Сын Альбиона. черновик. I и II часть

Глава Первая.

      Как только Арчибальду Саввичу  стало окончательно понятно, что цирк окончен , занавес опущен и аплодисментов не ожидается - он с достоинством , без укора и напрасных оправданий принял свое поражение! Отныне и сейчас - всё будет без компромиссов. С него довольно этого Шапито! Чертов маскарад окончен, бесстыжие  клоуны уволены и время разбирать розовые шатры!

        Утро следующего дня выдалось дурное. Тяжелые стальные облака полные воды низко нависли над  городом, наседая пышными перинами на золотые купола, остроносые башни и парфирового цвета плоские крыши домов.

          В  десять утра он покинул свое поместье , нанял извозчью  пролетку и уже как через пятнадцать минут подъехал к своему ресторану, что напротив Царевой Площади.
           Кухмистера Николая  и всю ресторанную челядь он рассчитал еще вчера. В роскошных залах  было непривычно тихо. Он прошел на кухню и в чайничке из тонкого фарфора  заварил себе черного чаю и на английский манер, из молочного кувшинчика добавил туда молока. На выгравированном серебряном подносе остался кусок уже несвежего и покрытого сухой коркой  сливочного английского пудинга. Изящной десертной лопаткой он аккуратно отрезал небольшой треугольник и положил на чайное фарфоровое блюдце. Серебряной  ложечкой отламывая по кусочку, он клал в рот, медленно и неспешно смакуя. Арчибальд Саввич отметил , что пудинг хоть  и утратил свою прежнюю свежесть, но все еще чертовски  хорош ! И папенька был несомненно прав; аромат коньяка, гвоздики и мускатного ореха - это таки непревзойденное и божественное сочетание!

          Закончив с утренней трапезой Арчибальд Саввич встал из за стола и манишкой с нагрудного жабо старательно стряхнул с себя крошки.  Через боковой выход ресторана прошел во внутренний дворик, где находился приземистый деревянный сарай для хранения разной рестораторской утвари, плотницких инструментов и прочего полезного в хозяйстве скарба. Ключом отпер большой амбарный замок и вошел внутрь.
            Из сарая, уже через минуту вышел с длинной деревянной стремянкой и плотницким молотком.  Молоток опустил в карман сюртука, а тяжелую стремянку подхватил подмышку, и одним концом , волоча ее по земле, протащил в обход заведения.
           Приставив стремянку  к фасадной стене цвета вердепеша, он начал по ней подниматься. Под его тяжелым весом лестница заскрипела, зашаталась и была готова расползтись по швам. Взобравшись наверх , Арчибальд Саввич вытащил из кармана сюртука молоток,  наклонился всем телом в сторону и одним верным  махом сшиб огромный ржавый гвоздь, на котором была подвешена медная цепка с  вычурной  деревянной вывеской. Расписными золотыми вензелями на ней была надпись : «Ресторан «Туманный Альбион. 1889».
       Цепка разорвалась, слетела с гвоздя и вывеска полетела вниз. Лицевой стороной она звучно шлепнулась в темную , грязную лужу с масляными разводами, обрызгав  роскошный шелковый сюртук и новые сапоги Арчибальда Саввича .

        С  лицом не выражающим никаких эмоций Арчибальд Саввич спустился со стремянки вниз, и зашел  внутрь заведения с парадного входа.

      В просторной кухне, на сервировочном столе,  рядом со столовым серебром нашел  сложенные стопочкой белоснежные, накрахмаленные салфетки. Сняв самую верхнюю, он быстрыми и старательными движениями счистил грязевые брызги с подола сюртука , затем с сапог.   Натерев их до черного блеска  он выбросил уже  грязную , скомканную салфетку в помойное ведро.

         Прощальным взглядом он обвел роскошную ресторанную залу. Все что когда то гремело, звенело, сверкало и радовалось , в одночасье замерло, утихло и остановилось . Звон веселых бокалов, графинчики да рюмочки,  лязгание ножей и вилок, смех, хохот, пустая суета и шумные разговоры - все в одночасье поглотила  глухая,  доселе незнакомая тишина. 

     Лишь монотонный звук настенных часов,  все еще  продолжал биться  ровным пульсом, но и он уже заведомо приговорен. Куранты пробьют какое то количество раз, острые стрелки часов пробегут по привычным, накатанным кругам и навсегда замрут на уже неведомых ему цифрах.
     Арчибальд Саввич подошел к алькову трапезной залы, где на резных дубовых тумбах воссел огромный аквариум, с двумя еще оставшимися в живых пучеглазыми золотыми рыбами.  Приподняв тяжелую стеклянную крышку, он из миниатюрной цветной коробочки достал щепотку вычурных, в виде сухих запятых червей. Рыбы узнав знакомые движения спешно покинули деревянные коряги и устремились к поверхности. Широко открывая обрамленные золотой дужкой рты, они вдруг ожили, заметались и жадно заглатывая червей , засверкали по сторонам зеркальной чешуей.
       Затем Арчибальд Саввич подошел ореховому трюмо с гнутыми ножками и голой ладонью смел с поверхности осевшую пыль. Из кармана камзола вытащил сложенное на манер аптекарского пакетика письмо, скрепленного красной сургучной печатью и оттиском своих именных вензелей.
Письмо оставил на крышке лакированного трюмо и не оглядываясь покинул ресторанную залу.
Прошел по длинному коридору вглубь, с дверьми по разные стороны , где справа, самая последней дверь была кухонная кладовая. На связке с десятком ключей выбрал нужный и отпер им скрипучий навесной замок и вошел.
     В кладовой было темно и влажно, пахло затхлым, застоявшимся. Сбоку, на полукруглой резной полке он рукой нащупал плоское медное блюдо с масляной лампой и зажег фитиль. Тусклое желтое свечение озарило внутренности темного чулана.
         Тени предметов расползлись по стенам длинными и искаженными фигурами. В глубоких нишах, на полках и по углам  обнажились груды всевозможной съестной провизии; холщовые мешки с мукой и крупами, зеленые и голубые с толстыми стеклами склянки, упакованные в кулечки разносортные чаи, на крючках подвешенные  вязанки лука, сушеных грибов, несколько голов сахара, пузатые жбаны с загустевшим медом, плетеные корзинки и всевозможные мешочки с экзотическими  специями.

   Центр кладовой заняла деревянная дубовая кадка с соленьями. Арчибальд Саввич не без труда, перекатывая , сдвинул ее к боковой стене, расчищая середину кладовой.  Под ногами обнажилась встроенная в пол крышка погреба с чугунным кольцом. Нагнувшись, он ухватился за  кольцо и силой потянул его на себя. Черная полость раззявила квадратный рот и  выдохнула в него мясными и винными запахами.
Прихватив с собой масляную свечу Арчибальд Саввич тяжелой поступью спустился по узкой лестнице вниз.
       Дубовые бочонки вина, копченое и вяленое мясо, круглые головки заморских сыров и разная снедь в коробах и плетеных корзинах разместилась вдоль стен на подвесных лавках.
        Связанная в эшафотный  узел веревка была уже подготовлена и висела  на деревянном колу.
        Он придвинул табурет прямо  под вбитый в бревенчатый потолок железный крюк для повеса мясных туш. Лихо, одним прыжком взобрался на табурет и нацепив конец веревки на крюк, затянул ее мертвым узлом, а петлю накинул себе на шею.
        Поправив белый накрахмаленный  воротник батистовой рубахи, Арчибальд Саввич дрожащими пальцами проверил застегнуты ли все пуговицы на клетчатом английском жилете, пригладил волосы, и облизал сухие губы .
        Слабое пламя свечи вдруг затрепетало, пьяные тени предметов зашевелились, ожили и зашатались то вправо то влево по каменным стенам. Тело Арчибальда Саввича охватил животный страх, мелкая дрожь пронеслась волнами вверх - вниз по всему  телу - Я сейчас умру!

Правой рукой он стиснул конопляную петлю, нервно переминаясь с ноги на ногу. - Сейчас надобно что то сказать. - подумал он. Если первым было Слово, то и последним должно быть тоже Слово!
Но последние, заветные слова в голову Арчибальду Саввичу никак не приходили. Он медлил. Он был убежден , что все слова, что были сказаны - уже затерты до дыр. Оттого и малосильны. Может лучше тогда молчание? В молчание можно вместить все существующие слова.  А в слово - вмещается только одно слово. Да и то, правильно ли поймется? Да и словами ли мы разговариваем?
 Перед Арчибальдом Саввичем из неоткуда, как спасенье предстал остроносый Гоголь с его последней фразой на смертном одре: - Как сладко умирать!
- Мда! У Гоголя с последними словами лучше получилось!- заметил Арчибальд Саввич.. Страх его отступил, появилось ощущение легкости и тогда в какой уж раз поправив на шее веревку, он снова пригладил рыжие бакенбарды, облизнул губы и расправил грудь колесом. Зачем то набрал в легкие воздух. Подогнув колени подпрыгнул вверх и стремительным ударом каблука выбил тяжелый табурет из под своих ног. 
        В аккурат, когда выбитый табурет был уже в полете, а шею еще не стянула тугая веревка Арчибальд Саввич  услышал где то сверху, в отдалении, приближающиеся шаги и взволнованный голос своего кухмистера Николая : - А я Вас, Арчибальд Саввич  уж везде как обыскался ! - голос Николая звучал бодро и весело,- Вы как в воду глядели !  Англичанин, тот самый , своей собственной персоной к нам пожаловал!      
Oh, no! - Арчибальд Саввич непроизвольно попытался  ухватиться за петлю руками,  чтоб оттянуть последнее мгновение на еще один вдох . Но немилосердная его опередила и мертвой хваткой напрочь стянула шею.
      С застывшей, дурацкой гримасой Арчибальд Саввич мирно покачивался на веревке из стороны в сторону, как только что освежеванный, теплый кусок говяжьей ноги.
         Дурацкая гримаса в планы Арчибальда Саввича совсем не входила, но контроль над всем мирским он отныне утерял.
     Все погрузилось в бесконечную вселенскую тьму.

28 годами ранее. Малороссия. Одесса. Плен.

        Волею судьбы, которая иногда и не нами пишется, двадцати восьмилетний офицер английской флотилии Скотт Арчи Беккер II, воевавший на стороне турецкой коалиции, стал пленником Русско-Турецкой  войны.
       Взятие в плен английского корабля стало полной неожиданностью как для  русской флотилии так и для британского корабля Royal Lion.
        Ночь накануне выдалась темная, безлунная , море неистово штормило и кипучие яростные волны перехлестывали через борт корабля. Заснуть от непрерывной многочасовой качки было невозможно. Вся команда блевала и никто не сомкнул глаз. Лишь к рассвету большая вода успокоилось, поутихла  и наступил полный  штиль.
      Royal Lion бросил якорь и дрейфовал в тяжелых зеленых водах, где то неподалеку от  берегов южного города Одессы. Команда моряков наконец то смогла перевести дух и оправится после бессонной ночи.
          Видимость была нулевой, и англичане не особо беспокоились быть обнаруженным. И как выяснилось позже - совершенно напрасно. 
         К полудню начал  набирать силу теплый южный ветер, густой туман начал стремительно рассеиваться  и капитан корабля Royal Lion отдал  приказ поднять паруса и немедленно уходить в море.  Но из туманной пелены , фантомом, призраком из неоткуда, прямо перед носом Royal Lion возник расплывчатый силуэт русского корабля.
          Нежданная встреча стала полным сюрпризом как для русских , так и для британцев.
     Капитаны обоих кораблей поначалу опешили, напряженно отслеживая за действиями друг друга в бинокли. И тут, почти одновременно, с разницей в какие то доли секунды , с обоих сторон был отдан приказ  о  штурмовом наступлении.
       Британцы опоздали. Русская флотилия оказалась на миг шустрей и проворней : единственный прогремевший пушечный  выстрел  метко пробил нутро Royal Lion. Британское судно тут же загорелось , дало течь и начало стремительно идти ко дну.
       Запахло кровью и порохом. Английские матросы с криками, хаотично забегали по корабельной палубе и больше ничего не оставалось,  как сложить оружие и сдаться в плен. Капитан Royal Lion приказал поднять белый флаг и приготовить к спуску спасательные лодки.
     Скотт Арчи Беккер вместе с другими членами команды был взят под арест русским судном и в этот же день высажен в Одесском порту.
      Несколькими днями позже, по особому приказу русского главнокомандующего, большая часть британских заключенных  были освобождены для обмена военнопленными , а оставшиеся были высажены на сушу с  последующим отбыванием  тюремного заключения.
     Английских пленных поместили в тесный, арестантский барак, кое как приспособленный для проживания.
В полутемном пространстве, с одним маленьким решетчатым окном , стоял спертый и невыносимый воздух . В тесное помещение были согнаны и заперты больше тридцати человек;  турки , французы, британцы и несколько итальянцев.  С дверей барака, под бдительным надсмотром выставили  вооруженных винтовками охранников.
        На рассвете сонные конвоиры заносили в казарму грязно зеленого цвета эмалированные  ведра с уже остывшей перловой кашей и полупудовым мешком сухарей . После утренней еды заключенных выводили во двор, выстраивали  в плотные ряды по двое, пересчитывали по нескольку раз , а затем гуськом через весь город гнали мостить каменной брусчаткой Приморский бульвар Одессы.
      Работа была тяжелая и изнурительная. Колени воспалялись от долгого стояния и ломило руки и спину. К ночи, по приходу в барак пленные получали свою порцию пресной каши и с тухлым запахом костлявую рыбу.
Кормили в плену хоть и скудно, но сносно и били случалось тоже, но не до самой смерти. Те из конвоиров, что с сердцем подобрей бывало замахивались наотмашь кулаком или прикладом, но перед самым носом заключенных останавливалась. Больше словами рваными хлестали , как плеткой. Речь русская не понятна была для уха иноземного и слушалась грубовато и обрывисто. Будто ругаются всегда. Но иногда, что то вдруг в конвоирах просыпалось, и на время свой гнев на милость меняли. И тогда уж совсем хорошо было. Можно было расслабится и тумаков не ждать.
Но как только опускалась солнце и  темная ночь входила во владение, с разных углов душного и потного барака был слышен отчаянный шепот мольбы. На чужих и неведомых языках, с уст пленников слетала только одна молитва - о своем спасении и возвращении домой.
         Скотт Арчи Беккер с другими заключенными успели   выложить булыжниками всего лишь две мостовые морского города. Как вдруг, в срочном порядке, по приказу городских властей работы заключенных были внезапно прерваны и прекращены.
        Как оказалось , в бараке среди военопленных уже как несколько дней началась повальная дифтерия и был объявлен строжайший карантин с наказом полной изоляции от внешнего мира , без права выхода наружу.
     Не успевая  вымолить освобождения из одного плена , заключенные попали в другой - в плен смертельный болезни. 
          Уже меньше чем за неделю в тесном и душном бараке полегло пять человек. Помощи ждать не приходилось. Как могли , так и выхаживали  друг другу. Кто ведро помойное поднесет для справления нужд, кто ковш воды подаст или промоченную водой тряпку на лоб постелит.
 С  рассветом,  через узкое решётчатое окошко появлялась рука конвоира и сбрасывала на земельный пол  погребальные, пропитанные воском  саваны.
Будто пеленая младенцев , арестанты заворачивали в саваны покойников , а затем опоясывали их тела конопляной веревкой. К ночи дверь барака отворялась, и под присмотром конвоиров пленные переносили обернутые в саван трупы  на улицу, за угол барака, где их и сваливали вдоль  бревенчатой стены .
Утром следующего дня,  к бараку скрипя массивными колесами подъезжала уже наполовину загруженная трупами арба, выделенная городскими властями для сбора покойников последней ночи.
      Запряженные в повозку буйволы с грубой шерстью и большими выпученными глазами выдували из ноздрей густой теплый пар, терпеливо ожидая  отправления. Под присмотром безучастных и заспанных конвоиров пленные скидывали в повозку покойников и возвращались в барак.
    Глядя через маленькое решетчатое окно десятки обреченных глаз провожали в последний путь товарищей по плену. И оставшиеся в живых, тайно молились всем своим богам о милости к себе и спасении.
    Под щелканье кнута  и хриплого голоса возничего,  почивших увозили по еще недавно вымощенной ими самими  каменной мостовой. Тяжелая повозка медленно тряслась через спящий город, к далекой заброшенной окраине, к огромному поросшему сорными некошеными травами  пустырю.
По прибытию , груженую арбу  встречали грязнолицые, в лохмотьях могильщики. Своими костлявыми руками они опирались на черенки ржавых лопат и не отрывая глаз следили , как кучер и  его помощник раскачивая из стороны в сторону завернутых в саваны мертвецов скидывали на дно свежевырытой погребальной ямы. Та,  своим разверстым чревом была готова к поглощению бренных тел. Над ее открытой пастью уже давно кружили сбившиеся в огромные стаи кричащих черных ворон и белокрылых чаек.
Хоронили молча, без ритуалов и без положенных молитв. Да и не к чему они были? Слушать то их и некому. Не проходило и часу , как бурая земля совсем скоро была выровнена и утоптана и по центру воткнут наспех сколоченный деревянный крест. На крест прибили крохотную табличку. Ни имен , ни фамилий на ней не значилось Одна лишь наспех выведенная месяц и год, и рядом  цифра с количеством погребенных.

  Сегодня прошла неделя с начала карантина. Скотт Арчи проснулся на рассвете. В липком поту, с широко открытым ртом он быстро и жадно заглатывал воздух. Лежа лицом к стене , на деревянной полке барака со скрюченным телом, он подогнув под себя коленки весь дрожал. Беззвучным шепотом , не открывая слипшихся глаз, он слегка откинул голову назад и хриплым голосом попросил ковш воды.  Сухими и жаркими губами заглатывал воду, но в горле свербело и мешал какой то твердый, как заостренный камень ком. Вода струйкой лилась по шее , потом на грудь. Не допив, он снова повернулся лицом к стене. Тело его судорожно билось в конвульсиях. Кто то сзади подошел и приложил к его лбу мокрую тряпку. Слабое сознание то вспыхивало , то гасло , а потом, вдруг неожиданно стало легко и хорошо. Сознание заволакивалось , пока не утонуло в розовой туманной пелене. Тело его стало легче, чем птичье перо, которое качало на волнах вольного ветра. Лишенный всякой воли и контроля он летел в темную бездонную пропасть, освещенную  холодным светом тысяч мерцающих звезд. Он летел и летел, а дна все не было и не было. Но он и не торопился. Немного спустя заезды начали тускнеть и меркнуть. А потом и вовсе погасли.
        После полудня конвоиры привезли пленным котел остывшей каши. Ели молча, медленно и без аппетита.
Пленный турок оставил у изголовья англичанина миску с половником каши. Но Скотт и не шевельнулся, продолжая лежать лицом к стене. Приятель по плену Бобби Браун несколько раз потормошил Скотта за плечо:
- Hey , Scott, wake up! Food is here. Are you ok? - он потряс его несколько раз за плечо. Затем перевернул Скотта на спину. Медный цвет волос Скотта еще больше подчеркивали синеву осунувшегося лица и черные тени глазниц. Уголки рта упали вниз,  белесые губы треснули , а род полуоткрыт. Бобби Браун  наклонился чтоб услышать дышит ли ? - I can’t hear him breathing. He is  gone! Bring the shroud. - Бобби Браун обхватил свое лицо руками, вздохнул и отвернулся.
Пленные  турки принесли черный саван, развернули и разложили на земельном полу. Огромное тело англичанина турок ухватил за подмышки , а Бобби Браун за ноги , и едва не уронив, спустили и уложили на саван. Из карманов штанин Скотта Беккера вытащили документы, медного цвета ключ и маленького размера сложенное вдвое письмо. Потом подошел  темнокожий усатый турок, и упав на колени, усердно пытался стянуть с мизинца правой руки Скотта кольцо с изумрудного цвета камнем . Турок все тянул его и тянул, но кольцо похоже вросло в кожу и расставаться с хозяином не желало.
Бобби Браун исподлобья  наблюдая за турком,  рыкнул в его сторону:- Leave him alone, bastard! - турок тут же отошел в сторону и больше не осмелился подходить.
Тело уложили в черный саван, свернули и обвязали веревками . Через решетчатое окно кликнули конвоиров. Белобрысый, с юным и веселым лицом розовощекий малорос отворил дверь барака настежь и не переступая порога заругался :- Шо туркам опять от нас надо?- взглянув внутрь увидел на земляном полу черный саван: - Ах вот как оно! Снова мертвец, говорите? Ну и как мне вас  утешить  дорогие турки? Сидели  бы лучше у своей Османии да уплетали кёфте с шиш- кебабом ! Так нет-  протянули свою волосатую руку до наших земель! Вот те и получайте черные саваны и земляные холмики с крестами!
Бобби Броун встал с лавки и подошел к двери и передал оружейному документы и личные вещи Скотта Беккера.  Конвоир дал двум арестантам вынести завернутое в саван  тело, указав рукой за угол барака , где уже с прошлого вечера лежали друг на друге двое мертвецов.
      Скотт очнулся ночью. Тьма кромешная, - ни отсвета ни отблеска. И звуков никаких - только стрекот кузнечиков . Его тело снова залихорадило. Он пытался свернуться в клубок, но тело оставалось стесненным и  скованным. Будто ремнями утянули. Где то вдалеке завыла собака.
Вспомнил что вчера, по болезни пребывал в беспамятстве, которое похоже все и приняли за его кончину. А сейчас он завернут  в кокон и обвязан веревкой. На рассвете прикатит арба и сборщики трупов увезут его тело и захоронят в чужой земле.
И ни матери , ни отцу, ни братьям и у кузинам- никогда не найти его могилы и не всплакнут и не попрощаются.
Скотт с трудом вытащил обессиленную руку из перемотанной вокруг савана  веревки и с большим трудом освободился из черной холстины мертвецов. Очень хотелось пить. Но сейчас не до этого! Он пригнулся посмотрел за угол; у входа в барак, на земле , подпирая спиной стенку с вытянутыми на земле ногами сидел конвоир. Удерживая в руке винтовку, он обпер на нее голову и мирно посапывал. А сейчас, - важно подняться  и очень тихо покинуть это дьяволом  приговоренное место. Скотт встал на четвереньки, но подняться на ноги не получилось. Его стошнило, он вырвал, и голове все завертелось кругами.  Жажда высушила его изнутри, как знойное солнце пустыни. Благо ночь прохладная,  пусть и не заменяет ему ковш холодной воды, но хоть бодрит и не дает расслабиться. Скоро рассвет и сон  у конвоиров в предрассветный час хоть и сладок , но не стоит на это уповать. Убраться бы отсюда поскорей .
Вдалеке виднелись окутанные полосой утреннего тумана высокорослые кусты, за ними пролесок, а там, еще дальше, сквозь ветки деревьев виднелись очертания деревянных жилищ.
Скотт, прихватил подмышку черную холстину, веревку, на случай, чтоб его сразу не спохватились. И пока суть да дело поймут, он уже и далеко будет!
Еле переставляя ноги, шатаясь из стороны в сторону он держал путь в направлении домов.
 Через час, с большими передышками он наконец добрался до кустов. Солнце ярким светом залило поля, кровельные крыши домов и придорожные строения. За кустами, в небольшой придорожной канаве он нашел маленькое проросшее высокой сорной травой пространство. Став на четвереньки он нагнул голову и сухим ртом ловил скатывающиеся с трав росинки. Затем лег на траву, скомкал саван и придав ему форму подушки, уложил под голову и крепко заснул. 
Проснулся от страшной изнуряющей жажды. Солнце нещадно палило и не давало открыть слипшихся глаз. Оперевшись на локоть - он приподнялся и огляделся вокруг. В знойном мареве, виделась  песчаная дорога обсаженная  ореховыми деревьями вдоль которой расположились несколько покрытых соломенной кровелью жилищ. Со дворов доносился задорный лай собак, крик петуха и мычание коров. К ним присоединился женский голос , который спорил с мужским. Женский говорил много-много слов. Мужской отвечал редко и коротко. После которых женщина становилась еще громче и многословней. Мужчина больше не отвечал. Крик петуха сменило кудахтанье кур, собака налаялась , корова намычалась  и женщина похоже тоже добилась своего. Мир обрел свое первозданное спокойствие. Небо было прозрачно голубым , и на нем прямо  по центру свода большим кругом сияло лимонно - белое солнце. Друг за другом играя в догонялки играли ласточки. Пронзительно пели птицы, а в траве стрекотали кузнечики. Скотт встал с сырой земли и пьяной походкой зашатался в сторону жилищ. Он шел по густой,  не топтаной  тропе, как вдруг за  деревьями перед ним предстал длинношеий  журавлиный колодец . Закружилась голова: - Вода! Вода!
Он поспешил. Запыхавшись дошел до колодца и опустил журавлиную шею с деревянной бадьей вглубь. Услышав всплеск воды  он потянул за ворот. Переполненное водой ведро ухватил за дужку и водрузил сверху на стенку колодца . Припал на колени, и наклонив ведро к себе жадно и долго с него пил. Остановился, но только чтоб отдышаться, а потом снова пил. Упившись поднял ведро над головой - и вылил на себя сверху. Холодная как лед вода сначала обожгла его тело. Но только на минуту. А потом стало хорошо! И он родился заново.
       Весь промокший , по прежнему немощный , но довольный , он встал во весь рост, открыл широко глаза и увидел перед собой огромный некошеное с полевыми цветами поле . Он шел по нему неспешна, и вскоре жилища остались за пригорком. Скотт лег на траву, и положив руки под голову снова уснул. Проснулся уже на закате от тихого звона колокольчика. Он приподнял голову и увидел на спуске с холма  блеющую козу. Вниз по пригорка спускался приземистого вида усатый мужичек в просторной рубашке с красной вышивкой на груди и широкополой соломенной шляпой. Мужик кричал в стороны козы:- Бася, да поди ж ты сюда! Шо ты в прятки удумала на ночь играти? Шо ты за чиловик Бася, мало я тебе про волков рассказывал? Нельзя, Бася, нельзя швендять где вздумается! - усатый  подошел к козе и схватившись за один рог потянул ее за собой. Она послушно ковыляла следом , и вскоре оба исчезли за цветущим пестрым холмом. 
Скот тоже поднялся с земли и последовал за ними. Когда наконец добрался до жилищ, уже стояла темная ночь. На синем небе потерял равновесие ( криво висел) серповидный месяц. А вокруг него рассыпались плеяды миллион мерцающих звезд!
-I am free again!  I am free! Free again! - он ликовал как птица у которой украли бесконечное небо, заменив его на тесную клетку с одной жердочкой. А потом по какой то божественной, невероятной случайности снова вернули .
Очень хотелось есть. Но чувство  голода было  такой мелочью, по сравнению с вновь приобретенной свободой. ;;;
Окрыленный нежданным спасением,  он на всех ветрах уже держал путь домой , в сторону Туманного Альбиона.

;Скитания по Одессе, Привозу, Порту в поисках пристанища.
;Жилище у  еврейской женщины Бебы Самуиловны Кац.

       С раннего утра Скотт слонялся в одиночестве по незнакомым извилистым улицам южного портового города.
       Ноги, сами собой привели его в тихий и безлюдный переулок, который так и назывался Тихий.
      В узком тупичке,  промеж двух покосившихся  плетёных заборов он приметил кем то сваленные в кучу набитые сеном круглые тюфяки. Скотт подошел ближе , огляделся. Никого рядом не было и никто его сейчас не видит. Он на прилег пышный сенный тюфяк. Было мягко и уютно. Огромная ветвь старой, но еще пышно цветущей акации пляшущей фиолетовой тенью играла на лице англичанина. Чарующий аромат ее соцветий разносился по всему переулку. Вокруг душистых гроздьев  жужжали множество пчел , шмелей и сбившихся  в стаи мошек.  Время от времени на него  падали нежные лепестки желтых соцветий и пушистые зеленые гусеницы. Он по одной  снимал их и бросал поодаль в зеленую траву.  Где то в вдалеке прокричал петух. С противоположного переулка его подхватил соседский. К птичьему хору присоединились и пролетающие мимо чайки.
     Сонное южное солнце морило и убаюкивало , дуновение  ветра приносило с собой запах моря и счастья . Скотт надвинул  на глаза соломенную   шляпу с широкими полями , зарылся поглубже в мягкие тюфяки и погрузился в  глубокий блаженный сон.               
         В это самое время , с одесского Привоза , с набитыми базарной провизией торбами , по Тихому переулку неспешно ковыляла  к своему дому Беба Самуиловна Кац.       
      Это была маленького росту пожилая  еврейская женщина с дулькой седых волос на затылке и с накрашенными яркой губной помадой  губами.  Круглые дужки бровей придавали удивленное выражение ее маленькому выразительному  лицу. Позолоченная  огромной брошь  с фальшивым рубином сверкала ложным блеском над  большой свисавшей до пояса груди .
     Мадам Кац уже утомилась и ей было жарко. Яркое солнце обжигало глаза , она шла тяжело вздыхая и охая , со склоненной набок головой и прищуренными глазами.
      Беба Самуиловна вспотела, на висках ее блестели капельки пота, а красная помада растеклась и размазалась по надгубным  морщинкам.
          Она остановилась, и достала из кармана платья несвежий носовой платок, обтерла им морщинистое лицо и двинулась по переулку дальше.
     Мухи и осы назойливо  вились и жужжали над свесившейся из лоскутной торбы общипанной головой гуся. Беба Самуиловна время от времени выкрикивала:  «кыш- кыш, подлые» и размахивала тяжелой сумкой то вперед , то назад  , отгоняя надоедливых насекомых.
        Тут, краем глаза ее внимание привлекла  чья то согнутая в  коленке нога и торчавший в сторону носок желтого потертого ботинка. И все бы ничего! Но нога эта Бебе Самуиловне была не знакома и подпирала она ее личный забор . 
       В голове  мадам Кац образовалось множество тревожных вопросов, которые требовали правдивых и незамедлительных ответов.
       Беба Самуиловна занервничала: «Это что за предмет валяется у моего забора? На моих мягких тюфяках! И кто босяку разрешил? Других заборов шо ли мало ? Вона,  в двух шагах, забор Абрашки  - совсем новый, пусть туда бы, голодранец и пришвартовался!».
 
      Приблизившись к незнакомцу и опустив свои тяжелые с провизией торбы на землю, мадам Кац уперев руки в боки встала напротив.
       - Ви только  посмотрите как он себя красиво имеет!- возмутилась Беба Самуловна! - Чтоб мы все так жили ! Босяк и оборванец валяется  на моих мягких тюфяках! И еще имеет наглость спать!
       Глаза  Бебы Самуиловны бегло заскакали от одной части его тела к другой. Шляпа незнакомца наполовину прикрывала его лицо , рот был слегка приоткрыт и из уголка губы торчала перекусанная  сухая соломинка. Из под шляпы выбился  нечесаный, спутанный клок медно рыжих волос ; пейсы были сплетены в две тонкие косички, и обрамляли рыжую всклокоченную бороду.  Диковинная золотая серьга с маленьким красным камнем в ухе сбивала мадам Кац с толку : на цыгана не похож, - неспешно рассуждала она,- мож грек, иль даже румынчик? А мож - тьфу его!- и турка окаянная ! В порту всяких заморских полно, но по нашим переулкам в одиночку они не шастают.
         На незнакомце была надета драная выцветшая тельняшка, поверх которой расстегнутая на груди льняная затасканная  рубаха. Вокруг загорелой опаленной солнцем шеи,  повязан синий морской платок.
     Абсолютно все в этой  странной личности мадам Кац  казалось непонятным, иным, и от этого очень подозрительным.
Так- так.. , - напряженно продолжала гулять цепкими глазами мадам Кац:- Башмаки у предмета сухие и драные - ну с этим то ладно! По правде говоря- у кого сейчас новые и с блеском? Руки обветрены, в шрамах и царапинах, но покроя благородного, как у нашего раввина в синагоге. Лицо пока не изношено. Да и под ногтями чисто - без траурных лент.
    Мадам Кац наклонилась пониже и заглянула в полуоткрытый рот незнакомца : -  Ага!  Зубы все ровные, в ряд, совсем как новый Абрашкин забор! Выбитых нет, а значить - парниша не буйный и без дуростей в голове!
        И все же, что то мешало Бебе Самуиловне вынести  этому босяку и голодранцу справедливый приговор.
         Тут ее взгляд упал на его мизинец правой руки с граненным перстнем. Посаженный в изящную золотую оправу зеленый камень   переливался  и сверкал на ярком солнце таинственным изумрудным блеском.
Нет - голодранцами такие не рождаются!- умозаключила мадам Кац.- И спор с собой ее больше не терзал.
       Для последнего и убедительного вердикту мадам Кац перешла дорогу  и  с  плетеного забора соседа  Бенциона Блюма сняла деревянную клюку для сбивания груш и абрикос. Подойдя к спящему незнакомцу ближе , она концом  палки поддела поле широкополой шляпы, чуть приподняв ее. Лицо оборванца полностью обнажилось - и из под тяжелой, суровой,  медного цвета брови на мадам Кац пристально смотрел  голубой глаз:
    - Am I in your way, maam? - незнакомец отбросил в сторону шляпу и заговорил на непонятном для Бебы Самуиловне языке.
Ой! - от неожиданности вскрикнула Беба Самуиловна!  - она выронила клюку и подхватив с земли торбы, с поразительной быстротой   бросилась тикать.
        Со стремительным  разгоном  мадам Кац, по всей видимости не справилась, и едва успев подставить руки, распласталась на пыльной дороге, приняв форму правильной   звезды.
         Из лоскутных торб россыпью разлетелись молодые клубни весенней картошки, вылетела голенькая тушка гуся , связанные в пучки розовая редиска, укроп и чеснок, и в разные стороны укатили коричневые в крапинку куриные  яйца.
        Мадам Кац было очень больно. У нее перехватило дыхание. Ладони и коленки щипали, будто ошпарили кипятком . Кряхтя и охая она подняла с земли голову и протерла маленьким кулачком левый глаз: прямо перед ее носом лежали  два вдребезги покоцанных куриных яйца. 
        Нежные оранжевые желтки вытекли из треснувшей скорлупы на желтую и пыльную дорогу. Набрав в легкие воздух она безутешно заплакала.
          Бебе Самуиловне было жалко не свои разбитые в кровь коленки  и не расцарапанные ладони, а два разбитых куриных яйца!
          С упреком , она переводила взгляд с яиц на незнакомца и снова на яйца , и с горькой обидой выкрикнула:
Это,  между прочим,  были мои сегодняшних жаренных на шкварках яйца! Вот ви што наделали, турок ви окоянный! Ви сделали мадам Кац  большое горе ! - и верно,  горе Бебы Самуиловны  шумом, оханьем и болью раскатилось по всему Тихому переулку.

           Скот сначала опешил от таких неожиданных обстоятельств. Но тут же, немедля подскочил с соломенных тюфяков , подбежал к мадам Кац и подал ей руку .
Пока мадам Кац отряхивалась от пыли и разглядывала свои ободранные и расцарапанные коленки Скот поднял за шею ощипанного гуся и затолкал его обратно в торбу, спешно собрал с дороги картошку, пучки редиски, укропа и чеснока. С легкостью подхватив торбы с провизией и  жестом руки показал , что готов проводить мадам Кац до калитки ее дома.
        Мадам Кац плелась за ним следом прихрамывая и качаясь из стороны в сторону походкой хромой , откормленной гусыни и занудно ныла :
Моя бы воля, я бы из вас форшмак сейчас сделала!  И не этот мог засранец прилепиться к другому забору? Мой забор что ли мёдом помазан? Шёл бы себе мимо и шёл, турок окаянный , так  нет- именно мой забор ему дался ! - мадам Кац остановилась на секунду отдышаться и затем снова продолжила , - A то би уже прямо сейчас золотые и хрустящие шкварки , жареные яйки с молдованской  бринзой и укропчиком красиво би жарились на моей сковородочке!
       Перед плетеной калиткой дома мадам внезапно Кац притихла. В голове ее  замелькали интересные мысли и красивые намёки. В глазу зажглась золотая искра вспыхнув фейерверком . Беба Самуиловна вдруг увидела провалившуюся крышу своего дома, покосившийся  плетёный забор , недостроенный курятник, невспаханный и загаженный петушиным пометом огород,  и наконец совершенно пустующую комнату на верхнем этаже. 
        Все это выстроились  в голове у мадам Кац в нехитрый гешефтмахер   из которого красиво слепились и сыпались горстями одни брульянты. Беба Самуиловна вдруг оживилась и теперь уже с милостью в голосе и добротой во взгляде обратилась к незнакомцу:
А теперь мусьё, следуйте за мной , покажу вам где ви теперь жить будите! - она взглянула на англичанина снизу и поспешила добавить - До тех пор, конечно,  пока не скажу вам, что  пора уходить!
        Не дожидаясь от него ответа , она схватила Скота под руку и ковыляя потянула его за собой через уютный и тенистый дворик, к дому с белой  верандой.
      По скрипучей деревянной лестнице с отсутствующей ступенькой они поднялись на веранду второго этажа, где была одна единственная дверь. Замка на ней не было.
Здесь теперь будут ваши нумера! - торжественно объявила Беба Самуиловна .- С добром и миром  к нам пожалуйте!
      Узкая пустующая комната с высоким потолком имела единственное небольшое окно, смотрящее на веранду обвитую множеством лоз дикого винограда.
       Убранство комнаты было убогонькое  : на окне стоял надколотый глиняный горшок с умирающим фикусом, до середины окна свисала лимонного цвета ситцевая дырявая штора. Стены были выкрашены  бледно- голубой известью, что придавало ветхому убранству обманчивое ощущение свежести.
     Над небольшим створчатым окном,  в углу висела паутина с маленьким оконным пауком. Беба Самуиловна поспешила добавить: - Вот это мой паук ! Зовут его Наум . В честь папаши нашего! Паука разрешаю не любить , но требую не обижать и жаловать как моего родственника .
      В комнате, кроме с облупленной краской деревянной кровати и прислонённого к стенке , лишенного  одной ноги стула с полукруглой спинкой никакой мебели больше не было.
      Над кроватью , прямо по центру стены, в позолоченной раме висел прибитый вкривь и вкось портрет ехидного и сгорбленного старика в сером помятом пиджаке. Его пенсне съехало на  переносицу большого , провисшего к низу грушевидного носа . У старика были  большие оттопыренные уши , длинные пейсы и насмешливый, с хитрецой  прищуренный взгляд . На макушке сидела  чёрная еврейская кипа. 
          Справа от портрета, в стену был вбит огромный олений рог. Скот приметил, что судя по двум оставшимся в стене дырам , по другую сторону портрета когда то висел и левый. 
          Беба Самуиловна словно читая  мысли вслух продолжила:
На портрете наш дорогой папаша - Самуил Осипович! Как то раз упился он молодым  молдавским  вином и решил на оленьем роге повесится. Тот что был когда то слева. Папаша с гордостью называл этот левый рог « наш рог изобилия».
    - Ну а теперь скажите мине, мусьё турок, спрашиваю я вас! Разве пьяный человек может много думать? - она приподняла свои круглые брови и развела в строну руками - А я и не жду вашего ответа! Я и сама знаю: конечно -нет ! Был бы бы наш папаша в тот день трезвый , то сразу би допёр что на двух гвоздях жирные люди не вешаются.
       Трезвый  человек смекает сразу! И для верности забил бы ещё бы один гвоздь! - Мадам Кац призадумалась , перевела взгляд на Скота  и добавила- А может быть  даже и два!  Но наш папаша в тот день был ужасно пьян!  Везде ему мерещился вражеский туман и в голове бродило нетерпение. Наш рог изобилия конечно же оторвался и упал! Вместе с телом папаши. И поднул его сверьху прямо в плешь!
         С того дня, представьте себе, папаша взял себе дурную моду по субботам, в этот святой для всех нас день- вешаться!  Как выпьет рюмочку- другую говорит , что мы ему все до смерти надоели , ему от нас тошнит и он желает прямо сейчас вешаться.
        Поначалу мы всей нашей семьей  его спасали: кто за руки его держал, кто за ноги . И к кровати бывало на ночь привязывали! А когда мы смекнули , что это всё это пьяный кураж - и только нервы всем нам делает- то больше не мешали! - Давайте , папаша! - говорили мы ему , - Торопитесь! Сегодня с утра уже суббота - начинайте ваш шапито! Неделя без вашей клоунады- это время прожитое зря! Но перед этим, папаша, у нас у всех  есть дать вам хороший совет- об как успешные люди люди вешаются!
       Но Самуил Осипович гордый был- в ваших паршивых советах, говорит,- не нуждаюсь ! И всем назло продолжал вешаться на разных нужных нам в хозяйстве предметах : на хрустальной люстре, оставшейся в наследство от нашей тети Розы - повесился! И что ? Спросите меня еще раз , Ося - и что? И  вот что : он разбил нашу хрустальную висюлю вдребезги! Вешаться  папаша полюбил на бельевых веревках, на вешалках и крючках! А нашим садовым деревцам- это било просто ужасно видеть - всем веточки переломал! Вишенки и персики на пальмы заморские стали похожи.  Урожаю,  дажи маленькой паршивой мисочки - было не собирать! Разрушитель, а не человек был!
    Из нескончаемого потока речи, Скотт понял обно, - что его приглашают здесь жить. Понял , что паука трогать нельзя и еще понял , что портрет в золоченой рамке с ее папашей по особому дорог мадам Кац . Не понял только одного - какая с него оплата за проживание.
      Тем временем , Беба Самуиловна продолжала :- А теперь скажите мине , мосье турок, и мине надо знать точно- шо ви за личность? Только говорите мине всю правду,  а я вам без честного слова обещаю поверить!
       Скот внимательно смотрел на мадам Кац пытаясь уловить хоть одно знакомое слово из своего скудного запаса русского языка.
Почему ви все время молчите и молчите, как этот никчемный трёхногий стул ?  Ви меня уже устали ! Отвечайте тут же и не заставляйте меня уже невричать. Кто ви? И звать  вас как? ,- требовательно повторила тетя Беба. - Ну не хочите , как хочите! Будите теперь Ося! Именую вас Осиком! Так звали нашего покойного польского дедушку. Он тоже в этой комнате когда то жил- хороший чиловек был! Никогда ни с кем не спорил. Не скандалил. От этого и жил долго! Можит потому что глухой был? Ходил и всем подряд без разбору кланялся, улыбался и спасибо говорил. Имя этого святого человека отдаю вам в долг . Но только мосье Ося, предупреждаю, это только на  время вашего здесь проживания.
       Ну а миня зовите просто - тетя Беба. И запомните : не баба Беба, а тетя Беба! А то знаю я вас ! Между прочим, я еще не старая женщина! 
И говорите мине, прямо сейчас:  принимаете ли ви  мой заманчивый гешефт?
        Беба Самуиловна выжидательно в упор уставилась на Скота.
         Англичанин понимал, что мадам Кац был снова задан вопрос на который она ждет ответ. Он решил больше не молчать , и выложить  всё , что выучил за два месяца  плена. Начал со слова : «Да!». Следом последовало «спасибо» , и уже как через секунду поспешил добавить «хорощё !»
          Красные, ярко напомаженные губы Мадам Кац наконец растянулись в счастливой улыбке.
Дайте вас обнять Ося и послушайте сюда! Но только не обольщайтесь! Плезиров  я вам  - не обещаю . Как у вашей мамы дома - здесь тоже не будет! Но будет крыша над вашей головой, а не одинокая белая луна или сырое мокрое облако! Будет кровать, а не сено с кусачими мышками. Вшей всех ваших перебьем , кучеряшки  ваши огненные причешем и намылим , а уж приличный жентельменский костюмчик , это уж простите - купите как нибудь сами!
      Но тут Скот вспомнил ещё одну фразу,  выученную  у русских конвоиров и с радостью поспешил  добавить : -Иди  в жёпа!
         Мадам Кац быстро заморгала глазами , уголки ее блестящих и напомаженных губ опустились вниз, и теперь уже плаксивым голосом добавила:
Я вас мосье турок всё время не понимаю! - она приподняла плечи  и развела руками в стороны .- То ви молчите,  как рыба в пироге , но как что то ляпните- так уж лучше снова молчите!
         Обещаю , Ви закончите как мой      
 старый папаша! Бывало как расцицеронится , так всей нашей большой семьей  за ним с кулаками бегали и вешаться помогали  !
     Тот кто много говорит, мосье турок -  должен уметь  очень-очень быстро бегать.
        Беба Самуиловна сделала напускной обиженный вид и смахнула ладонью не набежавшую слезу.
Sorry miss Beba . I didn’t want to make you cry . My deepest apologies.
Чёрть знает, шо вы мне сейчас наговорили, но я  ничего не поняла! Вы кукожите мне бедный мозг, мосье Ося! Лучше скажите коротко: «да» или «нет»? И покончим с этой скучной и нудной оперой в двух антрактах!
Da , maam Beba! - Da!
       Лимонное лицо  Мадам Кац теперь расправилось , круглые брови опустились, она выпрямилась и тихонечко взяла англичанина за локоть , и уже с некоторым назиданием в голосе продолжила:
Знайте, мусьё Ося, Ви попали в крепкие и надежные руки! Тетя Беба очень хороший человек. Но  за мое доброе к вам отношение - мне потребуется с вас небольшой интерес . Польза - как ви уже правильно поняли ! Признаюсь- Ви очень симпатичный мужчина. Наверно ви и сами об этом знаете. Но как говорил мой покойный папаша: мущина  не должен быть красивый, мущина  должен быть полезный ! Ви согласны? -, не дожидаясь ответа она торжественно добавила: - А теперь - шолем алейхем, мосье  Осик и чувствуйте здесь себя почти как дома !

       Сентябрь в Одессе выдался жарким. Уже как несколько месяцев Скотт жил в доме мадам Кац. Разговорная речь ему давался с трудом, но многие слова он уже начал понимать.
   Вставал он рано по утру  и с первыми криками петухов , залезал в построенный им курятник и из под куриц - несушек вынимал еще теплые, только что снесенные яйца. Разбивал их кончиком об забор, добавлял сверху щепотку соли и одним глотком  высасывал , оставляя лишь одну скорлупу. На веранде тянул руку вверх срывал гроздь спелого дикого винограда и мчался в морской порт.


      Каждую пятницу Беба Самуиловна начинала в своем ветхом убранстве подготовку к Субботе: с раннего утра уже старательно намывала в доме рассохшиеся деревянные полы, начищала до блеска старинные бронзовые подсвечники , мыла скрипящие оконные рамы и трусила пестрые лоскутные коврики.
Уже к полудни выходила во двор, там надевала засаленный,  весь в жирных пятнах фартук, закатывала по локоть рукава цветастого халата и начинала кухонные хлопоты.
Из маленького сарайчика выносила тяжелый облупленный  и треснувший деревянный табурет , ставила его под играющую тень старенькой акации и воздвигала на него керосиновый примус. Рядом с табуретом пристраивала облупленное эмалевое ведро, переворачивала его кверху дном и с оханьем плюхалась сверху. Во дворе запахло керосином и едой.

  В субботу следующего дня, ближе к полудню , мадам Кац из сарайчика выволакивала круглый стол и накрывала его пестрой цветастой скатертью. На столе появлялись субботний подсвечник.
Во весь голос, в сторону настежь открытого на веранде окна маленькая тетя Беба кричала:
Ося, Осик , ваши любимые вилочка с тарелочкой уже ждут! Бежите сюда быстрей Ося! Шабат пришел!
Скотт спускался со второго этажа и садился за стол полный разных чудных и неведомых кушаний! Сперва Беба Самуиловна  зажигала свечи, возводила глаза и ладони к небу и читала короткую молитву и только после этого они приступали к трапезе.
Ви можите вести себя как ненасытная обжора, Ося! Тетя Беба этому только рада!
Беба Самуиловна не отрывая  глаз следила за каждым движение Скота. Ей нравилось , что тот ел ее кушанья с аппетитом и жадностью, причмокивая и смакуя.
Но тут, почему то в Бебе  Самуиловне просыпались сентименты и она принималась его жалеть :- Ви такой бедный и нещасный мусьё Ося - без красивой обуви, без родины! Так хоть дайте же мне щедро угощать вас обедом , как угостила би вас ваша родная мама в этот красивый субботний день. Кушайте мосье Осик, не надо останавливаться. Кушайте!
Как только Скотт заканчивал с трапезой Беба Самуиловна придвигала табуретку ближе к столу , клала локти на стол, и с интересом спрашивала:
Ну шо , Ося , а теперь расскажите мне подробно как же вам било вкусно?!
Yes, мадам Беба , it was very Delicious! Вкусно! Ошень!
Эгей! - дела жест рукой в  сторону  мадам Кац,- В вашей Лондре, такого никогда не случиться,- щоб кто то,  да за просто так, такой небесный фаршированный рыбку карп  предложил!  - Скотт, как всегда ничего  из сказанного не понял, но переспрашивать считал излишним, и  время от времени просто кивал головой : Да! Хорошё! Ошень!
    И мадам Кац, такой диалог, который скорее походил на монолог, тоже устраивал. Она была непомерно счастлива,  что хоть кто то, с таким неподдельным вниманием ее слушает.  И что важно - даже не перебивает :
Ви наверно очень хочите узнать , кто меня научил готовить такую фаршированную рыбку карп? Вы просто не поверите Осик! - мадам  Кац поднимала  одновременно свои круглые брови и указательный палец руки и восклицала:- Готовить такой небесный гефилте фиш меня научила покойная тетя Роза с Молдаванки. Но спирьва, ещё до этого, тетю Розу учила покойная тетя  Мира , но не та что хромая и скрытная, а та что заикой была. Ах, Ося, ви  себе даже не представляете какая это била   нещастная  женшчина! Ведь ее никто никогда не мог дослушать до конца! Иногда, эта бедная женшчина, одно слово по пять минут выговорить  не могла. Заедало ее , как поломанную шарманку . А в наше время,  кто может себе позволить такую роскошь как долго слушать? , - она вздохнула, помолчала и продолжила дальше. - Ведь все  и сами любят поговорить. Так вот , эта самая тетя Мира в один день пропала ! Из Одессы Мирочка отправилась в недалекий вояж навестить тетю Фиру в Николаев и никто ее с тех больше и не видел! Оказывается, только потом мы все узнали - Мирочка, по ошибке не на той станции сошла! Там и застряла. На целых двенадцать лет! Оказывается, Ося, несчастная Мира  никак не могла объяснить свою ситуацию, ведь никто ее долго не слушал. И все нужно - это просто сказать , что она обшиблась  остановкой! И ей надо бы впиред до Николаева , или назад до Одессы ! Но писать слова чернильным пером Мирочка  не умела, и читать книжки с разными буквами тоже. Вот тебе и фокус - покус получился! - Беба Самуиловна вздохнула и посмотрела как зеленая муха гадит на форшмак. Она размахнулась, но тарелочка от ее шлепка улетела со стола быстрее мухи. Кот Сема , сидевший под столом и  уже давно выжидавший своего звездного часа, прихватил форшмак и улизнул с ним за сарай. Скотт быстро поднял тарелку и успокоил мадам Кац :-Вкусно било вкусно, my dear Beba Samuelovna. - он обнял ее за плечи . Они убрались со стола , Беба Самуиловна задула свечи, сложила скатерть и унесла все в сарайчик до следующей Субботы .