2. Вторая богоискательская экспедиция

 Дневник
   
«Меня зовут Лорк. Минула всего лишь неделя моего быта, а я уже смертельно устал. Устал от скуки и однообразия такого бытия. Так, что мне захотелось обратно в небытие. В уютную ванну с жидким азотом. Но до конца смены, оставалось ещё двадцать дней и ровно столько же ночей. По земному времяисчислению. Мы дежурили посменно, один месяц в году, поскольку наш «Грустный Ковчег», нельзя оставлять совсем бес присмотра. Мало ли, что может случиться и не потому ли вернулась первая экспедиция, что целиком доверилась технике и искусственному интеллекту?

У дежурного две задачи. При необходимости скорректировать курс и присмотреть за выводом из анабиоза сменщика. Ну и если понадобится, воскресить весь экипаж. Всё остальное от праздности. Можно писать стихи, вести дневники, писать картины, сочинять музыку или вязать носки. Можно выпиливать лобзиком, вышивать крестиком, но только теоретически, поскольку занятия не имеющие общественно полезного значения не приветствуются.

Лобзик, конечно, не фрезерный станок, но всё же, какую никакую массу имеет, а каждый атом материи требует для своего перемещения в пространстве и времени, дополнительный квант энергии. Сам я в этом разбираюсь слабо, поскольку не физик, а гуманитарий, но правила существуют вопреки некоторым заблуждениям для того, чтобы их соблюдать. Поэтому я веду дневник, а когда не о чем писать, сочиняю стихи. Лирические, иногда сатирические, ещё реже патриотические, о своей Родине. Нахлынут бывает, от безделья воспоминания детства и юности, вспомнишь стерильный запах дезинфицированной атмосферы, ровные геометрические фигуры искусственных облаков и яркий серп Солнца над ними, стада клонированных морских коров и стаи гигантских, бескрылых дронтов. Родной дом, если можно так назвать, самоизменяющуюся, живую мебель под гигантской секвойей и две кнопки, красную и зелёную, на её стволе. Собственно, кнопки то и не нужны, поскольку дожди идут строго по расписанию, и под это расписание работает программа уборки «помещения». Но иногда, когда лень делать уборку, программу можно отключить и во время дождя, нажать зелёную кнопку. Тогда защитное поле над секвойей сворачивалось и дождь беспрепятственно смывал пыль с самоизменяющейся мебели.
А то вспомнишь, как мы все чуть не погибли. До сих пор страшно и волосы встают дыбом. Что-то не сработало тогда у двигателей – корректоров всепланетного защитного экрана, заслонявшего три четверти Солнца. Лет мне было около двенадцати, но я хорошо помню как тонкий серп Солнца вдруг начал расти, медленно, но очень упорно, к полудню он даже достиг размерами и формой месяца недельной, после новолуния, спелости и продолжал расширяться, пока не зашёл за горизонт. Температура воздуха подскочила так, что пожухла трава, на секвойе пожелтели и посыпались вниз хвоинки, а реки едва не закипели. Все по тревоге попрятались в подземных убежищах, а мне стало любопытно, до тех пор, пока на голове не затрещали волосы, и не запахло подгорелым молоком. Но в это время взбесившееся Солнце уже уходило за горизонт в западное полушарие. Я только успел увидеть, как в небо взмыли четыре челнока аварийной службы, а потом узнал, что один из девяти атомных двигателей Зонта, как называли Большой Всепланетный Экран, вышел из строя, и его пришлось ремонтировать вручную.

Дело в том, что я родился и вырос на Меркурии, тогда уже освоенном и обжитом. А жить там возможно, только под гигантским солнцезащитным экраном – Большим Надпланетным Зонтом, который двигался в нижнем космосе, так слажено с вращением планеты, что над любой её точкой в дневное время виднелся лишь тонкий серп светила. Потому и само Солнце выглядело месяцем, поскольку девяносто процентов его диска закрывал экран из тончайшей, жаростойкой, светонепроницаемой плёнки.

В общем, тогда обошлось… Но подобные казусы случались крайне редко. Жизнь на Меркурии протекала довольно однообразно, впрочем, как и на других освоенных планетах. Труднее всего жить на Юпитере. У нас, на Меркурии, можно скакать кузнечиком или порхать бабочкой, притяжение так мало, что одним прыжком, можно взлететь до середины секвойи, а юпитерианцам приходится носить внешние корсеты и едва передвигать ногами из-за чудовищной тяжести своих собственных тел. Но выбирать особо не приходилось, Марс перенаселён. Земля, после Всемирной Войны, не пригодна для жизни. И если бы к началу Всемирной Войны, не появились колонии на Марсе, человеческий род давно прекратил бы своё существование.

Я бы наверное, ещё долго вспоминал своё прошлое, экскурсию на нашу праматерь Землю, непригодную для жизни из-за высокой радиации, населенную  прекрасными, желтокожими мутантками, которые размножаются партеногенетическим путём и рожают только девочек, но никогда не отказывают забредшим к ним мужчинам. И вспомнил бы труднопроизносимые имена, с кем мне приходилось вступать в контакты, если бы мои мысли не прервало некое подобие движения по ту сторону иллюминатора. Будто абсолютная чернота немного просветлела. Я протёр глаза. Да нет показалось. И уже было вспомнил имя первой своей мутантки, как снова за иллюминатором возникло Нечто. Такой призрачный бублик, внутри чернота, чернее космической. А вокруг чернота с серым оттенком, и по ней, иногда,  пробегают тусклые искорки, будто издыхающие светлячки. 

 – Это не бублик, – ясно прозвучало в моих мозгах. – Это мой нимб. А в нём мои мысли. Раньше он сиял ослепительным светом, а теперь поник. А я – Бог. Вернее, Бывший Бог. Вернее то, что от меня осталось. Пятьдесят миллиардов лет тому назад Вселенная начало сужаться и устремилась к Большой Чёрной Дыре. Я помню последние дни перед тем как нас распылили. Как исчезали звёзды с небосклона, одна за другой, будто метеориты с огненным хвостом, летели в нечто, чтобы погаснуть. Как срывались листья с деревьев, но не падали, а уносились вверх и там исчезали, как люди ходили днём гигантскими прыжками, а ночью едва передвигались или лежали многопудовыми тушами придавленные чужой гравитацией, исходящей с противоположной стороны планеты.. А утром и вечером ходили под наклоном в сторону притяжения Дыры.

Наша цивилизация нашла проматерию, ту из которой состоит Ничто. Нескольких наших гуманоидов самого высокого интеллектуального ранга разложили на частицы проматерии и наделили единственной функцией – стремлением к воссоединению. Это для того, чтобы пройти через Великую Чёрную Дыру, на другую сторону Сущего, а потом, после Большого Взрыва, частицы могли соединится в одно целое. Да вот беда, некоторые из них потеряли ориентировку и воссоединились с чужими субъектами, в результате чего у меня образовалось три головы, а у моего напарника не осталось ни одной. Ну ничего, в конце концов, мы приспособились.

 – А что тебе надо от меня?

 – Я хочу, чтобы ты в меня поверил.

 – Так я и так поверил. Я же тебя слышу и почти вижу.

 – Э, это вы все так говорите, а потом бежите к психиатру, или хуже того, всё увиденное списываете на сон или белую горячку. Я хочу, чтобы ты был моим проповедником.

 – А ты можешь доказать, что ты не белая горячка? Я же выпил, правда совсем немного, но может быть водка была отравленной.

 – Хорошо, записывай: Через Двенадцать земных суток ваш ковчег попадёт в сгусток отрицательной нематериальной пустоты. А затем сорок восемь часов, потеряв скорость, будет двигаться с минимальной скоростью. А потом вы собьётесь с курса, и помочь вам смогу только я. Но при условии, что вы согласитесь с моим предложением.

 – Ну, положим… А зачем тебе, чтоб я поверил?

 – Пока в меня кто-то верит и помнит, я жив. Но верить недостаточно, мне надо, чтобы меня возлюбили и трижды в сутки молились.

 – Как это, молились? – недоумённо спросил……

 – А это значит, трижды в сутки молились, то есть обращались лично ко мне в устном виде. Когда мне молится один человек, я обладаю силой одного человека. Когда молится десять, я обладаю силой десятерых. А когда миллион, я обладаю силой миллиона. Раньше я обладал силой  миллиардов людей.

 – А как так получилось, что ты потерял силу.

 – Это длинная и грустная история. Слушай...

Продолжение следует:http://proza.ru/2023/06/24/818