Первая после последней,

Первая после последней, (зачёркнуто)
Сказка из-под занавеса. (зачёркнуто, занавес порван и сдан на ветошь)
Сказка про запятую.     (Поставлен знак вопроса, потом всё зачёркнуто, рядом нарисована рожица)
   ,!

В тот день, когда Лисёнок вошёл в город, что-то совсем уже жарко было. Солнышко вскарабкалось на небо так рьяно и так рано, что даже звёзды не успели погаснуть – и, ну, давай светить. И никаких гвоздей. Светить и греть – чай, не месяц. Солнышко в тот день выдалось особенно трудолюбивым, усердным, добросовестным, и даже несколько беспощадным – так что горожане, не имевшие возможности передненовать у воды и не рады были отчасти.
 Солнышко нагревало кирпичные и металлические и все прочие постройки, возведённые поколениями людей, и лишь в тенях их ютились крохи ночи. Город просыпался… Можно ли сказать, однако, что город просыпался? Разве города спят по ночам? А зачем же тогда все эти яркие неоновые вывески, все эти ночные электрические фонари уютно освещающие мощёные улицы, пока солнышко отдыхает? Нет, город и ночью не спал: так же – лишь несколько реже – ревели моторы автомобилей, так же – лишь несколько реже – встречали путников гостеприимные магазины, так же – лишь несколько реже прогуливались по улочкам влюблённые, и одинокие, и отвергнутые, и ищущие любви, и иные разные.
 И всё же с первыми лучами солнца город стал ещё живее, ещё бессоннее, ещё активней.
 Улыбаясь чему-то в сердце своём, Лисёнок шёл, и любовался высокими домами, дымящими заводами, вереницами частного и общественного транспорта, магазинами с красивыми вывесками, горожанами, скверами, фонтанами. Солнышко изгнало в этот день всякую тень из города – будто жалея показать его Лисёнку во всех мелочах, и Лисёнок благосклонно принимал дары светила.
 Лисёнка ждала в этот день, в этом городе, в этой сказке, встреча. И не одна, и не две – три встречи. Лисёнок ещё не знал об этом, а я уже знаю, теперь и ты знаешь. Ты делаешь недовольные глаза – но послушай, сюжеты ценны не поворотами, сюжеты ценны деталями, доверь мне вести этот танец – и суди по итогам. Так вот -  я не буду следить за ним до поры до времени – пусть любуются, пусть гуляет, я бы не смог гулять спокойно, зная, что за мной следят, а ты? Да, ты правильно говоришь  - Лисёнок после Края Света и не такое повидал. Что же – буду честен до конца – сейчас мне неудобно следить за ним, я очень хочу пробежаться. Побежишь со мной?
 Мы забежим вперёд – туда где на Лисёнка случайно наткнётся Мальчик.
 До того, как наткнуться на Лисёнка, Мальчик будет беседовать с Девочкой. Или... Нет, у меня сбились часы - после, после того, прости - видишь, я дал кукушке выходные, вот и сбиваюсь. Не до, а всё-таки после.
 Девочка сделает что сможет из тех продуктов, которые сумел добыть Мальчик – надо сказать, не много – быть может не пиргорой, но точно не скудь.
Мальчик будет смотреть в окно – под окнами стоят их соседи с первого этажа – Наталья, Степан и панда по имени Гипотенуза. Мальчик посмотрит – и что-то знакомое увидит в их расслабленно-напряжённых позах, и прочтёт по губам, не видя губ, почему они стоят на улице, а не сидят дома. У них уютный дом, Гипотенуза готовит прекрасный экзотический чай из баобаба, хозяева радушны, и даже если душно - разговор идёт воздушный и освежающий.
Девочка подаст прелестные рулетики – мальчик благодарно посмотрит: сам он готовит только очень прагматичные блюда, поцелует её в лоб, но не поспешит есть. Девочка поймёт, что случилось и с лёгкой жалостью спросит:
- Тебе опять снился отец?
- Да, ты знаешь, снова.
- Интересно. Может быть, не только лисы умеют приходить после смерти и люди?
- Он бы не пришёл.
- Почему?
- Он не любил меня, совсем не любил. Нет, постой – это очень красиво, просто странно. Ему было невыносимо слушать мои детские истории – когда я хотел быть космонавтом, когда увлёкся плаваньем, когда хотел стать водомеркой, когда мне понравилась девочка. Он обычно слушал и пытался отвечать что-то, но ему было действительно больно, и если он мог - он уходил с темы, а если нет - был самым несчастным отцом в мире. И… И он это понимал, и это делало ещё больнее, я знаю это, он очень хотел любить своего сына. Я не сразу научился это ценить, но потом дорос. Понимаешь, он тратил всего себя на меня, на меня и нас с мамой. Не скажу, что он не жалел себя – но жалел как ресурс, которого конечное количество. Жалел, чтобы было больше сил – сил на нас, не на себя. У него не осталось ничего по-настоящему своего, кроме мамы. А человеку этого, прости, мало.
- Да, конечно – понимаю, мало. Поэтому ты лучший доктор в своей больнице, а я лучшая в городском саду.
-  Вот-вот. А он работал не там, где хотел – он хотел быть клоуном, или дворником, а работал в салонах.
- Тех самых?
- Да, где делают Неумех. Это тяжёлая работа – сама работа лёгкая, жми кнопки и всё, но – отец не смог стать чёрствым и каждый раз жалел клиентов. Там вообще мало людей – звери подходят лучше, они понимают что-то, что мы не возьмём в толк.
Девочка взгрустнула – ведь она уже знала, что стало с его другом.
Где-то далеко – очень-очень далеко – Волчонок сидит рядом с Неумехой. Он забрал Неумеху с собой – он последним ушёл из Ареала, он наконец ушёл - уже от никого - к волкам – шёл-шёл, и пришёл. Волки избегали его – слишком долго прожившего без них, притащившего Неумеху. Нет, ты не подумай. Они ходили слушать про его приключение в лесу той весной – он нарекли его поэтом-без-стихов, он уважали его и чтили – как чтят памятник. О чём говорить с памятником? Он числился на содержании, его кормили – не из жалости, из поста и службы по волчьим уставам, кормили с холодным волчьим почтением – ему уступали дорогу, к нему водили волчат, но не более. Волчицы косились с недоумением, волчата слушали с упоением, стараясь хихикать украдкой, старые волки завидовали. Все наперебой предлагали помощь с Неумехой, но Волчонок знал, что они надеются на отказ. Никто здесь не понимал, зачем волку - Неумеха. Если бы даже не надеялись – он бы не пустил их. Это его Неумеха, и только с Неумехой он мог просто поговорить по душам. Об этом знаем мы с тобой, ни Ёжик, ни Зайка, ни Лисичка, ни Лисёнок, ни Лосёнок, ни Кошка – временно пристально живущая собой-львицей из девяти своих жизней – ни Филин, преподающий мастер-класс про крестикам-ноликам, ни Лосёнок - да, был - но я не сказал - ставший крупным менеджером, ни обители Муравии, ни единственная в мире говорящая Лошадка, ни бессмертный змей, искренне уверенный, что именно он дал нам всем разум, и дал на зло и на беду. Только мы с тобой – и это наш с тобой секрет. Ты мне веришь, или нет?
А до того, как прийти - и перед тем, как уйти, они с Неумехой долго смотрели - Волчонок объяснял Неумехе, и тот что-то мычал - на схему, на стене Зайкиного домика. Разными цветами Зайка чертил на стене линии, которые - то пересекались, то расходились, символизируя взаимоотношения основных героев.
И Зайка ушёл, а схема осталось, чтобы предстать перед Волчонком, и Неумехой такой ветвистой и такой подробной, что угадывалась заложенная история, и то, что угадывалось было не так уж далеко от того, что хотел поведать Зайка. Ты скажешь - но всё же есть разница, так? Но - и в буквенных текстах нередко - и даже как правило есть эта лакуна. Ведь если мой текст читаешь именно ты, то ты прочтёшь его именно по-своему, и можно быть рядом, но ближе, чем кожа, но что может быть величественнее попыток нас всех достучаться через эту мембрану до кого-то рядом...
А, прости – я действительно отвлёкся – так вот, а мальчик и говорит:
- Я его любил. За то, как именно он не любил меня. Легко когда любишь ребёнка, а что делать, если нет? Вот просто нет, и всё. И я тебе клянусь – любящие отцы отдавали меньше, чем он. А любовь… Её не требуют. И не заслуживают – заслуживают отношений, симпатий, а любовь – она или есть, или нет.
- Да. Но я тебя попрошу.
- Кончено.
- Если… Вдруг… Однажды… Не поступай со мной так, понял? Пожалуйста.
Мальчик посмотрел на её дрожащие губы.
- Никогда, что ты расстроилась?
- Нет, я не расстроилась. Ты прав, это красиво. Просто – это не то, что нужно мне. А тебе? Как мне поступить, если… Ну… Если вдруг… Однажды…
- Тоже. Тоже не надо. Хватит с меня отца.
И они пожали мизинцы. Впереди их ждало большое будущее, полное взлётов и падений. Когда у них будет свадьба – вот что скажет Лисичка:
- Желают здоровья и счастья, но я – Лиса, Лисы знают, что такое бури, Лисы знают куда уходят Лисята, лисы знают многое. У вас будет несчастья, и вы будете болеть – вы люди, и вы живые. Я желаю вам любви. Если у вас будет любовь, вы пройдёте несчастья. Если у вас будет любовь, вы вылечите друг друга. Пока вы есть друг у друга, у вас есть всё. Любовь не лечит, но даёт любящему сил лечить, и терпения ухаживать. Я не желаю вам ни одной звезды, кроме тех, которые вы сорвёте сами, в труде и поте, чтобы посеять и наслаждаться вашими и только вашими всходами.
Не всем гостям этот тост покажется уместным, но они – единственные, чьё мнение, собственно важно – хватит с остальных и того, что их пустили на свадьбу – они всё поймут и посильно исполнят. Будут ли они вместе до конца? Я не знаю, и ты не узнаешь. Зачем это знать нам – это их судьбы, хватит и того, что мы успели подглядеть. Дальше - занавес, обложка, титры, нас там не ждут - но ведь нас ждут где-то ещё?
Но я задержу тебя совсем ненадолго ещё - если ты не решишь дочитать несколько позже - буквы очень терпеливые существа, они никогда не спешат - знай это.
Так вот:
Пока в будущем мальчик говорил с девочкой, Гипотенуза улыбчиво посмотрела на Степана.
- Ну что ты?
- Подожди немного, Гиппо.
Она и правда походила на гиппопотама – а была панда.
Наталья через пару минут помашет в окно за спиной, кто-то махнёт в ответ, и вернётся к модному у молодёжи искусству - рисовать на стене историю не буквами, а схемой. Суть направления была в том, чтобы разными цветами чертить на стене линии, которые - то пересекались, то расходились, символизируя взаимоотношения основных героев.
А пока она ещё не махнула, неподалёку в магазин зашла Лисичка.
Но всё это потом, а пока – Лисёнок встретил Мальчика – Мальчик шёл с больницы домой и нёс огромный рюкзак снеди.
Они остановились, Мальчик долго думал – это его Лисёнок, или не его. Лисёнок думал это тот мальчик, или не тот. Ошиблись оба – это свой лисёнок, и это уже совсем другой мальчик, тебе ли не знать?
- Привет, - улыбнулся Мальчик.
- Привет, - поклонился Лисёнок.
- А я вот доктор теперь.
- Доктор? Невероятно.
- Ага. А девочка –  в городском саду разводит безтоскинки. Они с трудом приживаются у нас, и она всё время пишет им новые сказки. Ты мог бы зайти попозже, и рассказать, как ты путешествовал.
Лисёнок рассеяно кивнул, и Мальчик ушёл дальше – не назвав адреса. Лисёнок улыбнулся, и посмотрел на стоящих вдалеке женщину, мужчину и панду. Что-то знакомое было в них.
Он сел на скамейку, и принялся жевать конфетки – гусли он положил рядом, аккуратно поглаживая. Сам верховный Гаер сковал ему гусли из живого дерева Па, чтобы ему никогда не было одиноко. Ему и не было – не могло быть по определению -  перед его глазами стоит Я с Края Света – да, невидимый, но теперь навеки. Лисёнок имел дерзость двигать звёзды, видел Добрых Пиратов – с псом Пиратом и псом по имени Мяу они на старом тазу, посрамив трёх мудрецов преодолели в грозу не одно и не два, а все моря мира. Он видел врата Тангейзера и Орион, гейзеры и шпинат, апатичных ленивцев и энергичных киви, циничных лириков, лиричных циников, полных чайников, и чайников пустых - сама Шалтай-болтай рассказал ему об особо редких насекомых, сам Оле-Лукое носил ему сны - всё не о том, но всё же дивные. Он слыл своим среди муравьев, о нём слагали легенды носороги Ионэско, случающиеся иногда из людей, он видел то-самое-дерево из истории Змея, на нём кто-то качался вниз головой, и улыбался во всю пасть.
Гусли питались вниманием, и песнями – и Лисёнок стал скальдом, через что бывал сыт и любим, уважаем и рукопожатен – но всегда знал то, что увидел на Краю Света – гость это тот, кто уйдёт, и хороший гость не задержится. Ему не надо намекать, невзначай глядя на часы – лучше немного раньше, лучше намного раньше, чем намного позже и даже, чем немного позже.
Вокруг собирались дети – люди, зверята, глупые бабочки. Кто-то протянул ему стакан из автомата с газированной водой – ситро – его любимое ситро, никто не знал, но все безошибочно чувствовали. Кто-то уже тянул сочный пломбир в рожке, и пирожок с пальмовым соком.
Он взял гусли, дал лапкам пройтись по ним, и забылся, не мешая словам и нотам – как учил величайший поэт среди медведей. Он был так велик, что само его присутствие научило слагать песни одного ослика – это только то, что мы знаем из документов , быть может – наверняка – таковых было гораздо больше - кто сочтёт всех поэтов летнего дня, осенней красоты, уютной зимы, и вечноюсной весны - и иных времён года? Сказывают, что тот медведь сам создал свой лес, а сказывают что некий мальчишка создал тот лес, а сказывают что никто лес не создавал, а лес был и будет всегда, и сказывают что солончаки и сахарнчаки таят тайны, и лосята их пытают, а сказывают что если слепить летом правильного тополевика, можно попросить у него ответить на один вопрос – например, что подарить Катьке, Люське или Зинке у которой скоро день рождения  - рогатку или улитку? Воистину, надо быть волшебным созданием, чтобы угадать и угодить.
Родные глаза смотрели на него из толпы детей. Где-то между началом мира, и последними крохами творения, умиротворённо оглядывающимися, и спокойно читающими Бокононисские отходные, где-то между ними не затерялись, не нашлись, а просто были эти родные светлые глаза.
Родные глаза держали в лапках книгу Ёжика – что? Нет, прости, я правда так и не узнал – написал ли Зайка книгу – я хочу верить, что написал, а ты?
Летом, которое случилось после той весны, когда Лисичка забыла Лисёнка, а Мальчик и Девочка первыми покинули Ареал - тем безумно насыщенным на приключения и скитания летом - последним летом своего детства – Ёжик сделал салат из незабудок, чтобы помнить все мысли – они очень быстро забывались, и – с Кошкой – отправился в Муравию – у них была библиотека, но другая, не та же, что в Ареале. И там были совсем другие книги, хотя с теми же буквами. Гусь лично помог ему разобраться – всюду были корзинки авторства Лисчики, Лосёнок захаживал следить как в домиках растёт варенье – он ведь был главный мастер по севу варенья, да, а тебе что мнилось? Выращивать варенье – это ведь целое искусство – чуть что не так, и уже соленье получается.
Гусь познакомил его с Китом, Кит познакомил с Рыбой-Луной, Рыба-Луна с Кассиопеей и Водолеем,Водолей с Иваном Купалой, Иван с Марьей, Марья и Миррой, Мирра рассказала многое о мире. Так что в Ареал Ёжик вернулся полным идей – а главное – как том рассказе – как его… Ох, мне бы тоже салата из незабудок – как в том рассказе – помнил не только всё, а чуть больше – помнил когда вспоминал что-то, и когда решал что сейчас вспомнит, и когда отпускал мысль тоже помнил. Это не очень-то легко, так жить, тем более в его юные годы, но он переживал лишь о том, что Волчонок никак не может сформулировать про Пляшущего Духа. А что ты сформулируешь про пляшущего духа, тоже - он пляшущий дух, и Волчонок его видел, а ты нет, и если завидуешь - завидуй белой завистью. Ёжик всё равно посвятил первую иголкопись Волчонку, и Лисёнку. Прости, я ещё не читал – у меня лежит на полке авторский экземпляр, но его время ещё не пришло - тут кукушка мне спуску не даст, да и сам я что-то да понимаю. Нет, прости – это подарок, я не могу тебе его дать. Я знал, что ты поймёшь. Хорошо, я не буду извиняться, когда не виноват.
Лисичка тоже держала в руках авторский экземпляр с подписью. Песня кончилась, дети ушли, Лисичка осталась.
Лисёнок вскочил.
- Здравствуй, - он подошёл.
- Здравствуй, - они взялись за лапки.
- Я… Дошёл до Края Света… Я двигал тебе звёзды.
- Да? Я не увидела, прости.
- Я знал, что не увидишь. Ничего страшного. Я их двигал тебе, но для себя.
 Кто поймёт такое? Лисичка поймёт.
- А я вижу, что дошёл. Я сразу поняла. Я поняла ещё когда ты пошёл.
- Конечно.
- Трудно было?
- Да.
- Ничего. Ты Лисёнок,  и ты приготовлен идти с самых пелёнок, и у тебя хватит силёнок.
Она погладила его по щеке. Но не так, как когда-то. Они гуляли - раньше, намного раньше, так давно, что не вспомнить - так гуляли, что не забыть. Всюду шёл чистый, сладкий снег, но им было тепло - это жарю юных, синхронно поющих сердец. Летом они лепили тополевики, и Лисичка, смеясь сжигала их - Лисы знают, почему, а я не знаю. Они водили хороводик на двоих вокруг пламени, подражавшего рыжсти их шерсти - но они были рыжее и ярче, и пламя гасло, а они оставались. Тот Лисёнок, что родился однажды в семье мамы-лиса и папы-лиса. Мама-лиса улыбнулась, и спросила, дойдёт ли он до Края Света, когда придёт пора. Папа-лис ответит, что дойдёт - он не Полярный Лис, он Лис. Полярные Лисы живут на пути к Краю Света, кроме одного - пришедшего сюда.
И та Лисичка, что открыла выставку авторских корзин, и стала самым громким именем в корзиноплетении за долгое время, и через годы - после Свадьбы Девочки и Мальчика - откроет школу корзиноплетения - всё это время она прилежно разрабатывала педагогические методы, ведь всегда считалось, что этому никак не научить, что это врождённый дар, но она всегда мечтала разлить свой дар и раздать всем желающим - да, именно ту самую знаменитую школу, куда будут стекаться ученики со всей планеты поколение за поколением.
И вот - не в тогда, и не в тогда, а в сейчас, они стаяли или стоят, и зябли или зябнут, на ярком солнце, убравшем тени чтобы всё было ясно, как на Краю Света, и теряли нить беседы, застоявшись в текущем моменте, не решаясь отчего-то откликнуться на зов грядущего - нетерпеливого, спешащего вперёд, учащего не оглядываться, но помнить.
Панда смотрела на них, Степан ходил взад-вперёд, Наталья слегка нервничала, но не подавала виду. Степан был самый прижившийся из них, самый отсюдашный, и всё же это его идея. Может именно поэтому и была его идея. А ходит - на то ноги дадены. Иногда надо человеку дать время. Просто дать время, которого не то много, не то мало. Только бы не пропустить момент, когда надо будет подтолкнуть туда, куда он сам хочет.
Наталья была сама заботливость.
Потом к ним подойдёт растерянный Лисёнок, улыбающийся чтобы улыбка вросла в мордочку, и пустила корни, и вдруг вытащит из кармана куклу в виде подорожника – это связали Полярный Лисы – на обратном уже пути – но это связали не ему.
- Это дар. Это компас. На нём нет стрелок, но не в стрелках счастье. Это не тебе, но пока побудет у тебя. Ты не ошибёшься. Ты отдашь тем, кому он нужен. Теперь ты не будешь ошибаться. Почти. Почти не будешь.
Сказал другой полярный лис – не тот, который беседовал когда-то с Лисёнком.
- Спасибо вам, - Лисёнок знал, что это очень важно.
Куклу он отдаст Степану.
Степан спросит:
- Что это?
- Компас. Я вижу, вам очень нужен компас.
- Компас, - спросит Гипотенуза, - но я не вижу стрелок, что же это за компас такой?
- Нет. Всё правильно, - скажет Степан, - нам не нужны стрелки. Мы идём не туда, куда показывают стрелки. Мы идём совсем в другую сторону.
- Я знаю анекдот об этом, - сказала… Скажет… Говорит… Слушай, я не знаю что и когда происходит – по-моему всё одновременно, разом, - смотри, вот в прошлом родился крохотный я, а вот во мне родился крохотный Ёжик, Лисичка, и глобальный Я на Краю Света, а вот в будущем ты складываешь эти буквы - тысячу раз виденные, в слова - сотню раз виденные, в сочетания - виденные впервые, а далеко-далеко внук Мальчика и Девочки - наших или других - открывает Западный Полюс, и Волчонок - новый, которому запомнился наш Волчонок с Неумехой, хочет открыть приют для Неумех, но понимает что им не нужен приют, зато делает вклад в изобретение Перпетуум Мобиле, просто-напросто не пройдя мимо, когда Аситёнок в коляске выкинет игрушку, а Аист не заметит, потому что был тяжеловатый день... Да как тут решишь, что первое, что второе, что сначала, а что потом, если только завтра станет понятно, чем в точности было вчера.
Как считаешь?
Что?
Раз два три?
Остроумный ответ, остроумный. На том и сойдёмся – раз – Мальчик, два – Лисичка, три – трое. Или раз – ступенька, два – ступенька, три – трое стоят у лестницы. Трое и Лисёнок, но не четверо.
Три дороги - налево пойдёшь - увидишь диво, направо - увидишь чудо, прямо - увидишь нечто совсем иное. Дороги поросли бурьяном, тропы - буреломом, но если ты пойдёшь - ты дойдёшь, а если дойдёшь - увидишь, зачем шлось. Ты не увидишь Я, ведь ты не Лисёнок - но ты увидишь своё, выстраданное и заслуженное. Не требуй многого - заслуженное здесь не для тебя, но - прикоснись, и скажи - бывает ли что-то важнее и краше? И помни - это не конец, есть дни и потом, есть и другие тропы, есть и другие стороны, и только путь - только путь один. Тот, который твой. Вот его опасайся спутать с беспутицей, которая не твоя. Путь бывает кривой и торный, беспутица бывает прямой и нежной, а всё же - видишь занавес? Видишь суфлёра? Нет, суфлёров не бывает - это сказки для самых маленьких, и небезвредные. Но - роль -  есть твоя роль, написанная тобой для тебя, и есть чужие, и не стоит их учить. Тебе дорого за неё заплатят, но и ты заплатишь сполна. Ты заплатишь сполна, но ты и получишь по заслугам. И самое прекрасное - только ты берёшь роль по себе, и никто не вправе тебя назначать.
Прости, я скоро впаду в назидательный тон, но не сейчас.
Это потом.
Это потом, а пока – Панда смотрит с интересом, как стоят и беседуют Лис и Лиса, она слышит обрывки речей – ей немного неловко подслушивать, но что делать – уши есть уши, ушами слушает и жук и моль и человек и панда.
Что-то про серн, про сирен, и про «ох, вот оно что..», про брызги странного моря, про "а..., ну да, наверное".
 Верно и обратное.
Лисёнок и Лисчика долго стоят, но – чем дольше они стоят, тем вымученнее становится их беседа. Искренняя радость была искренней, и она осталась – но радость – это только радость. Напряжение появляется в их разговоре – всё яснее и яснее становится и мне и тебе и им, что говорить на самом деле совсем не о чем. Улыбки из искренних неумолимо становятся вежливыми. Разные роли - разные тропы, когда-то казавшиеся единой, но - бывают и развилки на свете. И вот - оба - он и она, ищут предлог чтобы уйти, но вроде ничего нет, оба - она и он, хотят отпустить друг друга, но не вполне понимают – куда.
Оба - они разойдутся в самые разные стороны, какие только бывают на свете – разнее некуда, разойдутся, чтобы вспоминать одну из самых неловких встреч в жизни – может и самую неловкую – редко, но метко - с телом и наилучшими пожеланиями - самыми искренними, на которое способно огненное сердце лисы и лиса. Лисичка, улыбнётся - прилежный ученик напомнит Лисёнка, хотя он Ондатр - но глаза-то лисьи. Лисёнок улыбнётся, когда ему приснятся их прогулки в юности, удивится своим сединам, и сядет записывать сказки, которые услышал от мира в пути в далёком городе Трёх Праздников, куда заведёт его большой добредень и искпидениция на Восточный Полюс, и юные искатели Западного Полюса будут учить его сказки наизусть. Кому же мне присниться, Лисичка, всё-таки тебе? Увижу ли я радость в твоих глазах, если приснюсь именно тебе?
За несколько дней до этого насыщенного встречами Панда Гипотенуза вбежала в квартиру, не разуваясь.
-  Я нашла! Нашла!
- Кто это? – Спросила Наталья.
- Нерпа, нерпа и карликовый жираф. Они возили цикорий, но устали, и хотят пожить в доме. Они увлекаются рисованием историй - ну, я что-то читала - некто Акияз ввёл это в моду.
- Да, я хотела сходить на выставку, - Наталья глядела на Степана, - в Городе Ив, или в городе Цветных Витражей.
- Я составлю договор, - побледнев сказал Степан, после того как кивнул - Чтобы нельзя было вернуть.
Наталья обняла его, и он украдкой всплакнул, не подавая виду. 
- Ну что ты, - шептала одними губами Наталья, - всё хорошо. Здесь мы были, жили-были, ты же хочешь увидеть, что ТАМ. И мы хотим. Всё хорошо, Стефан.
Она звала его Стефан, а он её Натали. А Панду - Гиппо, но это тебе уже известно.
Гипотенуза терпела, снова терпела - целую минуту, наверное - она был самая бойкая и непоседливая панда из рода экстремальных энергичных панд, и она терпела втрое дольше, чем могла - но потом принялась разряжать атмосферу анекдотами – сначала Степан и Наталя смотрели недовольно. Первой засмеялась Наталья, и Степан почувствовал себя преданным, но следующий анекдот – где Илья Муромец скачет три дня и три ночи, пока не теряет скакалку – уложит на пол и его. Анекдот не самый смешной, но Гипотенуза так его любила, что рассказывала по десять раз на дню. И хотя правила гласят, что  шутка повторённая дважды перестает быть смешной – если довести до нескольких сотен, снова становится – ещё смешней, чем была.
А уж как она рассказывала его - устраивала маленький спектакль. Кто знает - может она станет... Прости, нет - не вижу. Пока не вижу.
Может разглядишь?
Я вижу только точку - долго она кружила, петляла - но вот она уже летит к нам, и ты задаёшь последний вопрос, и готовишься выслушать последний простой ответ. От твоего внимания не укрылось - что мы начали с запятой? О, китчевый трюк уличного фокусника - но и китчу место и время.
Так, чем закончится сказка? На чём закончится? Что будет в конце, а что в финале? Не перепутай, автор, так легко поскользнуться после триумфального забега.
Ну так -
 На том и закончится, только кто-то ещё выйдет из дома — даже не знаю, человек ли или зверь в какой-то свой путь — в какую-то свою жизнь. И кто-то ещё, чуть позже, а потом - и кто-то ещё. Дома хранят память о них - и хранят чай с привкусом их предысторий для новых домочадцев.
Ты знаешь, почему?
Знаешь, вижу по глазам.
Стой, я ошибся - там не точка, конечно - конечно, это - запятая. Лети к нам, запятушеча, хорошая - смотри, что у нас есть для тебя.
А ты - а ты смотри, что есть у запятой для нас.
Видишь?
Вот теперь - пора.
Помоги мне:
Скажем вместе...
Раз словечко, два - мысль, три - на поклон:
Потому что жизнь продолжается,