Бесконечное счастье бытия
- Как же ты умудряешься играть в школьном ансамбле с такими слабыми данными? Ты ведь, кажется, соло гитарист?
- А там слух вообще не нужен, - невозмутимо ответил я. - Главное вовремя попадать пальцами на нужный лад нужной струны. И все дела.
В институте, правда, из-за угрозы остаться без зачёта по «социалистической этике и эстетике», отбояриться от институтского хора не было никакой возможности. Я уверен, что этот лишний, никому не нужный предмет был введён именно с целью принуждения строптивых студентов к участию в подобных мероприятиях. Так что, делать было нечего - пришлось разучивать песню о Ленине, которую мы, студенты, готовили к годовщине его дня рождения двадцать второго апреля 1980 года. Но я и тут проявил стойкость в своём неприятии теперь уже институтского хорового пения. Правда, не обошлось без казуса.
Во время выступления, находясь на большой сцене, я простоял первый куплет с плотно закрытым ртом в знак протеста против морального насилия над личностью, не проронив ни звука. В припеве же решил незаметно удалится, оставляя благодарное человечество в неведении о моих певческих дарованиях. Собственно, человечество осталось мне благодарным именно в силу этого безусловно здравого решения. Однако, привести намерение в исполнение оказалось затруднительным. И вот почему.
Дело в том, что сводный хор располагался на металлической конструкции в виде амфитеатра, состоящей из пяти рядов ступеней на всю длину сцены. Каждый последующий ряд возвышался над предыдущим сантиметров на тридцать. Получалось, что верхний ярус отстоял от подмостков метра на полтора, а то и побольше. С целью побега я загодя занял певческую позицию в пятом последнем ряду хора, соответственно, на пятом ярусе хоровой этажерки, но не учёл её приличную высоту. Поглядев вниз, я несколько усомнился в успехе предприятия - прыгать было высоковато. Однако, памятуя слова песни, с детства врезавшейся мне в память, «чем смелее идём к нашей цели, тем скорее к победе придём», сделал шаг навстречу сценическому паркету.
С этого момента операция пошла не по плану. Не хватило сноровки скалолаза — отклонившись от вертикали, я стал терять равновесие и, спасая положение, зацепил рукой огромный барельеф Ильича, свисавший на тросах в глубине сцены позади хора. И тут случилось неожиданное, можно сказать, мистическое. К изумлению зрителей, во время исполнения текста «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой», Ленин на заднем плане впрямь ожил и пришёл в движение. Профиль вождя стал мерно раскачиваться вправо - влево и вперёд - назад, как бы символизируя актуальность звучащих песенных строк.
Работник сцены, стоявший в одном из её карманов, бросился исправлять ситуацию. К счастью для меня, он подумал, что я случайно вывалился из хоровой массы и, на бегу осведомившись, не ушибся ли я, устремился тормозить барельеф с помощью микрофонной стойки. Я немного выждал, отряхнулся и, на словах песни «Ленин в тебе и во мне», покинул сценическое пространство, на этот раз, войдя в противоречие с её авторами.
Был ещё армейский опыт строевой песни, но его мне и вспоминать не хочется. Это вообще сложно назвать пением, а скорее криком под грохот сапог...
Я не жалею, что отказался от подобного рода массовых мероприятий и представлений. Да и о чём тут можно жалеть? Самое интересное, что всё это время, я любил хоровое пение и носил эту любовь в своём сердце. Но иное, совсем не то, что предлагала мне судьба. Моё сердце на всю оставшуюся жизнь уже было занято другим, имеющим сходство с оным лишь внешне, по форме, обретающимся как бы в параллельном мире, в другой вселенной, на не пересекающейся орбите. Его и пением назвать было бы неправильным — некое таинство, священнодействие.
Так, иногда вечерней порой где-то под небосводом, заполняя собой всё окружающее пространство моего родного села Михайловского, раздавались удивительные звуки, заставлявшие бросать всё и застывать, вглядываясь в вышину. Заворожённо вслушиваться в невесть откуда возникающие дивные голоса, то ли ангельские, то ли человеческие. Каждый раз я тщетно пытался запомнить необыкновенную чарующую мелодию, но она никак не давалась, выскальзывала из моей неокрепшей памяти, оставляя сладостное ощущение воистину неземной благодати.
Начинал мужской хрипловатый и, по-видимому, немолодой голос:
«Зародилась да сильна ягодка, ягодка»
К нему присоединялись два - три женских:
«Во сыром она бору, только да бору».
И весь хор подхватывал:
«Ой да, ох и она заблудилась,
Красная моя да девчоночка,
во тямным она да лясу»...
Ничего выше, чище и прекраснее я не слышал ни до, ни после и был уверен, что эта мелодия не земная. Такое невозможно сочинить. Она возникла раньше всего, что появилось на свете. Не было ещё ни солнца, ни земли, ни луны, ни звёзд, а мелодия уже звучала где-то на просторах необъятной вселенной, предвосхищая их создание. И всякий раз, когда она начинала литься с небосклона, казалось, не только я, а всё мироздание замирало в восторге от бесконечного счастья бытия.
*На снимке: Храм Всех Святых, в земле российской просиявших, село Михайловское
**Вот эта песня: https://www.youtube.com/watch?v=yvcckOhRrg8
Свидетельство о публикации №223062101690