В поликлинике

  Зарисовка   

  Неприлично большая  вяло ползущая очередь у терапевта. Атмосфера в приемной, как и полагается в таких случаях, сонная, раздраженная и унылая. Но тоскливо, впрочем, далеко не всем. Рядом со мной, сыпля изо всех сил медицинской терминологией, воодушевлённо пикируются две бабуси.
Одна из них одутловатая, болезненной полноты, наполняет тесное душное помещение громкой одышкой, другая худая, вытянутая, состоит, кажется, из одних острых неровных углов.
- Да ладно тебе ныть, - с  насмешливым прищуром  рассуждает толстая, - Гипертония - это благословение Божие. Таблетку запустила под язык и в пляс. Вот у меня диабет. Инсулинозависимый. Это да. Тут, подруга, одними таблеточками не отделаться. Тут колоть всякую дрянь уже приходится. А еще мерить то и дело. Глюкозу, будь она не ладна. Знаешь, сколько тест полоски  нынче стоят?
- Подумаешь, диабет, -  с сарказмом отвечает ей худая. - Жрать надо меньше всего лишь.
- Жрать меньше?
В голосе  толстой сквозят горечь и обида. Видно оппонентка умудрилась задеть ее за самое живое.
-У меня язва, между прочим. Мне  часто есть медициной показано. Да что там язва. А недостаточность сердечная? -  распалившись начинает перечислять недуги она, - Жрать меньше.  А обструкция бронхов, а грыжа пупочная в десять сантиметров?
- Десять? Всего-то! Вот нашла чем удивить. У меня даже киста в интимном месте пятнадцать.
- Ох, ох, ох. И что это за интимное место такое, не напомнишь? В нашем возрасте, да будет тебе известно, самое интимное место — это желудок. Там где у меня язва в пять рублей жрать просит. Поняла, старая? А как тебе мой нефрит еще? Левая почка уже без паренхимы почти.
- Почти не считается. У меня вчера почти инсульт был и ничего, не жалуюсь.
Потихоньку конкурентки все больше заводятся. Толстая достает платок и стирая пот со лба выдыхает.
-  А артроз?
- Тромбоз,- кроет  худая.
- Склероз,- не моргнув глазом парирует толстуха.
- Педикулез, - отчаявшись, чуть ли не кричит ее оппонентка.
- Сама ты педикулез.

   Неизвестно чем бы закончилось дело- инфарктом ли, потасовкой, но тут дверь отворяется и из кабинета выходит симпатичная молодая докторша.
- Захарова.
- Свинка, - свистит во всю мощь легких толстая, не в силах остановиться, - В детстве.
- Сама ты свинка.
- Захарова есть тут?
Наконец до толстой доходит, что врач называет ее фамилию
- А… куда? - невнятно бормочет толстая, задыхаясь от возбуждения, и тяжело приподнимается с банкетки.
- Заходите, - говорит строго врач и добавляет. - Анализы ваши пришли. Неважные. В больницу, значит, будем вас оформлять.
Когда до толстой доходит суть сказанного терапевтом она бросает короткий торжествующий взгляд на худую, после чего, переваливаясь с боку на бок, скрывается вместе с врачом за дверью.
Лицо же худой вянет на глазах, и еще больше вытянувшись, начинает напоминать cобой кактус.
Нокаут.
Публично посрамленная спорщица растерянно смотрит по сторонам. Ей кажется, что все над ней потешаются, освистывают в душе, и теперь ничто не сможет смыть с нее позор.

  Но тут взгляд бабки свежеет, щеки румянятся, и она, хищно усмехнувшись, пододвигается поближе ко мне.
- А ты, молодой человек, зачем сидишь тут? - спрашивает худая, придирчиво осмотрев меня с ног до головы.
Я понимаю, бабке требуется сатисфакция и в качестве своего спарринг партнера она решила выбрать меня.  И это ее намерение, в  целом, не удивительно, ибо жизнь  нынче у пенсионеров такая, что только болезнями козырять и остается.
Ну а  я  что могу поставить на кон? Межреберная невралгия, хронический фарингит?
В общем, похвастаться мне пока в этой связи нечем, а доставлять удовольствие худой бабке  почему-то не хочется. Самолюбие, наверное.
- Да, так, - отвечаю я ей, как можно более печальным тоном и, махнув рукой, отворачиваюсь...