3ч. Какая-то повесть или рассказ

    Не дописана пока или совсем.

     — Я боюсь острой нервной бессонницы. Представляешь, две недели без сна? Это ад, уж поверь. Галлюцинации. Впрочем, это не сильно пугает. Никогда не понимала истошно вопящих людей в кинофильмах. Зачем так бурно реагировать? Нужно уметь терпеть свою боль и безумие.
          Пепел серыми хлопьями облетал на такую же серую детскую карусель с облупившейся до металлического основания краской.
         — Можно сегодня к тебе? — Без обходных путей спросила она, и затаив дыхание, воззрилась на Марту.
          Густой дым устилал той лицо. Было сложно понять, о чем она сейчас думает. Скорее всего, о выпивке, как обычно. Соня привыкла к этому постоянному алкотрешу. Но её всё равно упорно влекло к Марте.
         — И что же тебе дома не сидится? — Словно прочла та её мысли; злая улыбка вынырнула из завесы никотинового смога, и потухла через мгновение. — Сколь угодно... Мама тебя видела, пока ты дрыхла пьяная. Ты ей чем-то понравилась.
         — Оу, — Соня смутилась или сделала вид, в любом случае сочла важным осведомиться, — Но, Марта, я хотела узнать: тебе я не в тягость? Кстати, как мама тебя не словила на пьянстве, или она лояльна к любому твоему поведению?
         Марта снова долго молчала, и они просто кружились с пару минут, после чего резко встала, отряхивая горки пепла с джинсов, волос.
          — А это не твоё дело, Соня, мои отношения с мамой. Вечно вы, люди, всё портите. Было ведь так хорошо...
        Её взгляд упал на дрожащие кончики пальцев, на хрупкие плечи, и она осеклась. Соня ещё с пару мгновений боролась с собой, пока не обрела внешний покой, и лишь тихо сказала:
          — А я боюсь этого, — не поднимая ресниц она вложила в голос столько оттенков своих живых чувств и длительных рассуждений, что пояснять было бы лишним, Марта поняла.
          — Знаешь, напрасно, — положила она Соне руки на плечи дружески, почти ласково, и тут же убрала и переменила тон, — Я вот разочаровала себя. Поверь, это хуже, чем подвести кого угодно, будь кого...
          — Смотря кого, — отрешенно заметила Соня.
        В вечереющем небе зажглась первая звезда, запахло травой и свежестью надвигающихся холодов. Девятиэтажки в ряд, как огромные тени распластались как на двумерном рисунке из альбома первых проб акварелью. Надо бы ей показать свои первые рисунки, — подумала Соня, глядя на таинство зажигающихся огней. Что там за жизнь, за стеклом? Недосягаемое чудо. Стать бы призраком, чтобы иметь возможность вот так наблюдать, входя без спроса незамеченной гостьей.

«Ведь, если звезды зажигают, —
значит, это кому-нибудь нужно?» Странно подумать, что жил, ходил под этим небом, пел о любви и этот человек... Любая фотография (которую я не признаю искусством) — дивный фиксатор этого мгновения. Любого мгновения, которое удаляется столь незаметно, сколь безжалостно...
         — Марта, какое мгновение ты так хотела бы вернуть?
         — Это не твоё дело, Соня, — ответила Марта и мечтательно замолчала, проследовав взглядом до ярких окошек, расцвеченных уютным вечерним светом.
           Словно волосы русалки, дорожное полотно сплошь в потеках бензиновых луж, всех оттенков веселья от неоново синего до перламутрово розового. Два силуэта скользили вдоль вечереющей влажной улицы, пиная кедами камушки и банки на пути.
          — Я недавно видела девушку длинноволосую и напрочь безумную. У неё мерцали глаза, как у хищной птицы в ночи, сама она извивалась подобно змее, зачаровывая словами. Она поведала мне свою историю. И в этой истории я узнала себя, потому обменялась с ней контактами. Было просто интересно узнать о ней больше. Мы встретились снова. Гуляли вдоль набережной. Знаешь, я заметила такую тенденцию: люди, с которыми сводит судьба в определённые моменты — не только не случайны, они в чем-то синхронны с тобой. Возможно, в чем-то важном для тебя. Не просто так вы встретились и испытали потребность друг в друге в конкретный миг. Может статься, вас роднит не что-то в прошлом, что не так уж и примечательно, но — в будущем. И наблюдая её наметившуюся тенденцию в жизни, мне стало нечто понятно о своей жизни и о себе в целом. В последний раз я её видела в метро. Из увиденного думаю, что она чувствует себя виноватой и испытывает потребность в искуплении. Мы обменялись многозначительными взглядами. Теперь наши жизни не соприкоснутся. Жизнь уже все сказала, и мы пошли разными путями. Всё же, она удивительная. Сумасшедшая, но как нигилистка по Достоевскому. Как Настасья Филипповна, например. Ты не читала? Я читала очень давно, но хорошо помню, как потом гуляла маятником по комнате несколько ночей подряд  и какие мрачные тени пронзали мою душу, что дожить до утра казалось почти невозможным, отчаяние и страх заполнили меня без остатка. Нет ничего страшнее глубин собственного разума.
Так что, если уж судьбе снова так угодно, пошли напиваться ко мне!
          — Кстати, ты так и не нарисовала Омайю. Ну, мою змею, — поспешно пояснила Марта в ответ на недоумевающий взор.
         — Когда я успела бы этим заняться, если мы трезвы в 30% суток?
         — Наивные отговорки. Ван Гог был едва ли...
         Соня отчего-то перестала её слышать, отдавшись теплому дыхание ветра, мягко метущего листья под ноги. Совсем тёплая осень. Сам воздух пронизан отваром терпкого травянистого лета.
          Угол аварийного здания укутался в ажурную паутину, как в плед, и откуда-то десятки глаз, должно быть, наблюдают за путниками.
          — Разочарована — конечно, в себе. Это достаточный повод всех вокруг ненавидеть, поверь. Мне не нравятся все: политики, гомики, одноклассники (ещё те гомики, кстати), китайцы, мамаши с детьми, бабки...
        — Тебе не нравится Алекс? — Оживилась внезапно Соня.
        Марта даже растерялась от изумления: с чего именно Алекс должна была стать исключением?
        — Права гомиков все защищают. Это тренд вроде как... А как же права шизофреников, например? Но это не так прикольно, конечно. Напрасно. Шизофреники бывают очень прикольные.
Что до Алекс, то почему она должна мне нравиться? Она разрушила отношения своей девушки с её лучшей подругой. Да и какая разница, какую ориентацию она себе приписывает, решая свои подростковые конфликты, суть не меняется: баба есть баба. Болтливая, злокозненная в отношении других женщин. Если ты не можешь смириться с тем, что ты не парень, то родись ты парнем, хотел бы быть женщиной непременно, и наоборот. Это затянувшееся состояние конфликта само по себе. Нужно уметь принимать правила игры этой реальности. Я же не рву на себе волосы оттого, что у меня нету жабр или, что я не свободный горный муфлон. А хотела бы. Только это не имеет отношения к объективной реальности. Так Алекс переживает свои непроработанные травмы. Я видела таких людей. Одного девушка предала, у другого отец-тиран, или ряд соединившихся причин, которых сложно вычленить и найти единую, от которой все пошло. Её может и не быть. Одной масштабной причины. И это не постыдно, с этим нужно работать, чтобы чувствовать себя собой и проживать эту жизнь, а не прятаться за придуманными личностями, отделяющими от плохого самоощущения. Они не родились такими. Людей с реальным половым конфликтом крайне мало. Такой конфликт вообще пережить затруднительно, он самый сложный. Даже существует мнение, что если ты сам с ним разберёшься, то любые прочие психологические проблемы для тебя уже ничто... И вообще, с чего это я хорошо относилась бы к гомикам, — мне все люди одинаково не нравятся.