Последний шаг

Часть первая

1

Утренние лучи, ворвавшись в оконный проём, разбудили Кейна и, переполнив его изнутри, вытолкнули наружу давно дремавший где-то в груди нечленораздельный радостный вопль. Никогда ещё Кейн не чувствовал такого наслаждения жизнью! А ведь ещё два дня назад он стоял на краю моста и собирался покончить с ней счёты…
Глядя на мутный поток, который через минуту должен был подхватить его безжизненное тело, он горько усмехнулся промелькнувшему в голове пошлому сравнению с потоком жизни, всё время проносящимся мимо...

За последний год на него обрушились все мыслимые несчастья. С работы пришлось уйти, невеста разорвала помолвку, друзья испарились, и даже родная мать бросала трубку всякий раз, как слышала его голос. Конечно, причиной большинства несчастий был сам Кейн, но ведь ничего особенного он не совершал. Все поступали так же и даже хуже. Однако всем это сходило с рук, а ему приходится расплачиваться… («за всех» - почему-то возникло в его голове). Он предпринимал попытки всё наладить, пытался всё забыть и начать сначала, но что-то гудящее и унылое теперь довлело над ним и превращало одинокое существование Кейна в кошмар. Жизнь продолжалась, но для него уже не было в ней места... Оставался последний шаг. Шаг с моста в мутный поток…

От этого шага его удержала обыкновенная серая крыса. Уже стоя на парапете, он увидел её – облезлую, мокрую, с дрожащим обрубком хвоста, с растерянностью и каким-то тупым безразличием вжавшуюся в край бордюра, и понял, что перед ним существо ещё более несчастное, чем он. И даже такого выхода как самоубийство она была лишена... Решительное мгновение оказалось упущено. Кейн сошел с парапета и без малейшего омерзения или страха взял крысу в руки. Бережно прикрыв её полой пальто, он побрёл домой.

Дома он вымыл крысу и завернул её в свой старый шерстяной носок. Ссыпав на блюдечко остатки чипсов из разбросанных по всей квартире пакетиков, Кейн предложил это незамысловатое угощение своей гостье. Та некоторое время продолжала приходить в себя, потом потихоньку выползла из носка и осторожно, словно с неохотой, принялась за еду.

Кейн с удивлением обнаружил, что смотрит на постепенное возрождение этого невзрачного существа с какой-то незнакомой и непонятной ему самому радостью, почти с восторгом. Ощущение липкого, вязкого тумана, из которого сознание Кейна уже отчаялось вырваться, постепенно рассеивалось, и его место занимала какая-то неотвратимая легкость. Кейну даже на минуту почудилось, будто тело его теряет вес, и чтобы не рухнуть, утратив контроль над собственными ногами, он опустился на кровать и схватился руками за её край.

Никаким мыслям о случившихся с ним несчастьях не удавалось проникнуть в голову Кейна. Сознание отказывалось воспринимать что-либо, кроме крысы, как-то совсем по-человечьи обхватившей обломок картофельного чипса и неторопливо его обгрызающей. Кейн даже применил усилие воли, чтобы вспомнить, что именно вывело его сегодня из дома и привело на парапет моста, но сознание только отмахнулось от попытки Кейна овладеть им. Оно напряглось и застыло, будто в ожидании какого-то грандиозного события, едва ли не чуда, которое вот-вот должно было свершиться… Но ничего не произошло. Только крыса отвлеклась ненадолго от своего занятия и посмотрела прямо ему в глаза. Её взгляд поразил было Кейна своей осмысленностью, но уже в следующий миг на него обрушилась усталость, накопившаяся за весь прошедший год. Руки его ослабели и больше не могли удерживать тело в вертикальном положении. Кейн обмяк и, повалившись на кровать, уснул, не успев даже как следует закрыть глаза…

2.

На следующее утро Кейн встал уже совсем иным. Ни усталости, ни липкого тумана в голове. Все стало как-то ясно и просто.

Разбудил его совершенно неожиданный звонок телефона, который уже неделю как был отключен за неуплату, да и без того целый месяц молчал. Первое, что увидел Кейн проснувшись, была крыса, спавшая в изголовье его кровати. Осторожно, чтобы не потревожить гостью, он встал, пересек комнату и поднял трубку. На другом конце провода раздавались короткие гудки...

Не вполне осознавая что делает, Кейн набрал номер матери…
Слово «прости», которое он произнес вместо приветствия, видимо в силу своей неожиданности, не дало разговору прерваться с самого начала. Повисла долгая пауза, сквозь которую Кейн скорее ощутил, чем услышал, что мать плачет.

– Сынок, – прошептала телефонная трубка и снова наполнилась напряжённым молчанием. Кейн поймал себя на каком-то давно забытом ощущении, и лишь потом до него дошло, что он тоже заплакал. Удивительно, за весь этот год он испытал чувства злости, досады, отчаяния, пустоты, но ни разу по-настоящему не плакал. Нет, слёзы были, но это были слёзы бессилия, жалости к себе, которые не приносили облегчения, а лишь раздражали. Они всегда сопровождались какими-то ему самому противными гримасами, судорогами лицевых мышц. Теперь же лицо его оставалось спокойным, а слёзы, точно переданные по телефонной линии от матери, заменили собой слова, которые они могли, но не умели сказать друг другу.

– Не плачь, мама. Я приеду послезавтра, только разберусь с делами.
Кейн медленно положил трубку и тут же снова схватил её в ответ на раздавшийся звонок. Однако на этот раз звонили в дверь.

На пороге стоял рослый детина, широко, но как-то глупо и слегка растерянно улыбаясь.

– Здорово, дружище! – сказал он с развязностью, какая возникает подчас в человеке от зудящего чувства вины.

– Ну, чего глядишь, будто не узнал? Не проснулся что ли? Ну, ладно, ладно… В дом-то пусти.

Кейн действительно не сразу узнал пришедшего. И только уже автоматически пожимая протянутую ладонь, он понял, кто перед ним. Этого человека Кейн вычеркнул из своей жизни полгода назад. Когда-то он считал его близким другом. Но после дурацкого увольнения, в тот самый момент, когда Кейн больше всего нуждался в поддержке, друг просто взял у него в долг все оставшиеся деньги и бесследно исчез. Его появление сейчас было для Кейна равносильно тому, как если бы вдруг ожила фотография из старого школьного альбома.

– Да ты что, совсем ошалел что ли? – вновь засмеялся посетитель-фантом, и даже, чтобы привести Кейна в чувство, слегка толкнул его в плечо.

– Ну да, да, – проиграл я твои деньги… Да и не только твои, потому и пропал. Сам знаешь, у них это серьезно... Но теперь всё уже! Отыгрался! На, держи! С процентами! – и парень прямо-таки вхлопнул в руку Кейна обёрнутую почтовой бумагой пачку, в которой по всей видимости были банкноты.

Кейн продолжал молча смотреть на посетителя. Ему вспомнилось, что именно он когда-то впервые усадил друга за карточный стол… Детина перестал улыбаться, тоже замолчал и некоторое время они стояли друг перед другом, не понимая, что делать дальше.

– Ты это… извини… – неожиданно тихим голосом произнес парень, – Я завязал, правда… Женюсь вот… Собственно, попрощаться пришел… Уезжаю…

– Да. Конечно. Всё в порядке, – наконец произнес Кейн и улыбнулся.
Помолчали ещё немного.

– Ну, пока…

– Пока. Удачи.

Бывший друг, несколько ссутулившись, повернулся, вышел, мимолетно оглянулся на пороге и грузно зашагал вниз по лестнице.

Кейн запер дверь, бросил пачку на стол и направился в ванную, с удивлением осознавая, что с этим человеком его больше не связывает ни любовь, ни ненависть, ни нежность воспоминаний, ни горечь предательства… Так, фотография из прошлой жизни.

И все-таки одно слово из их, если можно так сказать, разговора как-то зацепилось, застряло в голове у Кейна. Это было слово «женюсь». Стоя под душем Кейн вдруг понял почему. Оно напомнило ему о собственной невесте, которая разорвала помолвку вскоре после исчезновения друга и денег. Воспоминание почему-то совсем не ранило Кейна. Ему было даже как-то скучно думать об этом. Похоже, что все его страдания по поводу сбежавшей невесты были просто конвульсиями уязвленного самолюбия. Кейн рассмеялся. Ему показалось забавным предположение, что бывший друг должен жениться именно на ней…

3.

Когда же он последний раз принимал душ? Это оказалось так приятно, что прошло добрых двадцать минут прежде чем Кейн решился прервать безмятежное блаженство и взялся за мыло и мочалку. Но едва успев намылиться, он внезапно выскочил из ванны и, оставляя за собой скользкие лужи, помчался к столу. Кейн только теперь осознал, что случилось...

Говоря матери о необходимости разобраться с делами, он знал, что никаких дел у него нет и быть не может. Эти два дня ему понадобились, чтобы каким-то образом раздобыть денег. Последние недели Кейн провел в полной нищете. Он махнул на себя рукой и практически ничего не ел. Всё более-менее ценное из квартиры было давно распродано, да и сама квартира Кейну уже не принадлежала. По договоренности с новым хозяином ему было позволено оставаться в ней ещё два месяца, но срок этот скоро истекал.

К чести Кейна надо сказать, что во время разговора с матерью все эти обстоятельства совершенно вылетели у него из головы. Он и на секунду не задумался, в каком двусмысленном положении окажется, заявившись в отчий дом не имея ни работы, ни квартиры, ни денег. Всё его раскаяние грозило превратиться в вынужденное лицемерие приживальщика.

Но теперь решение проблемы лежало перед ним на столе. Деньги действительно были возвращены «с процентами». И с какими! По самым приблизительным подсчетам их должно было хватить на полгода нормальной жизни, включая аренду скромного жилья и возврат накопившихся долгов!

Не вдаваясь в подробные расчёты, Кейн отделил от пачки приблизительно треть и завернул её в обрывок почтовой бумаги, окончательно намочив и бумагу и деньги. Это он отдаст матери. Кейн попытался положить сверток в карман, но довольно скоро сообразил, что в фасоне его костюма карманов не предусмотрено. Он растерянно посмотрел на сверток, огляделся и почему-то засунул его под подушку. Остальные деньги продолжали лежать на столе беспорядочной кучей, но Кейн словно забыл о них. Он направился в ванну, по дороге поскользнулся и оказался сидящим в одной из оставленных им луж. Даже не пытаясь подняться, Кейн запустил пальцы в глубину намыленной шевелюры и закрыл глаза…

Все происходящее с ним походило на бред. Впрочем, бред – слово неправильное. (Ведь сознание у Кейна совершенно ясное, оно просто не совсем поспевает за стремительностью событий). Бредом была та жизнь в пелене тумана, которая закончилась вчера… Вчера? Для Кейна не было ничего более далёкого, чем воспоминание о вчерашнем дне. А может это был только сон? Или сон – то, что происходит сейчас? Что более реально – вчерашний бред или сегодняшнее чудо? Да, вот оно верное слово...

Крыса!.. Где же крыса?.. Она – ниточка, что связывает вчера и сегодня, она – доказательство реальности происходящих событий!.. Когда Кейн прятал деньги под подушку, крысы на кровати уже не было… Кейн прислушался. Сквозь шум воды, доносившийся из ванной, он ясно различил какое-то поскребывание и шуршание из-за шкафа. Она здесь. Всё правда.

Это почему-то успокоило Кейна. Он поднялся, прошел в ванную, быстро домылся, вытер за собой мокрые следы и лужи, нашел самую приличную из оставшейся у него одежды, привел её в порядок, оделся, отсчитал необходимое количество банкнот из лежащих на столе, рассовал их по карманам, остальное положил в пакет и спрятал на верхнюю полку шкафа...

Кейн отправлялся возвращать долги...

4.

На улице продолжался вчерашний день. Было так же промозгло и холодно, люди выглядели так же озабоченно и угрюмо. Но ни погода, ни поднятые воротники и вжатые плечи прохожих не могли разрушить затаившейся в Кейне радости. Внутри него волнами колыхался какой-то робкий, тихий восторг, и Кейн двигался по улицам города торжественно и осторожно, как бы опасаясь его расплескать. Увидев в витрине собственное отражение, он не выдержал и рассмеялся…

Словно не замечая унылого пейзажа, раздраженных и усталых людей, не обращая внимания на промокшие ноги и зябнущие от ветра уши, Кейн умудрялся выхватить взглядом из мутного потока улицы счастливые лица влюбленных, которым, как и ему, не было дела до погоды, горделиво вздернутый нос дворняги, важно семенившей куда-то вслед за хозяином, широко раскрытые глаза ребенка, зачарованно следившие за тем, как скользит по стеклу витрины капля…

Всего несколько часов спустя Кейн был уже свободен от бремени тяготивших его долгов. Он чувствовал себя так непривычно легко, что ему стоило труда сдержать себя и не пуститься вприпрыжку. Он был теперь совершенно новым человеком. У него не было ни долгов, ни работы (а значит ни начальников, ни подчиненных), ни друзей, ни невесты, ни квартиры. Завтра он уедет навсегда из этого города, а значит не будет ни знакомых лиц, ни знакомых улиц!

Поразительная вещь – то, что ещё вчера приводило Кейна в уныние, теперь было поводом для поросячьей радости! Вчера казалось, что ему не оставлено в жизни места, а теперь становилось ясно, что любое место в жизни – для него! Он заново явился в этот мир и будет изучать и осваивать его с нуля, как младенец!..
Так, а что же у него осталось? Осталась мать (это правильно – у каждого ребенка должна быть мать). У него есть деньги (это тоже отлично – они дадут ему чувство защищенности и беспечность, присущую детству). Что же ещё?.. Крыса! Да, как же он забыл о ней! Она теперь его талисман, его любимая игрушка, без которой он не сможет уснуть. Ведь на ней всё закончилось и с неё все началось!

Кейн почувствовал, что сознание начинает захлебываться в охвативших его эмоциях. Необходимо было остановиться и всё спокойно обдумать.

5.

На краю тротуара на аккуратно постеленной картонке сидел нищий. От ветра его защищал проеденный молью плед и надвинутая на середину лица вязаная шапка. Она закрывала глаза, и было трудно определить, бодрствует ли то, что находится под ней, или просто сомнамбулически дремлет, слегка покачиваясь, точно перекати-поле, зацепившееся за камень. Рядом с фигурой нищего лежала ещё одна картонка, на которую и рухнул Кейн, чтобы перевести дух. Минуту спустя, уже удобно расположившись на краю тротуара, он о чем-то вспомнил, повернулся к соседу и спросил:

– Свободно?

Вопрос прозвучал так, будто соблюдалась просто некая формальность, а на самом деле всем было очевидно, что картонка приготовлена именно для Кейна. Нищий ничего не ответил и продолжал мерно покачиваться взад и вперед.

Непонятно, что он делал в этой части города. Людей здесь было немного, да и те, что были, торопливо пробегали за спиной сидящего на краю тротуара человека. Вся его добыча составляла две мелкие монеты. И не мудрено. Железная миска нищего стояла перед ним практически на проезжей части. И чтобы опустить туда милостыню, надо было серьёзно постараться.

Кейн осмотрелся вокруг. Он ещё никогда не видел город с такого ракурса. Взгляд снизу… Ну да, это же и есть взгляд ребенка! С удвоенным любопытством он стал озираться по сторонам, делая это нарочито резко, как бы сознательно подчеркивая своё озорное состояние.

Вокруг все казалось незнакомым, но смутное подозрение заставило Кейна ненадолго прервать свое дурачество и неподвижно застыть, вглядываясь в рябь надвигающихся сумерек. На другой стороне дороги тянулась невысокая ограда, из-за которой доносился приглушенный гул, будто кто-то оставил в ванной комнате открытый кран. Но в отличие от ванной, гул звучал не из какого-то определенного места, а тянулся вдоль дороги вслед за оградой, вспыхивал эхом под аркой моста и затихал с другой стороны. Там внизу была река… Какой-то человек, навалившись всем телом на парапет, внимательно следил с моста за проносящимся мимо потоком…

Озорная пружина внутри Кейна сжалась. То самое место. Тот самый мост. А на мосту-то… Ба! Да не я ли это сам?.. Пружина выпрямилась и подбросила Кейна вверх. Он вдруг оглушительно свистнул и стал подпрыгивать и махать руками, посылая привет тому, кто стоял на мосту. Человек резко отпрянул от парапета, точно его застали врасплох на месте преступления, и поспешно зашагал прочь, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег…

Ну что ж, пожалуй, все призраки прошлого изгнаны – можно двигаться дальше.
– Простите за доставленное беспокойство! – сняв невидимую шляпу, Кейн картинно поклонился своему соседу, – С удовольствием поболтал бы ещё, но пора отправляться к новой жизни! – тут он ещё раз окинул взглядом окружающий его унылый пейзаж, – Я бы даже сказал, в определенном смысле в иной мир…

Тут изнутри сидящей на краю тротуара фигуры прозвучали слова. Звук исходил не из-под шапки, как того следовало ожидать, а откуда-то действительно изнутри, словно у чревовещателя. Честно сказать, до этого Кейн не воспринимал нищего как нечто одушевленное, и потому сначала был ошарашен самим фактом наличия у того дара речи. Слова же дошли до Кейна лишь спустя несколько секунд, как бывает, когда собеседник далеко, и звуку приходится преодолевать расстояние.

– Заплатить надо.

– Что? – смысл сказанного достиг сознания Кейна с ещё большим опозданием.

– А! Конечно! Никаких проблем! – Кейн заботливо поправил картонку, на которой только что сидел, сдунул с неё воображаемые пылинки и запустил руку в карман.

– Держи, брат! – Кейн ссыпал в миску все имевшиеся монеты и аккуратно накрыл их самой крупной из своих купюр, – Было приятно иметь с тобой дело! – и положил на купюру камешек, чтобы её не унесло ветром.

Нищий не выглянул из-под шапки, не произнес ни слова – он продолжал как и раньше мерно покачиваться.

Кейну вдруг захотелось обнять его, да и всякого, кто проходил мимо. – Дорогие мои! Как здорово, что я больше вас не увижу! – Но он благоразумно сдержался и широкими шагами направился к дому.

Его ноги захватывали пространство большими кусками, а руки напротив, широко раскидываясь по сторонам, словно разбрасывали наполнявшую Кейна уверенность, жажду жизни, восторг неукротимого движения вперед. И он победил! Сумрачная, туманная атмосфера мегаполиса с позором бежала и уступила дома, улицы и всех обитателей города мягким лучам оранжевого предзакатного солнца.

 
Часть вторая

6.

... Утренние лучи, ворвавшись в оконный проём, разбудили Кейна и, переполнив его изнутри, вытолкнули наружу давно дремавший где-то в груди нечленораздельный радостный вопль. Никогда ещё Кейн не чувствовал такого наслаждения жизнью!
Он бодро вскочил с кровати и стал укладывать свои немногочисленные пожитки. Это не заняло много времени. Всё его хозяйство уместилось в маленькую дорожную сумку, с которой он когда-то приехал покорять большой город.

Обшарив квартиру, Кейн выгреб из углов мусор и сложил его в полиэтиленовый пакет. Туда же он запихнул увесистую пачку писем, которую обнаружил в почтовом ящике вчера вечером. Все эти письма были ответами на резюме, разосланные Кейном во всевозможные конторы, организации и фирмы в надежде найти работу. Он рассылал их в течение всего года, и лишь пару раз ему недвусмысленно дали понять, что в его услугах не нуждаются, а в остальных местах обещали подумать, что было, конечно, тоже лишь вежливой формой отказа. И вот теперь все они что-то надумали!.. Большинство ответов были положительные, в чем Кейн и не сомневался. Он уже привыкал к новым законам своего бытия.

Самым удивительным в них были не происходящие с ним чудеса, а то, что он теперь всегда знал, как ему поступить. Любого смутило бы обилие заманчивых предложений, так внезапно на него обрушившихся. Но Кейн твердо знал, что решение уехать из города и порвать все связи с прошлым — единственно верное. Откуда он это знал и почему это так — было непонятно ему самому.

Точно так же, как вчера он сам не мог бы сказать, что побудило его свернуть с намеченного пути и потратить целые полчаса на починку велосипеда для незнакомого мальчишки, который даже не просил его об этом, а просто растерянно стоял над своей перекосившейся машиной. Но именно благодаря непредвиденной задержке Кейну удалось застать дома одного из своих кредиторов. Тот уже две недели как переехал на другую квартиру, и лишь случайно в это самое время заехал по старому адресу проверить почту.

Для Кейна постепенно становилась очевидной связь того, что с ним происходит и его собственных поступков. Но это почему-то вовсе не удивляло его, а казалось совершенно естественным, как то, что втягивая воздух, он получал возможность дышать, а переставляя ноги – двигаться в пространстве.

Ещё один полиэтиленовый пакет понадобился Кейну, чтобы уложить в него деликатесы, которые он накупил вчера для крысы. Сам он давно привык обходиться почти без еды, да и не до неё ему было. Крыса тоже не проявила особого аппетита и ограничилась половиной яблока и кусочком кунжутной лепешки.

Для самой крысы Кейном была приготовлена закрытая дорожная корзина в виде домика с трубой и занавесками на маленьких окнах. Предстояло ехать в общественном транспорте, и человек с крысой за пазухой вряд ли мог рассчитывать на доброжелательность попутчиков и контролёров. Крысу новое жилище, похоже, тоже устраивало. Она забралась в дальний угол корзины и спала, уютно свернувшись калачиком. Кейн на всякий случай накинул крючок на дверцу корзины, чтобы потом не искать крысу где-нибудь за шкафом, и отправился выносить мусор...

Когда он вошел обратно в подъезд, там находился какой-то нелепый тип. Было похоже, что он потерял всякую координацию, и каждый шаг давался ему с необыкновенным трудом. Сначала Кейн решил, что незнакомец пьян. Но спиртным от него не пахло. Одет он был солидно: недорогой, но весьма приличный и даже нарядный костюм, со вкусом подобранный галстук в косую полоску, в руке аккуратный, хотя и немного запачканный портфель... Однако нелепость его облику придавало обескураживавшее несоответствие в деталях. Было видно, что пиджак недавно тщательно выглажен, но характерные помятости и пятна на спине наводили на мысль, что последнюю ночь в нем спали. Изящный треугольник носового платка задорно торчал не из нагрудного кармана пиджака, как было ему положено, а из бокового. Начищенные до блеска ботинки были перепутаны местами, а один из них зашнурован "вверх ногами", то есть шнуровка начиналась сверху, а бантик находился внизу. При всем этом незнакомец был тщательно выбрит, аккуратно пострижен и даже слегка спрыснут каким-то дорогим приятным парфюмом.

На наркомана человек тоже не был похож. То, что происходило с ним, скорее напоминало какую-то странную болезнь. Когда он пытался сделать движение рукой или ногой, те сначала произвольно выбрасывались в какую-нибудь сторону, словно стремясь убежать от хозяина, и лишь потом с усилием подчинялись слабым приказам нервной системы и, как слепые, нащупывали предписанное им направление. Вообще движения частей тела странного господина были слабо согласованы. Однако он каким-то образом умудрялся продвигаться в избранном направлении.

Задержавшись на мгновенье у лифта, человек видимо здраво оценил свои возможности попасть в кнопку вызова, после чего направился к лестнице и начал медленное и замысловатое восхождение. Первым побуждением Кейна было помочь бедолаге вызвать лифт и проводить его до нужной квартиры. Но потом стало неприятно от перспективы оказаться в тесном замкнутом пространстве с человеком, не владеющим собственными конечностями, и Кейн, переждав минуту, сел в лифт один и поднялся к себе.

Ещё раз на всякий случай обойдя квартиру, он накинул куртку и, присев на корточки рядом со своими вещами, собрался с духом, чтобы сделать последний шаг, отделявший его от новой жизни.

7.

Вдруг на лестничной площадке что-то грохнуло, а через секунду в нижнем углу двери послышалось царапанье. Внутри домика-клетки очнулась его обитательница и заметалась, ища выхода.

"Видимо, соседская собака учуяла крысу", – подумал Кейн, поспешил отнести корзинку подальше от двери, к ванной комнате, и даже инстинктивно приобнял ее, как бы заслоняя собой крысу от опасности.

Царапанье прекратилось, но теперь в дверь постучали. Правда как-то странно – громкие уверенные удары перемежались с робкими и еле слышными, будто у стучавшего внезапно кончались силы. Потом раздался ещё один удар посильнее – Кейну показалось, будто ударили ногой, – и снова внизу раздалось поскребывание. Крыса всё так же продолжала метаться.

"Похоже, собака с хозяином", – решил Кейн, закрыл домик с крысой в ванной, и направился к двери. Он даже не пытался представить, кто бы это мог быть. Последние события приучили его, что реальность непредсказуема.
Снаружи никого не было...
 
И только когда Кейн уже закрывал дверь, он увидел, что ошибся. Вдоль стены лицом на придверном коврике лежал человек. Его рука, приподнятая чуть выше головы, продолжала скрестись в том месте, где только что была дверь.

– Что с Вами? – Кейн бросился поднимать незнакомца, и тут же узнал в нем нелепого типа, с которым недавно столкнулся в подъезде.

– Он... здесь? – с трудом выдавил из себя субъект, едва только с помощью Кейна встал на ноги.

– Кто? – машинально спросил Кейн, продолжая поддерживать собеседника, готового в любую минуту свалиться снова.

Тот посмотрел на Кейна невидящим взглядом, и вместо ответа проурчал что-то невразумительное.

– Погоди-ка, приятель, – Кейн втащил незнакомца внутрь, закрыл дверь, прислонил его к стене и побежал на кухню за стулом...

Когда он вернулся, то увидел, что с гостем произошла разительная перемена. Он сидел на полу, обхватив руками колени, и внимательно смотрел по сторонам. Его взгляд был совершенно осмыслен, а жест, которым он решительно отверг предложенный стул, не оставлял сомнений, что теперь все члены находились в полной его власти. Правда сил у незнакомца по-прежнему было мало, и когда он начал говорить, то Кейн отметил, что тот едва открывает рот, и перед каждой фразой какое-то время молчит, будто собираясь с духом, и морщится, как от изжоги.

– Ты что-то дал ему?

– Кому? – снова не понял Кейн.

– Ты должен был ему что-то дать... Чтобы он тебя признал... Что-то, что всегда было только твоим... Игрушку, рисунок, носок, перочинный ножик, молочный зуб...
– Молочный зуб? Носок? – недоуменно спросил Кейн.

– Если его никто другой не надевал.

– Слушай, может тебе воды принести?

– Не надо. Если есть, чего-нибудь кислого. У нас другой щелочной баланс...
Кейн не стал задавать вопросов. В холодильнике на полке валялась старая лимонная корка. Больше ему ничего в голову не пришло...

Незнакомец впился в корку, ему немного полегчало, он откинулся к стене и вздохнул:

– Я так долго жил среди людей... Вот и решил, что смогу... жить как человек... Кретин...

– Судя по Вашей одежде, Вы живете вполне по-людски, – теперь, когда незнакомец, по-видимому, пришел в себя, Кейн снова стал обращаться к нему на Вы и попытался пошутить.

– Дураки! Какие же вы дураки! - с неожиданным презрением прошипел пришелец, поморщился и снова впился зубами в корку. Вдруг, также внезапно, он умоляюще посмотрел на Кейна и заискивающим тоном почти пропел:

– Верни мне его! Побаловался немного, и хватит... Ну, зачем он тебе? Вы ведь и сами все умеете решать... А я без него погибну... Мы без них не можем...

– Простите, я все-таки ничего не понимаю. Может, вызовем врача...

– Да перестань уже! – резко оборвал его незнакомец и отшвырнул корку так, что она ударилась о стену, отскочила назад и упала рядом с его ногой, – Врач тут ни при чем! Все ты прекрасно понимаешь!

– Стоп, стоп, стоп! Не надо на меня орать, – Кейн решительно уселся на стул и приготовился к объяснениям. – Начнем сначала. Во-первых, кто ты такой?

Его визави неестественно накренился и зажмурился, словно от страха. Похоже, эмоциональный порыв опять лишил его возможности управлять своим телом.

– Нет, нет... Не успею я... И какая разница... Он здесь, я знаю... Я чувствую, он где-то рядом... Я только потому... Я потому только и могу хоть что-то говорить...
Вдруг он выпрямился и открыл глаза.

– Ты что, правда не понимаешь? – произнес он твердо и так осознанно, что у Кейна мелькнула мысль, не притворяется ли он.

Не дожидаясь ответа, незнакомец почти перпендикулярно телу наклонил голову набок, снова закрыл глаза и продолжил:

– Ладно... Времени нет... У меня минуты три осталось, не больше... Так... Я – не человек... Нас много... Это в сторону... Вы сами не понимаете, чем одарены... Мы несопоставимо выше вас... Наши возможности почти безграничны... У нас все получается... У нас нет всех этих ваших мерзостей... Но мы вам завидуем... Мы не способны сами принимать решений. Каждому из нас необходим он... Удерживающий... – тут незнакомец снова что-то проурчал, – Я не знаю, как объяснить на вашем языке!.. Он может выглядеть как угодно... Он ничего сам не умеет, но благодаря ему мы всегда знаем, что делать, как поступать... Ты же видел – я без него шагу ступить не могу... Буквально... Мы вместе с самого рождения... Как же я его ненавижу! Я всегда мечтал от него избавиться!.. Самое ужасное, что он всегда прав!.. Там на мосту... Было правильно – одолжить его тебе... Я здесь давно... И мне, дураку, показалось, что я смогу... Такой случай бывает один раз в жизни... И вот, я получил вашу свободу, а теперь от неё умираю...

Вдруг из ванной раздалась отчаянная возня крысы. Незнакомец очнулся, выпрямился и сосредоточенно уставился в одну точку – в сторону Кейна, но как-то мимо. Его следующие слова прозвучали как вопль, только звук был сильно приглушен, и лицо вопиющего сохраняло полную отрешенность.

– Пожалуйста!.. Иначе все!.. Энтропия... Распад... Конец... Я должен к ней прикоснуться... Чтобы восстановить связь...

Это неожиданно возникшее местоимение женского рода отогнало от Кейна все сомнения, и он опрометью кинулся в ванную.

8.

Домик был повален набок, но дверца не открылась, и крыса все ещё находилась внутри. Почуяв Кейна, пленница слегка поутихла, но по-прежнему продолжала свою возню.

Кейн знал, что ему надо было делать... В том-то и дело... Знал!.. Но сначала он должен был понять... Преодолевая себя, Кейн подошел к раковине и открыл кран. Вода заглушила шум, который издавала крыса.

...Прежде всего, это – несусветная чушь... И Кейн тут же ясно представил себе разумное существо, лишенное выбора между правым и левым, между движением и покоем, между добром и злом... Оно всегда поступает так, как это лучше для него и для всех. Решения за него принимает кто-то другой. Вся его жизнь, все его поступки обусловлены чьей-то чужой волей... Его разум - лишь пассивный наблюдатель, исполнитель... А самое главное, что выбирать-то оно и не умеет... Это непреодолимый кошмар?.. Или счастье?

Кейну вспомнились минута за минутой последние два дня его жизни. Нет, это не было пленом, рабством, подчинением чужой воле. Наоборот, это было освобождение, радость, окрыляющая уверенность в собственных поступках, какой он, пожалуй, не испытывал ещё никогда. А теперь выходит, что всё это произошло благодаря крысе?.. Чушь какая-то!.. Каждый его шаг был ему предельно ясен... Откуда бы? Всю свою жизнь он сомневался. Оттого-то, вероятно, и судьба его не складывалась... Неправда! Да, он чувствовал, что должен поступить так, а не иначе, но разве окончательное решение он принимал не сам? Разве не мог он поступить по-другому, не так, как подсказывал ему неведомый голос?..

Однако он рассуждает так, будто поверил уже всему этому бреду... И Кейн вынужден был сознаться, что поверил. И не просто поверил – он знал, что все это правда. У него на полу в прихожей сидит несчастное существо, которое вот-вот погибнет, если он немедленно... Кейн схватил клетку. В нем не было никаких сомнений... Но он заставил себя остановиться. Так... Значит, он, Кейн, должен добровольно отказаться от счастья, которое буквально держит сейчас в руках, и снова погрузиться в пучину того беспросветного ужаса, что преследовал его весь этот год?

Кейн заглянул в окошко домика-корзины. Он наткнулся на встречный взгляд. Крыса тяжело дышала, изможденная своими метаниями. Её взгляд был по-человечески внимателен и наполнен, хотя Кейн так и не смог понять, что он выражает. На мгновенье ему показалось, что это не она, а он сидит в домике-клетке, и что это не он, а она изучающе заглядывает к нему в окно...

– Ну нет!.. Мы ещё посмотрим, кто из нас человек! – прохрипел Кейн и решительно поставил домик обратно на пол. Крыса тут же заметалась с такой силой, что грохот перекрыл шум воды из крана в раковине.

– Ничего, – сказал Кейн и на полную повернул ручку душа.

"Теперь ты должен перехватить шланг и направить его в другую сторону" – ясно раздалось у него в мозгу.

– Покомандуй ещё! Удерживающий! Меня не удержишь! – огрызнулся Кейн, и тут же его окатила струя холодной воды из заметавшегося по ванне душа...

9.

...Кейн стоял в коридоре, прислонившись к закрытой двери ванной комнаты, а с его одежды стекала на пол вода.

Неужели человек это только свобода воли, свобода выбора?.. А как теперь ему жить, подозревая любую свою мысль в посягательстве на свою же свободу?.. А может, и мысль не слушаться этого голоса тоже кто-то нашептывает?..
 
Решено. Крысу надо отдать. ...Возражений изнутри не последовало.

Кейн выбежал в прихожую, крича на ходу:

– Я не понимаю, о чем вы тут говорите! Нет у меня никого! Она моя!..

На придверном коврике лежал шнурок. Он словно все ещё находился в ботинке, только бантик у него был почему-то внизу. Неподалеку валялась сухая лимонная корка со следами зубов незнакомца...

Кейн поднял шнурок, зачем-то развязал его и положил в карман. Медленно прошел дальше, заглянул в комнату и прислушался. Сквозь шум воды, доносившийся из ванной, он различил какое-то поскребывание и шуршание. Крыса все ещё была там. Он направился в ванную, но по дороге поскользнулся в одной из натёкших с него луж.
Когда он попытался устоять, то наступил на лимонную корку, и чтобы не рухнуть, утратив контроль над собственными ногами, опустился на кровать и схватился руками за её край. Но руки его ослабели и больше не могли удерживать тело в вертикальном положении. Кейн обмяк и, повалившись вниз, стал падать куда-то сквозь липкий туман... Шум воды из ванной комнаты тянулся вдоль дороги вслед за оградой, вспыхивал эхом под аркой моста и затихал с другой стороны... Мимо промелькнула, покачиваясь, вязаная шапка нищего, которая голосом чревовещателя прогудела: "Заплатить надо...". Камешек свалился-таки с купюры, и та, подхваченная порывом ветра, на секунду залепила Кейну глаза... "Это я отдам матери" – подумал он... Городом овладело оранжевое предзакатное солнце, весело трезвонил велосипедный звонок, кто-то стоящий на набережной свистел, прыгая и махая Кейну руками...
Навстречу неумолимо приближался мутный поток...