Canto two

СВЕТ ОЗАРИЛ МОЮ БОЛЬНУЮ ДУШУ. НЕТ, ТВОЙ ПОКОЙ Я СТРАСТЬЮ НЕ НАРУШУ

    К ЛГБТ-персонам Резерфорд относился с присущим большинству гетеросексуальных парней недоумением, поскольку ему нравились исключительно девушки и, даже обладая богатой фантазией, он не смог бы вообразить себя ласкающим another boy. Среди приятелей общительного Кастора было немало представителей секс-меньшинств, однако нежелание осуждать граничило с тотальным непониманием, как геи и лесбиянки удовлетворяют друг друга, ведь, согласно его представлениям, реальный кайф достигается лишь благодаря процессу введения пениса во влагалище. Склонный к максимализму юноша не имел представления о том, что любовные игры едва ли ограничиваются пенетрацией, а расширять свой кругозор this fellow не торопился, и сердце Тиберия осыпалось трухой, когда hermano пренебрежительно отзывался о мужеложцах, а гипотетическая вероятность склонить Резерфорда хотя бы к невинной шалости вроде взаимной мастурбации стремилась к нулю.
    В отличие от Лессинга Кастор девственником не являлся, успев набраться опыта с одноклассницей, заявившей во всеуслышание, что guy, прибежавший к финишу на экзамене по физкультуре первым, удостоится чести дефлорировать ее в закрытом на ремонт туалете, а Резерфорд привык быть всегда и во всем the best, так что, when brother, пофыркивая, рассказал Тиберию, как Джанелия, извиваясь, хихикала и голосила на весь этаж о том, как ей щекотно, безответно влюбленный парень, сжимая челюсти, проклинал эту похотливую сучку за то, что она стала first girl for Castor и терзался сожалением, что родился не просто юношей, но и родственником того, к кому неровно дышал, и это, of course, накладывало двойное вето на dreams, приход которых сопровождался болезненной эрекцией и еле сдерживаемыми порывами запрыгнуть на зевающего брата, потереться бедрами о его пах и, не слушая протестов, повалить на пол и предаться акту запретной amor, ф затем, оставив ошарашенного, потерянного Резерфорда переваривать случившееся, ворваться в бильярдную, сорвать висящее на стене ружье, зарядить его и снести себе полбашки, чтобы не мучиться от полных отвращения и ненависти взглядов любимого человека.
    - Хей, соня, просыпайся, - тормошил его every fucking morning успевший освежиться после пробежки Кастор. - Я приготовил тебе сандвичи, и они уже холодные как труп опоссума!
    Лессинг, тайком любуясь подсвеченным пробивающимися сквозь жалюзи soleil лицом сожителя, запихивал непотребные мысли в самый дальний ящик и включал режим «best friend», благодарный судьбе за opportunuty закинуть руку на плечо this beautiful boy, наслаждаться его дыханием, щекочущим шею, пока тот, понизив голос, нашептывал ему на ухо пданы, дабы родители не услышали, как часто их сыночек употребляет обсценную лексику. Позавтракав, парни, как правило, катались на велосипедах по полю, бросали камешки в ручей, что, огибая поселок, струился на северо-запад, чтобы впасть в мутноводный Грайн, получивший мировую известность вследствие распространения массовой культурой основанном на старохелльманском фольклоре поэме о златокосой русалке, сидящей на вершине скалы и при помощи своего дивного пения обрекающую на гибель рыбаков, чьи лодочки разбивались, поскольку никому не хватало сил сопротивляться чарам призрачной женщины, мстящей мужчинам за жестокие козни, оборвавшие жизнь ее ненаглядного рыцаря. Помнится, готовя в пятом классе сочинение на эту тему, Тиберий единственный в классе оправдал поступок коварной Лорелей и за нестандартное мышление получил от госпожи Кнопф единицу, освободившую его от годового зачета по литературе.
    После полудня, нарезвившись вдоволь, братья тусовались у бассейна, разделенного перегородкой на две части. Маслянисто поблескивающая вода так и манила окунуться, отрастить плавники и жабры, залечь на дно как камбала и смотреть на искаженное толщей of water небо, лавандово-серое из-за набежавших облаков и позволить думам лениво перекатываться в черепной коробке. Всплывая на поверхность, Лессинг переворачивался на спину, раскидывал конечности в разные стороны и, зажмурившись, представлял себя парящим в невесомости, в угольно-черном космосе, среди обломков гигантских метеоритов - свободным, не подчиняющимся ни гравитации, ни иным законам физики, словно он - квантовая частица, слишком крошечная, неуловимая  и независимая, чтобы вести себя так, как диктует this big and crazy world. Заботливый до жути Кастор всегда расстилал для него полотенце, дабы гостю не приходилось тащиться наверх по лестнице, оскальзываясь на ступеньках, поскольку приготовиться заранее к принятию солнечных ванн спонтанный Тиберий сподоблялся редко. Сам Резерфорд валялся на раскаленных sunlight досках и, залипающий в своем смартфоне gar;on старался не пялиться ни на обозначенную плавками выпуклость чуть пониже пупка, ни на подтянутый торс, и тем паче на массивные бедра, покрытые мелкими темными волосками.
    - Гляну, что есть в холодильнике, - отчитывался Лессинг, осознавая, что не comme il faut исподтишка таращиться на загорающего Аполлона. - Принести тебе фруктов?
    - Я с тобой! - всегда отвечал встрепенувшийся hermano и доверчиво протягивал  Тиберию palms, чтобы тот поиог ему одняться. Сей совершенно обычный жест моментально провоцировал у нашего героя прилив жара, а разгорающийся майским костром в Вальпургиеву ночь соблазн притянуть это чудо к себе, приголубить, зацеловать до смерти эти покрытые морщинками розовые губы, ощущая вкус его кожи, пахнущей лавандовым гелем для душа и молочным улуном, который его брат пил не переставая. Лессинг давил свою одержимость как колорадских жуков, но она опутывала склизкой сетью внутренние органы, прорастала через печень, легкие, сердце, почки, селезенку причудливыми цветами, чьи остроугольные лепестки подпитывались отчаянием, парализующим волю и превращали young man в застывшего манекеном funny doll with glass eyes, staring into emptiness.
    По вечерам, стоило только жалующейся на мигрень миссис Карр закрыться в своей комнате, предварительно вынув из духовки мясной рулет, Рудольф, потягиваясь как кот, спускался из своей мастерской в заляпанной красками футболке, Марготт, провалявшаяся in bed до заката, выпархивала в палисадник, обзванивала всех своих подруг, делясь свежими впечатлениями от прочитанного любовного романа, а Касти, широко расставив ноги, растекался на софе перед телевизором, в котором упакованные в деловые костюмы дяденьки и тетеньки рассуждали о глобальном похолодании, гуманитарных катастрофах и скончавшемся на восемьдесят восьмом году жизни профессора биологических наук, трудившегося над разработкой эликсира вечной молодости и бессмертия. Чудаковатый Дункан Вальдеррама, активно посещавший ток-шоу, заявлял6 что it is terrible, that human’s body столь хрупкое и недолговечное и обещал изобрести способ остановить старость, but свое дело этот затейник, увы, так и не завершил: его труп обнаружили полуразложившимся в крошечной ромулусской квартирке спустя четыре месяца after death, а разработки профессора присвоил себе нахально улыбающийся рыжеволосый парень, назвавшийся близким другом Дункана и, предъявив подписанную покойным стариком доверенность на имя Бонифация Торреса, уверил журналистов, что продолжит исследования в области геронтологии и, вероятно, презентует шокирующие доказательства победы над увяданием в ближайшие пять лет.
    - Думаю, он любовник Вальдеррамы, - ухмыльнулся Резерфорд-младший, закидывая ступни на колени примостившегося рядом Тиберия. - Зуб даю, прохиндей передаст все разработки гомериканцам, жадным до мирового господства и, прикупив виллу в Монтеаудио, будет устраивать оргии на яхтах и забудет о почившем патроне.
    - Полагаешь? - вмешался услышавший их беседу Рудольф. - Я намедни прочитал интервью Торреса научному изданию, и у меня сложилось впечатление, что паренек не так прост.
    - I don’t care, - лениво протянул Кастор, не замечая, как покраснели щеки троюродного брата, мысленно вертящегося как курица на вертеле и судорожно раздумывающего над тем, как извернуться, чтобы не обидеть родственника поспешным бегством отсюда, дабы никто не считал с его пунцовеющей физиономии зреющих аки яблоки в августе крамольных мыслишек.
    Налив себе розового шампанского, мистер Резерфорд спустился в полуподвал, и юноши снова остались одни. Переключившись на менее занудный канал, они убавили громкость и принялись обсужать свое будущее. Кастор собирался после окончания старшей школы взять тайм-аут и лишь на следующий год подать документы в один из колледжей Франции, поскольку с детства мечтал жить и работать в Париже. Лессинг приуныл, понимая, что совсем скоро их friendship сойдет на нет или, что намного хуже, ограничится пересылкой шаблонных поздравлений, а если his favorite brither женится на миловидной сокурснице и пригласит его на свадьбу, он точно совершит массовое убийство, закупившись динамитом и разнеся в щепки половину гребаной планеты.
    В ту ночь, тайком отведав пива, fellows, хихикая и обнимаясь, рухнули, не раздеваясь в постель, и мозг, упорядочивая все детали, вплоть до подпрыгивающего вверх кадыка, when Касти, запрокинув гнолову, пил послеобеденный лимонад, выдал полнейшую фантасмагорию, в которой его любимый брат стянул с него бриджи и вытворял руками неимоверные things, описывать в подробностях которые сравнимо со святотатством, ибо все, порожденниое необузданной фантазией, должно остаться неназванным, развеяться по ветру щепоткой сушеных трав, унестись за горизонт and nevermore не беспокоить пораженный разлагающийся от инфекции brain. Проснувшись раньше обычного, молодой человек легонько похлопад себя по чреслам, прогоняя morning wood, вызванный созерцанием посапывающего парня на соседней подушке и, запетив себе упархивать в заоблачные дали, где, снабженный правом do all he want, because it was his own Universe, выпил чашку каппучино, не особо вникая в трескотню Зенобии, чистящей микроволновку под льющийся из динамиков музыкального центра «Rammstein» и параллельно жалующейся покрывающей штрихами девицу в купальнике на обложке каталога невыспавшейся мисиис Резерфорд на неоправданный рост цен в связи с долбанным кризисом и безработицей, в которых, разумеется, виноваты проклятые гомериканцы.
    Дважды в неделю boys, оседлав красный мотоцикл Кастора, отправлялись в центр города и, крепко прижимаясь к разгонявшемуся до ста километов в час fratello, Лессинг, ощущая слегка напрягшийся пресс под своими ладонями, сминающими футболку fellow, давал себе право на короткое мгновение забыть обо всех условностях и впустить в burning in merciless fire разум двойника из параллельной реальности, познавшего сладость плотских удовольствий с харизматичным брюнетом, на автомате поправляющим растепанную прическу своему любовнику, выстанывающему his name в предоргазменных конвульсиях и доверчивым котенком засыпающющим плече Резерфорда after volcanic night. Колоссальная разница между двумя ипостасями одной личности, пребывающими в различающихся кардинально обстоятельствах, препятствовала их слиянию в единое целое, и если бы не самоконтроль, приютившее паренька семейство наверняка выдворило бы сбрендившего нахала из своего коттеджа, и Тиберию пришлось бы going mad in father’s flat, слушая чириканье любовницы отца, снующей по квартире в накинутой поверх неглиже рубашке Элайджи и прикидывающую, в какой цвет выкрасить стены спальни, чтобы они не напоминали о бывшей супруге мистера Лессинга.
    Тридцатого июня, когда короткий летний дождь закончился, едва успев начаться, Кастор вздумал прикупить себе новую пару обуви, и добродушно посмеивающийся Рудольф, всучив сыну кредитную карту, пошутил, что, чем длиннее стопа мужчины, тем больше его пенис и, зардевшийся как мак Тиберий, втиснувшись в кабинку к зовущему его повосетоваться брату, секунд двадцать залипал на аккуратные смуглые пальцы ног, проглядывающие сквозь ремешки сандалий и не смог вовремя загасить припадочно засверкавшую неоном картинку, где возбужденный до предела hermano, прогибаясь в пояснице, хнычет like a newborn baby, пока стоящий на коленях Лессинг, высунув кончик языка, медленно, дразня теряющего выдержку young man, облизывает пульсирующую розовую головку, упиваясь безграничной властью над партнером, а затем тот, схватив его за волосы на макушке, притягивает еще ближе, шипя от pleasure, и как только his lips тугим кольцом смыкаются вокруг big cock с развратным причмокиванием, alter Tiberius, эта грязная потаскушка, давясь слюной, sucked like a horny slut, вызывающе хлюпая ротовым своим отверстием.