Глава 177. Шопен. Третья баллада

Фредерик Шопен
Баллада №3 ля-бемоль мажор
Михаил Коллонтай (фортепиано)

sir Grey: Обратил внимание на железный ритм, почти без рубато. Удивила такая игривость после вступления (октавы, в правой).

Mikhail_Kollontay: Игривость я ведь не замечаю. Но в принципе Шопен остро, болезненно-комический композитор. Ведь у него были задатки комического актера, наверное, Вы в письмах его читали. Поэтому тут параллели большие, Гоголь, через Малороссию, Мусоргский, через Запад России — много общего и ментально, и даже мотивно, и стилево. С Глинкой тем более (Смоленщина). То есть это вопреки антиимперской внутренней программе. Хотя вторая половина французская, да. Но и первая, куда от нее деться.
Рубато ведь означает только ускорение. Знатоки итальянского, думаю, подтвердят, это от слова красть. Красть время. Вот и краду. Эта же тенденция, кстати, слышна в записях Рахманинова, который спешит взять сильную долю раньше, отчего так легко в его записях и дышится. Только попади вот вовремя на бас, а для этого-то нужна таперская сноровка, которой у всех пианистов-композиторов было тогда в избытке, люди имели обыкновение танцевать, а эти были лучше всех в танцевальных таперствах. Левая рука оттренирована как заведенная играть и прыгать в вальсовом, к примеру, аккомпанементе туда-сюда. Утрачена вот культура разделения ритма рук (ведь в рукописях для каждой руки там всегда отдельные тактовые черты!). Я это делать не умею. Рубато — когда левая рука играет ритмично, а правая, не особенно совпадая с левой, как собачка вокруг ног, то туда, то сюда. Этой культуры уже нет, и воссоздавать ее трудно. Я пока не берусь.

sir Grey: У Вас такие мягкие движения кистью, удивительно пластичные, можно смотреть без звука иной раз. Это важно, кто, как говорится, ставил руку? Или для Вас это не было актуально, все поставилось само собой?

Mikhail_Kollontay: Я наоборот, как пень-колода, не гнусь. У меня профессор была женщина, Вера Васильевна Горностаева, и были прямо анекдоты. Вот у нее, действительно, при небольшом росте огромные руки, очень растянутые и гибкие, я пытался повторять на уроках, но даже и близко нет. Однако, видимо, чего-то и нахватался когда-то незаметно. Или сам созрел (жена тоже помогала иногда, кстати). Однако это имеет оборотную сторону, скажем, Рихтер говорил, что меня женская педагогика повредила. Это палка о двух концах. Второе то, что ведь ощущение звука и фразы выражает себя в пластике (на моем этапе уже непроизвольно). Что сродни дирижированию. Правильное ощущение звукофразы порождает то движение, которое легко и однозначно подхватывается оркестрантами. Как-то так.

sir Grey: Вы довольно высоко сидите, я всегда обращаю на это внимание. Вы к этому пришли постепенно? Или сразу нашли свою посадку?

Mikhail_Kollontay: Я сидел раньше, кажется, выше. Это привил Вадик Сахаров, который один год был у Веры Васильевны ассистентом и очень много мне дал. Я считаю себя и его учеником тоже. Суть в том, что вес как бы стекает с тела головы, шеи и плеч с одной стороны, а с другой, упор на левую ногу, баланс ягодицами, все опрокидывается само собой в клавиатуру, и никаких усилий, просто ни малейших тогда не нужно, рояль звучит так, как ему свойственно. Ты только планируешь, распределяешь нагрузки. Только медиатор. Это не значит, что можно только так, иногда приходят ученики, которых не разжать, посмотрите, как сидит Коробейников, скажем, вообще, как самоучка выглядит, ну и что? и сиди и сиди, кому какое дело.

sir Grey: Испытываете ли Вы какие-нибудь, незаметные слушателям, технические трудности в этой балладе, разучивали ли специально определенные фрагменты, или для Вас это вообще не вопрос, все трудности – только чисто артистические, высшего порядка?

Mikhail_Kollontay: Баллада эта ужасно трудная, технически не знаю, но она, как выразился Володя Рябов — шар, колобок, если хотите, с которым не сориентируешься. В руки не дается. Рахманинов вообще запись этой баллады запорол, по меньшей мере, насколько знею, сам он ее отбраковал. И мне тоже не удалось в этом исполнении, поначалу идет ничего, только неразогрет, а как к концу — начинается паника, захлеб, утрата спокойствия, начинаю цеплять посторонние звуки, съел там полтакта в одном месте, и т. д. Не удался самый конец, конечно, заключительный нисходящий пассаж должен быть в piano (арфа), а не чугунным звуком а ля соцреализм. То есть надо к концу расслабляться и расслабляться, а дышать-то некогда, вот и не выходит. Мозг нуждается в кислороде, а его не хватает.

sir Grey: Мне показалось, что в начале и в медленных кусках Вы чуть торопитесь, как будто спешите. Это так?

Mikhail_Kollontay: Насчет торопливости, я вообще плохой. Мне это не раз говорили, но и сам уже знаю. Суматошный, нечеткий. Котлета пожирается вместе с мухами, тарелкой и вилкой. Вообще играть в концерте вместе со студентами — издевательство. Серьезная работа по их подготовке, ежедневная в этот период дрессура, заниматься некогда, мозги не в той точке. В день концерта — весь день с ними репетиция в зале. Весь концерт сидишь в зале, слушаешь их и уписываешь, что надо, в свою тетрадку (имею привычку в немалых деталях все писать, ибо иначе тут же забываю). Потом надо выскочить из зала и притвориться пианистом, не очень это выходит. И потом, я ведь совсем не играю концертов уже десятилетиями, если играю, только случайным образом. А бытие пианиста — вещь, требующая постоянного тренинга НА СЦЕНЕ. Готовиться к соревнованиям внесоревновательно — нонсенс. Так что хорошего тут ничего быть не может, плюс возраст, внимание от этого рассеянное очень. Причем я только в тех случаях играю, если программа у студентов не набирается, значит, раз так года в два, то есть это нуль, а надо два-три раза в неделю.

sir Grey: Спасибо за доставленное удовольствие — неподходящее слово… за доставленное волнение, что ли. Наслаждение. Спасибо!