А. Д. Лукашов. Польские декабристы

Андрей Лукашов

Польские «декабристы»

Глава из книги «Польская Никольская церковь Гдовского уезда».

Общеизвестно, что 14 декабря 1825 года в Петер-бурге произошла неудачная попытка захвата власти, зна-комая нам, как восстание декабристов. Это восстание бы-ло организовано группой дворян, многие из которых бы-ли офицерами гвардии. Заговорщики попытались исполь-зовать период междуцарствия. Дело в том, что после смерти Александра I , уже 27 ноября состоялось прине-сение присяги его среднему брату Константину. В России появился новый император, были даже отчеканены проб-ные монеты с его изображением - так называемый «Кон-стантиновский рубль». Однако, хоть Константин престо-ла не принимал, но он и не подтверждал отречение офи-циальным манифестом. Создалось двусмысленное, опас-но продолжительное и крайне напряженное положение междуцарствия. Наконец, следующий младший брат по-койного Александра I - Николай решился объявить себя императором. На 14 декабря была назначена «переприся-га». Наступил момент, которого ждали декабристы - сме-на власти.
Отправной точкой для обоснования мятежа было утверждение о том, что, уже присягнув Константину Павловичу, армия должна сделать все возможное для его сохранения на престоле. Но настоящей целью заговорщи-ков было уничтожение самодержавия вплоть до убийства всех членов царской семьи и установление демократиче-ского правления с уничтожением крепостного права. А так же упразднение институтов существующей власти, в том числе: цензуры, полиции и регулярной армии. В про-грамме манифеста предлагалось уничтожение монополии на продажу соли и «горячего вина» т.е. водки.  Почти сто лет спустя в 1917 году временному правительству удалось провести в жизнь подобные мероприятия, результатом было полное уничтожение Российской империи. Но, как известно, Николай I, в отличие от Николая II, проявил твердость и после продолжительных уговоров восстание было подавлено с помощью артиллерии.
О восстании написано много, это и беллетристика, и научно-популярная литература и академические науч-ные труды, да и сами участники событий оставили мно-гочисленные мемуары. Поэтому мы отошлем наших чи-тателей в библиотеки, где они сполна могут удовлетво-рить свой интерес к этому вопросу. Нас же интересуют связанные с этим восстанием крестьянские волнения в Гдовском уезде и причины их возникновения.
Одной из причин крестьянских волнений, без-условно, явились «слухи ложные, выдуманные и разгла-шаемые злонамеренными людьми».  Так, например, в первых числах декабря 1825 года за несколько дней до восстания в Петербурге декабристы Рылеев, а также Ни-колай и Александр Бестужевы «решились все трое идти ночью по городу, останавливать каждого солдата, оста-навливаться у каждого часового и передавать им словес-но, что их обманули, не показав завещания покойного ца-ря, в котором дана свобода крестьянам и убавлена до пятнадцати лет солдатская служба … Нельзя представить жадности, с какою слушали нас солдаты … нельзя изъяс-нить, быстроты, с какою разнеслись наши слова по вой-скам; на другой день такой же обход по городу удостове-рил нас в этом». 
Подготовка к восстанию проводилась в течение нескольких лет. Еще задолго до декабрьских событий 1825 года Александр Бестужев и Кондратий Рылеев в течение нескольких лет сочиняли и распространяли рево-люционные песни. «Глинка и Тургенев полагали успеш-нейшим чрез находящихся за границею членов литогра-фировать в Париже особенно карикатуры и ввозя через них же, распускать в народе на Толкучем рынке, рассы-лать в армию и по губерниям».
В первых числах января 1821 года в Москве состо-ялся тайный съезд Союза благоденствия. По воспомина-ниям Ивана Якушкина один из участников этого сборища Михаил Орлов «… старался доказать, что Тайное обще-ство должно решиться на самые крутые меры и для до-стижения своей цели даже прибегнуть к средствам, кото-рые могут казаться преступными. Во-первых, он предла-гал завести тайную типографию или литографию, по-средством которой можно было бы печатать разные ста-тьи против правительства и потом в большом количестве рассылать по всей России. Второе его предложение со-стояло в том, чтобы завести фабрику фальшивых ассиг-наций, через что, по его мнению, Тайное общество с пер-вого раза приобрело бы огромные средства и вместе с тем подрывался бы кредит правительства». Справедливости ради отметим, что прочие участники съезда отвергли «та-кие неистовые меры».
Несколькими днями позже  восстание подобное Петербургскому произошло в Черниговском полку, рас-квартированном в Киевской губернии. Здесь, как и в Пе-тербурге, не обошлось без агитации, подлогов и провока-ций. Восстание Черниговского полка сопровождалось распространением «катехизиса», составленного С. Мура-вьевым-Апостолом. В этом документе народу России предлагалось «ополчиться всем вместе против тиран-ства», а присяга царям и вовсе была названа богопротив-ной. Основная солдатская масса в восстание была втянута несознательно, без понимания целей восстания. Поэтому декабристами использовались разнообразные средства - от простого приказа, до раздачи денег и откровенной лжи. Уговаривая солдат и колеблющихся офицеров при-мкнуть к мятежу, Сергей Муравьев-Апостол уверял их, что он якобы получил назначение на должность полково-го командира вместо раненного им же командира пол-ковника Густава Гебеля, а все высшее руководство уже уничтожено. Своего младшего брата Ипполита он пред-ставлял, как курьера нового императора Константина, привезшего приказ, о том, чтобы Муравьев прибыл с полком в Варшаву. Мятежники убеждали солдат, что не только их полк, но вся 8-я дивизия восстала в поддержку Константина Павловича. И даже за несколько часов до разгрома восстания Сергей Муравьев-Апостол, узнав о приближении правительственных войск, убеждал подчи-ненных, что войска эти присланы не для подавления мя-тежа, а для соединения с ними.
Как видим, и в Петербурге и на Украине декабри-сты широко использовали употребляемые и сегодня при-емы дезинформации или, как мы сейчас говорим, полит-технологии. И поэтому, не смотря на то, что оба восста-ния были подавлены в самое короткое время , ядовитые семена, посеянные декабристами, дали обильные всходы. В следующем 1826 году по стране прокатились много-численные крестьянские волнения. В большинстве своем они проходили в районах непосредственно близких к де-кабрьским событиям, т.е. на Украине и в Петербургской губернии.
Сведения об этих крестьянских волнениях можно найти во всеподданнейших отчетах III отделения соб-ственной Е.И.В. канцелярии и корпуса жандармов. Неко-торые документы из этих отчетов были опубликованы только после революции.  Из этих материалов мы узнаем, что всего в России в 1826 году было отмечено 104 беспо-рядка. В этом же году только в Петербургской губернии произошло 78 крестьянских выступлений. Из них с уча-стием воинских подразделений крестьянские волнения были утихомирены в 43 имениях.
Для сравнения скажем, что в предыдущие годы происходило от пяти (в 1801 году) до шестидесяти (в 1812 году) крестьянских выступлений. И только в 1797 году в связи с опубликованием высочайшего манифеста о трехдневной барщине количество крестьянских волнений достигло рекордной цифры 119-ти.
Хотя подготовку восстания осуществляли дво-ряне, но в самих беспорядках принимали участие и разночинцы, и крестьяне. Об этом сохранились мно-гочисленные воспоминания участников и свидетелей выступления в Петербурге. Вот некоторые из них: «Взьехав на Исаакиевский мост, увидел густую толпу народа на другом конце моста … народ со всех сторон хлынул на площадь … Люди рабочие и разночинцы, шедшие с площади, просили меня держаться еще ча-сок и уверяли, что все пойдет ладно. … Первый из тех, которые желали и старались уговорить возмутителей к возвращению в казармы, был корпусной командир Воинов; но все его убеждения были напрасны, угрозы также, и кончилось тем, что из толпы народа кто-то пустил в него поленом так сильно в спину, что у старика свалилась шляпа …»
«Со всех улиц густые толпы народа всякого звания и возраста стекались ко дворцу и Сенату. … На обратном пути мы увидали карету графа Милора-довича без кучера и форейтора, посторонние люди ве-ли лошадей под уздцы, говоря, что в кучера и форей-тора народ бросал поленьями и избил их.»
«… Петровская площадь от тысячей посторон-них людей, заваленная еще и гранитным камнем, сде-лалась почти невместимою. Частые же крики мятеж-ников и народа с одними и теми же восклицаниями, беготня последнего с места на место с подбрасывани-ем шапок представляли взорам беспорядок, и, конеч-но, все это делало вид большой опасности … Гики, поленья, рогожные кульки, в них пущенные от бесно-вавшегося народа, всеобщий хохот – принудили их с тою же быстротою оставить площадь.»
«Чем далее отходил я от Адмиралтейства, тем менее встречал народа; казалось, что все сбежались на площадь, оставив дома свои пустыми. Везде ворота были заперты, магазины закрыты, и только одни дворники изредка выглядывали из калиток и узнава-ли, что делается на улице. … Бунт вспыхнул мгновен-но; обманутые солдаты и чернь ревностно покорились мятежникам, предполагая, что они вооружаются против государя незаконного и что новый император есть похититель престола старшего своего брата Кон-стантина.»
«Боже ты мой, господи, что там происходило … Народ как есть вплотную запрудил всю площадь и волновался, как бурное море. … Я видел царя, окру-женного своим штабом и уговаривающего народ разойтись по домам, слышал, как беснующаяся толпа кричала ему в ответ: «Вишь, какой мягонький стал! Не пойдем, умрем вместе с ними!» … «
«Тем не менее положение наше было одно из самых незавидных. … но главным образом оттого, что все наше внимание было обращено на крышу Сената. Туда забралось немало народу, бомбардируя нас сверху дровами, внесенными со двора.
Как мы узнали потом, эти люди перешли на сто-рону мятежников. … Один из наших офицеров, Игнатьев, получил таким поленом столь сильный удар в живот около самой луки, что, потеряв сознание, тут же упал с лошади. … Собравшийся у забора, окружавшего леса строившейся Исаакиевской церкви, народ, видимо сочувствовавший бунтовщикам, встречал кирпичами всякого, кто, по его предположению, стоял за законно-го государя.»
«Собравшаяся чернь стала также принимать участие в беспорядке. Начальника гвардейского кор-пуса генерала Воинова чуть было не стащили с лоша-ди; мимо адъютантов императора летали камни, в меня попало несколько комков снега. Наскакав на виновного и опрокинув его конем, я закричал:
- Ты что делаешь?
- Сами не знаем. Шутим-с, барин, - отвечал опрокинутый, еще не поднявшись с земли.»
«… не было никакой возможности ни пройти, ни проехать здесь на площадь эту … Вся она была сплошная масса народа, обращенного лицом к мону-менту. … Вся эта масса орала, ревела, смутно, по вре-менам мы слышали имя Константина, сопровождае-мое громкими Ура». 
«Над головой митрополита засверкали сабли, и он должен был вернуться. Подлая чернь тоже была на стороне мятежников; она была пьяна, бросала кам-нями, кричала …»
«Я был во дворце с дочерьми, выходил на Иса-акиевскую площадь, видел ужасные лица, слышал ужасные слова, и камней пять-шесть упало к моим ногам. … 15 декабря, видел еще толпы черни на Невском проспекте.»
Возможно, в этих толпах с поленьями и кирпи-чами в руках были крестьяне из Гдовского уезда. Не-которые из гдовских крестьян бывали в Петербурге в отхожих промыслах. Кое-кто ездил в столицу по гос-подским делам. Многие помещики проводили в городе зиму вместе со своей прислугой из тех же крестьян. До столицы рукой подать, и к весне 1826 года весть о беспорядках в Петербурге достигла самых дальних углов гдовского уезда.
Долгими зимними вечерами во всем уезде только и разговоров было, что об этом событии. Вско-ре новость обросла самыми невероятными слухами. Поговаривали, что царь объявил всему народу волю и даже повелел господам поделиться своей землей с крестьянами. Но господа царский приказ не испол-няют и оттого хотели с императором расправиться. Вскоре из темных крестьянских изб слухи выползли на еще не просохшие весенние улицы. Близилась го-рячая пора спешных полевых работ, а крестьяне вме-сто работы собирались и обсуждали - стоит ли обраба-тывать господскую землю, ведь скоро новый царь даст каждому волю и собственные наделы. Некото-рые из  подобных сходов заканчивались написанием коллективного прошения на высочайшее имя и посылкой ходоков в столицу.
Говоря о крестьянских волнениях, мы представля-ем себе «бессмысленный и беспощадный» крестьянский бунт подобный тому, каковым был бунт под водитель-ством Емельяна Пугачева. Однако в начале 19 века тяж-ким проступком, за которым следовало жестокое наказа-ние, считался просто отказ крестьян выходить на работу или подача прошения на имя государя императора через голову непосредственного начальства. Согласно указу от 22 августа 1767 года, «велено наказывать кнутом и ссы-лать в Нерчинск в вечную работу крестьян, осмелившихся подавать на Помещиков своих не дозволительные просьбы, равно как и сочинителей таковых просьб». Именно такая форма неподчинения власти имела место в деревнях Гдовского уезда. Не отстали от прочих и при-хожане Польского и Сиженского приходов.
Очень скоро сведения о брожениях в крестьянской среде и об отказах выходить на работы достигли Петер-бурга. 12 мая 1826 года для устранения слухов и предот-вращения беспорядков последовал особый Высочайший манифест. Уже 17 мая в Гдовское духовное правление прибыл пакет, а в нем 45 экземпляров высочайшего ма-нифеста «для раздачи в каждую церковь по одному, под расписки священноцерковнослужителей»  В ближайшей от Гавриловского Никольской церкви в Полях был также получен экземпляр этого манифеста. В первый же вос-кресный день его зачитал священник Иоанн Тарасиев. В соседнем Сиженском храме во имя Архангела Михаила с текстом манифеста ознакомил свою паству отец Федор Филимонов. 
Текст этого манифеста был опубликован в «Общем своде Российских законов» за 1826 год под номером 330. Он часто цитируется, но его редко можно встретить в полном виде и без искажений, поэтому считаем воз-можным поместить здесь этот важный в нашем повество-вании документ полностью.

Манифест. О возникшем в Губерниях
неповиновении крестьян.
Объявляем всенародно. По донесениям начальни-ков Губерний дошло до Нашего сведения, что в некоторых селениях казенные и помещичьи крестьяне, обманутые ложными слухами и злонамеренными разглашениями, отступают от должного порядка, полагая: первые, то есть, казенные крестьяне, что будут освобождены от платежа податей, а последние, то есть, помещичьи, от пови-новения их господам.
Сожалея о заблуждении сих поселян, и желая об-ратить их на путь истинный мерами кротости, свойствен-ными Отеческому милосердию Нашему, Повелеваем объ-явить повсеместно:
1) Что всяческие толки, о свободе казенных посе-лян от платежа податей, а помещичьих крестьян и дворо-вых людей от повиновения их господам, суть слухи лож-ные, выдуманные и разглашаемые злонамеренными людьми из одного корыстолюбия, с тем, чтоб посред-ством сих слухов обогатиться на счет крестьян, по их простодушию.
2) Все состояния в Государстве, в том числе и по-селяне, как казенные, так и помещичьи крестьяне и дво-ровые люди, во всей точности должны исполнять все обязанности, законами предписанные, и беспрекословно повиноваться установленным над ними властям.
3) Если и за сим Нашим повелением откроется ка-кой-либо беспорядок между казенными поселянами, или помещичьими крестьянами и дворовыми людьми, по ложным слухам о свободе от платежа податей, или от за-конной власти помещиков: то виновные навлекут на себя справедливый Наш гнев, и немедленно будут наказаны по всей строгости законов.
4) Подтверждается Начальникам Губерний иметь неослабное наблюдение, дабы разглашатели подобных слухов, или толков, были без промедления отдаваемы су-ду, для поступления с ними также по всей строгости за-конов.
5) А как и до Нас уже прямо доходят недельные просьбы поселян, писанные на основании вышесказан-ных слухов, или толков: то для прекращения сего зла, и сохранения тишины и порядка, Мы Повелеваем: сочини-телей или писателей таковых просьб, яко возмутителей общего спокойствия, предавать суду и наказанию по все строгости законов.
Правительствующий Сенат немедленно учинит надлежащее распоряжение к опубликованию сего Нашего повеления во всенародное известие, предписав при том, чтоб чтение онаго в воскресные и праздничные дни по церквам, на торгах и ярмарках продолжаемо было в тече-нии шести месяцев со дня получения сего повеления в Губерниях, с строгим сверх того подтверждением Начальникам оных, дабы за исполнением изложенных в сем Нашем повелении мер, имели они неослабное наблю-дение, что и возлагаем на непосредственную их ответ-ственность в предупреждение всякого неустройства.

Как видим, в этом документе слухи об освобожде-нии помещичьих крестьян от повиновения их господам, а казенных поселян от платежа податей, были объявлены ложными. Крестьян обязывали беспрекословно повино-ваться властям и господам. Нарушителям спокойствия грозило строгое наказание.
Вопреки ожиданиям правительства чтение мани-феста привело к неожидаемым результатам. Безграмотные крестьяне трактовали сложный для их понимания государственный документ по-своему. Дело в том, что в самом манифесте были слова о том, что его было велено читать в течение шести месяцев по воскресеньям и праздничным дням, «по церквам, на торгах и ярмарках». После прочтения им этого манифеста многие кресть-яне пришли к выводу, что через шесть месяцев и наступит долгожданная свобода. Более того, среди гдовских крестьян прошел слух, что в селении Кра-пивно священник Николаевской церкви Николай Фе-дотов объявил, что «якобы сей ВЫСОЧАЙШИЙ ма-нифест есть не настоящий».  Николай Федотов был уважаемый батюшка, отслуживший в Крапивно три-надцать лет, и к его словам прислушивались. Теперь крестьяне окончательно отказывались повиноваться своим господам.
Подлила масла в огонь и еще одна загадочная смерть. Возвращаясь из Таганрога в Петербург 4 мая 1826 года, в дороге неожиданно скончалась вдовствующая им-ператрица Елизавета Алексеевна - супруга покойного императора Александра I. Об этом событии также после-довал манифест. И хотя в тексте этого манифеста было сказано: «Горестное событие сие последовало по долго-временной телесной и душевной болезни, обратившейся наконец в совершенное истощение жизненных сил, так что Ея Величество должна была на пути своем из Таган-рога остановиться в городе Белеве, Тульской Губернии, где и последовала Ея кончина».  В народе поговаривали, что эта смерть носила не случайный, а насильственный характер. Также зачитанный в гдовских церквах манифест об этих событиях не добавил спокойствия в окрестных селениях. Кроме того, эта неожиданная смерть помешала коронации Николая I. Вследствие траура она была перенесена с июня на более позднее время и состоялась в Успенском соборе Кремля только 22 августа. 
Одним словом было от чего российским умам придти в смятение. Ядовитый плод смуты в Гдовском уезде окончательно созрел и вскоре обратил на себя вни-мание столичного начальства.
В донесении петербургского генерал-губернатора П.В. Голенищева-Кутузова  управляю-щему Министерством внутренних дел В.С. Ланскому от 5 июля 1826 года генерал-губернатор пишет: «…еще в начале текущего года по трем уездам – Ям-бургскому, Гдовскому и Лугскому – крестьяне неко-торых владельцев обнаруживали неудовольствие свое на сих последних то под предлогом отягощения обро-ком и работою, то в виде притесненных жестоким об-ращением. Истинные, однако ж, причины тому и дру-гому были еще, по-видимому, скрываемы». Далее в своем донесении он раскрывает истинные причины крестьянских «неудовольствий». По его мнению, кре-стьяне «отложились от повиновения владельцам, быв увлечены к тому единственно нелепым слухом о да-рованной им свободе в настоящее царствование из помещичьего владения и от всех повинностей … не-которые из них даже обращались с просьбами к Госу-дарю Императору чрез выбранных из среды себя по одному и тому же столь нелепому слуху, не менее как и в том еще предположении, что владельцы или местное начальство скрывают сию свободу, хотя в просьбах дру-гие причины поставляли, именно отягощение работами и оброком».
Кроме того, он отмечал в своем донесении, что в этих уездах неповиновение крестьян обнаруживалось по-степенно, по мере передачи «нелепых слухов» от одних крестьян другим и наиболее проявилось в Гдовском и Лугском уездах.
В Гдовском уезде, кроме крестьян Ульяны Федо-ровны Мейер, вовлеченными в беспорядки оказались крестьяне следующих помещиков:
1. В вотчине помещиков Юшковых – владельцев деревень: Малинницы, Киревой, Навинки, Рудницы, Са-муиликова, Усадища и Чермы.
2. Титулярного советника и кавалера Николая Емельяновича Чеблокова  – деревень Малафьевки, Кислина, Кареловщины, Заозерья, Заянья, Шавкова, Юдина, Бора, Межника, Горки, Переткина, Супора, Полянки, Новополья, Луга, Березки.
3. Тимлера – деревень: Карпова, Дымокарь, Тесто-ва, Горобли (Горбова) и Краснева.
4. Базанина – деревень: Емельяновщина, Выдрина, а по крестьянскому званию Курачек.
5. Дириной – деревня Ктины и сельцо Калодье.
6. Татищева – сельцо Сварец с деревнями: Жилой Голубок, Филимонова Гора, Заруденье, Высокова, Сруп-скава, Дубская и Дворец.
7. Полковницы вдовы Софьи Васильевны Струко-вой – деревень Патреева Гора, Ребельск и Вощенег.
8. Дондуковых-Корсаковых – сельцо Вехоляне с деревнями: Гусева Гора, Лог, Воронина, Застаронье, Косыгин Лог, Булатовщина, Полична, Черма, Мик-кова, Калинна, Захонье.
9. Крестьяне помещика Мартьянова.
10. Дружинина – сельцо Мариинское с дерев-нями: Мариинская, Васильевская и Андреевская. 
11. Семевского – сельцо Воскресенское с дерев-нями Вейно, Вязова а по крестьянскому званию Каз-никова, Дымокорье, Залосенье, Каладежа, Тросноби-ще а по крестьянскому званию Труфанова, Славатина, Лужок Малый, Мошка, Перегреб, Ужова, Щепец, село Архангельское,
12. Хвостовых – деревень Апалева, Брынки (Облынки), Воротная, Винькина Гора, сельцо Вы-ставка Крапивна, Филиповшина, Горка и Мазиха, Леблева, Гаврилова Гора, Грязное Сельцо, сельцо Ду-бяг, сельцо Мозовер, Заозерье, Зачеренье, Заберезная, Задний Конец, Задубка, Излучье, Игомель, Кринова, сельцо Кежово и сельцо Донско, Киковшина, Верете-нье, Межа, Маркова (Малкова), Мелникова, Немель-ничище, Куклина, село Михайловско, Монастырка, сельцо Пубаново, Большая Мокредь, Островня, Слут-ки, Щербова Гора, Винкина Гора, Озерки, Прибуж, Петрова Нива, Передкина, Турец, сельцо Тетерка, Малый Хотраж, сельцо Чернево, Юхнова.
13. Березина – деревень: Белкова, Вязова а по кре-стьянскому званию Кознякова, сельцо Воскресенское а по мирскому званию Павлов погост, Голышкина, Давыдова, а по крестьянскому званию Зарубенье, Дуброва, Абездельцева, Добротино, Лыпушева, Лукова, два сельца Чистья и Колодья, Озерова, сельцо Середка, сельцо Сла-ватина (Асавостино), Ульдега, Подолешье.
14. Коновницыной – сельцо Кярово с деревня-ми: Бабкина, Белая Выставка, Большая Смуравьева, Бурцовшина, Омут, Дубовичи, Любовичи, Залюбовье, Зуевшина, Никольская и Ивановское сиденье, Рыло-ва, сельцо Овсянкино, сельцо Торохово, Ужева, Большой Хотраж, Черма, сельцо Шавры.
15. Дедюлиных – деревни: Кринова, Тупицыно, Средний двор, Кринева, Мелешкина, Опалева, Заклинье, Пещерова, Братылина, Тупицын Конец, Хатража Малая, сельцо Шипулино, сельцо Шипилино.
16. Параскевы и Петра Компенгаузен – сельца За-речья Быстреевского погоста.
Даже рассеянный взгляд на старую карту показы-вает нам, что в зоне действия крестьянских волнений ока-залась большая часть Гдовского уезда.   
Поначалу генерал-губернатор Голенщев-Кутузов решил привести крестьян к спокойствию мирными мето-дами. Для этого он отправил в беспокойные уезды состо-ящего при нем чиновника по особым поручениям стат-ского советника Нефедьева  и губернского предводителя дворянства тайного советника Родофиникина,  «поручив одному и другому стараться мерами кроткого убеждения вывести из заблуждения крестьян и побудить оных к по-рядку. И хотя частью были таким образом в некоторых владениях мятежи непокорных крестьян остановлены, но между тем оные в других владениях возникали».  По-этому генерал-губернатору пришлось довести до сведения государя императора о необходимости введения в мятежные уезды воинской команды. И таким образом для приведения в повиновение крестьян прибегнуть к воен-ной силе.
22 апреля 1826 года, воинская команда была от-правлена в Гдовский и Лужский уезды. Ее возглавил со-стоящий при генерал-губернаторе для особых поручений полковник Н.Л. Манзей.  Выполнить подобное поруче-ние мог человек строгий но уравновешенный и, кроме того, обличенный особым доверием. Николай Логинович Манзей видимо обладал соответствующими качествами и был хорошо знаком императору. В 1816 и 1817 годах он состоял в свите тогда еще великого князя Николая Пав-ловича и провел это время  при нем «в путешествии по России и чужим краям».
Как сообщает Голенищев-Кутузов в своем донесе-нии, «полковник Манзей в продолжение краткого време-ни в обоих сих уездах действием мер, им принятых, кре-стьян всех вышеизложенных владельцев привел в пови-новение, не употребив для того жестоких мер, кроме наказания розгами нескольких человек из крестьян, в коих дознано было некоторое упорство при обращении прочих к порядку».  Однако Павел Васильевич, как обычно, несколько смягчил общий тон донесения. На самом деле описываемые им события прошли не так гладко…
В мае 1826 года полковник Манзей со своею воин-ской командой квартировал в имении помещика Н.Е. Чеблокова - Новое Преображение.  Команда расположи-лась здесь в стратегическом отношении правильно, так как во владениях соседних помещиков  было тоже неспо-койно. Благодаря этой дислокации Н.Л. Манзей оказался  в самом центре событий. Так, например, в близлежащем имении Дружининых - Пустое Чертово  произошли бес-порядки, где главным зачинщиком, смущавшим крестьян, был староста Василий Яковлев.
Одновременно с Н.Л. Манзеем в Гдовский уезд, так же с воинскою командой, был послан флигель-адъютант А.И. Герман . 22 мая Александр Иванович Герман прибыл в усадьбу Верхоляны, принадлежавшую г-же Корсаковой. От князя Дондукова он узнал, что «накануне, и его крестьяне совершенно взбунтовались, бросили барскую работу, оставили свои домы и в «буй-ных сходках» проводили ночь, провозглашая, что не обя-заны более повиноваться своему помещику».  На месте он убедился в том, что Гдовские крестьяне не перестали «питаться ложною надеждою о свободе» и думали, что возмутившиеся селения, особенно те, которые послали своих ходоков в Петербург, освободятся от помещичьей власти. В Верхолянах Герман так же от самих крестьян услышал, что они считали манифест от 12 мая подлож-ным, сочиненным дворянами без всякого ведома царя. Эти обстоятельства заставили флигель-адъютанта Герма-на признать «положение сей части Гдовскаго уезда весьма неблагоприятным». А так как соотношение сил скла-дывалось не в его пользу, он поспешил за подмогой в Но-вое Преображение к полковнику Манзею. Одновременно флигель-адъютант затребовал целую роту из Ямбургского уезда. По пути Герману встретились десять егерей – хлебопеков, он посадил их на подводы и отправил в усадьбу Дондуковых-Корсаковых. Заручившись в Преоб-раженском поддержкой полковника Манзея, Александр Иванович отправился обратно в Верхоляне, куда и вер-нулся 23 мая к вечеру.
Утром следующего дня усадьбу Верхоляне окру-жили крестьяне. Герман вышел к поселянам спросить «о причине их поведения». Ответа не последовало. За это флигель-адъютант обозвал их ослушниками и предложил «придти в повиновение». «Слова сии были покрыты не-основательными речами и даже криками. Малочислен-ность команды не дозволяла забрать силою и перевязать главных зачинщиков мятежа».  В течение этого дня к оборонявшим усадьбу вооруженным дворовым людям  и десяти егерям-хлебопекам присоединились еще двадцать рядовых Новоингерманландского полка  под командой капитана Будвиля. Но Герман посчитал, что этот гарни-зон недостаточен для ведения наступательных действий против мятежников. Он ожидал прибытия воинской ко-манды из Нового Преображения. Однако Манзей по не-понятной причине задерживался. Осада Верхолян про-должалась, но крестьяне за целый день не предприняли ничего «зловредного». Тем временем солнце клонилось к закату, на землю легли длинные тени и ночная прохлада окутала все вокруг. Но напрасно всматривались в ночную тьму защитники усадьбы. В сумерках крестьяне отступили в лес и отправились, по донесению лазутчиков, по со-седним деревням за подкреплением. Так к вечеру 24 мая сложилось шаткое равновесие сил, противники затаились и выжидали.
Но где же полковник Манзей и его команда? Как и договаривались, Манзей вместе с земским исправником Эриксом  сразу же выступил в поход на Верхоляны. До-рога, которой оправилась воинская команда в сорок пять человек, проходила мимо деревни Гусева Гора. Эта де-ревня, а также близлежащие Завасье, Новое Завасье  и Воронина принадлежали Дондуковым-Корсаковым.  Здесь у Гусевой Горы на команду Манзея внезапно напа-ли свыше двухсот крестьян. «Крестьяне были вооружены дубинами и кольями. Им удавалось ломать и гнуть сол-датские штыки,  разбивать приклады ружей.  Восставших «усмирили» штыковой атакой».  Хотя «сшибка», как выразился исправник Эрикс, была довольно изрядная, но тяжелораненых не было. Отбив нападение крестьян шты-ковой атакой, солдаты поспешили к Верхолянам, не имея времени на преследование напавших на них «мятежни-ков», и «сие действие подало меру смелости возмутив-шимся».
Тем временем в Верхолянах «осторожный Герман не решался перейти в наступление, хотя и советовал ис-правнику попробовать счастья – предпринять решитель-ныя меры, не теряя времени. Но сам от этого уклонился. Передав команду земскому исправнику, он уехал из Вер-холян в Ямбург, дабы в уезде сего имени принять даль-нейшие меры для усугубления тишины в оном». 
Осторожность Александра Ивановича можно по-считать излишней, но не следует считать её трусостью. За участие в компании 1812 года он был награжден несколь-кими орденами, а во время катастрофического наводне-ния 1824 года, выполнив поручения государя, вернулся во дворец по пояс в воде.  Обычно педантично и точно выполнявший возложенные на него поручения, он и те-перь, закончив свою миссию в Гдовском уезде, отправил-ся в Ямбургский.

В эти же дни не остались в стороне от беспорядков и приходы: Польской, с соседним Сиженским. В те годы при Архангеломихайловской Сиженской церкви в свя-щенниках состоял о. Федор Филимонов. В отличие от своего соседа, этот пастырь обладал сильным и жестким характером, во всем был категоричен и строг, поэтому окружающие побаивались его, но уважали. По-видимому, такие черты характера у Филимонова сформировались еще в детстве, полном лишений и невзгод, и помогли ему добиться своей цели - стать священником.
По версии Ефима Андреева отец Федора – Фили-мон, был священником в Павловом погосте  при церкви во имя обновления храма Воскресения Христова. Детство будущего Сиженского пастыря проходило в крайней бед-ности, ребенком он пас свиней на берегу Чудского озера. Будучи сам неграмотным, отец не мог обучить грамоте сына, и юноша был отправлен в Спасо-Елеазаровский монастырь. «Феодор, имея один медный пятак, данный матерью в благословение, прошел страшную пустыню Сорокового бора, питаясь сухариками, и наконец достиг до деда своего, иepoмoнaxa той пустыни, но много вы-терпел от жестокого старца, дотоле, пока не научился книжной мудрости – читать псалтирь.»  Тем временем его отца исключили из духовного звания, поэтому Федор не смог пойти по церковной стезе и был записан в канто-нисты. Тогда мать отправилась в столицу, с большим трудом добилась приема у военного Генерал-губернатора и, упав на колени, подала тому прошение. Ее просьба, поддержанная также церковным начальством, была услышана, и Федора определили пономарем к Андреев-скому собору на Васильевском острове.
Трудно было удержаться, чтобы не привести здесь таковое полное подробностей жизнеописание Федора Филимонова. Романтически настроенный читатель наверняка получит удовольствие, прочитав вышеприве-денные строки. А любителя точных фактов мы отошлем к клировым ведомостям за 1828 год, они сообщат ему сле-дующее: «Священник и Кавалер Федор Филимонов. 52 года. Из великороссиян сын дьяческий. В Семинарии не обучался. В 1793 году Августа 4 дня рукоположен к Вос-кресенской церкви в погосте Павлове диаконом из кли-риков …». Об Андреевском соборе здесь не упоминается. А клировые ведомости – это документ. Как правило, они составлялись при участии самого священника данной церкви, поэтому у нас есть более оснований прислушать-ся к их сухому языку.
По получении священнического сана, в декабре 1798 года, о. Федора Филимонова определили в погост Сижно. В то время Сиженская Архангеломихайловская церковь была в полуразрушенном и недостроенном со-стоянии. На плечи молодого священника легла сложная забота о восстановлении этого храма. Надо сказать, что ему удалось не только справиться с этой тяжелой задачей, но и приобрести уважение своих прихожан.
И так, ко времени описываемых нами событий при Сиженском храме состояли: священник Федор Филимо-нов, в этом году ему исполнилось пятьдесят лет, и его жена – Федосья Иванова сорока восьми лет. Одна из их дочерей тридцатилетняя Елена была к этому времени вдовою . А двадцатишестилетняя Ольга состояла в за-мужестве за диаконом Гдовского Димитриевского собора Михаилом Евтихиевым .
Так же при храме состоял диакон Гавриил Иаки-мов, к своим тридцати пяти годам он, с женою – Еленою Федоровой обзавелся тремя сыновьями. Дьячок Никита Леонтьев  в свои двадцать пять лет был холост, так же как и двадцатилетний пономарь, Иван Матвеев. В долж-ности просвирни состояла дьяческая вдова Катерина Петрова с двенадцатилетней дочерью Евдокией Ивано-вой. В таком составе и встретил причт Архангеломихай-ловской церкви тревожные майские события 1826 года.

Мечта о свободе и земле никогда не оставляла подневольного крепостного. И в те дни когда крестьян-ские волнения охватили значительную часть Гдовского уезда Сиженские прихожане, убежденные в том что их владельцы и местное начальство скрывают от них насто-ящий манифест с дарованной свободой, так же вознаме-рились добиться справедливости.
Высочайший манифест от 12-го мая был зачитыва-ем в церкви, туда они и отправились в надежде увидеть «настоящий» а «неподдельный» манифест. Но коса нашла на камень! Строгий пастырь неприветливо встретил своих заблудших овец. В документах это событие от-мечено скупо и неэмоционально: «Пасторским увещанием и даже духовным взысканием более строптивых его паствы, способствовал водворению спокойствия порядка и послушания Крестьян их Помещикам». «…своими увещаниями крестьян, отложившихся от исправления по-винностей и мечтавших о мнимой свободе, вразумил в их заблуждении и обратил к повиновению сколько твердо-стью принятого настояния, столько и силою пастырских внушений».
Таким образом благодаря Федору Филимонову в деревнях Сиженского прихода крестьянские волнения закончились не успев начаться. А в Польском приходе дело приняло иной оборот.

В этом приходе состояли как владельческие так и удельные крестьяне . Разница между их состоянием была огромна. Главное было в том, что удельные крестьяне платили подушный налог, а не состояли на барщине как владельческие. За удельными крестьянами не было такого близкого надзора администрации, как в помещичьих имениях. И кроме того: Департамент уделов распростра-нял среди крестьян улучшенные породы скота и семян хлебов, посевы картофеля и других новых растений, са-довую и огородную культуры, лучшие орудия, удобрения полей, для крестьянских детей заводились школы, учи-лища и т.д. Поэтому помещичьи крестьяне, лишенные всех этих благ и зачастую страдавшие от самодурства хо-зяев, посматривали на своих соседей с завистью. «Благо-устройство удельных крестьян и оказываемая им защита сильно подействовали на возбуждение еще большего омерзения к крепостному состоянию». 
В прихожанах Никольской церкви состояли как удельные так и помещичьи крестьяне. Они встречались на службах, да и земли были по соседству поэтому разница в их положении была особенна, и постоянно заметна. А ведь подобное соседство всегда вызывает сравнение, приводящее к брожению умов и ввергающее их в пропасть сомнений.
В Польском приходе имение «Его Высочества Ве-ликого князя Михаила Павловича  Выскатской конторы» состояло в деревнях: Свиридовой, Карповщине, Везовом и Поткине (Доткине).
В имении помещицы вдовы надворного советника Ульяны Федоровны Мейер состояли жители деревень: Павлова, Кавригина Гора, Тепликова, Лучки, Тухтово, Уткино, Гостицы.
Здесь же в Гостицах жили крестьяне принадле-жавшие не только Ульяне Федоровне, но и помещикам: статской советнице Анне Ивановне Марковой и статско-му советнику Ивану Павловичу Голенищеву-Кутузову.
И еще одна деревня входившая в Польской приход состояла во владении ротмистра Алексеева Михаила Степановича – это Краймостье.
Удельных крестьян обоего пола в приходе состояло 274 души.
У Мейер – 350 душ.
У Алексеева – 49 душ.
У Марковой – 10 душ.
У Голенищева Кутузова – 4 души.
Как видно из приведенного списка, владельческих крестьян в Польском приходе было значительно больше, чем удельных. А среди владельческих значительное большинство составляли крестьяне Ульяны Федоровны. Прочие владельцы в свои деревни не наведывались, и руководили всеми делами только старосты из местных крестьян. Подданных Великого князя так же не особенно беспокоили чиновники из конторы находящейся в де-ревне Выскатке. И только крепостные Ульяны Федоровны состояли под постоянным контролем ее зятя капитана Кребера , управляющего имением, и самой владелицы, приезжавшей в Гавриловское из Нарвы на лето. Этот контроль не мог не приводить к мелким конфликтам и постоянному всевозрастающему взаимному неудоволь-ствию.
Произошедшее десять лет назад до сего дня нерас-крытое убийство и последовавшее за ним жестокое нака-зание не искоренили в душах крестьян Ульяны Федоров-ны склонность к неповиновению и непокорный вольный дух. Этот самый дух и подвигнул их, совместно с другими прихожанами, к массовому правонарушению.
В конце мая 1826 года, вскоре после зачитывания царского манифеста, состоялся стихийный сход местных крестьян. На этом сходе они намерились обратиться с прошением к Государю Императору, «дабы им быть вольными» и свободными от своей госпожи. Ветер сво-боды подхватил их и понес к Никольской церкви. Здесь у храма Божия разгоряченных прихожан встретил священ-ник Иоанн Тарасиев.
В этом году ему исполнилось 44 года, матушке Александре Филипповой – 39 лет. Было у них трое детей: четырнадцатилетняя Екатерина, четырехлетняя Евдокия и шестилетний Илия. Кроме того при церкви жили: его отец - заштатный священник Тарасий Иванов шестидеся-ти четырех лет, и восемнадцатилетний пономарь Василий Никитин.
Отец Иоанн Тарасиев как мог, пытался успокоить своих прихожан, но «вместо удержания их от дерзости, соделал себя распорядителем такового нарушения спо-койствия, и чтоб вложить в них единодушие к совершен-ному того исполнению, позволил себе ввести бунтую-щихся крестьян в церковь».  Там при открытых царских вратах крестьяне, окончательно утвердившись в своем решении составить прошение, потребовали Иоанна Свет-лова  привести их к присяге, дабы идти всем миром до конца, задуманного ими дела. В нарушение всех ин-струкций, законов и данному им клятвенному обещанию священник согласился поддержать своих прихожан в этом преступном намерении и допустил их «запечатлеть свое предположение присягою и целованием Св. Креста и Евангелия» … «… на тот конец, чтобы не быть послуш-ными владельцам и объявить себя свободными; при чем внушал держать твердо клятву …».
Почему Иоанн Тарасиев Светлов повел себя по-добным образом? Жандармские чины из третьего отделе-ния объясняли это следующим образом: «молодой Свя-щенник, будучи послан в деревню, лишенный всякого общества, дичает и приобретает вид, характер и даже привычки окружающих его мужиков. В мыслях и чувствах своих он сживается с сословием, которое доставляет ему средства к существованию». Отец Иоанн, будучи сам небогатым человеком ежедневно сталкивался с бед-ностью и зависимостью крестьян, он волей-неволей стал поддерживать надежды и страстные желания своей паст-вы. И в ответственный момент он не смог бросить своих мужиков, и, возможно, увел их в церковь что бы оградить, таким образом, от участия в больших беспорядках. Словно о нем, об Иоанне Тарасиеве написано жандармском отчете: «Духовенство вообще управляется плохо и пропитано вредным духом. Священники в большинстве случаев разносят неблагоприятные известия и распро-страняют среди народа идеи свободы». 
Так или иначе, крестьяне пошумели, и пообещав бороться за свободу до конца, скрепили это решение в Никольской церкви, положив руку на Евангелие. Пар был сброшен, и далее они не пошли. Тем дело и закончилось. Но у властей остался один неразрешенный вопрос. Сами крестьяне решились на неповиновение или их на это кто-то подвигнул?
По наблюдениям флигель-адъютанта Германа и рассказам капитана Новоингерманландскаго полка Будвиля, «разсеянием вредных слухов» между крестья-нами оказались мещане и другие «мелкие люди». А по сведениям петербургского военного генерал-губернатора Кутузова, агитаторами были «прививатели коровьей оспы».
В начале июня, по высочайшему повелению, в Гдов отправился гражданский губернатор Щербинин , которому было поручено, вместе с Гдовским предводите-лем дворянства, «непременно открыть затейщика таково-го вреднаго разглашения и подвергнуть его строгому по законам наказанию».
Тем временем к концу лета волнения в Гдовском уезде пошли на спад. Этому способствовало пребывание в уезде воинской команды, да и поселянам пора было браться за дело. Тем более, что 9 августа 1826 года, как следствие крестьянских беспорядков, появился еще один указ правительства.
Как мы помним предыдущим манифестом от 12 мая крестьянам высочайше предписывалось прекратить беспорядки и вернуться к работе, однако он не возымел должного действия. Этот манифест упоминается в авгу-стовском указе: «…когда б где-либо и за объявлением упомянутого Высочайшего Манифеста надлежало упо-требить воинскую силу, для приведения в повиновение в возмущении упорствующих крестьян; то чтобы тогда ви-новных предавать на месте Военному Суду, составляя оный из наличных Офицеров присланной военной ко-манды пополам с членами Уездных Судов».
До 9 августа крестьяне надеялись, что чем много-численнее будет их выступление, тем скорее об их недо-вольстве узнает государь император. По новому указу крестьяне принявшие участие в массовых беспорядках, даже если их число значительно превышало девять чело-век, могли быть подвергнуты наказанию без Высочайшего утверждения. Для этого властям достаточно было за-ручиться разрешением, всего лишь, местного граждан-ского губернатора. Кстати, этот указ от 9 августа носив-ший такое суровое название  в последствие послужил советским историкам для многочисленных спекуляций, утверждавшим, что военный суд приговаривал бунто-вавших крестьян лишь к одной – исключительной мере наказания, расстрелу.
Людям, пережившим трагедии двадцатого века, трудно было представить, что помещики и правительство царской России бережливо, рачительно и по-хозяйски относились к своему «добру», не допуская его порчи и тем более уничтожения. Так что в большинстве случаев про-винившимся приказывали «скидавай порты!» и дело кон-чалось массовым телесным наказанием.
Сразу после майских событий Иоанн Тарасиев Светлов был арестован и отправлен в Гдов. Здесь же в Гдовской тюрьме вскоре оказался и ранее упоминаемый нами, священник из Крапивно Николай Федотов. Однако промаялись наши сидельцы в тюрьме не долго. 22 августа 1826 года в Москве состоялась несколько задержавшаяся, коронация Николая I. В связи с этим долгожданным со-бытием последовала, выражаясь современным языком, широкомасштабная амнистия, отраженная в соответ-ствующем манифесте. К нашему делу относится первая статья данного документа: «… совершив в сей день Свя-щенное Коронование и восприяв Святое Миропомазание, положили Мы ознаменовать сие событие милостями и облегчениями, в нижеследующих статьях изображенны-ми:
1) Всех состоящих по сей день под следствием и судом чиновников и всякого звания людей по делам, не-заключающим в себе смертоубийства, разбоя, грабежа и лихоимства, Всемилостивейше повелеваем: от суда и следствия учинить свободными, …
… Да утвердиться закон и правда в судилищах, порядок и бескорыстие в градских и земских управлениях, свобода в торговле, соревнование в промышленности, трудолюбие в земледелии, добрая вера и нерушимость в обязательствах, неприкосновенность в собственности, паче же всего да будет страх Божий и твердое отече-ственное воспитание юношества основою всех надежд к лучьшему, первою потребностию всех состояний». 
По силе этого всемилостивейшего манифеста Уездный Гдовский Суд освободил наших священников от суда с предоставлением рассмотрения их поступков Епархиальному Начальству.
Епархиальное Начальство со своей стороны опре-делило, «Священников Светлова и Феодотова, как опас-ных в приходах их, разослать, согласно указу Святейшего Синода 1797 года, первого в Череменецкий монастырь, для употребления в работу на год впредь, до совершенно-го усмотрения плодов исправления его. Второго, как штрафованного уже прежде Монастырскою епитимиею за ложный донос, и в поведении не одобренного, низвести в причетническую должность, впредь пока не подаст совершенной надежды к исправлению в трезвенной и добропорядочной жизни».
Так бы и окончилась эта история для наших свя-щенников, отделались бы они легким испугом, не вме-шайся в их судьбу сам император. Характер Николая I был таковым, что он вникал во все самые мелкие дела. По воспоминания современников он просматривал даже проекты самых незначительных строящиеся в Петербурге зданий, оставляя на них свои пометки и замечания. И естественно не оставлял без внимания «Ведомости о про-исшествиях». Так государь император «при рассмотрении представленной … в Ноябре 1826 года, ведомости о про-исшествиях по духовному ведомству за Майскую треть того ж года, изволил обратить ВЫСОЧАЙШЕЕ внимание на статью о Священниках Гдовского Уезда, погостов: Польского Иване Тарасове, Крапивенского Николае Фе-дотове … способствовавшим Крестьянам в мятеже про-тиву их владельцев, и преданных за то уголовному Суду. Его Величеству благоугодно было противу сей статьи собственноручно отметить: «Хочу знать конец».
Узнав об этой резолюции государя, столичный ге-нерал-губернатор Павел Васильевич Голенищев-Кутузов решил перестраховаться. «И пошла, писать губерния», палате Уголовного суда было дано указание произвести ревизию этому делу. И хотя существовал «указ Священ-нического Синода 1797 Мая 7 по коему Священники, со-стоявшие под судом по делам о неповиновении крестьян Помещикам низводятся в причетнические должности к другим церквам с запрещением им до исправления Свя-щеннослужения». Иоанн Тарасов Светлов вопреки этому указу, был возвращен из Череменецкого монастыря, вто-рично лишен свободы и отправлен в Петербург.
Так он оказался в Палате Уголовного Суда. Здесь «Иоанн Светлов изобличил себя виновным в явном пре-небрежении своей обязанности» и был приговорен к ли-шению сана и отправке в Сибирь на поселение. Санкт Петербургский военный Генерал Губернатор, изъявил свое согласие на это решение, после чего священник был препровожден в Консисторию для снятия с него сана с «исключением вовсе из духовного звания».
Сведения о дальнейшей судьбе Иоанна Тарасиева Светлова противоречивы. Ефим Андреев утверждает, что опальный священник, не выдержав тюремных скитаний, умер, не дождавшись отправки в Сибирь,  а в клировых ведомостях за 1828 год, напротив, сказано, что тот был отослан на поселение в Сибирь. Этот же источник рас-сказывает нам и о его семье. «Отосланного на поселение в Сибирь сей церкви Священника Иоанна Тарасиева жена Александра Филиппова. 42-х лет. Получает из попечи-тельства в пособие 120 рублей. У ней дети: Илия – 9, в Петропавловском приходском училище на казенном кош-те. Дочери: Екатерина 13-ти лет. Евдокия – 11. Находятся при матери».
Раз уж мы упомянули в нашем рассказе Крапивен-ского священника Федотова, то в двух словах расскажем о том, как сложилась и его судьба. Уголовная палата за недостатком доказательств освободила Федотова от суда, «с тем однако ж, чтобы оставить его в сильном подозре-нии о знании намеренья крестьян и недоведении о том до сведения правительства». А что бы в будущем от о. Ни-колая не произошло вреда, его лишили сана и удалили из Крапивенского погоста в село Заболотье Ладожского уез-да, «чтобы состоял под присмотром двух ученых местных Священников и Благочинного» .
Иная судьба ожидала законопослушного пастыря из Сижно. Проявив благоразумие и оставшись верным пастырскому долгу, он уберег своих прихожан от опро-метчивых поступков и таким образом спас их от немину-емого жестокого наказания.
Петербургский генерал-губернатор П.В. Голени-щев-Кутузов по долгу своей службы был обязан состав-лять донесения на высочайшее имя о положении во вве-ренной ему губернии. Порадовать царя было нечем, кре-стьяне бунтовали во всех уездах губернии. Особенно, в этом отношении, «отличились» Лужский и Гдовский уез-ды. Почти ежедневно из них приходили самые неутеши-тельные известия. Но вот, как то раз, изыскания Павла Васильевича привели к нужному результату, им был «об-наружен в Гдовском у. похвальный поступок погоста Сижна священника Федора Филиппова … О таковом по-ступке я имел счастье доводить до сведения Государя Императора» .
Этот долгожданный, но редкий и необычный на общем фоне поступок было решено использовать в про-пагандистских целях. Ознакомившись с отрадным доне-сением, император Николай I для начала приказал награ-дить Сиженского священника. Так появился на свет сле-дующий указ:

«Указ Капитулу Российских орденов.

Священника погоста Сижна Гдовского уезда Фе-дора Филимонова, в воздаяние собственного его усердия, оказанного при обращении крестьян к должному повино-вению их помещикам пасторскими своими увещаниями, Всемилостивейше повелеваем сопричислить к Ордену Св. равноапостольного Князя Владимира – четвертой степени.
Капитул имеет доставить ему знаки сего ордена и Грамоту на оный.

На подлинном подписано Собственною
ЕГО ИМЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
рукою:

НИКОЛАЙ

С.Петербург
17 Июня 1826-го

Верно: Н. Муравьев» .

Не прошло и нескольких дней после выхода этого указа в свет, как статс-секретарю  собственной ЕИВ кан-целярии Николаю Муравьеву, от Канцлера Российских Орденов, были доставлены знаки ордена Св. Владимира 4-й степени и грамота на оный. Муравьев отправил награду церковному начальству, сопроводив ее письмом: «Синодальному Обер-Прокурору и Кавалеру Князю Петру Сергеевичу Мещерскому … Покорно прошу Вас, Ми-лостивейший Государь мой о получении оных знаков ме-ня уведомить, и сделать зависящие от Вас распоряжения, об истребовании от помянутого Священника Филимонова и доставлении в Капитул Российских Орденов по пожалованному ему ордену – единовременных денег тридцати рублей» .
А пока помянутый в письме Филимонов собирал деньги на свой орден, в свет появился еще один высо-чайший указ:

«Указ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКОГО.

Из Святейшего Правительствующего Синода, Си-нодальному Члену Его Императорского Величества Ду-ховнику, Московского Благовещенского Собора Прото-пресвитеру Павлу Криницкому .
По Указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕ-СТВА, Святейший Правительствующий Синод слушали предложение Г. Синодального Обер-Прокурора и Кава-лера Князя Петра Сергеевича Мещерского, коим в след-ствие Всочайшего ЕГО ИМПРЕАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕ-СТВА Повеления, доводит до сведения Святейшего Си-нода, что ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ныне получив донесение о похвальном поступке Священника Гдовского уезда Пого-ста Сижна, Федора Филимонова, которой своим Пастор-ским увещанием, и даже Духовным взысканием с более строптивых его Паствы, способствовал водворению спо-койствия, порядка и послушания крестьян их помещикам, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ соизволил пожаловать ему Фе-дору Филимонову, Орден Св. равноапостольного Князя Владимира 4-й степени, и что ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО Соиз-воляет, дабы Святейший Синод сей похвальный поступок Священника Филимонова и сию Монаршую ему награду поставил в пример всем прочим Священникам. Приказа-ли: Во исполнение означенного Высочайшего ЕГО ИМ-ПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА соизволения в Мос-ковскую и Грузинско-Имеретинскую Святейшего Синода Канторы, к Синодальным Членам и прочим Преосвящен-ным Епархиальным Архиереям, равно в Ставропигальные Лавры и Монастыри, Главного Штаба ЕГО ИМПЕРА-ТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА К Обер-Священнику и в Ти-пографскую Кантору послать Указы, с тем, чтобы каждый объявя по своему ведомству всем Священно-Служителям похвальный поступок Священника Филимонова, и оказанную от ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ему награду, подтвердили, что бы они при случае неповиновения крестьян их помещикам поставляя в пример его Филимонова, старались по долгу звания свое-го Пастырскими увещаниями и даже Духовными взыска-ниями с более строптивых, способствовали водворению спокойствия, порядка и послушания крестьян их поме-щикам, избегая чрез то положенного Законами за против-ное тому строгого наказания.

Июня 28 дня 1826 года» .

В наше время для того, что бы прославиться, до-статочно с экрана телевизора раскрыть на всю страну свой необычайный талант, например, пошевелить ушами, достать языком до кончика носа или издать каким-либо местом какой-нибудь необычайный звук. Другое дело в начале 19 века – тогда можно было получить государ-ственное признание, только отличившись на поприще принесения пользы своему отечеству. Например, стяжать себе славу подвигом на поле брани, на пожаре или со-вершив «человеколюбивый» поступок как – то спасение утопающего, одним словом принеся своему отечеству яв-ную пользу.
Отпечатанный типографским способом и большим тиражом указ, был предназначен для рассылки во все гу-бернии Российского государства. Для ознакомления и в пример всем священнослужителям его отослали в: Бело-сток, Витебск, Киев, Ревель, Ригу, Оренбург, Варшаву, Херсон, Астрахань, на Кавказ, в Сибирь … А так же «По-левому Обер Священнику 2-й Армии Протоиерею и Ка-валеру Иоанну Яновицкому. В местечке Тульчин По-дольской губ.»  и «Господину Полевому Обер Священ-нику 1-й Армии Протоиерею и Кавалеру Павлу Моджун-скому. В г. Могилеве Белоруссия» .  И отовсюду курьеры примчали обратно в Петербург расписки в получении, прочтении и исполнении требований этого указа, при-мерно такого содержания:

В канцелярию Армии и флота Обер Священника.

Благочинного 1-й Конно-Егерской Дивизии,
Нежинского Конно-Егерского Полка,
Протоиерея Александра Верзилова

РАПОРТ

..., ВСЕМ Священнослужителям ведомства Благочиния моего состоящим от меня предписано. – Каковое исполнение навсегда и себе в обязанность поставляю. – О чем оной канцелярии честь имею донести. ...

Так Сиженский священник Федор Филимонов, со-вершив похвальный поступок, в одночасье стал знаменит на всю Российскую империю.
Кстати, это была не единственная награда верного престолу и Отечеству пастыря. Еще в феврале 1818 года он удостоился награждения бронзовым наперсным кре-стом «В память войны 1812 года» на Владимирской ленте. Этой награды удостаивались все священники призы-вавшие в своих приходах народ к защите Отечества.
До конца своих дней он пребывал священником Архангело-Михайловского храма, скончался 23 августа 1836 года и похоронен под высоким кленом справа от церковных ворот. Огромный пень этого дерева сохранил-ся до наших дней. По воспоминаниям Выскатского кре-стьянина Ефима Андреева уважение и память о своем пастыре местные крестьяне сохраняли в течение многих лет.
До 1856 года все российские награды по смерти награжденного надлежало возвращать в Капитул орденов. Исключение было сделано лишь для наперсного креста и медали «В память Отечественной войны 1812 года». Поэтому орден после смерти о. Федора был возвращен, а крест хранился в семье Филимоновых еще долгие годы. Спустя сто лет, в юбилейном 1912 году, прямым потом-кам награжденных было предоставлено право ношения  этих наград.

Кто из наших священников поступил правильно в это непростое время, когда надо было мгновенно принять ответственное решение? Нам представляется, что оба - каждый согласно чертам своего характера. Один из них не имея возможности заставить своих прихожан разойтись по домам, увел их в церковь подальше от ненавистной барской усадьбы. И отвлек от погрома разговорами и принесением обещаний и уверений. Нарушив священни-ческую присягу, он взял ответственность на себя и был наказан более других.
Второй, обладая более сильным характером, сумел воздействовать на своих прихожан и вовсе отговорить их от несвоевременных и опрометчивых поступков. И тот, и другой не бросили своих крестьян в трудную минуту. И таким образом, оба спасли их от противозаконных по-ступков и могущего последовать за этим жестокого нака-зания.