Второй. Глава первая

               
                Мелочи жизни
    
     Витюнька, так ласково его величала бабка Степанида, рос славным, забавным и необыкновенным малышом.
    
     И не потому, что он для всей многочисленной семьи был младшеньким, своим-родным.
    
     Даже соседи, иные – с недобрым взглядом, отмечали его недюжинный талант.
    
     Все у него начиналось с малого.
    
     Малец еще с пеленок прослыл необычным ребенком.
    
     И, если «простая» детвора, чтобы нормально расти и развиваться, требовала для себя не менее четырех объятий в день, то Витюньке нужно было кого-нибудь обнять самому, не менее десяти раз.
    
     Причем, малыш не просто обнимал, а нежно прижавшись к живому существу, что-то шептал ему на ушко, на своем «тарабарском» языке.
    
     И было неважно, кто предмет его заботы.
    
     Будь то родители и вся его семья, будь то животное, иль птица, рыба.
    
     И лишь к девяти месяцам отроду, когда он научился не только ходить и бегать, но и довольно сносно говорить, народ стал ясно понимать, что малыш нашептывал на ушко всякому.
      
     Причем слова его почти всегда сбывались.
      
     Уже с тех самых ранних пор мальчишке стал подвластен «живительный ореол», который ученые у нас зовут аурой.
      
     Обняв живое существо, он замирал на мгновение, прикрыв небесные глаза, а затем прерывистым шепотом произносил, делая пас правой ручкой, напоминающий животворящий крест: «Мелочи жизни! Пройдет!»
    
     Взрослые люди и даже дети, в изумлении отстранившись от него, спрашивали: «Мелочи? Да, что пройдет - то?»
    
     Малыш в ответ лишь улыбался и забавно помахивал рукой.
      
     Недаром у нас умные врачи говорят, что нет на свете абсолютно здоровых людей, а есть недообследованные граждане и гражданки.
      
     И вот, после объятий малыша, кто-то из них через пару-тройку дней замечал, что у него пропала хромота.
    
     А у иных исчезли боли в сердце, суставах, нет злополучной родинки, бородавки, перестали болеть зубы.
    
     Другие перестали заикаться, стали крепко спать.
    
     А у кого-то напрочь исчезли фобии.
    
     После объятий Витеньки хромать переставали кошки и собаки, нестись вновь начинала птица, вновь начала давать молоко коза или корова.
    
     Талант врачевателя у повзрослевшего Виктора был развит в закрытой специальной школе.
    
     К тридцати годам он возглавил секцию ЭКО и криобионики при отделении НИИ трансплантологии столицы.
    
     Автор надеется, что ему не свяжут «белы ручки» слуги «службы сатаны» за то, что он вольно-невольно приоткроет тайну: лаборатория, с той секцией ЭКО была укрыта в горах Алтая.
    
     А уж где, читатель волен сам предполагать.
    
     И к тридцати годам у Виктора открылась еще одна грань его непревзойденного таланта.
    
     Он мог предвидеть будущее.
    
     Причем будущее, которое касалось лишь его.
    
     Как правило, вначале, после удачной операции, во сне он видел то, что будет с ним, завтра, послезавтра, через неделю.
    
     И лишь в дни краткосрочных отпусков, в момент наивысшего релакса, он видел себя через года.
    
     Но, как он ни старался, дальше десятка лет заглянуть не мог.
    
     И вот, в один из отпусков на озере Байкал, увидел он себя летящим на каком-то воздушном судне.
    
     Причем, экипаж в нем отсутствовал.
    
     А он же, будучи в ВИП-каюте, лишь на мониторе отслеживал путь корабля.
    
     Судно, напоминающее автожир, на сумасшедшей, небывалой скорости, на автопилоте несло его к горам Алтая.
    
     Горный рельеф стал необычен, отсутствовала и сама тайга.
    
     Лишь всполохи электрических атмосферных разрядов да ужасающая темнота, прерываемая яркими вспышками света, дополняли беспокойный звук работы, на грани воя, счетчика Гейгера.
      
     После очередной вспышки адского взрыва, автожир, беспорядочно кувыркаясь в воздухе, стал стремительно нестись к горному хребту.
      
     В этот момент Виктор проснулся, с трудом успокаивая в себе возбужденный ум.
    
     Примечание: Продолжение следует