Сказки Бабушки Агаты. Аторис

В лесах тёмных и болотистых обитала колдунья Аторис.

Многие, кто проживал неподалёку, были наслышаны о старой легенде.
Моя прабабушка, которая переехала к нам жить, поведала нам, ребятишкам, как-то эту историю:

Давненько, поговаривали старики, девчонкой я ещё была — всё было иначе.
Если дом кто строил у нас, на селе, помогали всем скопом.
Беда у кого — опять же все вместе соберутся да помогут бедствующему, чем могут.
Хорошо да весело тогда было у нас в Заморске — деревушку нашу так величали.
Хуторов всего под пятьдесят и было, но места глухие — чужая нога туда редко ступала.

Старцы рассказывали, да и я сама её видела однажды (но об этом позже) — проживала там девица по имени Аторис.
Жила одинёшенька, красотой дивной блистала, статная, коса тёмная, густая до колен.
Только как к ней ни сватались — всё отказывала.

Молчаливой была, но глаза — как огонь обжигали, если глянет на кого,
и в то же время холодком веяло.
Цвет их под погоду менялся: вот дождь закапает — серые они,
а тучи прилетят — зрачки у неё чёрные, на весь глаз становятся.
Небо ясное — в зеленовато-голубые преображаются,
но какими-то они пугающе неподвижными были, будто ей и моргать не надобно.

Хозяйство у Аторис своё было.
Небольшое, но она сама всё и делала: и пряла, и вышивала себе платья длинные, шелковистые, что на солнце блестели.
И двух цветов они были — голубой да белый.

— Цвет неба, — говорила Аторис и поднимала глаза к солнцу, редко улыбаясь.

А венок всегда из трав зелёно-салатовых носила,
да красные маки и васильки туда вплетала.

Местные мужички, даже постарше, глаз оторвать не могли от неё.
Ну а некоторые бабы — ревновать да завидовать начали.
Хоть Аторис знахаркой слыла — лечила она настоями из трав, которых другие не знали.
Собирала их всегда на болоте, куда одна ходила да пропасть не боялась.

Странные вещи иногда говорила, когда люди допытывали:
как же так — она одна не боится по чащам да болотам разгуливать?

Она и отвечала:
— Так ведь лес мне отец родной, а природа — матушка моя. Своё дитя не будут же губить?

Сельчане переглядывались и думали своё.

Проходили годы, вот и средних лет люди уж стариками стали,
но Аторис будто и на день не постарела.
Всё та же ходила — молодая, как и полвека назад.
Плавно, словно плыла, а не шла, опустив глаза долу,
но если чувствовала взгляд на себе — резко раскрывала очи горящие и немые да смотрела в упор на того, кто её разглядывал.
Те краснели и отворачивались.
Побаиваться её начали.

И пошло: мол, колдунья Аторис, сколько лет уже живёт, не болеет да замуж не идёт.
Как так? Ей, поди, уже бабкой старой быть, а она, вишь, молода да всё так же пригожа!

А ведь известно: коль страх в людях рождается, злоба в их душах тлеть начинает да разгораться.

Вот ушла однажды Аторис в леса,
а две молодухи, чьи мужья на неё заглядывались,
из любопытства к ней в дом пробрались.

Так, она и на порог не пускала.
Если травки да ягоды целебные нужны были — на улицу выходила, да в узелке отдавала.
Мужики-то некоторые и предлог искали, чтоб к ней прийти —
мол, спину схватило или кашель мучает.
Но Аторис сразу смекала да отворот-поворот им давала:
— Ступай к жене да к детям. А то скрючишься со спиной своей на самом деле.

Несмотря на это, шли слухи, что Аторис тайно принимает к себе по ночам сельских парней.
Но это было не так.

Никто тогда не знал, что был у неё любимый,
да разлучили их много веков назад.
Жили они вместе в других местах тогда,
да люди заприметили, что не стареют.
И хоть худа никому не делали —
напали на их дом да подожгли.
Любимый Аторис и погорел там, её успел вытолкнуть.
Она и побрела, вся в саже, куда глаза глядят.
Говорят, что с горя они тогда как бы и остекленели у неё.

Вот забрались эти две девки в домик Аторис,
а там черепок в комнате, да вместо икон — лицо мужское в углу.
Черепок открывался, а в нём кольцо лежало —
с небывало красивым камнем, которое Аторис никогда не носила.
Не удержались — да взяли его себе.

Украв кольцо, убрались побыстрее.
А делить как — не ведали. Одно на двоих ведь.
Одна другой и говорит:
— По очереди хранить будем. Я два дня, а потом ты. А весной, как ярмарка будет, продадим и поделим выручку.
Порешили на том и разошлись сперва.

Только не желала одна другой кольца этого —
да яду ей в чай однажды и подкинула.

Аторис же ничего не говорила.

Возвращалась как-то та деваха, что подругу отравила, в сумерках домой,
а навстречу ей — тень мужская на коне смольном, чернющем,
только пасть да глаза алые.

Молвил он:
— При тебе кольцо моей любимой. Брось на землю да беги, пока цела.
Та побежала, но кольца не бросила.
Нагнал её всадник, меч огненный вытащил — и голова девахи с плеч слетела.

Прабабушка тогда замолчала.
Мы уже не маленькие были, но тут дверь скрипнула, и мы содрогнулись.

— Устала я, спать пойду, да и вы ложитесь. А то — сквозняк. Не бойтесь.

— Бабушка, а кончилось-то чем всё?

— Не знает никто достоверно. Аторис в ту ночь ушла в леса и не вернулась более.
Говорят, что кто-то тень видел, за нею следовавшую — всадник на чёрном красавце коне.
Вернулся её любимый, и пошли они прочь от людей.

— А видела ты где её-то, эту колдунью?

— Видала я её как-то, в чащу забравшись. Видение девы прекрасной.
Мне тогда и семнадцати не было — заплутала я. Уже и луна светила.
Села под дерево и плачу.

— Слезами горю не поможешь, — слышу вдруг голос, да никого не вижу.
Оглянулась вокруг: меж елей силуэт в бело-голубом сверкающем платье плывёт.
Но не боязно мне было.
И слышу далее:
— Олень белый тебя выведет, а звёзды и Луна дорогу осветят.
Смотрю — и правда, сияющий олень вдалеке.
Я за ним, под утро в деревню и добралась.
А он испарился, как и не было с рассветом.

— Да кто ж они были?

— Не знает никто, детки, не ведает никто. Слухи одни...

Прабабушка замолчала, а потом вдруг улыбнулась устало и добавила:
— А ведь если по буквам имя-то её наоборот прочесть — «сирота» выходит…
И вздохнула.