Издалека долго. Один в один

    Всё течёт, всё изменяется. Изменилась и Волга. Время преображает людей и природу. Борис удивил жену, написав её портрет. Почему-то он не похвастался в близком кругу родственников, что является известным художником во Франции, в Японии и других странах. Ирина наслаждалась общением с мужем, навёрстывая упущенное. Наконец-то, она да и он испытывали наслаждение жизнью, быть может, последнее и сильное. Борис радовался мудрой всепонимающей женщине, которую любил точно и которая излучала любовь без стеснения и показухи. Она понимала, что это их заключительная встреча и тихо соглашалась с ним, таким умным, красивым, непознанным и её навеки. Русская река свела их и провожала в неизвестность.
    Волга будто стала ещё полней, ещё могучей, а города и селения расцвели, украшая её вдоль берегов. Через десять суток "Дмитрий Донской" причалил к центральной пристани Волгограда. Монумент "Родина - Мать", высотой 85 метров на вершине Мамаева кургана поражала воображение. Делегация дружно двинулась к музею мемориального комплекса. Гости обошли скульптурные, фотографические композиции и только было вошли в музей, Борис и Ирина остолбенели у входа, к которому шёл, как им показалось, Серафим в парадной форме капитана 1 ранга с кортиком сбоку. Бор очнулся первым и кинулся вслед моряку, успевшему выйти наружу.
    - Постойте, товарищ капитан! Простите, как Вас зовут?
    - Ершов Владимир Серафимович, а в чём дело?
    - Серафим Васильевич Ваш отец?
    - Да. Я только что наводил справки и нашёл, что он погиб в Сталинграде в 42 году.
    - Я его друг, Плеевский Борис Васильевич, а это, - указал он на подошедшую супругу, - Ирина Ершова - его родная сестра и, следовательно, Ваша родная тётя.
    - Не может быть! - воскликнул седой, но моложавый высокий военный. - Прошу Вас расскажите мне, ведь у меня не осталось ни одного родного человека.
    - Это невероятно! Вы необыкновенно похожи на отца, на моего брата, - проговорила Ирина Васильевна и обняла племянника.
    Они послали Мишеля предупредить главу японской делегации и отправились в ближайший ресторан. Степан и Мишель организовали отдельный столик, за которым они разместились впятером.
    - Серафим, оказывается, оставил нам приятные сюрпризы, - разрядил обстановку Борис, и компания заулыбалась.
    - Моя мама, Анастасия Родионовна, никогда не говорила об отце плохо. Она рассказывала, что достала его с того света тяжело-раненного в 1916 году, когда он попал в госпиталь после того, как рухнул на своём аэроплане в Балтийском море. Мама месяц выхаживала его, используя запрещённые методы оживления и, уверенная в своём бесплодии, сблизилась с ним. Она знала, что он женат, имеет детей и его отчество Васильевич, а фамилия - Ершов, более ничего. Он выздоровел и уехал, а девять месяцев спустя родился я...
    - Ну каков молодец, даже мне ничего не сказал! - оживился и без того взбудораженный Бор. - Почему же ты остался один?
    - Я закончил морское училище, женился перед войной и в конце 41 года у меня родился сын, Юрий. Я был бесконечно счастлив. Меня распределили на Северный флот, где я воевал до конца боевых действий в 1945 году. Мама и жена с сыном остались в блокадном Ленинграде и погибли от голода, не успев эвакуироваться. После войны я сначала долго искал их, но это не удавалось, потому что наш дом разбомбили и в неразберихе следы семьи затерялись. Когда, наконец, от работника госпиталя, знавшего мать, я узнал об их смерти, то убыл в Мурманск, где безоглядно работал около двадцати лет, пока не получил назначение в Ленинград, откуда приехал сюда в поисках отца.
    - И больше не женился? - воскликнул Борис.
    - Нет, не нашёл такую, как моя жена, Светлана.
    - Тяжёлый случай, но поправимый, - потирал руки Борис. - У меня аж три семьи и везде дети. Я тебя с дочкой познакомлю, с Юкой. Ты не против, Мишель?
    Мишель был "За", а Степан вовремя разливал трёхзвёздный армянский коньяк. Они оживлённо общались около трёх часов. За сорок минут до отправления парохода компания выдвинулась на причал. Они успели обменяться адресами и телефонами и, радостные, распрощались на берегу.
    - Серафим, один в один Серафим, - без устали повторял Борис, махая с палубы Владимиру, которого перед расставанием уже называл сынком.
    - И однолюб, как брат и ты, - заметила, улыбнувшись Ирина.
    "Дмитрий Донской" уходил вниз по Волге к Астрахани.
    - Этой же осенью приеду в Рыбинск, - пообещал вслух Владимир, махая фуражкой отца, подаренной ему Борисом. Он набрал в грудь речного волжского воздуха и, что было духу, крикнул. - До встре-чи!

                Конец романа

 Послесловие и предисловие следуют.