Экзамен

— Коши; — это голова! — изрекал вызванный отвечать курсант с усами. Слова звучали убедительно, будто базировались на основе его личного долголетнего знакомства с Огюстеном Луи, членом Парижской и многих других академий наук.

— Ну, о чем говорить… Коши — это голова! — ему в билете выпал “Радикальный признак Коши”. Следовало сформулировать гипотезу сходимости числового ряда, выдвинутую французским математиком в XIX веке и привести её доказательство, но…

— Я скажу вам откровенно, Коши пальца в рот не клади! Я лично, свой палец не положил бы, — невозмутимо продолжали Усы свой ответ на экзамене.

А между тем, герой данного рассказа перечитывал ещё и ещё раз выпавший ему билет: “Знакопеременные и знакочередующиеся числовые ряды. Признак Лейбница”. Он отчётливо понимал, то что вещают усы, в точности соответствует его знаниям о фон Лейбнице, Го;тфриде Ви;льгельме. Только поменяй “Коши” на “Лейбниц”... Но это в случае полной безвыходности… “Знакопеременные и знакочередующиеся” — неужели это не одно и то же? Разум силился понять, в чём же разница? Что за игра слов? Но раз между ними “и”, значит перечисление, следовательно есть какая-то разница! И предстояло показать, что он знает эту разницу. Нет, нет — это капкан, не зацикливаться на частностях! Надо что-то делать, мыслить стратегически! В противном случае: “две зимы, только две зимыы… две весны, только две весныы…” В точности, как у Игоря, сидевшего неподалёку. Тот со своим курсом уже сдавал этот самый экзамен. Теперь те с пятью лычками, а Игорь снова штурмует эти самые “Ряды”. Восстановившись, тот ещё шутил перед экзаменом: “Дежавю — в точности подобная ситуация. Словно помолодел на два года!”

Преподаватель перед началом экзамена построил учебный взвод, принял рапорт старшины, поздоровался перед строем. Необычная процедура для гражданского экзамена, но этот препод самобытный фрукт! Потребовал список группы и стал запускать в аудиторию строго по списку. Первым был курсант А… Его отец всю жизнь ходил в море и желал таковой судьбы сыну. Легкомысленный отпрыск бесстрашно сел на самую первую парту и шёл отвечать первым. Истекли 45 минут положенные на подготовку и Вульф, так курсанты между собой звали экзаменатора, взял в руки листок курсанта А. Пытался прочитать исписанные пол страницы этого листка, пытался вытянуть хоть какие-то слова устно. Тщетно и то, и другое. Наконец взорвался:

— Необучаемый! Ты не хочешь получать высшее образование! Ты полностью профнепригоден!

Парадокс души профессора состоял в том, что, как ни странно, эти громоподобные распекания были хорошим знаком — знамением того, что курсант А сдаст экзамен.

— Пол листа-то… он исписал! — неожиданно и мгновенно сменив гнев на милость, обратился экзаменатор к аудитории, так и эдак поворачивая весьма помятый уже листок с ответом, — поставим ему тройку?

— Поставим конечно, — пронёсся нестройный гул голосов.

— Почему же тройку? Твёрдая четвёрка! — звонкий голос героя рассказа перекрыл собой этот гул. Народ засмеялся.

Курсант А, так и не проронивший ни слова, подхватил как вратарь пущенную в сторону двери зачётку и удалился вполне ублаготворённый.

Пришла пора Усам “сдаваться”, так мы меж собой называли очередь отвечать на экзамене. Курсант с усами имел партийный билет, что уже являлось кандидатским минимумом на “удов” в зачётке. За него можно было не беспокоиться. А вот остальные трепетали!

— Борис Аркадьевич, можно пересесть ближе к розетке? — это худощавый курсант Вася подняв руку задал вопрос. Дело в том, что на экзамене в обязательном порядке каждый должен был быть с калькулятором. Хотя, что там считать в “Рядах”? — Не арифметика!

Вася же готовился к экзамену серьёзно. Он вытащил внутренности из старого здоровенного калькулятора и заложил в пустой пластмассовый корпус кипу заготовленных шпаргалок. Приладил электрический шнур от утюга. С этим девайсом он планировал успешно "отстреляться". Получив разрешение, встал со своими манатками и хотел занять место в соседнем ряду, но тут получил пинок от курсанта устроившегося за спиной Васи, теперь оголённого. “Кудаа? Как же я???” Всё-таки перешёл за другой стол. Вставил штепсель в розетку — типа проверил, работает ли калькулятор. Радостный, устроился за мощной спиной Васюки, своего “тёзки”.

Кстати, розетки были обесточены. Днём ранее, зная номер аудитории, где будет экзамен, расковыряли одну из розеток на задней стене и заложили в образовавшуюся дыру полный набор шпаргалок. Прикрыли отверстие кругляшом с двумя дырочками… Только как теперь воспользоваться закладкой?

Сценарий был такой: через час после начала экзамена поступал звонок в дежурную рубку училища с просьбой безотлагательно позвать Бориса Аркадьевича к телефону. Посыльный с наисерьёзнейшим выражением лица сообщил о звонке преподавателю и был готов сопровождать его в рубку. Но препод то не прост! Он перед тем как уйти, закрыл аудиторию на ключ, заперев экзаменующихся курсантов внутри. Их конспекты, которые стопкой лежали на столе, отнёс в преподавательскую. Отправился вслед за посыльным по длинным переходам между корпусами Системы. Все тут же повскакивали со своих мест. Стали разбирать шпаргалки из отверстия в розетке, кому какая. Там в куче были шпаргалки всех групп, которые уже сдали этот экзамен.

Герою рассказа, видать, не повезло. В этом ворохе не нашлось ничего путного. В чужих шпорах разве разберёшся! Да что там, не у него одного подобная ситуация! А секунды тикают… Вот бы передать в аудиторию чей-нибудь конспект; но как, даже обычной щели нет под дверью! Парни снаружи, что страховали сдающих, в миг выбили розетку из соседней аудитории, ту что была смежной с уже разковыренной. Перемычка между ними была совсем тонкая, однако изрядная куча штукатурки осыпалась на пол. Зато через зияющую в стене дыру пролез конспект одного из отличников. Эту общую тетрадь тут же разодрали на листы и теперь каждый имел свою лекцию по вопросу билета. В аудитории воцарилась полная тишина, каждый сосредоточенно списывал на свой листок формулы и объяснения. Парни снаружи заткнули дыру между аудиториями половой тряпкой, а сидевший за последней партой приставил к ней эту самую лицевую пластмаску от розетки. Выглядело стрёмно и комично. Читатель наверняка скажет “п;лево”. Отнюдь! Всё было, как в известной песенке: “А как заметют? — Не, не заметют! А как заметют, так мы воздухом здесь дышим”...

Излишне, думаю, извещать читателя, что когда профессор оказался наконец в рубке и принял трубку телефона из рук дежурного офицера, из неё неслись только короткие гудки.

— Вот мерзавцы! — услышали находящиеся в рубке дежурный и помдежи. В адрес кого направил брань профессор? В адрес звонившего? В адрес дежурных? Может ещё в чей адрес — разъяснений не последовало. Он припустил назад.

Пока ключ со скрипом делал свой оборот в замочной скважине все засунули себе во фланки листы разодранного, совсем недавно ещё образцово-показательного конспекта, старательно писанного рукой чудака-ботаника. Теперь, с умными лицами, сидели склонившись над своими, уже не пустыми листочками. Кто-то поправлял гюйс.

Сердце у героя рассказа теперь стучало не так тревожно. Целая страница была списана с конспекта, да на обратной стороне в разных её частях были начертаны какие-то бессвязные формулы. Между ними, если бы было чуть больше времени он записал бы и пояснения, но не сложилось. Зато математическая формула — сумма от эн равное единице до бесконечности, минус один в степени эн плюс один, умножить на “а” энное равна… — выглядела колоссально!

Экзаменатор, вернувшись в аудиторию, следовал по проходу между рядами парт. Каждый курсант оказался окинут его строгим взглядом из под нахмуренных бровей. Остановился перед художественно-образной пространственной композицией несущей в себе отдалённый и несколько формальный посыл к облику электрической розетки. Россыпь штукатурки заскрипела под его ногами.

— Это что? — вопрос был направлен всем, но ответил тот курсант, кто является героем рассказа:

— Так и было.

— …

— Да… Так было… Это вы не обратили внимания…, — каждый теперь постарался вставить своё веское свидетельство. Не оказалось ни одного, кто имел бы иное толкование явлению осыпавшейся штукатурки и пробоины в стене. Должно быть странно было слышать такое об аудитории, которая относилась к кафедре, возглавляемой самим профессором, но тот ничуть не удивился.

Один за другим курсанты шли “сдаваться”. Яростные выкрики “математический пистолет, долбун, не хочет учиться, профнепригоден и т.п.” взрывали атмосферу. Разнонаправленно летали зачётные книжки, одна вылетела в форточку. Кулак преподавателя громыхал по крышке стола, а ручка с красными чернилами безжалостно черкала листочки. Один оболтус не удосужился спрятать свою шпаргалку, бесконечно сложенную в гармошку. И Вульф растянув её от стены до стены, признал выдающимся достижением каллиграфического искусства и поставил оболтусу тройку только за это.

Герой рассказа терпеливо ждал своей очереди. В глубине души он радовался разгулу эмоций, которые испытывал профессор. Чем больше тот бушевал и неистовствовал, тем более множилось число успешно сдавших экзамен. Вот обратная реакция — корректность и хладнокровие — нагоняли жуть на курсантов. Слава Всевышнему, тот день выдался штормовым! Наш герой попросту отдыхал, как от физической нагрузки, которой с утра подверглись его мускулы на уборке территории, так и от моральной, которая довлела в начале экзамена.

За всю свою жизнь он так и не встретил ни одного, кто хоть бы заикнулся о разложении математической функции в степенной ряд. Ни одного! Его тёзка Игорь, тот который срезался два года назад, капитан в будущем, — тоже. А тогда, после экзамена, один Игорь спросил со смехом другого:

— Так что такое дежавю? Как это? Можешь рассказать, что ты испытал?

— Не случилось дежавю. Не войти в одну воду дважды. Вот ностальгию, ту испытал, — ответил Игорь постарше нашему герою Игорю.

06 апреля 2023 года.