Там, где рыдает Несси. Глава 4

      Когда я основательно перекусила, Наталья повела меня на экскурсию. К слову сказать, в усадьбе было на что посмотреть. Крепкий, на века срубленный дом, стоящий на холме, хозяин обнёс высоким забором. Но это был не безликий забор, нет. Передо мной возвышалось произведение искусства. Каждая доска сверху была выполнена в виде ажурной веточки винограда. На мой вопрос, почему виноград, а к примеру, не слива или вишня, Наталья пояснила, что это придумка мастера-романтика, Игната Потапыча. «Только, к сожалению, умер он в прошлом году. От излишних возлияний, – с оттенком скорби добавила подруга, но тут же просветлённо улыбнулась: – А помогал Игнату Потапычу мой Юра. Вот эти три дощечки и следующие двадцать – Юрины». 
      Поднявшись по лестнице, приставленной к новому двухэтажному сараю, я принялась рассматривать округу. На западе (стороны света я определила по солнцу) простиралась до горизонта холмистая равнина. Местами её покрывали остатки девственного леса, ещё не тронутого топорами, вернее – пилами, рубщиков. Однако значительную часть равнины заполонили кусты ракитника и молодого березняка. Здесь, явно, когда-то были колхозные поля: на открытых пространствах ещё сохранились заросшие травой дренажные канавы. Я вспомнила убитую перестройкой мамину деревню. Той перестройкой, что породила огромное количество безработных. Сколько их, выкинутых как балласт в бушующий океан неопределённости, мечется сейчас по стране, а сверх того по миру, не задумываясь, почему такое стало возможно лишь с развалом страны. Развалом, которому сами же мы и сопутствовали, завязав перед этим глаза и стараясь шагать в ногу с разрушительными реформами под неустанным оком недремлющих реформаторов. И ведь никто не догадался спросить: а куда мы идём, куда стремимся, сметая всё на своём пути? А вдруг впереди бездонная пропасть? Пропасть, которая поглотит всё то прочное, хорошо отлаженное, что держало нас на плаву и давало уверенность в завтрашнем дне.
      Немного отойдя от грустных мыслей, я продолжила обзор. Взгляд мой упал на длинное, то узкое, то широкое и отдалённо напоминающее реку озеро, затянутое по краям камышом, ракитой и ольхой. Озеро причудливо извивалось между высокими и низкими холмами и отвесными скалами. В него впадали ручейки и речки, а также примыкали маленькие озерца. С северной стороны и восточной, утопая в зелени, раскинулся частный сектор. Среди украшенных пышными садами домишек гордо поднимали голову и приметы нового времени – коричнево-красные, сверкающие зеркальными стёклами особняки новых русских. Наташин и Юрин дом тоже относился к частному сектору; он был последним на длинной улице, которая, как развязавшаяся лента, выпала из общего банта. К этой ленте примыкал оторванным кусочком маленький переулок. Переулок начинался негустым кустарником, за которым теснился в ряд десяток-другой деревянных домишек. К частному сектору примыкал шумный и суетливый центр, где больше всего было старинных двухэтажных домов. Среди них высились и блочные пятиэтажки. Как же без них в любом мало-мальски уважающем себя городке. На южной стороне искрились под солнечными лучами несколько малых озёр, по берегам которых вольготно раскинулись деревни. Поодаль от озёр, взбираясь на холмы и спускаясь с них, среди куп берёзовых рощиц расположились избы ещё нескольких селений. Вдоволь налюбовавшись открывшейся панорамой, я спустилась вниз и продолжила осмотр хозяйства.
      У дома имелось «два подъезда и один подход» (слова Натальи). «Подход» начинался с резной калиточки, открыв которую, сразу попадаешь в рай. В раю по сторонам дорожки, вымощенной коричневой плиткой, росли цветы. Моё внимание привлекли георгины. Они были разных форм и расцветок, с необыкновенно сочными лепестками. Настолько сочными, что головки цветов клонились набок. Казалось, тоненькие шейки-стебельки не выдержат тяжести и вот-вот сломаются. За цветами приютились смородина, крыжовник и малина. Далее шли ряды слив, вишен, ирги и ещё чего-то. Замыкали насаждения яблони. Ветви их, усыпанные огромными яблоками, держались на подпорках. Недалеко от крыльца дома была установлена арка, увитая лиановидными растениями. По краям арки, в обрамлении декоративных кустарников, стояли выкрашенные в оттенки морской волны две скамьи.
      Кустарники создавали восхитительную тень. Мне тут же захотелось взять в руки томик со стихами Тушновой или Ахматовой и опуститься на одну из скамеек. Но увы!  Радушная хозяйка, не уставая щебетать, подвела меня к беседке, искусно выполненной из окорённой лозы. Беседку овивали стебли девичьего винограда, листья которого скоро начнут окрашиваться в неподражаемые бархатно-вишнёвые тона. Наталья подняла с земли одну из лиан и бережно вплела её в общее буйство зелени. Мы ступили внутрь, сели за столик.
      Денёк по-прежнему радовал. Когда я подъезжала к Озёрску, обратила внимание на следующее: погода для этого времени года стояла здесь на редкость замечательная; в природе было что-то особенное, своё, – не такое, как в Карюпинске. А вот что именно, я не поняла. Я остановила машину около поля, вышла из неё, блаженно подставив лицо солнечному свету и тёплому ветру. Лучики солнца и лёгкие прикосновения ветерка бережно ласкали кожу; нос мой чутко улавливал аромат цветущего клевера. Я наклонилась над отавным раздольем и набрала полные ладони малиновых соцветий. «Отвезу Наталье, чай будем пить», – подумала я.
      – И на ближайшие дни прогноз утешительный, – донёсся до меня голос подруги. Она уже успела разлить по чашкам благоуханный напиток. Чай был настоян на травах, в состав которых вошёл и мой клевер; это благолепие расторопная Наталья доставила сюда в термосе. Она тут же при мне сбегала в летнюю кухню и принесла баночку пчелиного мёда. Вынула из корзинки булочки, и мы приступили к трапезе. Честно скажу, такого вкусного мёда я никогда не ела. Тот мёд, что я покупала в магазине, не шёл ни в какое сравнение с этим.
      Что может быть приятнее беседы за чаем на свежем воздухе. Говорила в основном Наталья. Я лишь поддакивала, так как Наталье трудно было остановиться. Но и слушать её было интересно. Собеседники, спустя немного времени, невольно подпадали под обаяние её хорошо поставленного голоса и грамотной речи.
      Из слов подруги я узнала, что июнь, а пуще того июль в окрестностях Озёрска были особенно дождливыми. Короткие ливни с грозой проносились над городом чуть ли не каждый день. Озёра едва не вышли из берегов. А вместе с водой прибавилось рыбы и водорослей. Прямо на глазах начала жиреть и устремляться вверх озёрная и наземная растительность… 
      Я выглянула из беседки и тут же поняла, что же такого особенного было в природе Озёрска, чего я не замечала у себя в Карюпинске: деревья, кустарники и травы, окрепшие и возмужавшие от излишней влажности и благодатного тепла, радовали глаз массивной тёмно-изумрудной листвой. Ни одна прядь седины ещё не затесалась в их буйную шевелюру.
      – И зим, считай, нет. Хоть бы сантиметриков десять снега выпало… Температура в последние годы и вовсе смешная: минус один, реже минус пять. Даже «Лыжню России» не проводим. Не по земле же ездить. Вот такие, Каролина, дела у нас… – Натальины тёмно-карие глаза неожиданно подёрнулись поволокой тревоги, и подружка совсем по-бабьи горестно сплеснула руками: 
      – Ну где же Юрик-то?
      Поднеся к уху телефон, она прикрыла глаза шлейфом густых ресниц. Затем, положив мобильник в карман фартука, озвучила ответ робота: «В не зоны действия сети или заблокирован».
      – Не переживай, Наташа. Может, рыбалка удалась, – попыталась успокоить я подругу. 
      – Утешила, – улыбнулась та. – Пойдём уж досматривать хозяйство. 
      Первый «въезд» за забором, за кустами сирени, я уже частично видела, когда ставила в гараж машину. Там ничего особенного не было, всё стандартно. Разве только гараж состоял из трёх отсеков. Один отсек предназначается для Юриной машины, другой – для Наташиной, третий для грузового крытого автомобиля «Форд». В Юрином отсеке отдыхал мой не первой свежести "Фольцваген-Гольф", а в Наташином стояла новенькая «MAZDA». 
      – У меня права не получены, – заметив мой восхищённый взгляд, улыбнулась хозяйка машины.   
      Выяснилось: подруга – ученица местной автошколы. Школьнице придётся трубить ещё несколько месяцев, пока она не получит корочки, дающие ей право сесть в водительское кресло этой красавицы.
      Второй въезд – самый широкий. И не мудрено. Здесь должен пройти трактор «Беларусь». А как же? Сено и силос скоту, дрова и уголь для домашней кочегарки нужно доставить. Всё это на себе не понесёшь.
      На заднем дворе располагались многочисленные постройки, в которых хрюкало, блеяло и мычало. Мы вошли внутрь одного из сараев. Было забавно смотреть на годовалых кабанчиков, которые, просунув узкую часть морды в щель между досками, тыкались влажными пятачками мне в ладонь. Затем я обозревала в клетке из жердей маленьких теляток, задумчиво пережёвывающих пищу. 
      Мне с печалью подумалось об участи этой, пока ещё ни о чём не подозревающей «животины», и чтобы не расстраивать себя дальше, я вышла на воздух. Единственной скотинкой у меня был кот Филя. Кроме колбасы, яиц и мяса он ничего не признавал, ибо считал ниже своего достоинства питаться всякой дрянью. Уезжая к подруге, я оставила любимца на попечение мамы, предварительно купив в магазине солидный пакет любимой Филиной пищи.
      Грустные мысли о богачёвской скотине и об оставленном моём Филимоне прервала хозяйка усадьбы. Подъехал трактор, и Наталья показала трактористу, куда вывалить траву из телеги. «Коровы сейчас в поле, а чтобы они давали больше молока, их нужно подкармливать на ночь», – объяснила она мне.
      Затем она предложила осмотреть то, что осталось неисследованным. И ещё в течение часа мы созерцали овощные грядки, баню, теплицы, парники, пасеку, пруд…