Экранов свет голубой под никольской горой часть 23

Часть 23
Наступил Новый год. Герка поехал домой. Там он сходил в районный дом культуры на карнавал. А через день или два мать ему сообщила, что его дед Иван Степанович в Барышской Слободе болеет и находится в очень плохом состоянии. 
Баранов Иван Степанович, это отец Геркиной матери. Дедушка, которого он сильно уважал и должен был в этом случае обязательно увидеть. Дед, к которому, он  так всегда любил приезжать в деревню.
Гека не раздумывая сел на автобус и поехал. А пока ехал он всю дорогу вспоминал.
Он вспоминал, что ещё грудным ребёнком, как говорила ему мать, частенько привозила его к дедушке с бабушкой в деревню. Отнимать и отваживать от груди, она когда-то тоже его отправила к деду с бабкой.  Многие из его родни посмеивались над ним, рассказывая,  как он, валяясь с дедом на русской печи, порой заглядывал оттуда к бабушке на маленькую кухню и бессмысленно говорил: «Баба дай каки»,  вместо, дай каши. Как спас его дед от сельского детского сада, спрятавшегося на этой же печи под матрацами, и не желавшего идти в детский сад. Тогда тот, оставив его дома с собой, сказал бабушке:
- Ладно, пусть со мной бегает.
 И конечно он вспомнил общую фотографию, на которой дед ни кого, ни будь, а его держит на руках.  И Герка слышал порой, что дед любил и баловал его за то, что он сильно был похож на Анатолия, дедушкиного сына, погибшего на войне.
Он не мог также забыть и тех верёвочных качелей, которые делал каждый раз дед, когда он приезжал. Перед его глазами проплывали разные кобылки, ледянки, коляски и даже лыжи которые они порой мастерили вместе с дедом на верстаке под сараем.
Он вспомнил, также как грозил дед большим костистым кулаком за какие-то его проделки, говоря:
- Вот кувалду видишь?
Но он только ведь грозил, но никогда даже и пальцем не тронул его.
Дед был не тороплив и очень аккуратен. Даже дрова, он пилил по мерке, вымеряя чурбаки чуть ли не до миллиметра. Поленница дров у него напоминала какую-то чуть ли не фигурную кладку с узорами. Зять Михаил, иногда шутя, говорил:
- Отец, поленница-то с дровами у тебя ну просто смеётся.
Сарай, покрытый соломой, настолько был ладно причёсан, и казался Герке лучше, чем некоторые люди. А плетень, опоясывавший огород в Барском переулке был заплетён не хуже косы русской красавицы. Даже баня, которая топилась по чёрному, с камином и чёрными от сажи потолками, была по-своему привлекательна, и красива. А другой дед и не признавал, говоря:
- Только в этой бане настоящий русский дух и сила!
Но Иван Степанович имел один грех. Любил он выпить. Мать говорила, что в молодости он не пил. Но жизнь. Ох, эта жизнь. Даже очень стойкие люди не выдерживают её передряг. А за годы-то, сколько их было у деда? Служба на Балтике в царском флоте, революции, войны. Только гибель двух сыновей Анатолия и Бориса чего ему стоили.
Порой что-то мастеря, он говорил Герке:
- Ты у нас кто, Фома или Ерёма?
И услышав ответ, и что-то вспомнив,  вдруг вещал:
- А на кресте три слова, напишите, покойный водочку любил!
Дед порой рассказывал, о службе на корабле "Императора Павла I".  Как упражнялся в поднятии тяжестей, чтобы лучше справляться с нелёгкой службой. Одна ведь специальность у него была канонир, а вторая писарь. И что это у них всё это началось в семнадцатом году. Все эти самые революционные события. Стояли, они говорил, тогда в Гельсингфорсе. И чувствовалось, что кораблём кто-то кроме командира ещё командует. Но никто ничего не знал. Оказывается, это большевики действовали и конспирацию сильно соблюдали. На «Павле I»   произошло всё быстро, по сигналу хорошо законспирированных организаторов.  На корабле подняли боевой флаг. «Павел I»   оказался во главе мятежа. В один миг матросы расхватали с пожарных щитов багорики и топорики. Арестовали офицеров, а тех, кто издевались над матросами, по голове и за борт.  Дыбенко там такой матрос  действовал. Так вот он говорил и началась эта самая Февральская революция на флоте.
На линейном корабле броненосце «Павле I» рассказывал Герке дедушка, был создан судовой комитет для управления и командованием кораблём. И деда избрали в этот самый комитет. За что он и сам не знал. Наверно за то, что  был честным, дисциплинированным и исполнительным.
После Февральской и Октябрьской революций Иван Степанович служил в Адмиралтействе, в Питере. Геркина мать рассказывала, что отец забрал их из Барышской Слободы к себе в Питер. Было ей тогда, четыре года, с небольшим. Мать вспомнила, как пошла там, учиться, в первый класс.
Отец тем временим, ходил куда-то на кораблях и даже плавал на подводной лодке в Финляндию.
Потом у деда что-то там не заладилось на службе, о чём он никому и никогда не рассказывал, и они вернулись снова в родное село Барышскую Слободу.
Герка помнил, что дед порой любил в разговоре с ним ввернуть финские словечки:
- Пойка. Пойка хювяя. Это значит хороший мальчик.
А когда ругался, говорил:
- Перкеле пойка. Плохой мальчик.
Герка конечно тогда не предавал этому, абсолютно ни какого значения, но слова почему-то запомнил. А уж финские они или нет, ему было, тогда всё равно.
Отец говорил Герке, что Ивану Степановичу довелось поработать и председателем совета в нескольких населённых пунктах района, в том числе и Барышской Слободе, и председателем колхоза в Саре и Акнееве. А вот во время войны ему здорово не повезло. Тогда он работал председателем колхоза в селе Акнеево. Собрались они убирать просо. И возник спор. Кто-то говорил, что ещё рано, и надо подождать. Ну и подождали. Поднялся ветер, и часть проса выбило. Ивану Степановичу предложили идти или в тюрьму или на фронт. Он выбрал фронт, хотя был уже не призывного возраста. А куда? В штрафбат. А в это время у него на фронте погиб сын Борис. 
Деду как некоторые говорили, повезло. Сильная контузия. Вину, в общем искупил. Стал воевать в обычных войсках до конца войны. Остался жив, а два сына Анатолий и Борис погибли. А уж как просила бабушка деда устроить сыновей на железную дорогу в город Алатырь. С железной дороги на фронт не брали. Но не мог себе позволить этого Иван Степанович.
Только сейчас Герка понял, что мало общался с дедом. Мало знал историю его жизни. Правда, такие истории в то время были, как говорят на каждом шагу.
Автобус остановился у нужной Герке остановки и прервал его воспоминания. Он вышел и пошёл по знакомой улице.
В доме деда на Барском переулке стояла давящая тишина. Бабушка с младшей дочерью молча сидели на кухне за столом.
Герка вошёл и поздоровался. Молча он прошёл вперёд. Дед лежал на деревянной койке сделанной когда-то своими руками. Он был без сознания и бредил.
У Герки глаза вдруг стали влажными. Немного постояв, он вышел во двор.      
Там его нашёл младший сын деда, Владимир, прилетевший с Дальнего Востока проститься с отцом. Он стал успокаивать Герку, говоря ему о том, что ничего не сделаешь, такова жизнь.
В это же день Герка вернулся домой, а на следующий день он уже был в городе на учёбе.
- Вот тебе и бабушка цыганка, вот тебе и её внучка, – думал про себя он, сидя на занятиях в радиоклубе.