Болгатовский большак

«Тогда Иисусъ возведенъ бысть духомъ въ пустыню искуситися от диавола».
Евангелие от Матфея 4: 1.

"Он не воин, не человек. Это шайтан".
Из разговора,  2015 год.

"Поздно нас отмаливать, отец. Мы не люди - черти".
"Жить...", художественный фильм, 2017 год.

- Господь среди нас.
- Есть и будет!
Православное приветствие.

________________________________________
___________________________


"Любовь к земле приходит по-разному. Иную надо долго разглядывать, пожить на ней и что-то пережить, иная покоряет пышностью природы, иная богатством, иная - людьми, а есть такая, которую видишь впервые и ничего о ней не знаешь, но которая берёт душу в полон сразу и навсегда, словно земля и душа кем-то, когда-то, без твоего ведома настроены на одну волну и только ждут встречи, чтобы слиться в едином порыве любви. (...) И что же такое очаровало меня в ней? (...) Я найду ответ в день своего юбилея, когда мне исполнится шестьдесят, по дороге в Псков (...) где-то под Опочкой увижу одинокую фигуру на жёлтой полевой тропинке, и эта обыкновенная тропинка резанёт по сердцу такой тоской и болью, от которой словно подстёгнутый вздрогнет мозг и озарит мысль: Это - твоё, только твоё, и нигде ты больше не приживёшься, и ничто тебя больше не напоит, кроме твоей неприбранной, непричёсанной родной земли."
   
Иван Афанасьевич Васильев "Только и всего".
Цитировано по книге Васильев И. А. Депутатский запрос: Повесть и повествование в очерках. - Л.: Лениздат, 1987. - С. 104 - 105.


Предваряя чтение...


Это произведение задумывалось автором как дань уважения старшему поколению – тем, кто пережил нечеловеческие испытания на оккупированной фашистами территории. Тем, кто ещё задолго до нашествия врага рода человеческого тяжело страдал за веру и верность. Тем, чьи хождения по мукам продолжились и в годы послевоенной разрухи. И в пору нового витка антирелигиозных гонений. А ещё – гонений за правду, за то, что ты просто хочешь честно жить, работать, любить…
Чтобы избежать досадных недоразумений, считаю необходимым чётко заявить: повесть  ни в коей мере не является документальной, хотя привязана к реальной географии и истории; это художественное произведение, созданное преимущественно творческим вымыслом.
               



 Деревня Болгатово примостилась к росстыням. На широком (по-русски, не жалеючи  земли) перекрестке сошлись вместо и расходятся три дороги — Опочецкая, Новоржевская и Кудеверьская. Опочецкая уводит вслед заходящему солнцу, Новоржевская — встречь северным злым ветрам, а Кудевеверьская — на полуденную сторону, хотя всего через версту, в деревне Пузакино, завернет на восход, на зорьку утреннюю светлую. Здесь, на перекрестке сосредоточилась и вся жизнь этого прежде немалого села. Здесь сгрудились два магазина, аптека, сельсовет, клуб, медпункт. Здесь собираются местные жители, чтобы постоять, поговорить... и выпить, а после того бывают и грубые мужицкие выяснения отношений, драки. Здесь, на перекрестке часто подолгу скучают привязанные лошади, тем временем, как хозяева их шляются где-то по деревенским переулкам в поиске какой-нибудь пустяковины или заняты пустопорожней болтовней ссебе подобным типом. В Болгатове больше, чем в других деревнях в летний день пыли — сразу от трех дорог. И по этой же причине меньше скуки, ведь здесь постоянно едут, идут, приносят разные вести.
Желтый болгатовский большак стар, как сам этот мир. По нему тысячу лет ходит и ездит несколько странное это племя — славяне русские — такой нерациональный, хотя и сообразительный, сметливый, способный народ... Истоптан болгатовский большак босыми и обутыми (то в лапти, то в сапоги) ногами моих предков — мужчин и женщин, и малых чад. Не осталось от всех ушедших поколений ни следа, и только этот желтый песчаный большак нашептывает ногам, когда идешь по нему, невнятные слова непосильной простому смертному мудрости, будто пращуры наши хотят подсказать нечто великое, чего нельзя забывать ни на миг, никогда. Не потому ли так вписался в картину перекрестка трех дорог поставленный после войны памятник советскому солдату — в шинели и каске, с автоматом в руке... Шелестят над солдатом тополь и береза, будто поют ему вечную славу. И тут же, над братским захоронением, на памятной плите — список бойцов, погибших за освобождение края от черной нечеловеческой нечисти. А чуть в стороне, поодаль — на трех длинных памятных щитах — ряды фамилий и имен других воинов, кто ушел из здешних деревень на войну и больше не вернулся на родину. Вместо них вернулся в родные края мир с его радостью и созидательным трудом, вернулись жизнь, любовь и... беспечность, та самая, которая сродни забывчивости и беспамятству...
На одном из этих черных цвета скорби щитов под золоченым названием деревни «Попова Гора» нахожу: "Николаев Степан Николаевич 1903 — 1945 г.". Мой дедушка. Он прожил всего 43. Мне не довелось его знать. Могила его в далеком чужом краю. Но душа его, я думаю, здесь, на родине нашей и... во мне.
И не забыл его напрочь,совсем, этот желтый болгатовский большак, по которому Степану столько пришлось ходить и ездить. Как остался навсегда в родном краю образом незримым, ощутимым лишь только любовью одной, свет чистой души Наташи, Натальи, Натальюшки, верной жены Степана Николаевича. И с ними вместе светлый лик Жени, Женюшки, Евгения Степановича, сына их, моего отца...
Помоги же припомнить, болгатовский большак, как все было...
Лишь те мертвы, кто предан — в том числе и забвению. А те, кого помнят и любят — те живы, потому что живут они в нас!


На снимке 2015 года - автор в воротах Воскресенской церкви, село Теребени.