Господу нашему подобяся, преобразившемуся пред ученики, небесную красоту и свет любви Божия непрестанно являл eси, озаряя cим светом паству твою; чистотою души и любовию Серафимам уподобился ecи, служение архипастырское добре совершил ecи, с кротостью и смирением крест свой бестрепетно до конца понесл еси, и кровию своею обагрился ecи, непорочно за Христа до смерти пострадав; темже и нашу немощь духовную и телесную посети, и от всякия скверны греховныя сердца наша очисти, священномучениче Серафиме, отче наш.
Тропарь священномученику Серафиму Звездинскому, епископу Дмитровскому, глас 4
Священномученик Серафим Звездинский – ревностный учитель веры и наставник благочестия, архиепископ Дмитровский и один из великих подвижников Русской Православной Церкви в двадцатом веке, пламенный молитвенник, в юношеские годы тяжело заболевший и получивший чудесное исцеление, молясь преподобному Серафиму Саровскому, на протяжении всей жизни прибегавший к молитвенной помощи Пресвятой Богородицы, преподобного Сергия Радонежского и святого Николая Чудотворца; он – русский инок, духовниками которого были старцы Зосимовой пустыни – Алексий и Герман, по благословению которых он и принял монашество; он – вдохновенный проповедник, имеющий дар от Бога «глаголом жечь сердца людей», уже в годы учебы в Духовной Академии прославившийся своими огненными и трогательными проповедями настолько, что многие сравнивали его талант с даром святителя Иоанна Златоуста, прозвав его – Серафимом Среброустом. Все проповеди священномученика Серафима Звездинского проникнуты духом Нового Завета, они напоминают послания апостола Иоанна Богослова, овеяны библейским лиризмом и содержат глубочайшую духовную мудрость, запечатленную в проникновенных словах и нравственных наставлениях: «Цветите для Царствия Божия, завяньте совсем для ада. Будьте Божии, а не вражьи. Друг друга любите, друг друга прощайте, не укоряйте, не судите, гнилых слов не говорите. В мире со страхом Божиим живите, смертный страшный час воспоминайте и суд Христов нелицеприятный никогда не забывайте, храм Божий усердно посещайте, в грехах кайтесь. Святых Христовых Таин причащайтесь. Милость Божия и покров Царицы Небесной да будет со всеми вами отныне и до века. Аминь». Священномученик Серафим Звездинский – это православный подвижник и проповедник с поэтической натурой, по таланту и духу он близок величайшим вселенским учителям и проповедникам святой Церкви – святителю Григорию Богослову и святителю Иоанну Златоусту, он – поэт-молитвенник, со священным трепетом пророка Исайи приступающий к совершению таинств и Божественной Литургии, которую он любил всем сердцем и возвышенно истолковал в своих великолепных проповедях. Священномученик Серафим Звездинский – один из лучших литургистов за все историю Православной Церкви, а его проповеди о Божественной Литургии – не только возвышенное и таинственное изъяснение ее духовного смысла, но и хвалебная песнь Творцу и дивный поэтический гимн, прославляющий Литургию как драгоценнейшее сокровище, данное Богом для всех христиан, как духовную ось всей церковной жизни. В толковании Божественной Литургии святой Серафим Звездинский по красоте слога и глубокомыслию превзошел самого преподобного Максима Исповедника с его «Мистагогией». Как и для преподобного Иустина Поповича, для него Литургия – это сердце всех молитв и богослужений, прообраз и предвосхищение жизни будущего века. В боговдохновенных посланиях своих апостол Павел дал заповедь всем христианам – «непрестанно молитесь» (1 Фес.5:17), и, как истинный христианский подвижник, святой Серафим Звездинский исполнил апостольскую заповедь – он омолил всего себя – свой ум, свое сердце и свою волю, ибо молитва была для него дыханием жизни и таинством Богообщения. Учась в Духовной Академии, священномученик Серафим Звездинский каждый день молился Николаю Чудотворцу о том, чтобы Господь ниспослал ему дар слова и научил вдохновенно и красиво произносить проповеди, а во дни преподавания церковной истории в Вифанской семинарии, а затем в Московской семинарии он молился за всех учеников своих и «вынимал за каждого частицу на проскомидии». В своих духовных беседах святой Серафим Звездинский образно и метафорично сравнивал нашу мирскую жизнь с изменчивым и бурным морем: «вся наша жизнь – что иное, как не море, море безбрежное, непостоянное, бурное? Недаром и поется в одной церковной песне: «Житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею, к тихому пристанищу Твоему притек, вопию Ти: возведи от тли живот мой, Многомилостиве!» (ирмос 6-го гласа, песнь 6). Море – жизнь наша... Волны на море то прибьют к берегу, то снова отхлынут... всплеснут – уйдут, вспенятся – исчезнут...». Наша земная жизнь есть плавание по бурному и изменчивому морю житейскому – скорби сменяются радостью, а мимолетные мгновения и дни счастья – печалью и испытаниями, все мирские блага – обманчивы и непостоянны, и нам не доплыть до конечной цели – тихой гавани Царства Небесного – без верного Кормчего, Которого надлежит звать с молитвой: «О, Господи Иисусе, прииди, поспеши на помощь, «приближися, приближися нам, везде Сый» – прииди и Сам управляй нами! Сам через волны житейского моря веди и приведи нас во Свой град – Иерусалим Небесный, идеже празднующих глас непрестанный и безконечная радость зрящих Твоего лица доброту неизреченную». Во всех письмах, духовных беседах и проповедях священномученика Серафима Звездинского ощущается возвышенное молитвенное настроение его духа – каждая его мысль о Боге и духовных вещах увенчивалась молитвой, каждое его размышление разрешалось в молитвенный возглас, обращенный к небесам: «Братья! Земля у нас есть драгоценная, нами забытая, нераспаханная – сердце, земля та зовется! Ея умиления дождь не орошает, и засыхает она… засыхает… Выходят оттуда хулы, рвение, зависть, татьбы, гнев, вожделение, всякая ненависть, грех всякий, всякая страсть… О, мой Господь, возставь, подними, причащением Таин Твоих Пречистых, святых, дорогих горечь греха услади, помилуй, помилуй, спаси! Спаситель! Христе мой! Te6e я молюсь: приди! Помоги: в суете я кружусь, ум мой разсеян, нечист и безплоден, сердце безчувственно, оледенело… О, как Петру, мне дай покаяние! Как мытарю, мне дай воздыхание! Слезы блудницы дай мне! Да велиим гласом взываю Тебе: Благий, Святый, Милосердный Боже, спаси! Боже, помилуй!». Миросозерцание святого Серафима Звездинского христоцентрично, он говорил, что каждый христианин призван украсить свою душу золотой цепью с восемью золотыми звеньями – хождением пред Богом, страхом Божиим, самоконтролем, покаянием, смирением, миром душевным, миром со всеми, Раем в душе – правдой, миром и радостью о Духе Святом, но обрести эти евангельские добродетели и стяжать благодать Святого духа можно только через молитвенную жизнь – особенно через Иисусову молитву, восемь слов которой, владыка сравнивал с восемью драгоценными камнями: «Есть восемь драгоценных камней, на которые можно купить дивную золотую цепочку с восемью золотыми звеньями. Эти камни следующие: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго»… Ложась на ложе свое, отходя ко сну, твори непрестанно молитву Иисусову устами лишь, ибо иначе уже невозможно от утомления, но твори ее устами до тех пор, пока не погрузишься окончательно в глубокий сон. Просыпаясь, старайся, чтобы самая первая мысль твоя была молитвой к Богу, ибо бес стремится и сторожит твою первую мысль, стараясь овладеть ею, и тогда весь день будешь в его власти. Как проснешься, не оставайся лежать на ложе твоем, но немедленно вставай, чтобы не нагнал на тебя бес какого мечтания или мыслей неподобных». Священномученик Серафим Звездинский – выдающийся пастырь и архиерей Русской Православной Церкви, он – неугасимый светильник евангельской веры, мудрости и благочестия, еще при жизни «слывший за святого человека», верный Христу Спасителю до конца, он претерпел скорби и гонения за Православие, но не пал духом в отчаяние, находя утешение в молитве – арестованный и заключенный в Бутырской тюрьме, он написал акафист Христу Страждущему, где восклицал: «Имея пред очима моима, Иисусе, Спасе мой, преднаписанный Божественными Евангелистами образ Тебе страждущаго, всего уязвленнаго, се прихожду к Тебе аз страждущий, с неисцельными гноящимися язвами сердца моего страстнаго и, веруя несомненно, яко язвы Твоя – исцеление мое и болезни Твоя – здравие мое есть, сице вопию Ти: Господи, мой Господи, от беззаконных уст оплеваемый, безчествуемый, унижаемый, умилосердися, воззри на мя: страсть греховная душу мою безсмертную – дыхание уст Твоих – безчестит, унижает: исхитити мя от плена страсти сея потщися, погибаю. Иисусе мой, Сладчайший Иисусе, венчаяй землю цветами, тернием острым увенчанный, виждь, колико острых терний, нелепых помышлений, неподобных мечтаний терзает главу мою: исторгни их, молю, и цветами благих мыслей, святых чувствований украси мя. Христе мой, Пресладкий Христе, одеяйся светом яко ризою, в ложную багряницу от области темныя облаченный, ризу мне подаждь светлу, яко лежу наг пред враты Твоими и срамляюся, стыждуся плоти своея. Сыне Божий Единородный, на небесех от Ангел с трепетом священным и любовию огнепламенною присно окружаемый, на земли же страха ради всеми оставленный, исполни всего мя дерзновения и мужества, да никоего же убоюся страха человеческаго, никия муки, самыя лютейшия, да дерзновенно Тя исповедаю, Твое величие проповедуя: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, в несении креста спасительнаго, десницею Твоею мне низпосланнаго, укрепи мя, вконец изнемогающаго!». Пройдя крестным путем православного исповедника и мученика, Серафим Звездинский был расстрелян 26 августа 1937 года, войдя в сонм святых Небесной Церкви, пламенно и непрестанно молясь за всех живущих на земле, а его жизненный путь – высокий пример для всех православных христиан.
Священномученик Серафим Звездинский (в миру – Николай Иванович Звездинский) родился 7 апреля 1883 года в Москве в семье настоятеля единоверческой Троице-Введенской церкви протоиерея Иоанна Звездинского и был назван Николаем в честь святого Николая Чудотворца. Отец будущего архиерея и проповедника Русской Православной Церкви – Иоанн Гаврилович Бонефатьев происходил из среды старообрядцев-беспоповцев, но уверовав в истинность Православия, отправился пешком, пройдя почти тысяч верст из Солигалича в Петербург, с прошением причислить его к Православной Церкви и был принят с новой фамилией – Звездинский. После присоединения к Православной Церкви, Иоанн Звездинский, равно как и два его брата, перешедшие в Православие, был проклят своим разгневанным отцом – раскольником Гавриилом Илларионовичем, и тяжко переживал родительский гнев, но в то же время он нашел утешение в молитвах и богослужениях, став чтецом при храме на Волковом кладбище в Петербурге. По милости Божьей у Иоанна Звездинского открылся редкий музыкальный талант и чудный певчий голос, а женившись на дочери священника – Евдокии Васильевне Сланской, славящейся не только внешней красотой лица, но и сокровенной духовной красотой кроткого духа, воспетой апостолом Петром, он принял духовный сан и стал священников во Ржеве, где у него родился старший сын Михаил, а «младенцы Константин и Ольга отошли к Господу». В восьмидесятых годах XIX века Иоанн Звездинский стал настоятелем Троице-Введенской церкви, где стал знаменит и почитаем за пламенную молитвенность, неутомимость в пастырских трудах, подвижническую жизнь, добросердечие и прекрасный певчий голос, а также – как проповедник, обративший многих старообрядцев в Православие. На шестой недели Великого Поста – 7 апреля 1883 года, в день, посвященный памяти святителя Николая Чудотворца у Иоанна и Евдокии родился сын, нареченный Николаем – будущий владыка Серафим Звездинский, который с малых лет воспитывался в атмосфере христианского благочестия, храмовых богослужений и молитвы. С юношеских лет Николай Звездинский почитал святого Николая Чудотворца как своего небесного покровителя и на протяжении все жизни усердно подражал ему в ревности о чистоте Православия и самоотверженной любви ко Христу и Его святой Церкви, часто вспоминая слова из Триоди Постной, которые читались в день его рождения за церковным богослужением и находя в них пророчество о своем монашестве: «Даждь Ми, сыне, твое сердце, очи же твои Мои пути да соблюдают» (Притч.;23:26). Вскоре в семействе Звездинских родилась вторая дочь, названная Екатериной, но после родов, незадолго до престольного праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы скончалась Евдокия – горячо любимая жена Иоанна Звездинского, который перед выносом ее гроба в великой скорби и с горьким плачем распростерся по земле и предал в молитве себя и осиротевший детей благой воле Бога Вседержителя. Прожив всего шесть лет, умерла и Екатерина – дочь Иоанна Звездинского. С нежной любовью и лаской воспитывая своих детей, Иоанн Звездинский стремился привить каждому из них любовь к храму, богослужению и церковному пению, он брал с собой своего сына Николая на ночные службы, велел подставлять скамейку к аналою с Часословом, чтобы маленький Коля мог читать на клиросе. Однажды Коля вошел в алтарь через Царские врата, а видевшие это уверенно сказали, что в будущем мальчик станет служителем престола Божиего, что и свершилось. В алтаре Николая поразило изображение Страстей Христовых, а спустя много лет, окидывая мысленным взором свою жизнь, он говорил: «Видно, папа за меня молился в то время. Может быть, он испросил у Бога молитвы, несения Креста на Голгофу и Воскресшего Господа». Как замечает И.Г. Менькова, Николай Звездинский рос мягким и добросердечным, воспитываясь в атмосфере церковной жизни, «дома его любимым занятием было брать кадильницу и кадить. Для этого приспособили старенькую лампадочку на цепочке – сестра хранила ее до его архиерейской хиротонии. Великим постом готовился Коля ко Святому Причащению. Исповедовался у отца Григория, старого священника, который требовал, чтобы исповедник знал наизусть псалмы Давидовы, и в наставление приводил слова Священного Писания: «Мужа льстива гнушается Господь». А в полумраке храма, при множестве мерцающих лампад он видел, как тянулись вереницы к отцу Иоанну за разрешительной молитвой и слышалось: «Чадо... прощает тя Христос невидимо... и аз грешный...» – и опять: «Чадо... прощает тя Христос невидимо... и аз грешный…». Долго в тишине движется очередь исповедников. С радостью встречал Коля Святую Пасху, стоял около отца, принимавшего поздравления». С юных лет Николай всем сердцем возлюбил церковное богослужение и находил величайшее счастье в том, чтобы молиться в храме и участвовать в Божественной Литургии.
После обучения в церковном училище, Николай Звездинский учился в Московской духовной семинарии, где выучил наизусть величественную оду русского поэта Державина «Бог» и признавался: «Из всех наук я любил одну лишь науку – богословие. Если изучать, то Бога: это единственно святое, драгоценное и нужное». На третьем курсе Московской духовной семинарии Николай тяжело заболел гнойным лимфаденитом – неизлечимой в то время болезнью. Никакие лекарства не облегчали страшных страданий Николая, от которых он грыз подушку, чтобы сдержать вопли боли, но в это время игумен Иерофей Мелентьев – друг и почитатель его отца – Иоанна Звездинского, привез с собой образок старца Серафима Саровского, еще не прославленного в лике святых, и сказал Иоанну: «Отец протоиерей, не теряй надежды, не скорби чрезмерно. Старец Серафим творит предивные чудеса, с верой к нему обращающимся дарует исцеления бесчисленные и преславные, и нет для его молитвы ничего невозможного. Проси его, он исцелит и твоего сына». Вручив Николаю образ преподобного Серафима Саровского, Иоанн сказал своему сыну: «Вот, Коля, тебе истинный врач, проси его, он исцелит». С горячей молитвой и слезами Николай принял нежданный дар и припал к образу Серафима Саровского – молясь до тех пор, пока от бессилия не уснул, а когда проснулся, то обнаружил, что боль исчезла и болезнь отступила. Изумленный свершившимся чудом, о. Иоанн Звездинский под присягой перед Крестом и святым Евангелием свидетельствовал об исцелении своего сына по молитвам старца Серафима Саровского от гнойного воспаления желез, грозившего неминуемой смертью, а в письме к игумену Иерофею Мелентьеву писал: «В этот незабвенный день через посланного Вашим Высокопреподобием в 6 часов вечера я получил книгу «Житие старца Серафима» и образок его на белой жести; я этот образок принес к страждущему сыну, попросил его перекреститься и с верою приложиться к образу преподобного; он с трудом перекрестился, поцеловал образ и приложил к больному месту... О дивное чудо! Болезнь утихла, страдания прекратились, больной успокоился. Ночью, сидя в постели, он молился и несколько раз целовал образок. В 5 часов утра он впал в забытье и уснул; через час просыпается и приглашает сестру, говоря: «Я весь мокрый, должно быть сильно вспотел», – но она увидела, что нарыв прорвался, белье и постель вся покрыта гноем, которого вытекло весьма много. В настоящее время сын мой совершенно поправился. Таковое милосердие Божие, оказанное моему сыну Николаю за молитвы святого старца Серафима, свидетельствую я и дети мои своею подписью и приложением именной печати. Вашего Высокопреподобия сердечно благодарный сомолитвенник и покорный слуга протоиерей Иоанн Звездинский, благочинный единоверческих церквей, Московской единоверческой Троицкой церкви». В слове, произнесенном во время посвящении в сан епископа, святой Серафим Звездинский так вспоминал о чуде своего исцеления: «Ты влек меня, Господи, к служению Тебе и гласом хлада тонка, тихим веянием ветра благодати Твоей, влек и бурею земною, вихрем крепким… А когда я дерзнул сопротивляться Тебе, послал Ты мне болезнь лютую, от которой восстать живым я не чаял, будучи приговорен к смерти двумя врачами: гомеопатом и аллопатом. И когда врата смерти раскрылись уже предо мною, предстал у одра болезни моей врач небесный, чудно меня исцеливший, в память чего и воспет был святой сей в песнях духовных покойным отцом моим, протоиереем Иоанном». С тех самых пор образ старца Серафима Саровского стал семейной реликвией и почитался как икона, хотя на изображении его еще не было нимба, ибо Серафим Саровский в то время еще не был прославлен Русской Православной Церковью в лике святых, но святость его стала неоспоримой истиной для Николая Звездинского, который 26 сентября 1908 года будет пострижен в монашество с именем Серафим в честь своего исцелителя – преподобного Серафима Саровского. Незадолго до поступления в Духовную Академию, еще будучи воспитанником Московской семинарии, в1903 году Николай Звездинский стал свидетелем и участником торжественного и незабываемого события – прославления преподобного Серафима Саровского и открытия его мощей, а его отец Иоанн, исполненный благодарности за спасение сына, с радостью исполнил поручение Священного Синода написать стихиры, канон, тропарь и кондак преподобному Серафиму Саровскому. Во дни своей юности Николай Звездинский, как идеалист с поэтической натурой, пережил возвышенные чувства и романтическую влюбленность в свою ровесницу – Татьяну Филиппову, воображая ее Ангелом во плоти, чистой и прекрасной девушкой, глубоко привязавшись к ней сердцем, но сама Татьяна оставалась к нему холодной и безучастной. Как замечает И.Г. Менькова: «Сердце тосковало. Грустные мелодии и стихи, одинокие прогулки, слезы перед Распятием... Чувство это длилось всю юность, захватило и молодые годы». По рассудительному слову проницательного старца Зосимовой пустыни Алексия: «Господь нарочно привязал сердце его к сей девице, дабы возвышенной любовью оградить от увлечений более грубого характера, свойственных юношам». Время шло и здоровье протоиерея Иоанна Звездинского пошатнулось – врачи нашли у него диабет, а в последние годы жизни он уже не имел физических сил священствовать, находился на лечении в санатории «Надеждино», куда к нему приезжал Николай, впоследствии со скорбью вспоминая о последних годах жизни своего болящего отца: «Тяжелый камень был у меня на сердце, когда я видел его в светской обстановке. Сердце сжималось от невыносимой грусти и боли при разлуке. Он провожал меня, и долго виднелась его маститая фигура в белом подряснике; опершись на пастырский посох, прощальным взором он провожал меня». После окончания семинарии, Николай Звездинский поступил в Московскую Духовную Академию, где был одним из лучших студентов и прославился как проповедник – жители Сергиева Посада и братья Троице-Сергиевой Лавры приходили послушать студента Звездинского, а его сочинения стали печататься в богословских журналах. Изумляясь глубокомыслию, образностью и поэтичностью проповедей Николая Звездинского, Е.Л. Четверухина вспоминала: «Какие же блестящие и интересные проповеди стал он говорить, еще будучи студентом Академии! Какой красивый голос у него, какая прекрасная дикция! Мне довелось слышать его только один раз за всенощной под праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, но до сих пор словно звучит в моих ушах его голос». По восторженным отзывам преподавателей Московской Духовной Академии, в сочинениях Николая Звездинского были «собраны из святых отцов поучения, как бриллианты, рассыпанные всюду, – все воедино». Учась в Духовной Академии, Николай Звездинский старался читать богословскую и нравственно-аскетическую литературу, жить подвижнической жизнью и молиться, но по строгим порядкам студентам весь день приходилось находиться на людях, было трудно найти время для уединенных молитв. В то бурное время началось повсеместное брожение умов – в учебные заведения проникал мятежный дух, в стенах Академии стали процветать разнообразные и не всегда легальные кружки, а некоторые профессора так не любили студентов, стремившихся к духовной жизни, монашеству и иерейскому служению, что незаслуженно снижали их отметки. В годы обучения в Московской Духовной Академии духовником Николая Звездинского стал старец Зосимовой пустыни Алексий Соловьев, который стал наставлять своего духовного сына.
В сочельник праздника Крещения Господня 1907 года скончался отец Николая – протоиерей Иоанн Звездинский, умерший с ударом церковного колокола, зовущего народ на богослужение ко всенощной. На последнем году обучения в Духовной Академии Николай Звездинский познакомился с архимандритом Чудова монастыря Арсением Жадановским, ставшим его другом и наставником. В Чудове монастыре Николай познакомился и с прозорливым старцем Герасимом, который пророчески сказал о Звездинском – «это наш будущий настоятель, архимандрит Чудовский». В сентябре 1908 года Николай Звездинский, вознамерившийся посвятить всю свою жизнь служению Богу, посетил Зосимову пустынь с просьбой о благословении на монашеский постриг, а получив благословение от старца Алексия, Николай был пострижен в монашество с именем Серафим – в честь преподобного Серафима Саровского. В письме к своему брату Михаилу, Николай Звездинский описал душевные переживания и внутреннюю духовную борьбу, предшествующую монашескому постригу: «внутреннее решение быть иноком внезапно созрело и утвердилось в душе моей 27 августа. 1 сентября я словесно сказал о своем решении Преосвященному ректору, оставалось привести решение в исполнение. Решение было, не было еще решимости – нужно было подать прошение. И вот тут-то и началась жестокая кровная борьба, целая душевная трагедия. Подлинно был «силен я и трясыйся», за этот период времени до подачи прошения. А еще находятся такие наивные глупцы, которые отрицают существование злых духов. Вот если бы пришлось им постригаться, поверили бы тогда! Лукавый не хотел так отпустить меня. И, о, что пришлось пережить – не приведи Бог! Ночью неожиданно проснешься, бывало, в страхе и трепете. «Что ты сделал, – начнет нашептывать мне, – ты захотел быть монахом? Остановись, пока не поздно». И борешься, борешься: какой-то страх, какая-то непонятная жуть сковывает всего, потом в душе поднялся целый бунт, ропот, возникла какая-то бесовская ненависть, отвращение к монахам, к монашеским одеждам, даже к Лавре. Хотелось бежать, бежать куда-то далеко-далеко. Борьба эта сменялась необыкновенным миром и благодатным утешением – то Господь подкреплял в борьбе. Эти минуты мира и благодатного утешения я и назвал в письме к тебе «единственные святые, дорогие, золотые минуты». А о минутах борьбы и испытания я умолчал тогда. 6 сентября я решил поехать в Зосимову Пустынь к старцу, чтобы испросить благословения на подачу прошения. Что-то внутри не пускало меня туда, силясь всячески задержать и остановить. Помолился у Преподобного и поехал. Беру билет и только хотел садиться в вагон, вдруг из одного из соседних вагонов выходит Таня Филиппова и направляется прямо навстречу мне. Подумай, никогда, кажется, не бывала у Троицы – индифферентка, а тут вот тебе, приехала, и именно в такой момент! Я не описываю, что было со мной, целый рой чувств и мыслей поднялся в душе, хотелось плакать, одна за другой стали проноситься светлые нежно-ласковые картины семейной жизни, а вместе с тем и мрачные, страшные картины монашеского одиночества, тоски, скуки и уныния. О, как тяжко, тяжко было! И был момент, когда я хотел (с болью, покаянным чувством вспоминаю об этом) отказаться от своего решения, подойти к ней и поговорить. И, о, конечно, если бы не благодать Божия поддерживающая, я отказался бы от своего решения, ибо страшно было. Но нет – лукавый был посрамлен. Завидя, что Таня Филиппова подходит по направлению ко мне и так, словно участливо, посматривает на меня, я поспешил скорее войти в вагон и там скрылся, сел так, чтобы нельзя было видеть ее. Поезд тронулся. В Зосимовой пустыни старец много дивился и не велел больше медлить с прошением. «Иначе, – сказал он, – враг и еще может посмеяться». Когда монашеский постриг совершился, то новопостриженный инок Серафим послал из Сергиева Посада письмо своему брату Михаилу: «Дорогой, родной мой брат! Христос посреди нас!.. Как выражу я то, что переживала и чем теперь живет моя душа, какими словами выскажу я то, что преисполнило и преисполняет мое сердце… Монах я теперь, как это странно, непостижимо и страшно. Новая одежда, новое имя, новые, доселе неведомые, никогда неведомые думы, новые, никогда не испытанные чувства, новый внутренний мир, новое настроение, все, все новое, весь я новый до мозга костей. О, какое дивное сверхъестественное действие благодати. Всего переплавила она меня, всего преобразила. Пойми ты, родной, меня, прежнего Николая (как не хочется повторять мирское имя), нет больше, совсем нет, куда-то взяли и глубоко зарыли, так что и самого маленького следа не осталось… Умер я и перешел в другой мир, хотя телом я еще здесь. Что чувствовал, что пережил я, когда в монашеском одеянии стоял перед образом Спасителя у иконостаса с крестом и свечой, не поддается описанию. Всю эту ночь по пострижении провел в храме в неописуемом восторге и восхищении. В душе словно музыка небесная играла, что-то нежное-нежное, бесконечно ласковое, теплое, необъятно любвеобильное касалось ее, и душа замирала, истаивала, утопала в объятиях Отца Небесного… Кратко сказать тебе, родной мой, о моей теперешней жизни, скажу словами одного отца Церкви – инока: «Если бы мирские люди знали все те радости и духовные утешения, кои приходится переживать монаху, то в миру никого бы не осталось – все ушли бы в монахи; но если бы мирские люди наперед ведали те скорби и муки, которые постигают монаха, тогда никакая плоть не дерзнула бы принять на себя иноческий сан, никто из смертных не решился бы на это». О, какое счастье, глубокая правда, великая истина, и какой в то же время великий и долгий подвиг… Слава Богу за все!». По уставу новопостриженному икону Серафиму надлежало пробыть в Гефсиманском скиту три дня и три ночи, а так как в Академии был престольный праздник, то его оставили на пять дней и ночей. В непрестанной молитве и Богомыслии находясь в храме Успения Пресвятой Богородицы, Серафим Звездинский вкушал только просфору по ежедневном причащении Святых Тайн Христовых, а навещавший его монах обеспокоенно спрашивал: «Жив ли ты, отец Серафим? А то ведь здесь новопостриженные и умирают». По исповедальному признанию святого Серафима Звездинского в эти дни и ночи он пережил страшную духовную брань: «Неожиданно в душе поднялся ропот, ужас, страх и отчаяние: что я сделал?! Зачем стал монахом? Потерял все. Заживо себя похоронил. На душе холод, бесчувствие, что делать? Куда деваться, сердце рвалось на части, душа металась – готов об стену биться. И вдруг грохот – все зашаталось, иконостас с грохотом провалился, и адский сатанинский хохот раздался под церковными сводами. То было диавольское наваждение, его адское стреляние и омрачение. Но Христос Спаситель рассеял его Своей благодатью. Свет, мир, тишина и сладостная радость наполнили сердце, и все вокруг утихло: иконостас стоит на месте, кругом благоухание... Слава Тебе, Христе Царю, слава Тебе... Христос моя сила, Бог и Господь, – честная Церковь боголепно поет, взывающи». После семи дней духовных испытаний и уединенных молитв, старец Ипполит, прочитав молитву, завершил обряд пострижения и начался иноческий путь священномученика Серафима Звездинского. В торжественный день иконы Казанской Божией Матери – 22 октября 1908 года Серафим Звездинский был посвящен в иеродиакона, а 8 июля 1909 года он был посвящен в сан иеромонаха. В 1909 году завершилось обучение святого Серафима Звездинского в Московской Духовной Академии, а по окончанию курса он написал великолепный богословский труд на соискание степени кандидата богословия – «Учение Иоанна Златоуста о спасении», о котором благосклонно и одобрительно отозвался известный профессор А.Д. Беляев: «Крупное достоинство труда отца Серафима – полная самостоятельность в его сочинении. Все, что он написал, ничего и ни у кого им не заимствовано, за исключением только слов самого Златоуста. Другое достоинство его сочинения – документальность. Чуть не на каждой странице он говорит словами Златоуста. Но в этом достоинстве заключается и слабая сторона сочинения, та именно, что автор сочинения уж слишком отступает на задний план, систематически излагая мысли Златоуста, но мало их изъясняя и оценивая. Должно отметить, что автор сочинения с таким высоким почтением относится к творениям Златоуста, что, может быть, даже не считал себя вправе подвергать оценке учение его о спасении. Автор сочинения вполне достоин степени кандидата богословия».
Окончив академический курс, иеромонах Серафим Звездинский был назначен преподавателем церковной истории в Вифанскую духовную семинарию, а с 21 сентября 1912 года он стал преподавателем гомилетики – искусства проповедничества в Московской духовной семинарии. Во время своей преподавательской деятельности святой Серафим Звездинский произвел глубокое впечатление и покорил сердца учащихся своим пастырским словом и своей подвижнической жизнью. Впоследствии владыка Серафим вспоминал: «Я молился за каждого своего ученика. Вынимал за каждого частицу на проскомидии, и это, видимо, чувствовали они своими душами». На престольный праздник апостола Иоанна Богослова в Вифании состоялась Божественная Литургия, которую служил митрополии Владимир Богоявленский – звучало чудное пение и у всех молящихся был духовный подъем – «торжество на душе», а иеромонах Серафим Звездинский произнес проповедь об апостоле Иоанна Богослове, стоявшем у Голгофского Креста в момент страшных крестных мук Сына Божиего, зревший Его кровавые раны и мученическую смерть. В своей проповеди Серафим Звездинский увещевал верующих следовать за страждущим Христом и быть верным Ему, стоять на страже Господней и не страшится страданий, ибо многими скорбями нам надлежит войти в Царство Небесное, а верный до конца – спасется и обретет венец жизни. Иеромонах Серафим Звездинский хранил верность монашеским обетам, он жил уединенной, пребывал в посте и молитве, днем молился Иисусовой молитвой, а по ночам взывал к Богу с проникновенными словами и с укором совести обращался к душе своей: «Душе окаянная, бедная, душе моя страстная, грешная! Возстани! Воспряни! Что спиши? Конец ведь уже приближается, смутиться ты имаши! Возстани! Воспряни! От сна пробудись! Душе окаянная, бедная, душе моя страстная, грешная! Обратись, возстени, возопий: «Сердцеведче, ущедри меня! Сердцеведче, помилуй меня! Сердцеведче, спаси Ты меня!». Душе окаянная, бедная, душе моя страстная, грешная! Грехи твои тайные, мысли, от взоров сокрытыя, Бог назирает, Бог знает. Убойся! Покайся! Обратись, возстени, возопий! «Сердцеведче, ущедри меня! Сердцеведче, помилуй меня! Сердцеведче, спаси Ты меня!». В письме к своему брату Михаилу, святой Серафим Звездинский писал, что духовная жизнь и монашеские подвиги были бы невозможны для человека, если бы не благодать Божия и причастие Святых Христовых Тайн – святейшее таинство Евхаристии было для него духовной основой и сердцевиной всей христианской жизни, а Бог – источником сил и надежды, высочайшей Святыней и Спасителем, без Которого невозможно преуспеть в вере, мудрости и благочестии: «Приходится мне порою очень и очень трудно, изнемогаю и прямо сознаюсь, если бы не помощь Божия, если бы не причащение Святых Таин Христовых, я совсем бы умер. Враг и грех, внутри живущий, исказил бы вконец всю душу, трудности преподавания окончательно обессилили бы меня. Господь помогает, и я жив. И даже иногда весел и радостен, чувствую себя необыкновенно счастливым. Да, мой милый, трудно порвать с миром, и тот, кто порывает с ним, кто становится монахом, тот чудо содевает, невозможное творит. А без Бога бывает разве истинно чудесное? Помощь Божия сугубо потребна здесь, и без помощи Божией, действительно, ничего не сделаешь». Весной 1912 года архимандрит Арсений Жадановский предложил иеромонаху Серафиму Звездинскому отправиться с паломничеством в Иерусалим – их путь оказался нелегким, оба страдали от морской болезни, но достигнув Святой Земли, они служили у Гроба Господня, со слезами молясь Господу, а затем – поднялись на Елеонскую гору, побывали в Вифлееме и Назарете. Во время паломнического путешествия Серафим Звездинский заразился малярией и был при смерти, но исцелился и выздоровел: «Я лежал в жару, почти без сознания. Подошла ко мне сердобольная старица, обслуживавшая путников: «Что это ты, батюшка, заболел лихорадкой-то, нетрудно тебе и поправиться. Вот я сварю тебе питья, напьешься и тут же поправишься». Сварила бальзам, напоила густым ароматным питьем. На другой день я чувствовал себя совершенно здоровым». Со времени монашеского пострига святому Серафиму Звездинскому стал особенно близок Чудов монастырь, где настоятелем был архимандрит Арсений Жадановский, а когда архимандрит Арсений был рукоположен во епископа Серпуховского, то иеромонах Серафим был избран настоятелем монастыря. В книге «Житие епископа Серафима Звездинского. Письма и проповеди» рассказывается, что духовные узы и дружба между архимандритом Серафимом Звездинским и епископом Арсением Жадановским не прервались, более того – по смирению и послушаю Серафим ничего не делал без согласия Арсения и совета с ним. В это время архимандрит Серафим Звездинский прославился на всю Россию как пламенный проповедник – «московский Среброуст», чьи речи согревали сердца людей и воспламеняли их любовью к Богу и Его святой Церкви, побуждали к молитве и чтению Библии, а одна прихожанок Чудова монастыря восторженно писала в своем письме: «Дорогая сестра, твоими молитвами ныне паки Господь приводит меня к описанию дорогих моему сердцу воспоминаний... Каждое праздничное богослужение отца Серафима соединялось с горячей проповедью о любви ко Христу, о Его страданиях, о Его вечной всепрощающей любви к роду человеческому. Помню проповеди о том, что Антоний Великий, уязвленный Христовой любовью, «оставил мир и яже в мире», о том, что всепрощающий Христос Спаситель имеет на каждой язве своих распятых рук «прощаю, разрешаю». Помню грозное обличение неверных, помню хвалу родившемуся Богу, Его угодникам, Его Божественному Промыслу, Его милосердию...». Как настоятель архимандрит Серафим Звездинский стал известен своей «строгостью» и требовал от всех иноков соблюдения монашеского устава, ставя в пример мирян-тружеников: «Миряне несут тяготу на фабриках, заводах и трудах, поэтому монахам должно со смирением являться на молитвенное бдение в урочный час». В драматичные годы Первой мировой войны Серафим Звездинский не только проповедовал о верности Христу и церковному Преданию, нравственно-аскетическом идеале и соблюдении церковных канонов, о страданиях Иисуса Христа и жизнь по Его заповедям, но и написал ряд богословских произведений, опубликованных в журналах «Душеполезное чтение» и «Голос Церкви»: в 1915 году вышло в свет его сочинения «Ангелы. Ангельский мир по учению Православной Церкви» и «Иноческий быт в описании преподобного Нила Синайского», в 1916 году – «Покаянный плач» и «Страничка из жизни Чудова монастыря при митрополите Филарете», а в 1917 году – «Страдания Господа нашего Иисуса Христа по благочестивым сказаниям святой старины».
Перу священномученика Серафима Звездинского, как вдохновенного поэта-молитвенника и богослова, принадлежит одно из лучших произведений об Ангелах в истории богословской литературы, ведь его богословский этюд «Ангелы» – это шедевр православной ангелологии. Начиная свои богословские рассуждения со слов Символа Веры как с высокой литургической ноты – «Верую во Единого Бога... Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым», Серафим Звездинский замечает, что всемогущий Господь Бог есть Творец двух миров – духовного и материального, Он – Поэт и Музыкант неба и земли, дивно украсивший вселенную, ибо все сотворено Им премудро и прекрасно, но вся чувственная красота земного мира есть лишь отблеск и бледная тень вечной красоты горнего мира, населенного блаженными небожителями – Ангелами: «Много дивных красот рассеяно перед нашими взорами щедродательной десницей Вышнего. Поля, луга, желтеющие нивы, испещренные изумрудными цветами, одетыми так, как и Соломон не одевался во всей славе своей, дремучие леса с их несмолкаемыми трелями пернатых, дикие горы, ущелья и скалы, застывшие как бы в своей величавой задумчивости, море безбрежное, синее, со своими пенящимися бурливыми волнами, тихий ручеек, мирно и нежно журчащий где-либо в зеленой долине, звонкая песнь жаворонка, уносящаяся ввысь, небо тысячеокое, звездное – все это, и в поле каждая былинка, и в небе каждая звезда, – все мироздание полно таких неизъяснимых красот, что, правда, по признанию одного учителя Церкви, не выдержал бы ум, не вместило бы сердце, если бы мы, рождаясь сразу взрослыми и сознательными, вдруг увидали бы все эти красоты; правда, понятен становится и восторженный гимн Царя-псалмопевца в честь творца всей этой красоты: «Яко возвеличишася дела Твоя, Господи, дивна дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил ecи! Господи, Боже наш! Как чудно имя Твое по всей земле! ...Взятся великолепие Твое превыше небес!» (Пс. 103:24, 8:2) Но... что суть все эти видимые красоты в сравнении с невидимыми! Что суть эти видимые красоты, как не отблеск, как не тени от незримого очами? Есть, возлюбленные, за этим видимым нами звездным небом, есть другое небо – небо небес, куда восхищен был некогда великий апостол языков и где слышал и видел он то, «ихже око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша» (1Кор.2:9). Небо это также усеяно звездами, но такими, которых мы и представить теперь себе не можем, звездами, никогда не спадающими, присно сияющими, утренними звездами, как написано в Писании: «при общем ликовании утренних звезд... утверждены были основания земли и положен краеугольный камень ее» (Иов. 38:6–7). Эти утренние звезды – Ангелы Господни». Богословие священномученика Серафима Звездинского всецело церковно – в своих возвышенных рассуждениях он всегда опирается на Библию и святоотеческие писания, излагая свои мысли образно, поэтично и вдохновенно – в том числе и мысли об Ангелах – первенцах Божьего творения, вестниках Его воли и грозном небесном воинстве Всемогущего: «Ангелы... Что же они такое? Что это за существа? Много ли их? Что делают, как живут они на небе? Бывают ли они когда-нибудь на земле у нас? Что такое Ангелы? У всех народов, во все времена, вместе с врожденной мыслью о Боге всегда жила мысль и то или иное понятие и о мире ангельском. И мы, хотя и не видали ангелов телесными очами, но можем начертать их образ, можем сказать, что они за существа: в нашей душе глубоко внедрена мысль о них; мысленно каждый из нас представляет себе Ангелов. Ангел... Не правда ли, когда мы своими устами произносим это слово, или слышим его произносимым устами других, или, когда мы размышляем об ангеле, то всякий раз это имя вызывает в нас представление о чем-то необыкновенно светлом, чистом, совершенном, святом, прекрасно нежном, о чем-то таком, к чему невольно рвется душа, что она любит, пред чем преклоняется? И все, что ни подмечаем мы на земле святого, светлого, чистого, прекрасного и совершенного – все это есть у нас склонность называть и обозначать именем ангела. Смотрим мы, например, на миловидных детей, любуемся их доверчивыми глазами, их наивной улыбкой, и говорим: «как ангелы», «ангельские глаза», «ангельская улыбка». Слышим стройное, умилительное пение, звонкие, нежные голоса, прислушиваемся к их всевозможным переливам и мелодиям, то тихо-грустным и задумчивым, то восторженно-торжественным и величественным, и говорим: «словно на небе, как Ангелы поют». Побываем ли мы в семье, члены которой живут во взаимном согласии, взаимной любви, молитве, где все носит на себе печать какой-то тихости, кротости, какого-то необыкновенного мира, где невольно душа отдыхает – побываем в такой семье, и говорим: «живут, как Ангелы». Поразит ли наш взор какая-либо необыкновенная красота, опять скажем: «ангельская красота». И если нас попросят, если поручат нам нарисовать Ангела, и если мы владеем красками, как изобразим мы его? Непременно в виде прекрасного юноши, в белоснежной одежде, с светлым, ясным лицом, чистым взором, с белыми крыльями – словом, постараемся изобразить нечто привлекательное, нежное, чуждое земли и всего чувственного. И чем ярче в нашем рисунке отпечатлеем мы эту отчужденность от земли, эту, как бы воздушность, легкость, духовность, эту бесплотяность, небесность, тем и рисунок будет совершеннее, тем больше взоров привлечет он к себе, тем яснее он будет напоминать взирающим о небожителе. Итак, вот, стало быть, что такое Ангелы, как об этом говорит нам, прежде всего, наше внутреннее чувство, внутреннее духовное чутье, наш внутренний непосредственный опыт. С именем Ангела у нас связывается понятие о всем самом для нас дорогом, святом, привлекательном, чистом, совершенном, прекрасном, неземном. Ангел преднаписуется нашему внутреннему взору, как существо не от мира сего, духовное, свободное от всякой грубости и чувственности, словом, как существо небесное. И что внутреннее наше чувство говорит нам об ангелах, быть может, не совсем ясно, смутно, то с особенной ясностью и очевидностью открывает нам слово Божие». В полном согласии с апостольскими писаниями и святоотеческим богословием Серафим Звездинский поясняет, что по природе своей Ангелы – это бесплотные духи, а по назначению – служители Господни, они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, их не тяготит наша забота о завтрашнем дне, они жаждут быть с Богом и просвещаться Его светом, устремляться к Всевышнему, они «не знают ни нашего пространства, ни времени; наши способы передвижения, сопряженные со многими усилиями и трудностями, им неведомы. Ангелы быстролетны, быстродвижны: ангел сейчас в одном месте, в мгновение ока – в другом; ни стен, ни дверей, ни запоров для ангелов нет... На крыльях своих быстролетных неудержимо, свободно носятся ангелы: пред «шумом духа их» (Дан. 14:36), как дым, исчезает, всякое пространство… Как духи бесплотные, Ангелы, видели мы, не знают пространства. Не ведают они и времени нашего. На небе нет ни нашего вчера, ни сегодня, ни завтра, или, лучше, там есть только сегодня, днесь, приснобытие; не знают Ангелы ни наших дней, ни ночей, ни минут, ни часов; нет в их царстве ни зимы, ни весны, ни лета, ни осени, или, лучше, есть там только одна весна, светлая, радостная; среди ангелов – всегдашняя Пасха, непрестанный праздник, веселие вечное, – Ангелы, по слову Спасителя, «умереть уже не могут» (Лк. 20:36). Разверстая, мрачная могила, могильные плиты и памятники не смущают взора ангельского, надгробные скорбные песни не тревожат их слуха, наше последнее, душу раздирающее «прости», незнакомо им, горечь разлуки не снедает их сердца, смерть тлетворным дыханием своим не искажает, не обезображивает красоты ангельской. Жизнь, други, одна только жизнь жительствует на небе, вечная, блаженная жизнь с Богом и в Боге – «в Нем жизнь» (Ин. 1:4). Видали мы море широкое, безбрежное... глядишь, и конца нет ему, мысль теряется, как песчинка, как пылинка какая в необъятности его. Так вот и жизнь ангельская: безбрежна она, конца ей нет и меры нет. Мы с каждым днем все слабеем, стареем, дряхлеем, Ангелы же с каждым приближением к Богу все более и более юнеют, восходят от силы в силу, от совершенства к совершенству». На заре времен треть Ангелов во главе с Люцифером отпала от Бога, а остальные устояли в верности Творцу и устремились к Нему всем сердцем, в песнопениях прославляя Его безмерное величие, они уже не могут грешить и всецело послушны воле Вседержителя. На вопрос – «Много ли Ангелов и можно ли их исчислить?», святой Серафим Звездинский говорит, что число Ангелов для нас неизмеримо – оно ведомо только Богу и самим Ангелам, их легионы, их больше, чем звезд на небе: «мир ангельский – необъятный. Вот почему в слове Божием и сравниваются ангелы со звездами (Иов. 38: 7). Звездами можно любоваться, можно, взирая на них, прославлять Творца, но счесть их нельзя; так и ангелов: можно им молиться, можно воспевать их, но сказать, сколько их, нельзя. Замечательные мысли о необъятности ангельского мира высказывает святой Кирилл Иерусалимский. «Представь, – говорит он, – как многочислен народ римский; представь, как многочисленны другие народы грубые, ныне существующие, и сколько их умерло за сто лет; представь, сколько погребено за тысячу лет; представь людей, начиная от Адама до настоящего дня: велико множество их, но оно еще мало в сравнении с ангелами, которых более. Их девяносто девять овец, а род человеческий есть одна только овца; по обширности места должно судить и о многочисленности обитателей. Населяемая нами земля есть как бы некоторая точка, находящаяся в средоточии неба: посему, окружающее ее небо столь же большее имеет число обитателей, сколько больше пространство; а небеса небес содержат их необъятное число; «тысячи тысяч служаху Ему, и тьмы тем предстояху Ему» (Дан. 7:10); это не потому, чтобы такое именно было число ангелов, но потому, что большего числа пророк изречь не мог». Так велик, так необъятен ангельский мир! И какой порядок, какая дивная гармония, стройность и мир царят в ангельском мире при всей его необъятности! Не думайте искать среди ангелов, взирая на взаимную любовь их, равенства или разнузданной свободы, что выставляется и проповедуется часто у нас как идеал, как верх совершенства». Размышляя о том, зачем на небесах существует ангельская иерархия, священномученик Серафим Звездинский рассудительно замечал: «Чины и степени ангельские – это как бы различные тона одной и той же гармонии, различные краски единой картины великого Художника – Творца. Различие ангелов – это различие звезд на небе голубом, различие цветов благоуханных на лугах зеленых; различие ангелов – это различие голосов в хоре стройном, – различие, создающее гармонию, величие, красоту».
Вслед за святым Дионисием Ареопагитом, святой Серафим Звездинский выделяет девять ангельских чинов: «все Ангелы разделяются на три лика, а в каждом лике находится по три чина. Так, первый лик: в нем – три чина. Первый чин – Серафимы; второй чин – Херувимы; третий чин – Престолы. Далее следует второй лик: в нем также три чина. Первый чин – Господства; второй чин – Силы; третий чин – Власти. Наконец, третий лик, и в нем следующие три чина: первый чин – Начала; второй чин – Архангелы; третий чин – Ангелы. Итак, вы видите, все ангелы разделяются на три лика и на девять чинов. Так и принято говорить: «девять чинов ангельских». Какой божественный порядок, какая дивная стройность!.. Первый чин ангельский – Серафимы. Из всех чинов небесных Серафимы – самые ближайшие к Богу; они – первые участники божественного блаженства, первые осиявают светом велелепной божественной славы. И, что всего более поражает, изумляет их в Боге, так это любовь Его бесконечная, вечная, безмерная, неисследимая. Они во всей силе, во всей, непонятной нам глубине, воспринимают, ощущают Бога именно как Любовь, через это приступая как бы к самым дверям, к самому Святому Святых того «неприступного Света», в котором живет Бог (1Тим. 6:16), через это входя в наитеснейшее, преискреннейшее общение с Богом, ибо Сам Бог – Любовь: «Бог любы есть» (1Ин.4:8)… Сами горя любовью к Богу, шестокрылатые Серафимы воспламеняют огнь этой любви и в сердцах других, огнем божественным предочищая душу, исполняя ее силы и крепости, вдохновляя на проповедь – глаголом жечь сердца людей… О, Серафимы пламенные; огнем любви божественной очистите, зажгите и наши сердца, да, кроме Бога, никакой другой не пожелаем мы красоты; Бог да будет нашему сердцу единой утехой, единой усладой, единым благом, красотой, перед которой всякая земная красота блекнет! Второй чин ангельский – Херувимы. Если для Серафимов Бог является, как пламенногорящая Любовь, то для Херувимов Бог – выну светящаяся Премудрость. Херувимы непрестанно углубляются в божественный разум, восхваляют, воспевают его в песнях своих, созерцают тайны божественные, с трепетом проникают в них. Вот почему, по свидетельству Слова Божия, в Ветхом завете Херувимы изображаются над Ковчегом Завета приникающими… Какая, действительно, «глубина богатства, премудрости и разума Божия» предлежит перед очами Херувимов! Недаром и именуются они «многоочитые». Это значит: от непрестанного созерцания Божественной Премудрости Херувимы сами полны ведения, а потому они видят и знают все в совершенстве, и людям обещают ведение. Третий чин ангельский – Престолы… Престол является олицетворением царского величия, царского достоинства. Вот и на небе есть свои Престолы, не наши вещественные, бездушные, сделанные из золота, серебра, кости или дерева и служащие лишь символами, а Престолы разумные, живые носители величия Божия, славы Божией. Престолы, преимущественно перед всеми чинами ангельскими, ощущают, созерцают Бога, как Царя Славы, Царя всего мироздания, Царя, творящего суд и правду, Царя Царствующих, как «Бога Великого, Крепкого и Страшного» (Втор. 10:17). «Господи, Господи, кто подобен Тебе?» (Пс. 34: 10)... «Кто подобен Тебе в бозех. Господи, кто подобен Тебе: прославлен во святых, дивен во славе» (Исх. 15:11). «Велий Господь и хвален зело и величию Его несть конца» (Пс. 144:3)... «Велико и не имат конца, высоко и безмерно» (Вар. 3:25)! Все эти гимны величию Божию, во всей их полноте, глубине и истинности, понятны и доступны одним лишь Престолам. Престолы не только ощущают и воспевают величие Божие, но и сами исполняются этим величием и славою, и другим дают его чувствовать, переливают, как бы в сердца людские, преисполняющие их самих волны величия и славы Божественной. Четвертый чин ангельский – Господствия… Для Серафимов Бог – пламенногорящая Любовь; для Херувимов – выну светящаяся Премудрость; для Престолов Бог – Царь Славы; для Господств Бог есть Господь-Промыслитель. Преимущественно перед всеми другими чинами Господствия созерцают Бога именно как Промыслителя, воспевают Его попечение о мире: усматривают «и в мори путь, и в волнах стезю Его крепкую» (Прем. 14:3), со страхом взирают, как «Той променяет времена и лета, поставляет цари и проставляет» (Дан. 2:21). Полные священного восторга и умиления, приникают Господствия в многоразличные заботы Божий: одевает крины сельные, «яко ни Соломон во всей славе своей облечеся, яко един от сих» (Мф. 6:29), как одевает Он «небо облаки, уготовляет земли дождь, прозябает на горах траву и злак на службу человеком: дает скотом пищу их, и птенцам врановым призывающим Его» (Пс. 146:7–9). Дивятся Господствия, как Бог, столь великий, обнимает всех и вся попечением Своим; хранит и бережет каждую былинку, каждую мошку, самую малейшую песчинку… Пятый чин ангельский – Силы. Преимущественно перед всеми другими чинами, этот чин ангельский созерцает Бога как творящего многие силы или чудеса. Для Сил Бог – Чудотворец… О, как же восторженны, как торжественны, как дивны должны быть эти песни их! Если и мы, облеченные плотью и кровью, когда бываем свидетелями какого-либо явного чуда Божия, например, прозрения слепого, восстановления безнадежно больного, приходим в неописуемый восторг и трепет, поражаемся, умиляемся, то что же сказать о Силах, когда им дано видеть такие чудеса, которых наш ум и представить не может. Да при том, они могут вникать в самую глубину этих чудес, им открыта их цель высочайшая. Шестой чин ангельский – Власти… Ангелы шестого чина – самые ближайшие, постоянные свидетели Божия всемогущества, предпочтительно перед другими им дано ощущать его. От постоянного созерцания Божественной власти, от постоянного соприкосновения с нею, эти ангелы исполняйте проникаются этой властью так, как раскаленное железо проникается огнем, почему и сами становятся носителями этой власти и именуются: Власти… Седьмой чин ангельский – Начала. Ангелы эти так называются потому, что Богом вверено им начальство над стихиями природы: над водой, огнем, ветром, «над животными, растениями и вообще над всеми видимыми предметами»… Гром, молния, буря... всем этим управляют Начала, и направляют, как угодно то воле Божией… Начала имеют начальство также и над целыми народами, городами, царствами, обществами человеческими… Восьмой чин – Архангелы… Архангелы – это учители небесные. Чему же они учат? Учат они людей, как жизнь им свою устраивать пo-Божьи, т. е. согласно с волей Божией. Разные пути жизни предлежат человеку: есть путь иноческий, путь брачного состояния, есть различные роды службы. Что выбрать, на что решиться, на чем остановиться? Вот тут-то и являются на помощь человеку Архангелы. Им открывает Господь волю Свою о человеке. Архангелы знают, посему, что ожидает известного человека на том или другом пути жизни: какие невзгоды, искушения, соблазны; поэтому от одного пути они отклоняют, а на другой направляют человека, научают избирать верный путь, пригодный для него. Кто разбился жизнью, колеблется, не знает, каким путем идти, тот должен призывать в помощь Архангелов, дабы научили они его, как жить ему должно: «Архангелы Божьи, Самим Богом определенные для научения нашего, вразумления, научите меня, какой мне выбрать путь, воньже пойду, да благоугожду Богу моему!». Последний, девятый чин ангельский – Ангелы. Это – самые близкие к нам. Ангелы продолжают то, что начинают Архангелы: Архангелы научают человека узнавать волю Божию, поставляют его на указываемые Богом путь жизни; Ангелы же ведут человека по этому пути, руководят, охраняют идущего, дабы не уклонился он в сторону, изнемогающего подкрепляют, падающего поднимают… Из числа Ангелов Господь, с момента нашего крещения, приставляет к каждому из нас еще особого ангела, который называется Ангелом-Хранителем. Этот Ангел так любит нас, как никто на земле любить не может. Ангел-Хранитель – присный друг наш, незримый тихий собеседник, пресладостный утешитель. Одного лишь каждому из нас он желает – спасения души; к этому все заботы свои направляет он. И если видит нас также заботящимися о спасении, радуется, если же видит нас пребывающими в нерадении о душе своей, скорбит… Чтобы не порывать общения с Ангелом-Хранителем, необходимо ежедневно молиться ему, утром, при пробуждении от сна, и вечером, при отходе ко сну, читая положенные Православной Церковью молитвы, а также и канон Ангелу-Хранителю. Благодарение Господу, оградившему нас ангелами Своими, и еще посылающему каждому Ангела мирна, верна наставника и хранителя душ и телес наших, – слава Тебе, Благодетелю нашему, во веки веков!».
После октябрьского переворота прозорливый старец Алексий, словно пророчески предвидя грядущий ход событий, прочел над Серафимом Звездинским тропарь священномученику: «И нравом причастник, и престолом наместник Апостолом быв, деяние обрел еси Богодухновенне, в видения восход; сего ради слово истины исправляя и веры ради пострадал еси даже до крове». В бурные дни революционного смятения архимандрит Серафим Звездинский стремился к тому, чтобы Чудов монастырь жил по заведенному уставу, а в одной из своих проповедей изобличил богоборческий пафос большевиков – строителей новой Вавилонской башни: «Вижу, вижу: строят башню, хотят ею до неба достать, но нет, не будет этого!». Когда большевицкие власти закрыли для верующих Кремль, то владыка Арсений Жадановский и архимандрит Серафим Звездинский нашли временный приют у духовной дочери владыки – схиигумении Фамари Марджановой в Серафимо-Знаменском скиту. Впоследствии, став архиереем, Серафим Звездинский будет призывать христиан не печалиться о том, что Кремль закрыт для них, а воздвигнуть духовный Кремль в душе своей – сделать ее жилищем Богу через евангельские добродетели, ограждающие от греха: «Теперь Кремль закрыт, святитель в затворе. Но у каждого из нас есть свой кремль, о чем и поговорим сегодня. У каждого, говорю, други мои, есть свой священный кремль, Божественною силою воздвигнутый, кремль души нашей, необходимый, чтобы охранить от врагов внутреннее духа. У кремля нашего священного, как и у всякого, четыре стены. Первая, обращенная к внешнему миру, самая большая, называется смирение. Вторая – самоукорение. Если первая учит не превозноситься, считать себя хуже всех, то вторая гласит: «Что бы ни случилось, помни, ты виноват во всем один». Третья стена – страх Божий. У кого она воздвигнута, тот будет избегать греха, чтобы не оскорбить Господа. Четвертая стена – память Божия. Когда она есть, человек ни на одну минуту не забывает, что ходит пред лицем Бога, Который видит дела его, мысли. Но, кроме стен, Божественный кремль защищают четыре стража, по одному у каждой стены. У первой страж – внимание: следит за входящими и допускает только тех, кто имеет билет добродетели, остальных не допускает. У второй стены сторож, на долю которого выпало очищать кремль, если врагам все же удается проникнуть, – покаяние. У третьей на страже ревность по Боге. Страж грозный, избивает врагов, которые проникли в кремль. И четвертый страж бичом изгоняет и поражает всех врагов, которые спрятались от первых стражей. Имя четвертому – молитва Иисусова. Так укрепляется кремль, и в него не проникнуть никаким врагам, потому что их не допустят стражи: каждый смотрит, в порядке ли стены. Не обрушились ли? На месте ли стража? Если так, будь спокоен за дом души своей. Кремль охранит ее, и дом этот станет жилищем Самого Бога, а кремль подобен дому, построенному на камне. Ни бури, ни волны житейские не обрушат его».
В лесном скиту для двух изгнанников была устроена киновия, где они могли жить в тишине и покое, молясь, читая Священное Писание, трудясь на огороде и совершая службы в келейном храме. В это время святой Серафим Звездинский написал акафист сестре Господней по плоти, Фамари блаженной, жене мироносице праведной», предварив его посвящением: «Сей Акафист сестре Господней по плоти, Фамари блаженной составлен в 1919 году в киновии, в Неделю Жен Мироносиц, и вручается его составителем сестрам Серафимо-Знаменского скита с горячим молитвенным пожеланием, да будет каждая из них сестрою, по духу, Господа Иисуса Христа. А будете вы сестрами Господа Иисуса Христа тогда, когда будете любить друг друга, ибо в сем-то и заключается воля Божия, выраженная в законе Божием, как говорит апостол: «Весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя». Итак, любите, сестры, друг друга – через взаимную любовь станете вы исполнителями воли Отца Небесного, и, как таковых, Господь Иисус Христос каждую из вас наречет сестрою Своею, по реченному Им в Евангелии: «Иже бо аще творит волю Отца Моего, Иже есть на небесех, той брат Мой, и сестра, и мати Ми есть». В акафисте сказано, что «праведная Фамарь возжигает в сердце любовь к Сладчайшему Господу Иисусу Христу», а затем рассказывается ее посещении Гроба Господня с женами мироносицами и благовестие Ангела о победе Христа Воскресшего над смертью: «Ангела, яко молнию, седяща на камени, видела еси, святая и праведная жено Фамаре, егда со другими Женами Мироносицами утру глубоку предстала гробу Живодавца, сего ради похвальная вопием ти сице: Радуйся, видением Ангела обрадованная. Радуйся, сладчайшею вестию о Воскресении Христовом утешенная. Радуйся, утешение сие, яко миро благовонное, апостолом принесшая. Радуйся, яко крепко веровати Воскресению Христову всех нас научающая. Радуйся, праведная жено Фамаре, мироносице и сестра Господня». В лесном скиту архимандрит Серафим Звездинский явил себя как пламенный молитвенник и любитель безмолвия, он наслаждался созерцанием красоты природы, находя в ней – отблеск величия Божиего и премудрости Творца вселенной, а особенно милы его сердцу были птицы, к которым он испытывал трогательную любовь: «Наделав у окна кормушек, он ежедневно приготовлял им в тарелках пищу, а вычитав у Брема, что зимой для поддержания в теле тепла птицы особенно нуждаются в жирах и даже с охотой глотают кусочки сальных свечей, стал прибавлять к пище и этого снадобья». Однажды, когда Серафим Звездинский рубил сучья, в лесной скит прибыл Вениамин Патанов – бывший иеродиакон Чудова монастыря, он вручил архимандриту Серафиму послание от святейшего патриарха Тихона, желавшего видеть его в епископском сане. Когда старей Алексий благословил Серафима Звездинского на архиерейское служение, то архимандрит Серафим оставил уединенную жизнь в скиту и на всенощной под праздник святителя Петра Московского, была совершена хиротония – его посвящение во епископа Дмитровского. Патриарх Тихон обратился со словами напутствия к новонареченному архиерею: «Как ты думаешь, даром ли кадят архиерея трижды по трижды? Нет, не даром. За многие труды и подвиги, сие за исповеднически верно хранимую веру. Иди путем апостольским. Ничего не смущайся, неудобств не бойся. Все претерпи». Во время праздничного обеда участвовавший в хиротонии митрополит Сергий Страгородский, взяв столовую ложку, задумчиво сказал Серафиму Звездинскому: «Советую, владыка, запастись предметом сим, в тюрьме пригодится». Тайна неисповедимого Промысла всеведущего Бога приоткрывалась в этих словах и напутствиях архиерейских – через служителей Своих Господь приуготовлял Серафима Звездинского к будущему подвигу исповедника и мученика за веру.
В преддверии своей хиротонии священномученик Серафим Звездинский произнес трогательную, поэтически прекрасную и таинственную пророческую речь о предстоящем ему тернистом пути архиерейского служения, словно предвидя свой грядущий мученический подвиг следования за Христом Богочеловеком – Небесным Архиереем – на Голгофу: «В наши скорбные и тяжкие дни виднее для меня становится вторая, далеко не всеми видимая сторона архиерейства, второй тернистый путь. И вижу на нем то же, что видел некогда ветхозаветный пророк и, видя, со страхом воскликнул: «Кто сей, исходящий из Эдема в червленых ризах от Восора, столь величественный в одежде Своей, выступающий в полноте силы Своей?"» – «Аз есмь, изрекающий правду, силен еже спасати». – «Почто убо червлены ризы Твоя и одежды Твоя, как от топтания в точиле?» – «Аз, – глаголет, – един истоптах точило, и из народов никого не было со мною». За Сим, от Эдема исходящим, за Сим Архиереем Великим, прошедшим небеса,и следует сейчас мысль моя, сердце мое, все существо мое, дабы видеть истинный, подлинный путь архиерейский, Сим Архиереем Великим проложенный. «Владыка мой Господи, Архиерею преславный, Учителю, где живеши?» – вопрошаю Его с Андреем и Иоанном и слышу ответ Его: «Прииди и виждь». Се по глаголу Твоему прихожу и хочу видеть архиерейство Твое: кое оно, кое величие его, кая слава его, кая честь его? Нарекаемый ныне во архиерея, хочу видеть наречение Великого Архиерея Иисуса: како и где бысть оно? Облекаемый ныне в светлый чин архиерейский, хочу видеть и светлость Архиерея Иисуса, встречу, Ему оказанную, облачение Его Архиерейское... Хочу слышать: «Да возрадуется душа Твоя», «Ис полла эти деспота», – Ему петые, кое все это есть. Восходя ныне на кафедру архиерейскую, xoчy видеть и ту кафедру, на нейже стоясте нозе Сего Великого Архиерея Иисуса... Хочу видеть и первую Архиерейскую резолюцию, Сим Архиереем начертанную... хочу видеть Его благословляющим десницею и шуйцею... Хочу видеть – и что же вижу? О, смущается дух, трепетом священным объемлется, исполняется и преисполняется сердце... Вижу прежде всего наречение Его. Глубокая ночь... весь Гефсиманская... дремлющий масличный сад... Петр, Иаков, Иоанн... и яко «вержением камене» Иисус, от них отошедший. Да, святители Божии, здесь именно в Гефсиманской веси свершилось первое наречение Новозаветного Архиерея, здесь, именно в Гефсиманском саду, десница Отчая ткала первый архиерейский омофор и возлагала омофор сей – заблуждшее, яко овча, человечество, грехи всего мира – на плещи Архиерея Искупителя… О, посмотрите, сколь тяжел, сколь невыносим омофор сей для Самого Богочеловека… Таинственное страшное наречение! Наречение «с воплем «крепким и со слезами»; наречение с мольбою: «Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет чаша сия», наречение, потребовавшее явления Ангела с небеси, укрепляющего Нарекаемого, – се наречение Архиерея Иисуса! Хочу видеть и первую встречу, оказанную Сему Архиерею, Гефсиманский омофор на Себя подъявшему. «Прииди, – глаголет, – и виждь!» Что же вижу?.. Какая торжественная пышная встреча Архиерею архиереев: Иуда... слуги архиерейские и фарисейские... народ мног... светилы и свещи – се дикирий и трикирий Архиерея Иисуса!. Оружия и дреколья – се рипиды Его! Что же? И под руки, в знак чести, взяли Его, как обычай есть оказывать честь архиереям. Да, взяли: «они же возложиша руце свои на Него и взяша Его... Емше же Его ведоша». Се встреча архиерея Иисуса! Хочу видеть и митру, и посох, и облачение Его. «Прииди, – глаголет, – и виждь». Что же вижу? Вижу, «яко воини, сплетше венец от терния, возложиша на главу Его, и трость в десницу Eгo». Трость... Какой драгоценный посох в руках Архиерея Иисуса! Багряная риза... Какое великолепное на Нем облачение! Терновый венец... Какая блестящая митра на Главе, Главе Церкви небесной и земной – митра, вместо бриллиантов каплями крови украшенная!.. Хочу слышать, како пели и «Да возрадуется душа Твоя» вслух Архиерея Иисуса. Что же слышу? Слышу: «И поклоньшеся на колену перед Ним, ругахуся Ему, глаголюще: Радуйся, Царю Иудейский!». Се «Да возрадуется душа Твоя», Архиерее Иисусе! Хочу слышать: «Ис полла эти деспота», Ему петые. Слышу их: «Егда же видеша Его архиерее и слуги прилежаще гласы великими, излиха возопиша глаголюще: распни, распни Его«». Какое дружное единодушие, какое громогласное «Ис полла эти деспота» Архиерею Иисусу! Хочу далее видеть и ту кафедру, на нейже стоясте пречистеи нозе Его. «Приди, – глаголет, – и виждь». Что же вижу? Вижу две кафедры, на них же стоял Архиерей Иисус. Одна, на которой стоял Он, в архиерейское Свое облачение облаченный; другая, на которой стоял Он, совсем разоблаченный… Вторая кафедра, о которой пишется еще: «И пришедше на место, нарицаемое Голгофа, еже есть краниево, лобное место». Лобное... краниево место... Голгoфa – се вторая кафедра, где разоблачили Архиерея Иисуса, «разделиша ризы Его, вергше жребия». На сей Голгофской кафедре вижу Архиерея Иисуса благословляющим люди Своя десницею и шуицею, на кресте распростертым... Се на сем алтаре крестном вижу Архиерея Иисуса, Кровию Своею пишущим и первую архиерейскую резолюцию: «Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят». Се благословение и резолюция Архиерея Иисуса! Святители Божии! Се путь архиерейский, Архиереем Великим указанный и проложенный! Три главные стези на пути сем видны. Первая стезя, на которой написано: самоотвержение; вторая стезя, на которой написано: крестоношение; третья стезя, о которой вопиет евангельский Иоанн Богослов: «возлюби Своя сущия в мире, до конца возлюби их» – любовь необъятная. Из самоотвержения, крестоношения и любви сотканы и все одежды архиерейские Архиерея Иисуса; из сего же и в сем же состоит и вся слава, и честь, и великолепие, и величие архиерейства Его… Аз ли немощный, малодушный и слабый, не убоюся, восходя ныне на сию завидную, но опасную высоту архиерейства! Аз ли не ужаснусь, вступая на путь Христов тернистый и тесный!.. О, святители Божии, Ангелы Церквей Христовых, предстаньте, явитесь мне ныне святыми молитвами вашими, яко же Архиерею Иисусу, при наречении Его в саду Гефсиманском «явися Ангел с небесе, укрепляя Его», и егда прострете преподобные руки ваша, да ими низвести на меня огнеобразную Духа благодать, вознесите тогда единодушно о мне ко Господу глас ваш молебный, да не буду я в архиерействе своем подобен тому Петру; «тогда начат ротитися и клятися, яко не знаю Человека сего», но да буду подобен тому Петру, иже с дерзновением рек тем, кои прещением запретили ему с Иоанном проповедовать и учить о имени Иисусовом, рек: «Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?.. Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам». Облеките меня самоотвержением Иисусовым, да возмогу и аз с апостолом взывать: «Злословят нас, мы благословляем, гонят нас, мы терпим, хулят нас, мы молимся... Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены, мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся... низлагаемы, но не погибаем». О! Укрепите меня крестоношением Иисусовым, да возмогу и аз с Павлом восклицать: «Мне же да не будет хвалитися, токмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа, имже мне мир распяся, и аз миру». О, вдохните в меня Духом Святым, возжгите в сердце моем любовь огнепламенную к Богу и будущей пастве моей, да во огне любви сей горя и пламенея, огненный гимн апостольский выну и устами и сердцем моим пою и воспеваю: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? Как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают за овец, обреченных на заклание». Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе на шем», Которому со Безначальным Его Отцем и Пресвятым, Благим, Животворящим, Единосущным и Сопрестольным Его Духом слава, честь, держава, великолепие и поклонение во веки вся неисчетная – во веки веков. Аминь». Пророческие слова святого Серафима Звездинского отозвались скорбью в сердцах всех собравшихся, и верующие поразились тому, как много страшного он предрек, а Серафим уверенно сказал: «Не сомневайтесь, так и будет».
Приехав на свою архиерейскую кафедру и зайдя в Дмитровский собор, новонареченный епископ Серафим Звездинский вспомнил как пять лет назад произошел знаменательный случай – когда он еще архимандритом Чудова монастыря и проезжал мимо Дмитровского собора, то лошади встали как вкопанные и не желали сходить с места. В тот день святой Серафим Звездинский вошел в собор и горячо взмолился перед главной святыней города – Животворящим Крестом, который по преданию увидела плывущим против течения на реке Яхроме слепая девушка, чудесным образом исцелившаяся. С тех пор перед Животворящим Крестом молились во время эпидемий и бедствий, и совершали с этой святыней крестный ход. Когда лошади остановились у Дмитровского собора, то сопровождавший Серафима Звездинского владыка Арсений проницательно заметил, что это событие – знак Божий, и вот спустя пять лет – Серафим Звездинский стал настоятелем Дмитровского собора и принял на себя крест архиерейского служения. В драматичные и трудные времена владыка Серафим Звездинский учредил братство в честь Животворящего Креста Господня и призывал всех христиан держаться установлений апостолов и святых отцов, быть в Церкви, изображаемой в таинственных стихах Апокалипсиса как Жена, облаченная в солнце, скрывающаяся в пустыне от красного дракона – дьявола: «Крест – наш якорь и в наше время нужен больше, чем когда-либо, людям. Корабль наш, Церковь нашу обуревают страшные волны, угрожая потопить совсем. Волны своими солеными струями проникли внутрь корабля и угрожают окончательно потопить его. Крепко нужно держаться нам за наш якорь. Радуюсь, что понимаете значение его, любите и доказали свою любовь. Но мало иметь хороший якорь, надежный, ибо без цепи корабль не может удержаться во время бури. Цепи могут быть разные: золотые, серебряные, медные и др. Наша цепь – вера Православная, вера в Церковь нашу. Православная Церковь – золотая цепь. Одна принадлежность к ней спасает. Чудные звенья составляют ее: первое – Сама Пречистая Богородица, далее Иоанн Предтеча, пророки, апостолы, мученики, преподобные и многие-многие святые. За нею идут другие цепи: серебряная – католическая, медная – лютеранство, железная – прочие церкви, а потом веревки гнилые – секты разные. Вы держитесь пока за золотую цепь. Смотрите, чтобы ее не подменили. Будьте внимательны, други! Страшное переживаем время, и пока я с вами, считаю долгом предупреждать, потому что сказано: «Две будут молоть, одна возьмется, другая оставится». Недавно был у старца своего, он сказал: «Я боюсь за спасение своей души!» Подумайте, други, старец боится за спасение души. Страшное время наступает, может быть, мы стоим уже при дверях, может быть, уже грядет час Суда. Многие из предзнаменований исполняются: страшная, бессмысленная, братоубийственная война, голод доводит людей до людоедства, тяжелые смертные болезни, мор – по древним предсказаниям. Откровение Иоанна Богослова говорит о появлении зверя, борющегося с Агнцем Божиим. Говорится о Жене, надлежащей родить Сына, которого преследовал страшный, низверженный с неба дракон. Но Жена скрылась в пустыне. По толкованию святых отцов, Жена – Церковь Христова. Они предсказывали, что придет время, когда снова верующим придется уходить в подземелье, скрываться в пустыню. Не наступает ли оно теперь? Будьте крепки духом, внимательны. В последние дни, говорит Писание, восстанут лжепророки, чтобы, если можно, прельстить и избранных. Крепко держитесь золотой цепи – веры православной и установлений святых отцов и апостолов. Крест Животворящий да утвердит вас. Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь Твою, юже стяжал еси Честною Твоею Кровию». Пламенно проповедуя о Христе Спасителе, владыка Серафим Звездинский всей душой стремился объединить людей в любви к Богу и друг другу, вдохновить их на соблюдение заповедей Евангелия и на борьбу со страстями, призывая к покаянию и непрестанной молитве, предостерегая остерегаться лености и праздности, похоти, тщеславия и гордости житейской, возвещая о том, что безбожие – это страшный адский ров сатанинский, молясь за всю паству свою архиерейской молитвой и наставляя ее архипастырским словом: «Когда светит солнце, в комнате тепло и светло. Но можно завесить окно, и будет темнее; если легкой занавеской закроешь, солнышко будет светить, но тускло; если черной – еще темнее; ставню поставить – совсем темно, разве в щелочку проникнет луч. А если еще сверху завесить тяжелым ковром, и луч солнечный не пройдет. Так можно насидеться в темной комнате, что решишь, что солнца нет: станет темно, сыро, нехорошо. А за окном солнце по-прежнему светит и греет, люди ходят и пользуются светом и теплом. Так и душу можно закрыть от солнца благодати Божией, от первых, главных лучей этого Солнца – Плоти и Крови Господа Иисуса Христа, от служб, канонов, молитв, можно закрыться так, что и не вспомнить. Начинается с легкой занавески – нерадения: велика ли беда пропустить раз правило? Господь не взыщет, вычитаю половину. Скоро захочется лежа молиться, оправдываясь, что и великие люди лежа молились. Или заменить четками, что легче. Скоро явится леность – черная занавеска. Затем ставня из двух половинок – ожесточения и нечувствия – закроет благодать почти совсем и погрузит душу в полную тьму поверх забвения. Трудно душе сдернуть сии занавески и снова освежиться солнцем благодати. Не дай нам, Господи, такого состояния. В аду стоит громадная помойка с человеческими грехами – бес помелом брызгает оттуда на людей. Конечно, не в равной степени, но почти на каждого человека попадают адские брызги. Главные из них три. О них упоминает евангелист Иоанн в послании: «Три господствуют в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская». Похоть плоти – всякого рода нечистота. Похоть очей – тщеславие, когда человек тщеславится или все делает напоказ, забывая, что Господу известны все тайны сердечные. Наконец, гордость житейская – гордыня, самовозношение. Подобно тому как мы, чтобы очистить грязь и пятна, берем тряпку или веник, иногда мягкую щетку, иногда жесткую, так и Господь употребляет разные способы очищать сердце человека от адских пятен. На каждое пятно особая щетка. На пятно нечистоты, похоти плоти – болезнь. Человек изнуряется, нечистые пожелания спадают и совсем исчезают. На пятно тщеславия Господь отнимает то, чем человек тщеславится: красотой – отнимается красота, тщеславится талантом – отнимается дарование и т. д. Для пятен гордости употребляет Господь особо жесткую щетку: ставит человека в положение, где его все время укоряют, упрекают, считают за ничто… Итак, осенняя темная ночь... В непроглядной тьме идет путник. Вдруг под ногами разверзается ров, и он упадает туда. Жутко и темно, холодно, сыро. Гады во рву, змеи. А путник спадает все ниже, до самого дна. Страшно! И вдруг видит: протягиваются к нему руки, выносят наверх, уводят к свету, на воздух, на дорогу. Как не ухватиться путнику за эти руки, как утопающий хватается для спасения? Конечно, ухватиться, дать вывести себя из ужасного рва. Путник, о котором я говорю, други мои, это – мы, люди. Мы бредем во тьме ночной, которая в наше время особенно темна и мрачна. Ров, куда падает путник, вы знаете, что такое. Я постоянно говорю о страшном, этом ужасном и мрачном рве. Ров – это безбожие. Безбожие, вот наш страшный, невыразимо жуткий ров! Безбожие отцов и матерей, безбожие учителей и учительниц, воспитателей и воспитательниц. И самое страшное, ужасное, уродливое – безбожие детей. Да, детей, которые подражают взрослым. Вот ужасный ров, вырытый дьявольским заступом под ногами людей самим сатаною. И падают люди в адский ров, все ниже и ниже скатываются туда, где находится вход в самый ад. На дне гады, змеи. Страсти наши, возлюбленные мои, страсти – вот эти гады. Неужели отвергнем спасающие нас, протянутые к нам руки Христа? Сегодня Он снизойдет долу, до самого праха спустится. Возлюбленные мои други, паства моя, ухватитесь за эти руки, крепче держитесь, как держится погибающий! Сейчас, когда будут петь «Господи, помилуй!», я недостойный, но по благодати Божией ваш архипастырь, буду воздвигать и ниспускать Крест Живоносный. Не я буду это делать, а Сам Спаситель сойдет к нам, низко, до праха спустится, чтобы вы могли взять Его простертые крестообразно спасающие нас руки. Паства моя, дмитровцы мои родные! Молю Господа я, архипастырь ваш, чтобы вы избегли страшного рва сатанинского, крепко держались за простертые к вам руки, чтобы всем нам воспевать: Слава Тебе, показавшему нам свет!». С апостольской ревностью и пламенностью духа священномученик Серафим Звездинский стремился вдохнуть в каждого прихожанина горячую и неугасимую любовь ко Христу Спасителю и Его святой Церкви, любовь к храму и богослужению, призывая всех верующих быть сияющими лампадами, подобно пророкам и апостолам, мученикам и исповедникам, чьи чистые и возвышенные души как звезды сияют в Царстве Небесном: «Люблю я, друзья мои, когда в храме возжжено много лампад, люблю их тихие огоньки! Вспоминается мне, когда я был в Палестине и зашел помолиться гробу Матери Божией, в пещере сверкало много-много лампад, больших и маленьких, золотых и серебряных. Все они горели тихими огоньками, напоминая бесконечные миры, которые движутся в небесном пространстве, подчиняясь неизменным законам. И в светлом Царстве Божием есть сверкающие лампады, дивно горящие. И самая ценная, горящая елеем всепрощения и любви – лампада нашего спасения – Царица Небесная, Матерь Божия, радость человеков, Ангелов удивление, Архангелов поклонение, восторг Херувимов, красота Серафимов. Она горит пред Престолом Господним для нас светом Своея благодати и любви, озаряя наши души. И другие лампады – пророки, мученики, преподобные – горят в небесных чертогах, освещая нам путь к Господу. И вы, дорогие мои, – лампады Божии. Вы мои лампады, данные мне на хранение. Тело ваше – сосуд, душа – огонь, всаженный Божией рукой, а елей, которым питается этот огонь, – Животворящая Кровь Господа Иисуса Христа. И пока душа питается Живоносным чудным елеем, она горит тихим огнем лампады Божией. Кто не причащается, отвернулся от Христа, оттолкнул от себя Божественную Чашу, ушел из Церкви Божией, тот не Божия лампада, а факел сатаны. Потому что есть Божия лампада и есть факел дьявола. Сатана знает эту разницу, почему и подымает ужасающую бурю, чтобы затушить Божии лампады, лишить душу благодатных Таин Животворящих. Горите же, мои лампады, горите ярко пред Богом, чтобы, когда я оставлю вас, возлюбленные, и предстану на Суд Небесный, не отвратила Владычица Своего светлого лица от меня за то, что я не учил вас, мою паству, спасению, не звал к Животворящей Чаше. Горите ярче, мои возлюбленные, чтобы я мог сказать: Господи, вот мои лампады, не затушил их огня вихрь сатаны и не иссяк елей их».
За три года своего архиерейского служения на Дмитровской кафедре святой Серафим Звездинский проявил себя как великолепный и вдохновенный церковный проповедник, равный святителю Иоанну Златоуста, он духовно просвещал и усердно окормлял свою паству и клир, чувствовал на себе нравственную ответственность перед всевидящим Богом за каждую порученную ему человеческую душу, заботился о вдовах и сиротах и был другом и защитником всех страждущих. Размышляя о том, в чем состоит корень духовной жизни, священномученик Серафим Звездинский говорил, что цель и смысл всех духовной жизни – единение с Богом и святость, хождением пред лицом Творца и Судии, спасение души: «Постоянное хождение перед Богом, или память Божия, не отходящая от человека. Все подвиги, молитвы, поклоны – только пути к единственной цели. Правило молитвенное, которое читаем, – путь. Но если пути не доведут до цели, они предприняты тщетно. Если путник пойдет в дорогу и не дойдет до города, в который собрался, к чему было идти. Так и в духовной жизни: если не дойдет человек до цели – внедрить в себя память Божию, добиться, чтобы постоянно ходить перед Господом, значит, тщетны были его молитвенные подвиги и другие труды. Надо уподобиться царю Давиду, воспевшему: «Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть». Тогда только и может исполниться то, о чем ежедневно несколько раз молимся в церкви: «Дне сего совершенна, свята, мирна и безгрешна у Господа просим». Когда постоянно будем помнить, что Господь близ и наблюдает за нами, видит каждое дело, слышит каждое слово, знает всякую мысль и, даже, когда спим, над нами есть недремлющее око, тогда только мы перестанем грешить, так как спасительный страх Божий поселится в сердце. Ведь подвиги – только пособия к достижению единой цели». По вдохновенному слову священномученика Серафима Звездинского, человек призван омолить всего себя – сделать молитву альфой и омегой своего бытия, начинать и заканчивать ей каждый день своей жизни – держаться за молитву с утра и до ночи, осеняя себя крестным знамением и усердно взывая ко Христу – молясь с трепетом, вниманием и благоговением, не спеша, но проникая умом в каждое слово и пропуская все сказанное через сердце свое, ощущая себя предстоящие пред Всевышним: «Человеческое сердце никогда не пустует: в нем живет или Господь или дьявол. Пустоты быть не может. Человек работает или Господу или дьяволу. Когда приходится встречаться с человеком, работающим демону, чувствуется, что близ него кто-то виден, кто-то глядит в его глазах. Особенно у бесноватых. Что нам делать, чтобы вселился в нас Господь? Главное, с утра помнить о Господе. Спящего всегда сторожит бес-предводитель, который стремится схватить первую мысль проснувшегося. Только откроешь глаза, осени себя истово крестным знамением. Так призывается Господь: жест, установленный Святой Церковью, чтобы приблизить, призвать к себе Господа Иисуса Христа. Нам, родившимся в Православии, привыкшим к крестному знамению, оно так обычно, что мы не обращаем внимания на чудодейственную силу Креста. Но вновь обратившиеся и крещенные свидетельствуют о великой его силе и помощи. Истово перекрестившись, встань с постели и сделай несколько земных поклонов с молитвою Иисусовой. Сколько можешь, по силе. Прочти, не спеша, утреннее молитвенное правило и иди в церковь или на послушание. Этот прием, исполненный со всем усердием, много приносит помощи». Как духовно опытный подвижник, святой Серафим Звездинский пояснял, что познание Бога связано не только с умом, но со всеми силами души человека, и особенно – с его сердцем, а для богословствования необходимы вера, смирение и любовь к Богу – стремление познать Его и жить по заповедям Евангелия, очистить свое сердце покаянием и духовно преобразиться животворящей благодатью Святого Духа: «Нечистая жизнь препятствует уразумению высоких истин, говорит святитель Иоанн Златоуст. Познавательные способности изменяются в зависимости от внутреннего состояния. Очищать душу и тело надо не меньше, чем усваивать теоретические истины, говорит святитель Григорий Богослов. Это требование ко всем членам Святой Церкви, а для богословствования нужно пламенное стремление к познанию Бога. Бог хочет, чтобы «искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли; хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем». Познание Бога тесно связано не с одними мыслительными способностями, но со внутренним состоянием познающего Его сердцем. Познание Бога есть не одно убеждение разума в Его существовании, но совершенно особое ощущение бытия Его и близости».
Во дни своего архиерейского служения епископ Серафим Звездинский посещал приходы своей епархии и особое внимание уделял монастырям, устно и в письмах наставляя монахов и раскрывая смысл и сущность иноческого жития: «Что такое монашество? Монашество есть чистым сердцем пребывание человека в Боге и Бога в человеке. Или: монах есть тот, чье сердце поглощает Христа и Христос сердце, или: чье сердце обнимает Христа и Христос в сердце». Рассуждая о несказанно великой тайне монашества, священномученик Серафим Звездинский говори, что иноческое житие зиждется на любви к Богу, исполненной жертвенности и самоотречения, монашество – это отречение от мира во имя Бога и добровольное мученичество за Христа, а каждый истинный монах – мученик и исповедник, молитвенник за мир и «жертва, обреченная на заклание». Наставляя инокинь, владыка Серафим Звездинский обращался к ним со своим пастырским словом в своих проповедях, беседах и письмах: «Инокиня не должна злиться, не должна браниться. Молчание дает мир, многословие приносит душе брань. Гневливая и бранчливая дева из чертога Христова изгнана будет, как Ева. Позавидуешь – Ангела Христова от себя отгонишь. Сердце блюди, очи храни, молитву Иисусову чаще твори. Тогда ты в чистоте себя соблюдешь, когда о плоти всей вознебрежешь». «Сестры дорогие, я говорю это вам по любви к вам. Я сам монах и люблю монашество. Монашество – это дорожка, протоптанная святыми подвижниками и подвижницами. И как отрадно идти по ней. Пусть же не будет ничего, что бы отделяло сердце наше от Господа. Ничто не должно стоять в середине: ни отец, ни мать, ни сестра, ни брат... Христос и твое сердце – и больше ничего в мире. Мы жалуемся, что нет у нас молитвы, смирения, нет чистоты, – это значит, что сердце наше не любит Христа больше всего, чем-нибудь посторонним оно занято. Забываем мы, что Христос – Жених душ наших, вся полнота жизни нашей. Любовь Христова такая могучая сила, которую ничто не победит!». В одной из своих проповедей, Серафим Звездинский метафорически сравнит восемь низких страстей с восьмью адскими змеями, яд которых отравляет душу и может убить ее – сделать неспособной к духовной жизни, расскажет о восьми добродетелях, побеждающих страсти и прославит любовь ко Христу, которой не страшны никакие гонения и испытания, ради которой подвижники отрекались от всего мира и затворялись в монашеских кельях: «главных грехов святые отцы считают восемь, остальные – только языки этих восьми змей, ядовитые их зубы. Назову сначала змей, а потом и детенышей их. Первая – чревообьядение. Больно кусается она. Вторая страшная, отвратительная, развернулась на всю землю Русскую и больно кусает – любодеяние. Третью змею отцы святые называют сребролюбием. Четвертая – гнев, пятая – печаль, шестая – уныние. Седьмая, от которой не освобожден почти никто, – тщеславие. Восьмая, самая страшная, – гордость… Мы рассмотрели восемь змей нашей души. Грехи смертные, ибо душа, одержимая ими, умирает медленною смертью. Слишком затянулось мое слово к вам, други мои, а потому скажу кратко: если есть в душе змеи, то там же растут и небесные цветы, которых змеи боятся. Первая змея – чревообъядение – боится цветка воздержания. Любодеяние не выносит крошечной росинки с цветка целомудрия, чистоты. Сребролюбие боится милосердия. Гнев убивается чудным цветком кротости. Печаль – неизреченною, неизглаголанною радостью о Духе Святом. Уныние – цветами терпения. Тщеславие не выносит небесной красоты смирения. Что касается последнего небесного цветка, малейшая росинка которого, как страшный яд, убивает гордость со всеми ее змеенышами, то имя ему – любовь. Любовь ко Христу – самый дивный, прекрасный цветок души. У кого расцвел он, тому не страшны никакие змеи – всегда радость. Чтобы найти его, трудятся подвижники, отрекаясь от всех благ мира, проливают кровь святые мученики. Кто понимает, как прекрасен этот цветок, тот ничего не пожалеет на приобретение его, но отдаст все силы души». В завершении своей проповеди священномученик Серафим Звездинский рассказал историю из жизни одного православного подвижника, напоминающую притчу: Один подвижник тридцать лет взывал ко Христу: «Дай мне каплю любви». И через тридцать лет молитву его Господь услышал. Старец впал в тяжелую болезнь, и во время тяжелых страданий упала в его сердце чистейшая капля с небесного цветка, и такое блаженство охватило душу, что он благословлял свои страдания».
В своих пламенных проповедях священномученик Серафим Звездинский говорил, что каждый христианин призван сораспяться Иисусу Христу и взять на себя крест – отречься от мира: «Что же это за крест у христианина? Крест этот называется мироотречение. Мира нужно отвергнуться, не того мира, в котором светит яркое солнце, не того, в котором цветут прекрасные цветы – нет, через этот мир мы только познавать можем Творца, прославлять… Есть у христианина и четыре гвоздя, которыми он пригвождается ко кресту. Первый – самоотвержение. Десную руку пронзает этот гвоздь, потому что именно правая наша рука, главным образом, творит, действует. Ее-то образ действующего начала и пригвождает гвоздь самоотвержения. Что же значит отвергнуться себя? Не обращать внимания, не замечать себя; бранят – не огорчаться, хвалят – не радоваться, как будто не о нас идет речь. Второй гвоздь – терпение, им пригвождается левая рука, потому что левая сторона считается символом злого начала, протеста. Правую ногу христианина прибивает ко кресту гвоздь бдения молитвенного стояния молитвенного. «Непрестанно молитесь», – говорится в слове Божием (1Сол. 5:17). Нужно, чтобы даже когда тело спит, отдыхает, душа бы бодрствовала, молилась. Четвертый гвоздь, которым пронзается левая нога христианина – это труд молитвенный. Неправильно говорят, что молитва легка, что молитва – радость. Нет, молитва есть подвиг. Святые отцы говорят, что когда человек молится легко, с радостью, это не он молится сам, а Ангел Божий молится с ним, вот ему и хорошо так! Когда же молитва не ладится, когда ты устал, хочешь спать, когда не хочется тебе молиться, а ты все же молишься, вот тогда-то и дорога для Бога твоя молитва, потому что ты тогда молишься сам, трудишься для Бога, Он видит этот твой труд и радуется этому твоему усилию, этой работе для Него». По вдохновенному слову Серафима Звездинского на главе каждого истинного христианина возлежит терновый венец – это помыслы, которые набегают на ум и смущают душу, пронзают сердце христианина, и он вырывает все житейские помыслы из сердца и обращает мысли свои к горнему – к Богу, а копье, пронзающее сердце христианина есть пламенная и серафическая любовь к Христу до готовности умереть за Него: «Стоит человек на молитве, помыслы набегают и смущают в храме; даже пред Чашей Животворящей беспокоят эти помыслы, часто они бывают ужасные, пугают они человека, и он должен их вырывать. Больно от них делается человеку. Копие, которым прободается сердце христианина – это любовь, любовь горящая, пламенная, серафимская ко Христу. У кого есть эта любовь, тот всегда видит пред собою Сладчайшего Господа; кто имеет эту любовь, у того всегда в сердце звучит: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». Такому человеку уже некогда думать о мире, о мирском, его мысль всегда занята образом Спасителя его, ему некогда судить других, разбирать их поступки – он только себя судит, чтобы не обидеть возлюбленного Господа». По слову святого Серафима Звездинского, Христос – наш единственный Спаситель и Искупитель грехов рода человеческого, Он – истинный Богочеловек и Сын Бога Живого, предвечный Бог Слово воплотившийся и Агнец Божий, взявший на Себя грехи мира, Он – Сын Человеческий, не знавший где главу преклонить, Небесный Архиерей, добровольно принесший Себя в жертву ради спасения мира, а три человека обрекших Его на смерть – Иуда, Каиафа и Пилат, олицетворяют собой – материализм, рационализм и зыбкость в вере: «Посмотрим, за что же возложил свои путы Иуда. Ведь он один из любимых двенадцати, кому Господь открывал все тайны Своего учения, ему дал дар чудотворения, и все-таки Иуда предал Его, Учителя своего и Господа. Почему? Всматриваясь в характер Иуды, отметим самую яркую особенность: Иуда – материалист. В общине апостолов охотно исполнял роль казначея, а святой евангелист Иоанн прибавляет, что даже среди своих был не вполне честен. На вечере при виде дара грешницы Иуда негодует: зачем позволила себе непозволительную трату. Предавая Учителя, спрашивал врагов Его: «Что дадите мне, и я предам Его?» Материализм и оттолкнул его от Христа. Он примкнул к ученикам Господа в надежде, что явился Мессия, устроитель могущественного царства здесь на земле, царства народа Израилева, где ученики займут подобающее место первых помощников царя. А Учитель проповедует нищету, обещает Своим последователям гонения, скорби, лишения. Говорит, что Царство Его не от мира сего, – понятно и разочарование Иуды. Он уже из казны, которую собирал для Христа, стремился что-то утаить. Евангелист прямо указывает, что он был вор. Вероятно, указывали и остальные апостолы, возможно, и Сам Учитель, что озлобляло Иуду. Разочаровавшись в мечте стать помощником Царя Иудейского, решился отомстить, предав Его врагам. Но и в них обманулся. Думал предательством Спасителя заслужить благодарность князей еврейских, извлечь выгоду, но враги Христа, использовав его, с презрением швырнули ему сребренники и отвернулись. Так Иуда сам наказал себя, оставив общество апостолов, был оттолкнут и синедрионом. Как похожи на него современные материалисты, которым понятны только земные блага, рай только на земле, а все, что недоступно внешним чувствам, ими осмеивается, гонится, отрицается. Как Иуду, обманывает их мир, не дает того, чего они ждали. Это ведет к раздражению, отчаянию, иногда к самоубийству. Второй враг Христа – Каиафа. Посмотрим на него: видный деятель, заботится о своем народе, боится, что придут римляне и завладеют их царством. Потому открыто решается сказать: «Лучше пусть один человек погибнет, нежели весь народ». Каиафа – рационалист, предшественник Ренанов, Толстых и им подобных. Гордым своим умом он не может принять учения Христа, его возмущают просто верующие, про которых презрительно говорит, что они прокляты в законе. даже чудо воскресения Лазаря не убеждает его. Как похожи на него наши современные умники, которые гордо заявляют, что могут принять Христа как великого учителя, но не как Бога; что учение Его не Откровение Божественное, но обычное человеческое, в которое другие могут вносить поправки и изменения. В результате появилось евангелие Толстого – безобразно грубое, полное земных мыслей. Теперь посмотрим на Пилата. Он не прочь принять Христа и решается Его открыто исповедовать. Как похожа на него наша современная интеллигенция, хромающая на оба колена, и как жалки такие неустойчивые, колеблющиеся умы. Но не этих трех видим мы у драгоценного для нас Гроба: безбоязненного Иосифа достославного, дерзновенно просившего у Пилата тело Иисуса Христа и с честью похоронившего, не боясь угроз и злобы синедриона. Никодима, принесшего умершему Учителю дорогой дар любви: смирну и алоэ. Вижу и сотника, искренно исповедовавшего: «Воистину Он Сын Божий». Возлюбленные мои, пусть среди вас не будет материалистов, променявших дар апостольства на мишуру мира, на 30 сребренников, пусть не будет гордых умников, Каиаф и Пилатов пусть не будет среди вас. Будьте подобны смелым исповедникам Христа – сотнику и Иосифу, принесите лежащему во Гробе миро-смирение и алоэ-любовь, обвейте Его чистою плащаницею добрых дел, чтобы быть достойными узреть Его воскресшим из Гроба».
Вслед за апостолом Павлом, владыка Серафим Звездинский замечал, что Христос есть Победитель смерти и Ада, а если Христос не воскрес, то и вера наша тщетна и мы обманулись в Боге, но о победе Христа над смертью возвещают четыре Евангелия и апостольская проповедь Церкви, ее богослужебные песнопения и гимнография: «В Евангелии на утрени говорилось, что Христа сняли со креста, положили во гроб, привалили ко гробу камень и даже приложили печать. Но у гроба мы слышали песнь: «Не рыдай Мене Мати ... восстану бо и прославлю верою и любовию Тя величающих». У этого Гроба мы читали и пели песнопения и псалмы, которые создают картину отпевания, но сейчас, во время литургии, слышим радостную песнь победы: «Поем Господеви, славно бо прославися». Настроение усиливается другим песнопением: «Господа пойте дела и превозносите Его вовеки». Наконец перед самым Евангелием слышим могучий торжествующий призыв: «Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты еси наследиши во всех языцех». Во время пения этой песни спадают со священнослужителей одежды скорби, и они облекаются в блестящие, белые. Само Евангелие говорит уже о Воскресении, только эта радость воспринята ангелами, а люди, за исключением мироносиц, еще не знают о нем. Но узнала природа, которую освятил погребенный и воскресший Спаситель. Он освятил землю возлежанием во гробе, растения, допустив погребение Свое в саду Гефсиманском. Освятил воздух Своим восхождением к Отцу, солнце, лучи которого озарили Его Воскресение. И за радость обновления и победы вся вселенная возносит благодарность Восставшему. Обычно, когда в какой-либо праздник хотят почтить и порадовать виновника торжества, приглашают хор, приветствуют речами, стихами и пением. Сегодня я слышал божественно дивный хор, которым Святая Церковь почитала Искупителя мира. Громадный хор, голос его могуч, музыка исполнена чудной гармонии, воспевая несмолкаемо: «Господа пойте дела и превозносите Его во веки». Кто это поет? А вот послушайте: «Благословите, ангели Господни, небеса Господня, Господа пойте и превозносите Его во веки». Вот чья первая арфа звучит в этом хоре. Ангелы, небеса небес прежде всего несмолкаемо поют чудную песнь. К ним присоединяют свои гимны воды, яже превыше небес, вся силы Господни. К хору небесных сил присоединяются голоса святых пророков, провозвестивших Искупителя, апостолов, хоры победные мучеников, мучениц, страстотерпцев, исповедников, хоры преподобных, тесным путем, тяжелою борьбою с собою, со своим «я», достигших светлых чертогов; хоры всех праведных воспевает песнь. На весь мир звучит победная арфа, согласно, гармонично звучат ее струны… Воспрянь духом, подыми скорбно поникшую голову и слушай, как хор в честь Воскресения наполняет небо и землю, спускается в самый ад, куда несется весть Воскресения и прощения. И в твоей душе грешной, скорбной, унылой звучит этот гимн; прислушайся к нему и присоедини свой голос к хору Воскресшего».
В смутное, страшное и трагическое время революционных потрясений и гражданской войны, Серафим Звездинский призывал в проповедях своих всех христиан хранить православную веру и держаться апостольского Предания Церкви, рассказав поучительную притчу, проникнутую евангельским духом: «Отец, умирая, призвал детей своих и отдал им ящичек, а в нем драгоценный камень и сказал: «Вот, я ухожу от вас, и на прощание оставляю вам ящичек и камень. Не простой камень, а чудесный талисман. Когда на пути жизни, которым вам суждено идти, постигнет вас болезнь, возьмите талисман, и получите исцеление. Если скорбь наполнит душу, возьмите его в руки, и скорбь превратится в радость. Когда лишения и другие невзгоды придут на вас, возьмите талисман, и выйдете из невзгод спокойными и крепкими, так как камень не просто драгоценный, но в нем скрыта великая сила». Умер отец, дети получили в наследство ящичек с камнем. По-разному отнеслись они к дару отца. Разбились на четыре группы. Первая не только не радовалась подарку, но отнеслась к нему с насмешкою, издевательством, и говорили: «Смешно, что отец придавал камню такое значение. Разве может он оказать какую-нибудь помощь? Не можем мы, люди культурные, образованные, поверить в силу камня, глупо это». И с пренебрежением отвергли. Некоторые пошли далее: стали плевать на ящик, ударять по нему топором, поносить ящичек и камень. Но вот случилось чудо: плевки обратились в бриллианты, рубцы топора – в сверкающие лучи. Вторая группа детей стала изучать камень, рассматривала его со всех сторон, клала под микроскоп, проводила исследования. Было высказано мнение: «Камень ничем не отличается от целого ряда так их же камней, даже не слишком драгоценный». Наконец, некоторые сказали, что попытаются сделать точно такой, и вот появилось много подделок, похожих на талисман. Вторая группа гордилась своими успехами. Дети третьей группы отнеслись к камню с величайшим равнодушием: ни разу не заглянули в ящик, не полюбопытствовали, что в нем. И только дети четвертой группы отнеслись к подарку отца с величайшим вниманием, искали утешения и радости в силе талисмана и получали их. Возлюбленные мои, отец в этой притче – Христос. Уходя от апостолов, Он оставил Церковь Свою, и в ней драгоценный талисман, утешающее и укрепляющее нас Божественное Свое Евангелие. Но люди, как и дети из притчи, по-разному относятся к дару своего Спасителя. Есть такие, что не только отвергают святое Евангелие, но и стараются уничтожить, насмехаются над ним. Таковы Нерон и другие гонители. Но гонения их достигли противоположного: плевки превратились в бриллианты, рубцы топора – в блистающие лучи. Мученики наши – сверкающие лучи Церкви Христовой. Есть среди нас похожие и на вторую группу детей, испытующих, умствующих, подменившие Евангелие Христово своим. Разве не сделал такой подмены Толстой? Таковы Ренан, Штраус и др. Много в третьей группе людей, равнодушных к евангельским словам. Наконец, есть и четвертая, искренне и горячо верующих детей Христовых, которым дорог дар нашего Господа. Паства моя, крепче держи в руках Евангелие. Пусть не выпадет оно из рук твоих, ибо в нем сила обновляющая, оживляющая, утешающая».
Как и в Чудове монастыре, архипастырь Серафим строго требовал исполнения всех монашеских уставов и канонов. Когда однажды насельники Зосимовой пустыни обратились к Серафиму Звездинскому с просьбой дать им нового настоятеля по причине того, что схиигумен Герман Гомзин стал стар и не мог смотреть за хозяйством, а отец Феодорит – замечательный хозяин, и выращенные им овощи занимают первые места на сельскохозяйственных выставках, то огорченный до глубин души владыка Серафим сказал монахам: «Стар летами о. Герман, но своими трудами он воздвиг монастырскую обитель, днем и ночью молится в своей келье за всех насельников Зосимовой пустыни, а когда он не сможет уже перебирать четки, то ни одной души не останется в монастыре». Напоследок владыка Серафим Звездинский добавил: «Господу ваша капуста не нужна!». Безмерно могущественному и благому Богу нужно чистое сердце человека, о чем сказано в книгах Ветхого Завета – в Притчах Соломоновых и Песни Песней, а также в Новом Завете – Сам Христос возвещает, что только чистые сердцем узрят Бога – сияние Божественного Света. Как пламенный молитвенник и церковный поэт, каждая мысль которого вьется вокруг Святого Евангелия и Песни Песней, подобно тому, как пчела летает у ароматного и душистого цветка, святой Серафим Звездинский на языке высокой библейской поэзии возвещал, что душа наша – невеста Небесного Жениха – грядущего Иисуса Христа, она должна быть верной Ему, а Он, грядущий в полуночный час – в конце времен, взывает к ней: «Жду письма Я от тебя – сердца чистого, молитвою слезною написанного! Се, уже полночный час бьет... Се, уже полночь настает... Се, Жених грядет!». Огорченной приземленностью монахов Зосимовой пустыни и их неблагодарностью к своему настоятелю, епископ Серафим Звездинский не остался на праздничное всенощное бдение, а когда спустя полгода умер о. Герман, то сбылись пророческие слова владыки – едва монахи успели совершить погребение старца, как большевицкая власть и закрыла Зосимову пустынь. Когда в 1922 году в Поволжье разразился город, епископ Серафим Звездинский с незыблемой верой и неугасимой надеждой на Вседержителя призывал всех верующих не унывать и не впадать в отчаяние, но молиться Богу и проявлять милосердие к ближним: «Не унывайте, не ослабевайте вы, Христу служащие, за Христом потекшие, – иноки, инокини, христолюбцы, в миру находящиеся! Не отходите от Христа, приседите Ему. Не бойтесь, что голод настанет, голодать будете! Нет! Если Христу вы действительно приседите, не будете голодать, хотя бы и голод был всюду. Христос о вас Сам позаботится, и о вас также Он скажет, как сказал о тех, кои три дня находились при Нем, слушая сладчайшее паче меда и сота, учение Его: «Жаль Мне их... они приседят Мне... и нечего им есть...». И накормит вас, напитает, насытит чудесно: хлеб явится ко всем оттуда, откуда вы и не предвидите и не ожидаете получить его. Только сами вы позаботьтесь искренно, от всего сердца, усердно служить Христу, а Он непременно о вас позаботится. Если же вы все заботы ваши, все попечения ваши, все усердие ваше направите только на то лишь одно, как бы хлеба себе достать, o Христе совсем забудете, служить Ему, молиться Ему не будете, и вспоминать о Нем в заботах ваших о хлебе насущном вам будет некогда: «Не до Христа нам, – скажете вы, – хлеба у нас нет, хлеб добывать надо...». Поверьте, тогда, хотя все силы свои вы напряжете, все уменье свое приложите – хлеба все равно не будет у вас, голодные будете. Может случиться, что и много хлеба повезете, да до места не довезете, а до места довезете, да с места-то у вас завистливые, злые люди унесут, а если и не унесут, на месте своем хлеб лежать будет – сами можете так занемочь, так тяжко заболеть, что и малого-то кусочка привезенного вами хлеба не проглотите... Как только сами о себе начнете вы всецело заботиться, сейчас же почувствуете, как Христос Господь о вас заботиться перестал. Мука одна да горе горькое будет!». Как ревностный православный архиерей, Серафим Звездинский был верен канонам Православной Церкви и являлся непримиримым противником обновленчества. Тучи сгущались над головой епископа Серафима и приближался час страданий за веру – на Пасху 1922 года владыка был вызван в исполком Дмитрова, но возмущенные жители города собрались возле дверей исполкома и требовали – «Отдайте нам нашего владыку!». Власти разрешили Серафиму Звездинскому выйти на балкон, своим приветствием успокоить собравшихся, но народ требовал отпустить владыку, после чего власти были вынуждены отпустить архиерея на свободу, а когда Серафим Звездинский вышел из государственного учреждения, то люди торжественно запели – «Христос воскресе!», и отправились в собор вместе со своим епископом. Но события разворачивались стремительно – под предлогом борьбы с голодом в стране происходило изъятие церковных ценностей. К изъятию церковных ценностей святой Серафим Звездинский относился отрицательно – в одной из своих проповедей он указывал на то, что предметы религиозного культа священны для верующих, а потому неприкосновенны, их изъятие – кощунство. Но, понимая, что сопротивление действиям большевицких властей тщетно и будет губительно для верующих, Серафим Звездинский не препятствовал изъятию, а в декабре пришла повестка – Дмитровского епископа вызвали в Москву, а затем последовал ожидаемый и предчувствуемый арест и начались мучительные, горькие и изнурительные годы тюремного заключения – Лубянка, Бутырка и Таганка.
Горестно, тревожно и мучительно текли дни в Лубянской тюрьме, но святой Серафим Звездинский не падал в отчаяние, храня надежду на милость Божию, в письмах к дмитровцам он писал, что дух его будр, а плоть немощна, просил их молитв и поведал о великом утешении, которое он обрел в тюремном заключении: «Боясь по завету отеческому прелести, не принимаю того, что видел в сонном бдении – легком сне на Лубянке, когда валялся, яко скот (какой и есть в действительности), на нарах, в грязи, табачном дыму, боюсь принимать это без старца яко истинное видение какое. Вхожу в какой-то глубокий темный подвал, подземелье, сыро, жутко, овладевает уныние, отчаяние невыносимое, чувство брошенности. Вдруг светлая полоска... Вглядываюсь – все светлее... светлее. Вижу изумленными очами седалище, а на нем восседает Христос. Но такой, как изображается Он беседующим с самарянкой, весь в белом-белом одеянии, якоже белильник не может выбелить на земли. Лицо Его такое же, как на картине Плацгорта. Благословляет Он ее. (Помнишь, мы вместе любовались ею в красках, она у Сани есть?) Увидав это, я остановился, и обрадованный, и пораженный, изумленный и устрашенный. Дух захватило мой: хотел говорить, молиться Ему – не мог. Не отверзая уст своих, яко нем стоял; Господь, тако узренный мною, посмотрел на меня всепрощающим взором. «Если, – подумал я, – сейчас такой взор Его проницательный, каков же будет Он на Страшном Суде?». Так я и не вымолвил ни слова, в изумлении будучи. Посмотревши на меня, Господь простирает руку Свою, указывая ею горе, и быстро встает, идет из этого подземелья решительной, быстрой походкой, я стою в страхе и трепете, и, продолжая идти, рукою зовет меня за собой. исполненный уже не только страха, но и неизреченной радости, я пошел за Ним, удивляясь необыкновенной белизне Его ризы и как бы ослепленный блеском ее. Господь подходит к высокой винтовой лестнице, поднимается быстро-быстро вверх – лестница крутая, узкая. Я опять остановился. Тогда Господь обернулся в мою сторону, воззрел на меня, окаянного, а так как я стоял внизу и не входил еще ни на одну ступеньку, то Господь дал мне знак рукою Своею, – решительно-властно сделавши сие мановение. Сам остановился, ожидая, когда взойду к Нему. И так мне было сладко, когда я стал подниматься. Вывел Он меня на широкую площадку и светлую. Здесь от избытка сердца я, упавши ниц, воскликнул: «Господь, Господь, Господь!!!». Но Господь скрылся от взоров моих. Очнувшись, я почувствовал великое умиление. Это было в 4 часа утра. Смотрю... кругом все сияет, вверху меня дремлет человек... Встал в углу, прочитал молитву наизусть, причастился... Потом все встали, начался шум, гам, песни, ругань, всякие неистовства. У меня «тишина велия», будто один хожу, тяну четки, радость неизреченная. Дивно. Сознание, что на груди Святые Дары, ободряет и всякий страх отгоняет. И понял я тогда, что написано в Книге псалмов: «расширил еси сердце мне – в тесноте Ты дал мне простор». Слава Тебе, Господи!». Вскоре владыка Серафим Звездинский был переведен в Бутырскую тюрьму, где он утешал узников словами сострадания, молитвой и любовью, ободрял отчаявшихся и потерявших надежду, исповедовал тех, кто никогда не был на исповеди, обращал к Богу отверженных обществом, прикрепил на стену своей камеры образ Божией Матери «Скоропослушница» и взывал к Пречистой в своем заточении. Из Бутырской тюрьмы пострадавший за веру священомученик Серафим Звездинский писал на волю трогательные письма к своим друзьям и духовным чадам: «Благодарю вас, благодарю, друзья мои, детки мои, за ваши заботы о мне, грешном. Baшa любовь ко мне – солнце, ваши заботы о мне – лучи этого солнца, горячие, нежные. Темно в камере моей. От этих лучей светло стало. Да утешит всех вас Господь, как вы меня утешаете. Я духом бодр, крепок, телом занемог, но теперь поправляюсь. Христос и в тюрьме есть, сладко беседовать с Ним можно и здесь. Библию не передали мне... Молюсь за вас, родные мои, молитвенно с любовью приветствую вас всех с праздником Рождества Христова...». «Радости мои, бесценные и драгоценные, мир вам всем, всем из темницы, из заключения моего. Благодарю вас от всего сердца за все дары любви вашей, за все заботы о мне, грешном. Только беспокоюсь, что вы так много на меня тратитесь. Передатчицы мерзнут, руки, ноги отмораживают. Господь вам воздаст за все заботы обо мне и Сам позаботится о вас. «В темнице был и пришли ко Мне». Спаси вас Господи… Благодарю за память отца Димитрия Копытина, и от него получил письмо. Сухарики, платок от матушки Евхаристии получил. Через передатчицу тюремную было передано». «Друзья мои дорогие, детки мои милые, много, много хотел бы сказать вам, так много, что сердце разрывается. Но нельзя, нельзя, нельзя. Благодарю вас за любовь вашу, благодарю и московских друзей моих, не забывающих меня.... Благодарю моих деточек за счастливого страдальца, за дорогую картинку. Благовестником утешаюсь. Мудрые вы уменя. Ваши надписочки на посылках – звездочки денные для меня: я всякий раз по получении представляю их Солнцу Христу. Нафталин, гвоздичное масло помогли мне, я в первый раз получил возможность заснуть. За стаканчик, ложечку и блюдечко благодарю. Будьте добры, Христа ради милость сотворите... Мой сосед инок разут и раздет, помогите мне помочь ему. Пришлите мою теплую жилетку и какую-нибудь обувь ему. Господь да хранит вас. Духом и сердцем с вами...». «Бодр я, по Вашим молитвам, бодр и радостен внутреннею радостию, скажу словами преподобного Феодора Студита: Не со слезами и скорбию мы переносим кажущееся изгнание, но радуемся и веселимся по поводу того, что мы, хотя и недостойны неба и земли, удостоились потерпеть это изгнание за Господню заповедь». «Все дорогие, родные дети мои, непрестанно в темничной молитве моей поминаемые: благослови вас Господь, слава Богу за все – и за тюрьму, слава Ему, что не обошел Он меня Своею милостию… Благодарю вас всех за вашу любовь ко мне».
В Бутырской тюрьме сильно подорвалось здоровье Серафима Звездинского – плоть его истончилась и настолько сильно была искусана вшами, что покрылась струпьями – он напоминал нового страдальца Иова, а вскоре у него начались сердечные приступы. Много страданий пережил владыка Серафим Звездинский в Бутырской тюрьме, но велико было и утешение от Господа – именно здесь он написал великолепный и проникновенный акафист Господу Иисусу Христу, Терноносному и Крестоносному, страждущему Христу Спасителю, к Которому он взывал в молитвах: «Возбранный Воеводо и Господи Иисусе Христе, Сыне Бога Живаго, мене, грехом умерщвленнаго, мене, тьмою страстей помраченнаго, просветити и оживити хотя, приклонив небеса, снизшел еси ко мне даже до смерти, смерти же крестныя. Пред сим неисповедимым величием любви Твоея Божественныя преклонялся, пред Крестом Твоим Честным, потоками Животочныя Крови Твоея изобильно напоенном, ниц распростирался, со благодарением многим, со умилением теплым, с молением слезным, с сердцем горящим, вопию Ти песнь сицевую, мольбу Ти приношу таковую: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, в несении креста спасительнаго, десницею Твоею мне низпосланнаго, укрепи мя, в конец изнемогающаго. Ангелов Творче и Господи Сил, Ангел предста Ти, в саду Гефсиманстем, укрепляя и утешая Тя, егда бремя тяжкое грехов моих толико отяготе на рамех Твоих, яко скорбети Ти зело и ужасатися. В сию скорбь Твою Гефсиманскую со благоговением, со страхом и трепетом великим, Господи мой, Господи, учеником Твоим в скорби рекий: «Молитеся, да не внидите в напасть», – се найде на мя напасть велия, се постиже мя скорбь лютая, молитвою неотступною удержи мя, молю, от отчаяния, молитвою слезною удержи мя, прошу, от роптания. Иисусе мой, Сладчайший Иисусе, Петра и обоих сынов Зеведеевых, Иакова и Иоанна, в глубь Гефсимании взявый с Собою, да будут свидетелями вопля Твоего крепкаго, воздыханий неизглаголанных, слез молитвенных, возьми и мя, люто страждуща ныне, с Собою и соделай созерцателем честных страданий Твоих, да своя страдания с терпением перенесу аз малодушный. Христе мой, Пресладкий Христе, в Гефсиманстей веси скорбевший, ужасавшийся и туживший, призри на мя, яко скорблю, яко ужасаюся, яко тужу; скоро услыши мя, вонми души моей и избави ю от туги сея горчайшия. Сыне Божий Единородный, носяй всяческая глаголом силы Своея, в молитве за грехи моя падый лицем Своим Пречистым на самую землю, подыми мя падшаго, воззови долу поникшаго. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, в несении креста спасительнаго, десницею Твоею мне низпосланнаго, укрепи мя, в конец изнемогающаго. Вижду Тя, Господи Боже мой, в вертоград Гефсиманский вшедшаго, на вержение камня от апостол отошедшаго, вижду, о Спасителю мой, колена преклоньшаго, молящагося, и со удивлением благоговейным вопию Ти: Аллилуиа. Разум изумевает пред глубиною богатства премудрости и разума Твоего, Боже Спасителю мой: воистину неиспытаны суды Твои и неизследованы пути Твои в деле спасения падшаго человека. Темже взываю Ти, Благодетелю моему, гласом мольбы сицевыя: Господи мой, Господи, в молитве Отцу Твоему сице воззвавый: «Отче Мой, мимо неси от Мене чашу сию», – се, припадая Tи, молюся аз, во искушении тяжцем сый: умилосердися надо мною, мимо неси от мене чашу испытаний моих, да вера моя не оскудеет во мне. « Иисусе мой, Сладчайший Иисусе, в молитве Гефсиманстей волю Свою в волю Отца всецело предавый, тако моливыйся: «Не якоже Аз хошу, но якоже Ты, обаче не Моя воля, но Твоя да будет», – услыши мя, слабаго и непостояннаго, в час испытания моего и невзгод моих, сице молящагося Ти: «Боже мой и Господи мой, аще угодно сие есть пред Тобою, да скорби, нужды и искушения обдержат мя отовсюду; аз грешный, всякия казни достойный, не смею противовещати Ти, но смиряюся под крепкую руку Твою: буди воля Твоя; не якоже аз хощу, но якоже Ты, да будет воля Твоя, благословен еси, Господи! Христе мой, Пресладкий Христе, от туги тяжкия Гефсиманския весь изнемогающий в молитве, но николиже ослабевающий, неотступно прилежно в подвизе молитвенном пребывающий, даже до пота, каплями крове каплющаго на землю, Ты вдохни в мя, нерешительнаго, молюся, решимость подвигом добрым даже до смерти подвизатися, да не ктому себе живу, но Ты, Жизнь Безконечная, да живеши во мне, да и аз в Тебе. Сыне Божий Единородный, от молитвы ко учеником Своим возвративыйся и обретый их спящими от печали, бяху бо очи их отяготели, се и аз отяготех от печали моея, страх и трепет прииде на мя, и покрыла мя есть чуждая тьма, окаяннаго; возбуди мя спящаго, воодушеви мертваго, помози безпомощному. » Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, в несении креста спасительнаго, десницею Твоею мне низпосланнаго, укрепи мя, в конец изнемогающаго. Сила моя во мне оскуде, Господи, Всемогущий Господи, се утрудихся зовый, изсше гортань мой, истомилися суть очи мои от ожидания Тебе, Христе мой, Христе мой! Се поношения поносящих Тя нападоша на мя: аз заключен и не могу выйти, изнеможе крепость моя, се жду соскорбящаго и – несть, и утешающих и – не обретаю, нищ и боляй есмь аз... Услыши мя, Иисусе, услыши, мене ради обнищавший, укрепи мя, мене ради изнемогший, спасение Твое, Боже, да приимет мя, да от души исцеленныя вопию Ти: Аллилуиа. Имея пред очима моима, Иисусе, Спасе мой, преднаписанный Божественными Евангелистами образ Тебе, страждущаго, всего уязвленнаго, се прихожду к Тебе аз, страждущий, с неисцельными гноящимися язвами сердца моего страстнаго и, веруя несомненно, яко язвы Твоя – исцеление мое и болезни Твоя – здравие мое есть, сице вопию Ти: Господи, мой Господи, от беззаконных уст оплеваемый, безчествуемый, унижаемый, умилосердися, воззри на мя: страсть греховная душу мою безсмертную – дыхание уст Твоих – безчестит, унижает: исхитити мя от плена страсти сея потщися, погибаю. Иисусе мой, Сладчайший Иисусе, венчаяй землю цветами, тернием острым увенчанный, виждь, колико острых терний, нелепых помышлений, неподобных мечтаний терзает главу мою: исторгни их, молю, и цветами благих мыслей, святых чувствований украси мя. Христе мой, Пресладкий Христе, одеяйся светом яко ризою, в ложную багряницу от области темныя облаченный, ризу мне подаждь светлу, яко лежу наг пред враты Твоими и срамляюся, стыждуся плоти своея. Сыне Божий Единородный, на небесех от Ангел с трепетом священным и любовию огнепламенною присно окружаемый, на земли же страха ради всеми оставленный, исполни всего мя дерзновения и мужества, да никоего же убоюся страха человеческаго, никия муки, самыя лютейшия, да дерзновенно Тя исповедаю, Твое величие проповедуя: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, в несении креста спасительнаго, десницею Твоею мне низпосланнаго, укрепи мя, вконец изнемогающаго!». В тяжкие дни тюремного заключения был написан Серафимом Звездинским акафист Господу Иисусу Христу, Искупителю и Спасителю грешных, Сладчайшему, в нашествии горчайших искушений и страстей, в кондаках и икосах которого было краестрочие: «Весь от страстей безмерных, яко во огне, сгораю аз, помилуй мя!». С пламенными словами, идущими из глубин сердца, и слезами покаяния и надежды, священномученик Серафим Звездинский взывал ко Христу Спасителю: «Зрю себе, Господи, близ погибели суща, ибо, яко пчелы сот, обышедше обыдоша мя дуси нечистии, и несть мне ослабления, несть мира, несть покоя, несть отрады от стужений и борений лютых, понеже бо мнози борют мя с высоты, мнбзи возстают на мя, мнози глаголют души моей: «Несть спасения ему в Бозе его». Темже в борении сем находяся, яко безпомощен, взываю Ты о помощи: «Приими оружие и изостри, и возстани в помощь мою»: Иисусе мой, Христе Многомилостиве, силою Креста Твоего запрети духу гордости и тщеславия, духу ненависти и злопамятования, духу зависти и лести, возмущающим мя. Иисусе мой, сила моя, силою Креста Tвoeгo запрети духу нечистому, сластолюбивому, злосмрадному, любодейному, блудному, оскверняющему мя. Иисусе мой, Христе Многомилостиве, силою Креста Tвoего запрети духу уныния, тоски, боязни, духу безнадежия и отчаяния, томящему мя. Иисусе мой, Христе Многомилостиве, именем Твоим Божественным да угаснет всякое разжжение и движение плоти моея, от диавольскаго действа возбуждаемое. Иисусе, ада Победителю, победи ад души моея и воскреси мя, умерщвленнаго страстьми. Помилуй мя, Святый Боже, яко образ есмь неизреченныя Твоея Славы, аще и язвы ношу прегрешений. Помилуй мя, Святый Крепкий, яко не токмо немощен есмь, но и Твое есмь создание. Помилуй мя, Святый Безсмертный, яко прах есмь и пепел, земля есмь и по глаголу Твоему в землю пойду, от неяже взят бых. Темже прежде, нежели возмеши мене отсюду и отыду, и к тому не буду, прежде конца моего устнам моим не возбраню, во еже взывати в покаянии Ти всегда: помилуй мя, Боже, помилуй мя!». В тюремном заключении Серафим Звездинский написал и краткую молитву Господу Иисусу Христу Спасителю: «Господи, спаси мя, погибаю, се кораблец мой бедствует от искушения волн житейских и близ потопления есть. Но Ты, яко Бог Милосердный и сострадательный немощем нашим, властию убо Tвoeю всесильною запрети волнению бедствий, хотящих погрузите мя и низвести во глубину зол, и да будет тишина, яко ветры и море послушают Тебе». Как истинный православный христианин и пастырь Церкви, святой Серафим Звездинский жил молитвой – он оставался молитвенником и учась в Духовной Академии, и будучи настоятелем в Чудове монастыре, и уединившись в лесном скиту, и свершая Божественную Литургию в Дмитровском соборе, и затворяясь в келье своей, и заключенный в темнице, откуда он писал: «Внутренне Господь так стал утешать меня, таким миром и сладостию и радостию увеселяет душу мою, чего на свободе никогда не испытывал. Так в страданиях – Христос… Слава Богу за все. Праздную, светло торжествую четвертый месяц душеспасительного заточения моего». В апреле 1923 года епископа Серафима Звездинского перевели в Таганскую тюрьму, а перед отправкой заключенные наставляли его: «Как ты, отец Серафим, войдешь в камеру, тебе и постелят чистое полотенце, а ты не обходи его, встань, да ноги оботри – все поймут, что ты милость оказал, и никто тебя не тронет». Путь христианина ведет в Царство Небесное через Голгофу, это – единственный путь спасения, ибо только сораспявшийся Христу Страждущему будет прославлен с Христом Сияющим во славе Его. Велика была любовь ко Христу в сердце священномученика Серафима Звездинского – как и святой Игнатий Богоносец он был готов умереть за Христа, а прощаясь с дмитровцами, он писал: «Родные, бесценные, драгоценные дмитровцы, весна моя и московские друзья. Зная, что настал час отойти мне от вас, только теперь вижу, как люблю вас, до конца возлюбил вас. Скажите, чтобы умер за вас, умру. Пусть дмитровцы возносят молитвы при богослужении за своего законного епископа… Только тело мое с одеждою на нем перевезут в Зырянский край, а сердце мое останется во граде и весях Животворящего Креста. Этим оком – сердцем – я вижу всех вас. Храни вас всех покров Пречистой». «Родные и бесценные дети и детки мои! Из камеры пересыльного поезда шлю вам всем свое благословение. Еду не один, а со всеми вами, ибо увожу вас с собою в сердце моем, вас любящем и о вас горячо молящемся». Когда вечером 13 мая 1923 года владыку Серафима Звездинского должны были вывести из Таганской тюрьмы для отправки на вокзал, то у ворот ее ожидали его духовные чада – о. Серафим вышел с перламутровой панагией на груди, панагией от Гроба Господня с образом Воскресшего Христа. В двенадцать часов ночи – в канун праздника в честь иконы Божией Матери «Нечаянная радость», с Ярославского вокзала по направлению к Вологде тронулся вагон с зарешеченными окнами, где находился священномученик Серафим Звездинский, за которого со слезами и плачем молились его духовные чада. Одна из духовных дочерей Серафима Звездинского написала потрясающее стихотворение о прощании с владыкой – оно оказалось созвучно переживаниям многих людей и как драгоценное сокровище хранилось в архиве епископа Афанасия Сахарова:
... Мы грустно сидели пред мрачной тюрьмою,
Решетками окна глядели на нас,
И сердце сжималось тяжелой тоскою,
И слезы невольно катились из глаз.
...Но вот стук замка, и раскрылись пред нами
Тяжелые створки железных ворот.
И узники вышли пред нами рядами,
Толпясь, расступился пред ними народ.
...Кругом восклицанья, и вопли, и слезы:
«Прощай наш святитель, наш пастырь родной!»
Напрасно суровые слышны угрозы,
Напрасно толпу отгоняет конвой.
О, дайте взглянуть на страдальца Христова,
Пустите поближе к нему подойти,
Услышать его заповедное слово,
И с болью сказать ему наше: «Прости!»
... Оставьте винтовки, не бойтесь восстанья,
Поверьте: ваш узник от вас не уйдет,
Не сам ли внушал он всегда послушанье,
Не сам ли смиренью учил он народ.
...Он Господа молит за паству родную,
Он молит за всех, за врагов и друзей.
Хотел бы он каждую душу больную
Согреть и утешить любовью своей.
Иди же, невинный святитель-изгнанник,
Твой путь незнаком, и тернист, и далек,
Но, Бога слуга и достойный избранник,
Не будешь ты с Ним никогда одинок.
Да будет с тобою всегда Он незримо,
Иди же, Христу уловляя людей,
И чудное имя нося Серафима,
Небесной любовью, как он, пламеней.
Будь яркой звездою в далеком изгнанье,
Как здесь ты светил, так свети же и там.
Но верим, настанет конец испытаньям
И снова во славе вернешься ты к нам.
Приговоренный к двум годам ссылки в Зырянском крае на вольном поселении, священномученик Серафим Звездинский продолжал оставаться архипастырем Церкви и молиться за вверенный ему Богом удел – за Дмитровскую эпархию, равно как и за всю Россию. Во всех жизненных обстоятельствах он оставался христианином и молитвенником, поддерживая переписку во своими духовными чадами, наставляя и утешая их, вознося за них своим моления и рассказывая о своей жизни – о горестях и радостях изгнанничества: «Родные мои, дорогие Христа Господа любящие и Христом Господом любимые дмитровцы, паства моя верная! Помню вас всех, в сердце моем ношу вас. Далекое расстояние, реки, озера, леса дремучие не отделили вас от меня, не скрыли вас от очей духа моего. Телом далеко от вас, духом с вами присно. Молюсь за вас, нужды ваши, печали и скорби пред Господом милосердным всегда представляю, да укрепит Он вас силою своею в вере православной, да утешит вас утешением Своим благодатным в скорбях ваших, да оградит Вас терпением страданий своих в несении безропотном креста своего, каждому по силе его Господом ниспосланного. Молитесь за меня, Архипастыря вашего, с вами пред Крестом Животворящим молившагося. Люблю вас любовию Христовою. Благословение Господне на вас – Его благодатию и человеколюбием всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь». «Миp сердцу твоему, мир мыслям твоим, мир всем силам души твоей – тот мир, о котором воспели Ангелы: «Слава в вышних Богу и на земли мир». Миp этот изобильным источником течет в Церкви Православной, во всех таинствах ея чудных, во всех ея уставах, повелениях светлых. В них части тьмы не единыя, веет этот мир гласом хлада тонка – веянием тихаго ветра во всех ея молитвах, пениих и песнях духовных, а наипаче в пренебесной, предивной, Божественной чудодейственнейшей страшной Литургии. Мир тебе сей, Кровию Христовою нам добытый, Анечка, радость моя! Да даст тебе сладчайший Иисус, Господь и Бог и Жених душ наших, восчувствовать, коль сладко есть любить Его – Любовь вечную. Темна жизнь, детка моя, без света Любви этой, холодна без огня ея, неуютна без гармонии сей Любви, нестройна, беспорядочна, а без красоты ея безобразна, уродлива... Спаси тебя Господи за розы твоей любви. Сереженьке милому благословение. Очень вкусны его крендельки. Маме твоей благословение. Побереги ея душу и приласкай во Христе. Всем помнящим меня, недостойнаго, – благословение и привет мира. У нас морозы в 20° и обилие снега. Храни тебя Господь». Два годы в ссылке протекли мирно и спокойно – по утрам владыка Серафим Звездинский совершал Божественную Литургию, а под праздники и всенощную, днем он уединялся в ближайший лес на молитву, общался с ссыльными иереями и молился вместе с ними, наслаждался величием и красотой природы, прославляя премудрость и творческую силу Создателя ее. В ссылку к Серафиму Звездинскому его несколько раз приезжала его духовная дочь – инокиня Параскева, оставившая в своем дневнике исповедальное признание о том, какое огромное духовное значение имело общение с владыкой Серафимом, которого она почитала как святого старца и мученика Христова: «Не умею выразить словом, как многополезна, утешительна моя последняя поездка к моему Господину Старцу. Мир, радость, спокойная совесть, освобожденная от пленниц греха, просветление ума и сердца, перемена во всем существе моем, словно я другая. Господи, какое благо даровано падшему – покаяние. Какая великая власть дана св. апостолам вязать и решить. Благословен тот час и день, когда Господь приводит предстоять честнейшему лицу святого Старца и принимать столь непостижимые Тайны. О, глубина премудрости! О, бездна милосердия! Я, маленькая песчинка, теряюсь в этой бездне: ничтожная, скверная, преступная, оплеванная, изувеченная, изнуренная и изможденная грехом, растерзанная и изможденная своим неразумием. Опять оживленная, успокоенная, исцеленная, поднятая, очищенная, одетая. Видя такие дары, туне даваемые лишь по единому милосердию Божию, что можно сказать или как возблагодарить? Нет слов. Тут бренные уста смыкаются. Да молчит всякая плоть и да стоит со страхом и трепетом. О, если бы и всегда пред очами Божьими ходить со страхом и трепетом, но как грустно, обидно, но вместе и преступно, получая такие дары и такую милость, паки опутываться пленницами греха, как страшно, как страшно за свою немощь и непостоянство. Боже мой, Боже мой, как же мне быть: я так слаба, так непостоянна, так грехолюбива. О, поддержи, подкрепи, не дай мне пасть, затвори хляби греха и положи предел, да не прогневляю Тя больше и да хожду во Истине Твоей молитвами Старца моего и всех святых». Когда священномученик Серафим Звездинский получил телеграмму о кончине патриарха Тихона, то срочно направил письмо в Дмитров со словами утешения и пастырского наставления. Это письмо – апостольское послание двадцатого века, по литературному стилю и духовному содержанию напоминающее боговдохновенные послания апостола Павла и свидетельствующее, что наша Православная Церковь есть Церковь святая и апостольская, а пребывание в Церкви есть пребывание со Христом и в Истине: «Всем, всем, оставшимся верным дмитровцам. Мир вам, утешение в скорбях ваших, исцеление в болезнях ваших, терпение в долгой разлуке нашей, родные мои, возлюбленные о Господе Иисусе, дорогие приснопоминаемые в недостойных молитвах моих, дмитровцы мои, Бога любящие и Богом любимые чада мои, мир и благословение. Давно не видал я уже вас, давно не молился с вами, давно не причащал вас Чашей вечной Жизни, давно не беседовал с вами усты ко устам, лице к лицу, давно... Паства моя любимая, потом моим политая, трудами моими вспаханная, в болезнях немалых засеянная. Блюди убо, зорко смотри, да не плевелы греха, неверия или расколов покроют тебя. Да цветешь ты присно цветами веры православной, апостольской, святительской, да благоухаешь надеждою на всеблагой и премудрый Промысл Божий, скорбями и испытаниями грехи наши очищающий, да не увянет в тебе присно любовь христианская, все покрывающая, прощающая, немощи немощных носящая, а не себе угождающая. Дмитровцы мои верные, дмитровцы мои родные, скорбит мое сердце вместе с вашим сердцем и за Ангела Хранителя нашего, веси, нивы наши благословлявшего всегда. Не стало его, ушел он. Словно не выдержало сердце его всей горечи, всей боли, всей скорби, всей неправды, измены Евангельской правде церковной. Не выдержало, разбилось. Помоги вам, Господи, это лишение с терпением понести и утерянное сокровище паки увидать. Умоляю вас, яко детей своих родных: бойтесь волков в овечьей шкуре, живцов. Они полны дьявольской гордыни, самочиния, бесчиния, они сладко говорят, но горько их слушать, на языке у них мед, а на сердце лед. Яд аспидов под устами их, гроб отверст – гортань их, и, когда они говорят, говорят ложь, яко чада отца лжи – диавола. Блюдитесь от них, не молитесь с ними. Они лишают души спасения. Храни вас Господь в вере православной тверды и незыблемы – о сем ежедневно молитвы мои к Пастыреначальнику Христу воссылаю. Благослови вас Господь, укрепи, утверди. Видеть вас хочу, беседовать, петь Господу вместе хочу, стосковался уж по вас. Болящие, не унывайте, ибо болезнями спасаетесь, бедные, не ропщите, ибо нищетою богатство нетленное приобретаете, плачущие, не отчаивайтесь, ибо утешение ожидает Духа Утешителя вас. Не гневайтесь, не сетуйте друг на друга, не злобьтесь, не бранитесь, не гневайтесь, а злобьтесь только на грехи, на беса, к греху влекущего: гневайтесь на еретиков, с ними не мирствуйте, а между собой верными в мире, в любви, в согласии живите. Имущие, помогайте неимущим, богатый, больше давай, убогий, по силе своей милосердствуй... По сему уразумеют все, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою. Мир посылаю вам, мир Христов даю вам. Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святого Духа буди со всеми вами. Аминь».
После возвращения из ссылки епископу Серафиму Звездинскому не разрешили вернуться на Дмитровскую кафедру. Лето он провел в Аносиной пустыне, где совершал Божественную Литургию и страдал от возобновившейся каменной болезни. Остро ощущая хрупкость земной жизни человека и богословствуя о болезнях, священномученик Серафим Звездинский говорил: «через болезни дух сотрясает стены своей темницы, разрушает ее, чтобы удобнее и легче потом было выйти из нее. Тайна – человек, тайна – жизнь его, тайна – вход сюда... тайна – исход его отсюда. И как близок, как близок тот мир безболезненный, беспечальный, безвоздыханный! Мы ближе к нему, и он ближе к нам, чем самые близкие – одноверстое или полуверстое расстояние от земли». В сентябре 1925 года Серафим Звездинский переехал в Москву и стал ближайшим помощником местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра Полянского. Вскоре митрополит Петр был арестован, а владыка Серафим Звездинский снова поселился в Аносиной пустыни, где совершал богослужения, принимал приезжающих к нему духовных чад и иереев, совершал постриги в монахи и проповедовал о Христе. На праздник апостолов Петра и Павла Серафим Звездинский служил Божественную Литургию и произнес слово о первоверховных апостолах: «Петр, отрекшись трижды, получил право и первенство отверзать вход в рай. Отрекшийся может простить отрекшихся, как и сам был прощен Господом за горькие слезы покаяния, и Павел гонитель и затем страдалец за Христа, да всех гонящих и покаявшихся приемлет». На следующий день владыку вызвали на Лубянку и потребовали, чтобы он выехал из Москвы, разрешив ему жить в Дивееве. Приехав в Дивеевскую Лавру летом 1926 года епископ Серафим Звездинский произнес двадцать две проповеди о Божественной Литургии, чтобы участие молящихся в богослужении было сердечным, духовным и осмысленным, он излил из своего растроганного сердца горячую любовь ко Христу и благодарность за Его жертву, принесенную ради спасения всего рода человеческого, воспел Божественную Литургию как высочайшую радость и средоточие всей христианской жизни: «Я уже неоднократно свидетельствовал, что если еще живу, дышу, окаянный, грешный, если не сгнил еще от язв греховных, то только потому, что дышу чудным ароматом литургии Божественной, что мои уста омочены Живоносною Кровию Господа Спасителя моего. Божественная литургия – соль, сохраняющая меня от греховного гноения. Она – роза моя, услаждающая меня своим ароматом небесным. Она – посох мой, поддерживающий меня от падения. Она – якорь мой, спасающий меня от потопления. Она – солнце мое, освещающее мрак бездны грехов моих. Она – радость, восторг, крепость, жизнь моя! Здесь я только начинаю Божественную литургию, а закончу ее там, на небесах, с теми чадами моими, которые останутся верными мне, которые здесь со мною посещают Божественную литургию, любят ее, питаются из этого благоуханного, животворного источника». С растроганным молитвою сердцем и умилением, святой Серафим Звездинский исповедовал пламенную любовь к Божественной Литургии, она была алмазным стержнем и сокровенной осью всей его духовной жизни, животворным источником радости и надежды, рекой, текущей в жизнь вечную. Со всей пламенностью своего молящегося сердца и возвышенного духа священномученик Серафим Звездинский возвещал о то, что на земле нет ничего драгоценнее Божественной Литургии, пред ней ничто все драгоценности нашего мира – все золото и серебро, весь жемчуг со дна морского и все драгоценные камни, сокрытые в тверди земной, она – величайшее сокровище Церкви и духовная ось всего мира – без Божественной Литургии, совершающейся на небе и на земле, померк бы свет солнца, луны и звезд и погибла бы всякая плоть, а небесный огонь попалил бы всех нас за наши беззакония, без Божественной Литургии мы бы задохнулись в пучине наших житейских треволнений и сует, «наше колесо жизни может двигаться, только имея Божественную литургию, во время которой приносится бескровная Жертва». «Из всех чудес самое величайшее, непостижимейшее, предивнейшее чудо есть Божественная Евхаристия. Ради Божественных Таин и солнце на небе светит днем, и луна ночью, и звезды небесные тихий свет посылают, и земля дает хлеб – да будет Святой Агнец на престоле! Только ради Божественной литургии дает земля плод свой. Хлеб, которым мы питаемся, – это крохи от Трапезы Господней. Не будь литургии, солнце померкло бы, земля перестала бы производить плоды. В Апокалипсисе святой Иоанн Богослов описывает видение: Жену, облеченную в Солнце правды. Из бездны выходит змий и старается пустить в реку яд. Жена бежит от него в пустыню. По объяснению всех святых отцов, Жена, виденная святым Иоанном, есть Церковь, облеченная в Солнце правды – Христа. В последнее время воздвигнется такое гонение на Церковь, что скроется она в пустыне. Божественная Литургия будет совершаться под землею. Не будет Божественной Литургии на земле, померкнет солнце, и земля перестанет давать хлеб». Проповеди владыки Серафима Звездинского о Божественной Литургии – это восторженный и прекрасный поэтический гимн, чудное и вдохновенное молитвенное песнопение поющего сердца: «Много на небе светлых звезд, этих искорок ризы Божией, но всех их краше, светлее, ярче – солнышко. Много чудных, душистых цветов на пажитях и нивах, но всех их лучше, прекраснее, благоуханнее – роза. Много ярких прекрасных камней хранится в недрах земли: там есть сапфиры, изумруды и яхонты, но всех прекраснее, чище, ярче сверкает бриллиант. Много рек, ручьев, речек бежит по лицу земли, и все они сходятся, сливаются в безбрежном, огромном, безмерном, огромном океане. И в духовном мире есть и звезды, и камни драгоценные, и цветы на пажитях духовных. Много чудных звезд – песнопений, святоотеческих творений хранится в Церкви Православной, но все они сходятся в солнце Церкви нашей – Божественной Литургии. Много чудных цветов растет на пажитях церковных, но всех их прекраснее роза – Божественная Литургия. Дивные, драгоценные камни Церкви нашей – обряды, но всех их ярче блистает бриллиант – Божественная Литургия. Все источники, все ручейки и реки – таинства наши – сливаются в глубочайшем, святейшем таинстве – в Божественной Литургии. У нас в Церкви есть руки Христовы, уста и очи Его, есть также и сердце Его Божественное. Руки Его – обряды Церкви, язык уст Христовых – Евангелие святое, очи Его – таинства святые, через которые Он заглядывает в наши души. Сердце же Его – Божественная Литургия». Божественная Литургия – это венец всех молитв и богослужений, всеобъемлющий, огнепламенный гимн Богу – нашему Творцу, Промыслителю и Спасителю, излившему на людей свои неисчислимые милости и открывшего Свою вечную, безмерную и неизреченную любовь. «Серафимы, видя Его бесконечную любовь к людям, видя Его, грядущего на жертву, с трепетом приветствуют Его, и весь мир вторит им. Вся природа, все окружающее восхваляет Его». Разъясняя величайшую и до конца непостижимую тайну Божественной Литургии, священномучник Серафим Звездинский говорил, что ее сердцевина – это святейшее таинство Евхаристии, свершаемой в память о Христе Богочеловеке – каждый день в православных храмах приносится таинственная и страшная Бескровная Жертва, изумляющая Серафимов и Херувимов, повергающая в священный трепет все Горние Силы, некогда зревшие как на Голгофе всемогущий и неописуемый в величии Своем Господь добровольно принес Себя в жертву из любви к нам – Он был вознесен на Крест и пригвожден, истекал кровью и принял мученическую и страшную смерть на Голгофе. В момент крестной смерти Сына Божиего содрогнулись небеса и восколебалась земля, Ангелы поверглись в трепет и изумление – Всемогущий умер, униженный и изнемогающий на Кресте, ибо такова была сила Его любви к нам и желание спасти каждого из нас, не ущемляя нашу свободу. Божественная Литургия – это небесная жемчужина, более ценная, чем все земные сокровища, она – «фотография жизни Христа», источник радости, жизни и мудрости, она есть «точный снимок – земная жизнь Спасителя. От Вифлеема, куда Пресвятая Дева пришла для переписи и где родился Господь, до Иордана; от Иордана до Гефсимании, от Гефсимании до Голгофы; от Голгофы до Воскресения; от Воскресения до Елеонской горы – все видим в Литургии». Святой Серафим Звездинский замечает, что у Божественной Литургии много название, ее называли Пасхой и трапезой, обедней и общением со Христом, она – Тайная Вечерь, которую Господь дарует пережить каждому из нас, она – царский пир, на который всех нас зовет Бог, чтобы мы причастились Святых Тайн Христовых и Христос жил в нас, но многие из людей не внемлют Богу и остаются глухи к Его призывам, а из приходящих не малое число не имеют покаянного трепета и благоговения, а потому таинству Евхаристии предшествует соборная молитва и таинство покаяния – душа человека настраивается на молитвенный лад Богообщения, отрешается от житейских попечений и начинает помышлять о горнем, осознает нечистоту свою в очах Господних и молит о прощении грехов, приступает к Святой Чаше омытая слезами покаяния и облаченная в светлый виссон Божьего прощения и благодати. В своих огненных проповедях святой Серафим Звездинский восклицал: «Моими устами, только что принявшими Пречистое Тело, моим языком, омоченным Живоносною Кровию, моим сердцем, исцеленным Святыми Тайнами, взываю я к тебе, несчастный, скорбный друг мой, грешный, слабый, погрязший в страстях, изнемогающий в борьбе с искушениями! Приди сюда, к Святой Чаше и укрепишься, потому что здесь – сила. Приди сюда и возродишься, потому что здесь – жизнь. Приди сюда и просветишься, потому что здесь – свет. Приди сюда и выйдешь из пропасти ада, даже если бы ты был в самих когтях сатаны. Только приди сюда, потому что здесь – спасение». Божественная Литургия – это благодатное исцеление падших и надежда скорбящих, она – величайшее чудо Божие во всех мирах и во всех веках, в бездну страстей и отчаяния с небес слетает могучий Орел – Христос Спаситель, на двух крылах Своих Он вознесет души к Богу, эти два крыла – Пречистое Тело и Животворящая Кровь Его. С великим и неизъяснимым трепетом Ангелы мириадами слетаются во храм в момент совершения Божественной Литургии, с благоговением предстоят они перед святым престолом, закрывая лица крылами и прославляя великую тайну Бескровной Жертвы – и нам надлежит уподобиться Ангелам небесным и, отрешившись от всех мирских сует, научиться дышать непрестанной и умно-сердечной молитвой, жить Божественной Литургией, с благоговением и трепетом почитая ее великую, страшную, священную и непостижимую тайну.
Живя в Дивеевской Лавре священномученик Серафим Звездинский каждый день вставал в 4 часа утра, совершал Божественную Литургию в подвальном храме под Тихвинской церковью, затем шел на «канавку» и читал полтораста раз «Богородице Дево, радуйся», летом уходил в лес, где совершал молитвенное правило, каждый день читал Новый Завет, в проповедях говорил образно, торжественно и таинственно, а службы его – были торжеством. На праздник Введения в храм Пресвятой Богородицы, священномученик Серафим Звездинский произнес одну из самых вдохновенных и поэтически прекрасны своих проповедей – шедевр церковной гомилетики и дивный гимн Святой Деве Марии и монашеству, где он восхваляет Матерь Божию как Покровительницу всех христиан и в особенности монашествующих, образно и возвышенно сравнивает каждую монахиню с лепестками белоснежной лилии, принесенной Архангелов Гавриилом в день Благовещения Святой Деве Марии, призывает всех монашествующих взывать к Богородице в молитвах и хранить душу от ропота и нечистоты – двух черных пятен осквернения: «Матерь Божия – Покровительница всего рода христианского, но монашествующие находятся под особым Ее покровом. Пресвятая Дева, можно сказать, держит всех христиан в шуйце, а монашествующих – в деснице Своей. Она положила начало монашеству, первая из всех людей, живших до Нее, дала Богу тот обет, который дали и все мы: обет девства. Девства до Пресвятой Девы Марии мир не знал. Язычество жизнь плотскую ставило выше всех жизней. Иудейство брак, чадородие считало наивысшей добродетелью. При ветхозаветном храме воспитывались многие девицы, но все они, как только вырастали, – выходили замуж. Когда Пресвятой Деве Марии исполнилось четырнадцать лет, и она также должна была по закону выйти замуж. Она сказала: «Я обещала Богу сохранить Свое девство». Это было тогда настолько необычайно, что Ее для видимости обручили мужу Иосифу, которому было 80 лет. Он и был хранителем Ее девства. Когда Антоний преподобный молился: «Господи, укажи мне, как жить, чтобы спастись», ему явился ангел, который плел корзины, потом молился, потом опять плел корзины. И Пресвятая Дева, живя в храме, проводила истинно монашескую жизнь: Она занималась рукоделием, молитвою и чтением слова Божия; Сама вышила омофор епископу Лазарю, воскрешенному Господом. Много делала Она для храма Божия – мыслию же всегда возносилась к Богу. 25 марта, когда Пресвятая Дева была в доме Своего обручника Иосифа, было Ей благовещение. Архангел Гавриил явился Ей, неся в руке райскую ветвь – белоснежную лилию, и сказал слова, которые и мы часто повторяем: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою». Эту ветвь, принесенную Архангелом, Пресвятая Дева хранила всю Свою жизнь до успения. Сохранилось предание, что, когда Пресвятая Дева вернулась с Голгофы, исполняя закон субботы, в дом Иоанна Богослова, которому Ее вручил со Креста Сам Господь, Она принесла с Собой терновый венец Господа. Лилия предвещала Ей радость – «радуйся, Благодатная!», а терновый венец, который Она принесла в Своих руках с Голгофы, Она обливала слезами. Когда было успение, Иоанн Богослов нес белую лилию, принесенную во второй раз Архангелом Гавриилом, перед гробом Пресвятой Девы. Иоанн Богослов – не кто иной, как девственник-монах. Что же стало с этой лилией после успения Божией Матери? Завяла она? Нет. Пресвятая Дева рассадила лепестки этой лилии, и из них произросло монашество. Где бы ни возникали обители иночествующих – Матерь Божия являлась всегда Покровительницей их. Она Сама избрала гору Афон, обратила живших там язычников ко Христу и благословила там монашество. Все вы, начиная с вашей матушки до последней послушницы, – лепестки с лилии Божией Матери. Бывает, что белоснежная лилия начинает покрываться пятнами. Есть два пятна, которые особенно не любит Пресвятая Дева, которые Ее особенно огорчают. Первое пятно – это ропот. Матерь Божия была безропотна. Живя при храме, Она с покорностью делала все, что Ей говорили священники, под руководством которых Она находилась. Она говорила про Себя: «Я раба Господня, Господь призрел на смирение мое». Читая в слове Божием: «Се, Дева во чреве приимет, и родит Сына» (Ис.;7:14), Матерь Божия думала: «Как бы я хотела быть последней рабой у Той Девы». И когда Она так размышляла, предстал Ей ангел и сказал: «Радуйся, Ты и есть Та Самая Дева». Вот какое у Нее было смирение. И потому ропот монашествующих Ей особенно больно слышать. Другое пятно – нечистота, когда мы не боремся с нечистою страстью, когда без боя отдаемся во власть этому тирану. За последнее время пятна эти особенно ярко выступили на белоснежной лилии монашества. И Пресвятая Дева, скорбя и заботясь о ней, делает то же, что делаем мы с засоренным полем. Мы перепахиваем его. И Матерь Божия как бы говорит Сыну Своему: «Господи, срой все обители, пусть удобрится земля скорбями, изгнанием и потом на этой земле опять возрастет моя лилия и зацветет еще пышнее». Сестры, вы сейчас живете под особым покровом Матери Божией. Когда бушующее море потопило уже многие большие корабли, ваша ладья все еще плывет и борется с волнами. Вы чудом сейчас живете!! Это чувствуют все, кто прикладывался к Тихвинской иконе Божией Матери, кто лобызал образ Успения. Я сам испытал на себе прикосновение руки Божией Матери от Ее образа Тихвинской. Каким же усердием, каким трудом должны вы поливать эту белоснежную лилию!! Да поможет вам Пресвятая Дева Мария предстательством Своих родителей – донести ее чистою даже до Страшного Суда Божия. Аминь». С благоговейным трепетом Серафим Звездинский почитал Пресвятую Богородицу и по пламенной вере своей удостоился таинственного видения. После всенощной под Сретение Господне –14 февраля 1927 года, владыка Серафим Звездинский бросился к окну и воскликнул в молитвенном изумлении: «Пречистая Дева Богородица идет по канавке. Не могу зреть пречудной Ее красоты и неизреченной милости!».
Когда в июле 1927 года появилось «Послания Синода ко всем верующим» – декларации заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия Страгородского о лояльности Русской Православной Церкви по отношению к богоборческой советской власти, о «сорадовании» ее успехам и обязанности быть солидарными с политикой советского государства, поддерживать все его мероприятия, владыка Серафим Звездинской выступил с нравственным протестом и отверг «новую церковную политику» как кощунственное примирение с безбожием. Осенью 1927 года в Дивеево нагрянули советские власти и обитель была закрыта, а епископа Серафима, игуменью, все духовенство и старших сестер арестовали и отправили в Нижний Новгород. Вскоре священномученик Серафим Звездинский был освобожден и вызван в Москву к чекисту Е.А. Тучкову, занимавшемуся вопросами борьбы с Церковью и предложившему владыке сотрудничать с советской властью, но верный Православию о. Серафим отказался и с октября 1927 года проживал в Меленках во Владимирской губернии. Всем приезжающим к нему владыка Серафим Звездинский дарил благодарственный акафист по причащении Святых Христовых Тайн, составленный в ссылке, и содержащий проникновенные молитвенные слова: «Проповедую, Господи, Твою благодать, исповедую милость Твою, не таю благодеяний, ихже обильно ныне излиял еси на мя в Святых Твоих Тайнах, пою и вопию Тебе: Аллилуиа. Возсия во мраце души моея солнце пресветлое от приятия ныне Пречистых Тайн Твоих. Сим светом Небесным озаренный, взываю Ти: Иисусе, Свете Тихий, благодарю Тя, яко во тьме моей светло светиши, и тьма моя Тя не объят. Иисусе, Сияние Славы Отчия, благодарю Тя, яко во свете Tвoeм зрю Свет Отца, Свет Духа Святаго. Иисусе, прострый небо яко кожу, благодарю Тя, яко во мне самом небо таинственно ныне простерл еси. Иисусе, Егоже поет солнце, Егоже славит луна, Емуже молятся звезды, благодарю Тя, яко Святыми Тайнами Твоими всего мя подвигл еси пети, славити Тя, молитися Тебе. Иисусе, Женише Краснейший, в полунощи мудрыми девами со светильники горящими сретаемый, благодарю Тя, яко светильник сердца моего погасший паки возжегл еси. Иисусе, Хлебе Живый, Хлебе Небесный, Хлебе Сладчайший, благодарю Тя за Тайны Святыя Твоя». Хошу, Господи, во Святых Твоих Тайнах Тебе ощутивый, николиже уже от Тебе разлучатися, всегда Тобою наслаждатися, всегда в Тебе пребывати, всегда благодарне Тебе воспевати: Аллилуиа. Дивны, чудны, непостижимы Тайны Твоя Пречистыя, Господи! Мертв быв душею, ныне же сих причастившися, живу аз всем существом моим! Тебе же, Воскресителю моему, с велиим благодарением вопию: Иисусе, Лазаря четверодневнаго из гроба воззвавый, благодарю Тя, яко и мене, грехом возсмердевшаго, из гроба моего смрадного ныне воззвал еси. Иисусе, Источниче приснотекущий вечныя жизни, благодарю Тя, яко мене, нерадением от источника сего бедне отторгшагося, ныне паки с ним чудне возсоединил еси. Иисусе, поток сый неизъяснимыя сладости, благодарю Тя, яко сладостйю сею вся внутренняя моя ныне наполнил еси. Иисусе, Небесных чинов присное радование, благодарю Тя, яко Святыми Твоими Тайнами, всего мя, печалию подавленнаго, радости духовной и веселия Божественнаго наполнил еси и тако согбеннаго подъял мя еси. Иисусе, скорбящих утешение, благодарю Тя, яко мене, скорбию всего соугнетеннаго и стесненнаго, на простор Твой широкий благодатный ныне извел еси. Иисусе, Хлебе Живый, Хлебе Небесный, Хлебе Сладчайший, благодарю Тя за Тайны Святыя Твоя». «О! Иисусе мой, Хлебе Живый, Хлебе Небесный, Хлебе Сладчайший, Хлебе превожделенне, Тобою питаются Ангели на небесех преизобильно! Благодарю Тя, яко и аз, странник и пришлец на земли сей, насытился ныне Тобою! О, Пище моя крепкая, Питие неисчерпаемое, Источниче безсмертия и жизни Подателю! О, Пасха таинственная, Пасха всечестная, Пасха непорочная, Пасха великая, подавай мне истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего! Подавай мне пети Тебе в веки неисчетныя песнь великую, в вышних трегубо песнословимую: Аллилуиа. Аллилуиа. Аллилуиа». По воспоминаниям монахини Таисии Арцыбушевой, в 1930 году священномученик Серафим Звездинский подарил ей свой акафист «Благодарение по причащении Святых Христовых Тайн» и сделал на нем следующую надпись: «Для Божественной Литургии и солнце светит, и луна, и звезды тихий свет свой посылают, и земля дает плод свой, да будет Святой Агнец на престоле. Весь смысл жизни сей земной не в чем ином, как в постоянном приготовлении себя к принятию Святых Тайн Христовых в молитвенном подвиге, воздержании, чистосердечном покаянии. В таком приготовлении к Святым Тайнам и в самом причащении Святых Животворящих Тайн Христовых заключается весь смысл жизни христианина. Христианин должен причащаться наивозможно чаще». Миросозерцание священномученика Серафима Звездинского христоцентрично – для него Христос есть Все: «Христос – покой, свобода души и свет неизреченный». Высочайший смысл христианской жизни – приуготовлять себя к вечности и принятию Святых Тайн Христовых, к единению с Богом и духовному преображению, а совершается это – через деятельную веру и жизнь по заповедям Евангелия, борьбу со страстями и покаяние, пост и молитву.
Священномученик Серафим Звездинский был вдохновенным молитвенником-поэтом, восклицавшим в молитвах – «поет дума моя, Тобой вознесенная!», а вместе с тем – строгим подвижником и аскетом. На первой неделе Великого поста Серафим Звездинский просил никого не приезжать и уединялся в келье, что проводить время в чтении Слова Божиего и молитве. На Страстной Седмице он начинал утреню в пять часов, часы с полным чтением Евангелий, Литургия Преждеосвященных Даров – и так до четырех часов дня без отдыха, но по свидетельству очевидцев – Господь давал ему силы и он словно не уставал, лицо его светилось радостью, а в глазах – сияла любовь к Богу и любовь к ближним. Владыка Серафим Звездинский поучал в своих проповедях и беседах, что вся жизнь христианина есть духовная борьба: «У людей, старающихся провождать духовную жизнь, бывает самая тонкая и самая трудная война – через помыслы. Каждое мгновение жизни – война духовная. Надобно быть каждое мгновение оком светлым, чтобы замечать втекающие в душу помышления от лукавого и отражать их. Сердце свое должно иметь всегда горящим верою, смирением, любовию. В противном случае в нем легко поселится лукавство диавольское, за лукавством – маловерие или неверие, а затем – всякое зло, от которого скоро не отмоешься и слезами. В этой невидимой войне и нужен нам Спаситель, вводимый верою, чрез сердечную молитву, в сердце. Если жив Бог в сердце, жива душа наша. Без Бога не может быть ни одного движения нашей мысли и сердца. Молитва Иисусова избавляет от невидимых врагов наших, ранящих наш ум и сердце и убивающих источник нашей жизни в самом чувствительном месте». Земная жизнь скоротечно, она – юдоль изгнания и скорбей, данная нам для покаяния и приуготовления к вечности, а это означает, что не время развлекаться и искать суетных наслаждений, нужно жить глубокой и напряженной духовной жизнью, ибо высшая цель нашего земного бытия – спасение и соединение с Богом, а спастись невозможно без очищения сердца и молитвы. «Молитва есть возношение ума и сердца к Богу. Очевидно, не может молиться тот, кого ум и сердце крепко привязаны к чему-либо: деньгам, чести – или кто имеет в сердце страсти: ненависть, зависть. Страсти парализуют сердце, связывают, в то время как Бог, напротив, расширяет его, доставляет ему истинную свободу; где Бог, там свобода – где грех, там плен. Сердце наше нередко спит на молитве, хотя внешний человек молится, а внутренний – нет. Часто мы льстим только языком на молитве. Многострастное сердце наше любит услаждение и спокойствие, не терпит горечей, скорбей, не любит делать что-либо для других. А Господь не знал покоя на земле при служении нашему спасению, и апостолы тоже. Сердце простое, наученное Богом, знает, умеет сочетаться с Богом и не имеет никакого общения с диаволом. Господь так свят – одна святость. Диавол – одна греховность. А человек тоже одно – или добро, или зло, но не одновременно. Человек переменчив: из злого – в доброго, из доброго – в злого, но Бог и диавол не изменчивы. Господь так свят, так прост в святости Своей, что один помысел лукавый или нечестивый лишает нас Его сладкого и пресладкого мира и света души. Отсюда святые все – свет, все – единое благоухание, все – как свет солнца, как самый чистый воздух. Господи, даждь нам сию простую святыню. Враг, зная это, обыкновенно вселяется в нас, кто не внимает сердцу, не трезвит ум, не творит молитву Иисусову сердечно, чрез один лживый помысел, или мысль ложную, или вожделение греховное и потом действует в нас, беспокоит нас – так он прост. Не паче ли Господь Бог духов вселяется в нас чрез единую сердечную мысль, любовь истинную и святую и с нами бывает, и в нас действует, и бывает для нас всем. Итак, молись без сомнений, чисто, просто, без тени греховных помыслов, в безмолвии ума и сердца, в простоте сердца, т. е. без примеси в уме и в сердце. Как мыслить легко, так и молиться должно быть легко, т. к. диавол прост по существу, одна злоба, без примеси добра, а Бог – без примеси зла, а в нас¬то беда – примесь, вот с ней и борьба чрез молитву, откровение, покаяние. Молитва утренняя: «Боже! Творче и Владыко мира, призри милостиво на создание Твое, украшенное Твоим Божественным образом, в сии утренние часы! Да оживит, да просветит Твое око, тьмами тем крат светлейшее лучей солнечных, мою душу темную и умерщвленную грехом. Отыми от меня уныние и леность, даруй же мне веселие и бодрость душевную, да в радовании сердца моего славлю Твою благость, святость, Твое беспредельное величие, бесконечные Твои совершенства на всякий час и на всяком месте.Ты бо еси Творец мой и Владыка живота моего, Господи, и Тебе подобает слава от разумных созданий Твоих на всякий час, ныне и присно, и во веки веков. Аминь». По красивому поэтическому сравнению Серафима Звездинского, душа наша есть орел, а леность – малый отрок, ловящий орла в сеть и опутывающий его крылья, поэтому нам надлежит хранить себя от лености и устремляться к горнему – к Солнцу Правды, Иисусу Христу, подобно тому, как орел, взлетает ввысь небесную – к солнцу. Душа наша есть зеркало, отражающее в себе образ Божий, но если его не протирать – не очищать покаянием, то оно покрываются пылью греха и начинает тускло, смутно и слабо отражать образ Божий. Но самое страшное, когда это зеркало обращается не к небу, а в преисподнюю – душа начинает отражать в себе образ дьявола и уподобляться ему в страстях и злобе. Для того, чтобы обрести спасение и унаследовать Царство Небесное каждый из нас призван очищать зерцало души своей, чтобы сияющий Лик Христа отобразился с нас. Толкуя загадочные строки Псалтыря и Апокалипсиса, и обращаясь к теме эсхатологии – последних судеб мира, священномученик Серафим Звездинский говорил: «Выражение из псалма: «Глас Господень, пресецающий пламень огня», относится к Страшному Суду. Огонь, как известно, обладает двумя силами: силой света и силой жжения. В день Страшного Суда, после изречения над людьми последнего приговора: «Приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам» и «Отойдите от мeнe, проклятии, в огонь вечный», люди разделятся: одни пойдут в Царство света с Ангелами, другие – в преисподнюю с диаволом и слугами его. И тогда Господь пресечет пламень огня, т. е. разделит его: весь свет уйдет в Царство Небесное, а сила жжения – в Ад. В Аду не будет света, а лишь жжение бесконечное». «Видел торжество и брак Агничий святой апостол Иоанн Богослов в Откровении, видел он и невесту – Церковь Христову – на браке в брачных одеждах ее, слышал он и песни хвалебные, здесь воспевавшиеся; и виденное и слышанное записал в своей книге Апокалипсис. Перед тем как открыться Агничьему браку, пишет апостол, «голос от престола исшел, говорящий: хвалите Бога нашего все рабы Его и боящиеся Его, малые и великие». Потом, продолжает апостол, «слышал я как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих, как бы голос громов сильных, говорящих: аллилуия! ибо воцарился Господь Бог Вседержитель. Возрадуемся и возвеселимся и воздадим Ему славу; ибо наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя. И дано было ей облечься в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых» (Откр.;19:5–8). О, Господи! Хотя бы издали мне, грешному, посмотреть на брак сей таинственный, дивный, хоть издали послушать песней его сладких, гимнов, свыше вдохновенных; хотя издали мог бы созерцать я сей «виссон чистый и светлый», в который облечется Невеста Твоя – Церковь Святая!». «У Церкви Христовой есть прекрасная, боготканая одежда, чистая и светлая. Одежда, сотканная из подвигов святых угодников Божиих, убелена их молитвами, омыта их слезами. В этой одежде Церковь, как невеста, предстанет на брак Агнца, когда будут новое небо и новая земля. Вот будет праздник, вот торжество!». Вне святой Церкви невозможно спасение, ибо путь спасения есть путь восхождения на небеса и преображения, очищения и облачения в виссон чистый и светлый – сияющую ризу немеркнущего Божественного Света.
С 1930 года поднялась новая волна гонений на Церковь, а в 1932 году под Лазареву субботу после всенощной владыка Серафим Звездинский был арестован и посажен в Лубянскую тюрьму вместе с епископом Арсением Жадановским, затем – в Бутырку, а 7 июля 1932 года он был приговорен к трем годам ссылки в Казахстан. Начались самые горькие годы скитаний и испытаний – священномученик Серафим Звездинский в скудости и нищете отбывал ссылку в Алма-Ате, Гурьеве и Уральске, где тяжело заболел малярией, а в январе 1935 года он был отправлен в Сибирь – в Омск, где провел всего пять дней, а после – в небольшой город Ишим, где и остался после окончания срока ссылки в мае 1935 года. В своих скитаниях Серафим Звездинский смог отправить своим духовным чадам пастырское письмо, проникнутое надеждой на Бога, горячей верой в благость Промыслителя и воскресной радостью, а также содержащее молитву Пресвятой Богородице: «Всем, всем моим о Христе Иисусе Господе нашем возлюбленным чадам, ихже имена в сердце моем ношу, мир, благодать и Божие благословение. Свершаю длинный и долгий путь с пересадками, утомительными стоянками. Но весь этот путь от Меленок до Москвы, от Москвы до Алма-Аты, от Алма-Аты до Уральска, предстоящий от Уральска до Гурьева на Каспийском море, есть путь длинный и незабвенный. Кратко сказать, это есть путь чудес от чтения 150 «Богородице Дево, радуйся!». Порой думается, что Господь нарочито и послал меня этим путем, чтобы воочию показать мне, сколь сильна пред Ним молитва Пречистой Его Матери и сколь действенно приносимое Ей с верою архангельское приветствие «Богородице Дево, радуйся!». Верую и исповедую, яко аз познах, как никогда еще на совершаемом мною сейчас пути, все тепло, всю защиту, весь покров чудного приветствия сего «Богородице Дево, радуйся!». Это воззвание в самых непроходимых местах пролагало мне углаженную дорогу с верными моими спутниками, в безвыходных обстоятельствах давало выход, располагало не расположенных ко мне, злые сердца неоднократно умягчало, а не смягчавшиеся обжигало и посрамляло. Яко исчезати им, яко дым. Архангельское приветствие «Богородице Дево, радуйся!» при полной беспомощности подавало неожиданную помощь, и притом с такой стороны, откуда и невозможно было никак ее ожидать. Не говорю уже о внутреннем мире среди бурь, о внутреннем устроении при окружающем неустройстве; сие приветствие архангельское праведно движимый гнев Божий от главы нашей отстраняет и самый приговор Судии Сердцеведца отменяет. О, великое дерзновение! О, страшное заступление! Из огня страстей изымает, со дна падения горе к небесам восхищает. Ограждайте же себя чаще и усерднее сею стеною нерушимою, оградою сею неразоримою: «Богородице Дево, радуйся!» С сею молитвою никак не погибнем, в огне не сгорим, в море не потонем. Если же сатана, ненавидящий нас, и запнет нас на пути нашем и сшибет нас, то и тогда, архангельское приветствие воссылая, воспрянем, восстанем добре, затемненные просветимся, больные душой исцелимся, загрязненные грехом очистимся и убелимся, яко снег, чистотою «Высшей небес и Чистейшей светлостей солнечных». Мертвые, убитые страстями, воскреснем, оживем и в восторге духа возопием: Христос воскресе! Воистину воскресе». Во дни скорбей и тяжких раздумий епископ Серафим Звездинский пламенно молился Святой Деве Марии и сложил каноны Пресвятой Богородице – канон «Мати милосердая, не отрини, приими, прости, благослови» и канон «Владычице Пресвятой Богородице, поемый в безнадежии», завершающийся словами: «Воистину Богородицу Тебя исповедуем, спасеннии Тобою, Дево Чистая, с бесплотными лики Тя величающе. Пресвятая Богородице, спаси нас! Надеждо моя, Богородице, крепко надеюся на Тя аз окаянный, яко взирая с молитвою и верою на образ Твой пречистый, никогдаже погибну, но спасуся всенепременно. Пресвятая Богородице, спаси нас! Расслабленным Ты еси сила, Владычице, болящим исцеление, мертвым оживление. Всем вся Ты еси, Пречистая; буди и мне, нищему, богатство, слава, сокровище, жизнь, едина радость, помощь, заступление, свет, сила, крепость, ограда, утешение, вся подавающая мне, Благая, еже к животу моему и благочестию. Слава: Твой Божественный видя образ, Владычице, зрю в нем Тя, якоже яве мне присутствующую. Сего ради, ненавидя безумие еретиков на земли, отвергаюпщх почитание честнаго образа Tвoeгo, покланяюся святейшему зраку Твоему. И ныне: Исцелений бездну и благодати пучину зрю Тя, Чистая: темже николиже унываю, аще и зело грешен есмь, веруя, яко вся грехи моя, яко песчинка малейшая, исчезнут в пучинах и бездне благодати Твоея. Аминь». В конце 1936 года святой Серафим Звездинский глубоко задумался о схиме. «Уйду в схиму, в затвор, и никого не буду принимать и видеть, даже любимых чад». Схимонахиня Мария подарила ему схиму, а в Уральске он получил письмо от священника села Даниловско – отца Николая Федорова, который писал: «Владыка, Ваша схима – ваши болезни». Наступил трагический и страшный 1937 год – владыка Серафим Звездинский предчувствовал наступление скорой беды и его опасения сбылись – со светлого дня Рождества Христова начались аресты священников и ожесточенные гонения на верующих, преследования христиан и их бесчеловечные истязания. Заканчивая Божественную Литургию и принимая Святые Дары, священномученик Серафим Звездинский всегда отдавал свечу с жертвенника горящей, а в последние три дня гасил ее и отдавал погасшей. Это было знамение его скорой мученической смерти. Вечером 23 июня 1937 года владыку Серафима Звездинского арестовали, но перед арестом он успел накормить детей хозяев дома, родители которых пребывали в пьяном состоянии. Заключенный в Омской тюрьме Серафим Звездинский тяжело болел и страдал от камней в почках, испытывал страшные боли, претерпел оскорбления и был приговорен к «10 годам без права переписки», негласно означавшим расстрел, но оставался светел, бодр и радостен духом – он утешал заключенного, избитого уголовниками до полусмерти, до последнего вздоха молился Богу, а жизненный путь его завершился мученической смертью. Пройдя путь архиерейского служения до конца – претерпев ссылки и болезни, оскорбления и тюремные заключения, испив до дна горькую чашу скорбей, владыка Серафим Звездинский принял смерть христианского мученика и исповедника и был расстрелян в Омске 26 августа 1937 года. На юбилейном Архиерейском соборе в августе 2000 года священномученик Серафим Звездинский был канонизирован в лике новомучеников и исповедников Российских как святой архиерей, мученик за веру и святитель земли Русской, воссиявший как яркая звезда в Небесной Церкви и не оставляющий своими непрестанными молитвами российскую паству и всю земную Церковь.
Жизненный путь святого Серафима Звездинского
© Copyright: Руслан Игнашкин, 2023
Свидетельство о публикации №223062201077
Свидетельство о публикации №223062201077
Рецензии