтобы взять нас в плен. Первую гранату, которая прилетела нам под ноги, я успела отбросить назад. Вторую мой напарник тоже отбросил назад. На наше счастье, немцы бросали гранаты без задержки, и у нас оставалась секунда, чтобы вернуть их гадам. Потом автоматными очередями мы заставили немцев отползти назад. «Оля, что будем делать?» – спросил Маляков. «Драться до последнего, живыми не сдаваться», – услышал он в ответ, я понимала, что значит плен. Начало темнеть, расстреляли все патроны, отгоняя немцев. «Пора уходить», – сказала я, положив оставшиеся гранаты перед собой. – По одной для себя, остальными забросаем фашистов и – к своим». Бросок гранат. Со стороны немцев – крики, стоны, замешательство. Мы бросились к нашим. Было несколько секунд тишины за спиной, потом бешеный огонь. Пробежали несколько десятков метров, и разрывная пуля смертельно ранила Малякова. «Прощай, родная», – успел прошептать он, умирая у меня на руках. Забрав автомат и документы, я ползком добралась до своих…»
«Мы думали, что вы оба там погибли, а ты смогла дойти!» – сказал командир полка, усадив отважную девушку за стол. Он начал отпаивать горячим чаем продрогшую, плачущую от пережитого, Олю. Успокоившись, та стала докладывать о произошедшем. Выслушав всё до конца, поблагодарив отважную телефонистку за верную службу, он объявил о награждении её медалью «За Отвагу». Через несколько дней в дивизионной газете «За Родину» появилось стихотворение:

…Справа, слева вспышки взрывов,
Снова полымя огня,
Снова всё заговорило:
Сталь и стоны, штык, броня…
Нитку в поле рвут осколки,
Телефон замолк… Она,
 Оля, наша комсомолка, –
На порыве, связь дана!

О подвигах Ольги упоминается в книге полковника П.И. Курсова «За тебя, крылатый город!». Об отважной связистке писал и доктор исторических наук, профессор В. Верхось в статье «Отважная связистка» в газете «Перспектива» от 29 апреля 2004 года. Вот выдержки из боевой характеристики ефрейтора О.В. Ефименко: «Показала себя, как одна из опытных, смелых, отважных телефонисток. Участвуя во многих смелых операциях с немецко-фашистскими захватчиками, она всегда показывала образцы самоотверженности, мужества и героизма. Выполняя сложнейшую мужскую работу линейного надсмотрщика, зачастую, О.В. Ефименко шла в самые опасные места, исправляя порывы линии, чтобы обеспечить связь командира части с подразделениями».
Еще не раз смерть будет приходить за ней, и каждый раз какое-то чудо будет спасать её. Однажды, во время освобождения Варшавы, она заметила, что её напарник стремится всё время оказаться позади неё, как бы прячась за её спиной. В очередной раз, выполняя задание по восстановлению связи, при выходе из здания, связисты задержались, – за стеной грохнул взрыв. К её ногам сверху упала маленькая картонная иконка Божьей Матери. Ольга нагнулась, подняла иконку и машинально положила её в карман. Выскочили из здания, и тут того, кто всегда старался быть сзади, убило… Она сама, убеждённый коммунист, потом рассказывала детям, что эта иконка стала её оберегом. Позже, когда её дочь станет взрослой, эта иконка перейдёт к ней, а потом – ко взрослой внучке, как бы оберегая женскую линию рода Волох (Ефименко).
Ранения, бегство из санбата на фронт в часть… Осколок в руке останется на всю жизнь. Пройдёт немало времени после тех, наполненных драматизмом лет, и маленький внучок будет просить, указывая на синеватый бугорок на руке: «Бабушка, достань мне его на память».
Фронтовая молодость… Километры трудных военных дорог и километры телефонных проводов, до самого Берлина проложенных Оленькой, так её звали бойцы, служившие с ней. А ещё в её жизни случится неожиданная встреча с Пашенькой, так она ласково будет звать своего любимого. Совместная счастливая семейная жизнь с Пашенькой продлится 39 лет. Это всё – после войны, а сейчас…
Запись в дневнике от 28 февраля 1945 г.: «В 14 часов после короткой артподготовки все перебегают к роще, в которой утром находился противник. Комроты, Нина и я вместе с Кравцовым достигаем опушки рощицы. Но тут попадаем в переплёт. Вся рощица оказалась на прямой наводке у немецкого транспортёра. Он, не переставая, поливает, очередь за очередью. Деревья валятся друг за другом, ветви и сучья так и пляшут. Треск деревьев, свист осколков и пуль, разрывы мин и снарядов, всё это создаёт какой-то ужас, просто цепенеешь. Я никого не вижу, от этого просто ужаснее становится. Но вот встретились с Ниной, вдвоём как-то веселее, и без оглядки бросились к домику, в котором находилась пехота, соседи. Правее его, в подвале разбитого дома, я нашла Ефимова, туда дали связь от левого дома. Но эта связь, каких-нибудь 150 метров, работает по 3-5 минут, после чего беспрерывно рвётся. Дом был изрешечён окончательно. Мы кое-как спасались в подвале, в который так и летели кирпичи один за другим. Одному угораздило в спину, другой – в голову. Кирпичная пыль и дым от рвавшихся снарядов разъедали глаза, в ушах стоял сплошной шум, стук. К вечеру немец пошёл в контратаку, с трудом атака была отбита. Наши удержали занятые позиции. Ночью было спокойно».
Жаль, что не сохранился весь дневник, но уже по этим, коротким, отрывочным записям становится понятен весь ужас войны, о котором так не любили говорить фронтовики.
23 марта 1945 г.: «Так он (враг) ещё не огрызался, как сейчас. В ответ на нашу артподготовку дал такой налётик, что некоторым путаникам (связистам), как я, надолго останется в памяти. Линии все сбил, перепутал. Не успеешь с одной стороны связать линию, с другой уже не работает. Возвращаешься назад, находишь порыв за порывом. Включаешься, сзади опять не отвечают. И так под артиллерийским, оружейным и пулемётным огнём пришлось курсировать туда и обратно целый час, а связи всё-таки нет. Наконец прибежала Нина, и мне стало как-то веселее. Связав несколько порывов, вкатились в воронку с подругой и… опять нет связи. Смотрим друг на дружку – и понятно без слов, что хоть и не дрожим мы за жизнь, а всё же бросает то в жару, то в озноб. Нина не выдержала, попросила запомнить адрес матери. Неожиданно мы поцеловались и бросились вперёд. Добежала до воронки я, начала подключаться. Смотрю, Нина впереди меня связывает порыв, последний. Двадцать метров осталось до роты, а от них из траншеи ни один из телефонистов не тронулся. А Нина – молодец, у меня появилось к ней глубокое уважение. И так связь наладили со всеми точками. Противник перестал активничать, и мы добрались до КП. Как то не верится даже, и только тут почувствовали, как устали».
26 марта 1945 г.: «Итак, ура!!! Я дошла до моря и осталась жива. Заветная мечта: видеть море. А вот сейчас я любуюсь его величием. Как  красиво блестит на солнышке его бесконечная синева. Только мне море представлялось более бурным. А большие следы оставила наша авиация и артиллерия на берегу моря…
Мы отправляемся в глубокий тыл, вероятно, маленько передохнём. Это не первый город в Пруссии, который я проезжаю без всяких тревог и бешеной спешки. Первый день такой тёплый, солнечный. У меня появилось желание вспомнить путь, пройденный полком.
Каков боевой путь нашего 457 стрелкового полка 129-й Орловской Краснознамённой ордена Кутузова дивизии с 14 января по 26 марта 1945 года?
Ещё в декабре 1944 г. Кох уверял, что нашим войскам не сломить сопротивление Пруссии, ибо она представляет сплошную преграду. С одной стороны, он оказался прав. Действительно, Пруссия – это сплошная преграда. Уже не говоря о траншеях, которые были 22815 км протяжённостью.  Доты, дзоты и кирпичные дома с подвалами, служившими прекрасным укрытием для немцев… Но о том, что нет такой преграды, которую не преодолел бы большевик, Кох не знал. Никто из участников полка не забудет, как 14 января начали палить наши орудия различных калибров со всех уголков. Как приятно было слушать этот гул, ибо мы были уверены, что он заставит немцев далеко бежать без оглядки. И то предчувствие оправдалось, оборона была прорвана. Немец дал драпака и предоставил возможность действовать нашим танкам и кавалерии. Сначала гнали их на запад, потом повернули на север к Данцигской бухте, и к 25 января Пруссия была отрезана. Наши войска заняли город Эльбинг (ныне г. Э;льблонг, Польша).
После прорыва, создав крепкий кулак для танков, наша пехота, хотя и шла маршем, всё-таки не успевала догонять немцев. До 27.01.1945 г. наш полк прошёл более 200 км, не встречая особого сопротивления. Но оказавшись в кольце, враг начал жестоко сопротивляться. В крупном населённом пункте Линдау полку пришлось простоять 3-е суток, отражая одну атаку противника за другой. Но всё же наши танки сломали их сопротивление и двинулись дальше, где также встречали жёсткое сопротивление. Горько вспоминать, скольких при этом мы потеряли наших товарищей, имена которых войдут в историю полка. Зато немцем трудно было подсчитать количество трупов, которые валялись везде: и по полям, и по траншеям, в домах и в повалах. Наши бойцы-одиночки имели превосходство над целыми группами. С 7 по 21 февраля немец держался за каждый отдельный домик, за каждую высотку. Но он только цеплялся, потом с успехом «обрывался», получив свою порцию «горячих», и драпал дальше.
В ночь с 21-го на 22-е мы достигли Лилиенталя, где нужно маленько остановиться. Лилиенталь – деревня, находящаяся как бы в котловине, через которую идут две шоссейные дороги и параллельно одной из них проходит невдалеке железная дорога. Место, ценное для немца. Сначала он сгоряча оставил его. Но, разобравшись и узнав, что силёнки наши немногочисленны, решил пойти в контратаку… Соседи находились от нас на расстоянии больше километра. Немец занимал три высотки. Позиции выгодные. И с рассветом начал палить со всех трёх сторон. НП находился впереди батальонов. И КП батальонов, и командир полка были с трёх сторон окружены немцами. Ни один из бойцов и офицеров не дрогнул при виде их танков и их собачьих морд. Каждый стоял на своём месте и не подпускал бандитов к дому. С танками воевать трудно, особенно когда нет необходимого, нет противотанковых гранат. И командир полка вызвал огонь на себя. Диковинная вещь, но она только доказывает мужество наших солдат и офицеров. Нелегко было выносить двойной огонь на продолжении пяти часов. Противник три раза шёл в контратаку, наконец, ему испортили аппетит, – замолчал. Многие были взяты в плен, и ещё больше осталось лежать убитыми. Остальной путь до Хайлигенштада также продолжался с боями. Но в районе самого города особенно пришлось сражаться за каждый пройденный метр, ибо здесь немца подпёрли к самому морю. И ему оставалось два выхода: идти в плен или сопротивляться, как никогда. Вот он и выбрал второй путь. Здорово огрызался. Но воля фрица не выдержала. И интересно было 26 марта смотреть на то, как несколько бойцов нашего полка забирали сотни и тысячи немцев.
Дошли до залива, и стало ясно, что боевой путь нашего полка покрыт славой. Многие проявили себя героями, о чём говорят следующие факты: только к 26-у марта было награждено 932 человека, наш полк 4 раза получил благодарность.
72 дня… Путь был очень трудный. Каждый километр проходил с жестокими боями. И всё-таки мы прошли! Заняли более 100 населённых пунктов, только у одного залива забрали в плен 3815 человек. А также за 72 дня захватили: орудий разных калибров 200 шт., миномётов 40 шт., танков и самолётов около 100 шт., автомашин до 2000 шт., автоматов около 5800 шт., мотоциклов до 300 шт. Все эти факты говорят, что боевой путь нашего полка покрыт вечной славой!
8 апреля 1945 г.: «Вот уже Гронау позади. Лесистая извилистая дорога вывела на шоссе, отправляемся к месту погрузки, ближе к Берлину, а, следовательно, ближе к победе. На Берлин! За Победой!»
И Победа будет! Будет мирный и радостный труд. Будут семья, дети, внуки. Будет и стихотворение «За родную Беларусь», написанное Иваном Степным… Его напечатают в 1966 в газете с предисловием: «Посвящается бывшей молодой фронтовой телефонистке Ольге Васильевне Ефименко-Волох, участвовавшей в освобождении города Волковыска, ныне работающей учительницей в Гродно»:
 
На подступах у Волковыска
Боец стрелкового полка,
Ефименко-телефонистка
Шла в штыковую на врага.
Любя свой дом кровинкой каждой,
Край сердце знает наизусть.
Она сражалася отважно
За мать – родную Беларусь,
За Друть и Неман, тихоплавный,
С печальной думою вербы...
Она Победы день желанный
Со Шведской видела горы. И
в этот день она по праву –
С бойцами, в марше, впереди.
И красовался орден Славы
На девичьей её груди.
И хоть давно с земли российской
Исчез бесславно вражий сброд,
О ней в музее Волковыска
Ведёт рассказ экскурсовод.
Её на фронте звали Олей.
Теперь, влюблённую в свой труд,
Её учащиеся в школе
Ольгой Васильевной зовут.

В средней школе № 8 города Гродно она проработает двадцать лет завучем начальных классов, с 1953 по 1973 гг. Её награды в мирное время: нагрудный знак «Отличник народного образования БССР», нагрудный знак «Ветеран труда», медаль «За доблестный труд», множество похвальных грамот.
«Коммунист О.В. Волох… проводит большую работу по военно-патриотическому воспитанию молодёжи. Она довольна своей счастливой судьбой, добытой кровью и трудом», – так  писали про неё в газете «Путь Ленина».
«Срочно нужна связь!» Сколько раз эти слова звучал приказом для юной женщины, бесстрашной фронтовички, Оленьки Ефименко…
Пройдут годы… Вырастут дети и внуки. Вырастут её, горячо любимые ученики.  Она уйдёт из жизни в 91 год. И в памяти современников навсегда останется человеком, для которой на войне самым главным делом станет установление разорванной телефонной связи. Эта связь была жизненно необходима.
«Срочно нужна связь!» Эти слова сегодня приобретают иное, очень важное, значение для нашего общества. Сейчас, как никогда, необходимо установление связи между поколениями. Молодежь должна знать и помнить своих героев, должна знать и понимать, за какие идеалы шли в бой с нацистами их прадеды и деды. Это идеалы интернационализма, социальной справедливости, коллективизма, беззаветной любви к Родине! Наше общество должно быть единым монолитом. Каждый из нас должен прочувствовать значение этих слов: «Связь дана»!