6. Начало операции Сливки

Бочкарёв Анатолий. «Наплыв». Повесть

Содержание: Глава 1. Боевая ничья   Глава 2.  Малость для счастья  Глава 3.  Исполнение желаний  Глава 4. Подвиг механизатора   Глава 5. Спасение колхоза «Правда»     Глава 6. Начало операции «Сливки»     Глава 7. Покаяние правофлангового     Глава 8. Мафия наносит ответный удар    Глава 9. Сливки удирали по грозе   Глава 10. Конец подпольного синдиката   Глава 11. Себестоимость намолота тщеславий   Глава 12. Гроза капитализма над кучугурами   Глава 13. Крокодильи слёзы Генералова   Глава 14. Прибавочный центнер чистого социализма   Глава 15. Схватка в камышах   Глава 16. Конец исполнителя желаний


Глава 6. Начало операции «Сливки»

С ПЕРВОЙ ЧАСТЬЮ намеченной специальной операции мы справились блестяще. Поехали на двух транспортных единицах - Лёнька с неотразимой, жгучей Сашенькой-Шурочкой на нашей, тоже знойной полуторке. Мы же с Леночкой, как бедные родственники, - на заезженном бедолаге-мотоцикле. И по разным маршрутам. Вот так – и тут каждому своё. За час, пока шла полуденная дойка, мы взяли пробы на четырёх фермах. Составили акты, которые были подписаны заведующими фермами и доярками. Строго-настрого предупредили водителей молоковозов, чтобы на заводе о наших пробах ни гу-гу. На всякий случай, для крепости уговора, им были обещаны пол-литры, - так, не помешает. Во всяком случае, надёжнее, чем угрожать лишением премии, почему-то, разумеется, глуповато, подумалось нам.

ЗАТЕМ спецоперация вступила во вторую, более интересную фазу. Здесь всё-таки не обошлось без разного рода шероховатостей. Пока ещё не началось массовое поступление молока, а лаборатория молокозавода, естественно, изготовилась к анализам, я с Леночкой и Сашенькой храбро двинул через проходную. Лёнька не без оснований опасался, что его могут опознать, притом, мгновенно (ещё бы, такая известная личность!). Поэтому он прятался за углом соседнего здания в полуторке, по-шпионски нацепив чёрные очки и надёжно прикрывшись газетой «Правда».

Мы же довольно быстро разыскали директора завода. Им оказалась Татьяна Васильевна Иванова. Именно так, простенько и со вкусом. С самого начала не зацепишься. Расчёт верный.
Выслушав просьбу, директриса удивлённо вздела вострые ятаганы бровей.
- Почему у себя, в Кировском, не проверяете?
- До вас, - строго следую заготовленной легенде, - от нас ближе, чем до нашего завода от нас.

ГЛАЗА Ивановой на мгновение подёрнулись поволокой. Но легко справилась с первым тестом.
- А сами вы откуда, из какой организации? - Стряхнула она наши чары. Глаза стали ещё холоднее, а губы ещё змеинее, пре-тонкими показались, как лезвия. Любой, кто поцеловал бы эту царицу молочного царства – так наверняка зарезался! Насмерть!
- Мы из группы народного контроля. - Не промах был и я со своей легендой. И предъявил, как и на проходной, соответствующее удостоверение, выправленное не без старых боевых связей бывшего мента Куделина.

- Ах, как ин… - Леночка опять, теперь уж явно невпопад затянула старую песенку и тут же осеклась. Всё-таки она действительно какая-то дефектная. Хотя и богинькой казалась.

ПРИШЛОСЬ вовремя подхватывать и развивать, куда вывезет, предложенную тему, изображая простофилю-общественника из самого что ни на есть сермяжного, народного контроля:
- Да и интересно, конечно. Нам очень, прямо безумно интересно вообще посмотреть, как это делается. Анализ молока, я имею в виду.
- А-а-а. - Сразу успокоилась Татьяна Васильевна, слегка потеплела взглядом и почти равнодушно поинтересовалась: - Но как же вы так быстро сумели сюда добраться, дойка-то совсем недавно закончилась?!
- А мы, - глуповато хихикаю, - на сверхзвуковом. - И показываю на огнепышущий жабрами цилиндров мотоцикл; он стоял за окном, скромно потупив фару, сзади и внизу что-то подозрительно капало – картер потёк, добегался скотина, теперь масла не напасёшься. - Да и девчата ещё подгоняли, как извозчика. Они у нас в народном контроле любят, чтоб побыстрей! Контроль - дело быстрое, как известно.

Татьяна Васильевна тоже посмеялась столь неотразимой шуточке. Сразу видать, с юмором она в ещё больших ладах, чем бывший мент Куделин. Во всяком случае, теперь-то у неё уж точно отпали бы все подозрения, если они и были. А их как будто не было. Поскольку всё вроде у нас сходилось. И пока что не рухнуло. Тьфу-тьфу! Как и во всякой спецоперации всё ещё слишком неопределённо.
- У нас тоже такой «Урал». Он действительно быстро бегает. Когда есть от кого. Ха-ха-ха! - И продолжала ещё минуты две заразительно смеяться. При нашем полном, почти благоговейном молчании. Потом млечная царица разом оборвала смех, стёрла бритвенную улыбочку и с суровой важностью изрекла:
- Что ж, в порядке исключения можем помочь. Пройдёмте сюда.

И вот нехорошим голосом взвыла, а потом мерно загудела центрифуга и вскоре в наших руках оказался документ исторической важности: портвейн № 1 - жирность 3,8 процента, вермут № 2 - 3,9 процента, столичная № 3 - 3,79 процента и, наконец, жигулёвское № 4 - с жирностью 3,83 процента.
- А эта центрифуга у вас правильно работает? - Озабоченно, прикинувшись окончательным простофилей, смотрю я на проценты.
- Эта? - Снисходительно усмехается Татьяна Васильевна. - У нас все правильно работают. Не только эта.
Я РЕШИЛ немедленно воспользоваться ситуацией и перестраховаться:
- А вдруг нам не поверят? Знаете что, давайте по этим номерам записи соответствующие и на бутылках сделаем, мы тут всё подготовили вчерне, - протягиваю я Татьяне Васильевне отпечатанные на машинке акты. - И на этих актах. Только проценты жирности проставим и подмахнём.
- Как скажете. - Поджала Иванова губы, это которые как лезвия опять показались, того и гляди, вправду зарежет. - Мы за свои анализы отвечаем.
- И заведующая лабораторией пусть распишется, будьте добры, для крепости. Благодарим вас! Вы очень-очень нас выручили, честное слово! Всего вам доброго. По местам, народный контроль!
Всё! Вроде не переборщил. Или мне так показалось.

ВНЕ СЕБЯ от гордости за с блеском провёрнутую комбинацию, я совсем забыл о великом начальнике Лёньке, которого даже комары отныне не кусают, о капающем из картера масле и так газанул по асфальту, что бедная Сашенька, прыгнув было на сиденье за моей спиной и ещё не успев слиться с ним во единое целое, чуть не упала.
Только проскочив пару сотен метров и завернув на другую улицу, я заметил в зеркале заднего вида висящую на багажнике с перекошенным лицом практикантку и выскочивший как из засады кадиллак. Естественно, пришлось вспомнить о девушке, о шефе и о предстоящей финальной стадии операции «Сливки». Санечка-Шурочка, конечно, осталась жива, её наряды тоже, но на мотоцикл журфаковская богинька больше не садилась. Благоразумно перебежала опять в полуторку, приостановившуюся рядом.

ПОТОМ мы всей нашей механизированной сыщицкой колонной отъехали ещё и ещё, вроде как от греха подальше.
- Послушай-те-е, ребята-а. - Выбираясь из мотоцикловой коляски, когда мы остановились на порядочном отдалении от завода, заговорила принципиальная богинька по имени Лена; ей стало совсем неинтересно, даже дефектность её куда-то пропала. - По-моему, мы поступили всё-таки нечестно, не по-журналистски.
- Что ты имеешь в виду, журфак несчастный? - няв шпионские очки, выпрыгнул из кабины Лёнька.
- Зачем нам было нужно выдавать себя за народных контролёров из Кировского района? Взяли бы и сказали честно - мол, из редакции, просим проверить жирность молока с таких-то ферм. Разве нам отказали бы?!

Эх, молодо-зелено. Естественно, Лёнька это в момент подсёк, но, будучи галантным и неженатым, а точнее неженатым и потому исключительно галантным, по собственному выражению, «непокобелимым» (все женщины прекрасны), принялся мягко, чуть ли не даже педагогично втолковывать практиканткам.
- Они, на заводе, ещё спасибо сказали бы за то, что предупредили о проверке. Это минутное дело - посмотреть, какая у них была зафиксирована жирность молока с этих ферм вчера, позавчера, за всю неделю. На том же, среднем уровне обязательно оказалась бы жирность молока и в наших пузырьках. Так что о журналистской этике, которую вы сдавали у себя в университете, пока помолчим.
- И требовательно протянул ко мне руку. - Гони сюда акты!

Затем быстро перелистал их и прояснел ликом.
- Орёл! Не напрасно я на тебя надеялся. Вот, молодёжь, учитесь! Пока окончательно не утверждаю, но мой внутренний голос произнёс: «Лёня, твоя группа вышла на правильный след». А ему можно верить, гарантирую! Вот, сравните  эти проценты со средним показателем по колхозу за последнюю декаду - 3,75 - и вам станет ясно - горячо! Искомые мышки, шебуршащие в государственном кармане, где-то рядом. И мне хочется сделать стойку на эту крупную дичь, прикинувшуюся мелкой. А вам, правдолюбки?! Или вернёмся и скажем уважаемой Татьяне Васильевне, что мы нечаянно или по моему злому наущению нарушили журналистскую этику и давайте, мол, просто по-человечески поговорим в открытую, а? Признайтесь, мол, честно, что вы ворюга. Вот вы подходите и говорите, застенчиво потупив глазки: тётя Таня, а ты ворюга? Видите ли, девочки, благодарно ответит вам тётя Таня, работа у меня такая. И быстро-быстро спрячет все концы в воду. А потом ещё и ручки вам пожмёт, пока не оторванные. Может даже на мороженое даст. Догонит и опять даст. Ну, готовы вот так? То-то же. Поэтому  пусть всё это будет для вас, коллегини мои прекрасные, первым уроком на практике: способы взятия материала могут быть самыми различными, без нарушения, конечно, основ нашего замечательного законодательства и горячо любимого уголовного кодекса. Вывод из собранных фактов - может быть только один и абсолютно честный - статья в газете. Запомните это на всю оставшуюся жизнь. Да продлит аллах её на веки вечные! - И сложил ладони лодочкой перед собой.

- Всё-таки способы бывают разные, честные и не совсем. - Комсомолка Ленка всё ещё с сомнением качала и качала головкой.
Конечно, говорила она сущую правду, прямо как селёдку резала, короче, запросто. Однако именно это-то нам вдруг и не понравилось. Может потому что явно конкурентка обрисовалась, в области правдолюбия. Что наверняка  далеко пойдёт и нас наверняка обскачет. А нам это надо?!
- Вечно ты, Ленка, сомневаешься! - Вдруг возмутилась даже Сашенька-Шурочка. - Во-первых, что нечестное мы совершили? Какая, собственно, разница, откуда мы и зачем нам эти анализы? Мы молоко не разбавляли и жира в него не добавляли, не убавляли. Это всё фиксируют акты. Так? А, во-вторых, я бы, например, на всё согласилась, всё сделала, лишь бы установить истину, правду.
Во как! Бывает же такое!

- Так истину или правду? -  Попытался было я установить.
- Правду! - Гордо уточнила Сашенька.
- А, тогда другое дело. - Как-то сразу все успокоились. Вот это по-нашенски! В гробу мы теперь видали эту истину!
- Учтём ваше согласие на всё и установим! Истину. Как правду. Тьфу! Или наоборот. – Пообещал зачумленный Лёнька. - Но на будущее, в общении с нами, настоящими мужчинами, любящими именно правду и ничего, окромя её, советую никогда не сомневаться. В нас, прежде всего. Мы, то есть я, правы всегда.
- В смысле, истинны?! – Ввернул я.
- Да пошёл ты! Грамотей! Задолбал!

Я поощрительно похлопал в ладоши заболтавшемуся начальнику. Дорогой, да ты и есть сама правда. А он продолжил, нетерпеливо подняв руку:
- Теперь вы на этом кадиллаке домой, а я на вашем россинанте к заводу.
- Нельзя. - Перестал я ему аплодировать. – Мой новый друг Татьяна Васильевна хорошо запомнила не только породу россинанта, но и его масть. У них на заводе есть такой же. Так что директриса сразу всё поймёт. К сожалению, эта тётя Таня слишком смышлёная и необыкновенно злая. По губам видно. Не забывай, к тому же, что шеф запретил тебе верховую езду.
- Это-то ничего, ради дела простил бы последний раз. А вот насчёт породы и масти тут ты, наверно, прав. Ладно, Саня, давай разворачивайся, поедем снова в засаду!
- Опять одни остаёмся?! - Возмутился Санька по пояс высунувшийся из кабинки и внимательно, аж уши двигались, слушавший нас. – А девчонки?! Этому перехватчику оставлять? Ты вообще соображаешь, шеф?!
- Н-никуда они не денутся. - Заколебался было Лёнька и потом всё же решивший. – А Витьку я доверил бы и свою жену, если бы не дай бог она у меня была. Всё! Поехали! Нечего глазки выпучивать, конъюнктивит заработаешь. Полны-ый назад! Бывайте, старичок и старухи -  не кашляйте!


ЧЕРЕЗ ЧАС, когда к счастью не сбылись Сашкины опасения в отношении моей персоны, а наши практикантки успели привести себя в порядок после рейда по степным дорогам, во двор редакции на хорошем гоночном газу ввалилась полуторка и завизжала добротными своими тормозами. Но шефа в ней не оказалось.
- Куда ты его дел? – Вежливо поинтересовался я, прижимая Саньку к кабине. - Признавайся!
- В землю закопал, надпись написал!
- Считаю до трёх. Раз! Два!
- Десантировал около правления «Правды», скоро обещался быть на месте. Вроде, как на председателе приедет. – Дружелюбно сдался Волков и тут же потребовал комиссионные: - А как тут девушки? Слышь, позови Сашеньку?! Скажи, что дело у меня к ней есть магазинное. Будь другом, шеф, будешь?
- Не буду. Иди сам, без посредника обойдёшься. Как раз и покажешь, как обещал, на пальцах, чем трактор от комбайна отличается… Стоп. Лёнька чего в колхоз-то ткнулся?!
- Не доложил. Но и без того ясно - к зоотехнику и председателю. Всю дорогу от завода грязно ругался. Шляпы, говорил.
- Понятно. Значит, всё в порядке. - Успокоился я. – А я подумал – к Трифону.

ЛЁНЬКА пришлёпал на базу озабоченно-вдохновенным, в известном мне нахальном боевом взводе, который неизменно предшествовал выдаче на гора очередного разгромного материала. В принципе, на первый взгляд, он как будто бы не такой уж и критикан, как, не имея других средств обороны, обзывались, отбиваясь от него, жертвы созданных сельхозотделом фельетонов, критических статей и прочих легальных провокаций.

Так во всяком случае считал сам коллектив редакции. Да и остальной народ в районе вроде бы тоже не принимал Лёньку за очень уж сильно обиженного на жизнь правдоруба. Во всяком случае, подобные отзывы о нём в редакционной почте практически не появлялись, скорее наоборот. Читатели благополучно потребляли ударные, но по-криминальному яркие Лёнькины очерки о передовых доярках и ласковых ударницах-птичницах, мудрых чабанах и самоотверженных героях-скотниках. Его выступления об эффективности сельскохозяйственного производства, об опыте работы безнарядных звеньев, даже работы по единому наряду, говорят, высоко котировались у высокопоставленных читателей нашего «Авангарда». Но благожелательные отзывы от них в основном шли по телефону. И там вот, в телефонных проводах и ячейках, они по преимуществу и оставались. Может, зависали. А может и просто растворялись без следа, что скорее всего.
Такая вот получалась неуловимо положительная натура, этот наш Леонид Куделин.

Конечно, не столь уж и плоха сия репутация для обычного газетчика, но только не для такого, как Лёнька. Его она решительно не устраивала. Ему всё время казалось, что уж больно-то как-то нехорошо, несправедливо всё вокруг получается. Столь ценная, то есть, ярко положительная информация о нём незаслуженно часто остаётся известной лишь начальству, пусть даже и самому важному. А как же тогда простые люди, любимые обыкновенные читатели?! Почто их-то обижать?! Почему они не знают своего подлинного героя?! Им-то подпись под материалом всегда должна говорить очень много, если не всё?! Они же, читатели те, перемрут все до единого, если не будут знать, какой гений пера действительно трудится на них, не покладая оного!..

Таким образом, приходилось по жизни работать бедолаге Куделину и над этим весьма немаловажным обстоятельством. Самореклама всегда остаётся лучшим способом продвижения по любой работе. Народ-то должен знать своих героев?! И хорошо знать. Так что элемент полезного новаторства в таком самовыпячивании конечно был. Потому что не гонораром единым должен быть жив человек! Даже в эпоху надвигающегося отовсюду зубастого и прожорливого хозрасчёта, помноженного на прущую отовсюду частную собственность. Именно поэтому наш человек по имени Лёнька вполне дальновидно создавал себе репутацию народного заступника. При этом совсем не стеснялся означенный товарищ некоторого дефицита в самом себе каких-то основополагающих нравственных предпосылок к этому. Работал, что называется, на публику в самом прямом, беззастенчивом смысле. Проявлял себя на всю катушку. Без ложной скромности прямо-таки в сапогах залезал в кумиры районного масштаба. И по фиг ему было всё остальное!

Особенно яркой звездой вспыхивала его едкая милиционерская натура и приносила весомые результаты, когда он выходил на остропахнущий, мускусный след казнокрадов, разнокалиберных жуликов, нарушителей финансовой дисциплины и двоюродных своих родичей - блистательных комбинаторов-очковтирателей. Когда громил их изобретательно и оглушительно. Но так впечатляюще, новаторски это казалось только на первый взгляд. И со стороны. По факту публикации. Всем-то этого в принципе достаточно. Однако профессионалу, то есть, тому, у кого бывает гонорар, а не только вот такой гонор, и кто видит истинную подноготную того, как всё это реально делается -  конечно же, нет.

- Понимаешь, - как-то без бутылки признался великий газетчик Куделин, изображая из себя этакого романтичного и чуть ли не бескорыстного искателя правды (да и в самом деле - что там того гонорара!), - после каждого фельетона мне легче дышится, такое ощущение появляется, будто физиопроцедуру принял, лечебной грязью помазался. Вот отсюда и досюда. - И не очень застенчиво показывал докуда.
Ладно об этом, а то можно будет подумать, что я ему завидую. Да и девчонки наверно засекли прибытие шефа.

- Ой, Леонид Васильевич? - Лена и Сашенька-Шурочка, даже подскочили, внезапно увидев сверх-активную физиономию начальства на пороге. - Подтвердилось?!
- Не торопитесь, девоч-ч-чки! - Лёнька деловито уселся за стол, засучил рукава и, выбросив перед собой истёртый, свёрнутый пополам блокнот без обложки, зычно объявил:

- Чичас займёмся, детки, орихметикой! Задачки на вычитание. Итак: первый пузырёк по первому молоковозу даёт нам 3,81 процента жирности молока, а фактически, на самом деле, завод принял из этого автомобиля молоко якобы с жирностью 3,7 процента. Занизили. Вот - следующий акт о следующем факте: второй пузырёк - 3,8 процента. Это у нас. А они приняли 3,62. По третьему молоковозу соответственно имеем 3,79 и 3,65. И, наконец, по четвёртому - 3,83 и 3,7. Всё заактировано! Честь по чести!

- И из-за этого мы столько тряслись по пыли?! - Разочарованным голоском протянула Сашенька, у неё видно внутри правдоискатель перегорел, из прелестных ушек дымок потянулся, впрочем, это они без нас здесь наверно курили - топор можно вешать. Девицы, что надо. Городские-с.
-  Одна десятая процента разницы, это же совсем пустяк! А уж мы-то землю рыли!
Во-во, это она-то рыла! Землеройка ты наша!
- Подожди, Шура. - Остановила её подружка. - Количество масла в молоке соответствует проценту его жирности?! И если подсчитать…

- Вот-вот, Лена-Алёна, умничка! Сразу видать, знаешь жизнь. Почти как я. - Подхватил ещё более энергично Лёнька. - Бери, лапонька, линеечку, раз калькулятора пока нет, и начинай вычитать. Но сначала такая задачка: молоковозы доставили на завод пять тыщ двести килограммов молока с фактической его жирностью 3,8 процента. Сколько килограммов, спрашивается, от общего веса будет составлять одна десятая процента? Ну, Алёнушка? Пять и…
- Пять и две десятых… Это что, килограмма?!

- Алёна, голубка, ты - Лобачевский и Келдыш вместе взятые! - Восхищённо всплеснул волосатыми ручками заведующий сельскохозяйственным отделом. - Продолжаем урок. За последнюю декаду пять колхозов и совхозов зоны нашего молокозавода сдали сюда 820 тонн молока…
- Можно не продолжать. Понятно. -  Леночка передвинула каретку на нашей общественной логарифмической линейке и ахнула. - Полу… Боже мой! Этого не может быть!

- Ах-ах! Позвольте спросить, сударыня, чего ж такого не может быть в условиях развитого социализма? - Лёнька прищурил свои торжествующие нахальные глаза. - Ну?!
- Восемьсот двадцать килограммов… - Упавшим голосом отозвалась практикантка.
- Ну-с, Сашенька?! - Теперь развернувшись во всей красе, Лёнька медленно смерил оппонентку откровенно платоническим пылающим взглядом. - Оказывается, всё-всё может быть у нас! Всё что угодно! Это тебе не над тряпочками ахать! А суровую нашу реальность протоколировать! И каким тебе кажется такой, в одну десятую процента, кусочек маслица?! Пустячок, да?! За десять дней - такой ма-аленький навар, правда? Масла! Не сыворотки, не обрата! А самого натурального, периодически пропадающего и оттого ещё более душистого масла! Почти тонна! Мур-мяу! И всё тут! Если не сказать ещё точнее.

Лёнька даже облизнулся, на секунду показав руководящий язык. Сашенька-Шурочка поглядела и почему-то зарделась. Всё-таки воображение у неё… Далеко пойдёт.
- Ф-фу, душно… Это что же, - расстегнув одну из верхних пуговичек на кофточке, заикнувшись, спросила она, - выходит, они его украли?! Без малого тонну?!

- Украли?! Фи, как грубо, и даже можно сказать - неэтично! - Одобрительно посмотрел на пуговичку Лёнька. - Можно проще сказать - свистнули. Или спёрли, это если совсем уж мягко выразиться.
Он снова, чтобы усилить впечатление момента, перекидал на столе свои бумаги.
-  И учтите, что мы их всё-таки насторожили и они свистели сегодня по-божески, с опаской. А то, вполне возможно, недоставало бы и трёх, а то и четырёх десятых процента! Не забывайте данные по жирности хотя бы за ту же последнюю декаду.
- Какой ужас! - Пришла наконец в себя Сашенька-Шурочка и застегнула пуговичку. -  Вот же негодяи! Поэтому и коммунизм никак не приближается. А только маячит.
- Всё кругами ходит, собака. – Уныло добавил я. – Боится приблизиться.

- ЛАДНО, эмоции в сторону. Короче, у операции «Сливки» блестящее будущее. Теперь, я думаю, это понятно даже пессимистам. Так, а теперь переключаемся на добрые старые дела. Старик! Валяй за свой стол, выписывай болванку текста на завтра. Доводи до ума. Утром, к девяти, материал, перевязанный алым бантиком, ответсеку на стол. Девочки, бросайте свои тряпочки, берите подшивку, ознакомьтесь с нашим «Авангардом» за три последних месяца, с упором на наши материалы, как на наиболее достойные. Перед вечером разрешаю сходить искупаться, только далеко не заплывайте. Всё! Бывайте! А я иду к шефу. Без меня не скучать, не ныть, стены не царапать, правду самостоятельно больше не искать. Потому что и мысленно я всегда с вами!

Поздно вечером я, проявив фирменно отделовскую прыть, положил таки законченный материал на стол ответственного секретаря редакции, а на рассвете был в «Колосе». Это там, где обитает сам Трифон. И какой-то Генералов, толстый-претолстый хряк. Почему-то со звездой Героя на пиджаке. Пока же по утрянке доберусь туда, наверное опять будет время задуматься о жизни, да и о судьбе?! Может, как раз это-то и хорошо! Вдруг чего-нибудь всё же пойму?! Пока не поздно.


ТОТ САМЫЙ РАССВЕТ вообще-то выдался неважнецким. Поначалу так вообще никаким. Но почему-то это нисколько не огорчало и даже не настораживало.
Из широкой лощины, где накануне началась косовица ячменя, теперь, естественно, уложенного в валки, волнами поднимался сырой ознобный туман и от этого стоявшая вокруг тишина становилась ещё более глухой и сумрачной. От тумана, а может и от выпавшей ночной росы с крыши полевого стана потихоньку, тоскливо и вразнобой капало. Июльская капель, на манер осени. Привкус ощущений на одном вдохе чудился на редкость своеобразным. Уборочная страда внезапно обернулась с потусторонним, мартовско-ноябрьским отливом. В центре лета. А может это и впрямь всего лишь только казалось. На отсыревшей за ночь земле был виден свежий след протектора какой-то машины, ведущий вдоль косогора к тому полю, на котором упирался вчера в одиночку великий русский богатырь Иван Курилов. Наверно паломник какой-нибудь приблудный. С диктофоном.

На полевом стане всё та же вязко-утренняя, непонятно какая тишина - ни одного механизатора, ни одного трактора. Всех спозаранку похитили инопланетяне.
- У поли, у поли вси! - Крикнул от заправки сторож. - И Генерал тильки што туда подався. Поняй слидом! Поняй слидом!
Вот так. А я-то думал - побудку им сделаю. Или по крайности вырву из лап пришельцев, пока далеко не утащили. Штук десять наших родненьких земных тракторов сгрудились на краю ячменного поля вокруг фургона технического обслуживания и автозаправщика. Механизаторы возились около агрегатов, позвякивали ключами, изредка вяло поругивались.

ВСЕ БЫЛИ НА МЕСТЕ. И не капало, в смысле с неба. От сердца совсем отлегло. Здесь же стояла и председательская двадцатьчетвёрка. Это она тут паломничала. Сам Генералов восседал в машине, как костыль выставив одну ногу в открытую дверцу, и крестил почём зря бригадира.
- Проспал рекорд… товарищ… бригадир… и так далее. - Слегка приглушив свой бас, чтобы не очень ронять авторитет бригадира перед механизаторами, в сдержанных выражениях высказывался громовержец Лукич.
- «Всё в порядке, всё в ажуре!» Кто так говорил?! Клялся, божился, а сделали что?! - …А теперь ещё и писарь на мою голову. - Увидев меня, нехотя, ещё более снизил тон Генералов. - Раненько ты, по-нашенски, по-крестьянски… У Ивана не был ещё? Вот и правильно, пусть поработает. Завтракал, нет?! Давай, сбегаем к Трифону, подзакусим. И Иван к тому времени как раз управится.

«Э-э, дурна курятина» - как-то невольно подумалось даже писарю. Подвиг-то наш захромал, коли в дело поперёд фанфар вступает столь мощный фактор, как Трифон. Этот-то волшебник, конечно, никогда не подкачает. Исполнит что угодно, но всё больше одно, да много-много раз. Но как всегда проведёт мимо главного. Поле-то он скосить не сможет. И не поможет. Спохватишься, да поздно будет. Но так на то и весь расчёт председательский. Я прямо одним местом почувствовал его.
- Так что же со временем, Дмитрий Лукич? - Спросил я спокойно, никак не поддаваясь генераловскому нажиму. - Выходит, нет у Курилова его победных ста двадцати гектаров?! Не спас любимую Родину?! Не заслужила матушка?! Или враги поганые помешали?
- Да то пустяки. Не дёргайся! Час назад замерили - сто двенадцать свалил. Так что смело можешь писать теперь и сто двадцать. Злорадствовать нечего, болтун!
- Что-то хитрите, Лукич. Всё-таки я подожду Курилова, когда окончит. Вы уж извинитесь за меня перед Трифоном. Он такой милый… Ладно? Но потом.
- Не веришь мне, что ли?! Зануда! - Насупился председатель.

- Да мне и вообще с Куриловым надо поговорить, а то как же без этого писать? - Уточнил я примирительно. - Правило у нас такое. Простите ещё раз великодушно.
- Ладно, поедем тогда вместе, а оттуда, как Ивана заберём, и на завтрак. Трогай, мы следом.

ТУМАН быстро осаждался. Потом всё же выглянуло ещё мутноватое солнце. Март с ноябрём тут же сгинули, как и не шкодили тут никогда. На косогоре, где начинал вчера сотворение богатырского рекорда Иванушка, в данный момент совсем пусто было. Не сильно величественно почему-то. И пока ещё зябко. Поле сверху вниз, как тетрадный лист по русскому языку, было расчерчено частыми линиями валков.

Уже вошедший во все победные реляции прогрессивного человечества, да и в саму летопись новой уборочной страды (как написала «Правда»), герой урожая нового года обнаружился наверху того исторического поля, около прошлогоднего, почерневшего и осевшего по краям скирда соломы. Рядом, скосоротившись жаткой в сторону искошенного плацдарма бессмертия, стоял трактор, наворотивший всё это славное дело. Из-под капота со снятыми боковинами несло прокаленным жаром, перегревшимся маслом, соляркой. Запыленный, с клочьями соломы на дисках колёс, на подкрылках, с грязными потёками росы на ветровом стекле Иванушкин иноходец стоял, слегка припав на правый бок, остывая. От свежей, парадной краски мало что пооставалось. Даром, конечно, ничего никому не достаётся. Даже победителям социалистического соревнования. Но круглые, сверкающие на разгорающемся солнце тараканьи фары победителя тем не менее самоуверенно пускали нахальных зайчиков на побеждённое поле. Так-то. «Кто к нам за зерном придёт!..»

Иван устроился на солнечной, быстро теплеющей стороне скирда, полулёжа на ворохе надёрганной соломы, вольготно разбросав босые ноги со сморщенными от пота ступнями.  В стороне избочились мокрые сапоги, как обезглавленные тулова, паря разверстыми горлами. Перед хозяином на белом полотенце, расстеленном на грязной, промасленной телогрейке, стояла алюминиевая кастрюля с мясом, полбулки поджаристого, домашней выпечки, хлеба, помидоры и вязанка зелёного лука (ай, хорошо, изысканно готовят на полевом стане, автоматически записал я себе в блокнотик). Увидев нас, легендарный рекордсмен развязно, через плечо, бросил недоеденную гусиную ногу назад, прямо в кастрюлю попал. Не спеша, герой уборочной страды вытер руки и достал откуда-то из-за спины наполовину пустую бутылку.

- Наше вашим с кисточкой! Садись, председатель Лукич, садись и ты, корреспондент Витя. Тяпнем-ка с устатку! - Радушно пригласил к своему царскому столу Иванушка. - Всегда рад дорогим гостям, честное слово, не обманываю. Смотрите, чего бог мне сегодня послал?! И вам хватит!
- Поздравляю, Ваня, с победой! - Дружелюбно заявил председатель Лукич. - Молодец, парень, на весь район отличился! Можно сказать, герой района!

Корреспондент Витя, то есть, это я, вновь рефлекторно схватился за блокнот. Неужто и впрямь состоялось спасение многострадальной Родины?! Пополнился-таки и без того необозримый каравай текущего урожая!

- О том погодим. - Величественно махнул рукой народный герой района. - Я ещё своё скажу, Лукич. Держи-ка вот лучше.
- Ох, чёртушка. - Кряхтя, опустился Генералов рядом с Иваном. - Нет на тебя угомону. Где ты её раздобыл спозаранку?
- Поздняя пташка ещё глазки трёт, а ранняя пташка уже водку пьёт! Хе. Эт я шутю. - Пояснил герой. - А вообще она, дорогуша, со вчерашнего утра со мной ездила, крым и рым прошла, всё на подвиги меня вдохновляла. Перегрелась, правдочка, маненько под сиденьем. Так я её на ночь вот здесь на холодок поставил, созревать. В самый раз теперь. Как, ничего отравка?! Печень пищит от восторга. Давай, закусывай. Вот, гусачёк! Помидорчики опять же! Лучок!

ГЕНЕРАЛОВ потряс львиной головой, рыкнул, отметив первую колом. Передав стакан Ивану, выхватил из кастрюли крыло.
- Твой черёд, корреспондент Витя. - Забулькал Иванушка в стакан. - А? Напрасно. Лечиться надо. Ладно, выручу. Ум-м-м… Ф-фу! Здорово! Видал, как вкалываем?! Вот это здоровье, завидуй. Да ещё председатель пятёрочку поднесёт. Или больше, а, Лукич?!
- Конечно, Вань. Четвертную на лапу, как минимум. А то и полста. В обиде не будешь… Ты теперь уж законный правофланговый. И не чего-нибудь, а социалистического соревнования. Во! А называется оно: «Жатву - в самые короткие сроки!». Это тебе и вправду не абы что! Так-то. Потому тебе теперь в нашем колхозе, да и в районе, конечно, и слава, и премии, и всеобщий почёт с уважением! - Лукич явно диктовал мне в блокнот. Едва успевал записывать.

- Ого! - Вдруг посумрачневший Иван снова вытянул недожёванную ногу гуся. - Да… Слава, почёт, уважение. Да ещё по району. Знаешь, Дмитрий Лукич, а вот лично мне что-то расхотелось нынче в передовиках ходить. Даже такого важного соцсоревнования!
- Это с чего так? Выкобениваешься?! - Недоверчиво усмехнулся Генералов, с треском разгрызая косточку. Пока гусиную.
- А с того, что один я в поле. Как разведчик. А он, промежду прочим, когда один - не воин. Слыхал, небось? Есть вот камерная музыка, тоже знаете, грамотные же?! Не уверен точно, что это такое, но в душе догадываюсь. Это когда музыкант, наверное, не в оркестре, а в какой-нибудь одиночной камере сидит и играет. И может музыка эта для особых каких-то людей, камерных, может даже супер-блатных каких-нибудь. Я же, например, хоть и мастак допустим кое в чём, но ни хрена в ней на самом деле не смыслю. Пустой звук для меня такая музыка. И вот меня, такого в душе некамерного человека, вы посадили на сутки в такую камеру, как канарейку. Стахановской породы. Играй-свисти, мол, пташка-Иван. Вкалывай. Ты герой, тебе ставить рекорды. Другим, серым зябликам, что в оркестре, это не под силу. А, Дмитрий Лукич?! Скажешь, сбрехал опять?!

- Конечно, сбрехал. – Чуть нервно посмеялся Генералов и ласково предложил: - Надо бы тебе поспать, Вань, сначала. И лишь потом обмывать свои сто двадцать гектаров.
- Нету этих ста двадцати гектаров! - Хамски отмахнулся Иванушка, не замечая моего блокнота. - Нету! Сто двенадцать скосил, а эти восемь, что утречком добил, сверхурочные.

- Ты это брось. - Нахмурился председатель. - Сутки как раз прошли, обязательство выполнено. Так, пресса?! «Правда» об этом напечатала сегодня. Значит, всё сбылось! Поздно давать задний ход. Поздно! Факт произошёл и его не затолкаешь обратно. Правда?
ЛУКИЧ явно искал у меня поддержки, подтверждения правды в «Правде». Но я взял да и промолчал, закрыв блокнот и словно бы нейтрально пожав плечами. Во-во, теперь я ему не писарь, а пресса. Зауважал чего-то. Хотя какая ему нужна правда после «Правды»? Казалось бы. Однако в райкоме всё же хорошо понимают разницу в газетах. Какое слово в настоящей цене и ближе к телу. Им, наверно, всё-таки виднее. Где на самом деле и какая бывает правда. В «Правде», которая газета, грохнут победную реляцию - на весь мир волны пойдут. Но тут же и улягутся. Ни холодно никому не станет, ни жарко. Мы же напечатаем в своём районном «Авангарде» - как бы не тот же факт получится, конечно, зато веры к нему куда больше у людей будет. Наверняка. Если районка хотя бы раз соврёт по-крупному - народ её тут же на части порвёт. Да кое-что ею вытрет. А вот до «Правды» с её «правдой», попробуй, доберись! Вот эта «Правда» и несёт, что кому-то другому надо, а вовсе не людям. Во всяком случае, конечно, не правду.

- Вот-вот, сами вы и доказываете, что прав я, а не вы. Ваш «факт» на самом деле «липа»! - Иван сдавил бутылке горло. - Вам во что бы то ни стало нужен рекорд, любой ценой. Всем же всё ясно. Но зачем? А затем, чтобы с меня другие пример брали и потому план всё успешней и успешней выполняли? Отставили меня от них в сторонку - и вот он я, герой - куриные перья! Смотрите, люди, и учитесь! Мне же теперь неделю бухать на радостях, не просыпаться, да? А наш брат, механизатор, тот что в оркестре, что бригадами по загонкам ходит, тот иначе говорит. Вот, мол, смотрите, как человек за славой гонится, какие премии сшибает! Ему и поле лучшее, отдельное, и трактор, и жатку, и сам председатель его чуть ли не на руках носит. Корреспондентов вот разных нагнал. Это в каком же положении я теперь оказался, дорогие товарищи, а? Сегодня за всю ночь ни один мой приятель ко мне просто так и не подъехал. Плевали они на мой рекорд. А теперь и на меня. Не им, а вам он нужен, этот рекорд. Нет-нет, не хочу больше передовым ходить. Не хочу! Не буду! Хоть режьте! Мне стыдно! Я плакать хочу!

Иван, оказывается, был пьян как собака. Нормальный и трезвый советский человек таких слов ни в коем разе произносить не должен! Даже на детекторе лжи. И такому-то «универсальному водиле» Генералов давеча собирался доверить управление всей страной?! Это куда бы он нас всех завёл тогда с такими мыслями?! Такому механизатору только доверь страну. Враз угробит. Плакать он видите ли хочет. А раньше ты о чём думал, залезая на покрашенный трактор?!
- Хватить трепаться! - Окончательно насупился председатель. - В передовиках ему, видите ли, стыдно. Во - напился до чего! Выпил на копейку вроде, а городишь чёрт знает что - на всю зарплату, с премией. Запомни, башка твоя стоеросовая, не было бы рекордов, не было бы вас. То есть, не имей мы правофланговых - все топтались бы на месте. Все до единого. Вы же овцы. Некому было бы первым новую, счастливую дорогу открыть и главное - другим показывать как это делается, куда идти… Вместо того, чтобы водяру глушить сутками, или даже в свободное время, лучше бы живность какую ни то дома завёл. Кормами тебя завалю, на твои же премии. Через два года Жигуля купишь.

- Это я понимаю. Жигуль, конечно, хорошо. Можно даже сказать, что отлично. – Иван вылил в стакан остатки водки, вопросительно глянул на нас -  будете, мол, или конечно же нет?!
Вздохнув горестно, выпил сам, пожевал гусю другую ногу, опять же помидору пососал головку-красну да и вновь повторил:
- Это я понимаю… Жигуль, это, конечно, отлично… А вот если я всё-таки не хочу? Несмотря ни на что. А просто так! Тогда что? Не хочу я всё время деньги, да деньги качать, и у тебя, Лукич, на полях, и в своих катухах. Я не такой как все. И не потому что благородный и не потому что овца, как ты говоришь, а просто так. Я - не хо-чу! И точка! Не нравятся они мне, эти деньги, некрасивые они, особенно в большом количестве. И потом, может я через два этих года загнусь, на кой ляд они мне тогда или твой Жигуль?! Разве что на кладбище, в последний путь. А я жить хочу! Просто жить! На солнышко щуриться! А труд - это не жизнь, не солнышко, и не радость никакая, не надо брехать! Радость - это какая-то другая работа. А труд - не. Брехня. Люди всегда от него бежали, норовили как бы сделать поменьше, а получить побольше. Да ближнего обскакать в этом деле… И вот что у меня до центра моего овечьего никак не доходит, так это та загородка, которую вы ставите между мной и другими ребятами. Отделили наособицу и стал я белой вороной. А чем, спрашивается, хуже меня Селезнёв, Загорулько, Кононов?! По двадцать лет стажу. Выдвиньте любого из них вместо меня передовым - пойдёт ничуть не хуже. Ещё и как! Но вам-то один нужен! Только один! За ним и всю отару загнать куда надо можно. Всех-то сразу вперёд не вывести, да и вообще никогда это невозможно, потому что для вас это страшный сон, чтоб все на самом деле сразу пошли вперёд и стали жить хорошо, как председатели! А меня ты просто любишь в этом сезоне. Как в прошлом Петьку Козлова, да только не оправдал он тогда твоих надежд. А теперь я не оправдал. Поэтому меня ты скоро прогонишь, раз не уложился в нужное время с вашим рекордом. Да ещё и гавкаю невпопад. Но я ж не железный!

- Ванька-а! Замолчи ты наконец! - Рявкнул Генералов, поднимаясь на ноги, как медведь из берлоги. - Душу выньму за такие словеса!
- А я всё сказал. Сдаюсь! Бог всё услышал и чего надо записал себе. Вместе с Витькой. (Я даже подбоченился.)  Так что теперь сдаюсь спокойно. - Поднимая руки, засмеялся розовощёкий да удалой Иванушка и подмигнул. - А рекорд я всё-таки дал, хоть и не совсем столько, сколько обещал, сколько ты просил, сколько ты пел на всех углах. Я вот после всего домой спать поеду. И мой трактор весь день отдыхать будет, поди, тоже устал. А ребята за это время ещё по 60-80 гектаров свалят. Мне ваша слава и четвертной на пропой, а они и без этого за двое-то суток каждый больше меня выдаст. И больше заработает, чем я с твоей хвалёной премией. Зато в козлах, в вожатых у овец походил. Какое счастье-то было! Я и не заметил. Лукич! Честно скажи: зачем же было меня на смех-то выставлять, а?! Только ли для этого? Ладно, я-то дурак, действительно, баран, согласился! Но ты-то всё-таки сам Генералов! Тебе нас вообще не жалко, начальник?! Ты же человек?!

Я ОПЯТЬ раскрыл блокнот. Вообще-то всё правильно. Но чем Ванька раньше-то думал, хотя бы в ночь перед подвигом, выхваляясь?! Неужто и впрямь рассчитывал вволю порисоваться, четвертную свою дурацкую сшибить поверх зарплаты, да и выскочить дуриком в князи. А как не получилось, как неудача, так и расплакался, теперь вся и всех винит. Круто, однако, Иванушка из роли выходит своей олимпийской. Зато, помнится, вчера на заре входил в неё отлично, да ещё с каким прибабахом, с блеском, с помпой!..

Сам Дмитрий Лукич Генералов меж тем багровел. Было видно, каких героических усилий стоило ему сдержаться в общении со слишком отвязавшимся Ванюшкой, ухарски режущим правду-матку. Но потом председатель всё-таки взял себя в руки. Всё-таки старая кадровая школа, что и говорить! Я на его месте врезал бы, охладил человека. Для его же пользы. А то и до тюрьмы договорится, дурачок! Сам же и донесёт на себя.

- Председатель, а, председатель?! Ты заготовил мемор-риальную табличку для моего поля, такую красивенькую, с тиснёными золотыми буковками? Мол, в такое-то время всемирно известный Иван Курилов однажды дал здесь сто двадцать гектаров за сутки?! Вот так, взял и дал. Всем дал!
- Ладно, Ваня. Ты немного не в себе. Понимаю, обидно, что не совсем так получилось, как намечали. Мы ещё с тобой на эту тему поговорим. Золотой ты парень, да многого не понимаешь. Грузись-ка в машину, домой тебя завезу.
- Не забудь, Лукич, провезти мимо ребят, показать, как ты уважаешь передовиков, - на своей персональной машине по домам развозишь после тяжких трудовых суток. Может, проблеют в ответ что-нибудь приятное.
- Вот, язва. И чёрт с тобой! - Генералов повернулся ко мне. - Подвези ты его, а то здесь и заснёт. Ещё кто наедет - и хана, нет героя. Вся жатва насмарку пойдёт, как уверяет сам же Ванька. Хе-хе… - По всему видно было, что долго переживать по этому поводу председатель уж явно не будет.

- Когда будет статейка?
- Завтра. Только не статейка, а статья. - Хмуро ответил я.
- Статья так статья. А его трёп ты не слушай. - Кивнул председатель в сторону блаженно улыбающегося передовика социалистического производства. - Устал он, да выпил ещё, вот и заносит. Так и пиши - сто двадцать за сутки. Так же оно и есть. Или что,  мне ещё тебе доказывать?!
- Оп…опровержение напишу. - Захохотал передовик. - В райком сообщу. Кузьмич тебя ох как взгреет. Всыпет по первое число за твои липовые рекорды. - Понял?
Генералов не обращал на Ивана внимания.
- Ладно, давай пять. Да заглядывай почаще. Писать у нас есть о чём. Да и отдохнуть можно в полное удовольствие, не забывай… Вот ещё что. Не забудь отметить, что за первый день жатвы в целом по колхозу скошена треть хлебов, что все механизаторы перевыполнили сменные нормы. Все, понял?! Все до единого! Выдели это особо! Так что пока, до встречи!