Заграничная командировка

          Вы, когда-нибудь, получали пулю в живот?! Нет, вопрос задан несколько неверно. Правильнее, наверное,  будет вот так, - Вы когда-нибудь получали пулю в живот, заранее твёрдо зная, что получите её, и именно туда! Речь не идёт о получении её в бою, или при исполнении, всем понятным, служебных обязанностей, и прочих, подобных, обстоятельствах. В этом случае, Вы, как минимум, заранее, то есть заблаговременно, знаете, что вполне можете её словить, хотя и не обязательно! В нашем случае, мы поведаем Вам историю, когда это случится обязательно, и даже будет довольно точно известно, когда именно.
         Дело было в одной небольшой азиатской стране, и чтобы не утруждать Вас деталями, скажем прямо, - страна эта расположена на полуострове Индокитай. Вы легко найдёте его на карте мира, даже по названию, то есть, между Индией и Китаем. Или, по-нашему, по-морскому, - с запада он омывается водами Бенгальского залива и Андаманского моря Индийского океана, а с востока омывается водами двух заливов: Сиамского и Тонкинского, Южно-Китайского моря, но, уже Тихого океана.
         В те времена, офицеры советского военно-морского флота (и не только) проходили службу в самых невероятных местах (в том смысле, что они были достаточно далеки от моря, и вообще были с ним связаны очень даже опосредованно). Это сейчас, имеются всякие там частные военные компании, а тогда с этим (надеюсь для Вас по понятным причинам) было проблематично. Но задачи возникали всякие, иногда даже (мягко говоря) очень деликатные, и их надо было решать.
         Поэтому, как мы там оказались, и решение, каких задач было возложено на нас высоким командованием, - мы опускаем. Переходим сразу к делу. Взяли нас с напарником (обойдёмся без имён и званий) рано утром. Взяли тихо, профессионально, как говорится, - почти «без шума и пыли». Да, мы особо и не сопротивлялись.  Во первых,  такой  вариант,  нашего  прохождения  службы, заранее предусматривался, а во вторых, - ни каких документов при нас никогда не было, от слова вообще! Ну, может быть, за исключением небольшого кусочка картона с личной фотографией, не читаемой печатью и записью, что мы, дескать,  местные геологи. Сами понимаете, - липа чистейшей воды.         
         Чтобы было понятно, что значит «особо не сопротивлялись», это означало на практике, что первых трёх нападавших мы быстро побили (скорее всего, нам просто дали такую возможность), а потом, оставшиеся человек десять мордоворотов, просто скопом, разом навалились и, чуть нас помяв, связали. Все кости наши, и даже косточки были целы, а помятый вид и пару синяков, не в счёт! На головы одели мешки, но, не грязные и вонючие, кляпы не вставляли, а до машины вели под руки, а не гнали прикладами и пинками, и даже, в грузовик закинули не как дрова, а аккуратно положили. Правда, сверху придавили чем-то тяжёлым, но, было очевидно, что похитители вполне представляют себе, с кем имеют дело, и убивать (по крайней мере, пока), не собираются. Не густо, но, всё-таки!
         До места ехали не менее двух часов (по местным меркам, далековато). По прибытию, нас аккуратно достали, поставили на ноги и отвели в помещение. Мешки сняли, и мы остались вдвоём. Осмотрелись. Пол, потолок, стены, дверь, - больше ничего. Серые бетонные стены и высокий потолок, недавно выбеленны, окон нет, бетонный пол отциклёван до блеска, массивная высокая деревянная дверь.  Вверху двери, через не большое окошко (с кулак), в помещение, больше похожее на пенал, проникает яркий, явно искусственный, луч света, - ну, точно не фанза в джунглях. Только-только, глаза привыкли к полумраку, как дверь резко распахнулась, и в проёме показался человек в штатском, из местных, вполне прилично одет. Исковеркав, почти до не узнаваемости, он произнёс единственное слово с вопросительным окончанием: - «Туалет?» (По-нашему, значит гальюн). Кивнули головой, и нас по одному сводили практически в соседнюю комнату (именно туалетную комнату, чистую и со всеми причиндалами).
         Поскольку, мебели, ни какой, не было, уселись по-турецки прямо на пол (то есть, на палубу). Судя по внешности, повадкам и языку, все, с кем мы сталкивались последние сутки, были из местных, да, они это, ни как, и не скрывали. Кто, зачем и почему это с нами сделал, - думать было почти бессмысленно. В этих местах и в те времена, могло произойти всё что угодно, а человеческая жизнь ценилась весьма и весьма недорого. Буквально за неделю до нашего похищения, в лагере был убит весь состав караула (а это не много, не мало, - двенадцать вооружённых людей) из, так называемых, «Сил свободных
революционеров». А со склада, что был под охраной караула, нападавшие забрали единственный ящик с плиточным шоколадом московской фабрики «Красный Октябрь» (она же, в прошлом, с 1867 года, - «Товарищество Эйнм»), - и всё! Как, вскорости, стало известно, просто в соседней деревне была свадьба, невесте до жути захотелось шоколада, и жених со своими друзьями очень просто и быстро решили эту проблему. А ведь чего только не было на этом складе…!!! Перечислять не будем, потому что, того, чего там не было, назвать будет гораздо проще!
         Однако, кое-какие соображения, о причинах нашего внезапного перемещения в пространстве, всё же были. Если коротко, то основных было две. Это деньги, то есть выкуп (что случалось и до нас, и после нас), и вторая, - вербовка, хотя и начатая довольно странно (кто в теме, тот поймёт). Время шло, ни пить, ни есть не давали, говорить по делу, попусту (наверняка работает прослушка, да и микрокамера не исключалась), а болтать по пустякам не хотелось.
         Томить нас не стали, буквально минут через сорок, внезапно зажёгся свет (он проникал через всю поверхность потолка, - по-нашему подволок), дверь бесшумно открылась, занесли  стол и стулья (именно стулья, а не табуретки). Два стула установили по углам у дальней стены, и нам указали на них сесть, а стол с ещё одним стулом расположили ближе к двери. Затем, в ярко освещённом дверном проёме показался, щеголеватого вида, офицер в форме одного из европейских государств, в звании…по-нашему капитан (прошу не путать с капитан-лейтенантом).
         Однако, некая его щеголеватость, касалась только формы, явно новой, выглаженной,  и  сидевшей на нём действительно ладно и уверенно. Бледное же,  и худое лицо его, с маленьким ртом и узким подбородком, выглядело отталкивающе неприятно.  Редкие, рыжеватые, набриолиненные волосы, приглаженные и тщательно зачёсанные назад (в смысле, на затылок), ярко блестели на свету из коридора, а чёрные нафабренные тонкие щёточки усов и бровей выглядели как наклеенные. Но, наиболее отталкивающе, выглядели всё же глаза капитана. Бледно-водянистые, с нездоровым блеском, бегающие глазки его, были холодны и безжалостны. Добавьте сюда белые, тонкие и длинные, постоянно подёргивающиеся как у наркомана, пальцы, - и, как говорится, «картина маслом» будет полная.
          Такие типы людей, обязательно появляются (или проявляются) на каждой, более или менее затянувшейся войне. Их отличительная черта, которую они особо и не скрывают, это, - необузданное стремление к удовольствию, которое они буквально физически ощущают от боли и страданий человека, попавшего к ним в руки. Это, безнаказанно действующие, заплечных дел мастера, душегубы и изверги рода человеческого, то есть, по-нашему, больные на всю голову нелюди. Они, как лакмусовая бумага, чётко показывают, на чьей стороне правда. Та противоборствующая сторона, в войне, которая их привлекает и использует, та и есть, на стороне зла и несправедливости.
         В той, маленькой стране, где мы с напарником проходили службу, случаев попадания наших к подобным деятелям никогда не отмечалось. Но, в такой же небольшой и соседней стране, расположенной на том же полуострове, о похожих двух случаях нам было известно. Похоже, что именно туда, нас и вывезли. И то, что нас ещё пока не пытали, означало лишь одно, - попытаются вербовать, как говориться, классика жанра.
         Капитан молчал, мы тоже, и только два, вооружённых до зубов, боевика за его спиной, что-то едва-едва бормотали между собой. Ещё помолчали. Мой напарник в соседнем углу, стал несколько поёрзывать на своём стуле. Оно и понятно. Всё крайне неприятно и непонятно, а опыта маловато. Схема службы у нас была простая. Девять месяцев работаешь самостоятельно, потом, прибывает сменщик, и пару месяцев передаёшь ему все свои наработки («явки и пароли»), - самое хорошее время, и уже после, через Москву, домой, к семье, к своим, на родину.
        Напарник, он же сменщик, крепкий каплей, из морпехов (в отличие от меня, поклонника корабельного железа), был при деле (то есть, прибыл к новому месту прохождения военной службы) всего две недели, - конечно немного. Но,  в нём я был абсолютно уверен. В таких неуютных условиях службы, люди просчитывают друг друга очень быстро и точно. К тому же, абы кого сюда не направляли, да и в деле, я его уже видел.
       В чём ещё, я был абсолютно уверен, так это в том, что нас уже ищут.  И чем больше проходит времени, тем эти поиски будут более интенсивными, более наглыми и напористыми, с реальной угрозой для таких же «бледнолицых» советников и прочих, с противоположной неправильной стороны войны. Вывод был простой, - надо продержаться в живом, и более или менее здоровом состоянии, то есть до того, как попасть в руки набриолиненного палача, у которого явно чешутся руки, как можно дольше.
      Всё же опыт, штука очень полезная. И он подсказывал, что надо начинать до того, как приступят к реализации обязательной программы вербовки. Без неё, пусть даже и выполненной формально, ломать кости не начнут. В крайнем случае, если я и ошибусь в своих немых рассуждениях,  - просто пристрелят. Но, в любом случае, хотя бы для напарника, время будет выиграно.
       Сказано (точнее, продумано), - сделано. Выхватываю из-под себя стул, и что есть мочи, запускаю им в это нагло ухмыляющееся бледное лицо. Промахнуться невозможно. Во-первых, близко, во-вторых стул не маленький, и в-третьих, - очень хочется попасть! Дальше всё происходит быстро и больно. Но, главное (и значит, я не ошибся) никто в нас не стрелял. Летящий стул достиг своей цели. Тут же, вломившиеся неприятной наружности люди, не менее человек пятнадцати, просто своей массой прижали нас к стене (явно действовали отработанно и слажено), и изрядно попинав, отправили нас сначала в крайне болезненное, а затем и в бессознательное состояние.
        Очухался я, одиноко лежащим, на голом, бетонном полу (палубе), похоже, в том же помещении (кто его знает, сколько их здесь вообще). Пошевелил связанными руками, ногами, - слава Богу, целы. Тут же открылась дверь (точно глаз не отводили). Зашло это чмо, со свежими белыми полосками лейкопластыря на физиономии. Похоже, досталось ему изрядно, - видны только одни глаза, опухшие губы и чёрные усики, как у таракана. Встать я даже и не пытался, хотя, такая команда и прозвучала.
         Вот тут-то, я и узнал о своей будущей пуле в живот. В своих руках, палач в красивой форме, держал увесистый табурет. Он приставил перекладину между ножками табурета к моему горлу и уселся сверху. Деталь продуманная. К таким вещам эти изуверы готовятся тщательно и заранее. Между остальными ножками табурета, оставшиеся три перекладины были гораздо выше. Так что устроился он надо мной вполне комфортно. Был он один, и, похоже, абсолютно уверен, что его никто не контролирует (скорее всего, так оно и было).
         То, что он свободно заговорил на русском языке, меня ничуть не смутило. Враг у нас был серьёзный, и мочить они пас собирались без всякой там жалости, демократической лабуды о правах человека и прочей демагогии. Это мы, всё пытаемся и ними договориться. А, как известно, - «Сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит!». Так вот, он мне коротенько и описал мою перспективу.
        Буду я подписывать, или нет, какие бы то ни было бумаги, - это его не касается. И вообще, со мной дальше будет работать другой специалист. Более того, меня будут хорошо кормить, поить и так далее… Но, он обязательно, ещё раз придёт меня проведать, и только для того, чтобы пустить мне пулю в живот из, так любимого, когда-то  русскими офицерами, нагана. И, видимо, для пущей убедительности и наглядности, он достал из-за спины увесистый 7,62 мм офицерский револьвер системы Наган, образца 1895 года (в описываемые годы – раритет), и, пару раз ощутимо больно, сунул мне его стволом под рёбра.
         Можно было не сомневаться, он так и сделает. И никто его не остановит. Весь вопрос заключался только в том, что когда именно. Но, он ещё не закончил. И далее, поведал мне, что они прекрасно знают, с кем имеют дело, и что меня,  вполне по-серьёзному, после ранения, будут пытаться спасти. Но, это его тоже, абсолютно не касается, и мученическая смерть от него, для меня, за ним. За открытыми дверями послышались шаги. Он быстро встал с табуретом в руке, и в комнату зашёл, тот самый, другой специалист, в штатском. Они быстро перекинулись парой фраз, и это был не английский и не местный язык. Тот, что в штатском был явно чем-то недоволен, и мой живодёр, быстренько удалился.
         Поначалу, я думал изложить этому штатскому, всё что мне так доходчиво поведали о моей дальнейшей судьбе… Но, коротко подумав, я не стал этого делать. Получилось бы, что я давлю на жалость, и прошу у этих сволочей защиты и помощи (вот уж фиг вам!). Да, и, похоже, этот гад, был уверен, что мне просто не поверят. А если и поверят, то он наверняка, придумает ещё более изощрённую, но, уже не известную, для меня, кару. Так что, принцип оставался прежним. Надо выиграть (потянуть) время, учитывая теперь и то, что известно только двоим, - мне и моему палачу.
         Не буду напрягать читателя, о дальнейших мероприятиях противной стороны. Так, обычная практика психологического воздействия кнута и пряника. А, насчёт питания и всего остального, - всё оказалось правдой, или почти правдой (всё же я был не в гостях у родной бабушки). Напарника я больше не видел, а прошло уже (по моим подсчётам, а ни дня, ни ночи визуально наблюдать не приходилось) не менее двух суток, и я полагал, что пора бы нашим, нас и разыскать. Мы тогда, ещё не знали, что пока мы были в отключке, нас перевезли на другую базу, ближе к границе ещё одного небольшого государства Индокитая.
       Всё это время я наотрез отказывался от еды, и только позволял себе несколько глотков простой воды в день. И не потому, что мне, якобы, не хотелось есть, или потому, что я объявил голодовку (хотя, именно так я и сделал). А потому, что я хорошо запомнил монолог и глаза, своей смерти во плоти. А ещё помнил скупые рассказы моего деда, о тяжелейшей работе на войне. Он именно так к ней, к войне, и относился. Невероятно тяжёлая и кровавая работа, но надо выжить по чести и совести,  и победить.
       Не могу, несколько не отклониться от основного повествования. Дед мой, Иван Иванович Сороколетов (по линии моей матушки) был (светлая им обоим память) уникальным воином. Он был призван в РККА (кто забыл, до 1947 года – рабоче-крестьянская красная армия) летом 1937 года. Прошёл всю Финскую войну, Великую Отечественную, ещё и с японцами успел повоевать, - и ни разу, даже не был ранен. Хотя, всё это время был в должности командира отделения связи. У него трижды полностью поменялся состав отделения (убитыми и тяжелоранеными) и дослужился до сержанта. Правда, дважды был тяжело контужен, но, возвращался в строй, в родную часть. Уже после войны, эти контузии его всё-таки достали, и в 1985 году, в год сорокалетия победы в Великой Отечественной Войне его не стало. А его отец Иван Сороколит, то есть мой прадед, в 1914 году, в год начала Первой Мировой Войны, будучи шестнадцатилетним парнем, добровольцем вступил в Российскую императорскую армию. Служил и воевал он, в составе Прибалтийского фронта, в зенитно-прожекторных частях на автомобильном шасси, участвовал в тяжёлых боях в ходе Рижской операции. Прошёл всю гражданскую войну до 1920 года, в составе команды связи на бронепоезде. И тоже, ни разу не был ранен, но тоже, дважды контужен. К сожалению, эти контузии, не позволили ему выжить в тяжёлый голодный 1933 год. Но, он успел отправить свою семью из-под Киева, поездом в Ленинград, прибывшим от рабочих Кировского завода (бывший Путиловский) с продовольствием, в помощь голодающей Украине. И уже на заводе, при регистрации и выдачи документов (в пути матушка деда умерла, а часть документов была  утеряна), дед стал Сороколетовым, был направлен на учёбу и определён, на полное довольствие и проживание, в железнодорожное училище, по специальности «Связь». 
        Так вот, возвращаясь к нашим временам, и скупым рассказам деда о войне, - я хорошо помню, что ели на фронте, в основном, вечером (тогда, кстати, чаще всего и выпивались сто грамм наркомовских) и рано с утра (тем, что осталось с вечера). А между ними, скупо перебивались солдатским НЗ, который у них собирался (самыми разными способами и методами) на всё отделение. На установку или восстановление связи ходили, как правило, парами, и точно, не на полный желудок. Получить ранение в живот, быть эвакуированным напарником (чаще всего волоком) и при этом выжить, было крайне проблематично. А если не возвращались оба связиста, за ними отправлялся не санинструктор, а те же связисты из родного отделения.
        Да и так, из простой логики, для меня было очевидно, что если получить пулю в накормленный живот, восстановить здоровье будет крайне сложно (тем более, не зная точно, когда соответствующая медицинская помощь будет оказана). Отсюда и моё настойчивое голодание. Конечно, меня могли кормить силком, вливая или вкалывая какую-нибудь гадость. Но, такой процесс, опять же, продлевал бы время их возни со мной.
       Прошло всего ничего (по моим не твёрдым воспоминаниям), я думаю не более двух суток, и этот гад, с тараканьими усиками, всё же выполнил своё обещание.  Очнулся я в своей изолированной комнате, свет в которой никогда не выключался, с колодкой на ногах, с большой неохотой (очень хотелось спать), от грохота, где-то не далеко за её пределами. Периодически, грохотало так, что можно было кричать (что я и делал, а вдруг это наши) и себя, при этом, не слышать.
        В общем, доорался! Ко мне, но уже без табурета (по нашему – банка), спокойно вошёл (именно вошёл, и именно спокойно, а не вбежал или ворвался), - он, мой палач. Также, безукоризненно выбритый, припомаженный и одетый в новенькую форму капитана одного из европейских государств (ну, конченая сволочь). Он также спокойно, (я бы даже сказал, - затянуто) достал наган, подошёл ко мне лежачему, и прицелился в живот. Но, не стрелял. Ждал, падла, когда я начну, слёзно, его умолять и тому подобное. Эти нелюди, хотят и должны, перед очередным убийством, обязательно испытать кайф и прочее извращённое удовольствие, а иначе они не могут, и это уже не лечится.
       Вот так, просто лежать, с верной перспективой получить пулю в живот, что-то мне не очень хотелось, а уж, о чём-то умолять, - тем более. Сделав слезливое лицо, что его явно заинтересовало, и ствол нагана несколько уклонился от моего пустого желудка, без замаха, бью своими ногами по его начищенным до блеска сапогам. Выстрел! Пуля попадает в ногу ниже колена. Он падает поперёк моих ног прямо на рану (скотина!), на правый бок и спиной ко мне, абсолютно в сознании. Руки мои свободны, но, понимаю, что вцепиться в него, не успеваю. Однако, выбор, как говорится, не богат, - и пытаюсь дотянуться до его глотки.
       Однозначно, всё это закончилось бы очень плохо, и явно не в мою пользу…Но, морпех напарник (он же сменщик), вовремя оказался в нужное время, в крайне нужном для меня, месте, то есть, в проёме дверей. И, похоже, эта лежачая сволочь, заметила его раньше меня. Потому что, следующий его выстрел, был из положения лёжа, в сторону дверей…И он, всё таки, попал, и тоже в ногу. Это был его последний выстрел. Как показывает практика, советские офицеры морской пехоты, в таких ситуациях, обычно, с голыми руками не действуют. Так, что, давно себя прославивший, надёжный автомат Калашникова, в опытных руках сменщика, короткой очередью, буквально раскрошил набриолиненную башку, так и оставшегося для нас неизвестным, палача-капитана.
       Родной автомат в руках напарника означал только одно, что шумели, грохотали и громили всю эту местную шушару, действительно наши. А значит, они, всё таки, опять сделали, то, что всегда делали хорошо, - нашли и спасли. Ну, не как, русские не хотят, да и не умеют, своих бросать!
       А закончилась эта история вполне буднично. Нас обоих подлечили. Прибыла замена. Уже в Москве, после окончательного лечения и прохождения медицинской комиссии, мы с ним расстались, обменялись своими и родительскими адресами (сотовых телефонов, увы, тогда не было). Высокая комиссия разрешила нам дальнейшее прохождение военной службы. Правда, мне выдали странную справку о том, что у меня пониженное чувство страха, в связи с чем, водить личное автотранспортное средство мне запрещено (заметьте, - только личное). Очень редко (часто менялось место службы), мы переписывались. А уже когда телефоны появились, он погиб во второй чеченской войне.

                Михаил Флот – декабрь 2022 г.

                К о н е ц!