Людочка

Люда отодвинула край простыни и всмотрелась в уголок зеркала. Оттуда на нее смотрел красный глаз. Она вздрогнула и отшатнулась. Простынь скрыла темную комнату и измученную Люду. Девушка вздохнула и села на деревянную табуретку. Прошлась пальцами по ее краю, нащупала ножки и улыбнулась. Губы Люды задрожали, и она спрятала лицо в черной юбке. Спина ее затряслась от беззвучного рыдания.

Она помнила, как отец мастерил эту самую табуреточку, а потом еще долгие годы усаживался на нее, такую маленькую, где-нибудь в уголочке и точил мамины кухонные ножи.

Хоть бы никто не зашел, думала Люда, хоть бы никто не зашел, и она смогла выплакаться вдоволь перед кладбищем, чтобы там с сухими глазами крепко обнимать маму. Ей совсем худо. Как же ей худо. Люда не знала, что и делать. Вот был бы папа...

— Людочка, можно? Ты прости меня, Людочка, я так, два слова...

Люда подняла заплаканное лицо и увидела маму своего Яши. Ах, Яша! Где же он? Неужели никто не сказал? Был бы он рядом, ей было бы легче. Как ей было бы легче...

— Я попросить хочу, дружочек, Людочка. Не говори ты Яше о Григории Васильевиче... Он там у себя пущай служит, работает. А узнает — сорвется к тебе утешать. А у него служба, понимаешь, доченька, служба. Пущай, пущай...

— Она махнула рукой на дверь, и Люда бездумно проследила за ней глазами. Уже
сухими.

— Хорошо, теть Валь, хорошо... — Закивала девушка. Пусть так, подумала Люда, она права, что же она, не сможет справиться без Яши?

Девушка встала, пригладила черную юбку и направилась к двери искать маму.

***

Люда накрутила на палец кудрявый проводок от телефона. Гудки вылетали из трубки и кружили над ее головой как назойливые мухи. Она так устала. Если бы Яша был здесь...

— Люда! — Послышался его голос, и девушка почувствовала тугой ком, пробирающийся к горлу. — Люда, ты там?

— Яша... Да, я тут, — дрожащий слабый голос влетел в трубку.

Пауза.

— Что случилось?

Умеет ведь он все угадывать, подумала Люда, как только выходит, что же ей теперь...

— Люда, выкладывай, что там стряслось. Ты что, плачешь?

— Да. Папа, Яш. Умер папа. Две недели как уже.

Послышался тяжелый вздох. Шебуршание. Яша прочистил горло.

— Я приеду. Сейчас посмотрю билет и ближайшим рейсом...

Люда замахала руками, как если бы он сидел перед ней, а затем, спохватившись и вцепившись покрепче в телефон, запротестовала:

— Нет-нет-нет, Яшенька, не надо. Я тут справляюсь, а ты там, пожалуйста, оставайся.

И разрыдалась. Как маленькая совсем, в голос разрыдалась. Телефонную трубку прижала к груди и стала ее убаюкивать, как будто приходилось успокаивать Яшу, а не ее саму. Выдохнув, поднесла к уху.

— Людочка, слышишь? — Нежный Яшин голос погладил ее по курчавой голове. Как она скучала!

Она всхлипнула в ответ.

— Я тебе билет куплю. Приезжай ко мне ты.

Она кивнула и угукнула. Конечно она приедет к Яше. К ее любимому Яше.

***

Люда закатила чемодан в купе и села на нижнюю полку. В душе ее боролись скорбь и радость: она каждую секунду думала о папе, а потом ее мысли тянулись к Яше, которого она вот-вот обнимет. Их разделяла лишь дорога. Одна только дорога — и она прижмется к его груди и наплачется под звук его мягкого голоса. Скоро она разделит свою печаль с ним, и хотя бы маленькая доля груза спадет с ее плеч.

Люда погладила колени и взглянула в окно поезда. Там, на перроне, стояла ее мать. Вопреки протестам она пошла провожать дочь. Женщина прижала руки к груди и выискивала нужное окно, чтобы взглянуть на Люду.

Люда нахмурилась. Мама так упрямо собиралась на вокзал, будто что-то гнало ее из дома. Словно одна только мысль, что она останется, не проведет Люду, вызывала в ней протест. Или страх...

Девушка ахнула. Да как же она!.. Она же одна, в квартире совсем одна, там, где папа...

А мама все поправляла платок и бегала глазами по окнам. Неподвижно стояла среди бегущих, опаздывающих и искала свою Людочку.

Наконец ее глаза выловили знакомое личико, и она слабо махнула рукой и устало улыбнулась. Люда взглянула в мокрые глаза мамы, вздрогнула, закрыла рот рукой и сдавленно выпалила:

— Господи!

Поезд тронулся.