Издалека долго течёт река Волга
Волжские чайки назойливо сопровождали "Дмитрия Донского". Их резкие крики и наглость, как бальзам на душу, действовали на Бориса, который ещё четыре с лишним мили ждал появления Рыбинского моря. Привычный с детства ландшафт сильно изменился: широкое русло с новыми островами, которые были незатопляемыми возвышенностями, предстал перед ним, и вдруг за плавучим островом из древесного сплава открылись бесконечные глазу морские просторы. Исчез город Молога с его церквями и соборами, пропал Афанасьевский монастырь, обозначенный одиноким куполом колокольни, торчащей на три метра из зеленоватых вод. Пока Борис приходил в себя, круизёр повернул направо, и по левому борту их встретила "Мать-Волга" - высокий белый двадцати семиметровый памятник в виде простой женщины с вытянутой вперёд рукой и чайкой сбоку, расположившейся на вытянутой песчаной косе между шлюзами и плотиной. Композицию выстроили в 1953 году, и она стала неофициальным гербом Рыбинска. Бор заворожённо проводил её взглядом, лишь подумав: "Мамочка, я здесь!" А через четыреста метров судно с верхнего бьефа вошло в правый шлюз. С высоты корабля виден стал сверкающий золотой шпиль главного городского собора. "Боже мой, мама, неужели я вернулся!" - проговорил Борис, крестясь и делая поклоны. Ничего не понимающие японцы тоже стали кланяться, а у изгнанника потекли крупные не крокодиловые слёзы.
Михаил с интересом осматривал всё вокруг и зорко следил за отцом. Слева и справа дымили трубы предприятий и зажигался свет в новеньких жилых микрорайонах, а впереди через Волгу возвышался двухарочный железобетонный мост, как выяснилось, построенный в 1963 году и запущенный сразу после полёта в космос первой женщины-космонавта, землячки, Валентины Терешковой. У монументальной новой биржи, превращённой в больницу им. Н.И. Пирогова, приютились дебаркадеры и пристани с белыми пассажирскими пароходиками. Борис пробежался глазами вдоль берега и вдруг наверху, у центральной лестницы увидел группу людей, плотно стоящую у перил, а в центре различил худенькую седую женщину, казалось, смотрящую прямо на него. "Ирина!" - воскликнул он и заторопился к выходу.
В восемь часов вечера, когда пароход пришвартовался, солнце со стороны водохранилища приготовилось сползти за горизонт. Назавтра японская делегация должна была принять участие в церемонии зажжения Вечного огня и других мероприятиях. Это было важное событие, на которое собиралось прийти много людей. Японцы же любят всяческие церемонии - хлебом не корми, но у Бориса, прости его Господи, были свои планы.
В парадном тёмно-синем костюме с наградами на груди седовласый высокий мужчина и его сын стали подниматься по деревянной двадцатиметровой лестнице, японцы приотстали, наблюдая, а нарядная группа встречающих с цветами застыла на набережной (В этот момент должен звучать духовой оркестр). Вдруг от группы сверху отделилась девочка лет шести в белом платьице и гольфиках с розовыми бантами на двух косичках и, прыгая со ступеньки на ступеньку на одной ножке, стала стремительно спускаться навстречу двум мужчинам. Она так ускорилась, что на середине пути ножки оторвались от поверхности, и она, словно птичка, полетела вниз. Все ахнули, а Борис сделал два быстрых шага навстречу и поймал летунью в свои объятия. Делегация японцев дружно захлопала в ладоши...Широко-открытые голубые глазки девчушки ещё не успели погаснуть, когда Бор спросил:
- Как зовут тебя, красавица?
- Илинка, дедушка... Ты хозяин этого палохода?
- Нет, но приплыл на нём. А как твоя фамилия?
- Я - Елшова. Это тебе, - сказала она, протянув букет весёлых ломашек.
- Спасибо, внученька, - ответил Бор, поднимаясь по ступенькам. Он обернулся к притихшей делегации и крикнул по-японски. - Внучка!
Японцы и речники снова заулыбались и захлопали, а он остановился перед своей русской женой и поклонился. Ирина обняла мужа, которого окружили родственники, и они пошли на Стрелку. Дедушка отпустил правнучку на тротуар и, обняв Ирину, седую, но красивую до сих пор, медленно повёл её по Волжской набережной. Японцев разместили в центральной гостинице города, а Мишель по пути знакомился с родственниками.
Праздничный стол был накрыт на первом этаже у Щаплеевских-Ершовых, Антонины и Евгении, проживающих в четырёх комнатах. У них было по двое детей, встречающих дедушку на речном вокзале. Маленькая Ирина была внучкой Степана и Анастасии, живущих в Садовом переулке (бывший Преображенский пер.). Степан, потерявший правую руку на войне, работал в НИИ при моторостроительном заводе вместе с женой. Кроме Иришки у них было два сына: Юрий, который учился в Военном училище связи в Ленинграде, и Василий, одиннадцати лет, которому предстояло в день Победы стоять часовым у Вечного огня. Анна тоже помнила отца только по двум фото, сохранившимися у матери. У неё был единственный сын, служивший в данное время на границе с Китаем. Внукам и правнукам очень понравился огромный дедушка, усыпанный орденами и медалями и привезшим много вкусностей и сладких подарков. Борис Васильевич с забытым акцентом интересно рассказал о своих скитаниях по свету, о войне и мире, а потом слушал родственников о рыбинской жизни. Ночью Борис и Ирина ушли на четвёртый этаж, где рассматривали фотоальбомы, вспоминали и проговорили почти до утра.
Следующий день пролетел в торжественных мероприятиях и очень быстро. Борис организовал каюту для жены и сына, чтобы они показали ему место гибели Серафима в Волгограде, а он - могилу своего отца, Василия Степановича в Астрахани. Потом Борис, Ирина и Степан должны были вернуться в Москву и там расстаться. Анна по состоянию здоровья не могла плыть, и все родственники долго прощались на волжском берегу. Японцы задарили внучат и внуков Бориса подарками, и "Дмитрий Донской" отчалил от главной пристани Рыбинска. Бор и Ирина стояли на верхней палубе, пока город совсем не скрылся за поворотом, а напротив Семёновского кладбища, расположенного на высоком берегу в рощице белых берёз, они молились и плакали в обнимку.
Свидетельство о публикации №223062201022