Спасти дочь

— Ребёнка нужно мыть каждый день, — поучительно говорила свекровь Вероника Александровна. — У меня тоже было печное отопление. И что? Я Лёшку купала возле натопленной печи. Это что же за правила такие — мыть только в бане? Лёша, поехали, я на автобус опоздаю. — И Вероника Александровна, подхватив сумки, вышла в сопровождении сына, не дав невестке сказать ни слова.
   
Проводив мать и вернувшись домой, Алексей сразу наносил дров к небольшой круглой печке во времянке, которую молодая пара снимала. Собственноручно растопив её, Лёша вопросительно взглянул на жену.

Вика вздохнула тяжко.

— Через три дня ведь к родителям в деревню поедем, — без особой надежды попыталась протестовать Вика. — Лилечка и так слабенькая.

— Вика, мы быстро ополоснём и всё. Ну, в конце концов, закаляется пусть. Да и не закаляется она. Здесь у нас как в бане. Я сейчас ещё охапку дров принесу, — и Лёша быстро сходил за дровами. — Ну не годится, что ребёнок не помыт. Это правда.

— Лёша, ты и твоя сестра были здоровы у мамы, а Лилечка слабенькая, — всё ещё сопротивлялась Виктория, в то же время ставя на два табурета детскую ванночку. — Из-за двери вон сифонит, — кивнула молодая женщина на входную дверь.

— Всё будет нормально, не наводи панику, — полушутя-полунаставительно проговорил молодой отец, выливая вёдерную кастрюлю горячей воды в ванночку.

   Быстро искупав ребёнка и закутав в махровую простыню, которая висела здесь же на печке, молодые родители, покормив и убаюкав малышку, и сами легли отдыхать. К утру Лилечка подняла маму и папу громким плачем. Виктория, вскочив к кроватке дочери, хотела переодеть её.

— Лёша, вызывай скорую, она вся горячая.

   Алексей, встав, подошёл и потрогал ребёнка.

— А, может, ничего? Дай ей детского сиропчика. Авось спадёт. И так всё по больницам и по больницам. Мне жена и дочь дома нужны. Через три дня в бане её пропарим, вся хворь окончательно пройдёт. А пока сиропчику, Лилия Алексеевна, — и молодой отец, налив из пузырька на ложку сиропа, влил его в ротик малышке. Ребёнок сглотнул, облизнув губы.

   Переодев дочку, Вика укачала её. Алексей собирался на работу.

— Отдыхайте, девчонки мои. — Приобняв и поцеловав жену, молодой отец семейства вышел за дверь.

   Вернувшись вечером с пакетом продуктов, Алексей застал в доме плачевную картину: жена сидела, склонившись над кроваткой, усталая, непричёсанная, в домашнем фланелевом халате. Лиляша то просто хныкала, то заходилась громкими рыданиями.

— Сироп давала уже не знаю сколько раз, — устало произнесла Вика. — Температура то больше, то меньше, но высокая.

— Не спадёт утром – врача вызовем. А пока давай поужинаем и ляжем спать.

   Поев то, что принёс муж, супруги легли отдыхать. Лиля время от времени поднимала родителей укачивать и уговаривать себя. Молодые люди вставали по очереди качать горящую малышку. Утром, усталые, они едва не проспали: их разбудил будильник, на всякий пожарный поставленный Алексеем.

— А Лиляша, видимо, уснула, – довольно произнёс, подходя к кроватке, Алексей. Коснувшись лба дочери, он вздрогнул. — Вика, она обжигающая. Я побегу к автомату вызывать врача.

   Приехала скорая, и врач, осмотрев ребёнка, покрутил пальцем у виска:

— Вам что? ребёнок ваш не нужен? У неё температура сорок. У девочки воспаление лёгких. Если выживет – чудо будет.

   Схватив пальто и сапоги, Вика села в машину скорой.

   Вечером в больницу к жене и дочери пришёл Алексей.

— Вика, а я рейс взял на Москву. Завтра к вечеру поеду. Хоть деньжонок подработаю.

— Лёш, какая Москва?.. Да и Новый год меньше, чем через неделю. И ты именно сейчас оставишь нас с Лилечкой одних? — расстроилась Вика.

— Ну я же не во Владивосток еду: за три дня обернусь, и будем встречать вместе. К маме заеду. Тоже наверняка подарки моим девчонкам передаст.

   Вздохнув, молодая женщина смиренно кивнула. Муж уже всё решил.

 Алексей уехал. Виктория начала проходить круги ада. Температура малышки держалась на уровне сорок градусов. Врачи, поняв, что медикаменты не помогают, решают попробовать последний способ сбить температуру, народный: обкладывают маленькое тельце льдом. Виктория смотрела на эти эксперименты со странной отстранённостью. Когда другие мамы, глядя, что творят врачи, рыдали, кидались на врачей почти с кулаками, Вика шептала: "Я должна спасти дочь… Я должна спасти дочь…"

   Она сидела у палаты, где надрывалась её малышка, и лишь одними губами шептала: "Я должна спасти дочь".

   Наконец температура была сбита, но из-за того, что девочку обкладывали льдом, у малютки начался фурункулёз. Полугодовалая Лилечка покрылась гнойниками. Виктория держала дочь, когда болячки вскрывали без наркоза и вставляли резиновые трубки, выкачивая гной.

  Доктор, взглянув на молодую женщину, держащую ручку малышки, сказал помогавшей медсестре: "С такой мамой ребёнок обязан выжить".

   Наступал новый год. Алексей так и не появился. Виктория днём тридцать первого декабря, убежав на часок, поехала к сьёмному жилью, решив проверить, вдруг муж приехал и просто отсыпается, уставший с дороги. Но, придя к дому, увидела замок. Постучав к хозяйке, живущей в другом крыле дома, и узнав, что муж не возвращался, молодая женщина вновь рванула в больницу.

— Вик, пошли в Дом офицеров на часок-другой? — предложила соседка по палате. — Наши мужики где-то празднуют-встречают Новый год, а мы здесь сохнем.

— Ты что! А вдруг Лилечка проснётся? — вздрогнула Вика.

— Смотри-ка, — усмехнулась вторая соседка, тоже собравшаяся встречать праздник вне больницы, — то, что мужик вернётся, не боится, а что малая проснётся – боится. Да проспит она всю ночь, не боись, пошли.

— Не боюсь, потому что у матери он, скорей всего, остался, — грустно вздохнула Виктория. — Танцевать не буду. Посижу, музыку послушаю. Грустно действительно здесь встречать.

  Женщины отправились в близлежащий Дом офицеров, куда Вика с Алексеем часто бегали потанцевать в пору ухаживаний. И пробыв несколько часов в офицерском клубе, они побежали в больницу. Женщины не чувствовали своей вины, что немного расслабились: утром или днём придут мужья, другие родственники, они ведь тоже встречали Новый год и вряд ли в постелях.

  Утром в палату Виктории заглянула медсестра:

— Вика, там к вам пришли две женщины. Спуститесь, пожалуйста.

 Не ждущая плохих вестей, молодая женщина с лёгкостью вскочила и побежала по лестнице. Наверное, пришла мама с какой-нибудь родственницей.

 Спустившись, она действительно увидела маму и... свекровь.

 Обе женщины были заплаканы и какие-то испуганные

— Викуша, моя доченька, — бросилась к дочери Софья Амадеевна, — горе-то какое у
нас.

— Тихо ты, сватья, — одёрнула свекровь плачущую, — не пугай.

— Что случилось? Что произошло, Вероника Александровна?.. Лёша где?..

— Машина в Москве загорелась, Викочка, — произнесла глухо свекровь, не глядя в
глаза снохе.

— В больнице Лёша. Обгорел сильно, — проговорила мама, также не глядя на дочь.

— В больнице?.. — глаза Вики уже наполнялись слезами. — Тогда почему вы не там, Вероника Александровна?

— Отец туда уже поехал… И с работы Лёшиной ребята… — пролепетала Софья.

— Отец? С работы? Мама, он что? погиб? — одними губами спросила осевшая на ступени лестницы Вика.

Обе женщины молча глотали слёзы.

 Всё, что последовало дальше, все помнили с трудом. Поездка в родной город Алексея: Вероника Александровна захотела похоронить сына ближе к родительскому дому. Гроб не открывали: опознание было по обрывкам несгоревшей одежды. Вику все дни похорон держали за руку то мать, то тётушка.

   Приехав в больницу вдовой, Виктория была и сама похожа на умирающую: бледное лицо, синяки под глазами, в чёрном платке — молодая женщина испугала персонал больницы. Зайдя в палату, где она оставила ребёнка, и не найдя её там, Вика отправилась на медицинский пост.

— А где Лилечка? Её можно уже забрать? — спросила белыми губами молодая женщина.

— Иди в ординаторскую, Вика. Там всё скажут, — испуганно, не глядя на неё, сказала медсестра.

— Где моя дочь? — с порога спросила Виктория у всех находящихся в ординаторской.

  Оглядев с ног до головы молодую вдову, ей навстречу встала молодая женщина-врач.

— Виктория, не волнуйтесь, мы делаем, что можем. У девочки заражение крови. Мы сейчас ищем донора. Группа крови очень редкая — четвёртая. Но без переливания никак.

— Берите у меня, — негодуя сказала Вика. — Зачем кого-то искать, когда у девочки есть мать. У меня четвёртая группа. Берите, — закатав рукав платья, женщина протянула руку врачу.

— Но Вы ведь... — начала было врач.

— Я должна спасти дочь, — твёрдо и в то же время как в бреду вновь начала повторять Вика.

  Она повторяла эту фразу, когда шла по коридору за врачом в процедурный кабинет; повторяла, когда ей в вену вставили большую толстую иглу и начали брать кровь; и когда, взглянув на строй колб, наполненных её кровью, теряя сознание, падала на пол…


                *           *           *


— Мама я не знаю зачем и как мне сейчас жить? — всхлипывала Лиля, сидя у компьютерного стола и глядя на уведомление в соцсети, что ей ограничен доступ на страницу ещё некогда родного человека.

— Ты должна жить для тех, кому ты нужна. Ты мне нужна. Я ради тебя живу. И не смей думать о плохом. Помнишь, ты хотела когда-то познакомиться с тем поэтом? Вот давай, попробуй. Познакомишься, и мы обязательно сьездим к нему.

— Мама, как? ведь я такая…

 Лиля отьехала от стола на своём инвалидном кресле.

— Ты сможешь, — решительным тоном сказала Виктория. И обняв дочь,  прошептала одними губами: "Я должна спасти дочь…"