Вадим. Гл. 3

  Когда Вадька, чтобы закрепить уроки по кулинарии, полученные в школе, пытался внести в процесс приготовления элементы рационализаторства, совмещая несколько этапов воедино, кухня в доме частенько заполнялась дымом и чадом от пригоревшей на сковородке пищи.
  В такие моменты, бабушка Анастасия Андриановна появлялась на кухне и всплескивала руками со словами:

  — Война в Крыму, всё в дыму! А после добавляла:
  — Ну, надо же так начадить, хоть всех святых выноси!

  Эту приговорку Вадька вспомнил, когда вернувшись из первой поездки в Москву, продолжил знакомиться с её историей по книге П.В. Сытина.
Район, где жила семья Феодоровых до революции назывался село Всехсвятское, история которого тоже уходила в глубину веков. В 1398 году здесь находился монастырь, построенный во имя «Святого отца», а селение около него называлось «Село Святые Отцы на речке Ходынке».
  Во второй половине 17-го века эти земли стали вотчиной боярина Ивана Михайловича Милославского, который построил тут в 1683 году небольшую каменную церковь во имя Всех Святых. После освящения церкви вся окружающая местность получила название «Село Всехсвятское». Через два года Милославский умер и село перешло к его дочери Федосье, а еще через три года Федосья стала женой Александра Арчиловича, сына царя Картли и Имеретии Арчила II. Село Всехсвятское стало её приданым.
  Александр, бывший ровесником Петра I, близко сдружился с ним, сопровождал его в поездке в Голландию, а по возвращению оттуда был назначен Петром командовать артиллерией. В битве со шведами под Нарвой в 1700 году был захвачен в плен. После победы над шведами под Полтавой, Пётр добился освобождения своего друга, но тот по дороге заболел и умер.

  После смерти Арчила II, владение селом перешло к его дочери Дарье Арчиловне, которая в 1733-36 годах построила новый храм Всех Святых на месте старой церкви.

  На правой стороне Петербургского шоссе до второй половины 19 века жители села Всехсвятского имели пашни, огороды и выпасы домашнего скота. В 1877 году началась русско-турецкая война, раненых солдат эвакуировали в Москву, а после окончания войны и закрытия госпиталей, на этих землях было решено построить приюты для инвалидов. Так здесь появились Александровское убежище и Алексеевский приют.
Деньги на строительство выделили известные московские благотворительницы, Александра Николаевна Стрекалова, внучка одного из богатейших людей Москвы, откупщика Петра Бородина, и Варвара Андреевна Алексеева, вдова почетного гражданина Москвы купца Андрея Алексеева.
В 1906 году вдова великого князя Сергея Александровича, Елизавета Федоровна основала здесь еще одно убежище для инвалидов и сирот Русско-Японской войны, Сергиевско-Елизаветинское, а по ходу Первой мировой войны и её окончании здесь продолжали расселяться новые пострадавшие.
Ветераны жили там и выращивали овощи-фрукты в садах, которые ходили продавать на Инвалидный рынок. Позже там появился цех по производству протезов, а вокруг располагались бараки , где жили инвалиды в ожидании протезов.

  В начале 30-х годов прошлого века вблизи бывших убежищ возникли учреждения «инвалидного» профиля: Институт экспертизы труда инвалидов (ЦИЭТИН) и Протезный завод.
В великую Отечественную войну они были очень востребованы. ЦИЭТИН стал госпиталем, который занимался реабилитацией инвалидов и их возвращения к мирной жизни. Протезный завод работал в три смены. Инвалидный рынок стал очень оживленным местом, тут торговали чем могли, обменивались нехитрыми пожитками местные жители.

  В послевоенные годы весь этот район по мере роста новой застройки, медленно исчезал.  Инвалидные улицы не сохранились, а рынок был слегка передвинут, заключен под крышу и переименован в Ленинградский. На месте бараков появились новые дома, а возле рынка построили жилищно-строительные кооперативы для писателей, артистов и работников цирка.
Еще до революции здесь была начата продажа земельных участков под дачи. Продолжилось это и в годы НЭПа.
  В центре Москвы начиналось уплотнение и организация коммунальных квартир, люди попавшие под эту процедуру, но имевшие деньги, с охотой покупали здесь участки и строили себе отдельные дома. Вскоре здесь вырос новый поселок. В 1933-ем году ему присвоили новое название «Сокол», в честь агронома А.И. Сокола, который разводил на своем участке племенных породистых свиней, а немного позднее по инициативе, жившего в одном из домов кооператива, художника, поддержанной всеми жителями поселка, улицы переименовали в честь известных русских художников.

  Попытки закрыть церковь Всех Святых предпринимались начиная еще с начала 20-х годов и в 1930-х её закрыли. Закрытие сопровождалось демонстративным выламыванием иконостаса и его сожжением. Во время войны в помещении храма находился склад и только в 1946 году после обращения Ольги Ивановны Богословской,  директора детского туберкулезного санатория «Ромашка» с письмом к Сталину, было получено разрешение на открытие и реставрацию.
В 1938 году в этом районе открылись две станции метро, «Аэропорт» и «Сокол» и продолжилось строительство новых домов.

  Когда накануне вечером Вадим позвонил Феодоровым по телефону, дядя Паша, взявший трубку, сообщил, что тетя Нина с детьми уехала на новый год в Кинешму, где жили её родители, а он сам завтра будет дома к пяти часам вечера.
Игра с командой ЦДСА была назначена на завтра, поэтому день был свободным и Вадим решил поехать пораньше, чтобы сперва походить по окрестностям, а потом еще забежать в общежитие московского химико-технологического института, занимавшего один из корпусов на территории студгородка МАИ, чтобы увидеть свою старшую сестру, которая училась на 3-ом курсе МХТИ.

Дядя Паша открыл дверь, и, поздоровавшись с Вадимом, сразу задал ему вопрос, умеет ли тот что-то готовить, а получив утвердительный ответ, вздохнул с облегчением.
—Видишь ли, когда я еще был холостым студентом, чего-то еще мог, но женившись на Нине, практически забыл, как это делается.
Оставшись один на завтрак удовлетворяюсь кофе и бутербродом, а на работе хожу в кафе. Пойдем на кухню, посмотрим в холодильнике, что Нина там оставила.
В холодильнике обнаружились большой кусок замороженной свинины и банка маринованных огурцов. Вадим предложил сделать поджарку и отварить картошку, стоявшую в пластмассовом ведре около окна. Хуже дело обстояло с хлебом, в наличии было только пол-батона белого, но дядя Паша вызвался дойти до соседнего дома, где была булочная, пока Вадим хозяйничал на кухне.
Поужинав, они засели за шахматы. Вадим предложил играть без часов, чтобы спокойно расспросить дядю Пашу о его детстве и юности. За столом Вадим из-за предстоящей завтра игры, ограничился половиной рюмки водки за встречу, а дядя Паша с удовольствием пропустил три полных. Лицо у него раскраснелось и он с удовольствием стал рассказывать.
—Знаешь, я до сих пор так и не выяснил точной даты своего рождения. В деревне, где я родился никто дни рождения не отмечал. Правда зато усердно праздновали именины — день ангела то бишь. В день Николая — напивались Николаи, в день Михаила- Михаилы, ну и так далее. Помню только, что в 1927 году мать сказала:
— Сынок, тебе семь лет исполнилось, пора в школу. И в сентябре я пошел в школу. Почему-то мать хотела меня сразу во второй класс определить, но учительница сразу выяснила, что арифметику я совсем не знаю, и пришлось идти в первый класс. Сейчас иногда думаю, а как бы сложилась жизнь, если бы попал во второй? Ведь всё могло пойти по другому…
 Про день рождения пришлось думать только когда через десять лет заканчивал среднюю школу в Епифани.

  —Читал у Платонова «Епифанские шлюзы»? — Вадька кивнул головой.

  —Вот в этом городке на левом берегу Дона я и учился.

  А тогда в 1937 году мне надо было получать паспорт, а как, если свидетельства о рождении не было. По словам матери родился я в деревне Старая Гать Епифанского уезда Тульской области, а крестить меня возили в церковь в деревне Монастырщино. Пришлось с матерью ехать в эту деревню и пробовать найти церковные списки, но там тоже был облом, церковь закрыли, все бумаги пропали. По воспоминаниям матери ей казалось, что это было 29 февраля 1919 года. А 19 год был не високосным, значит либо не 19-й, либо не 29 февраля.
 
  В общем еще много всяких справок пришлось добывать, пока мне паспорт выдали, в котором было записано — 29 февраля 1919 года. А когда по возрасту пришлось его обменивать, в милиции мне справедливо заявили, что нет в природе такой даты, но сжалились и 29-ое исправили на 28-е.
  В пользу 19-го года, говорил и мой собственный расчет. В Первую Мировую отец мой был в драгунском полку под командованием генерала Брусилова, участвовал в 16-ом году в знаменитом Брусиловском прорыве, но в конце 17-го попал в плен в Австрии. Мир с Германией подписали 3 марта 1918 года, вот вернувшись домой из плена он меня и заделал. По этому расчету, февраль 19-го как раз подходит.
До женитьбы на матери отец был шахтером, а вернувшись с фронта стал заниматься изготовлением прялок и довольно выгодно их продавал.

  В 1920 году в Иркутске расстреляли Колчака и разгромили все его войска.
Тогда до нашей деревни дошли слухи, что в Сибири можно получить хорошие земельные наделы. Сперва соблазнился брат матери Михаил и поехал в Сибирь на разведку. Там ему понравилось и он вернулся звать туда всю родню, так как в Тульской губернии тогда жить было очень тяжело и голодно.
  В сентябре поехали туда всем семейством, куда-то под Барнаул. А там ждала беда, весь урожай уничтожили грызуны, так, что и местным пропитания не хватало. Вдобавок ко всему отец схватил сперва воспаление легких, а потом заразился тифом и умер. Пришлось матери с сестрой и с детьми возвращаться назад.
В Епифани мать устроилась уборщицей в школу, а в качестве подработки стала брать в стирку белье у местной интеллигенции.

  — Ну, ты и хитрован, однако! — Воскликнул дядя Паша поглядев на шахматную доску.
  — Пока, я, понимаешь, тут соловьем разливаюсь, ты меня в натуральный цуг-цванг загнал!  Ух, а время-то, как быстро пролетело, давай-ка спать ложиться! И тебе перед игрой, и мне перед работой, выспаться надо!  Вы когда из Москвы-то отчаливаете?

  — На послезавтра билеты взяли…

  — Ну и хорошо, вечером приедешь, я тебе расскажу, что со мной дальше было.

  Продолжение здесь:   http://proza.ru/2023/06/26/1673

P/S  На фото церковь Всех Святых после восстановления в 1946 г.