Семантические аспекты СВО

(Иллюстрация заимствована из Интернета.)

Международный контекст специальной военной операции (СВО), начатой 24.02.2022 г., вмешательство в конфликт зарубежных игроков, в основном коалиции западных стран, их военно-техническая и финансовая поддержка киевских властей, потоки беженцев с Украины, как на Запад, так и вглубь России – всё это весьма напоминает ситуацию, связанную с катастрофой гражданской войны 1917-1922 годов. Полного тождества, разумеется нет, но эффект "дежа вю" создаётся, правда, с некоторыми оговорками. Общим здесь является старый, веками испробованный и надёжный способ деструктивного управления «разделяй и властвуй», а если точнее: «разделяй, стравливай и пожинай плоды распри». В те времена не без влияния внешних сил удалось идеологически разделить профуканную домом Романовых империю на два основных противоборствующих лагеря – «белых» и «красных». Посредством военно-технической и финансовой поддержки белого движения странами Антанты – Великобританией и Францией – достаточно долго получилось поддерживать братоубийственную войну. Главная цель – чтобы народы России, славяне, в первую очередь, как можно эффективнее истребляли друг друга, снижая свою общую численность и освобождая от своего присутствия лакомые географические территории с несметными природными ресурсами. Теперь вновь, в который раз, малороссийские земли стали зоной мясорубки – массовой насильственной гибели людей. Правда в этот раз России противостоят около 60 стран во главе с США, а Великобритания и Франция традиционно не остаются в стороне, напротив, изо всех сил стремятся бежать впереди «паровоза» – США. Но это то, что на виду. Истинные хозяева проекта – “deep state” (глубинная наднациональная власть) – стараются лишний раз не высовывать свои уши, умело используя госструктуры коллективного Запада (и не только его), а также политиков-марионеток лишь как инструмент для своих глобальных проектов.

В вооружённых конфликтах, помимо стратегического и тактического искусства, в целом, военной хитрости, в частности, противоборства разведок и контрразведок, осуществляется воздействие на противника и средствами военной (спец)пропаганды в целях ослабление его морально-боевого духа, подрыва боеспособности, распространения панических настроений среди его населения или формирования у него положительного отношения к агрессору («несёт свободу и демократию», «передовые культурные ценности», «экономическое благоденствие» и т.п.). Удельный вес правды в информационных потоках здесь стремительно уменьшается, однако возрастает доля и значение полуправды и/или откровенной целенаправленной дезинформации. В международном гуманитарном праве различают между военной хитростью, куда следует отнести дезинформацию, и вероломством. Согласно ст. 37 Дополнительного протокола I к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., запрещается, например, лишать жизни, наносить ранения или брать в плен противника с помощью вероломства, под которым понимаются действия, предпринимаемые с целью вызвать доверие противника в том смысле, чтобы заставить его поверить, что он имеет неотъемлемое право на получение защиты либо обязан предоставить такую защиту в соответствии с нормами международного права в ходе вооруженных конфликтов и военных действий. Проще говоря, пообещать противнику, что в случае сдачи в плен ему будет сохранена жизнь, предоставлена медицинская помощь, горячее питание, тёплая постель и связь с родственниками, а после пленения его расстрелять, будет вероломством по отношению к нему, т.е. враждебным актом под прикрытием права на защиту, а не военной хитростью. Вероломством со стороны противника, терпящего поражение, могут стать симулирование намерения вести переговоры под флагом «перемирия», симулирование капитуляции и прочие уловки. Это никому ничего не напоминает?

В эпоху повсеместного распространения индивидуальных цифровых устройств существенно возросла доля визуального воздействия посредством снятых или сфальсифицированных в студиях видеороликов, но, вместе с тем, основной формой военной пропаганды, всё-таки, остаётся вербальная. По этой причине журналистам, блоггерам и официальным представителям по связям с общественностью следовало бы особое знание придавать не только лексической, но, как это ни странно, и грамматической гигиене, поскольку грамматические конструкции также могут иметь манипулятивный характер, например, логико-грамматические пресуппозиции, уступительные придаточные и многие другие средства. Но грамматические средства манипуляции – отдельная большая тема, интересна только специалистам, в рамках данной заметки на ней задерживаться не станем, однако сконцентрировать внимание на некоторых лексических моментах в освещении СВО политическими обозревателями, блоггерами, военными корреспондентами, комментаторами и пр. стоит.

Начать здесь уместно с самого термина – «СВО». В странах НАТО действия России в отношении части территории бывшей Украинской советской социалистической республики рассматривают как «агрессивную войну, противоречащую нормам международного права». Например, в немецкоязычных СМИ не утруждаются многократно на дню произносить громоздкую формулировку: «противоречащая международному праву наступательная война Путина против Украины» („der voelkerrechtswidrige Angriffskrieg Putins gegen die Ukraine“). В англоязычных источниках формулируют более кратко: “Putin's war on Ukraine”. Между прочим, и Крым они обозначают не менее громоздко: «аннексированный Россией черноморский полуостров Крым» („die von Russland annektierte Schwarzmeerhalbinsel Krim“). Манипулятивный характер таких обозначений налицо, специалистам пояснений не требуется. Война в строго юридическом значении слова регулируется правом вооружённых конфликтов, объектом которого являются общественные и международные отношения между противоборствующими сторонами. Термин «война» регулирует статус участников конфликта. Война имеет правовые последствия своего начала, способов ведения и окончания. Например, вооружённый захват (части) территории другого государства в правовом аспекте является военной оккупацией, т.е. временным занятием вооруженными частями одного государства территории (или части территории) другого государства с принятием на себя управления данной территорией. Но даже в этом случае, когда одна власть в ходе оккупации сменяется другой, согласно номам международного гуманитарного права, государственный суверенитет над оккупированной территорией юридически не переходит к оккупационным властям. Правда, те могут временно пользоваться государственной собственностью поверженного противника, однако такую собственность не допускается присваивать или отчуждать.

С точки зрения официальной российской власти международно-правовой статус СВО – отнюдь не война, поскольку войну против Донбасса развязал киевский режим ещё в 2014 году. После признания Россией суверенитета ЛНР и ДНР 22 февраля 2022 г. между РФ и двумя республиками был заключён договор о взаимопомощи. В связи с тем, что в тот же день министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил об отказе РФ соблюдать право Украины на суверенитет, формально ввод вооружённых сил России на территорию республик не стал, по мнению Москвы, актом агрессии против Украины или оккупацией части её территории в выше изложенном смысле. Российские специалисты по международному праву приводят целый ряд прочих юридических оснований законности СВО, указывая на особый статус РФ в Совбезе ООН (право неограниченно преследовать нацистов по всему миру и пр.). Вместе с тем, следует отметить, что самыми размытыми юридическими нормами являются именно нормы международного права, на которые все ссылаются в спорных международных делах. В этой части взгляды Запада и России на проблему настолько расходятся, что вряд ли когда-нибудь сблизятся или полностью совпадут. Этого вряд ли следует ожидать: у конфликтующих сторон слишком разнятся картины мира. Похоже, что употребление в зарубежных СМИ громоздких манипулятивных лексико-грамматических конструкций относительно рассматриваемых денотатов наделено функцией мантры, которую требуется многократно повторять, чтобы забить требуемую установку в сознание невзыскательного западного обывателя, не сильно вникающего в юридическую казуистику международных отношений.

В своём обращении 24.02.2022 г. по поводу начала СВО Президент РФ заявил: «Мы никому и ничего не собираемся навязывать силой». Казалось бы, сам термин «вооружённые силы» предполагает силовое воздействие на кого-либо, однако в российской интерпретации вооружённые силы в данном случае применяются в целях защиты новых территорий страны, для чего армия, собственно, и предназначена: «… события связаны не с желанием ущемить интересы Украины и украинского народа. Они связаны с защитой самой России от тех, кто взял Украину в заложники и пытается использовать её против нашей страны и её народа… наши действия — это самозащита от создаваемых нам угроз и от ещё большей беды, чем та, что происходит сегодня.» (В.В. Путин).

Далее в «Обращении», адресуя свои слова к военнослужащим вооружённых сил Украины, В.В. Путин назвал их «уважаемыми товарищами», предложил сложить оружие, вернуться к своим семьям, т.е. покинуть пункты дислокации, свои позиции, по сути, дезертировать. Этого не произошло, расчёт не оправдался. Путин многократно повторял и продолжает это делать – постоянно подчёркивать наличие тесных этнокультурных и исторических уз украинского и русского народов, называя их братскими. Правда, не дифференцирую между потомками выходцев из некогда Австро-Венгрии, польских земель и жителями исконно российских русскоязычных территорий, переданных в состав Украины и позднее УССР в те или иные времена по различным поводам советскими правителями, кстати, без учёта мнения населения, которого такие решения непосредственно касались. Здесь с этнокультурным единством не так всё однозначно, особенно с учётом последствий Хазарского каганата (см. исторические карты). Поэтому придётся кратко обратиться к истории вопроса.

Что известно о происхождении географического названия «Украина» и этнонима «украинец»? Исследователи отмечают, что уже с 12-го века в русских письменных памятниках встречаются формулировки «оукраина», «украина за Окою», «государева украина», «за царем итти к нашим украинам», «казанская украина», «татарская украина» и т.п. То есть, это было имя нарицательное, а не собственное со значением «госграница». Вместе с тем, по одной из версий, название «Украйна» как имя собственное ввел в обиход польский король и полководец Стефан Баторий (1533–1586). Так, “украйнами” он обозначал земли Руси, захваченные поляками. “Okraj” по-польски – «рубеж», «предел». На первый взгляд, семантика термина понятна всем славянам: «у каря», т.е. название в значении «предел, у края земли». По другой этимологической версии термин был впервые применён к пограничному Переяславскому княжеству, а позднее распространён на соседние земли, за которыми обитали кочевники. Правда, в некоторых славянских наречиях звук «оу» не всегда обозначает соответствующий предлог в значении «возле», а ещё и в значении «внутрь», «внутри». Но даже в этом случае семантическая идея обособленности, отделённости, окраины сохраняется. Правда, по мнению украинских националистов, такие объяснения происхождения термина есть плод злобных измышлений несведущих орков-великороссов. На самом же деле, дескать, «кра» – это степь, а «ина» – страна: «степная страна». Скорее всего, это неубедительное объяснение высосано из пальца, поскольку широкого распространения не получило. Данными точками зрения этимологические версии не ограничиваются и специалисты, могут, наверняка, предложить ещё с десяток, если не больше.

Таким, образом, изначально «оукраина» («украина») – пограничье – был исключительно, как русским, так и польским топонимом, не имевшим никакого отношения к обозначению живущего там народа Руси, несмотря на межгосударственную раздробленность продолжавшего сохранять своё этническое единство. Однако это обстоятельство как раз и не устраивало правящую верхушку Речи Посполитой, поэтому в 1581 году с подачи агента папского престола – легата Антонио Поссевино (кстати, первого иезуита, посетившего Москву при Иване Грозном в 1582 году), с 1581 года топоним «Украина», обозначающий юго-западные русские земли, целенаправленно внедряется в делопроизводство польского государства, вытесняя собой название «Русь», обретая тем самым политическую коннотацию. А поскольку про-польские казачьи атаманы (в современной терминологии – «иноагенты») лезли из шкуры, чтобы стать частью шляхты (польского дворянства), последняя старалась действовать через них, дабы вытравить из самосознания народных масс всю этнокультурную русскость и самоидентификацию как русских людей. Постепенно такое значение слова распространилось на представителей служивого казачьего сословия окраин Малороссии.

Следующий импульс процессу семантической трансформации топонима в этноним придал пресловутый писатель-пропагандист, археолог и масон Ян Потоцкий (1761–1815), некоторое время подтянутый к делам российского государства также небезызвестным польским князем на службе у Александра I Адамом Чарторыйским (1770–1861) – министром иностранных дел Российской империи. В 1796 году в книге «Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах» Потоцкий выразил идею, согласно которой украинцы – не русские, а особый народ. Вспоминаем концепцию: «Разделяй, стравливай и властвуй». Затем появились последователи типа Тадеуша Чацкого (1765-1813) с его «украми», пришедшими в древности из-за Волги, Франциска Духинского (1816-1893), с его москалями – потомками татар и пр. Но апофеозом в череде идеологических диверсантов стал, разумеется, австрофил Михаил Грушевский (1866–1934), профессор Львовского университета (1894-1914), председатель Украинской Центральной Рады (1917-1918) с его «украинскими племенами». За своё откровенное австрофильство был арестован в 1914 году, отсидел несколько месяцев в тюрьме и был отправлен в ссылку в Симбирск, подальше от прифронтовой зоны. В марте 1919 года ему удалось выехать в Австрию и учредить там «Украинский социологический институт». Позднее ему позволили вернуться в советскую Россию, где он в 1929 году даже был избран действительным членом Академии наук СССР. Однако, в 1931 году вновь был арестован уже за контрреволюционную деятельность, правда, вскоре освобождён. Но, не исключено, так надоел властям своей националистической пассионарностью, что скоропостижно скончался в 1934 от последствий несложной хирургической операции.

В современный же политический оборот обозначение малороссийских областей как «Украина» ввелось вследствие развала Российской империи в 1917 году при непосредственном содействии Австрии и Германии – военно-политических противников России. (Кстати, остающимися таковыми и по сей день). С 1922 года усилиями советских властей «Малороссия» вообще исчезает из употребления и заменяется «Украиной» (т.е. подхватили инициативу Речи Посполитой), а в паспортах в рубрике «национальность» появляется «украинец». Словом, большевики узаконили результаты многовековых устремлений противников России в рамках подрывного проекта с условным названием «Украинизация русских юго-западных земель».
 
Какие территориальные подарки Украине были преподнесены царями и советскими руководителями, явствует из иллюстрации к статье выше. Причины и мотивы таких решений оставим за рамками рассмотрения, но далеко не каждое государственное образование может похвастаться такими подношениями. Возможно, такая историческая исключительность поспособствовала формированию у украинских элит вкуса к дарам, падавшим с неба так, что они до сих пор устами официальных представителей заявляют, что им все что-то должны: вооружения, политическую и финансовую поддержку, энергоносители по ценам ниже рыночных и прочие бонусы.

Не будем останавливаться на том, как советские вожди, начиная с Ленина и, в частности, Н.С. Хрущёв (1894–1971) целенаправленно украинизировали русский Донбасс. В открытом доступе достаточно исторической литературы. Заострим лишь внимание на постсоветской демографической статистике. Численность населения России согласно переписи населения 2010 года составляла 142.856.536 чел. Из них национальность пожелали указать 137.227.107 чел. (96,06%). Украинцами назвались – 1 927 988 чел. (1,35% от всех опрошенных, 1,41% от числа указавших национальность). По данным других источников в открытом доступе, в России в 2009 году проживало более 5 млн. украинцев. В 2016 году эта цифра снизилась до 4 млн.: около 2 млн. украинцев, постоянно проживающих в России и около 2 млн. иммигрантов из Украины. Надёжность таких данных, скорее всего, не высокая, т.к. в ходе переписи никто не проверял истинность показаний относительно национальности: возможно, реальных украинцев гораздо больше. Но, тем не менее, речь идёт о миллионах. В России огромное количество смешанных браков, в том числе с украинцами и, естественно, народившихся выходцев из таких браков. Это обстоятельство позволяет предположить, что люди, проживающие в России, но ощущающие себя украинцами в смысле идей всяких там грушевских, не могут оставаться равнодушными, к сообщениям, в которых звучат фразы, содержащие уничижительные упоминания Украины или прилагательного «украинский» в тех или иных контекстах с негативной коннотацией. Сильный вербальный раздражитель не может не вызывать известных эмоций, связанных с этнической самоидентификацией. Как должны, например, в смешанных русско-украинских семьях, живущих в России, восприниматься сообщения типа: «На данном участке фронта российскими подразделениями уничтожено до двухсот пятидесяти украинских военных»? Или это осуществляется преднамеренно в рамках концепции «разделяй, стравливай и пожинай плоды»?

Из вышеизложенного должны следовать теоретические выводы и практические, методические рекомендации для официальных источников и СМИ в части лексической гигиены. Так, например, совершенно недопустимо употреблять такие «этнонимы» как «укроп». Ещё больше нелепо устами официальных представителей известных ведомств в ежедневных обзорах повторять, что, например, столько-то «украинских военнослужащих уничтожено». Целесообразно было бы, вообще, в освещении хода СВО исключить географическое название «Украина» и этноним «украинцы» из употребления как исторически и этнографически проблемные, если не навсегда, то хотя бы до завершения вооружённого и политического конфликта.

Итак, под запрет должны бы попасть следующие формулировки:

«Президент Украины» и прочее целесообразно заменить на «киевский режим» или «правящий режим», тем более из всех утюгов нам доносят насколько президент, дескать, несамостоятельная фигура, а западная марионетка.

«Вооружённые силы Украины»/ «ВСУ». Одна радиоведущая отчебучила: «украинские ВСУ», не отдавая себе отчёта в том, что ВСУ по определению не могут быть иными, например, канадскими или австралийскими. Также представляется контрпродуктивным искажение значения аббревиатуры. Например, один из активных блоггеров интерпретирует ВСУ как «вооружённый сброд Украины». Прагматическая установка объяснима – негативная коннотация, уничижение и пр. «Сброд», говорите? Неужели? «Сброд» – случайно собравшиеся вместе ничтожные, незначительные или общественно вредные люди. Так определяет значение слова Словарь русского языка: (В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999) Но тогда не совсем понятно, почему с этим «сбродом» так долго возятся регулярные вооружённые силы РФ и всем известная ЧВК. Ведь ошибочно считать, что одна из самых боеспособных армий Европы, идеологически заряженная русофобством, напичканная оружием со всего мира – какой-то там сброд. Если развить эту контрпродуктивную установку, то можно в итоге задаться вопросом, а кем, в таком случае, являются те, кто не в силах так долго справиться с каким-то там вооружённым сбродом? Имеется в виду окончательный разгром и гвоздь, забитый в крышку гроба этого «сброда». Это те, кого президент России на встрече с военкорами назвал «паркетными генералами»? Представляется, что недооценивать противника – заниматься самообманом.

«Бойцы ВСУ». Журналисты, редакторы и пр. «работники пера» должны, по идее, ориентироваться хотя бы в азах лексикологии, психосемантики и иметь понятие о семантическом дифференциале Чарзла Осгуда. Неужели не понятно, что слово «бойцы» заряжено положительной коннотацией, и если вы собираетесь описывать противника, то уместней употреблять «боевики» или же нейтрально – «военнослужащие», но точно не «бойцы», «воины», «витязи», «богатыри», «ратоборцы»?

«Националисты». Это обозначение, скорее, относится к узкой группе лиц, например, участникам вооружённых националистических формирований или политической элиты, приведённой к власти зарубежными кураторами проекта, и предполагает их определённую идеологическую подоплёку и морально-психологическую мотивацию. Но значение слова вряд ли стоит экстраполировать на прочих военнослужащих, тем более, согнанных в вооружённые силы принудительно по мобилизации, и, возможно, не разделяющих националистических устремлений и ценностных ориентаций. Например, известный израильский комментатор, много лет выступающий на российских информационных каналах, не смущается использовать термин «жидобандеровцы», полагая, что первое по рангу официальное лицо государства Украина – позор всего еврейского народа. Ну, что тут скажешь? Им виднее.

Гораздо уместней было бы в освещении СВО, хотя бы в официальных заявлениях, сохранять эмоциональную отстранённость и фактологическую объективность, чему способствовало бы следующее семантическое регулирование.

Вполне достаточно было бы ограничиться простым, но ёмким существительным «противник» или «войска противника», как это делает, например, популярный блоггер Юрий Подоляка. Это придаёт его выступлениям такой орел объективности, что западные корреспонденты называют его едва ли не основным своим источником более-менее взвешенной информации из зоны боёв. Иные же попадают в категорию пропагандистов, к чьему мнению прислушиваются гораздо реже или совсем игнорируют такие источники.

«Украинский обстрел» и т.п. нелепицы. Размытость семантических границ прилагательного «украинский» (в географическом и этнографическом аспекте) делает употребление такого определения неуместным. «Украинский» в смысле «с территории Украины» или потому что осуществляется украинцами по национальности? Но в вооружённых силах сопредельного государства служат не только одни украинцы. Что, собственно, мешает заменить эту несуразицу формулировкой «обстрел противником» и т.п.?

Ещё один странный момент – это ежедневное неустанное многократное повторение названий продукции западного ВПК: американские ракеты системы залпового огня HIMERS, англо-французские крылатые ракеты Storm Shadow, американская гаубица M777, немецкие танки Leopard 2 и БМП Marder и пр. «Благодаря» нескончаемому их повторению в официальных сводках и новостях с упорством, достойным лучшего применения, российская аудитория усвоила эти наименования, пожалуй, лучше чем названия российских систем вооружения. Беспрестанный, надоедливый повтор – одни из принципов рекламы. Это что, неприкрытая реклама торговых марок западного вооружения? Обстрел Донецка именно ракетами HIMERS, о чём подчёркнуто упоминают в новостях и сводках Минобороны, как-то меняет дело в корне? То ест, если бы это происходило посредством немецкой РСЗО Mars II (лицензионная копия американской системы M270 MLRS), что-то стало бы иначе или жителям Донбасса это было бы менее предпочтительно? Это происходит по недосмотру редакторов или осознанно и намеренно рекомендовано им кем-то свыше? Кем, в таком случае, на каких условиях? Эти, как и многие другие вопросы, связанные с освещением СВО в СМИ, остаются без ответов. Справедливости ради стоит отметить, что позднее, где-то к концу 2023 года, кто-то что, похоже, всё-таки, уяснил, и в сводках с фронта стали поступать перечисления образцов зарубежной военной техники, которую крошат отечественные средства поражения, включая разрекламированный на Западе танк Leopard – «лучший в мире танк», по мнению одного немецкого бронетанкового генерала (в трансляциях телестудии Бундесвера из серии „Nachgefragt“).

Так называемая гибридная война – противоборство на нескольких уровнях воздействия. Некоторые выделяют шесть таких уровней, называя их ещё приоритетами: обычные силовые средства вооружения, включая средства массового поражения), средства генного разрушения (ГМО, наркотики, алкоголь, табакокурение), финансово-экономические (санкции, торговые войны), идеологические (системы ценностных ориентаций), искажение реальной истории (подтасовка архивов, их уничтожение или сокрытие, учебники манипулированной истории), концептуально-мировоззренческий (замыслы развития и жизнеустройства человечества). Опыт СССР и РФ, начиная с 1953 года – яркий пример того, как можно незаметно, по скудоумию или же осознанно и злонамеренно, играя в поддавки с глобальными противниками, проигрывать на всех перечисленных уровнях противоборства, чтобы развалить социальные суперсистемы изнутри. Некоторые успехи в военном противостоянии России с коллективным Западом отрицать глупо. Экономическое давления Россия худо-бедно выдерживает – такой запас прочности был заложен в Советском Союзе, что до сих пор, как ни усердствовали, окончательно развалить не удалось, как своими, так и чужими руками. На прочих уровнях что-то успехов не наблюдается, поскольку пока ещё отсутствует мировоззренческий суверенитет. Отсюда и убогость методов информационно-психологического и идеологического противоборства. Пора бы уже отряхнуться, очистить своё мировоззрение от токсичных, привнесённых извне идеологем и научиться, наконец-то, пользоваться русским языком в информационно-психологическом противостоянии. Впрочем, доминировать уместней в культурно-мировоззренческой плоскости, а не в узкой области международно-правовых интерпретаций Устава ООН. Тогда и международные проблемы не будут доводиться до состояния вооружённых конфликтов с человеческими жертвами.