Премьера

Из дореволюционного.

   Новоиспечённый директор театра господин Нежин сидел в гримёрке и отрешённо смотрел в пудреницу, оставленную кем-то из актрис. Ни эмоций, ни чувств. Полная нейтральность. Только время от времени тихо повторял:

 - Ну и ну... да-а-а... вот это да-а-а...

   Сегодня была премьера. Король Лир. Когда Нежин принял труппу, первым его распоряжением стал приказ о постановке трагедии Шекспира "Король Лир". Наконец-то он воплотил в пьесе свои гениальные задумки. И охоту на кабана, где Лир явит свою истинную сущность: страстную, хищную. И трагедию Эдмунда, нераспознанную другими театрами, и многое другое, от чего пьеса обрела новую мощь, новый смысловой образ. И вот, сейчас свершится!

   Он сел в центре третьего ряда, ощущая приятное волнение. Конечно, приятное. Отчего же быть неприятному? Не с чего. Генеральная репетиция прошла блестяще. В зале аншлаг - антрепренеры сработали безукоризненно. Перед началом актёры были спокойны, сдержанны, деловиты.
 
   Наконец, грянули торжественные, драматические аккорды, кулисы разъехались и господин Нежин остолбенел... На сцене спиной к зрителям сидел Лир верхом на французском короле и мутузил его туфлей. И никого. Ни рыцарей, ни вельмож, ни дочерей.
   При четвёртом ударе королевские панталоны лопнули и обнажили совершенно не средневековое нижнее бельё. Зал взорвался хохотом. Король Лир обернулся, заметил публику, встал и сверкая очами крикнул:

 - Он первым начал!

В ответ из оркестровой ямы в короля полетела балалайка. Нежин знал, что балалаечник и Лир не терпят друг друга. Но почему надо было именно сейчас?.. Король Англии постыдно бежал, король французский бросился за ним.
   Дирижёр взял с пульта увесистую партитуру и взмахнув ею как палочкой огрел балалаечника. Всё таки музыка в нашем мире имеет кое-какой вес - балалаечник рухнул со стула как подкошенный. Взвизгнули скрипки, охнул гобой. Дирижёр хладнокровно произнёс:

 - Ещё раз со второй цифры.

Однако начать не удалось. Из-за кулисы выскочил шут с разорванным воротом, задиристо крикнул:

 - Это мы ещё посмотрим, шут гороховый! - и скрылся в противоположной кулисе.

Из суфлёрской будки на сцену вылез пьяный в рампу декоратор, сказал:

 - Я на секундочку отлить... - и убежал в вестибюль.

   Публика хохотала. Не возмущалась, не требовала вернуть деньги. Она подалась вперёд и выпучила глаза, чтобы не дай Бог не пропустить ни одного действа.
А события не заставили себя ждать. На сцену вышел монтёр, простодушно поинтересовался нет ли у кого рашпиля и под гром аплодисментов удалился.
Нежин встал. Сзади его бесцеремонно дёрнули за сюртук и усадили обратно:

 - Нам не видно!

Сосед слева в сдвинутом на затылок цилиндре, от восторга хлопнул Нежина по плечу и не переставая давиться от смеха крикнул:

 - Каково!!!

А шум за кулисами нарастал. Пробежал герцог Корнуэльский, почему-то в парике Гонерильи, длинно, хорошо поставленным голосом выругалась Корделия... и тут рухнул задник, представив зрителям доселе сокрытую от них арьерсцену. Взору публики открылось живописнейшее сражение, достойное кисти Тициана или того гляди самого Веласкеса.
   Труппа была в полном составе. Бились все, включая драматурга и осветителя. Также в сражении приняли участие гардеробщица, трое молодых людей, воздыхателей Корделии, одна пожилая дама, почитательница Эдгара, кучер и оба лакея князя Рижского.
   А также двое жандармов в штатском с пионами в петлицах, редактор газеты "Эстет манифик" и сожитель гардеробщицы цирюльник Штруцель.
   Дрались азартно, с полной самоотдачей. Прижатый к полу герцог Бургундский сучил ногами и залихватски орал:

 - Эгей, православные!

Публика не выдержала искушения и бросилась в гущу событий.
Начальник жандармерии закатав рукава и благоразумно отбросив в сторону саблю прыгнул в самую середину свалки с криком:

 - Ага! Не ждали?!

Князь Рижский, памятуя, что когда-то был славным гусаром, на ходу метнул монокль в одного, огрел тростью другого и атаковал с фланга.
Баронесса Дебрю приподняв платье своими умопомрачительными ботинками с жемчужной окантовкой пинала всех, кто попадался на пути.
Помещики, кавалеристы, чиновники, купцы, ремесленники, то есть все, кто в этот вечер назывался "зритель", не менее азартно присоединились к дерущимся, вдохнув свежую струю в действо.
Директор покачнулся, в голове закружилось, и он рухнул на пол...

... - Алексей Иванович, Алексей Иванович...
Кто-то тряс его за плечо. Нежин открыл глаза. Он сидел на стуле в гримёрке, а перед ним при полном параде стояла Гонерилья. Ни растрёпанности, ни помятости.

 - Алексей Иванович - сказала она - через 5 минут третий звонок. Пожалуйте в зал.
Нежин недоумённо огляделся:
 - Что за чёрт?.. Премьера что, ещё не начиналась?
 - Через 5 минут. Вы уснули над пудреницей. Утомились. Пожалуйте в зал.

Директор вышел из гримоуборной. По коридору бродили актёры. Спокойные, собранные, деловитые. Король Лир в совершенно целых панталонах шёпотом повторял монолог.
 - Приснится же такое - удивлённо бормотал Нежин - безобразие просто...
   Однако в зал не пошёл и остался наблюдать за спектаклем из-за кулис.

   Успех был потрясающим! Дамы рыдали, мужчины тяжело сопели. Когда в охоте на кабана по сцене проскакал настоящий хряк, театр буквально зашатало от шквала аплодисментов. Актёры играли на полную катушку.
   От избытка чувств Лир чуть не задушил Корделию в самом начале пьесы.
   Эдмунд настолько зловеще хохотал, что гардеробщица белая от страха пряталась за одеждами и непрерывно крестилась.   
   А Эдгар так старательно изображал сумасшедшего, что баронесса Дебрю вскочила с места и простирая руки воскликнула:

 - Господа, ему плохо! Вызовите доктора, господа!

На бис повторили почти половину спектакля. Под овации актёры три раза выносили на руках директора и пять раз хряка.

   После премьеры состоялся торжественный ужин. Столы накрыли прямо на сцене. В качестве почётных гостей от зрителей присутствовали князь Рижский, баронесса Дебрю, начальник жандармерии Ухов и редактор газеты "Эстет манифик" господин Борщ.
   По случаю успеха мужчины были необычайно галантны, дамы - по-королевски величественны. Актеры уже переоделись в обычные наряды, но мы их продолжим называть именами сценических героев, чтобы не вносить ненужную путаницу. То ли от усталости, то ли от встряски, все быстро опьянели и разгорячились.
    Конфликт возник из сущего пустяка. Редактор газеты господин Борщ прельстился близостью своей соседки и пожелал сделать ей комплимент. Он поднял бокал и произнёс:

 - Несравненная Корделия, я восхищён вашей блистательной игрой. Вы - альфа и омега пьесы!
 - Вот ещё новости - обиделась та - я не Корделия, а Регана.
 - А я сказал - Корделия?- быстро сориентировался редактор - Извините, спьяну ляпнул. Конечно же Регана!
 - То есть, сударь, - немного заплетаясь величественно молвил Лир - вы хотите сказать, что другие персонажи менее значимы?
Затем также величественно поцеловал руку Корделии. Балалаечник, ревниво наблюдавший за ухаживаниями короля, задиристо заявил:
 - Да, он это хотел сказать. А ваш король Лир просто старая сквалыга.
 - Вот тебе сюрприз - сказал Глостер соседу, но так, чтобы все слышали - оказывается, центр пьесы - Регана. Позволю заметить, что самая яркая личность - Глостер. Да-с! Шекспир может затем и писал, чтобы обозначить пример безграничной преданности царствующей особе.
 - А Кент?! - возмутился Кент - Кент не пример преданности?
 - Вот новости - презрительно возразил Глостер. - Мне, извольте, вырвали оба глаза, да к тому ещё и помер. А ваш Кент чем пожертвовал? Посидел в колодках, да и только. Тоже мне пример...
Поднялся шум. Каждый высказывал своё мнение и при этом старался перекричать остальных.
 - Шуты гороховые! - надрывался Шут - Да моими устами Шекспир выражал свою позицию. Я - это он!
 - Паз-звольте! - верещал сожитель гардеробщицы господин Штруцель - Позвольте напомнить, что театр начинается с вешалки!.. Не вешайтесь на меня, сударыня, я всё равно скажу про вас. Гардероб, господа, - исток театра!
Король Лир перегнувшись через стол орал в лицо балалаечнику:

- А чьим, чьим именем названа пьеса? Как она называется, сволочь?!

Полетела куриная голень, пущенная неверной рукой баронессы, плеснули водкой из бокала в лицо герцогу Бургундскому, взвизгнула Гонерилья, ухваченная за волосы рукой средней сестры...
Началась потасовка. Участвовали все. Благо на сцене места было предостаточно. Начальник жандармерии тыкал кулаком в Освальда приговаривая:
 - Вот тебе, холопья душа!
Освальд отбивался париком герцога Корнуэльского.
Баронесса Дебрю вцепилась одному стражнику в ухо и стараясь пнуть ботинком второго голосила:
 - Убивцы! Инквизиторы!
Хлипкий стражник безуспешно пытался повалить её на пол.
Король Лир в разорванных брюках  сидел верхом на короле французском и хрипел:
 - Я тебе покажу как на Англию нападать...

   Не участвовал только господин директор. Поначалу он бросился разнимать, но начальник жандармерии его сердито оттолкнул:
 - Ты, Иваныч, либо дерись, либо не мешай.
И сейчас директор стоял в стороне, уцепившись за кулису, и ошалело наблюдал за развернувшейся битвой. В голове проносились какие-то нелепые обрывки:

... И блики грозные баталий летят сквозь годы чередой...

   Сражение шло полным ходом, когда раздался душераздирающий вопль Корделии:
 - Цепочку! Цепочку порвали, ироды!
Это ознаменовало конец потасовки. Все разом остановились. Князь отодвинул от себя дирижёра, скинул разорванный фрак и провозгласил:
 - Довольно, господа! Прошу вернуться за столы. Кстати, если кто обнаружит мой монокль, буду премного благодарен.
 - Не волнуйтесь, князь, - тяжело дыша отозвалась баронесса - он попал мне за декольте. Утром вам пришлю.
И драчуны, изрядно потрёпанные и изодранные, как ни в чём не бывало расселись по своим местам. Трапеза возобновилась.

 - Что вы такой бледный? - улыбнулся князь директору - Выпейте, голубчик. Вы в нашем городе недавно, по первому разу непривычный.
 - Но как же так - пролепетал господин Нежин. - Как же это случилось, господа?
 - Это балалаечник виноват - отозвался король Лир отрывая от жилетки висевший карман - Мы солидный драматический театр. Зачем нам балалайка?
 - Балалаечник ни при чём - возразил князь.
Он был любитель порассуждать философически, а потому откинулся на спинку стула и глубокомысленно изрёк:
 - Это Шекспир виноват.
 - Помилуйте, ваше сиятельство, - изумился директор - отчего же Шекспир?
 - Да-с, голубчик. Посудите сами. Пьеса воинственная, конфликтная. А люди мы отзывчивые, с чувствами. Оттого и впечатлились. Вы нам в следующую постановку лучше водевильчик какой-нибудь состряпайте.

Начальник жандармерии Ухов долго разглядывал в отражении подноса свою покрасневшую щёку, потом удовлетворённо заключил:
 - Будет синяк.
 - Холодное приложите - посоветовал Штруцель.
 - Не поможет. - с довольным видом сообщил Ухов - У меня конституция такая. Если покраснеет - непременно синяк.
Он опрокинул очередную стопочку и продолжил:
 - Как-то на масленице повздорили мы с архиереем. Он мне кадилом  точно такое же пятно на другой щеке посадил. И лёд прикладывали, и крест... И вот, извольте, неделю синяком отсвечивал.
 - Чего сцепились? - поинтересовался дирижёр - Небось на религиозной почве? Наш архиерей по другим причинам не дерётся.
 - Так и есть - кивнул Ухов и опрокинул ещё стопочку. - На ней. Предложил ему в библию уточнение внести. Насчёт того, чтобы подставить левую щёку, когда ударят по правой.
 - Это какое уточнение?
-  Ну, как же. Известно какое. Ежели тебя ударит представитель закона, то можно и потерпеть. А ежели кто другой...
 - Позвольте - вспыхнул балалаечник - это что же, каждая чинуша будет тыкать своей грязной лапой в лицо честному труженику...
 - Это ты-то то труженик? - презрительно заметил Лир - Пару раз за пьесу тренькнул, и туда же - в труженики рядиться.
 - А аристократы?  - встряла захмелевшая баронесса Дебрю - Думаете, аристократы только по балам и курортам? Да мы самые трудящиеся! А когда всякое быдло будет про нас пасквили писать...
 - Вы забываетесь, баронесса! - вскочил редактор газеты господин Борщ - Я между прочим дворянского сословия. А коли вы на счёт той заметки возмущаетесь...
 - Среди дворян быдла тоже предостаточно. - бесцеремонно оборвала его баронесса.
- Вы неправы, господин Ухов - горячился князь Рижский - про аристократов тоже уточнения требуются.
 - С какого это? - пьяно возражал жандармейстер - У вас от привилегиев уже карманы лопаются. Ик!

Атмосфера опять накалялась. Гремела посуда, со всех концов стола доносились крики:

 - Да я пол города брею...
- Мокрый уже после первого акта...
- Тоже мне, труд великий - Корделию повесить...
-   Шуты гороховые! Попрыгайте как я весь спектакль...
Опрокинулся стул, взметнулась куриная голень, завизжала Гонерилья.

Нежин не стал дожидаться дальнейших событий и ушёл со сцены. Он сидел в гримёрной и уставившись в пудреницу тихо повторял:
 - ну и ну... сон в руку... вот это да-а-а... бред какой-то...

Увы, господин Нежин, не бред. Эх, водка, водка. Что же ты, негодная, делаешь с нами.