несущественный вечер

 Желая снять гнёт ответственности, я скрылся в чёрной исповедальне ночи. Я прильнул к освещённому окошку в стене, разделявшим меня и лысого священника - Луну, но, начав шептать слова молитвы,  я понял, что теряю опору под ногами. Сначала я падал медленно, а потом всё быстрее и быстрее и ничто не могло меня остановить, и не за что было ухватиться. В ужасе я кричал, ожидая неминуемое приземление. Охрипнув, но не разбившись, я замолчал. Отрешенно взирал на огни электрических снов, на млечный путь риторических вопросов, не имеющих ответов; созвездия безотлагательной срочности принятия решений уносились прочь. Я ускорялся, обрушиваясь под собственным весом, но не мог достичь дна ночей. Я вздрогнул от чувства неразрешимой беспомощности и проснулся.
 Ада вернулась из отпуска. Она как-будто побывала в клинике по смене расы. Загоревшее до неузнаваемости тело, лицо и ослепляющая улыбка белых зубов раздражали меня.
 Я заглянул ей в глаза,
- Сегодня мы с тобой воспользуемся машиной времени и полетим в прошлое. Ты хочешь узнать, что такое дружба?
- Хочу!
- Хорошо, - я посмотрел изучающе на неё. - Но ты можешь не пройти фейс-контроль при входе, как представитель племени афросеверянок..
- Остынь, расюга! Чёрные жизни имеют значение!
 Друзья из соседнего двора скинулись и выстроили в гаражном кооперативе за жилым кварталом не то сарай, не то амбар, а прозвали сие «творение» очумелого зодчества как GARAGE. Там можно было отлично провести время. Они устраивали всевозможные тематические вечеринки, рок-концерты молодых музыкантов и просто замечательные встречи с талантливыми людьми. Заведение гремело доброй славой среди местного андеграунда и я купил два билета на тематическую встречу «дружбъ», которую устраивали в Гараже сегодня.
Перепрыгивая со звезды на звезду в отражениях луж, я шагал в ночь. Я шёл по окуркам чьей-то бесшабашной молодости и пинал осколки глобализации на радость бродячих собак. Оптимизм напомаженной богемы нарастающим, мерцающим и гулким хохотом вырывался из динамиков в щели распахнутых улиц и мне не было жаль тишины. Ничуть. Мне была дорога и эта ночь и эта дорога прочь, и этот дом, как пригвожденный пломбир в вафельной сетке. И наизнанку, шиворот навыворот, вырываясь из тесной сутолоки случайных и нежеланных встреч в объятья той, кого не сберечь. Чтобы только открыть рот, а сказать нечего. И тусклого ночника треск и одежд ночных всплеск, и где меня почему-то ждут.
 Я подошёл к её подъезду и набрал сообщение:
 Любимая! Я давно хотел тебе признаться в том, что я - не обычный человек, а ещё и космонавт-рецидивист. Так сложилось, что завтра я улетаю на Марс, чтобы нарвать тебе цветов. Я позвонил Илону Маску и забронировал (на прямую!) билет в первом классе. Я улетаю, милая! Я должен тебя предупредить, что миссия моя не просто сложная, а почти невыполнимая! Мне нужно не только долететь до Марса на корабле Маска, но и улететь оттуда! Ещё мне нужно найти на Марсе цветы, чтобы подарить их тебе по возвращению. Буду честным, мы можем больше никогда не увидеться, потому что Илон Маск курит траву и живёт в США. Но, ты знаешь, если я вернусь, то мы заживём совершенно по-новому! Я перестану тебя колотить и поставлю в углу нашей двушки фото с Илоном Маском. Короче! Любимая! Я вылетаю завтра! Давай сегодня встретимся? Будем любить друг друга, как в последний раз, пока я не сильно пьян, потому что мне очень страшно. А завтра я на первом же вояджере вылетаю на Марс тебе за цветами. Хорошо?
Она ответила:
- Дуралей! Стой и жди! Скоро выйду. Люблю!
 Я стоял часовым и ждал ту, чьи глаза сверкали ярче всех звёзд. Я произносил слова и прислушивался к сердцебиению. Мне нужен был толчок, а любовь, что подарила мне Ада разливался по моим венам самым сладким наркотиком.
 «Несущественный. Несуществующий. Неосуществимый. - Шептал я, импровизируя. - Подделка, подлог, фальшивка. Улыбка, оскал, слов@. Тысяча слов, десять тысяч слов, сто тысяч слов, миллион просмотров, триллион репостов, квадриллион комментариев. Стаканы для чая-кофе, бутылки для утоления жажды невысказанности, душа наизнанку недосказанности, рубаха нараспашку, футболка с дыркой, петля с симкой, окошко последнего канала, электричество на привязи у старушки, сундук в дупле, шило в мешке, иголка в стоге, посох в стойле. Одноразово. Однодневно. Только сейчас. Ты этого достоин. Можно изменить точку зрения. Можно поймать звезду и смотреть поверх голов, раздавая бабушкам на паперти осколки исчезнувших звёзд. А в кармане - ночь, чёрная скатерть, проженная окурками богов. И в глазах - тьма. И тихой поступью, тайком, чрез соседский огород - на башню, где рубят головы, сажают судьбы, стригут лужайки, строят трёхметровый забор. А за ним! Вселенная безысходности, загогулина чёрной дыры в промежутке выполированной стоматологом улыбки, сажа в легких, никотин в пепельнице, мотор в Барвихе, печень в Исландии, кошелёк в Швейцарии, мама в Воронеже и тетка в Аравии»..
 Ада выпорхнула из подъезда и повисла на моей шее.
- Лох - это точно судьба, милый! Представляешь, не могла найти свои дурацкие штаны полчаса! И это в однокомнатной железобетонной конуре!
- Ничего страшного, любимка. Пошла бы в трусах. Что тут такого?
- Ты прав! Совершенный пустяк! Пойти в трусах в место где Шрёдингер и Эйнштейн говорят о дружбе! - Она рассмеялась.
 Мы ступали по брусчатке и вдыхали невесомый воздух страстей. Глядели друг другу в глаза и удалялись от жилых кварталов гравитации судеб.
 Нагнувшись, мы прошли шлагбаум, что отделял территорию гаражного кооператива и тупиковую улицу с именем двадцатилетнего героя, что обменял свою жизнь на наши.
Мы сразу поняли куда нам нужно идти, потому что черничное небо над крышей одного из строений было прожжено столбом света проектора, играла музыка и мы различили слова песни Васильева, что так любила Ада:
Я пришел с войны, распахнул шинель,
А под ней билось сердце
И это сердце никто никогда не растопчет..
 Мы подошли к дверям Гаража и закурили. Ада достала модный тогда айкос. Я попросил её дать мне один стик и, морщась от дыма своей вонючей сигареты, распотрошил его фильтр, достал из него целлофановую пленку длиной в десять сантиметров. Посмотрел на любимую через неё и спросил, не офигела ли она, что курит такую дрянь.
- Зато я не кашляю от них. - Сказала она, закашляв.
 Я улыбнулся и не стал спорить. Мы отворили дверь и оказались на другой планете. Было людно. Бармен без устали разливал пиво по бокалам. В зале было темно, а сцена - как новогодняя игрушка. И на ней симпатичная девушка рассказывала истории о своём троюродном брате, -
 Они жили в Севастополе. Пашка рос, там же пошёл в школу, но по службе отца им нужно было переехать в Бахчисарай. Лишившись друзей, Паша воспользовался фантазией, чтобы отрешиться от того, что он единственный русский в классе из 20 незнакомых татарских детей.
 Дальше по рассказам его мамы стали происходить странные манипуляции с именами преподавателей:
- Мам! Эльвира ***вна задала прочитать пять страниц учебника и выучить «Бородино».
- Хорошо. Её действительно так зовут? Ты уверен? - Встревоженно спросила мама.
- Конечно! А как ещё? У меня мнемоническая память, создательница! - Отвечал гордо Пашка.
- Мам! И ещё Салам Малейкуловна задала пять задач по алгебре!
- ...
 В последствии выяснилось, что Эльвира ***вна - это Екатерина Владимировна, а Салам Малейкуловна - Гузель Серверовна.
- Паш, ну почему Салам Малейкуловна? - Не унималась мама.
-  Так, она куда не заходит - везде представляется: Салам Малейкум! А те, кому она представляется также отвечают, чтобы не забыть её сложное имя!
 Следующим гостем была тоненькая девушка. Она наступила на полотно сцены и начала читать стихи - они кружились снежинками по помещению, падали на наши плечи и губкой впитывались в наши сердца. Я хорошо запомнил только эти строки, -
В белом плену, купаясь
под ковшом Большой Медведицы,
ловишь снежинки ртом
и смотришь на озябшие плечи
незнакомки Весны в песцовом манто.
В её декольте - ожерелье жемчужных дней;
Зябнет и скалится, сука.
А ты...
Смеёшься!
 Потом было много музыки, были и каверы и авторские песни.
А под конец на сцену вышли два пацана лет десяти. Один из них был в седом парике, а у второго, черноволосого, в руках была картонная коробка неумело закрашенная чёрным маркером.
Седой сказал черноволосому:
- Конечно, если учесть плотность материи и гравитации, ваши доводы вполне обоснованы, коллега. Но, что, мой хороший, у Вас в руках?
- О, это очень просто, мой дорогой. Я посадил в коробку живого рыжего кота и хочу объяснить Вам, что такое есть дружба, коллега!
- Вот, как! Очень занятно, дружище! Продемонстрируйте мне это немедленно!
Ответчик достал из-за кулис канистру с бензином и вылил её на коробку.
- Итак! - Произнёс он, доставая зажигалку. - Я спрошу Вас. А вы ответите, друг мой, перед тем как я её подожгу: есть ли там кот или нет?!
Юный актёр в седом парике повернулся к публике и показал язык.