Сципион

   Сципион ничего этого не знал. Его доверчивый характер сделал его совершенно
слепым к внутренней работе ее ленивого, эгоистичного духа и был
всегда готов принять вину за ее плохое настроение. Теперь он поспешно
попытался загладить свою вину.

"Конечно, ты можешь, Джесс", - нетерпеливо сказал он. "Я не думаю, что рядом есть
другая женщина, которая может управлять вещами так, как ты. Ты никогда не
ворчишь на что-то, и, видит бог, я бы не стал тебя ни в чем винить, если бы
ты это сделал. Но... но, кажется, столько всего нужно сделать... для тебя",
он продолжил, с легкой мстительностью взглянув на мусор. "Скажи:" он
плакала, вдруг осветления и вдохновения "может быть, я мог доллар
дрова для вас, прежде чем я уйду. Тебе понадобится хороший огонь, чтобы высушить
детишек после того, как ты их помоешь. Это точно не продержало бы меня долго ".

Но единственным результатом его настойчивой доброты было дальнейшее
раздражение его жены. Каждое слово, каждое нежное намерение с его стороны
заставляли ее более полно осознавать свои собственные недостатки. В глубине своего
сердца она знала, что у нее нет желания выполнять эту работу; она ненавидела ее,
она была ленива. Она знала, что он был намного лучше ее; хороший, даже
благородный, несмотря на то, что его умственные способности были так прискорбно подорваны. Все
это она знала, и это слегка сводило ее с ума, потому что она не могла подняться
над собой и показать ему всю женщину, которая была так глубоко скрыта
под ее покровом эгоизма.

Затем была другая мысль, что-то, что было ее тайной.
У нее был тот инстинкт добра, который делал это преступной тайной. И все же она
знала, что, как видит мир, она пока не причинила большого
вреда.

И в этом заключалось зло. Будь она порочной женщиной, ничто
не обеспокоило бы ее, но она не была порочной. Она даже не была
менее чем хороша в своих моральных инстинктах. Только она была слаба, безнадежно
слаба, и поэтому все эти вещи довели ее до сварливого недовольства и
сварливости.

"О, там, где ты, нет покоя", - воскликнула она, страстно швыряя
отложив книгу в сторону и вскакивая на ноги. "Ты думаешь, я не могу смотреть
на этот жалкий дом, который ты мне дал? Я ненавижу его. Да, я ненавижу все это.
Почему я женился на тебе, я уверен, что не знаю. Посмотри на это. Оглянись вокруг,
и если у тебя есть хоть какое-то представление о вещах вообще, что ты видишь, кроме
жалкого загона для свиней? Да, это оно, загон для свиней. И мы свиньи. Ты
и я, и-и малыши. Почему у тебя нет чего-нибудь "вставай"
о тебе? Почему бы тебе не заработать немного денег, раздобыть их как-нибудь, чтобы мы могли
жить так, как мы привыкли жить? Почему бы тебе не сделать что-нибудь вместо этого
о том, что ты слоняешься здесь, пытаясь выполнять работу по дому, которая не входит в твои обязанности,
и ты все равно не можешь делать все правильно? Ты меня бесишь - действительно бесишь. Но
вот! Нет смысла с тобой разговаривать, вообще никакого!"

"Мне жаль, Джесс. Мне действительно жаль, что ты так себя чувствуешь".

Сципион встал из-за стола и подошел к шкафу, в который он
машинально начал складывать продукты. Это было бессознательное действие
и почти трогательное в проявлении той доброй цели, которая,
когда дело касалось его жены, никогда не подводила. Джесси увидела, какой бы сердитой
она ни была, и ее прекрасные глаза смягчились. Возможно, это была материнская
инстинкт, лежащий в основе эгоизма, который заставлял ее чувствовать что-то сродни
сострадательной привязанности к своему маленькому мужу.

Она посмотрела на кипятильник с водой и машинально собрала
несколько оловянных тарелок и принялась их мыть.

"Мне немного жаль, Зип", - сказала она. "Я просто не все это имел в виду.
Только-только мне становится не по себе, когда я вижу все это вокруг, а ты-ты
всегда пытаешься выполнять и мужскую, и женскую работу. Дела плохи
у нас настолько плохи, что кажутся безнадежными. Мы здесь с двумя детьми
и-и сами по себе, и у нас практически нет денег и перспектив
в этом нет никакой. Это заставляет меня хотеть плакать. Это заставляет меня хотеть сделать
что-то отчаянное. Это заставляет меня ненавидеть все, даже те вещи, которые я
никакого права ненавидеть. Нет, нет", когда мужчина попытался остановить ее, "не смей
ничего говорить. Ни слова, пока я не закончу. Видишь ли, мне может не захотеться
снова говорить об этих вещах. Может быть, у меня никогда не будет шанса
поговорить с ними снова ".

Она вздохнула и уставилась в окно.

"Я хочу, чтобы ты понимал вещи так, как я их вижу, и, может быть, ты не будешь
винить меня, если я вижу их неправильно. Ты слишком хорош для меня, и я -я не
кажись благодарным за свою доброту. Ты работаешь и думаешь о других так, как никто
другой бы не сделал. Ты не знаешь, что значит думать о себе.
Это я, и дети на первом месте у тебя, и, Зип... и тебе незачем
много думать обо мне. Да, я знаю, что бы ты сказал. Я самая совершенная
женщина на земле. Я не такой. Я даже не хороший. Если бы я был таким, я был бы рад
всему, что ты пытаешься сделать; я бы помог тебе. Но я этого не делаю, и-и я просто не
кажусь способным. Я всегда как бы тоскую по старым временам.
Я тоскую по тем вещам, которых у нас никогда не будет. Я думаю... всегда думаю о
люди с деньгами, их автомобилями, их великолепными домами, с кучей
вкусной еды. И это заставляет меня ненавидеть ... все... все это. О,
Зип, прости. Прости, я нехороший. Но я не такой, и я...я..."

Она замолчала и вовремя провела тыльной стороной ладони по глазам
чтобы вытереть крупные слезы, которые грозили скатиться по ее округлым
щекам. В момент, когда Сципион был на ее стороне, и одна рука была тяги
о ее талии, и он схватил ее руку.

"Ты не должна плакать", - сказал он нежно, как будто она была ребенком.
"Ты не должна, Джесс... Правда. Ты не то, что говоришь. Ты не
ничего подобного. Ты милый и хороший, и это потому, что ты такой
добрый и честный, ты говоришь все эти вещи. Ты думаешь, я не
знаю, как ты страдаешь? Ты? Почему, Джесс, я знаю, просто
все о тебе, и это почти разбивает мое сердце, чтобы думать о все, что я
принес вам. Это не ты, Джесс, это я плохой. Это я тот, кто
дурак. У меня не больше здравого смысла, чем у самца кролика, и я не уверен, что
щенок с новым потомством не смог бы усыпить меня ради сообразительности. А теперь не вздумай
плакать. В самом деле, не ты. Мне просто невыносимо видеть эти прекрасные
твои глаза покраснели и текут слезы. И, послушай, у нас определенно есть
перспективы получше, чем ты предполагаешь. Видишь ли, у меня есть претензия
над ней больше никто не работает. И, конечно, на нем есть минералы.
Медь - или, по крайней мере, похоже на медь, и там есть слюда, и
много-много чего еще. Я обязательно найду золото в этом участке. Это просто
вопрос продолжения. И я собираюсь. А потом, когда мы это найдем,
какой у нас будет взрыв. У нас будут автомобили и дома, и-и
на ужин у нас будет пучок сладкой кукурузы, такой же, как мы ели в отеле
один раз, а потом..."

Но женщина внезапно вырвалась из его объятий. Она не могла
больше выносить жалких надежд своего маленького мужа. Она знала. Она
как и все остальные в лагере, понимала безнадежность его поисков, и
даже в худшие моменты у нее не хватало духу разрушить его
иллюзии. Это было бесполезно, безнадежность всего этого навалилась на нее сильнее, чем когда-либо
.

"Зип, дорогой", - сказала она с внезапной, непривычной нежностью, в которой было
что-то странно нервное в этом, "не смей оставаться здесь
или я продолжу плакать. Ты возвращаешься к своей работе. Я чувствую
сейчас лучше, и ты... ты заставил все выглядеть немного ярче", - она
солгала.

Она выглянула в окно, и, казалось, высота солнца внезапно
поразила ее. Ее более нежный взгляд внезапно исчез, и его сменило выражение
раздражительности.

"Теперь ты не позволишь мне помочь тебе со всеми этими вещами?" Сципион
уговаривал.

Но Джесси, похоже, совсем забыла о своем моменте нежности.

"Нет", - резко сказала она. "Ты сразу приступай к работе". Затем, после
паузы, с внезапным потеплением в ее тоне: "Подумай о Джейми и Ваде.
Думай о них, а не обо мне. Их маленькие жизни только начинаются.
Они довольно беспомощны. Вы должны работать на них, и работа, как ты
никогда не делал раньше. Они наши, и мы их любим. Я люблю их.
Да, - с резким смехом, - лучше, чем я сам. Не думай обо мне,
Зип. Думай о них и работай на них. А теперь уходи. Я не хочу, чтобы ты
был здесь ".

Сципион достаточно неохотно смирился с увольнением. Внезапная
нервозность в поведении его жены не укрылась от него. Он полагал, что она
была серьезно расстроена, и это причиняло боль и тревожило его нежное сердце. Но
причина ее состояния не входила в его расчеты. Как
должно ли это быть? Причина всего, казалось, была чем-то, чего его разум
не мог ни постичь, ни даже исследовать. Она была обеспокоена, и
он ... ну, это делало его несчастным. Она сказала, иди и работай, работай для
детей. Ах, да, ее мысли были о детях, женственные,
бескорыстные мысли, именно такие, какие должны быть у хорошей матери. И он ушел,
полный нового энтузиазма к своей работе и к своей цели.

Тем временем Джесси продолжала свою работу. И, как ни странно, ее
нервозность возрастала с течением времени, и смутное чувство
дурного предчувствия овладело ею. Она отчаянно спешила. Чтобы получить
ее главной заботой было убрать со стола. Как она это ненавидела. Вода становилась
холодной и жирной, и каждый раз, когда она опускала в нее салфетку, ее
бросало в дрожь. Снова и снова ее взгляд обращался к окну, осматривая
яркий солнечный свет снаружи. Дети, игравшие где-то за дверью.
на них никто не обращал внимания. Она даже пыталась забыть о них. Она слышала их
голоса, и они заставляли ее нервы трепетать от каждого нового раската
смеха или пронзительного пронзительного крика.

Наконец последняя тарелка и эмалированная чашка были вымыты и высушены.
Котел был опорожнен и повешен на стену. Она протерла стол
небрежно и оставила его сохнуть. Затем, в спешке, она исчезла во
внутренней комнате.

Мгновения пролетели быстро. Не было слышно ни звука, кроме веселых игр
близнецов, сидящих на корточках на солнце и раскапывающих пыльную почву
своими толстыми маленькими пальчиками. Джесси больше не появлялась.

Наконец свет, решил зазвучали шаги на крик стороны дома.
Он подошел ближе. Минуту или две спустя тень скользнула по
окна. Затем внезапно мужская голова и плечи заполнили собой
отверстие. Голова наклонилась вперед, заглядывая в комнату, и пара
красивых глаз с любопытством огляделась.

"Привет!" - крикнул он сдавленным тоном. "Привет! Джесси!"

Занавеска в спальне была отдернута, и Джесси, тщательно одетая в
свою лучшую блузку и юбку, внезапно появилась в дверном проеме. Ее
глаза светились возбуждением и страхом. Но ее насыщенный цвет лица был
излучал тепло, и мужчина смотрел на нее с восхищением. Да, она была
на нее было очень приятно смотреть.




ГЛАВА II

УРОЖАЙ СТРАСТИ


На одно страстное мгновение сияющее лицо женщины задержало взгляд
мужчины. Его охватил нездоровый голод при виде ее
великолепной женственности. Прекрасные, испуганные глаза, такие полные этого
очарование, которое всегда претендует на все, что жизненно важно в мужчине; теплый
румянец ее изящно округлых щек, таких мягких, с таким пушком;
совершенные изгибы ее сильной молодой фигуры - все это захватило
его заново, и снова разожгла огонь безрассудной, порочной
страсти. В мгновение ока он вскарабкался на подоконник оконного проема,
и спрыгнул внутрь комнаты.

"Скажи... Джесси", - горячо выдохнул он. "Ты... ты в порядке".

Его слова были почти непроизвольными. Это было так, как если бы они были простым
словесным выражением того, что проходило через его разум, и заставило
не подумав обратиться к ней. Он был почти бессилен в своем
самообладании перед ее красотой. И совесть Джесси в ее слабости
жизнь не смогла устоять перед пылом его нападения. Ее веки
опустились. Она стояла в ожидании, и через мгновение дерзкий захватчик обнял ее
раздавил в своих объятиях.

Она лежала пассивно, уступая его ласкам в течение нескольких мгновений. Затем
внезапно она беспокойно зашевелилась. Она слабо попыталась освободиться.
Затем, когда его неистовые поцелуи продолжились, покрывая ее губы, глаза,
щеки, волосы, ею овладело что-то похожее на страх. Ее
борьба внезапно стала реальной, и, наконец, она отступила, тяжело дыша,
но ее юное сердце безмолвно трепетало в страстном отклике.

И не было трудно, когда они стояли так, понять, как природа
возобладала над всем, что принадлежало высшей духовной стороне
женщины. Удивительная мужественность в ней требовала жизни во всей ее полноте
приливной волны, и вот, стоя перед ней, она была воплощением
всех ее естественных, хотя и более низменных идеалов.

Мужчина был красивым, живописным созданием, выведенным по линиям
более чистых пород. В нем было мало от грубого лагеря в
которым она жила. Он принес с собой атмосферу городов,
атмосферу, по которой она тосковала. Это было в его одежде, в его речи, в
дерзком блеске его красивых глаз. Она увидела в его лице высокое
происхождение древнего рода. В
тонкой выточке его хорошо очерченных черт была такая утонченность. Его широко расставленные брови
свидетельствовали о сильном интеллекте. Его нос обладал той замечательной
орлиностью, которая ассоциировалась с высшим типом индейца. Его щеки были
гладкими и изящными, что придавало рельефность совершенной модели
рама под ними. Его чисто выбритый рот и подбородок говорили сами за себя.
то, что женщина больше всего желает видеть в мужчине. Его фигура была
высокой и мускулистой, с прямыми конечностями и худощавой; в то время как в его пылающих
глазах светились непреодолимая отвага, огонь страсти и такая
целеустремленность, перед которой немногие женщины могли устоять. И вот жена Сципиона
признала свое поражение и пустила в ход все свои жалкие уловки, чтобы
она могла выглядеть привлекательной в его глазах.

Но она видела его только таким, каким он хотел, чтобы она его видела. Он показал ей
внешнего мужчину. Внутренний мужчина был чем-то, чего она еще не могла исследовать. Он
был одним из природных анахронизмов. Она покрыла дух, принадлежавший
к отвратительному происхождению, из которого он произошел, позолотой
превосходной мужественности.

Его звали Джеймс, имя которого в годы прежние, Западный
мировой Америки научился ненавидеть с горечью редко сравнялись.
Но все это было почти забыто, и этот человек, благодаря своим
манерам, которые были добродушными, открытыми, даже в чем-то величественными,
поначалу редко терпел неудачу, добиваясь расположения тех, с кем он
вступил в контакт.

Прошло почти девять месяцев с тех пор, как он впервые появился на "Страдающем ручье".
Очевидно, его просто занесло туда почти так же, как и большинство
шахтеров, которых, возможно, привлекло туда любопытство из-за
сообщений о добыче золота. Его приход был настолько незаметным, что
даже в этом маленьком сообществе он поначалу прошел почти незамеченным. И все же
он был полон интереса к этому месту и ухитрился узнать многое о
его делах и перспективах. Получив всю информацию, которую он
желал, он внезапно решил стать популярным. И его
популярность была вызвана свободным распределением
либеральное предложение денег. Более того, он стал видным приверженцем
покерного стола в магазине Минки, и, по причине того факта, что он
обычно проигрывал, как и большинство мужчин, которые участвовали в игре, в которой Дикий Билл
набирал силу, его популярность быстро росла, и
простодушные диггеры окрестили его ослепительным прозвищем "Лорд
Джеймс".

Именно в это время он познакомился с Джесси и
ее мужем, и было удивительно, как быстро созрела его дружба к
ничего не подозревающему маленькому человеку.

Этот первый визит длился всего три недели. Затем, без предупреждения, и
так же незаметно, как и появился, он исчез со сцены
. На мгновение Страдающий Ручей задумался; затем, как это обычно бывает в
таких местах, он перестал удивляться. Оно было слишком занято своими собственными делами
чтобы в какой-то степени беспокоиться об обломках, которые дрейфовали
на его пути. Сципион задумался немного больше, чем остальные, но его Близнецов
и его труды занимали его так внимательно, что он тоже уволен
вопрос из головы. Что касается Джесси, она не сказала ни слова и не подала никакого
знака, за исключением того, что ее недовольство своей участью стало более выраженным.

Но Страдающий Ручей еще не закончил с Джеймсом. В следующий раз он пришел
почти месяц спустя, как раз когда готовился ежемесячный этап получения золота
в дорогу, неся с собой партию золотой пыли, направлявшуюся в Спаун
Сити, ближайший банковский городок, в восьмидесяти милях отсюда.

Он сразу же занял свое прежнее положение в этом месте, пробыл там две недели,
застолбил за собой участок и поддерживал близость со Сципионом
и его женой с удвоенным рвением.

Прежде чем эти две недели закончились, его популярность каким-то образом начала ослабевать.
Эта близость со Сципионом начала приобретать дурной привкус у мужчин
место. Почему-то это прозвучало неприятно. Кроме того, он показал
свежую сторону своего характера. Он сильно пил, и когда находился под
влиянием крепких напитков, забывал о своих отточенных манерах и
проявлял грубость, дикую свирепость, какую он раньше
старался никогда не показывать. Тогда его заявление тоже осталось нереализованным.

Изменение общественного мнения было незаметным, и никто об этом не говорил. Но
не было никакого сожаления, когда, наконец, он снова исчез из их среды
таким же тихим образом, как и раньше.

Затем произошла катастрофа. Две недели спустя золотой дилижанс отправился в путь.
ежемесячный путешествие. Шестьдесят миль он прошел вверх и грабили. Два
охранники были убиты, а водитель смертельно ранен. Но
к счастью, последний прожил достаточно долго, чтобы рассказать свою историю. На него
напала банда из восьми хорошо вооруженных всадников. Все они были
в масках и унесли золота на сумму почти в тридцать тысяч долларов
.

В первом порыве отчаянной ярости Страдающий Крик был неспособен
даже предположить личность авторов возмущения. Затем дикий
Билл, игрок, потребовал отчета за каждого человека в лагере на
в день трагедии. За очень короткое время это было сделано, и
процесс привлек внимание к лорду Джеймсу. Где он был? Вопрос
остался без ответа. Подозрения быстро переросли в убеждение. Люди спрашивали
друг друга, кто он такой и откуда пришел. Сначала не было ответа ни на один
из их запросов. Потом, вдруг, пришло известие, что силы
банда, больше не беспокоят на сокрытие, был отвергает
над страной. Это был возврат к режиму "плохого человека", и
биржевые рейдеры и "налеты", в большей или меньшей степени, подвергались
действовал во многих направлениях абсолютно безнаказанно; и этот человек
Джеймс был во главе всего этого.

Это было грубое пробуждение. Весь прежний покой и безопасность исчезли. В
лагерь находился в состоянии брожения. Каждый незнакомец, который пришел на это место
был взглядом исподлобья, и если он не может дать удовлетворительного счет
сам он был бедный шанс с разъяренными гражданами. Будущее
отправка золота стала проблемой, которая занимала все умы, и в течение
двух месяцев никто не покидал это место. И этот факт вызвал еще большее
беспокойство. Банда грабителей была большой. Было ли возможно , что они
могли попытаться совершить налет на это место? И если да, то каковы были их шансы
на успех?

Таково было положение у Страдающего ручья и природа угрозы
, которая нависла над ним. Имя одного человека было у всех на уме. Его
личность и поступки волновали их почти так же, как и их поиски
неуловимого золота, которое было для них дыханием жизни.

И все же лорда Джеймса это никоим образом не удерживало от посещения этого
района. Он достаточно хорошо знал, в каком положении находился. Он хорошо знал
достаточно все его возможности. И все же он приезжал снова и снова. Его визиты
платили в светлое время суток, тщательно рассчитаны, даже тайно
сделал. Он искал место, где тайно, но он пришел, неосторожное всех
для себя последствий. Его презрение к людям Страдающего ручья
было глубоким и неподдельным. Он, вероятно, никого не боялся.

И причину его визитов не приходилось долго искать. Было что-то
бесконечно более заманчивое для него в доме на отвалах, чем
золото, которым владели шахтеры - соблазн, которому у него не было ни желания,
ни намерения сопротивляться. Он упивался радостью и возбуждением от того, что
преследовал эту жену другого мужчины, и весь лагерь ощетинился
армия сражающихся мужчин, и если бы шансы были тысяча к одному
против него, с ним зов крови был бы столь же верен
ему подчинились. Это был мужчина, дикий, неотесанный, с неукротимой отвагой
и страстным безрассудством.

И Джесси была ослеплена, даже ослеплена. Она была просто слабой, заблуждающейся
женщиной, волнующей своей сильной юной жизнью, и его властной натурой
играл на ее тщеславии с легкостью, которая была довольно жалкой. Она была
слишком готова поверить его опровержениям выдвинутых против него обвинений.
Она была слишком готова... любить. Смирение, преданность, доброта
Сципион ничего для нее не значил. Они тоже были бесплодными добродетелями
неинтересными и неинтересными, чтобы к ним можно было апеллировать. Ее страстное сердце
требовало чего-то более стимулирующего. И стимулятор, который она нашла в
жестоких ухаживаниях его беспринципной соперницы.

Теперь глаза мужчины созерцали зрелую красоту девушки, в то время как он
боролся за то самообладание, которое было необходимо, чтобы осуществить все, что было у
него на уме. Он сдержал еще более нарастающий импульс, и его голос прозвучал
почти резко, когда он задал резкий вопрос.

"Где Зип?" потребовал он.

Веки девушки медленно поднялись. Теплый блеск ее глаз заставил их
прозрачный и тающий.

"Отправился на свой участок", - сказала она низким голосом.

Другой одобрительно кивнул.

"Хорошо".

Он отвернулся к окну. За кучами мусора виднелась остальная часть
лагерь был сбит в кучу, убогое скопление хижин, скучных,
нехарактерных. Его взгляд удовлетворил его. Вокруг не было ни живой души
в поле зрения; ни звука, кроме лепета детей, которые
все еще играли возле хижины. Но последнее не имело для
него никакого значения. В пылу момента даже их мать была мертва для
призыва их писклявых голосов.

"Ты сейчас уходишь, Джесс", - продолжил мужчина, делая движение
к ней.

Но девушка отстранилась. Прямота его вызова была поразительной,
и пробудила в ней запоздалую готовность защищаться. Уходишь? Это прозвучало
внезапно ужасно для нее и взволновало ее приливом страха, который
заставил ее задрожать. И все же она знала, что все это время это было... это был
конец, к которому она плыла. Густой румянец сошел с ее лица
щеки и губы задрожали.

"Нет, нет", - прошептала она испуганным тоном. На мгновение все, что
было лучшего в ней, восстало и угрожало разрушить его конец.

Но Джеймс понял свою ошибку. На секунду вспышка гнева зажгла его глаза,
и горячее негодование слетело с его губ. Но оно не нашло выражения.
Вместо этого гнев в его глазах погас, и его сменил огонь
страсть, подобная той, что всегда побеждала с этой девушкой. Он двинулся
к ней снова с чем-то неуловимо соблазнительным в его манере, и
его руки сомкнулись вокруг ее безвольного тела в ласке, которую она была
не в силах отрицать. Пассивная, но трепещущая, она лежала, прижатая к нему
объятия, вся ее женская мягкость, весь ее тонкий аромат сводили его с ума
до безумия.

"Правда? Я люблю тебя, Джесси, так, что ничто другое на земле не имеет значения.
Я не могу без тебя ... я не могу... я не могу!"

Его горячие губы прижались к ее губам, которые слишком уж охотно поддались.
Вскоре он поднял голову, и его глаза встретились с ее. "Ты не кончишь, Джесс?
Здесь для тебя ничего нет. " - Спросил он. - "Ты не придешь, Джесс? Здесь для тебя ничего нет. Видишь, я могу дать
тебе все, что ты пожелаешь: деньги, прекрасный дом, какими бывают дома в наших краях. Мое
ранчо - шикарное место, и, - с любопытным смешком, - на нем водятся
одни из лучших коров в стране. У вас будут лошади для верховой езды и
платья - Смотрите! Ты можешь иметь все, что захочешь. Что здесь есть? Ничего.
Скажем, ты даже не получаешь достаточно еды. У Сципио не больше мужества
в нем, чем собрать пять центов, когда льется долларовый дождь ". Он поцеловал
ее запрокинутое лицо снова, и теплое отзывчивое движение ее губ
сказало ему, насколько легкой на самом деле была его задача.

Но она снова прижала его к себе, так что он держал ее только на расстоянии вытянутой руки
. Ее заплывшие глаза долго и пылко смотрели в его.

- Дело не в этом, Джим, - серьезно сказала она, - дело не в этом. Эти вещи
не в счет. Это... это ты. Мне... мне не нужны платья. Мне не нужны
деньги. Я... я... хочу тебя ".

Затем она вздрогнула, снова испугавшись.

"Но, Джим, зачем ты пришел в эту хижину?" - воскликнула она. "Почему
ты не подождал меня внизу, в кустах у реки, как обычно?" О, Джим, если
кто-нибудь увидит тебя, они пристрелят тебя, как собаку..."

"Собака, да?" - воскликнул мужчина со звонким смехом. "Пусть попробуют. Но
не волнуйся, Джесс. Никто меня не видел. В любом случае, мне плевать, черт возьми, даже если бы
они это сделали ".

"О, Джим!"

Затем она прижалась к нему теснее на мгновение страстного молчания,
пока он целовал ее, продлевая объятия со всем жаром,
которым он был поглощен. И после этого она заговорила снова. Но теперь это было
мать, которой больше не откажут, даже в разгар ее
бури эмоций.

"Но я-я не могу оставить их - малышей. Я не могу, я не могу!" она
жалобно плакала. "Джим, я люблю тебя. Бог знает, как сильно я люблю тебя, но
Я... я тоже люблю их. Они мои. Они - часть меня, и-и я
не могу без них обойтись. No--no. Я не могу пойти... я не пойду, - поспешила она.
продолжила без убежденности. "Я не могу. Я хочу своих детей - моих маленьких мальчика и
девочку. Ты говоришь, что любишь меня. Я знаю, что ты любишь меня. Тогда возьми их с нами,
и-и я сделаю так, как ты пожелаешь. О, я порочен, я знаю. Я порочен, и
жестоко и подло покидать Сципио. И я не хочу, но...но... о,
Джим, скажи, что ты заберешь их тоже. Я никогда не смогу быть счастлива без них. Ты
никогда не сможешь понять. Ты мужчина, и такой сильный ". Он привлек ее к себе
снова к себе, и она уютно устроилась в его объятиях. "Ты не знаешь, что это такое
слышать детский голос и знать, что это часть тебя, твоей
жизни, одного маленького атома, начинающего все сначала. Нет, нет... я должна
получить их.

Она медленно отстранилась, наблюдая за его красивым лицом наполовину
со страхом, наполовину с нетерпением. В глубине души она знала, что ждет
за его вердикт, и, каким бы он ни был, ей придется подчиниться
это. Она знала, что должна поступить так, как он хочет, и само это знание
обрадовало ее, даже несмотря на материнский страх разлуки
со своими детьми.

Она увидела, как изменилось выражение его лица. Она увидела выражение недоумения в
внезапном сведении его тонко очерченных бровей, она увидела
полузлобивое нетерпение, вспыхнувшее в его глазах, она увидела, как это снова сменилось
с полунасмешливой улыбкой. И каждую эмоцию она читала по-своему,
формируя ее так, чтобы она соответствовала ее собственным желаниям, но с
добровольное чувство, что его решение должно иметь первостепенное значение, что она была здесь
для того, чтобы подчиняться ему.

Он медленно покачал головой, и странная твердость появилась в его
сильных губах.

"Не сейчас", - сказал он. "Я бы хотел, но это невозможно. Смотри сюда, Джесс,
У меня есть две лошади, спрятанные там, в кустах, рядом с ручьем
одна для тебя, а другая для меня. Мы не можем взять этих детишек с собой
сейчас с нами. В любом случае, это было бы небезопасно. Нам предстоит проехать шестьдесят с лишним миль
через предгорья. Но смотри, я принесу их однажды, после, если
они должны быть у тебя. Как тебе это?"

"Но они никогда не позволят тебе", - воскликнула Джесси. "Весь лагерь поднимет
оружие, когда они узнают, что я ушла. Ты их не знаешь, Джим. Они
любят Зипа, и они будут рядом с ним ".

Джеймс презрительно рассмеялся.

"Послушай, Джесс, - крикнул он, - сейчас ты пойдешь со мной. И если
тебе нужны эти детишки, ни весь Страдающий ручей - нет, ни сам ад
- не помешают мне привести их к тебе ". Затем он неприятно усмехнулся
. "Послушай, мне было бы до смерти щекотно заставлять
этих сусликов с бараньими головами прыгать вокруг. Ты получишь этих детишек
если они тебе понадобятся, если мне придется устроить ад в этой куче грязи
города.

Глаза Джесси вспыхнули, когда в голосе мужчины прозвучали нотки дикой силы и
уверенности. Она знала, что он может и сделает так, как сказал, и именно этот
факт отдал ее ему более уверенно, чем могла бы сделать любая другая демонстрация
. Именно эта удивительная смелость, эта безрассудная, дикая мужественность
изначально покорила ее. Он так отличался от всех остальных, от ее
тщедушного мужа. Он увлек ее за собой и ослепил. Ее собственная мужественность
взывала к такому партнеру, и никакие моральные угрызения совести не могли надеяться остаться такими
сильный природный прилив.

"Ты сделаешь это?" - пылко воскликнула она. Затем радостно кивнула. "Да,
да, ты сделаешь это. Я знаю это. О, как ты добр ко мне. Я люблю тебя,
Джим".

Она снова была в его объятиях. Снова его горячие и быстрые поцелуи осыпали ее
пылающее лицо. Природа неслась сильным половодьем. Это был момент
который не мог повториться в их жизни.

Они стояли так, заключенные в объятия друг друга, увлекаемые страстью
это было вне их контроля - потерянные для всего мира, потерянные для всех
те вещи, которые должны были иметь для них значение. Это был самый пылкий
излияние двух натур, в которых не было ничего духовного
в них. Они требовали жизни чувств, и это желание было настолько сильным
, что они были потеряны для всего остального.

Затем внезапно посреди их сна раздался тревожный топот
маленьких ножек и радостный, невинный смех детского ликования. Две
крошечные, перепачканные грязью фигурки ворвались в дверной проем и, растянувшись, ввалились в
хижину. Через мгновение они снова были на ногах, смеясь и
вопя от восторга. Затем, когда мужчина и женщина отпрянули друг от друга,
они стояли с круглыми глазами, удивленные и разинув рты.

Джейми и Вада делали паузу только до тех пор, пока взрослые глаза не обратились в их сторону
затем их припев вырвался на одном дыхании.

"У нас есть пять пауков..."

"И два жука!"

Важная информация была буквально выкрикнута под аккомпанемент
пляшущих глаз и вспыхнувших щек.

Джесси ахнула. Но ее эмоции были вызваны не столь грубо нарушенной новостью.
Это было разрушение чар, которые удерживали ее. Всего на один
ужасный момент она стояла, беспомощно уставившись на невинную фотографию
своих четырехлетних близнецов, красивых, несмотря на их грязные
внешность, прекрасная, как картина, вдохновленная Небесами для матери.

Мужчина улыбнулся. И это не была неприятная улыбка. Возможно, где-то в
его дикой натуре была крупица юмора; возможно, это была всего лишь
глупая улыбка человека, чей ум не соответствует столь нелепой
ситуации.

"Они почти всех цветов", - пропищала Вада с еще большим волнением.

"Ух!" - хрюкнул Джейми в знак согласия. "И у жуков есть рожки".

Но мужчина пришел в себя. Перерыв принес с собой
осознание того времени, которое он провел в хижине.

"Тебе лучше пойти и поискать еще", - сказал он. "Снаружи есть кучи". Затем
он повернулся к Джесси. "Пошли. Нам нужно идти. У тебя готово
все, что тебе нужно?"

Но глаза матери были прикованы к маленьким незваным гостям. Что-то
сжимало ее сердце, и почему-то это было похоже на четыре маленькие и грязные
руки.

"Куда ты идешь?" спросила Вада, ее детское любопытство разгорелось, и
все ее прекрасные пауки на мгновение были забыты.

Ее вопрос остался без ответа, погрузив комнату в зловещую тишину.
Затем дискант Джейми ворвался в ее середину, послушно вторя его вопросу
сестры.

"Эс, что ты делаешь?"

Глаза мужчины пристально следили за лицом женщины. Он отметил
дрожащие губы, страстный огонек в ее глазах. Через мгновение он уже
отвечал детям, чтобы их невинные слова не расстроили его планы.


"Скажи, твоя мама собирается покататься верхом. Она как раз собирается уходить,
и я собираюсь показать ей шикарное место, куда она может привести тебя, так что
ты сможешь наловить кучу жуков и пауков. Она просто хочет
чтобы ты остановился прямо здесь и наловил побольше жуков, пока я не приду и
не заберу тебя ".

"О-о!" - воскликнула Вада, радостно продлевая свое восклицание. "Скажи, не могу
мы уходим сейчас?"

"Я тоже", - пробормотала ее верная тень.

Один быстрый взгляд на лицо матери, и мужчина снова заговорил.

"Не сейчас, детишки. Я приду и заберу тебя. Беги ". Затем он повернулся
быстро к Джесси. "Где твой сверток?" спросил он в своей обычной
властной манере.

И ее ответ прозвучал тоном почти сокрушенной покорности.

"Там", - сказала она, бросив взгляд на внутреннюю комнату.

Мужчина не дал ей времени добавить что-либо еще. Он чувствовал, что почва, по которой он
ступал, была более чем шаткой. Он знал, что с приходом
эти дети представляли собой огромную силу, выступавшую против него - силу,
для борьбы с которой потребовался бы весь его ум. Он прошел во внутреннюю
комнату и через мгновение вернулся со свертком девочки. И с его
возвращением один взгляд показал ему, как чуть было не расстроились его планы. Джесси
сжимала Джейми в объятиях, жадно целуя его, слезы текли
по ее щекам, в то время как, из чистого сочувствия, маленькая Вада была
цепляясь за юбки матери, уткнув свое маленькое личико в них
она рыдала так, как будто ее сердце вот-вот разорвется.

Через мгновение он был рядом с ней. Это было не то время, когда какие-либо радикальные
методы могли сослужить ему службу, и он избрал единственный путь, который, как подсказывал ему его
проницательный ум, скорее всего, принесет пользу. Мягко, но твердо он
забрал мальчика из ее рук.

"Ты хочешь, чтобы он пошел с нами?" сказал он ласково. "Очень хорошо. Может быть, мы
поступаем неправильно - я имею в виду, ради него. В любом случае, я понесу его, и тогда
Я вернусь за Вад. Это нехорошо. Для него слишком тяжело нести его на себе
все это расстояние - слишком опасно. Тем не менее, я хочу, чтобы ты была счастлива,
Джесс. Я бы сделала для этого все, даже ... даже за его счет. Так что..."

"Нет-нет!" - закричала мать, увлеченная страхом, который он так выразил
тонко и согретый его тщательно выраженным сочувствием. "Не обращай
на меня никакого внимания. Я глупый -глупый. Ты прав - он-он не смог бы
отправиться в путешествие с нами. Нет, нет, мы -не будем - забирать его сейчас. Отпусти его
на землю, Джим. Я сейчас пойду, а ты-ты вернешься за ними. Да,
да, пойдем сейчас. Я-я не могу оставаться больше. Я оставила письмо для
Zip. Клянусь, я получу их обоих. Ты никогда-никогда не нарушишь свое
слово? Я думаю, что я бы - умер без них ".

"Они будут у тебя. Я клянусь в этом". Мужчина говорил достаточно охотно. Это
было так легко обещать что угодно, пока он получал ее.

Но его клятва не вызвала ни выражения благодарности, ни комментариев.
Женщина была за пределами простых слов. Она чувствовала, что только бегство может спасти ее
от полного краха. И, побуждаемая таким побуждением, она вырвалась
из присутствия детей и выбежала из хижины.
Лошади были внизу, у ручья, и она поспешила туда, чтобы ее цель
не подвела ее.

Джеймс последовал за ней. Он чувствовал, что ее нельзя оставлять одну, чтобы она могла
подумать. Но у двери он остановился и внимательно огляделся вокруг. Затем
он вздохнул с облегчением. Нигде не было видно ни одной живой души
куда угодно. Это было хорошо; его планы сработали идеально.

Он поставил Джейми на землю, и, совершенно не подозревая о маленькой драме, которая
разыгрывалась вокруг его юной жизни, ребенок протянул пухлую ручку в
направлении мыльницы, с которой они с сестрой играли
.

"'Piders", - сказал он лаконично.

ВАДА бросился мимо него, чтобы проверить свои сокровища, ее слезы уже
сушить в полосы, на ее грязных щеках.

"И жуки", - радостно воскликнула она, присаживаясь на корточки рядом с коробкой.

Они забыли.

 * * * * *

Мужчина поспешил вниз к ручью, неся жалкий
сверток с женской одеждой. Девушка была впереди, и, когда она снова появилась
в поле его зрения, одна мысль, и только одна мысль, занимала его разум.
Джесси была всем его миром - в тот момент.

Он тоже забыл.

"Они убежали", - воскликнула Вада, заглядывая в коробку.

"Мне не нравятся пауки", - решительно пробормотал Джейми.

Большие карие глаза Вады наполнились слезами. Свежие ручейки начали стекать
по грязным руслам на ее пушистых щеках. Ее разочарование нашло
выход в больших рыдающих глотках.

Джейми уставился на нее в молчаливом раздумье. Затем одна маленькая толстая рука
протянулась и толкнула ее. Она перевернулась и уткнулась мокрым лицом в
пыльную землю и истошно завыла. Затем Джейми подполз поближе
встал рядом с ней и, вытянувшись, выплакал свое сочувствие в
заднюю часть ее зияющего платья.




ГЛАВА III

ПРОБУЖДЕНИЕ СЦИПИОНА


В полдень лагерь начал пробуждаться. Тяжелые веки, вялое потягивание,
бессмысленное созерцание полуденного солнечного света, медленная
борьба сонного мозга. Эти вещи были предложены в
постепенное пробуждение этого места к тяжелой деятельности. Тяжелые
движения усталых копателей, когда они разбивали лагерь на ужин
не имели ни малейшего представления о жадной страсти, которая владела ими. В них не было
легкости. Какой бы ни была жажда золота, которая их поглощала, все их
методы характеризовались упорным стремлением, которое отнимало у них
каждую частицу той нервной активности, которая присуща утонченному
закаленному деловому человеку.

Лагерь представлял собой один ряд вопиющих жилищ, приземистых, неотесанных,
тянувшихся по обе стороны от магазина с верандой и
"игорный ад", который был своего рода центральным элементом, вокруг которого
вращалась вся жизнь деревни. Это было бедное, убогое место,
бесформенное, дурно пахнущее в этом чистом горном воздухе. Это было просто
убежище, грубый насест для человеческой падали, жаждущей оргии
золота, которое должен был дать истертый временем остов земли. Какое отношение имели эти
люди к комфорту или утонченности? Какое отношение они имели к
тем вещам, рассчитанным на то, чтобы поднять человеческий разум на более высокий духовный
уровень? Ничего. Все это могло бы прийти позже, когда их желания
удовлетворенное, усталое тело, больное и ноющее, посылает страшные мысли
вперед, к ожидающему их тусклому закату. На данный момент полный
прилив молодости все еще силен. У болезни и смерти нет
ужасов. Прекрасная сила могучих тел не позволит разуму
фокусироваться на таких вещах.

С неровных холмов, окружающих лагерь, золотоискатели пробиваются к
месту своего упокоения. Здесь один человек карабкается по неровной
усыпанной валунами тропинке у подножия покрытого лесом холма. Здесь атом
человечество выходит из глубин обширного леса, который затмевает все
но возвышающиеся холмы. Другой с трудом взбирается по крутому склону от
вялого ручья. Другой бредет, сгорбившись, по расплывчатой, нехоженой тропе. Еще
другой карабкается свой путь через низкий, густой-растет скраб, в составе которого
линии по бокам огромного оврага, любимый населенный пункт
золото-искателя.

Итак, они приходят, один за другим, со всех сторон, расходясь по всему
зданию, в котором находится магазин Минки. Их лица суровы. Их кожа
загорелая до кожистого оттенка и по текстуре напоминает шкуру. Они
тоже молчаливые, вдумчивые люди. Но их молчание относится к огромному миру в
в которые они углубляются, и их мысли - это мысли людей, поглощенных
своими поисками. Нет, в них нет легкости, даже в их самые счастливые
моменты. Чтобы быть легким, необходима разумная быстрота мозга. И
у этих изгоев этого мало. Хотя, когда дух Минки
распространил свой яд по их венам, они иногда склонны
превращать это в пародию.

Теперь лагерь полностью проснулся. Но это всего лишь бодрствование
матери, которую разбудил голодный плач ее младенца. Оно
снова погрузится в сон, когда аппетиты будут должным образом утолены.

Молоко человеческой доброты прокисает из-за сильной летней жары.
Мужчины "ворчливы". Они грубо толкаются, проталкиваясь к "Минки"
прилавок за "закусками", которые им не нужны. Их приветствия
немногочисленны и в основном сводятся к резкому спросу: "Есть успехи?" Затем, выпив залпом свой
дневной напиток, они, ссутулившись, удаляются в длинную, неприветливую
столовую в задней части магазина и с аппетитом поглощают грубый
угощение от пышногрудой Берди Мэйсон, которая одновременно добрейшая
и худший поставщик провизии, который только можно себе представить.

Положение этой добродушной души было не таким завидным, как могло бы быть
разумно предположила. Единственная женщина в лагере мужчин, любой из
которых мог бы разумно сколотить состояние за пять минут. Ситуация
предполагает возможности. Но, увы, Берди была всего лишь женщиной, и, в
следствие, с мирской точки зрения, у нее было много недостатков.
Она была привлекательной - недостаток. Ей было свойственно естественное желание
стоять на первом месте перед всеми мужчинами - еще один недостаток. Она была в высшей степени
сентиментальна - еще больший недостаток. Но больше всего она была
своего рода государственным служащим на своем посту поставщика провизии и, как таковая,
меньше, чем никакого отчета с того момента, как "зверь" был удовлетворен.

У нее были свои моменты, моменты, когда ее растущее добродушие
клиенты льстили ей, когда с ней суетились и ласкали, как мужчины
всегда готовы обращаться с привлекательным представителем противоположного пола. Но
все это никуда не вело, с точки зрения мирской выгоды,
и, будучи просто женщиной, с добрым сердцем, нерасчетливой и глубоко
нелогичная, она не смогла осознать ловушки, которые лежали перед ней,
конец, к которому, ничего не подозревая, она неуклонно приближалась.

Сципион, как и остальные, пришел в лагерь поужинать. Его путь лежал
вдоль берега ручья. Здесь было прохладнее, и, пока он не приблизился к
своему дому, не было холмов, на которые можно было бы тащить свои уставшие конечности. У него было
как обычно, совершенно бесполезное утро среди жирной грязи
его претензии. И все же блеск усыпанного слюдой кварца на
склоне холма, ярко-зеленые и красно-коричневые оттенки молочно-белого
камня все еще ослепляли его мысленное зрение. Не было никаких колебаний в его
вере. Эти работы такжеэти дни были просто необходимым испытанием для
кульминационного достижения. Он уверил себя, что золото спрятано
там. И оно только и ждало удачного удара его кирки. Он
найдет его. Это был просто вопрос продолжения.

В его простом уме он увидел чудесные видения всего этого окончательного
открытия. Он мечтал о том дне, когда сможет поселить свою
прекрасную Джесси в одном из тех дворцов на окраине Нью-Йорка; когда
армия слуг будет предвосхищать каждое ее желание; когда близнецы
должны быть запущены в лучших академиях, которыми обладала страна, чтобы
насыщайте их юные умы до отказа всем тем, что должно быть сохранено в умах
самых удачливых детей земли. Он увидел свое
Джесси была одета в платья, которые демонстрировали и подчеркивали всю ту красоту
которой наделил ее его преданный ум. Она должна быть не только его
королева, но королева социального мира, которые, по его мнению, не было
конкурента. И счастья такого сновидения была несравненна. Его труд
стал делом любви, которая стимулировала его хилые мышцы до предела
что уносило его за пределы чувства какой-либо усталости. Что касается его самого, то он
ничего не хотел. Для Джесси и близнецов мир не был велик
достаточно того, чем они владели.

И разве она того не стоила? Разве они того не стоили? Посмотри на нее, такая
великолепная! Как она терпела его и все его мелкие, раздражающие выходки! Ее
характер был не от мира сего, сказал он себе. Стала бы любая другая
женщина мириться с его дурным настроением, его недостатками? Он понял, каким
очень старательным он, должно быть, был для любой яркой, умной женщины. Он не был умен,
и он знал это, и это заставляло его жалеть Джесси за то, до чего он довел
ее.

И близнецы. Вада была копией своей матери. Большая, круглая, смуглая
глаза, мягкий, детский рот, волнистые каштановые волосы. И Джейми. У него
тоже были ее глаза, и ее нос, и ее красивый цвет лица. Какая
милость Провидения, ни один из них не был похож на него. Но, тогда, как
они могли, имея такую мать? Как это радовало его думать, что он
работал на них, на нее. Трепет восторга охватил его,
и добавил пружинистости его измученной походке. Что еще имело значение в
мире. Он должен был дать им все, что мир считал
хорошим. Он, один.

Но этого еще не было. На мгновение тень пробежала по его сияющему лицу, когда
он с трудом поднялся на холм к своей хижине. Однако через мгновение она исчезла.
Как она могла остаться там, когда его мысль была озолочена такими высокими надеждами?
Этого еще не было, но это придет - должно прийти. Его цель была
непобедима. Он должен победить и вырвать это богатство, которое он требовал
из недр старой твердой земли. И тогда- и тогда--

"Привет, детишки", - весело крикнул он, когда его голова поднялась над
вершиной холма, и его хижина, и двое детей, игравших возле нее, появились
в поле его зрения.

"Пап-па!" - взвизгнула Вада, роняя бумагу, полную грязи, и
камни на спину ее распростертого брата, когда она спешила добраться до своего
миниатюрного родителя.

"Ух!" - проворчал Джейми, с трудом поднимаясь на ноги и тяжело ковыляя в
том же направлении.

Была любопытная разница в размерах и росте этих близнецов.
Вероятно, это совершенно ускользнуло от обожающих глаз их отца. Он только
видел в них отражение славы их матери. Их сходство с
ней было всем, что действительно имело для него значение, но, на самом деле,
это сходство заключалось главным образом в Ваде. Она была похожа на свою мать в
необычайной степени. Она была хорошо взрослая, сильная и довольно продвинутая
о ее годах, о ее речи и яркости интеллекта. Маленький Джейми,
хотя лицом он во многом походил на свою мать, телом был
низкорослым и слабым, а его ум и речь, отсталые в
развитии, напоминали отца. Он был полностью во власти своей
сестры и следовал ее примеру во всем с обожающим восторгом.

Вада добралась до своего отца и ловко вскарабкалась на его перепачканные работой
руки. Она импульсивно прижала его желтую голову к своим щекам обеими
руками, так что, когда Джейми подошел, ему пришлось довольствоваться тем, что
аналогичным образом обняла левое колено маленького человечка и поцеловала
пятна грязи на его брюках превратились в жидкие пятна.

Но Сципион был беспристрастен. Он усадил Ваду и поднял ее брата.
Затем, взяв руку первого в свой роговой захват, понес мальчика
к дому.

"Ты нашел золото?" - спросила Вада, повторяя вопрос, который она так часто слышала от своей матери.
"Ты нашел золото?" - спросила Вада, повторяя вопрос, который она так часто слышала от своей матери.

"Есть кто-нибудь...долдон?" повторил Джейми с высоты своего роста над головой Сципио.

"Нет, детишки", - ответил мужчина с легким вздохом.

"О", - сказала Вада. Но его ответ не имел для нее особого значения.

"Где твоя мама?" - спросил Сципион после паузы.

"Мама катается на лошадях", - ответил Джейми, опережая свою сестру на
этот раз.

"Да", - добавила Вада. "Она уехала кататься. И они придут и заберут нас
там кучи пауков, и... и жуков, и прочего. Он
так и сказал - конечно."

"Он? Кто?"

Они добрались до хижины, и Сципио поставил Джейми на землю, задавая
свой вопрос.

"Темный человек", - с готовностью ответила Вада, но наморщила лоб.
пытаясь вспомнить имя.

"Ух!" согласился Джейми. "Мистер Деймс".

Всего на мгновение острый вопрос зажегся в светлых глазах Сципиона. Но
малыши этого не понимали. И в следующий момент, когда их
отец прошел через дверной проем, они повернулись к замку из песка и
камня, который они усердно и тщетно пытались придать
какой-то форме.

"Теперь ты принесешь еще камней", - авторитетно крикнул Вада. "Беги
вперед, дорогой", - покровительственно добавила она, когда мальчик встал, уперев свои маленькие
ручки в бедра, рассеянно глядя вслед отцу.

Сципио тупо оглядел гостиную. Заляпанный помоями стол
был пуст. Огонь в кухонной плите погас. И, всего на секунду, в его голове промелькнула
мысль - не вернулся ли он слишком рано для своего
ужин? Нет, он знал, что не ел. Время ужина было самое подходящее. Его
аппетит подсказал ему об этом.

На мгновение он забыл, что сказали ему дети. Его
простая натура не вызывала подозрений, поэтому, как и у всех
людей с тугодумием, этот поразительный прорыв в рутине его повседневной
жизни просто заставил его задуматься. Он обошел комнату и, сам
не отдавая себе отчета в своей цели, приподнял занавеску красного цвета, которая
служила дверью в кладовую грубых изделий, и заглянул внутрь. Затем, когда он позволил
занавесу снова упасть, что-то шевельнулось внутри него. Он повернулся
в сторону внутренней комнаты, и его мягкий голос позвал--

"Джесс".

Его ответом было глухое эхо, которое каким-то образом потрясло его нервы. Но он
позвал снова--

"Джесс".

Снова раздалось эхо. Затем маленькое личико Вады появилось из-за
дверного косяка.

"Мама-ма уехала кататься на лошадях", - напомнила она ему.

На мгновение лицо Сципио вспыхнуло. Затем оно побледнело как лед под своим
загаром. Его мозг изо всех сил пытался ухватить что-то, что, казалось,
медленно обволакивало его, но чему его честное сердце не позволяло ему
поверить. Он тупо уставился на грязное лицо Вады. Затем, как ребенок
увлеченный ее игрой, он внезапно пересек комнату и подошел к занавешенному
дверному проему спальни. Он прошел внутрь, и тонкое покрывало упало на
за его спиной.

Какое-то время музыка детских голосов была единственным звуком, нарушавшим тишину
. Жужжание насекомых, казалось, усиливало
летнюю жару. В течение нескольких минут из спальни не доносилось никакого движения. Это было
как страшная тишина перед бурей.

Наконец раздался странный звук. Это было что-то среднее между стоном и
болезненным криком какого-то кроткого животного, пораженного насмерть. В нем не было
человеческого подобия, и все же - оно исходило из-за тусклой печатной занавески
над дверным проемом спальни.

Мгновение спустя занавеска колыхнулась, и внезапно появилось мертвенное лицо Сципиона
. Он вышел в гостиную и чуть не упал
в виндзорское кресло, которое в последний раз занимала его жена.
В его дрожащей руке был листок почтовой бумаги, и его бледные глаза
рассеянно смотрели на него. Он не читал. Он прочитал. И то,
что он прочитал, ошеломило его и едва ли что-либо понимало. Он
сидел так много минут. И ни разу он не пошевелил ни единым мускулом, не поднял
своих глаз от их неподвижного созерцания.

Легкий ветерок колыхнул занавеску кладовой. Сципион вздрогнул. Он
с опаской огляделся. Затем, словно притянутый магнитом, его
глаза вернулись к письму в его руке и еще раз остановились
на жирном почерке. Но на этот раз в его взгляде был
разум. Были разум, страх, отчаяние,
ужас; каждая болезненная эмоция боролась за главенствующее место в
уме и сердце. Он прочитал еще раз внимательно, медленно, как будто пытаясь
найти какую-то лазейку в ужасе того, что там было написано. Тот
записка была короткой - такой короткой - в ней не было ни искры надежды для
человека, который ее читал, ни одного выражения чувств, кроме
эгоизма. Это был смертельный удар по всем его мечтам, всем его желаниям.

 "Я ушел. Я никогда не вернусь. Я больше не могу выносить эту жизнь
 здесь. Не пытайся найти меня, потому что это бесполезно. Может быть, то, что
 я делаю, порочно, но я рад, что делаю это. Это не твоя
 вина - это только я. У меня нет твоего мужества, у меня совсем нет мужества
 . Я просто не могу смириться с жизнью, которой мы живем. Я бы ушел
 раньше, когда он впервые попросил меня позаботиться о моих малышах, но я просто
 не могла с ними расстаться. Зип, я хочу взять их с собой сейчас, но
 Я не знаю, какими будут договоренности Джима. У меня должны быть
 они. Я не могу жить без них. И если они не пойдут с нами сейчас
 ты позволишь им прийти ко мне после, не так ли? О, Зип, я знаю, что я
 злая женщина, но я чувствую, что должна уйти. Ты не будешь скрывать их от меня?
 Позволь мне забрать их. Я так сильно их люблю. Правда. Я верю. Прощай
 навсегда.

 "ДЖЕССИ".

Механически Сципио снова сложил бумагу и сел, крепко сжимая ее
в одной сжатой руке. Его глаза были подняты и смотрели сквозь
дверной проем на золотой солнечный свет за ним. Его губы были приоткрыты, и там
было странное отвисание его нижней челюсти. Его красновато-коричневый загар
лицо выглядело как слой грязи на сверхбелой коже. Он едва
казалось, дышал, так неподвижно он сидел. Пока что его отчаяние было таким ужасным
что его разум и сердце оцепенели до некоторого оцепенения,
заглушая ужас его боли.

Он сидел еще много минут. Затем, наконец, его взгляд снова опустился на
смятая бумага, и у него вырвался прерывистый вздох. Он наполовину привстал со своего места
, но снова упал на него. Потом внезапный спазм схватил его,
и бросая вокруг себя он протянул свои небольшие, загорелые руки при
грязный стол, и его голова падает на них, он простонал в
всю силу своего отчаяния.

"Я хочу ее!" - закричал он. "О Боже, я хочу ее!"

Но теперь его хрупкое тело больше не было неподвижным. Его спина вздымалась от беззвучных
рыданий, в которых не было слез. Вся его нежная душа была разорвана и кровоточила. У него
не было в составе того железа, которым мог бы обладать другой человек
подавил свои чувства и заставил себя жестко защищаться. Он
был просто теплым, любящим существом, не обладающим большой силой, превышающей его
способность к человеческой привязанности и самопожертвованию. И, по крайней мере, на какое-то время
его страдания были неподвластны его контролю.

Посреди его горя в дверном проеме появились два маленьких личика и две пары круглых,
удивленных глаз. Два маленьких инфантильных разума
усердно работали над зрелищем, которое они увидели. Вада, чья быстрота
восприятия была намного выше, чем у ее брата, прошептала ему на
ухо--

"Спи".

"Э-э, просачиваться", - кивнул верный мальчик.

Затем в комнату прокрались четыре маленькие босые ножки. Четыре больших
карих глаза сияли радостным предвкушением. Четыре пухлые ручки были
протянуты, как будто заявляли права на жертву своей детской шалости.
Вада вел, но Джейми был близко позади. Они крались, их маленькие ножки
не издавая ни малейшего звука, на цыпочках приближались к раненому
мужчине. Каждый, дрожа от возбуждения, отчаянно стремился
напугать его.

"Бу-у!" - воскликнула Вада, ее круглые глаза сверкали, когда она приблизилась к Сципио
сбоку.

"Бо-о!" - вторил Джейми секундой позже, хихикая и булькая от удовольствия
в данный момент у него не было других средств выражения.

Сципион поднял свое изможденное лицо. Его неулыбчивые глаза, такие бледные и
ничего не значащие, тупо смотрели на детей. И вдруг веселье
улыбка погасла на молодых лицах, и странное сведение их бровей
свидетельствовало о зарождающемся сочувствии, которое шло полностью от сердца.

"Ты плачешь, папа", - импульсивно воскликнула Вада.

"Э-э", - кивнул мальчик.

И вслед за этим крупные слезы навернулись на их полные сочувствия глаза, и
близнецы заплакали хором. И каким-то образом слезы, в которых до сих пор
было отказано мужчине, теперь медленно и болезненно наполнили его глаза. Он
нащупал двух детей в своих объятиях и зарылся лицом в
мягкие волнистые волосы, которые спадали спутанными прядями на голову девочки.

Несколько мгновений он сидел так, отчасти его горе смягчилось в потоке
почти женских слез. Пока, наконец, Джейми не спас
ситуацию. Его рыдания внезапно прекратились, и мальчик в нем
зашевелился.

"Я хочу есть", - запротестовал он без предисловий.

Мужчина поднял глаза.

"Есть?" - неопределенно повторил он.

"Да. Ужин", - объяснила Вада, у которой все еще текли слезы, но которая
никогда не подводила в качестве переводчицы своего младшего брата.

Последовала секундная пауза, пока Сципион смотрел вниз на двоих
лица, так умоляюще обращенные к нему. Затем в его
ничего не выражающих глазах произошла перемена. Тлеющий огонь начал разгораться, что, казалось,
усилило их слабый окрас. Его осунувшееся лицо, казалось, набралось
силы. И почему-то даже его соломенного цвета волосы, такие редкие,
плохо отросшие и растрепанные, меньше походили на щетину, на которую они так сильно походили
. Это было почти как если бы скрытая, сила полностью
были зажигательные внутри него, подняв его из трясины отчаяния
что он был настолько погружен в воду. Как будто наличие
его близнецы извлекли из него признание своего долга, чувство,
которое было так сильно и неуместно развито в его в остальном
неуверенном характере и потребовало от него пожертвовать всеми личными
склонностями. Они были ее детьми. Да, и они были его. Ее
дети - ее дети. И она ушла. Им не на кого было смотреть
, некому было позаботиться о них сейчас, кроме ... него.

Он вскочил на ноги.

"Ну да, детишки", - сказал он с болезненным напуском легкости.
"Вам, конечно, нужна еда. Слушай, я думаю, мы не будем ждать твою маму.
Мы просто преподнесем ей элегантный сюрприз. Мы сами приготовим ужин ".

Джейми буркнул в радостном одобрении, но Вада была более понятливой.

"Хулиган!" - воскликнула она. "Мы устроим ей сюрприз". Затем она повернулась к
Джейми. "Сюрприз - это когда люди делают то, о чем другие не догадываются
ты собираешься это сделать, дорогой", - объяснила она, к его полному замешательству.

Сципион пошел в кладовую и собрал различные остатки еды, и
тарелки, и все, что, по его мнению, могло пригодиться
в еде. Он снова разжег огонь в кухонной плите и приготовил немного
кофе. Это он понял. В нем не было никаких признаков его отчаяния
сейчас. Возможно, он был более чем обычно молчалив, но в остальном, по крайней мере на
время, он достаточно глубоко спрятал свою беду вне поля зрения
, так что, по крайней мере, вопрошающие глаза счастливых детей
ничего этого не было видно.

Они тоже занялись подготовкой. Вада диктовала ей
отец никогда не трепал языком, а Джейми носил все, что он
мог поднять туда и обратно, независимо от того, приносил он или уносил
прочь. Вада пожурила его в своей по-детски высокомерной манере, но ее усилия
были совершенно потеряны из-за его восхитительного чувства собственной важности. Также не могло быть
никаких сомнений в том, что в своем инфантильном уме он был совершенно уверен, что его
услуги незаменимы.

Наконец блюдо было готово. На столе или в непосредственной близости от него было почти все, из чего состоял дом
. Затем,
когда, наконец, они сели, и Сципион окинул взглядом странное
скопище, его совесть была сражена.

"Сдается мне, что вам, детишкам, нужны хлеб и молоко", - печально сказал он. "Но
Я не думаю, что здесь есть молоко".

Вада быстро бросилась в пролом.

"На Ы Джейми хлеб и молоко, пап-па. Видишь ли, его новые зубы не
через. Шахта. Вы лучше нарезать его на маленьких кусочков."

"Конечно, конечно", - с облегчением согласился Сципион. "Я доберусь до
Потом у Минки будет молоко", - добавил он, послушно приступая к
нарезке мяса для мальчика.

Это было странное блюдо. В нем было что-то даже трагическое.
Дети были безумно счастливы от мысли, что они разделили этот
замечательный сюрприз для своей матери. Что они помогали в тех
вещах, в которых всегда жаждет участвовать детство - в домашних делах
своих старших.

Человек ел механически. Его тело говорило ему есть, и поэтому он ел
не зная и не заботясь о том, что. Его обезумевший разум стремительно путешествовал
по бесплодным тропам безнадежности и отчаяния, в то время как
все же он должен был сохранять спокойствие перед лицом своих детей под их огнем
детской болтовни. Много раз он мог сбросить маску и
сдаться, но детский смех заставлял его прилагать такие усилия, каких от него
никогда прежде не требовали.

Когда с едой было покончено, Сципион собирался встать со стула,
но властный язык Вады остановил его.

"Мы не читали молитву", - жалобно заявила она.

И мужчина быстро опустился обратно на свое место.

"Конечно", - беспомощно согласился он.

Девушка тут же соединила кончики пальцев перед носом и
закрыла глаза.

"Благодарю Бога за мой вкусный ужин, Аминь, и, может быть, мы поможем привести себя в порядок после?"
она затараторила.

"ЕСС", - добавил Джейми, "танк Дод для моего горошка ужин, Аминь, мне починить,
слишком".

И с этим последним словом оба ребенка чуть ли не кубарем скатились со
скамейки, которую они делили. И у их маленького родителя не хватило духу
отказать им в просьбе.

Следующий час был, возможно, одним из самых тяжелых в жизни Сципиона. Ничто
не могло бы повлиять на его безнадежное положение сильнее, чем
восторженная помощь, столь сердечно оказанная ему. В то время как дети
не понимали горя своего отца, в то время как с каждым
ударом сердца они светились любящим желанием помочь ему, их
каждое действие было бессознательным ударом, который подгонял его, пока он не смог
громко закричал в агонии.

И это был период катастрофы. Маленькая Вада обожгла руку, и ее
пришлось гладить, возвращая к ее нормальному состоянию солнечной улыбки. Джейми
разбил одну из немногих тарелок, и его слезы пришлось утихомирить
заверениями, что это не имеет значения, и что он оказал своему отцу большую
любезность, избавив его от такой уродливой тарелки. Затем Вада наткнулся на
мусорное ведро, и его пришлось тщательно вытирать, в то время как Джейми измазал
свои редкие волосы прогорклыми каплями и настаивал, что он "индеец",
громогласно заявляя о своем желании "потрепать" свою сестру.

Но главная катастрофа произошла, когда он попытался привести свою угрозу
в исполнение. Он схватил ее за волосы двумя пухлыми руками
и начал таскать ее по комнате. Ее вопли привлекли внимание Сципиона
внимание оторвалось от его работы, и он повернулся, чтобы найти их борющейся кучей
на полу. Он бросился разнимать их, в своей благонамеренной спешке опрокинул ведро с
питьевой водой и, наконец, был вынужден спасти
их, промокших до нитки, из несвоевременного купания.

Там не было ничего для него, но чтобы содрать с себя всю одежду и одеть
их в ночных сорочках, так еще он ничего не знает о своих
шкаф, и отправить их, чтобы погреться на солнце, пока он сушил
их день-одежду в кухонной плиты.

Это был кульминационный момент. Мужчина бросился в кресло и уткнулся
лицо в его руках. Маска упала с него. Больше не было
никакой необходимости притворяться. Еще раз горе и ужас его катастрофы
прорвались сквозь его защиту и оставили его беспомощным. Весь мир, его
жизнь, все было поглощено бездной черного отчаяния.

У него были сухие глаза и отчаяние. Но теперь каким-то образом его чувства сдерживали
эмоцию, которую не вызвал в нем первый шок от потери. Он
больше не был жертвой слабой, безропотной покорности, горя
измученного нежного сердца. Было еще одно чувство. Чувство гнева
и негодование, которое медленно росло с каждым мгновением и заставляло горячую
кровь яростно приливать к его мозгу. И это чувство не было направлено
против Джесси. Как это могло быть? Он любил ее так, что ее жестоко
выходе из него, казалось, было дело, за которое он в основном для
виноват. Да, он понимал. Он не был мужем для нее. Как могло
быть иначе? У него не было ума. Он всегда был неудачником.
Нет, его гнев был направлен не против Джесси. Это было другое. Это был мужчина
который отнял у него все, что было ему дорого в этом мире.

Его гнев становился все жарче и жарче. И с этой растущей страстью
пришло абсолютное отвращение к движущей силе, которая всегда
управляла им. Он хотел причинить боль. Он хотел причинить боль этому человеку, Господи
Джеймс. И его простой ум нащупал средство осуществить свое желание.
Он начал думать быстрее и яснее, и этот процесс принес ему
своего рода холодное спокойствие. Снова его горе было вытеснено из его сознания
и вся его умственная энергия была сосредоточена на его желании. И
он вызвал в воображении череду картин пыток и страданий
он желал этого негодяя, который причинил ему столько зла.

Но картины были слишком слабыми и совершенно неадекватными, чтобы удовлетворить. Настолько
нежной была его натура, что, даже будучи взволнованным, он не мог
придумать достойного наказания за столь тяжкий проступок. Он чувствовал свою собственную
неадекватность, свою собственную слабость, чтобы справиться со стоящей перед ним проблемой,
и поэтому он сидел, бессильно размышляя.

Все это было бесполезно. И по мере того, как текли минуты, его гнев начал
угасать, снова сливаясь со всепоглощающим горем, лежащим в основе
этого. Он был один. Один! Он никогда больше ее не увидит. Эта мысль
пробрала его холодом до внезапного нервного ужаса. Нет, нет, это было невозможно.
Она вернется. Она должна вернуться. Да, да. Она была его
Джесси. Его прекрасной Джесси. Она принадлежала ему. И детям.
Она любила их. Как она любила их. Они принадлежали им. Да, она бы
вернулась. Может быть, она вернулась бы во время ужина. Она бы
к тому времени поняла. Потому что она была хорошей, и... и доброй, и... Нет, нет,
Судьба никогда не могла быть настолько жестокой, чтобы забрать ее у него.

Он встал и прошелся по комнате нервными, неровными шагами. Он сунул
руку в карман пальто и снова вытащил письмо. Он
перечитал его с горящими глазами и напряженной мыслью. Казалось, каждое слово
иссушает его бедный мозг и доводит его до грани
рассеянности. Почему? Почему? И он поднял налитые кровью глаза к крыше
своей хижины и смял бумагу в одной отчаянной руке.

Затем внезапно он вздрогнул. В его светлых глазах появилось скрытое испуганное
выражение. Он испуганно оглядел комнату, как будто кто-то был
в укрытии, чтобы удивить его вдохновением. Да, это было оно. Почему бы и нет? Он
не боялся. Он никого не боялся. Да, да, у него были средства.
Он должен был воспользоваться случаем. Она принадлежала ему. Никто другой не имел права на
ее. Это было оправданно. Это было не более чем правосудие.

Он направился во внутреннюю комнату. Теперь он был менее скрытным. Его цель
сначала поразила его, но теперь он был убежден, что это правильно. Для
Человека с его характером, однажды принявшего решение, оставалось только одно
сделать - привести его в исполнение.

Он прошел в спальню и через несколько мгновений появился снова. Теперь он
держал что-то в руке. Он держал это осторожно, и в его
глазах было что-то похожее на ужас от того, что он держал. Предмет, который он нес
, был старомодным револьвером. Она была ржавой. Но в ней была безжалостность.
посмотри на нее. Он осторожно повернул ее. Затем открыл брешь,
и зарядил все шесть патронов. Затем он аккуратно положил его в свой
карман пальто, где он сильно оттопыривался.

Теперь он двинулся к открытой двери, и каким-то образом к нему вернулась его первоначальная скрытность
. Здесь он остановился, когда до него донесся голос близнецов
и они обняли его. Они все еще играли на солнце, насыпая песок
и камни в своей тщетной попытке построить замок. Он вздохнул
тяжело, как будто собираясь с духом. Затем он заговорил.

"Послушайте, детишки", - твердо сказал он. "Я вернусь прямо к ужину".

И он вышел, больше не взглянув в их сторону, и пошел
прочь в направлении магазина Минки.




ГЛАВА IV

Сципион ОДАЛЖИВАЕТ ЛОШАДЬ


Сципион нашел почти безлюдный лагерь после того, как с трудом преодолел
запутанные тропинки среди куч мусора.

Шахтеры отправились выполнять свои требования с пунктуальностью, которая
наводила на мысль о профсоюзных принципах. Таково было их существование. Они ели
чтобы жить; они жили, чтобы работать, постоянно отслеживая неуловимый металл в
самых секретных местах земли. Лагерь забирал их только тогда, когда их
дневная работа была выполнена; в остальном он удовлетворял только их самые неотложные
потребности.

Санни Оук, развалившийся на грубой скамейке в самой тенистой части
веранда, выходящая окнами на магазин Минки, подняла пару тяжелых век, чтобы
увидеть удрученную фигуру, появившуюся среди "свалок". Фигура
приближалась к магазину в облаке пыли, которое его волочащиеся ноги
поднимали при каждом шаге. Его глаза открылись шире, и заинтересованная мысль
зашевелилась в его сонном мозгу. Он узнал фигуру и задумался.
Сципион к этому времени уже должен был быть на своем участке, как и остальные.

Худощавая длинная фигура в шезлонге приподнялась на локте.
Как ни странно, каким бы ленивым он ни был, его интересовала любая мелочь.
Если бы он внезапно обнаружил жука, передвигающегося по веранде, он бы
нашел пищу для размышлений в его действиях. Таков был его ум.
В его ленивых глазах появилась улыбка, ленивая улыбка, которая говорила об
терпимом добродушии. Он повернулся так, чтобы его голос мог доноситься до нас
через окно, которое было прямо за ним.

"Слушай, Билл, - крикнул он, - а вот и Зип спускается по тропе".

Как будто его заявления было достаточно, чтобы вызвать равный интерес
у тех, кто находился внутри магазина, он снова вернулся к созерцанию
приближающаяся фигура.

"Что он делает в лагере в этот час?" - осведомился резкий голос из
за окна.

"Думаю, я не молния известково'lator", - заметил Солнечный, без
выведя его взглядом.

"Неа", - последовал быстрый ответ из невидимого динамика. "Угадай это
это отвлекло бы тебя от отслеживания забавного сюжета".

"Который не нуждается в противоречиях! Я вроде как устраиваю себе каникулы в эти
времена. Полагаю, ты никогда не слышал рассказов о "лечении отдыхом"?

Грубый смех нарушил дремотную атмосферу.

"Санни сейчас перегружена работой", - сказал другой голос среди грохота
покерных фишек.

"Ты где работаешь, Солнышко?" - спросил резкий голос мужчины, которого
звали Билл.

"Работаешь!" - воскликнул бездельник с добродушным презрением. "Послушай, я не...
никогда не позволяю хобби мешать бизнесу жизни".

В ответ ему раздался приглушенный смех. Даже требования покера
раздача не смогла полностью подавить природный юмор этих людей, которые
всегда следовали по золотому пути первопроходцев.

"Скажите, чем вы занимаетесь?" вскоре потребовал другой голос.

"Отдыхаю!" - непринужденно ответил мужчина на веранде.

Послышалась перетасовка карт и звон фишек, сопровождаемый хихиканьем. И
приятно было видеть ответную ленивую улыбку Санни Оука. Она осветила его небритое
лицо от немытого лба до подбородка. И стороннему наблюдателю это могло бы
вполне показаться жалким, что сильная телесная лень так
доминирует в его личности. Он выглядел чрезвычайно способным, как умственно, так и
физически.

Но его глаза не отрывались от приближающегося Сципиона. Маленький человечек двинулся
опустив голову и ступая затихающими шагами. Крайняя подавленность
его походка взволновала даже эгоцентричного наблюдателя. Но Сципион не увидел
ничего от Солнечного Дуба. Он не увидел ничего, кроме отчаявшегося
картина в его собственном воображении. Ветхие лачуги, которые выстроились вдоль одной стороны
тропа была пройдена без внимания. Лай лагерных собак при
необычном виде столь плачевной фигуры в этот час дня был
совершенно незамечен им. Пологий подъем заросшей травой равнины
который ни на секунду не загораживал вид на Страдающий ручей слева от него
на мгновение попал в поле его зрения. Его глаза были устремлены на тропу перед ним,
и никогда не отходили дальше, чем на несколько футов от того места, где он ступал. И эти глаза были
горячими и пристальными, причиняющими боль от сосредоточенности на отвратительной
картине, которая заполнила его мозг.

Когда Сципио приблизился к Солнечному Дубу, он еще больше разволновался, что было
уступкой, на которую этот человек не часто кому-либо шел. Он сел,
и его улыбка стала шире. Затем оно исчезло, когда он увидел обычно
кроткое выражение лица желтоволосого старателя, которое сейчас было таким застывшим и
обеспокоенным.

"Ну и дела!" - пробормотал он вполголоса. Затем, с явным усилием, он
поздоровался.

"Эй, ты, Зип! Нарисовал пустой путь наверх на своем илистом берегу?"

Сципио поднял ошеломленный взгляд. Затем он остановился и, казалось, взял себя
в руки. Наконец он заговорил.

"Привет?" сказал он каким-то механическим тоном.

"Думаю, я намного лучше", - ответила Солнышко, поблескивая глазами.

Сципио в замешательстве оглядел магазин. Он увидел большие
буквы, которыми на нем были написаны имя Минки и род занятий
претенциозная обложка, и это, казалось, вернуло его цель к его
отвлеченному разуму. Мгновенно слова собеседника стали понятны
ему, и его врожденная доброта подсказала ему.

"Ты был болен?" спросил он.

"Ну, не совсем болен, но... поправляешься". Улыбка Санни стала шире, пока
полный рот довольно приличных зубов не показался сквозь бахрому его
всклокоченных усов.

"Хорошо?"

"Ага. Похоже, я переборщила".

"Это не годится, слишком усердно работать на жаре", - рассеянно сказал Сципио.

"Конечно", - ответила Солнышко. "Это была тяжелая работа, чтобы избежать этого. Вот и все
люди, готовые заставить меня работать. Просто так обстоят дела. Что мне
нужно, так это отдых. Скажи, ты не работаешь?"

Начал Сципио.

"Нет. Я ищу Дикого Билла".

Солнечный Дуб мотнул головой назад в направлении окна.

"Полагаю, он на работе - там".

"Спасибо".

Сципио поднялся на веранду и прошел к двери магазина.
Глаза Санни проследили за ним, но он не проявил никакого другого интереса. С
уши и мозг, однако, были настороже, он ждал. Он знал, что все, что ему требовалось
знать, достигнет его по каналу, который был совершенно непринужденным для
него самого. Он снова растянулся на скамейке, и его
мерцающие глаза блаженно закрылись.

Магазин Минки очень мало отличался от других заведений подобного рода.
Он продал все, что может потребоваться в недавно начал
шахтерский поселок. Он не ограничивался скобяными изделиями, одеждой и
консервами, но перевозил медикаменты, канцелярские принадлежности и товары общего назначения
сухие продукты, кроме спиртного в достаточных количествах, хотя и ограниченного качества.
Был ржаной виски, был джин и был какой-то французский
бренди. Два последних были в наименьших количествах. Рожь была
основным напитком заведения.

Стены магазина были уставлены полками со всех сторон, и
полки были полны, даже переполнены из-за нагромождения товаров
которые были свалены в кучу на полу. На несколько ограниченной
площади пола стояли столы и скамейки, которые можно было использовать для
двойного назначения - выпивки и карт. Но где был магазин Минки
немного необычным был тот факт, что он не был евреем, и
не перенял никаких еврейских методов торговли. Он был скрупулезно честен со
своими клиентами и довольно умерен в своих расценках, полагаясь на это
необычайную честность и умеренность характера, чтобы сделать личным
симпатию основой своего коммерческого успеха.

Возможно, это была гораздо более дальновидная политика, чем можно было предположить.
Несколько человек пытались открыть магазин в
противостоянии с ним, но в каждом случае их предприятие заканчивалось
полным провалом. Ни один мужчина в этом заведении не стал бы торговать кем-то другим. Минки был
просто "Минки", которого они любили и которому доверяли. И, что было гораздо больше для
главное, кто всегда был готов "доверять" им.

Дикий Билл был за покерным столом с Минки, Сэнди Джойс и Тоби
Дженкс, когда Сципио вошел в заведение. Он был заядлым игроком. Это
была его профессия. Он был известен как Дикий Билл из Абилина, человек, чье
прошлое никогда не интересовалось даже самым юным новичком,
чье настоящее было таким, что никто никогда не видел достаточной причины для
вопрос, и чье будущее не предполагало ничего, кроме общей
неопределенности человеческих вещей. Он был человеком суровой внешности и,
по-видимому, суровой целеустремленности. Его глаза были стальными, а язык
иронично; он обладал железными мускулами и знанием покера и
всех его тонкостей, которые еще ни разу его не подводили. Он был мертв
застрелен из пистолета, и, как следствие, страх и уважение были повергнуты
к его ногам его земляками. Он также был самым
ценным другом Минки.

Сэнди Джойс имел в своем активе женатое прошлое, которое каким-то образом придавало ему
определенный авторитет в этом месте. От него ожидали, что он будет обладать запасом
мудрости в мирских делах, и он делал все возможное, чтобы соответствовать этому
требованию. Кстати, он также был бывшим ковбоем, страдающим от нехватки золота
лихорадка, а в перерывах играл в покер с Диким Биллом, пока тот не проиграл
результат своих более регулярных трудов. Он был худощавым, высоким,
тридцатилетним мужчиной с ясными глазами, с тщательно продуманным потоком живописной
речи. Он не боялся ни одного мужчины, но всех женщин.

Тоби Дженкс был таким же низкорослым и приземистым, как его друзья - длинными и худыми.
Он был добродушен и тратил крупные денежные переводы, которые приходили к нему через
регулярные промежутки времени в перерывах, которые случались в его беспорядочных поисках
золота.

Минки, некрасивый крупный мужчина с резкой речью и грубоватыми манерами, поднял глаза
быстро, как только вошел Сципио, и мгновение спустя еще три пары глаз
вопросительно уставились на вновь прибывшего.

"Понравился цвет?" - осведомился Минки со своей самой грубоватой сердечностью.

"Нет".

Все отношение Сципио явно изменилось с тех пор, как Санни
Ленивые глаза Оука впервые заметили его приближение. Там, где раньше
безнадежность отчаяния проглядывала в каждой черточке его мягкого
лица, теперь его рот был упрямо сжат, а решительный выпад его
обычно выдающегося подбородка стал примечательным. Даже в его жидких волосах была агрессия
в том, как они выбивались из-под полей
его фетровая шляпа. Его глаза были почти вызывающе, но там была мольба
в них тоже. Это было, как если бы он был уверен в правоте своей
цели, но необходимы поощрение в своем исполнении.

На данный момент игра в покер была остановлена, что было полностью вызвано
интересом стальных глаз Дикого Билла.

"Откладываешь?" - осведомился игрок, ни на секунду не смягчаясь.

"Полагаю, ты отказываешься от своей грязной схемы", - предположил Сэнди,
со смехом.

Сципио покачал головой, и его губы сжались.

"Нет. Я хочу одолжить хорошую лошадь у Билла".

Игрок сел за карты у него крутилась. Заявление
казалось, послуживших основанием для его действий. Он сидел, откинувшись на спинку стула и немного жевать
табака с черной пробкой. Минки и остальные сели вокруг и уставились
на маленького человечка с неподдельным интересом.

"Тебе нужна лошадь?" спросил Билл, не пытаясь скрыть
свое удивление. "Зачем?"

Сципион провел рукой по лбу; на нем выступили бусинки пота
это.

"О, нечего беспокоить людей", - сказал он с болезненной попыткой изобразить
безразличие. "Я должен порыскать вокруг и найти этого парня, "Лорд"
Джеймс".

Быстрым взглядом обвели сидящих за столом, переводя глаза с одного на другого. Затем Санни
Из-за окна до них донесся голос Оука--

"Полагаю, у вас неплохие способы путешествовать".

"Времени достаточно", - упрямо сказал Сципио.

"Для чего тебе нужно его найти?" - потребовал ответа Дикий Билл, и в блеске его свирепых глаз произошла
перемена. Не то чтобы они
смягчились, только теперь на их лицах появилось подобие иронической улыбки,
которая у него подразумевала любопытство.

Сципион беспокойно переступил с ноги на ногу. Его светлые глаза блуждали по залитому солнцем
окну. Одна рука была засунута в карман куртки, а пальцы
он завозился с ржавым металлом пистолет, из которого вылезли из орбит его сторон.
Это давление допроса огорчает сдержанность, он был
поставив на себе. Все его горе и гнев вырвались наружу
снова. С большим усилием, которое не осталось незамеченным для его проницательной аудитории,
он подавил поднимающиеся эмоции.

"О, я... я бы хотел нанести ему "визит на вечеринку", - выпалил он.

Минки собирался что-то сказать, но Дикий Билл заставил его замолчать резким взглядом
. Из-за окна донеслось громкое хихиканье.

"Полагаю, ты знаешь, где ты его найдешь?" - спросил игрок.

"Нет, но я собираюсь найти его, конечно", - упрямо ответил Сципион. Затем
он добавил, отводя глаза: "Думаю, я не успокоюсь, пока не найду".

В глазах маленького человечка блеснул слабый огонек.

"Во что ты играешь?" - с любопытством прохрипел Билл.

"О, просто ни о чем".

Ответ вызвал короткую смущенную паузу. Затем игрок сломал его
с характерной силой.

"И по этой причине ты ... носишь пистолет", - сказал он, указывая на
оттопыренный карман мужчины.

Сэнди Джойс перестал складывать свои "фишки"; Тоби расправил свои широкие
плечи и осушил уже пустой стакан. Минки моргнул своими
изумление, в то время как Дикий Билл агрессивно расставил свои длинные ноги
сдвинул шляпу на затылок. Именно в этот момент любопытство
взяло верх над обычной ленью Солнечного Дуба, и его лицо появилось над
подоконником.

"Он украл у меня", - тихо сказал Сципион.

"Что он украл?" свирепо потребовал игрок.

"Мою жену".

Тишина в комнате оставалась нерушимой в течение нескольких мгновений. Действия
Этим людям давались гораздо легче, чем простые слова. Слова Сципиона произвели
парализующий эффект на их дар речи, и каждый был занят
мысли, которые они были бессильны облечь в слова. "Господь"
Джеймс было именем, которое у них были причины ненавидеть. Это было имя, синонимичное
воровству, и даже хуже - для них. Он украл у их
сообщества, что было непростительно, но это... это было чем-то новым для
них, чем-то, что не сразу попало в их поле зрения. Дикий Билл
первым пришел в себя.

"Откуда ты знаешь?" спросил он.

"Она написала мне об этом".

"Она пошла, потому что сама так сказала?" - спросила Сэнди.

"Он украл ее ... Он украл мою Джесси", - угрюмо сказал Сципио.

"И ты собираешься забрать ее обратно?" Вопрос Билла взрезал
неподвижный воздух.

"Конечно - она моя".

Простота и целеустремленность Сципио вызвали вздох
сильного чувства у его слушателей.

"Как?" Метод допроса Дикого Билла произвел потрясающий эффект.

"Она моя, и я собираюсь ее вернуть." Не было жалости в
упрямое утверждение человека в каждый глаз, кроме Дикого Билла.

"Послушай, Зип, он убьет тебя", - сказал игрок после паузы.

"Она моя жена. Она моя", - горячо возразил Сципио. "И я
застрелю его насмерть, если он откажется отдать ее".

"Послушай", - продолжал игрок, игнорируя протест мужчины - идея о том, чтобы
Сципион застрелил такого человека, как Джеймс, была слишком смехотворной - "ты выступаешь против
плохого предложения, конечно. Джеймс украл твою... жену. Он украл еще больше.
Он грабитель дилижансов".

"Скотокрад", - вмешался Сэнди.

""Плохой человек" из худших, - кивнул Минки.

"Он все это, и даже больше", - продолжал Билл, нахмурившись. "Он низкий человек
скунс, он мор, он убийца. Ты собираешься охотиться на него
вернуться в его собственную хижину в предгорьях со своей бандой головорезов
окружить его, и ты собираешься заставить его вернуть твою жену. Сказать,
ты точно сумасшедший. Он убьет тебя. Он разнесет твою машину к чертям собачьим и'
обвинит дьявольскую грузовую компанию в том, что она это сделала ".

В глазах, смотревших на кроткое лицо Сципиона, было выражение согласия
. Это было нечто большее: там было сочувствие и жалость к нему, чувства
у этих людей не было других средств выражения.

Но Сципион был непоколебим от его назначения. Его нижняя губа оттопырена
упрямо. Его бледные глаза были сойти с целью и страданий.

"Он украл мою... Джесси, - закричал он, - и я хочу ее вернуть". Затем, в один
момент, вся его манера изменилась, и в его словах прозвучало
неотразимый мольба. Жесткий как был азартный игрок, пафос его
задело за живое в нем, о существовании которых, возможно, даже он был
не знают.

"Ты одолжишь мне лошадь, Билл?" воскликнул маленький человечек. "Ты, конечно, одолжишь?
У меня есть пятьдесят долларов, отложенных на детскую одежду. Вот это, - он
поспешно продолжил, вытаскивая пачку банкнот из заднего кармана. "Ты
возьми их и оставь у лошади. Этого недостаточно, но это
все, что у меня есть. Я заплачу остальное, когда добьюсь своего, если ваша лошадь
пострадает. Я заплачу, конечно. Скажи, - добавил он со счастливым вдохновением, - ябуду
напишу тебе о моем требовании -ха'ф об этом. Ты сделаешь это? Ты..."

Лицо Билла внезапно стало пунцовым. Что-то заставило его опустить свои
веки. Это было, как будто он не мог смотреть на сосредоточенное лицо равнодушным
дальше некуда. Почему-то он чувствовал себя в неясной форме, что бедного Сципиона
дух был слишком большой для его тела. Намного больше, чем у
тех, кто сидит там, готовых высмеять его цель и сокрушить ее до уровня
слабой уступчивости, которая, по их мнению, была единственно возможной для
такого человека, как он.

"Ты кладешь эти купюры обратно в свой соус", - крикнул он с
дикость, которая была лишь маской его настоящих чувств; "Мне не нужны
они. Ты можешь пойти прямо в сарай и выбрать мои заглушки,
и все, что тебе еще понадобится. Думаю, тебе лучше взять черную кобылу. Она будет
носить тебя на руках весь день в течение недели, конечно, а потом набросится на тебя. Действуй правильно
дальше, и ...и... удачи!"

В жизни каждого человека совершаются поступки, за которые он
никогда не может отчитаться даже перед самим собой. Таков был поступок, совершенный Диким Биллом
в тот момент. Азартные игры были его пропитанием, но лошади были его страстью
Для него. Он владел, возможно, одними из лучших в стране,
и он боготворил их. Было известно, что он никогда не одалживал лошадь своему
лучшему другу, и никому, кроме него самого, никогда не разрешалось кормить их или
ухаживать за ними. Он гордился ими больше, чем мог бы гордиться отец своим первенцем
и заботился о них так же, как любая любящая мать. Поэтому
его согласие на запрос Сципион был довольно ошеломляющие к своим товарищам.
Не знаю, почему он это сделал, и бешеный гнев последует
сразу после этого необычного порыве добродушия.

Сципио рассыпался в благодарностях. Но его грубо прервали
это казалось совершенно ненужным. По крайней мере, на данный момент Билл ненавидел
маленький человек почти так же сильно, как он ненавидел этот "Господь" Джеймса он был
отправляясь в поиск.

После этого никаких вестей прошло, пока Сципион ушел в магазин за
сарай. Билл сидел, погруженный в мрачные раздумья, опустив свирепые глаза,
созерцая свои хорошо обутые ноги. Его карты были забыты, мужчины
вокруг него были забыты. Сэнди и продавец с удивлением наблюдали за его
суровым лицом, в то время как голова Тоби была повернута в сторону
уходящего мужчины. Санни Оук со своего поста у окна, который
наконец нарушил тишину.

"Полагаю, ты окончательно слетел с катушек, Билл", - сказал он с дружелюбной усмешкой.
Затем, поскольку остальные ответили ему лишь мимолетной улыбкой, и
Законопроект полностью игнорировал свою обязанность, он поспешил дальше, "ты помогаешь
что ошибочное Феллер в дозе свинец, он никогда не успеет
дайджест. Если Зип когда-нибудь обидит Джеймса, он отправит его к черту, так как
конечно - поскольку все это работает для тех, кому это не нужно. И, что еще
более того, ты никогда больше не увидишь свою черную кобылу, если только она не будет под
седлом Джеймса. Ты уверен, что "жук". За тобой следует присматривать."

Это был только Санни Оук , который осмелился бы так много сказать этому
игрок. Но тогда, по какой-то невысказанной причине, Санни была привилегированным человеком
на Страдающем ручье. Никто не обратил особого внимания на манеру, в которой
он позволял своему языку трепаться, и, кроме того, он был слишком ленив,
чтобы кого-то бояться.

Билл огляделся.

"Ты уклоняешься от ответа", - презрительно заметил он. "Джеймс не будет стрелять
Муж Джесси. Может быть, он выгонит его, может быть, он сильно поджарит его,
и высечет ему язык. В любом случае, каждый мужчина должен действовать по-своему.
И... приятно видеть, как он усердно играет, побеждает или проигрывает. Но Зип справится
вернется, конечно. И он приведет с собой мою кобылу. Иди спать, Солнышко; твой
мыслепан почти вылупился.

"Я не думаю, что он когда-нибудь сравнится с Джеймсом", - задумчиво заметила Минки
. "Мы все искали для него какую-нибудь роль. Мы знаем, что у него есть
лачуга в предгорьях, но я, кажется, не помню, чтобы я слышал о том, чтобы
кто-нибудь ее нашел. Не думаю, что Зип знает, где она находится ".

Глаза Билла загорелись любопытным огнем.

"Думаю, Зип найдет его", - тихо сказал он. "Возможно, это займет у него
время..."

"И", - воскликнула Солнышко, - "как тем временем живут эти пористые детишки?"

Бездельник выстрелил своей маленькой бомбой с желаемым эффектом. У мужчин не было
ответа в течение нескольких мгновений. И постепенно все взгляды сосредоточились
на лице Билла, как бы признавая его лидерство. Он ответил
на вызов в характерной манере.

"Думаю, мы отпустим Санни, чтобы она ухаживала за ними".

Объявление, которое заставило Санни с головой окунуться в собственную защиту.

"Скажите, разве нет никакого покоя для парня, которому нужен отдых? Вы
все очень умные люди, принимающиеся за работу. Но это твоя игра, Билл,
и "тебе решать довести ее до конца". Я думаю, из тебя получился бы элегантный
кормилица- такая мягкая и материнская".

Но Биллу было достаточно, и он повернулся к лицу в окне в своей
самой дикой манере.

"Послушайте, - воскликнул он с жестокой иронией, - мы все знаем вас с тех пор, как
Страдающий Ручей был Страдающим ручейком, и никто никогда не бил ногами.
Но каждому парню в этих краях вроде как не обязательно
оправдываться. Понял меня? Тебе нужно "оправдаться". Уол, я думаю, ты это сделаешь
присмотри за этими детишками, пока Зип не вернется. Это будет ваша работа
следить за тем, чтобы они не попадали в какие-либо неприятности, и когда Zip
когда они вернутся, ты сдашь их чистыми и исправленными, как положено. Понял это? Я
плачу за их питание, и я плачу тебе зарплату. И ты собираешься
сделать это, или сваливать отсюда так быстро, что твоя собственная пыль задушит
тебя.

"Сюда, сюда!" - воскликнул Тоби с радостным смехом.

Сэнди ухмыльнулся прямо в сердитое лицо бездельника, в то время как Минки кивнула с выражением
неулыбчивого одобрения.

"Ну и дела, ты чертовски наглый!" - воскликнула Солнышко.

"Думаю, я умею лучше. Я могу побить тебя", - презрительно парировал Билл.
"Ты сделаешь это, или ... ты можешь начинать убираться отсюда прямо сейчас", - добавил он.

Санни поняла его положение по выражению лиц других мужчин.
лица, и, быстро возобновив свою добродушную жалобу, он согласился
с ворчанием.

"Ну и дела! но это жестокий мир", - пожаловался он, опускаясь обратно на свою
скамейку поспешно, чтобы к нему не предъявляли новых требований, и как раз
вовремя, чтобы увидеть, как Сципион ведет красивую черную кобылу к
привязной столб.

Мужчины в магазине обернулись на стук лошадиных копыт и
собрались на веранде. Проницательные глаза Билла с сожалением остановились
на блестящих боках его любимого животного. Она была воплощением стройности
мускулистая, с красивой маленькой головой и ушами, которые выглядели
немного крупнее хорошо отполированных раковин мидий. Она стояла, перебирая в
земля с нетерпением, в то время как Сципион привязал ее к столбу, и она уткнулась
его ребра игриво, ее губы подергивались в самых дружественных
дух. Но взгляд Билла внезапно привлекла манера, в которой
она была оседлана и взнуздана. Бедный Сципио совершил безнадежную ошибку
модным образом.

Другие глаза тоже заметили промах, и Сэнди Джойс внезапно
указал.

"Макино! Шутка ли, понял", - воскликнул он.

"Ей-богу!" рассмеялась Санни.

Но Дикий Билл оборвал их всех удивительным образом.

"Слушай, думаю, вы, ребята, никогда не совершали никаких ошибок - никаких
ты. Ты много смеешься. Прекрати это, или..." Его глаза сверкнули
опасно. Затем, когда мужчины замолчали, он метнулся туда, где
Сципион все еще возился с веревкой на шее.

Попытка маленького человека оседлать, при любых других обстоятельствах,
вызвала бы самое язвительное презрение Билла. Седло было
накинуто криво на плохо сложенную попону. Это было так далеко от
холки кобылы, что скрученные двойные подпруги были где-то под
ее животом, а не в обхвате. Затем удила были повернуты в ее
рот, а бордюрный ремень болтался свободно.

Билл пришел ему на помощь своим собственным необычным способом.

- Послушай, Зип, - крикнул он голосом, который ничто не могло смягчить, - я не...
полагаю, ты переделал эти стремена, чтобы они были тебе впору. Я просто починю их". И
маленький человечек смиренно стоял рядом, пока он приступал к работе. Он быстро
отстегнул подпруги и расправил одеяло. Затем он переложил
седло и заново застегнул подпруги. Затем он поправил стремена,
и перешел к уздечке кобылы - Сципион все это время наблюдал за ним,
не говоря ни слова. Но когда игрок закончил, он взглянул на
его худое лицо выражало почти собачью благодарность.

"Спасибо, Билл", - сказал он. "Я никогда раньше этого не делал".

"Так я и догадался". И слова игрока, хотя и были совершенно резкими, не имели в себе никакого
другого смысла. Затем он продолжил, пока Сципион карабкался в седло
"Тебе не нужно ни о чем беспокоиться здесь. Твои
за детьми присмотрят, пока ты не вернешься, если ты в пути
месяц.

Сципион был поражен. Он забыл о своих близнецах.

"Скажи...ты..."

Но Биллу не нужны были ни благодарности, ни объяснения.

"Мы видим те вещи - мы и этот прожженный ленивый разгильдяй Санни
Дуб. Тебе не причинят вреда... - Он щелкнул норовистую кобылу, которая
рванулась прочь с пружинистостью газели. "Протяни ей руку", - крикнул он
, чтобы заглушить дальнейшие протесты Сципиона
благодарность: "Протяни руку, ты обвинил маленького фула. Вот и все. Теперь отпусти
ее".

И кобыла умчалась в облаке пыли.




ГЛАВА V

МУЖ И ЛЮБОВНИК


Там, где все искатели приключений в Страдающем Ручье и округе потерпели неудачу
Сципион, некомпетентный, преуспел. Такова была ирония
удовольствие от нефритового состояния. Сципион не имел ни малейшего представления о
куда приведут его поиски. У него не было никаких идей на этот счет
вообще. Только у него в голове была твердая цель, и, подобно магнит
, она безошибочно влекла его к цели.

В манере его поиска было что-то абсолютно нелепое.
Но, к счастью, мало кто готов смеяться над катастрофой. Таким образом, он был
что куда бы он ни пошел, везде, где он остановился среди своих собратьев в
поиск информации он был получен совершенно серьезно, даже когда
он сказал предмета его поисков, и история его основания.

Обычный человек, вероятно, воспринял бы подобную историю про себя. Он
прибегнул бы к скрытому зондажу и предлогам для извлечения
информации. Но тогда сомнительно, чтобы при таких обстоятельствах его
цель была бы настолько сильной, настолько абсолютно непобедимой, как
Принадлежал Сципиону. Как бы то ни было, с целеустремленной простотой Сципион не видел
причин для уверток, он не видел причин для сокрытия трагедии
которая выпала на его долю. И вот он распространил свою историю среди
поселенцев округа, пока с помощью этой чудесной прерии
телеграфия, для работы которой не нужны никакие приборы, не опередила его
во всех направлениях, либо приниженных, либо преувеличенных в зависимости от личности
подсказывал темперамент.

На одном ранчо новость принес с тропы человек с суровым лицом
гражданин, у которого было мало воображения, но много знаний о стране
.

"Послушайте, ребята", - крикнул он, соскакивая с седла у
двери барака, - "вон тот белобрысый молокосос на тропе, ищет
прикид Джеймса. Думаю, он хочет их пристрелить. Он обрезанный
дворняга, и совсем не похоже, что пугаешь кролика. Я сказал ему, что ему
лучше вернуться к хуму и заняться организацией его похорон, чтобы у него
не было никаких проблем позже ".

"Где он?" спросил кто-то.

"Святой мученик крик", - ответил cowpuncher, "Ань, мне кажется у него
больше твердости, чем savvee."

И это мнение было более или менее общим. Мужичок ехал
как Одержимый, и это было так, что все его заветные шесть
лошадей Дикий Билл одолжил ему свою черную красавицу, цыган. Она была довольно
неустанные, и, с ее легкой ноши вес, она отправилась в духе
истинное восхищение.

В каждой усадьбе или ранчо Сципион останавливался только для того, чтобы навести справки, а
затем спешил дальше. Информация, которую он получал, была самой расплывчатой. Джеймс
или кого-то из его банды часто видели в отдаленных частях нижней части
предгорий, но это было все. На одной ферме ему повезло немного больше,
однако. Здесь ему сказали, что фермер получил указание
что если он хочет избежать сожжения, он должен быть готов
передать четыреста долларов, когда автор попросит об этом
итак, и послание было подписано "Джеймс".

"Итак, вы видите", - уныло сказал фермер - мужчина по имени Николлс,
"он где-то шныряет вокруг хайара".

"Похоже на то", - согласился Сципион.

Затем, внезапно, подозрение промелькнуло в голове другого, и
охотник на людей провел несколько неловких секунд.

"Скажи, ты смотришь на него?" - резко спросил фермер. Затем он
наклонился вперед, его глаза вспыхнули внезапным гневом. "Если бы я, то есть ты
был..."

Но мягкие голубые глаза Сципио и его простой ответ произвели умиротворяющий эффект
сразу.

"Я ищу его, потому что он украл мою жену. И я продолжаю
преследовать, пока не найду его ".

В поведении его посетителя была такая мягкая искренность, что для фермера было
невозможно сохранить свою подозрительность.

"Что ты собираешься делать с этими четырьмя сотнями?" - спросил Сципион
позже.

"Он не получит от меня долларов. У меня их нет", - ответил Николлс
безнадежно. Затем его гнев усилился. "Но я просто собираюсь заснуть с пистолетом в руке
и он получит его хорошо и вдоволь, если выстрелит в
жизнь выходит из меня, а после сжигает все, что у меня есть ".

Сципио сочувственно кивнул.

"Я бы чувствовал то же самое", - сказал он. "Что ж, думаю, мне пора. Моя
кобыла будет накормлена и отдохнет от этого. Спасибо за корм. Думаю, я
поищу что-нибудь в этом районе. Может быть, я найду..."

Но внезапно фермер очнулся от созерцания своего собственного
неприятности и с удивлением оглядел миниатюрную фигурку своего гостя, когда
он встал, чтобы уйти.

"Послушай, - критически заметил он, - полагаю, у тебя, должно быть, лопнуло терпение
гоняясь за этим парнем".

Сципион покачал головой.

"Нет", - сказал он со слабой улыбкой. "Но у него есть... моя жена".

"Ах".

И в односложном ответе этого человека было полное понимание.

Пять минут спустя охотник на людей снова был на тропе. Это был
полдень второго дня его поисков. Он натерся от седла и
устал, но его цель не знала ослабления. Цыганка была свежа и
сильная, и хотя она уже проехала, наверное, сотню миль
в бесцельных блужданиях своей наездницы она двигалась так, как будто вышла на прогулку
утренняя зарядка на обильной овсяной диете.

Верный своему намерению, Сципион прочесал округу с избытком
энтузиазма, который завел его далеко, и закат застал его среди
похожих на улей холмов, которые образуют подход к большим холмам. Вверх и
вниз по этим чудесным травянистым дюнам он бродил в поисках места отдыха
для себя и своей кобылы. Ничего подобного не было видно,
ничего, кроме бесконечной череды поросших травой холмов и разделяющей
впадины, в которых могло скрываться что угодно, от дома на ранчо до
загона для скота на окраине. И, наконец, он оставил всякую надежду на
укрытие.

Он определенно потерял себя. Но, несмотря на это, он не был сильно
обеспокоен. Почему он должен был беспокоиться? Какое это имело значение? Он знал, что в случае
наихудшего его кобыла сможет досыта наесться травы, а для
него самого сон под открытым небом не представлял никаких опасений. О еде для себя у него не было
даже не начинал думать. Так что он ехал до последнего проблеска
заходящее солнце скрылось за линией неба.

Он спускался во впадину, во что-то более глубокое, чем обычно. Надежда иссякла
высоко, что это был один из тех скрытых обрывов, которые через определенные промежутки времени
пересекают море травянистых дюн и отмечают горный водный путь. И не был
он разочарован. Несколько мгновений спустя, к своему восторгу, он обнаружил, что
вглядывается в глубины одного из многочисленных ручейков, текущих по его
мелкому руслу между низкими берегами. Он быстро решил, что
это подходящее место для его лагеря.

У кромки воды он выбрался из седла и начал искать
место, где его кобыла могла бы напиться. Это было немного трудно, потому что
берега были крутыми, а кустарников было много, и он забрел на
он прошел не менее сотни ярдов в поисках прохода, когда человеческий голос
внезапно окликнул его с дальнего берега ручья. Он посмотрел через реку
не отвечая, и, к своему величайшему удивлению, увидел всадника на
противоположном берегу. Этот человек, судя по его внешности, был
ковбоем и, по простодушному мнению Сципиона, был, как и он сам,
погружен во тьму.

"Привет", - ответил он наконец, после задумчивого взгляда.

Мужчина смотрел на желтоголовую фигуру не очень дружелюбно
глазами, но этот факт ускользнул от Сципиона, который видел в нем только товарища
человек в несчастье. Он увидел, как лассо на рога седло,
chapps человека, его мускулистых бронхо пони с тоской глядя на
вода. Пистолеты на поясе мужчины, нахмуренный лоб и бегающие глаза
прошли совершенно незамеченными.

"Ты откуда?" - резко спросил мужчина.

"Страдающий ручей", - с готовностью ответил Сципион.

"Думаю, ты неплохо продвинулся", - сказал другой после задумчивой
паузы.

"Я уверен, что продвинулся".

"Что ты здесь делаешь?"

Вопрос мужчины прозвучал отрывисто. Но Сципион никого не подозревал
и ответил совершенно без колебаний.

"Я охочусь на человека по имени Джеймс. Ты его не видел?"

Но мужчина ответил на его вопрос другим.

"Как тебя зовут?" он спросил.

"Сципион, а твой?"

В угасающем свете мрачные черты лица мужчины, казалось, на мгновение расслабились
что-то вроде улыбки. Но он сразу заговорил.

"Заходи прямо сейчас", - пригласил он. "Полагаю, меня зовут Эйб... Эйб Конрой. Я
гоняю скот". И тот факт, что он закончил с
нарочитым смехом, не имел никакого значения для его спутника.

Сципион с радостью принял приглашение, и, в ответ на его
получив инструкции, двинулся дальше вдоль ручья, пока не дошел до
уступа на берегу, по которому его кобыла могла спуститься. Он пересек
дорогу, по пути дав напиться своей лошади, и через несколько мгновений был
рядом со своим новым знакомым.

Настроение незнакомца, казалось, полностью изменилось к лучшему к
тому времени, когда подошел Сципион. Его улыбка была почти дружелюбной, а манера
речи - сравнительно шутливой.

"Итак, ты преследуешь этого мошенника, Джеймс", - непринужденно сказал он. "Странно, не так ли
это?"

"Что?"

"Да ведь он прогнал кучу наших акций. По крайней мере, именно так я
догадываюсь. Я прямо сейчас направляюсь к нему домой, чтобы кое-что разузнать. Я
просто шутил, ожидая захода солнца. Видишь ли, мы организуем бдительность
вечеринка для бегства - Скажем, на мгновение мне показалось, что ты был одним из его
банды ".

Но Сципио быстро отказался от этой чести.

"Нет. Мне просто нужно найти его. Мне это очень нужно".

"Что за черт?"

На этот раз охотник на людей заколебался. Совершенно необъяснимое чувство вызвало
у него минутную паузу. Но он, наконец, ответил откровенно, как всегда
ответил с простой прямотой, которая была просто частью его.

"Он украл мою жену", - сказал он, его глаза прямо, не отводя глаз от
чужие лица.

"Боже, он подлый гад", - заявил другой, с проклятиями. Но
ирония свет в глаза не ускользнуло от его собеседника
понимание.

Сципион был рад, что ему повезло встретиться с человеком, который знал
о местонахождении Джеймса. Дюжина вопросов возникла у него в голове, но он
ограничился заявлением о своем намерении.

"Я поеду дальше с тобой", - сказал он.

"Что, прямо до плана Джеймса?"

"Конечно. Именно это я и делаю".

Мгновение человек, называющий себя Конроем, сидел, глядя на
послесвечение заходящего солнца. Весь его вид был неприглядным
достаточно, чтобы вызвать недоверие у кого угодно, кроме такого человека, как Сципион. Сейчас
казалось, он размышлял несколько спорный вопрос, и его брови
притягиваются друг к другу таким образом, что ничего, но ясное
цель. Но, наконец, он, казалось, принял решение следовать определенному
курсу. Он говорил, не поворачиваясь к своему спутнику, и, возможно, это было сделано
с целью скрыть затаенную насмешливую улыбку.

"Если ты настроен устроить "лачугу Джеймса", тебе лучше сразу идти с нами.
Только... - он заколебался на ничтожную долю секунды, - видишь ли, я...
выхожу из-за этого рэкета со скотом, и, полагаю, я обязан ради своих родителей пойти
их бизнес протекал без малейшего шанса расстроиться. Видишь?

Сципион кивнул. Он понял, к чему клонит этот человек, и подумал, что это просто великолепно
с его стороны.

"Теперь я должен кое-что разузнать, - продолжал мужчина, - и если ты все сделаешь правильно
сначала это, вероятно, расстроит меня - ты собираешься
подержите его, так сказать, ". Его улыбка была более заметной. "Теперь я думаю
Я покажу вам, где его расположение, если вы, конечно, дадите мне свое обещание
позволить мне поохотиться около часа вокруг его загонов - до вас
вмешайтесь. Тогда я сразу же свяжусь с тобой, и ты сможешь подняться и... пристрелить
его к черту, если тебе это так нравится ".

Сципион почти просиял от благодарности. Доброта этого человека казалась ему благородной
поступком.

"Ты настоящий задира", - сказал он. "Полагаю, мы начнем прямо сейчас?"

Мужчина повернулся, и его проницательные глаза пронзительно уставились на
лицо маленького человека.

"Да", - коротко сказал он, - "мы продолжим".

Он шел впереди, его лошадь немного опережала кобылу, и в течение
некоторого времени он не делал попыток нарушить воцарившееся молчание. The
сумерки быстро переходили в более глубокие тени ночи, но он
ехал среди холмов так, как будто ехал по широкой открытой тропе.
Не было никаких сомнений, нет вопросительный взгляд в его сторону.
Возможно, он путешествовал в след, что он был приучен к
всю жизнь. Наконец, однако, он оглянулся на своего товарища.

"Скажи, что ты собираешься делать, когда... доберешься туда?" спросил он.

"Приведи мою жену обратно", - серьезно ответил Сципио.

"Что будет делать Джеймс?"

"Он не может оставить ее - она моя".

"Это так. Но ... если он намерен оставить ее?"

Сципион несколько мгновений молчал. Его светлые глаза смотрели
прямо перед собой, в сгущающуюся темноту.

"Возможно, мне придется застрелить его", - сказал он наконец, как будто там
не может быть никакого сомнения по этому поводу.

Мужчина кивнул.

"Есть полезные орудия?" - спросил он небрежно.

"Есть один".

"А, что это? Журнал?"

Сципио вытащил из кармана свою антикварную вещь и передал ее
мужчине для осмотра.

"Все в порядке", - сказал он. "Полагаю, прицел не очень хорош на расстоянии
, но на близком расстоянии от него останется неприятная дыра".

Конрой взял оружие в руку. Его проницательный взгляд отметил возраст образца
. Он также заметил потрепанное состояние прицелов и
неуклюжий, ржавый, торчащий курок. Он был шестизарядным, и он знал
что ему, должно быть, лет сорок. Один из самых ранних образцов
револьверов. Вид этого наполнил его жестоким весельем, но он
сохранил серьезное выражение лица.

"Я думаю, это должно привести Джеймса в чувство", - заметил он, когда он
вернул это владельцу.

Сципион воспринял его ответ как одобрение и потеплел к нему.

"Я бы сказал, да", - сказал он, возвращая свою древность в карман. "Ты
видишь ли, пистолет способен напугать такого парня, как Джеймс. Мужчина, который может подойти
когда парень повернулся спиной, и заняться любовью с его женой, не
настоящий мужчина, не так ли? Я имею в виду, что у него не так уж много выдержки. Он, конечно, трус.
Если бы у него была выдержка, он бы этого не сделал. Ну, вот как я представляю себе
этот Джеймс. Он злой и трусливый пес. Не думаю, что мне придется
использовать этот пистолет, но я просто взял его с собой, чтобы напугать его и привести в чувство,
если он ему понадобится. Хотя, может быть, ему это и не понадобится, когда он увидит, что я прихожу
видишь ли, я муж Джесси - думаю, это его точно исправит ".

"Полагаю, ты хорошо оценил Джеймса", - заметил мужчина, устремив взгляд
вперед. "Нет, я не вижу, чтобы тебе понадобился этот пистолет".

Они поехали дальше, настроение Сципиона поднималось с каждым пройденным ярдом.
Он знал, что с каждым мгновением приближается к своей жене. У него не было никаких
сомнений, никаких страхов. Пока он мог быть рядом с ней, он чувствовал, что все
будет хорошо. Несмотря на ее письмо, ему никогда не приходило в голову, что
сон заботился о мужчине, с которым она ушла. Он винил Джеймса, и это
было не просто фигурой речи, когда он сказал, что, по его мнению, он
"украл" ее. Он верил, что так оно и было. Он верил, что она
ушла неохотно. По его мнению, это был случай похищения. Снова и
снова он благодарил Провидение за то, что встретился с этим человеком,
Конрой. Он был хорошим парнем, сказал он себе, хорошим другом. И его
идеи были настолько совпадающих с его собственной о Джеймсе.

Они приближались высоких холмах. Возвышаясь, разбитые скалы маячили
впереди мрачно в сгущающемся мраке. Огромные расколотые грани разрезают
линия неба и черные пятна сосновых лесов и елей создавали
призрачный, угрожающий вид. Они ехали, должно быть, больше двух
часов, когда Сципион понял, что они проезжают по узкой дороге для скота
на вершине лесистого холма. Затем их лошади
начали крутой пологий спуск, который требовал большой осторожности, чтобы
вести переговоры. И по мере того, как они продвигались, темнота надвигалась на них,
пока им не показалось, что они совершают почти стремительный спуск в
огромную черную яму. Здесь вообще не было света, за исключением звезд
наверху, поскольку последние отблески сумерек были полностью перекрыты
великая стена, которую они теперь оставляли позади.

Не было произнесено ни слова. Каждый мужчина был занят своей лошадью и животными
сами спотыкались и барахтались, выбирая свой
неуверенный путь. Так прошло четверть часа, затем, внезапно,
впереди, еще дальше вниз по склону, загорелись два или три тусклых огонька
они смотрели на них, как блуждающие огоньки. Казалось, они танцуют перед
Глазами Сципиона, когда они ехали. Также, когда он указывал на них своему
спутнику, он не понимал, что эта особенность была вызвана движением
его кобылы под ним.

"Да", - сухо ответил Конрой. "Это огни Джеймса".

"У него большое поместье", - сказал Сципио с некоторым благоговением в голосе.

"Несомненно, есть", - согласился Конрой, улыбаясь в темноте. "У него
самое большое и богатое ранчо в Монтане".

"Вы говорите, он... угонщик скота?" Сципио изо всех сил пытался разобраться в происходящем
должным образом.

"Он уверен в этом". И удовлетворенный тон Конроя возымел эффект
заставив замолчать дальнейшие комментарии его компаньона.

Несколько мгновений спустя спуск был завершен, и мягкая трава
у нее под ногами заставила Цыганку пританцовывать, чтобы продолжить, но Конрой остановился.

"Вот, - авторитетно сказал он, - посиди прямо здесь, пока я займусь
и вам беспересадочный с моим бизнесом. Я пойду обратно".

Без возражения Сципиона ждали, а его спутник исчез в
тьма. Маленький человечек заключил соглашение и не имел
желания, несмотря на свое рвение действовать, отступать от
буквы этого соглашения. Поэтому он набрался терпения, на какое был способен, пока
Возвращение Конроя.

Мягкий стук копыт удаляющейся лошади по густой траве затих
вдали. И вскоре один из мерцающих огней впереди внезапно погас
. Всадник возник в поле зрения Сципиона. Затем
желтый отблеск так же внезапно появился снова, и последний признак Конроя
исчез. Ожидающий наблюдал, насторожив все свои способности. Его уши и
глаза напрягались в поисках наименее необычного звука или зрелища. Но не последовало
ничего подобного.

Тогда он начал думать. Он начал обдумывать ситуацию. Он начал
представлять себе кое-что из сцены, которая, как он надеялся, должна была произойти
вскоре между ним и человеком Джеймсом. Это был первый
раз, когда он обдумал этот вопрос сознательно или попытался
оценить его возможности. До сих пор он был слишком раздираем своим
эмоции, чтобы рассмотреть что-либо в деталях. И даже сейчас, он был настолько проникнут
правотой своего дела, что видел только свою собственную точку зрения,
что каким-то образом делало Джеймса просто игрушкой в его руках.

Он обнаружил, что твердым тоном диктует свою волю вору. Он
потребовал свою жену без горячности, но со знанием силы
своего оружия, скрывающегося за его словами. Он чувствовал сдержанность, которую использовал бы. Он
не стал бы запугивать. Кто он такой, чтобы запугивать после того, как ему вернули Джесси
? С Джеймсом следует обращаться настолько мягко, насколько позволяют его чувства
позвольте ему. Да, слава Богу, у него не было реального желания причинить боль этому человеку
который так обидел его. Этот человек был глуп, и он мог позволить себе быть
великодушным, после того как Джесси вернулась к нему. Нет, он изо всех сил постарается
простить его. Он знал, что это будет огромная борьба, но все же чувствовал:
теперь, когда Джесси вернулась к нему, он должен приложить усилия. Каким-то образом,
даже сейчас, он почти сожалел о столь заблуждающейся--

Но его размышления были внезапно прерваны звуком лошадей
копыта возвращение, и, спустя мгновение, Конрой маячила в
тьма. Он подошел совсем близко, прежде чем он говорит, и тогда он был
почти шепотом.

"Я кое-что обнаружил", - сказал он с видом глубокого удовлетворения.
"Думаю, мы заставим мистера "лорда" Джеймса поискать свою нору, прежде чем мы туда отправимся"
с ним. Я полагаю, что сыромятная кожа, аккуратно закрепленная у него на шее, подойдет для этого
его дела. Слушай, у меня для тебя новости. Тут поблизости несколько его парней.
Он как раз там, "где" вы можете увидеть этот большой свет ", - сказал он.
продолжил, указывая на освещенный квадрат окна. "Я вижу его
через открытую дверь в задней части дома. Он лежит на куче одеял
читает книгу. Если ты пойдешь сейчас, ты доставишь его туда, куда тебе нужно
он, и ... и я бы не стал рисковать. Выведи его на чистую воду
из-за двери, и...уол, думаю, такой парень, как ты, знает, что делать
после этого. Я возвращаюсь домой ".

Сципио сиял. Он чувствовал, что мог бы обнять этого добродушного
незнакомца. Но он не был полностью согласен с предложением этого человека
выйти на Джеймса. Он чувствовал, что это вряд ли будет игрой в
игру. Однако он намеревался руководствоваться обстоятельствами.

"Спасибо, друг", - сказал он в своей обычной манере. "Ты должен позволить мне
называть тебя так", - нетерпеливо продолжил он. "Видишь, ты кое-что сделал
для меня сегодняшнюю ночь я никогда не смогу забыть. Может быть, у тебя есть жена
своя собственная, и если это так, ты наверняка поймешь."

"Не могу с полным правом сказать, что у меня есть... жена, - ответил мужчина, - но я знаю
понимаю все правильно. Джеймс низкий, чертовски низкий", - добавил он. И его
лицо было обращено достаточно далеко, чтобы он мог комфортно улыбка без
страх перед другими видя его.

"Ну, пока", - сказал Сципион спешно. "Видя, что я тебя здесь не увижу
когда я вернусь, я просто хотел бы еще раз поблагодарить тебя".

"Пока", - ответил другой. "И тебе не нужно слишком сильно меня благодарить".

Сципион направил свою кобылу вперед, а мужчина сидел, глядя ему вслед. И
каким-то образом его лицо утратило часть своего удовлетворенного выражения.
Однако он сидел так всего мгновение. Вскоре он натянул поводья
и пустил лошадь легким галопом в направлении одного из самых
далеких огней.

"Он порочный, - пробормотал он, - но в любом случае это паршивый трюк".
Поэтому он выбросил этот вопрос из головы, бессердечно пожав плечами.

Тем временем Сципион приблизился к дому, из которого исходил свет большего размера
. Приблизившись к нему, он увидел его очертания на фоне звездного света.
Это был большой двухэтажный каркасный дом, защищенный от непогоды, с
верандой перед ним. По обе стороны от
него было несколько окон, но свет горел только в одном из них. Именно при этом свете
всадник увидел привязной столб в нескольких ярдах от дома. И без
колебаний он подъехал к нему и, спешившись, привязал свою кобылу. Затем,
следуя указаниям Конроя, он направился пешком к задней части
дома, где он должен был найти открытую дверь. Он повернул за угол
здания. Да, дверь была там в порядке, но в то время как у Конроя была
сказал, что Джеймс лежал на своих одеялах и читал, теперь он обнаружил
что дверной проем был заполнен присутствием этого красивого вора.

Прежде чем он осознал, что произошло, Сципио оказался в полном
свете, льющемся из дверного проема, и Джеймс улыбался сверху вниз
его желтой голове со странной смесью наглости и любопытства.

"Я все гадал, когда ты появишься", - сказал он, не меняя своего
положения. Затем, поскольку Сципион ничего не ответил, он встрепенулся. "Заходи
прямо сейчас", - добавил он и, выйдя из дверного проема, отступил назад
в комнату. "Вы обнаружите, что здесь немного неубрано", - спокойно продолжал он,
"видите ли, я вношу изменения в свои домашние порядки. Это
я полагаю, временно. Однако, если вы не возражаете только против этого, почему бы... проходите
прямо сейчас".

Вся манера мужчины была полна добродушного безразличия. В нем была
невозмутимая уверенность, которая была совершенно, если ее изучить.
Присутствие Сципиона там, казалось, волновало его меньше всего. И
эффект от его манере на его гость совсем расстроило все
предвзятые намерения последнего. Удивление было его первое чувство.
Затем внезапная неуверенность охватила его, неуверенность, которая была почти сродни
страху перед своим соперником. Но это прошло в одно мгновение, и было мгновенно
сменилось горячим приливом крови по его маленькому телу. Все его
изображенное интервью стерлось из его воспоминаний, и вместо
того спокойствия, с которым он намеревался встретиться с этим человеком, он обнаружил, что его
пульс бешено колотится, а в голове поднимается горячий гнев. Самая обычная из
в нем всколыхнулись человеческие страсти, и он почувствовал, что было бы неплохо причинить боль
этому человеку, который так обидел его.

"Где моя жена?" - потребовал он с внезапной яростью.

"О, это то самое. Скажи, заходи прямо сейчас?"

Джеймс все еще приятно улыбался. На этот раз Сципио принял приглашение
не думая о ловушке или чем-то еще. Он почти
бросился в комнату.

В своей ярости он не обратил внимания ни на что вокруг. У него не было глаз на
мебель, дешевый комфорт, которым он был окружен. И
хотя, как и сказал Джеймс, место было неопрятным, он ничего не увидел, и
ничего из этого. Его глаза были прикованы к мужчине; злые, налитые кровью глаза, такие глаза
как у разъяренной собаки, загнанной в угол жестоким
ударом кнута хулигана.

"Да, это все. Где моя жена?" Угрожающе спросил Сципион.
"Ты украл ее и забрал у меня. Я пришел, чтобы забрать ее
обратно".

Сила его требований была окрашена простотой от природы
мягкого нрава. И, возможно, вследствие этого, что-то от их
жала было утрачено. Напористый выпад разъяренного человека, решившего
выполнить свои требования, вероятно, побудил бы Джеймса к
активному протесту, но, как бы то ни было, он только продолжал улыбаться своей
дерзость по отношению к тому, кого он считал немногим лучше безобидного червяка
червяк.

"Минуточку, - сказал он с раздражающим терпением, - ты говоришь, что я украл
ее. То, что я украл ее, предполагает, что она не хотела идти с нами
. Она пошла со мной. Ну, я думаю, она пришла, потому что ей понравилось
это. Ты говоришь, что собираешься забрать ее обратно. Ну, - пожав плечами, - я
вроде как думаю, что у нее найдется что сказать о возвращении.

На мгновение Сципион застыл в ужасе. Он беспомощно огляделся вокруг.
Затем, в мгновение ока, его бледно-голубые глаза вернулись к лицу другого.

"Она моя, говорю тебе! Моя! Моя! Моя!" - закричал он в исступлении от
ярость и отчаяние. "Она моя по законам Бога и человека. Она моя
благодаря любви, которая произвела на свет наших детишек. Ты слышишь?
Она моя во всех отношениях, которые могут связывать мужа и жену. И'
ты украл ее. Она - все, что у меня есть. Она - все, что я хочу. Она просто
часть меня, и я не могу жить без нее. Детишки возвращаются домой
ждут ее, и она принадлежит им, так же как они принадлежат ей - и мне. Я
говорю тебе, ты не собираешься удерживать ее. Она должна вернуться. " Он
сделал глубокий вдох, чтобы подавить свою ярость. "Послушай", - продолжил он с
внезапное смягчение его тона и манер, переходящее в жалость
мольба: "Ты думаешь, что любишь ее? Ты? Ты думаешь, что знаешь, что такое
любовь? Ты не знаешь. Ты не можешь. Ты не можешь любить ее так же, как я. Я люблю
ее честность. Я люблю ее, поэтому хочу работать на нее до упаду. Я люблю
ее так, что нет ничего на свете, чего бы я не сделал для нее. Моя жизнь принадлежит
ей. Все, что принадлежит мне, принадлежит ей. Я ни о чем не думаю без нее. Чувак,
ты не знаешь, что значит любить мою Джесси. Ты не можешь, потому что твоя
любовь нечестна. Ты принял ее так же, как принял бы любую женщину за
твое удовольствие. Если бы я был мертв, ты бы женился на ней? Нет, никогда, никогда,
никогда. Она для тебя развлечение, и когда ты покончишь с ней, ты бы
отправил ее прямо в эту прерию пасти скот, если бы "
ей больше некуда было пойти". Затем его голос внезапно повысился, и
ярость снова охватила его. "Боже!" - яростно закричал он. "Верни мне мою
жену. Ты вор. Верни ее мне, говорю я. Она моя, понимаешь
пойми - моя!"

Ни на мгновение улыбка на лице Джеймса не ослабевала. Может быть, это стало
более напряженным, и его губы, возможно, сжались, но улыбка была на месте,
жесткий, непреклонный в своей установки. И когда обращение Сципиона пришел к
он говорил с базовой жесткости, что не нес его
способ отвлек маленький человеческий мозг.

"Она не вернется к вам, даже если бы я позволил ей, что я не" он
холодно сказал.

Слова отца словно укусить прямо в сердце своего слушателя.
Ничто не могло быть лучше рассчитано, чтобы довести его до крайности.
Одним коротким, резким предложением он разрушил все надежды, которые питал другой
. И пораженный человек в порыве набросился на отрицание, которое было
душераздирающим в своем бессилии.

"Ты лжешь!" - закричал он. У него из кармана вытащили старый револьвер
и, дрожа, направили в голову его мучителя. "Верни ее мне!
Верни ее, или..."

Отчаянная храбрость Джеймса не покидала его ни на мгновение. А Сципиону
так и не позволили закончить предложение. Рука другого внезапно
потянулась, и пистолет был вырван из его дрожащей хватки с таким
небольшим видимым усилием, как будто он был маленьким ребенком.

Сципио смотрел беспомощно и сбитый с толку, в то время как Джеймс рассматривал рисунок
пистолета. Затем он услышал презрительный смех мужчины и увидел, как тот вытащил
спусковой крючок. Курок отказывался двигаться. Он был настолько проржавевшим, что
оружие было совершенно бесполезно. На мгновение глаза отчаянного остановились на
бледном лице его потенциального убийцы. Дьявольская улыбка таилась в их
глубине. Затем он протянул пистолет другому, чтобы тот взял его, в то время как его
вся манера поведения претерпела отвратительные изменения.

"Вот, возьми это, ты, жалкий червяк", - закричал он с внезапной яростью.
"Возьми это, ты, жалкий глупец", - добавил он, поскольку Сципион не обратил на это внимания.
"Это не вышибло бы даже твои дурацкие мозги. Возьми это!" - повторил он,
отдав приказ, которому другой больше не мог сопротивляться. "А теперь убирайся из
сюда, - безжалостно продолжил он, когда рука Сципио сомкнулась на
жалком оружии, - или я передам тебя мальчикам. Они проявят к тебе
меньше милосердия, чем я. Они ждут там, - крикнул он, указывая
на дверь, - моих распоряжений. Одно мое слово, и они будут вырезать
печень с кожевенное сырье, и Абэ Конрой увидите, что это сделано правильно.
Забираю тебя прямо отсюда, и если ты еще раз вздумаешь визжать в моей каюте
Я прикажу вздернуть тебя за твою несчастную шею, пока
ты мертв - мертв, как раздавленный червяк - мертв, как и твоя жена, Джесси, для
ты с этого момента убирайся. Убирайся отсюда, соломенноголовый молокосос, убирайся прямо сейчас
убирайся, быстро!"

Но волна мужской ярости, казалось, совершенно миновала маленького человечка
мимо. Он не сделал попытки повиноваться. Пистолет повис в его крепко
сжатой руке, а нижняя губа упрямо оттопырилась.

"Она моя, ты, вор!" он закричал. "Верни ее мне".

Это был крик побежденного человека, чей дух неугасим.

Но Джеймс закончил. Все, что было в нем худшего, сейчас взяло верх.
С горящими глазами он шагнул к двери и присвистнул. Он мог бы
свистел своим собакам. Возможно, те, кто откликнулся, были его собаками.
Вошли трое мужчин, и первым из них был Эйб Конрой.

"Сюда, - крикнул Джеймс, сверкнув жестокими глазами, - выведите его и посадите
его на лошадь и отправьте мчаться в ад за м'квитосом. И
не обращайся с ним слишком легко ".

Что случилось с ним после этого, Сципион так до конца и не понял. У него было
смутное воспоминание о том, как его схватили, били и пинали ногами до состояния
полуобморочного состояния. И он не выходил из своего оцепенения, пока, больной
у него болело все тело, его бедная желтая голова болела и была сбита с толку, он
обнаружил, что опасно раскачивается в седле вместе с Джипси,
мчащейся, как сумасшедшая, под его беспомощными ногами.




ГЛАВА VI

СОЛНЕЧНЫЙ ДУБ ПРОТЕСТУЕТ


Дикий Билл пристально смотрел на лагерные свалки. Выражение его лица
предполагало размышление над проблемой жизни и смерти, причем
личной. Сэнди Джойс тоже носил следы, напоминающие о
самых тяжелых моментах его жизни. Тоби Дженкс стоял, жуя грязную
мякоть короткого указательного пальца, в то время как неизбежная улыбка на лице Санни
Лицо дуб заставило задуматься яркого весеннего утра под прикрытием
желтый туман.

"Как я могу присматривать за их маленькими детьми?" последний жаловался.
"В свое время мне приходилось иметь дело со скотом, мулами и даже свиньями, но
Я уверен, ты не умеешь ни сажать их кусочками клещей в клеймо для клеймения
в загон, ни кормить их овсом и сеном, ни даже разливать им помои половником на ужин
как свиньям. Что касается других блюд, я не думаю, что смогла бы приготовить фасоль
прямо без библиотеки кулинарных книг, так как я могу сделать их элегантными
pap for their suppers победили команду Noo York p'lice force. И еще
чинил их одежду, купал их, ну, это заставило меня почувствовать, что
рад, что вы не отличили бы меня от пациента в приюте для клопов. Это меня бесит
по-настоящему, ребята, все это требует, чтобы я был занят своими делами. Я такой
меня тошнит, вид обмытого ребенка превращает мой желудок в желчь,
и заставила меня кудахтать, как курицу с выводком утят, которых она не может нет
способы объяснения есть. Вы, ребята, счастливая компания Джонов для мужчины, поскольку
нуждаетесь в отдыхе ".

"Вы, конечно, сейчас кудахчете, - презрительно заметил Билл.

"Может быть, он откладывает яйца", - неопределенно пробормотал Тоби.

Мужчины стояли на веранде, собравшись вокруг скамейки на
какой Солнечный Дуб все еще отдыхал своим ленивым телом. И предметом
их беседы были двое детей Сципиона. Отец уехал
на поиски Джеймса, и ответственность за его близнецов легла тяжким грузом
на тех, кто остался позади.

"Вроде как удобно раздавать это людям", - сказала Солнышко, лениво ухмыляясь.
"Но, при всей вашей сообразительности, я не думаю, что кто-нибудь из вас мог бы быть матерью
тем детишкам. Нет, это шутка: "пошли Санни присмотреть за ними". Это
как говорится, ты сразу вернешься к своему покеру с праведным
чувство, из-за которого становится приятно отнимать друг у друга все, что вы знаете. Пша!
Ты ничем не лучше тех паршивых птиц, которые откладывают яйца слишком большого размера, и
сваливает вину за них на какого-нибудь линяющего спаррея, у которого нет перьев.
чтобы сделать его желанным гостем в "царапающей пчелке".

Поток слов Санни был немного ошеломляющим, и, возможно, в его замечаниях было просто
достаточно правды, чтобы остальным не рекомендовалось
меряться с ним умом. В любом случае, он не получил ответа. Билл продолжал
разглядывать хижину Сципио с видом, предполагающим большую поглощенность,
в то время как Тоби еще недостаточно съел на завтрак свой изодранный
указательный палец. Сэнди была единственной из троих , по - видимому , оставшейся в живых , чтобы
истинная неотложность дела, и Санни больше обращался к самому себе
исключительно к нему.

"Послушайте", - продолжил он, его добродушные глаза хитро улыбались, глядя в лицо
вдовца, "Я слышал, что вы однажды сделали несколько пор
ничего не подозревающая женщина - грязный трюк с женитьбой на ней. Может быть, ты уверен
у него есть понятия о детях и тому подобных вещах. Вот, если бы появился Дикий Билл
и вставил в твою карту стреляющую железку, и сказал, что ты справишься
Детишки Зипа - уол, я спрашиваю тебя, что ты натворил?"

"Сказал ему, чтобы его голова немного остыла", - быстро парировала Сэнди.

"Ах, думаю, ты избавил меня от кучи неприятностей", - пробормотала Солнышко. "Но если бы
ты не сказал этого - что, по твоим словам, ты бы сказал - и ты бы
занялся тем, что он предложил - уол, что тогда?"

Сэнди прочистил горло, и, охваченный внезапным интересом, Тоби отложил
остаток своей трапезы.

"Уол, я бы пошел прямо в хижину и все проверил".

Первая попытка Сэнди, казалось, понравилась ему, и, подтянув молескиновые
брюки намеренно подтянуты, он продолжил с некоторым намазом--

"Видишь ли, нет ничего лучше, чем осмотреться. Тогда ты добр
ты знаешь, где находишься. Тебе обязательно нужно знать, где находишься, прежде чем
как следует заняться. Это больше всего похоже на все остальное. Если вы встанете на
неверный путь с самого начала, он может привести вас туда, куда вы не хотите
идти. Что я говорю, так это то, что с самого начала идите по правильному пути, тогда у вас есть
шанс все сделать правильно, что, как я понимаю, является элегантным способом
делать большинство вещей. Уол, ты нашел верный след...

- Мы говорим о близнецах Зипа, - мягко пробормотала Солнышко.

- Конечно, именно к этому я и подхожу...

"По тропинке?" - серьезно спросил Тоби.

"Послушай, ты меня утомляешь", - сердито возразила Сэнди.

"Лучший выход в след, потом", - сказал Санни.

"Иди к черту!" - воскликнул Сэнди, и быстро погрузился в угрюмый
тишина.

В этот момент Билл оторвался от созерцания дома за окном
свалки и устремил свирепый взгляд на ухмыляющееся лицо Санни.

"Эй, ты, жалкий бродяга, - крикнул он, - вылезай прямо из этого и
топай к хижине Зипа. Ты достаточно издеваешься над женщиной
татуированная пчелка. От твоего горячего воздуха меня бросает в пот. А теперь тем детишкам
понадобится ужин. Ты будешь шутить с Минки столько, сколько тебе нужно, и я заплачу. И
ты увидишь, что все устроено правильно для них ".

Санни, пошатываясь, неохотно поднялся на ноги. Он слишком хорошо знал игрока
чтобы продолжать дискуссию по этому поводу. Он выразил свой протест, который
оказался совершенно неэффективным, так что ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться
яростно произнесенному приказу.

Но Сэнди Джойс чувствовал, что каким-то образом его первая попытка от имени
детей не увенчалась успехом, и его долгом было не позволить себе
быть изгнанным из совета. Поэтому он остановил бездельника одним словом.

"Скажи, ты будешь знать, как их накормить?" - серьезно спросил он.

Глаза Солнышка блеснули.

"Уол, может быть, ты можешь дать мне указания", - возразил он с явным
искренность.

"Именно так я и предполагал", - сердечно сказал Сэнди. Теперь он чувствовал себя лучше
после своей первой попытки. "Видишь ли, запасы Минки несколько ограничены; там
не так уж много разнообразия, вроде. А детям действительно нужно разнообразие. Понимаете,
они вроде как деликатные кормилицы, такие же, как породистые лошади и собаки
и прочее. Итак, собакам нужно разное мясо каждый день, если вы собираетесь
правильно их воспитывать. Один мой друг однажды сказал мне, что мясо,
хорошее мясо - лучший корм для призовых собак, а он был парнем, который
выиграл кучу призов. У него был один, "Бостон булл", я...

"мне нужно раздобыть собачье печенье для этих детишек?" - саркастически осведомилась Солнышко
.

"Послушай, меня от тебя тошнит", - воскликнула Сэнди, сердито покраснев.

"Полагаю, вот как ты сделаешь из них детишек", - вмешался Тоби.

Сэнди злобно переводила взгляд с одного на другого. Затем, приняв вид
превосходства, которое едва скрывало его огорчение, он проигнорировал
прерывания.

"Тебе лучше купить Минки какой-нибудь шикарный грузовик с консервами", - решительно сказал он,
намеренно поворачиваясь спиной к Тоби Дженксу. "Может быть, банку лобстера
и один из тех изящных язычков, тушеных в желе и запеченных в
стеклянная миска. Видишь ли, этих детишек нужно кормить, и это можно исправить
с ними все в порядке. Я не знаю насчет этих новых сторон свиного живота
Шутка Минки пришлась по вкусу. Мне кажется, им, скорее всего, понадобятся зубы, чтобы перекусить
это. Видя, что ты не силен в правильном приготовлении бобов, нам лучше отказаться от этого.
сразу оговорюсь - хотя я думаю, что в них есть изящные питательные вещества.
для боссов. Лучше возьми банку крекеров и немного сыра. Я не думаю
им понадобится лук или маринованные огурцы. Но немного сливочного масла, чтобы смазать
крекеры, немного патоки, вкусных конфет и фунт его самого
по-моему, самый лучший чай подойдет. После этого ...

"Какое-нибудь мужское лекарство", - вмешался Тоби, возобновляя жевание своего
указательного пальца.

Но свирепый взгляд Дикого Билла был прикован к Сэнди, и бывший женатый
мужчина почувствовал, как их презрение проникает в самую его душу. Он хранил молчание,
несмотря на свой гнев против широкоплечего Тоби, и был
охвачен чувством, что каким-то образом его вторая попытка оказалась не более
успешной, чем первая. И сразу же впечатление получило подтверждение
внезапный взрыв от Дикого Билла.

"Прыгающий макино!" - крикнул он с силой, рассчитанной на то, чтобы сокрушить
полностью остатки тщеславия Сэнди. "Ты бы точно пристыдил сумасшедшую
овцу за интеллект". Затем он добавил с испепеляющим сарказмом: "Послушай,
разве ты никогда не оставляешь рот открытым более двух секунд за раз, или
в него попадут мухи, и... они начнут устраивать гнезда".

Затем без паузы он повернулся к Санни и выдвинул свой ультиматум.

"Займись делом", - приказал он тоном, не допускающим возражений.

И каким-то образом Санни обнаружил, что начинает шевелиться гораздо быстрее, чем следовало бы
из-за его ленивого нрава.

Основательно изменив атмосферу по своему вкусу, Билл ушел
веранда, больше не взглянув в сторону своих спутников, и его
путь привел его к сараю в задней части магазина.

Игрок был человеком столь многих и различных особенностей, что
бы невозможно каталога них с любой степенью
satisfactoriness. Но, за исключением его поголовно пиратских
методов в картах - да и в любом виде азартных игр - пожалуй, его самой
поразительной чертой было его почти идолопоклонническое поклонение своим лошадям. Он
просто жил ради их благополучия и их очевидной привязанности к
он ценил себя гораздо выше золота, которым так дорожил.
любил, чтобы взять из его противников в азартные игры.

Он обладал шести лошадей, каждый в своем роде драгоценный камень в
лошадей короны. По мере превратности жизни его игрока ему
лошади несли его туда, запряженная в легкие весенние корзину
быстрый тип. Каждое животное обошлось ему в небольшое состояние, учитывая цену
лошадей, а также породу и вместительность, как в упряжи, так и под
седлом, было бы трудно найти равных им где-либо в
штате Монтана. Он сам разрушал и тренировал их во всем
и, где бы он ни был, какие бы другие претензии ни были
утром, в полдень и вечером он был на службе у своих
подопечных. Он гордился ими. Он упивался их атласными пальто, их
упитанными, мускулистыми телами, их любовью к себе.

Теперь он сидел на овсяном ведре, созерцая пустое стойло Джипси, с
сожалением, которое приняло в нем форму жестокого гнева. Это был первый
раз с тех пор, как она перешла в его собственность, когда ее передали
другому, впервые другая нога, кроме его собственной, была
брошенный поперек нее; и он безмолвно упрекал себя за свою глупость, и
ненавидел Сципиона за то, что он принял ее услуги. Почему, спрашивал он себя
снова и снова, неужели он был таким неземным дураком? Затем в его
голове промелькнула строка богохульных оскорблений в адрес Джеймса, и с
этим появлением его сожаление о том, что он одолжил Джипси, уменьшилось.

Он долго сидел, сосредоточенно жуя табак. И почему-то
у него пропало всякое желание продолжать свою игру в покер в магазине. Его
весь разум был поглощен мыслями об этом Джеймсе, и хотя
лично он никогда не страдал от
грабежей грабителя дилижансов, он обнаружил, что возмущен самим существованием этого человека.
В его голове не было никаких этических соображений. Его вдохновение
было чисто личным. И хотя он не пытался свести свою
ненависть к разуму или каким-либо образом проанализировать ее, правда о ее
существовании заключалась в факте смертельного противодействия этому внезапному
снискать славу сильного человека с сильным характером
во многих отношениях похожего на его собственный. Возможно, это была просто
ревность; возможно, совершенно неизвестное ему самому, за этим скрывалось какое-то более глубокое
чувство. Что бы это ни было, он испытывал сильную симпатию
к Сципиону и непреодолимое желание приложить руку к
улаживал неприятности маленького человечка.

Он не выходил из сарая и почти не сводил глаз с Джипси
стойло пустовало почти до захода солнца. Затем, услышав голоса
возвращающихся старателей, он приступил к выполнению своей вечерней задачи по уходу за шерстью,
накормил, напоил и уложил спать своих детей на ночь.




ГЛАВА VII

СОЛНЕЧНЫЙ ДУБ ПРОБУЕТ СВОИ СИЛЫ


Тем временем Санни Оук выполнял его приказы с тщанием к
деталям, весьма примечательным для человека с его чрезмерной ленью. Это был
любопытный факт, который многое говорил о его собственном характере, поскольку
так же, как и у игрока. Его безоговорочное подчинение приказам Дикого Билла
было вызвано более глубоким знанием этого человека, чем было
у большинства его товарищей по Страдающему ручью. Может быть, Минки, которая
была самым близким другом Билла, поняла бы. Но тогда Санни
Оук не обладал такой привилегией. Он знал Билла благодаря чистой
наблюдательности, которая научила его слушать, когда игрок говорил так, как
он слушал бы человека, пользующегося большим авторитетом над ним - или человека, который,
без зазрения совести держала его беспомощным перед непреодолимой угрозой. Который
сила, которая вдохновляла его на послушание, не заставляла задумываться. Он
просто принял тот факт, что, когда Билл приказывал, он предпочитал
подчиняться - это было намного проще.

"Бродяга" - местный термин, обозначающий человека, страдающего от своей ленивой болезни, - поскольку
он был, Санни Оук был человеком с определенным характером. Первоначально этот плащ
праздности, в который он завернулся, был придуман по какой-то
его собственной неуловимой причине. Это был не настоящий мужчина. Но так долго
он носил это сейчас, что почти забыл настоящие атрибуты
спрятанные в его складках. На самом деле, он был очень похож на мужчину,
а "живой" человек, слишком. Он действительно обладал необычайной энергии
когда он решил осуществить это. Но в целом было его привычкой толкать
его интерес в сторону для облегчения течения равнодушие. Однако его
способности, тем не менее, были на высоте.

Другие его владения тоже были по-своему превосходны, хотя он
поощрял ростки ржавчины в прискорбной степени. Его
добродушие нельзя было отрицать, и оно было очевидно для всех. Но
чрезвычайно живой ум, бесконечный запас острых, хорошо натренированных
мыслей, глубокая любовь к прекрасному, более банальное физическое
мужество, подкрепленное более редким моральным мужеством, он ухитрился сохранить
хорошо скрытым от вульгарного взгляда.

Это были какие-то функции, которые так долго скрывались под складками
его плащ лень, что даже он уже почти забыл их
существования. Так оно и было, со всей серьезностью, он горько закричал в знак
протеста, когда была предпринята попытка приподнять покрывало и обнажить лежащего под ним
мужчину. И его причитания были совершенно искренними.

Выйдя из магазина с мешком провизии через плечо, он
ворча пробирался через свалки к дому Сципио. Он проклинал
тяжесть, которую он был вынужден нести, и предал анафеме человека, который
заставил его так расшевелиться. Он сокрушался по поводу такой траты своей
драгоценной энергии, он обрек Сципиона и его детей на вечность,
и метафорически швырнул Джесси очертя голову в глубины
самая глубокая бездна нижнего мира. Но он продолжал. Несмотря на свои
самые грязные выражения и мерзкие эпитеты, он был полон решимости сделать
все, что в его силах, для детей.

То, что он обнаружил, войдя в хижину Сципиона, заставило его маленькие глазки заблестеть
снова. Его нечистое лицо расплылось в ухмылке, и, тихо ступая на цыпочках
в дальний угол комнаты он поставил свой мешок с величайшей
осторожностью. Затем он встал, и его взгляд остановился на любопытной
куче под столом. Это была беспорядочная куча бледно-голубого, грязно-белого цвета,
с четвероногой черточкой желтого. И из этой кучи он сделал
фигуры двух маленьких спящих детей, каждый из которых держал в своих объятиях
оконечность желтого щенка, тоже крепко спящего, в шахте
солнечный свет, который лился в комнату через открытый дверной проем.

Санни потер глаза и напряженно задумался, и этот процесс не показался ему при этом
утомительным. С жалкого лагерного щенка он перевел взгляд на грязное лицо
Джейми. Затем его взгляд переместился на красивое, но не менее грязное лицо Вады
черты. И быстрое действие сразу же последовало за его мыслью. Он взглянул на
угасающий огонь в кухонной плите и увидел маленькую одежду, висящую на
стуле перед ней. Он потрогал ее; она была совершенно сухой. Затем он
попробовал поставить чайник на плиту; в нем все еще была вода. Затем он пошел
к топливнику; да, топливо было.

Теперь пальцами он подлил масла в огонь и бесшумно
снова наполнил чайник. Затем он снял одежду и отодвинул стул
в сторону. Дети все еще спали. Он дополнительно исследовал
ресурсы _m;nage_ Сципиона. Он нашел таз для умывания, мыло и
полотенце, три вещи, которые он редко искал для каких-либо собственных целей.
Затем, заглянув в шкаф, он покачал головой. Там было
к сожалению, ничего, кроме нечистоты. И именно первое
вызвало его головокружение, а не второе. С некоторой гордостью он пополнил полки
щедрыми покупками, которые он сделал за счет Билла.
Он снабдил их всем, что человеческий разум мог вообразить как нечто
необходимое для здорового детства. Верно, он не предусмотрел ничего
для желтого щенка.

К этому времени чайник закипел, и это послужило ему сигналом.
резким, лишенным мелодии голосом он начал напевать старую песенку енота.
Эффект его музыки был мгновенным в отношении более чувствительных
ушей щенка. Его глаза открылись, и он настороженно поднял голову.
Затем, быстро изогнувшись, он сел на задние лапы и,
задрав свою худую, наполовину выросшую морду в воздух, издал такой вой, что
разочарование от того, что мелодия Санни полностью затерялась в перезвоне
диссонансы. Он схватил свой пустой мешок и швырнул его в вопящего
голова щенка. Он промахнулся мимо цели, и через мгновение близнецы присоединились к нему.
плач их желтого друга.

Санни так и не смогла до конца понять истинную причину этого мрачного
протеста - был ли это его вид, его заунывное пение или
швыряние мешком. Все, что он знал, это то, что это было очень ужасно, и
это нужно остановить как можно быстрее. Так, с этой целью он начал
уговаривать детей, в то время как он тайно пусть летит удар в
щенок.

"Эй, милые детки, вы не испугались бедного Солнечного Дуба", - крикнул он,
в то время как желтая полоска сверкнула на солнце и исчезла за
дверь, отход, которые принесла с собой новые усилия от
плач детей. "Это шутка Солнечный дуб в WoT никому не отдам покой", он
пошел на coaxingly. "Он пришел, чтобы накормить вас ужином. Скажите, - воскликнул он
, изо всех сил стараясь найти вдохновение, - это такой хулиганский ужин.
Это патока, и "леденцы", и... и булочка!"

Было ли это причмокиванием его губ, когда он остановился на последнем слове,
или это был просто факт, что их испуг проходил,
неважно; в любом случае, крики близнецов прекратились так же внезапно, как и начались
они начали, и их глаза, большие и круглые, с удивлением смотрели на
Неопрятное лицо Санни.

"Кто ты, уродливый мужчина?" - наконец спросила Вада, ее мозг работал более
быстро, чем у ее брата.

"Очень...угрюмый мужчина", - добавил Джейми без всякого смысла.

Рука Санни поднялась к лицу, и он почесал в своей редкой
бороде, как будто проверяя точность обвинения. Затем он
застенчиво улыбнулся.

"Наверное, я просто уродливая фея, которая хочет быть доброй к двум одиноким
детишкам", - просиял он.

"О-о! Ты фея?" с сомнением спросила Вада.

"Да", - кивнул Джейми, дрожа от изумления и критически разглядывая его
.

Воодушевленный своим успехом, Санни тепло продолжал--

"Ага. Прикалываюсь над феей, и у меня нет кучи вкусной еды для вас, детишки, чтобы
поесть".

Но маленький мозг Вады следовал своему собственному ходу мыслей и
пропустил вопрос о еде мимо ушей.

"Ужасно уродливый", - сказала она, наполовину про себя.

"Эсс", - рассеянно пробормотал Джейми.

"Может быть", - со смехом сказала Солнышко. "Уол, если ты сразу выползешь из"
там, мерзавец, я все починил, так что у нас будет время поиздеваться".

Но его предложение не произвело того эффекта, на который он надеялся. Вместо того чтобы двигаться,
Джейми внезапно ударил себя по голове своими маленькими сжатыми кулачками.

"Я хочу твоего щенка", - закричал он и тут же снова завыл.

Снова Солнышко осознал свою беспомощность и, оглядевшись в поисках дальнейшего
вдохновения, заметил пытливую желтую голову, заглядывающую
украдкой в дверной проем.

"Да ведь это он", - воскликнул он, тщетно надеясь успокоить ребенка. Затем
он сразу же начал неуклюже подбадривать собаку. "Эй, ты, крикун"
парень, - крикнул он, умоляюще щелкнув пальцами. "Пойдем! Ну и дела,
ты симпатичный парень. Привет! иди сюда".

Но собака не сделала попытки сдвинуться с места, и Солнышко начала терять терпение.
"Пошли, щенки", - крикнул он с нарастающей силой. "Давай, ты
скупая крыса. Не продолжай вилять своим дурацким хвостом, как
метелкой. Слушай, ты, придурок, я..." Он начал тащить за собой
существо, но в мгновение ока оно убежало под аккомпанемент
новой вспышки гнева Джейми.

"Я думала, ты не фея", - запротестовала Вада. "Феи умеют делать почти все
что угодно. Ты просто уродливый старина".

Солнышко встал и провел тыльной стороной ладони по вспотевшему
лбу. Он был обеспокоен. Сказочная история была закончена, и он
почувствовал, что должен начать все сначала. Детям ни в коем случае не было так легко
обращаться так, как он думал. Он пораскинул мозгами и внезапно придумал
другой ход.

Несмотря на хныканье Джейми, он подошел к буфету и достал
банку патоки. Он осторожно открыл его на виду у Вады
вопрошающий взгляд. Джейми тоже замолчал, пристально наблюдая за ним.
Он погрузил палец в липкое содержимое и вытащил его. Затем он
с огромным удовольствием облизал палец.

"Хулиган", - пробормотал он, явно игнорируя детей.

Мгновенно Вада оказалась на коленях, выползая из-под стола,
за ней неотступно следовала ее верная тень. Она осторожно подошла к
Санни сбоку и встала.

"Миледи?" спросила она, и ее глаза говорили о многом.

"О-о!" - пробормотал Джейми, поднимаясь на ноги рядом с ней и протягивая
одну пухлую руку.

Санни, не отвечая, позволила им опустить пальцы в кастрюлю
и попробовать патоку. Он чувствовал, что момент был критическим, и
он не стал бы рисковать словами, которые могли бы легко заставить их поспешить обратно в
их крепость.

Его стратегия была успешной. Снова поднялись руки, и он понял, что
завоевал их доверие. Он позволил им еще раз окунуться в банк,
а затем приступил к текущему делу.

"Мы прибережем остальное для бимеби", - решительно сказал он. "Тем временем мы
исправим все как надо".

"В WoT вещи?" - спросила ВАДА.

"'lasses м", - сказал Джейми, - со слезами на глазах.

Снова Солнечный почувствовали на себе кризис, но он отнес ситуацию с фирма
силы.

"Бимби, парень", - весело сказал он. "Тем временем мы, в шутку, устроим
помывку со всех сторон".

И тотчас же он приготовил таз для умывания и наполнил его теплой
водой. Затем, после некоторых размышлений и хлопот, обнаружив
тряпку, которая использовалась в домашнем "мытье посуды", и кусок
мыла, он приготовился приступить к маленькой Ваде. Но она тут же
запротестовала.

"Вы первый, мистер Фейри", - весело сказала она. "Мой папа все моет
первым. Тогда у нас есть его вода ".

"Да," согласился Джейми.

И, к своему отвращению, Санни был вынужден совершить омовение против своей воли, которого,
следуя стратегии, он надеялся избежать. Тем не менее, испытание было перенесено мужественно
и его награда вполне стоила его усилий. Вада тут же
воскликнула, когда увидела, что его лицо вынырнуло из-под грязного полотенца, сияющее
от жира с домашней фланели.

"Ты, конечно, фея", - воскликнула она, хлопая в ладоши и пританцовывая
примерно радостно. "Только ваши феи могут меняться сами. Ты
симпатичный, симпатичный мужчина - сейчас. Сейчас, Джейми, дорогой. Ты следующий", - добавила она с
женской уверенностью. И неуклюжими, но достаточно охотными руками Санни Оук
ухитрился очистить своих подопечных.

К тому времени, когда его задача была выполнена, повсюду царило совершенное доброжелательство
и кульминация была достигнута, когда желтый щенок вернулся по собственному желанию
и был немедленно прижат к любящему маленькому Джейми
грудь.

Следующим делом было приготовить ужин детям. Это было гораздо
более серьезным делом для бездельника. Но в конце концов он добился своего, получив
узнал в процессе перекрестного допроса девушки, что было обычным делом
и, следовательно, ожидаемым. Однако не без некоторых трудностей
ему удалось обеспечить себя полноценным питанием, которое состояло из
хлеба и молока с хлебом и патокой в качестве своеобразного десерта. Что касается
себя, он был вынужден обходиться банкой омаров и чаем. Тем не менее,
его трудности не имели большого значения, пока дети
были удовлетворены. И любое беспокойство для себя было его собственной ошибкой, поскольку он
на мгновение положился на идеи Сэнди Джойс о меню.

Поужинав и убрав со стола, он решил продолжить катехизацию
маленького Ваду по вопросам, которые все еще оставались для него загадкой. Итак, с Джейми
занятый на полу попытками разгадать тайну щенка
виляя хвостом, он раскурил трубку и посадил Ваду к себе на колени. Он
попытался вспомнить события своего собственного детства; вспомнить
что-нибудь из своего собственного раннего распорядка. Но почему-то ничего не было очень
ясным.

Он вымыл детей и накормил их. Эти вещи казались
ему совершенно разумными. Ну, и что дальше? Это было немного сложно.
Он взглянул на солнце. Конечно, постель была бы вполне кстати. Постель - ах,
да, это была счастливая мысль. Теперь он вспомнил, когда он был молодым, он
всегда намеренно попадал в неприятности, чтобы они отправили
его в постель. Но вместе с этой мыслью пришло печальное воспоминание о том, что
его пристрастие к постели было быстро обнаружено, и его дальнейшие
наказания приняли форму пряжки отцовского поясного ремня.
Однако он высказал это предложение с большим тактом.

"Скажите, детишки, - начал он, - как скоро ваша мама укладывает вас спать?"

Вада покачала своей маленькой мудрой головкой.

"Мама не хочет. Папа хочет".

"И когда это будет?" - спросил он, намеренно настаивая на своем.

"Когда скажет мама".

Вада застегивала и расстегивала грязный жилет мужчины с
большим интересом.

"И когда это говорит твоя мама?" Настаивала Солнышко.

"Когда папа закончит работу по дому".

"Ах!"

Он чувствовал себя на неправильном пути, и обдумывать свежие
аргумент.

"Ты, наверное, деткам нравится спать одни," отважился он с сомнением.

"Мне нравятся мальчики", - пропищал Джейми, которому удалось перекинуть хвост щенка
через плечо, и он вцепился в него обеими руками. Вада
взвизгнула, когда щенок начал визжать.

"О, посмотри на Джейми", - воскликнула она. "Он тянет Дугала за хвост прямо наружу.
Ты непослушный, непослушный мальчик".

"Не непослушный", - запротестовал Джейми, потянув сильнее.

Солнышко наклонилась и отпустила дворняжку, которая быстро обернулась
и лизнула мальчика в лицо. Джейми отбивался от него своими маленькими сжатыми
кулачками и, наконец, заплакал.

Санни снова пришел на помощь, и с некоторым трудом мир был
восстановлен. Затем он вернулся к своей теме.

"Думаю, нам нужно пойти спать прямо сейчас", - предложил он с видом
власти.

"Мама не вернулась", - сказала Вада, ее глаза были круглыми и удивленными.

- Она сейчас будет, - солгала Солнышко.

- Эсс, - объявил Джейми, - и... и... мы идем искать пауков и... и жуков.

Вада кивнул.

"Много-много".

"Это завтра", - сказала Солнышко, с удивлением поняв намек.

"Папа тоже не вернулся", - запротестовала Вада.

"Он пошел в гости", - сказала Солнышко. "Может быть, он опоздает. Думаю, он
играет в покер в магазине".

Солнышку становилось невыносимо жарко. Ложь давалась ему достаточно легко
обычным способом, но с этими бедными детьми все было как-то
по-другому.

"Папа не играет в покер", - защищалась Вада. "Только злые люди играют".

"Да," согласился Джейми.

"Это так". Санни почувствовал, что ступил на опасную почву.

Несколько мгновений он задумчиво курил. Он чувствовал, что требуется отчаянный
шаг, и обдумывал, как лучше это сделать. Наконец он
решил, что должен утвердить свою власть. Итак, поставив Ваду на
землю, он встал.

"Кровать", - сказал он с большой уверенностью в окончательности.

Глаза Вады зловеще закатились, и морщинка появилась на ее маленьком загорелом
лбу. Джейми не стал вступать, но сразу взвыл. И когда,
после малейшего колебания, Вада присоединился к его стенаниям, Санни
страдание стало жалким. Однако ему удалось ослабить свои чувства с помощью
нескольких хорошо направленных мысленных проклятий в голову Дикого Билла и всех тех
других, которые привели его к нынешнему положению. И с
этой вспышкой молчаливой ярости пришла мозговая волна огромной
величины.

"Первый в постели, несомненно, достается большинству девушек", - воскликнул он, бросаясь к дверце шкафа
и поднимая над головой хорошо смазанную кастрюлю.

Детские крики прекратились, и секунду они стояли, уставившись на
него. Затем, как пара кроликов, они повернулись и побежали к
спальня, исчезающая за занавеской среди возбужденных воплей.
Санни последовала за ними с патокой и горстью крекеров.

Когда он вошел в комнату, они оба лежали на кровати, съежившись
под парой хлопчатобумажных одеял. Мужчина огляделся. На
другой стороне комнаты стояла большая кровать, на которой спали их отец и мать
. Обе кровати были не заправлены, и комната была завалена женской одеждой
в таком виде, который наводил на мысль о поспешном бегстве матери.
Каким бы закаленным он ни был, зрелище и все, что оно предполагало, угнетало его. Но
ему не дали много времени на размышления. Два детских голоса
закричали на него одновременно.

"Я первый!" - закричали они на одном дыхании.

И Солнышко разлила им патоку и крекеры, сколько душе угодно
. Когда они съели все, что он счел для них полезным, Вада
вскарабкалась на колени.

"Молитвы", - сказала она и сложила руки перед лицом.

Джейми, пошатываясь, подошел к ней и подражал ей. И Санни стоял рядом
с удивлением прислушиваясь к чему-то, что вернуло ему мир
воспоминаний. Это принесло ему больше. Это открыло перед ним ментальный
картина его нынешней мужественности, которая почему-то вызывала у него тошноту. Но он
стоял на своем до последнего "Аминь", затем он толкнул близнецов
почти грубо завернул в одеяла и, вырвав обещание у
чтобы они больше не вставали с кровати, пока он не вернется, поспешил вон из комнаты
.

Он немного постоял в гостиной. Его одолевали сомнения, которые
почти сбили его с толку. Машинально он посмотрел на плиту. Огонь был
в полной безопасности. Окно было закрыто. Затем он направился к двери. Там
был замок и ключ. Он вышел и, заперев дверь
за собой, вынул ключ.

"Ого!" - воскликнул он, вдыхая вечерний воздух. "еще пять
минут такого, и я бы запел похоронные гимны над своей
прошлой жизнью. Ух ты!"

 * * * * *

Десять минут спустя он был в хижине Дикого Билла в лагере и уже
закончил рассказ о своих приключениях.

"Скажем, - закончил он раздраженно, - есть вещи, которые парень может делать, и'
вещи, которые он точно не может. Говорю вам прямо здесь, я не научился
кудахтать перед своими цыпочками, и я ни разу в жизни не почесал червячка. Я
низкий, я слишком стар, чтобы сейчас быть таким занятым. Если ты собираешься поднять
эти дети будут работать, пока его нет, для этого понадобится комитет из нас.
ребята. Это больше, чем работа одного парня - гораздо больше. Для этого нужен вуммин ".

Билл терпеливо слушал, пока его заместитель не высказал свое последнее
недовольство. В его свирепых глазах был странный огонек, который был
совершенно потерян для Санни в его нынешнем настроении. Однако, когда раненый мужчина
закончил свой рассказ о горе, игрок вытянул свои длинные ноги,
и откинулся на спинку стула со свежей порцией табака во рту
.

"Ты не так уж плохо справился", - рассудительно сказал он. "Этот рэкет m'lasses
был чертовски умен. Хотя... скажем, ты придешь в себя с восходом солнца
завтра, и ты будешь исправлять их весь день. Может быть, Зип вернется
позже. В любом случае, ты их исправишь".

"Ни за что в жизни..." - начала Санни в яростном бунте. Но Билл прервал
его на полуслове.

"Ты сделаешь это, Солнышко", - крикнул он, "и не совершай ошибки".

Манеры мужчины были непреодолимо угрожающими, и Солнышко была побеждена
снова погрузившись в угрюмое молчание. Но если взгляды могли убивать, то у Билла
шансы на жизнь были действительно невелики.

"Полагаю, ты сейчас не на дежурстве", - ледяным тоном продолжил игрок. "Ты свободен
дежурство до...восхода солнца. Ты волен напиваться, или...что, черт возьми, тебе
нравится.

Санни поднялся со своего места. Его мятежные глаза яростно загорелись, когда
он посмотрел на своего хозяина.

"Пусть твоя душа сгниет!" - ядовито воскликнул он. И с этим последним бессильным
взрывом он, ссутулившись, вышел из хижины.

"Надеюсь, все пройдет", - дружелюбно крикнул Билл ему вслед. "Но это еще не началось
пока".

Но его насмешка совершенно не подействовала на разгневанного Санни, потому что он оставил его
с поспешностью человека, доведенного до ужаса тем, куда может завести его гнев
.

Оставшись один, Дикий Билл усмехнулся. Ему нравился Санни, но он презирал его режим
жизни со всем высокомерным превосходством человека огромной силы,
даже если у него были безразличные моральные устои. У него не было терпения к ослабленной
мужественности. Для него имела значение только сила. Мораль была только
для тех, кто не имел мужество, чтобы столкнуться с загадочной будущем
непоколебимо. Будущее волнует его нисколько. Он не боялся
никого и ничего, ни человека, ни сверхчеловека. Смерть не принесла ему ничего
большего ужаса, чем жизнь. И какой бы ни была его доля, он был готов
принять это беспрекословно, без возражений.

Он дал бродяге время убраться подальше от его лачуги. Затем он
встал и начал задумчиво расхаживать по комнате. Отчаянно нахмурился
сдвинул брови, пока они не сошлись на переносице его большого тонкого
носа. Что-то быстро, даже страстно работало в его мозгу,
и было очевидно, что его мысли были более чем неприятны для
него самого. По прошествии нескольких мгновений его шаги стали более агрессивными, и
его движения сопровождались жестикуляцией угрожающего характера
сжатыми кулаками.

Наконец он приостановил свою прогулку и снова опустился в свое кресло. Здесь
он сидел довольно долго. Затем, внезапно, он поднял голову и
быстро оглядел свою пустую комнату. Наконец он вскочил на ноги и
нахлобучил на голову свою широкополую шляпу и, подойдя к масляной лампе
на столе, задул ее. Затем он вышел в ночь, хлопнув
и заперев за собой дверь.

Ночь была темной, и луна не взойдет по крайней мере еще один
час. Воздух все еще был пропитан жаром долгого летнего дня,
и он гудел музыкой оживления насекомых. Он зашагал вперед.
тропинка проходила мимо магазина. Он с тоской посмотрел на освещенные окна,
потому что у него была назначена игра там на тот вечер. Но он
прошел дальше.

Подойдя к лагерным свалкам, он на мгновение остановился, чтобы сориентироваться
. Затем он продолжил свой путь широкими, решительными шагами, и через
несколько минут перед ним замаячили смутные очертания дома Сципиона.
Он подошел совсем близко и медленно обошел его. У одного окна он остановился,
прислушиваясь. Снаружи не было слышно ни звука. У окна
спальни он долго прислушивался. Нет, он даже не слышал
дыхания детей.

Наконец он добрался до двери, которую Санни заперла. Он осторожно
дернул за ручку, и звук вызвал скулеж желтого щенка
внутри. Он тихо проклял животное себе под нос и стал ждать,
надеясь, что несчастное создание снова успокоится. Он услышал это
шорох табака у подножия двери, а затем мягкий топот ее ножек
затих вдали, и он понял, что бедняжка убедилась, что
все было хорошо.

Он улыбнулся и сел у подножия двери. И, подтянув колени
к рукам, он приготовился к своему долгому бдению. Это было
выставление ночного часового над близнецами Сципио.




ГЛАВА VIII

ДИКИЙ БИЛЛ НАПРЯЖЕННО ДУМАЕТ - И СЛЫШИТ НОВОСТИ