Глава тридцать третья 7 Франкенштейн и его големы

К ударам же, доносящимся снаружи, добавились глухие, еле слышимые сквозь каменную толщу голоса. Слов было не разобрать.
- Где? - спросил Вернер Арчивелла, и когда тот не сразу ответил, яростно сгрёб его за воротник и рывком подтянул к своему лицу - Где выход? Ну!
Арчивелла мотнулся в его руке, но так и не ответил.
- Я тут кое-что ещё нашёл, - глухим голосом проговорил вдруг Орбели, ушедший вперёд, и мы увидели, что он остановился перед ещё одной дверью, которую только что распахнул. Причём остановился так резко, словно оттуда что-то ударило его по глазам.
Мы приблизились – Вернер тащил Арчивелла за собой, припадая на раненую ногу и тоже заглянули.
Комната была полна трупов – во всяком случае, при первом взгляде нам показалось, что она полна, позже оказалось, что тел шесть. Эти трупы не были так благообразно уложенные, как тот, на секционном столе. Это были тела голых с повреждённой кожей - в ссадинах и расчёсах – людей. Один, как и трупы в лесу, лежал с навечно застывшей схваченной трупным окоченением эрекцией. Он, вероятно, какое-то время до этого пребывал лицом вниз, и кровь не успела покинуть пещеристые тела, там и свернувшись. Лицо его тоже было пропитано кровью, зубы оскалены, а глаза выкачены из орбит. Лица всех шестерых были испещерены красными точками, больше всего похожими на укусы клопов, но частыми, как коревая сыпь, и распухли, такие же следы - в меньшем количестве - покрывали тела. У одного смуглость, курчавые волосы и золотая серьга выдавали цыгана, один оказался детским – мальчик-подросток, рыхлый и полный. Я вдруг вспомнил умственно-отсталого напарника Карла Ленца и содрогнулся от узнавания. Вообще, при виде всех этих тел, не уложенных даже, а словно бессмысленно стащенных и брошенных, я, не смотря на весь мой врачебный и военно-полевой опыт, почувствовал неудержимую тошноту и едва успел отвернуться.
- Кажется, здесь вам будет всего довольно, - хладнокровно проговорил Арчивелла, чей воротник всё ещё оставался зажат в руке Вернера.- Да, ужасно. И я присчастен к этому – всё так. Но ведь я вам помог, и никаких подлостей исподтишка. А теперь вот что… - он вдруг сильно сощурился и оглядел нас каким-то странным нагловато-жалобным взглядом. – А теперь позвольте мне уйти и скрыться!
- Что? - резко переспросил Вернер и снова хорошенько тряхнул его. - Вот так просто «уйти и скрыться»?
- А я вам покажу, как открыть дверь, - сказал Арчивелла. – До того, как Сатарина решит, что всё пропало и подорвёт или затопит бункер. Послушайте, серьёзно: ну, зачем вам моя гибель? Месть? Эти люди даже не ваши родственники. Холмс жив и, Бог даст, выздоровеет. А ну, как нет, и я вам ещё понадоблюсь? Смотрите: сам по себе, без профессора, я всё равно не стану ничем таким заниматься. Это – не мой фетиш, не моё дело, я даже не ради наживы здесь – просто жертва круговой поруки и инстинкта самосохранения. Дайте мне уйти. Я скроюсь, вы обо мне больше не услышите, если не захотите. Героем криминальной хроники я точно не стану. Я ведь не своей волей сюда вляпался. Я ведь тоже был подвергнув действию эликсира - доктор Уотсон знает об этом и подтвердит. Профессор сатарина вынудил меня, пользуясь моими способностями к суггестии под страхом худшим, чем страх смерти. Как вынудил и Холмса – вы его тоже будете судить и казнить? Он много работал на профессора, и сегодня тоже.
Я почувствовал труднопреодолимое желание броситься на него и хорошенько поколотить прежде, чем сдать полиции, но всё-таки удержался.
- Не давите мне на жалость, -  сказал я. – И не трогайте Холмса, это вы его искалечсили. Вы принимали живейшее участие в этом... я даже не нахожу слов для названия. И вам это нравилось – не врите мне про несвободную волю.
- Я не причинял боли, не мучил, - резко возразил Арчивелла, и я с удивлением почувствовал, что он верит в то, о чём говорит. – Наоборот, я восстанавливал. Эти люди попадали в мои руки в ужасном состоянии – вот примерно в таком, - он кивнул на трупы. – Вы видели здешних слуг – согласитесь, они выглядят получше. И это я воскрешал их достоинство, успокаивал…
- И обращал в рабов, -  сказал я.
- Раб, лишённый памяти и даже воли, лучше чем безумец находящийся в плену и от боли и страха потерявший человеческий облик. Я делал из второго первое, и только потому что имел врождённые способности и навыки. Я только ими и был ценен, не то меня убили бы. То, что ваш Холмс там, - он мотнул головой в сторону коридора, который мы покинула, а не здесь – аналогичное движение в сторону комнаты с трупами, - только моя хорошая работа.
- То есть, вы были частью этой адской машины, её мозгом, её сердцем… - Вернер говорил тихо, но я отчётливо слышал в его голосе сдерживаемую ярость, как отражение моей собственной. – Вы – тесак, вырубающий из заготовленных вашими слугами-мучителями болванок таких кукол, которые были нужны вашему сумасшедшему профессору. А теперь вы пытаетесь выставить себя невинным агнцем…
- Пусть идёт, -  сказал вдруг Орбели, и мы оба уставились на него в недоумении
- Пусть идёт. Нам, действительно, может ещё оказаться нужна его добрая воля, притом сильная и свободная воля а не заключение под стражу или, упаси Боже, физическая гибель. Все эти големы принадлежат профессору Сатарина чисто номинально. Возможно, он автор самого метода, получатель эликсира, облегчающего подчинение, но всю настоящую работу проделывал не он, а вот этот вот человек. Это он Франкенштейн, и эти големы - его големы.
- И потому его отпустить?! – Вернер почти привизгнул от возмущения. – А мы пока его и не держим, - сказал Орбелли. – Это он держит нас. Вы не понимаете. В его воле сейчас обрушить на нас весь этот пчелиный рой с ядовитыми жалами, который он удерживал пока что в неподвижности. И то, что он этого не сделал до сих пор, означает только одно: он колеблется, понимая, что слабый шанс союзничества с нами лучше полного и беспросветного тупика пути профессора. Так, Мармората?
Арчивелла улыбнулся:
- Я всегда говорил. что вы – хороший психолог и умный человек, профессор.
- Да мы тут по колено в профессорах! – не выдержал я. И Орбелли, правильно считавший мою интонацию, бросил на меня косой взгляд, прежде чем продолжить:
- Нет никаких гарантий, что психику, память, личность этих людей вообще возможно будет восстановить без его участия.
- Тем больше оснований не отпускать его, - снова заспорил Вернер. – А что, если он скроется?
- Чтобы принять участие в восстановлении психики всех этих несчастных и Холмса, вообще  для работы с чужой психикой нужна свободная воля и власть, - продолжал Орбелли с каменным лицом. - Сидя за решёткой в страхе в ожидании суда и высшей меры суггестером быть нельзя. Для слабой психики реципиента, может быть, и сойдёт, но ни Холмс, ни Ленц, ни профессор Крамоль не смогут быть полноценными реципиентами такого суггестора. Вы мне поверьте, джентльмены – я знаю, о чём говорю, и, уж конечно, не могу быть в сговоре с сеньором Мармората против вас.
- А если он всё-таки скроется?
- Не скроется пока Оруэлл в наших руках. Не скроется и потому, что будет чувствовать себя обязанным. Не скроется потому ещё, что если только попробует, я его из-под земли достану, - голос Орбелли сменил тембр и стал из усталого угрожающим. -  Он нужен мне и нужен Шерлоку, если вы, конечно, ещё надеетесь увидеть его прежним… Где дверь, Мармората, и где может быть Сатарина? Если вам удастся уйти, мы препятствовать не будем, но вы можете скрываться от полиции, а к нам вы должны будете вернуться. Надеюсь, вы понимаете, насколько длинные могут быть руки у вожака табора Птицы?
Я, положим, этого не знал, и знать не мог, но Арчивелла, кажется, имел об этом представление – во всяком случае, кивнул он очень серьёзно.
- Да вам и самому интересно довести дело до конца, - сказал Орбелли. – Проверить себя, верно? Итак?
Арчивелла посмотрел внимательно сначала на меня потом на Вернера - один за другим мы неохотно кивнули.
Звуки, по-прежнему доносящиеся снаружи, не только не смолкали, но они словно бы сделались ближе и отчётливее. Мы слышали уже не просто голоса но и отдельные слова.
«Вот здесь…» «Как будто бы поддаётся…» «Именем закона!»
- Где проход? - повторил Орбели, и Арчивелла снова двинулся вдоль коридора сделав нам знак следовать за ним.
- Здесь, - наконец, проговорил он.- Но как только цитадель падёт, взрыв разомкнет цепь, удерживающую насосный механизм, и мы окажемся под водой меньше, чем за пять минут – напор огромный. Вам нужно отключить детонатор. Он – в проходе.
Под его ударом одна из очередных дверей распахнулась, и мы оказались в комнате где на противоположной от входа стене висело совершенно неожиданное и никак не вяжущееся с этим местом большое зеркало. Арчивелла подошёл к этому зеркалу - теперь наружние звуки доносились словно прямо из-за него.
- Проход здесь, прямо за зеркалом. Но я должен сначала уйти, - сказал Арчивелла. – Не то потом у меня не будет времени. И осторожнее с теми, кого вы назвали «големами». Песня, удерживающая их, давно стихла, и я не знаю, как они себя поведут без направляющей воли. Вот так нужно повернуть раму, чтобы пройти в коридор, и выкрутить детонатор против часовой стрелки – вы его увидите и не ошибётесь. Такое колесо – вращается легко и быстро. Против часовой. Там больше ничего нет.
- И едва мы тронем то, что вы назвали детонатором, тут всё как раз и взлетит на воздух, - усмехнулся Вернер. – А Сатарина тем временем уйдёт через ещё один выход, и вы воссоединитесь на воле с ним и Оруэллом для новых научных достижений. Правда, без Крамоля, без которого вы – посредственность, но зато не за решёткой.
- Никакого «ещё одного выхода» здесь нет - здесь не лисья нора, - сказал Арчивелла, чуть усмехнувшись. – Много потайных выходов - много возможностей оказаться в собственной западне. Выход есть один, но это не дверь и не дыра - он заложен кирпичом, в один кирпич, эту стену легко сломать, она ничем не скреплена, мы пользовались этим входом неоднократно: кирпич разбирали и закладывали снова. Снаружи ничего не видно - гладкая кладка, она замаскирована. Это туда сейчас ломятся ваши друзья, и там заложено взрывное устройство. Как только нарушится чувствительная рамка по периметру, оно сработает, если не отключить. Но ещё можно уйти через шлюз – там, где мы входили. Колоколом пользоваться необязательно - там небольшая глубина, можно просто вынырнуть, и тогда скала скроет пловца. Я сам уйду именно таким способом. И Сатарина, если ему удастся вас обмануть, скорее всего уйёт там же, но пока он в здании - я не слышал, чтобы вода поступала в шлюз, а я слушал всё время – даже пока пел. Значит он здесь, и он будет прятаться. Здесь нет выходов, но много потайных ниш и скрытых помещений. Он, кстати, может в вас и гранату бросить - ему нечего терять, как и мне. Поэтому я ухожу А вы отключите детонатор, воссоединитесь с вашими друзьями - полицейскими  - это же ведь они ломится снаружи? Значит, Оруэлл подсказал им, где вход. Правда, он знает только приблизительно, и не знает о взрывчатке и затоплении, так что не медлите, если не хотите пойти рыбам на корм.…

Конечно, мы не могли не опасаться, не было бы это ловушкой. Но я полагался на Орбелли – кажется, этот человек умел читать скрытые помыслы не хуже, чем слова в книге, и он пристально смотрел на Арчивелла всё то время, пока тот говорил и согласно кивнул в конце. Так что мы позволили Арчивелла покинуть нас. Он побежал, и я понял что он бежит, куда и сказал - туда откуда мы прибыли, к входу, к шлюзу.
Орбелли надавил на раму зеркала, и оно стало поворачиваться - в тот же миг я услышал в коридоре за спиной шум – не то, чтобы крики или драка – просто шум присутствия людей, но мне уже не хватило на него внимания, потому что зеркало повернулось, открывая нам каменный коридор.
Этот каменный коридор уходил куда-то в сторону, сбоку в него через щели между камнями пробивался еле видимый свет, не освещая, но просто делая тьму не кромешной, а теперь и вовсе полумраком от света, упавшего с нашей стороны. В нём, в этом свете, мы увидели земляной пол, который был весь усыпан каменной крошкой, и тонкие её струйки сыпались и сейчас. Доносившиеся снаружи голоса теперь звучали совсем рядом, удары гулко отдавались эхом, стена содрогалась от них, и каменная крошка сыпалась сильнее.
- Вот колесо! – увидел я на стене подобие того штурвала, который открывал шлюз, только поменьше. – Это он? Тот, что нам нужен? Детонатор?
- Где гарантия что этот тип нам не наврал? – нервно спросил Вернер. Его штанина уже промокла от крови, он был бледен.
- Может, я всё же перевяжу вас? -  снова предложил я настоятельно тоном. - Вы эдак, чего доброго, сознание потеряете.
 Орбели между тем двинулся вперёд, вышел в коридор к штурвалу и взялся за него – осторожно, словно подозревал, что штурвал может его укусить. В тот же миг стена, только только казавшаяся незыблемой, вдруг неожиданно подалась - посыпалась уже не каменная крошка, а крупные обломки.
- Скорее! –крикнул я. – Крутите!
Орбелли крутанул колесо, и тут же я услышал шум воды. Сердце у меня оборвалось. Но потом я понял, что это заработал насос шлюза – там, куда побежал Арчивелла. В следующий миг в стене образовался пролом, в котором на фоне ночного неба и света фонарей мы увидели сразу нескольких человек в полицейской форме, осыпанных мелом, с фонарями и оружием. Ночное небо удивило меня – я почему-то был уверен, что уже день, даже не отдавал себе отчёта, что прошло совсем немного времени с того момента, как мы спустились в подводный колокол, и ночь ещё даже не перешла в рассвет.
Я увидел и Рону - она сунулась в пролом мимо полицейских, кинулась и прижалась ко мне:
- Господи, вы живы! Какое счастье! Вы живы! Джон!
 Я рассеянно обнимал её, думая, как неуместно присутствие девушки здесь, в жутком месте, где трупы и безумцы, и как может быть опасно для неё обследование всех этих закутков, в каждом из которых может прятаться вооружённый сумасшедший с гранатой.
Как вдруг мы услышали выстрел. Одиночный довольно тихий выстрел и ещё более тихий вскрик, а вода всё шумела, наполняя шлюз.
- Ну, сами видите, с перевязкой опять придётся повременить, - сказал Вернер. – Я – временный представитель министерства внутренних дел Британии, господа, - сказал он полицейским. – Кларк Теодор Вернер. Вы должны были получить телеграмму, подтверждающую мои полномочия.