Сухие травы

- Матушка Ефросинья, помоги советом? — склонив голову вопрошала женщина.
Она была одета небедно, но очень скромно. И лицо было какое-то серое, усталое, а в глазах печаль.
- Да уж помогу, коли смогу, — улыбнулась старушка перебирая тонкими пальцами стебельки трав. Она отбирала ненужные травинки, складывая их в отдельную кучку, а чабрец, мяту, ромашку, вязала в пучки. Потом она их подвесит под крышей навеса и через несколько дней сладкий аромат сухих трав разнесется по округе.
- Не могу я больше с моим Гришкой жить. Сил моих нет, — говорила женщина, скорбно поджав губы.

Ефросинья увязала последний пучок ромашки и, отложив в сторону свою работу, посмотрела на женщину. Та сидела низко склонив голову, но не плакала.
«Гордость сковала сердце. Гордость и упрямство. Ей нужно, чтобы было так, как хочет она. Наверняка и Гришку своего поколачивает от отчаяния», — думала она, а вслух сказала:
- Самое лёгкое в семейной жизни, это взять и уйти. Это как у ребёнка не получается из песка куличик слепить. Он от обиды бросает ведёрко и убегает из песочницы.
Но ведь жизнь прожить, не поле перейти, говорят старики. А старики врать не будут, ибо мудрость приходит с годами.
Чаще всего, да что говорить, почти всегда, ко мне приходят с обидами женщины. Помоги, говорят, Ефросинья, житья нет с этим тираном. А начинаешь спрашивать, чем же он тебя тиранит, милая. Выясняется, что не делает так, как она сказала. А почему он должен делать по её, а не по своему? А потому, что ей так виднее.
Ой, смешно с вас, ей-богу. Ежели бы вы, выходя замуж, хоть изредка, но включали бы голову, то ходить ко мне не пришлось бы.
Ведь вот в чём дело, мужчине очень важно быть нужным, быть полезным. Если он видит, что женщина ценит его труд, то и ему захочется заботиться о ней. Захочется достать звезду с неба и носить на руках.
А ежели она его день и ночь пилит, день и ночь требует сделать так, а не иначе, то какая же это нужность. Это принеси подай называется, — говорила Ефросинья, внимательно глядя на лицо женщины.

И лицо её с каждым словом менялось. И менялось не в лучшую сторону. Оно становилось жёстче, непокорнее, злее. Женщина теребила в руках подол своей юбки и сжимала губы до того, что они побелели.
Наконец она вскочила на ноги, зло сверкнула глазами и выкрикнула:
- И ничем ты, старая ведьма, помочь не можешь. Только и знаешь поучениями поучать, да травки свои развешивать. А что твои поучения, когда я видеть не могу его. И эти его деревяшки, которые он день и ночь строгает тоже видеть не могу. Он же и с работы ушёл, чтобы деревяшки строгать. Говорит, мол, потерпи и всё у нас будет. Обещает, что наладит производство деревянной посуды, и деньги рекой поплывут. Ага, два года уже налаживает, наладить не может. А что удаётся продать, так это слёзы, а не деньги. И я ещё радоваться должна. И я ещё поддерживать его обязана.
Да что с тобой говорить, старая. Я думала ты зелье какое дашь, чтобы у него мозги на место стали и он на работу пошёл. А ты разговорами меня заговариваешь. Тьфу на тебя, — и, плюнув Ефросинье под ноги, женщина выскочила за калитку.

А Ефросинья не обиделась. Что ж обижаться, когда у этой бедняги только и надежда на колдовское зелье. Наверно, подруга какая посоветовала сходить к бабке, да заветный пузырёк попросить. Да вот беда, Ефросинья то не бабка и зелья отворотные не делает.

Ещё прабабка учила Ефросинью врачевать прежде всего душу, а тело вылечат травки правильно собранные. Ведь все болезни идут из души. Сорняк нужно с корнем вырывать, тогда он и расти перестанет. А если хотя бы маленький корешок останется, то никакие травки не помогут.

Вот и у этой женщины, которая лелеет свою обиду на мужа, гордыня корни пустила в самую душу. Да если бы она его хотя бы один день поддержала, да приголубила, да интерес к его делу проявила, то у него бы крылья выросли. Да и дело бы быстрее пошло. А так, как знать, что тот Гришка чувствует. Какая обида гложет его сердце, что дело его стоит на месте.
Эх, им бы сесть, да заварить духмяного чайку  из трав Ефросиньи, да поговорить по душам. А за неспешными разговорами истина и рождается.

- Легко семью разрушить, очень легко. А ты поди сохрани, вот это будет подвиг, — вздохнула Ефросинья, развешивая пучки трав. Жалко ей было и эту женщину, и её Гришку, да что ж делать, свои мозги в чужую голову не вложишь.