Последние Кельты. Глава 22

18+

(Слабонервным, впечатлительным, неуравновешенным и остро все воспринимающим читать не рекомендуется!)


                22
                САРАЙ, ТЕРРОРИЗМ В ШКОЛЕ И РЫБАЛКА
     Очень жаркое в тот год выдалось лето. Давно не помнил северный край такого. Хоть не происходили страшные события, которые случились в далеком две тысячи десятом году - когда от аномальной жары поумирало море сердечников да пенсионеров; дым от сгоревших деревень дошел с Новгородской, Тверской областей, клубясь по окраинам города. На том же проспекте Ветеранов, улицах генерала Симоняка, Стойкости, возле аэропорта Пулково можно его увидеть на горизонте. Сгорали заживо в обреченных деревнях бабки, считавшие: где родился, там и пригодился, в том же доме помер. Деревенские люди, утверждающие - за свои корни надо держаться зубами, когтями. Не уходить на чужбину, где мол житья нет и все незнакомое. Гибли десятками и сотнями в огне. Напрасно дети и внуки просили поехать туда, где гораздо лучше - отказывались. Особенно досталось лежачим. Весь мир тогда скорбел России, - но находились такие, кто пытался нажиться на чужом горе, и радовался. Ненавидели русских в Иране, Сирии и Ираке, вопя в комментах на Ютубе, выплескивая говно напоказ. Нашлись сумасшедшие веруны, вопящие: пожары, которые невозможно потушить - наказание за грехи. Чудовищный огонь шел по Волгоградской области и другим местам - с бешеным ревом, накрыв стеной лес, пожирая все на своем пути.
     Дождей не наблюдалось три месяца. Некоторые ездили на фурах, возили в пострадавшие районы продукты - например хлеб, колбасу, кондитерские изделия. Трассы из одной точки в другую оказались почти заблокированы, день там практически не отличался от ночи: дым, море трупов сгоревших животных - точнее, обгоревшие кости. Началось все очень банально: какие–то алкаши, набрав пива, отправлялись на шашлыки в лес. Накачаться спиртным и не думать о последствиях – обычное дело таких, плюс имели привычку расколачивать пустые бутылки об камни, коли те имелись. А дальше – мясо благополучно съедено, костер догорает, пиво выпито. Будто сам собой потухнет. Половина народа завалилось спать. Потом ушло, обоссавшись да проблевавшись.
     И тут вышло солнце. Ясное дело, ЧТО творит оно под лупой с листочком бумаги. А с сухой травой? Попав под битые осколки, лучи сделали свое дело. Подожгли мертвую прошлогоднюю траву, листья. Пожары принялись бушевать только так. Словно на знаменитой Курше, которая сгорела практически за несколько часов. Поглощенная страшным пожаром в тридцатом году, где огонь погубил множество семей, которые на поезде пытались спастись бегстовом. ВСЕ сгорели. ЗАЖИВО в вагонах. Вместе с маленькими детьми, подростками.
     В этот раз погода не так лютовала. Тридцать пять градусов – уже много для региона возле Карельского перешейка. Все живое спряталось - кроме детей. Одиннадцатилетние подростки бегали по улице возле «Пятерочки», которая будто вымерла. Даже мухи прятались от аномальной жары в тень, как и бабочки. Красивая траурница раскрыла крылья под карнизом магазина. Охлаждаясь, чтобы полететь дальше, радуя своей красотой одиночных прохожих. Например пожилых - заходящих купить батоны хлеба или масла да крупы. Странный рацион. Словно в старости потеряли цвета все радости жизни, и не осталось ничего. Теперь на пенсию они питались чем попало. Можно купить сок,  йогурт, яблок, других фруктов. Но народ в ПГТ любил жить так, как привык. Если набирает молодежь целую тележку пива с водкой – значит, так надо. Никто не разубедит компанию в том, что нужно закусывать. Культ спирта процветал. Как и хулиганство. На дороге в темное время суток могли убить ни за что – каким–то чуркам в голову ударило повыпендриваться перед местными.
     Либо местный поп бухал так, как настоящий олигарх, а потом трое или двое мужиков тащили его под руки по улице куда-то. Тот говорил своим пьяным языком бессвязное или матерное. Такое можно увидеть на Пасху или в другие праздники. Порой этот придурок шел в компании двух проституток - тоже пьяных. Те курили, словно паровоз. Дальше о таком судачили ВСЕ – мол, зачем бухать человеку? Заблеванные борода и черная ряса не вызывали уважения. К тому же, все заминалось в церковных соборах – мы не видели ничего. Следовательно, черти попутали.  Неудивительно: природа требовала свое, хотелось хлеба и опиума. А нельзя – грех. А если по чуть–чуть, то ничего страшного. Так творилась дичь в ПГТ. Это покажется фигней - в Тверской области, в каком–то храме, веруны–сектанты написали икону – «Ад для интернет–зависимых». Там творились полная деградация, распад личности. Такие люди не умеют фильтровать информацию, которая попадается им на глаза. Все вписывают в грех и негатив. Такое творилось по всей стране, давно.
     Братья спокойно наслаждались жарой. Торстейну, понятное дело, гораздо жарче. Чем брату, который одевался во все светлое и бегал по дороге в шортах чуть ниже колена, носках и шлепанцах. Либо в сандалиях. Коленки обоих содраны в кровь. Нет детства без корост, легких ран, царапин, заноз. На прошлой неделе оба устроили гонки на великах по старой заросшей дороге - где раньше располагалась старая свалка с зарослями борщевика. Прилетели в яму, набив шишки и содрав все. Велосипеды, понятное дело, оказались разбиты. Подростки, которые только–только начали свой путь к взрослому возрасту до восемнадцати лет, не могли магией Тьмы или Света ремонтировать их. Пришлось там бросить, и, приложив подорожник к ранам, ковылять домой. Понятное дело, Торстейн был магически посильнее родного брата, и тащил его на себе. Тот держался за плечо. Дома от Энрике обоим влетело, потом Архимагу пришлось в гараже осматривать поломанный транспорт. Мать обрабатывала раны зеленкой, перевязывала бинтами – чтобы не только магия царила в доме, но и простая жизнь. Благо, колени оказались не выбиты.
     Возле Невы в жару веселилось много детей. Некоторые, взобравшись на кучу старых труб, удили рыбу. Несмотря на мощное течение. Которое за сорок–пятьдесят лет унесло триста человек. Тел так и не нашли. С тех пор дамбу (которую построили для пароходных судов) закрыли на замок. Чтобы никто оттуда не прыгал с разбега. И братья вынуждены были глазеть вдаль -  на огромную, величественную реку - перед закрытыми воротами. Часто мимо проплывали окуни, плотва. Но этого недостаточно! Хотелось выудить рыбу покрупнее.
     Получалось вылавливать на удочку сильных, крупных щук - с помощью магии. У Инги ничего не ловилось порой, зато у Тора… У него за целый день скапливалось два ведра окуней, плотвы, щук, лещей. На берегу вечером они  коптили свой трофей, сделав треножник из прутьев. Осторожно закрепив на них оставшиеся шампуры с добычей (или на проволоку прикручивали за голову, моток которой приносили с собой - найденный в брошенных подвалах и гаражах), потом обожали поджигать воздушный пузырь рыбы, и жевать. Загнать в такой момент Темного и Светлого домой оказывалось нереально. Энрике, зная, где сыновья резвятся, приходил к ним и разделял рыбу. Отец семейства приносил мешок картошки, жарил ее в костре. Либо муку, яйца, мед, орехи. На большом камне замешивал тесто на лепешки. Все втроем наслаждались таким ужином. Либо вчетвером - часто с отцом приходила и мать.
     Близнецы любили резвиться с компанией местных подростков, в том числе с парнями постарше. Кои любили наблюдать за девочками в купальниках. Народ жарил или коптил рыбу, смотрел на красоток, свистел. Те, кто из женского пола не знал значение свиста - оборачивались,  улыбались. Либо присоединялись к компании и все пили пиво, джин, энергетики или водку. Целовались, плавали вместе. Дело заканчивалось постелью или ранней беременностью в шестнадцать–семнадцать лет.
     Парни, налегающие на спиртное, не могли не заметить красоту Торстейна, который прохаживался по берегу, как модель на подиуме. В одиннадцать лет он с братом выглядел на все четырнадцать, поэтому не общался с ровесниками вообще. Кельтская порода проявилась как надо: его принимали за старшеклассника, давали даже выпить, покурить - если тот просил. Особенно девушки - подбегали, угощали. Одна даже поцеловала Темного взасос, чем тот очень гордился и посмеялся над братцем нецелованным. Сначала это были одиночные сигареты, потом их становилось все больше и больше. Диву давался Ингилэйв - когда видел, как Тор легко знакомился с народом. А после красавцу в черных плавках наливали всё, не придираясь к длинным волосам.
     Один раз его кто–то в разгар пьянки на берегу обозвал пидорасом, кивнув на волосы. Тор прописал обидчику в морду с ноги. Оказался местный утырок советской закалки - несмотря на молодой возраст. Наверное, родители оказались из совка. Результат: дерьмо утекло туда, куда не надо. Как говорят в народе. В Дубровке жило много советских людей разных поколений - три точно. Четвертое почти полностью вымерло. Им в основном уже исполнилось за девяносто. Их детям – шестьдесят–семьдесят. Внукам – тридцать–сорок. Правнуки, праправнуки с приезжими явились почти самыми молодыми жителями. Двадцатые года заканчивались. Начиналось - в общем,  как всегда - новое и страшное. Для старших поколений. За границей бабки и прочие съехавшие мозгом клуши считали: если за самолетом в небе тянутся две полосы белого цвета - все, заразу распыляют! Лишь бы местные жители поскорее вымерли в городах, селах, деревнях. Несмотря на такой психоз, эвтаназию до сих пор не разрешили. Улетевшая кукуха у пожилых выделывала кренделя  похлеще.
     Обычно Ингилэйв (когда старший брат устраивал пивные пати с практически незнакомыми людьми, заводя знакомства) сидел с удочкой на  поваленном дереве, думая о жизни. Много раз Светлому приходилось тащить на себе захмелевшего Тора, магией вытрезвлять его, - чтобы родители ничего не заподозрили. Первые красавцы в ПГТ всегда привлекали к себе внимание. На них озирались люди всех возрастов.
     В Пасху (в ответ на протяжный колокольный звон с утра, который доставал который год всю семью) братья открывали окно, ставили колонки на подоконник - и оттуда лились металл всех мастей да матерные песни от «Красной Плесени». Ибо нефиг навязывать еврейскую религию язычникам. Энрике до смерти надоело обьяснять местным соседям: ему и его семье пофигу на православие, никто в храмы не пойдет. Также в такие дни Архимаг не ел яиц, поскольку противно. В конце концов, завидя отца семейства, никто не говорил ему два слова. Торстейн, будучи старшим подростком, выходил с отцом во двор, там матом обьясняли соседям и остальным любопытным, если те не понимали: русский – не значит православный. Особенно доставалось южанам, которым было срать на все и всех. Для них все славяне являлись христианами. И один раз Темный сын показал, на что способен, если его разозлить.
     Как–то раз одна бабка притащила к дому Гвелда попа, который согласился  по ее просьбе освятить жилище "погани" - хотя бы снаружи. Ей казалось – в доме живут сатанисты, раз блондин длинноволосый носит на шее не крест, а коготь невесть кого. Энрике вышел, принялся ругаться с обоими, далее кулаком приложил. Сначала верунье за вторжение в чужую жизнь со своим уставом - так, что та летела далеко, потом попу. На шум вышел Тор, заявил в глаза чужакам:
     - Сейчас Пасха?
     Отец спокойно, с интересом поглядывал на парня.
     - Да, сатанист, - ответила карга, поморщившись, - сходи в храм и покайся!
     - И в чем мы с отцом должны каяться? В том, как я вытер жопу утром и не смыл говно в унитаз? В том, как моя мать любит отца, и у меня есть брат–близнец? Кто такие сатанисты – хотя бы знаешь, старая дура?
     Та аж вспыхнула:
     - Такие, как вы, будут гореть в Аду! Очень красивы, не похожи на мужиков, не посещаете храм, не молитесь, креста не носите!
     Игорь Аренский улыбнулся и кивнул отцу, повернув к нему голову. Потом щелкнул пальцами, подбадривая себя.
     - Кажется, евреи совсем оборзели в своем Израиле, раз настолько отупел народ. Если все говорите о чуде, а сами жрете в три горла и напиваетесь!  СВОИ посты не соблюдая, а остатки еды да хлеб - свежий и душистый - скармливаете свиньям, в том числе куличи с яйцами. Ежели дотянешь до осени, - это станет чудом. Пасхальный кролик из секс–шопа придет. Вот мое слово. – Архимаг поднял руку, ухмыльнулся. Поглядел попу прямо в глаза. Тот выронил все необходимое для освящения.
     Тор докурил сигарету:
     - У самой детей нет, а меня хаешь. Вот когда своих родишь и вырастишь - идеальных, тогда приноси еду. Как нет у старух младенцев от своего тела, так не будет тебе ничего хорошего - за оскорбление меня и моей семьи… Ада под землей не существует. И не бывало. Как никогда не видали честной Пасхи, доброй церкви. Слышь, бабка, язык прикуси, посмотри на свои куличи в пакете. Как там переводится слово? Если копнуть глубже? ***ч. Член со спермой после эякуляции. Вот чего жрешь в эти дни, убогая. Не поленился, полистал информацию в Интернете. Свечку туда посередине ставите. Получается, едите и освящаете... – Старший сын Гвелда согнулся пополам. – Жиды нехило придумали опустить славян – эвуалированным минетом, онанизмом! Сказав – выпечное изделие символизирует церковь. Да нифига… Получается, христиане держат свечку на х…ю? Называя такое чудом от вашего Бога? Весело… Будет, что со своими обсудить!
     Архимаг улыбался. Ему нравились словосочетания сына.
     - Именно потому я не ем такой еды, в том числе и творожный Песах – неизвестно, какая фигня еще всплывет про творог, если копнуть глубоко во Тьму веков. Хотя я никогда о ней ничего не слышал – про символ. Вот честно. А лазить освящать чужой дом, потому как старухе в маразме показалось невесть что в нас всех - верх наглости, эгоизма, да распространения мракобесия! Пошли вон оба! Погляди, глупая, на свои куличи и яйца! Повторять в третий раз не станем. Говоришь, еда церковная не портится, вода не тухнет, а верба вечно остается зеленой и приносит счастье? Не тухнет только копченая еда, мед и ряд продуктов. Ведь освятила сегодня свои крашеные с едой, зараза не липнет? Не похоже. Мой сын – сатанист?
     Оба смотрели на кельтов, перекрещиваясь. Сказать наглецам было нечего. Фактически, они стояли перед Природой - язычниками, которых оскорбили. А в ответ получили нехилый пинок. Энрике подошел к попу в упор и спросил, нахмурившись:
     - Мой сын – сатанист? Повторяю вопрос! Отвечай! Зачем поперся сюда со своим уставом, да еще выпивший?!
     Тот принялся изрыгать фанатизм с ненавистью, брызжа слюной:
     - Вы не ходите в храм, соседи говорят – не молитесь, а во дворе – непонятный круг с кирпичами, в середине которого горит огонь! Это язычество, черное, поганое! Покайтесь все! – Поп потерял терпение и принялся орать, дыша на Гвелда перегаром.
     Дав христианину оплеуху, Энрике поглядел на бабку, которая орала на весь двор,  призывала людей.
     - Люди! Здесь язычники поганые! Надо выгнать их с Дубровки!
     Многие выходили на шум, крутя пальцем у виска. Семью никто не трогал давно. А тут пришла какая–то маразматичка и показывает свое истинное  лицо. Позорясь перед всеми.
     - Ты еще меня на костре сожги, ублюдок! И ты, старая сука, свое получишь!
     - Я – сатанист? Я – хуже! Поняла? Я даже не Люцифер. А Люци – мой друг. И в отличие от вашего Христа, всегда придет на помощь. Сатанисты, в отличие от вас, никогда не навязывают свою религию. Дотянешь до субботы или понедельника, - считай, чудо случилось. – Торстейн хищно ухмыльнулся. – И куличики свои забери.
     Дура было открыла рот, чтобы вновь сказать свое и погрозить кулаком. Но ее взгляд упал на вышеупомянутый пакет. Замерла невежественная верунья. Из него выползали трупные черви. Они хлюпали в пяти куличах, пожирая тесто, изюм, помадку, некоторые ввинчивались в яичную скорлупу страшными жвалами, слышался хруст. Поп принялся неистово читать молитву, она не помогала. Плотоядные существа не собирались покидать свое логово. А сегодня Торстейн принес им вкусную пищу, всего лишь применив Темную магию. Женщина, оскорбившая ни в чем не повинную языческую семью, кинулась к своей драгоценной ноше и с ужасом заглянула туда. Словно спагетти, освященная пища была опутана монстрами. Слизь стекала с пасхальной еды, стоял тяжелый запах человечины, кладбища. Тьма пожирала враждебное, наказывая невежд. Тор смотрел на все,  наслаждался.
     - Вроде пасхалки уносят на кладбище предкам? Так возьми!
     Из яиц начала капать кровь. Старуха, истошно вопя и перекрещиваясь, вытрясла все на асфальт. С ужасом принялась давить непрошенных гостей своего пакета. Совсем скоро ничего не осталось от четырех "пирожков". Последний, полыхнув огнем, превратился в уголь, который развалился на несколько кусков. Черви поползли в сторону поля, стали ввинчиваться в землю, ища себе новую пищу.
     «Ну ты, сынок, даешь»… - Так подумал Гвелд. Он не ожидал подобного от Темного сына. Но проучить незванных гостей было надо. Подкатила машина и раздавила уничтоженную пасхальную еду. Ветер отнес пакет в сторону кустов, на которых он и повис. Бабка с попом уносили ноги от языческого дома. На следующий день стало известно: святоша упился в храме до поросячьих глаз, и умирал в больнице от отравления -  почки не выдержали. Карга скончалась через день, проклиная всех и вся на чем свет стоит. Больше Энрике и его семью не трогали религиозными праздниками. Сын и отец в этот день принялись слушать музыку. Тору и Лэйву стукнуло пятнадцать. 
     Прекрасно знал Архимаг, ОТКУДА взялась Пасха. Знали о происхождении чужого обряда в России его сыновья. Так назывался еврейский праздник. Когда детей гоев вешали вверх ногами, а в виске делали три отверстия. Кровь несчастных стекала вниз, на раскаленные листы или что–то типа сковородок в древности. Так пеклась маца – лепешки из крови, кои продавались. Дети гибли тысячами, трупы сжигали. Спустя века этот чудовищный обряд остался лишь у евреев, а название «Пасха» (Песах) закрепилось в виде поедания кулича с яйцами. Чтобы никто ничего не говорил и не отвергли Русы новое. Кулич стал символом церкви, настоящее название блюда забыли. Лишь в настоящее время стало ясно, ЧТО едят христиане в тот день каждый год. ЧТО пекут, украшая взбитыми белками или помадкой из сахарной пудры… ни о чем не подозревая. Называя язычников поклонниками истуканов и члена выструганного. Бревна не видя в собственном глазу.

                ***
     Братья шли на реку, весело переговариваясь, сжимая в руках удочки. За спинами – два походных рюкзака. Жара стояла страшная, мошка звенела в воздухе и лезла в глаза. Много народа будет сегодня на реке. Еще можно, как всегда, полюбоваться на пароходы и грузовые суда, проплывающие по волнам.
     В руках Торстейна - огромная гусеница, черного цвета с бело–желтыми пятнами. Он обожал таких тварей: всегда к дому при помощи магии приползало столько черных существ, - соседи обходили здание за версту. Особенно Темный обожал крапивниц, набирая их целыми ведрами, а после высыпал на пол. В летней кухне, гостиной. Родители, понятное дело, удивлялись таким проказам. Но когда изгой превратил их в прекрасные ковры... Обездвижил существ, сделал тела бархатистыми - как вязаными, оставив колючки… в прямом смысле... То Энрике ахнул. Были гусеницы – стали произведения искусства. Словно их связали крючком из пушистых ниток, бисером обшив спинку. 
     Мальчишки целый день перебирали колючих, черных красавиц. После старший принес еще ведро личинок крапивниц, и на глазах брата сделал магией из них куколки - зеленого цвета. На следующий день из всего этого великолепия полезли бабочки. Они порхали по всему дому, приводя Тильсирвэ в неописуемый восторг, садясь на руки Темного. Который смотрел на мать с укором и обидой, расположившись на полу. Мол, такие чудеса творю - а никакой благодарности как не было, так и нет.
     - ЧТО я должен сделать для вас всех, чтобы меня полюбили?! - Он закрыл лицо руками и заплакал.
     Потом устроил с теми гусеницами другой переполох – заставил их прясть пряжу черного цвета, и из нее связал матери великолепную шаль. Которую Волшебница с радостью приняла и носила с удовольствием. Соседки по двору диву давались. Спросили, где она добыла такую красоту. А та стыдливо глаза опускала:
     - Я старшего сына шутя научила вязать. Теперь он решил крючком творить красоту. Черных лебедей поначалу сделал, а второй сын – белых. Умничка!
     Тор стал получать заказы на товар, так появились у него первые карманные деньги. Обожал вывязывать драконов, перчатки, сам смастерил себе жакет. Увидев такие продвижения, Энрике продолжил учить сына дальше. Результат – Темный смог вызывать древних духов, такое положение дел Энрике даже испугало. Мог Тьмой зажигать газ на кухне, очаровывать местных девчонок во дворе, отливал из эпоксидки кольца, поместив туда цветок, букашек. Ковер из гусениц висел очень долго, потом туда Ингилэйв подвесил прищепками огромную самодельную бабочку - из картона и бумаги, раскрасив ее гуашью.

     Сарай во дворе у друзей выглядел, как обычный советский гараж. Если учесть, что доски уже изрядно почернели от времени. Пропитавшись невесть чем: дождем, смолой, выгорели на солнце, были облиты машинным маслом или лаком, лишь бы не гнило дерево? Никто этого не знал - не осталось в живых  старых хозяев.
     Но это оказался вовсе не гараж. По рассказам матери, Торстейн и Лэйв поняли – такие сараи строились в погибшем городе Братске и на дачах -  Дунайке, Коврижке. Как же здорово - в свое время - детворе и подросткам было там лазать! При этом находить что–либо необычное для себя! Например, старый руль, или коробку от инструментов. В девяностые и восьмидесятые сараи пользовались любовью у народа. По их крышам скакали, по забору лазали, пытались открыть тяжелый замок, ржавый от дождей и времени. На Дубровке строилось много таких, простоявших пятьдесят–шестьдесят лет. А после их нагло уничтожили богачи - для своих нужд. Как и старые дома из сосны.
     Братья много лазали по подобным местам - точнее, от того, что от них осталось. Уже нельзя забраться на крыши, - провалится, а все добро, которое представляло интерес - выгребли либо дачные воры, либо вытащило выросшее поколение девяностых, или их дети. Никому ничего больше не понадобится - ни советские удочки, ни старый, заржавевший автомобиль, ни ржавые инструменты, ни сеть рыболовная, крючки… Все рушилось от времени. Но зато тут можно заниматься колдовством, играть в карты или  давить огромных крыс с ближайшей помойки. Затхлый, одновременно сухой запах плесени, бензина, машинного масла привлекал, завораживал. Ради такого можно испачкаться. Отец с матерью не станут ругать: пусть сыновья почувствуют колорит старой эпохи. Сколько поколений сюда залезало и пыталось играть в обычной машине, пока она работала?
     Никто этого не знал. То самое поколение, чье детство прошло в этом сарае летом, а зимой – на его крыше, в снегу - давно разъехалось по стране и больше не общается с друзьями детства, юности. В то самое время молодежь жила без Интернета - во дворах играли в казака–разбойника, бутылочку тайком от родителей, кис–брысь–мяу, немцев и партизанов - всегда побеждали только немцы, в Чапаева, воров, человека–паука и бэтмена, Горца, дрались на палках, а не в онлайн–играх. Держали девочек за руку и приносили сюда конфеты, когда заканчивался обед с родителями. Чтобы привлечь к себе внимание и снискать славу настоящего рыцаря.
     Помнили те деревянные стены даже то, как зачинали то поколение девяностых - на матрасе или крыше, как потом гоняли родители парочку по огороду… Потом дочь пришла и сказала - в положении. Сейчас такие родители сидят спокойно перед телевизором, глядят бездарные сериалы - и деградируют. Больше нет ни молодости, ни радости, счастья, - лишь надвигающаяся старость. Прошедшая на полях, грядках, безрадостная жизнь с мужем–алкашом, бабником, транжирой, альфонсом или лодырем. Вот как повернулись браки по беременности, когда от неопытности и отсутствия мозгов снесло крышу напрочь. Как жестоко ошиблась молодежь, перепутав физическое влечение с настоящей любовью! Но теперь никому не нужно  понимание простых вещей, которые считались сложными в юности. Тогда и солнышко иначе светило, не так птицы пели, дети вели себя совершенно иначе: прилежно учились и получали порой затрещины от отца или ремня за провинность. И никто не вкатывал это в УК РФ, мол ремень – статья.
     Все дышало здесь старой эпохой. Ингилэйв прекрасно знал, как и Торстейн - лазать сюда нельзя, это территория соседская. Если обнаружат двоих - беды не миновать. Либо поколотят подростков, либо отожмут телефон, перед этим чего–нибудь сломав. В сарае было темно и тихо. Вечер вступал в свои права. Немного похолодало, можно дышать спокойно. Изматывающая жара пошла на спад.
     Лэйв понял, в чем прелесть - там, возле стены, доски образовали большую щель - наблюдать тут можно всё. Ребята помоложе постоянно лазали сюда и  хихикали по вечерам, говоря о делах взрослых.
     - Я место давно заприметил. Пусть родители друзей говорят чего  угодно, - плевать! Я – Темный маг, моя территория. Значит, эти друзья и я тебя пригласили, брат. – Торстейн спокойно стоял у стены, глядя на то, что тут осталось. Ржавые железки, гвозди, пружины. Пустые баллоны из–под водорода, слитки алюминия и ломаный велосипед со времен девяностых. Вот действительно, чего тут можно увидеть вечером, особенно после бани? – Итак, в бане мы хорошо попарились, Инги. Пора покуролесить. Воровать ничего не собираюсь, а погляжу, чего по вечерам творится. Видишь вон ту старую, ржавую бочку в огороде?
     - Вижу. Чего же в ней необычного, Тор? – Спросил Ингилэйв, потирая переносицу. Лицо немного загорело, щипало кожу.
     Соседский огород на участке через забор всегда привлекал внимание: там росло много клубники. Часто мальчишки воровали ее – набирали банки ягод, но небольшие. Бочка, наполненная водой - ржавая, наполовину почищенная снаружи, - привлекала внимание всех. Всегда. Ее можно закрыть крышкой, коя валяется рядом - и сидеть так, смотря в поле. Где колышется под ветерком крапива или борщевик, кипрей, простые травы. Где солнце раскаленным, оранжевым диском заходит за горизонт. Где аисты летят на водяную вышку и вьют там гнезда весной, а теперь выкармливают птенцов. Можно увидеть прекрасного ястреба, камнем падающего на жертву и убивающего когтями зайца или крысу. Либо можно весной увидеть лосей, только не приближаться к ним. Много прекрасного скрывало поле. Но чтобы  все увидеть, - надо пойти с ночевкой. Да отец с матерью хватятся. Друзья могут спокойно позвонить, донести – братья сгинули.
     Стоял июль месяц. Клубнику дачники давно собрали, воровать уже нечего. Лишь наблюдать, словно шпионы, за происходящим.
     - Необычно то, что здесь ходят старшеклассники парами, творят свои делишки… - Торстейн хихикнул хитро, улыбнулся. – Мы уже не дети, чтобы сидеть и играть в игрушки. Может быть, будем пугать пары и гонять отсюда? Скажем –наша территория, пусть валят. Я магической дугой Тьмы если ударю – трупы останутся. Мне–то плевать, а шум поднимется нехилый. Нефиг лазать в чужие огороды. Говорят, тут местное кино проходит. Ты, короче, меня понял. В общем, я вот чего узнал, бро, - вечером в выходные тут много парней на мотоциклах и на машинах собирается - и вовсе никакие не байкеры. Ботаны вроде тебя, только им лет восемнадцать–девятнадцать. Пьют пиво, клеят девчонок, курят дурь. На рыбалке много таких мне пиво наливает. Сам видел. Это не котят в школьный шкаф сажать, где потом они навалят огромную кучу. А покруче.
     - Тор, тебе не надоело дуть эту дрянь? Воняет как невесть что, лучше бы кваса выпил. Мне скучно на рыбалках, когда остаюсь один. Не жратву же готовить, пока  там куришь. Я не девочка, чтобы капризничать.
     Увидев, как все не нравится брату, Темный маг распалился еще больше. Сдвинув бровь, он сказал шепотом, подойдя вплотную:
     - Ты совсем уже тронулся на своем Свете, да? Сидишь, такой хороший парень, надеешься - все само приплывет в руки, только свистни? Запомни: само в руки плывет только то, что не тонет. Ясно? Когда девочки начнут вешаться на шейку, которая искусана комарами в лесу - тогда как поступишь? Будешь тетрадкой, ноутом отбиваться? Мне, кстати, одна девушка предлагала с ней переспать. Да мне нахер сдалось – хоть выгляжу на четырнадцать, но это не девятнадцать лет. Потому лучше с парнями пива тяпну, чем буду в палки–догонялки играться! Боги дали нам великолепную выносливость, выглядим постарше всех ровесников. Пути открыты… - вкрадчиво сказал Торстейн, достал жвачку. Отошел к стене. - С девочками он себя сравнил! Еще платье кисейное одень, косы заплети! Принц блин нашелся! Знаешь, до сих пор не пойму – зачем в дореволюционной России мальчиков в царской семье наряжали в девчонок? Это ведь унижает! Наряди меня так – в говно бы изошелся, лишь бы выбраться из тряпок! Ладно там мы лежали в колыбели, но до шести лет ходить в платье… как? Понятно, почему потом наверстывали такое детство. Пили в винных погребах, ставя рюмки на лестницу, дальше одну за другой – пока не свалятся. Ненавижу… девчатость эту! За границей много пидоров, меняющих пол, наряжающихся в даму. Омерзительнее ничего не видел! Мужик превращается в женщину, натягивая на себя колготки, красит ногти! Чего ему в мужском теле не хватало?! Потому не буду женоподобным ни при каких обстоятельствах, никогда! И мой тебе совет, Ингилэйв: бросай свою проклятую сущность, а то так и будешь тысячу лет жевать ботву, думая - это хорошо.
     Светлый ничего не ответил. Он молча смотрел в потолок, откуда торчал здоровенный крюк. Наверное, там висело нечто громоздкое в свое время. Его тяжелые локоны (сводящие с ума преподавателей и девчонок в школе)  падали на плечи и спину, пахнущие шампунем. Баню братья терпеть не могли. Быстро помывшись и вылетев оттуда пулей, акселераты–близнецы, выглядевшие на два–три года старше своих лет (как их отец в юности - Энрике  рос быстрее ровесников) - пошли сохнуть в тенек. Голова заболела, стало абсолютно пофигу, чего старшее поколение скажет. Очень рано повзрослевшие, читающие научные книги, серьезную литературу. А не старую классику, коя опротивела всем давно. Не водящиеся с ровесниками, которым интересны одни компьютерные игры и тик–ток. Парнишки жили своей жизнью. Пока переходный возраст не настал у сыновей Тильсирвэ. Они выглядели как старшеклассники среди всех. Нечеловеческие гены сделали свое дело.
     Мимо пробежала крыса, прямо по ногам Торстейна. Тот не растерялся и шибанул ее магией со всего маху. Животное пронзительно завизжало,  перекувыркнулось в воздухе. Оно было еще живо, Темный сын Энрике поднял добычу на уровне глаз. Рассмотрел.
     - Хоть мы смотрели фильмы про вампиров, я – не они. А ты чего во имя Света в жертву приносишь? Букеты цветов и еще чего–нибудь на отцовское капище? Я–то Темный, и навсегда им останусь. Но не понимаю – как Свет принимает дары? Сейчас парализовал животное, потом сверну ему шею, выпив кровь потом. Оторву голову! Но поверь, мне нравится запах, ее солоноватый вкус. Прошу: не плюйся, как в первый раз. Помнишь, как ты за домом нашел гору крысиных трупов, обгорелых? Мне влом их хоронить, проще сжигать. Заклинаниями. Отец прифигел немного… А тебе чего по нраву? А про локоны наши все давно судачат. Мы не парни из советского фильма про двух электроников… Фильм так себе, наивный и неприятный мне. Не могли робота такого в СССР собрать, никак! Взяли, наверное, «Терминатора» - да передрали с Запада. Убого получилось, бро. – С этими словами Тор свернул крысе шею, оторвал ей голову. Достал из пакета одноразовый стаканчик. Лэйва передернуло от омерзения. Но он не подал вида. Такое происходило не первый год.  Трупик Тор кинул в угол.

     Брат действительно с детства творил нечто дикое. Начиная с издевательств над насекомыми. Например, заживо заливал мясных мух в эпоксидку. Наблюдая за тем, как те в предсмертных конвульсиях, задыхаясь, дергаются. Либо отрывал им головы и отпускал на волю. Или крылья, выкидывая несчастных на дорогу. Смеясь над тем, как те убегают на оставшихся лапках. Потом гонял по двору и гаражу огромных крыс, которые все портили. Магией заставляя их биться в судорогах, пока не порвутся сухожилия. После этого потрошил их, пил теплую кровь… устроив за домом мини–капище Тьмы. Принося ей жертвы. Добавляя и свою, разрезая запястье бритвой. Если видел крысиный выводок и самку - то кидал всех в костер, даже не брезгуя. Наслаждаясь жалобным, протяжным писком млекопитающих, разносящих заразу. Или сажал их на колья вокруг своего святилища. 
     Но Торстейн делал и добрые дела. Ориентируясь на свой вкус. Один раз нашел птицу в поле с подбитым крылом – молодого ястреба, который налетал на местные курятники. Охотник сбил пернатого хищника, чтобы прекратить разбои в виде таскания цыплят на своем участке. Парень пожалел птаху, которая очень понравилась - своей статью, оперением и благородством. Присел на корточки и принялся гладить беднягу, она была не в состоянии подняться самостоятельно и могла погибнуть. Ласково разговаривая с птицей, Тор осмотрел ее и принес домой. Хищник пронзительно кричал, не зная, куда его несут. Когда отец увидел сына на пороге с таким природным даром, то спокойно взял куртку с трофеем, отнеся в гостиную. Крыло пернатого не подлежало восстановлению с человеческой точки зрения: кость оказалась раздроблена и расщеплена пулей. Если не помочь сейчас - птица погибнет от гангрены. Это оказался молодой самец. Следовательно, у него есть подруга, высиживающая яйца или выкармливающая птенцов. Либо одинокий. Маги дали мяса ястребу и водички, успокоив его. Примерно неделю красавец жил в комнате у Темного мага. А тот не отходил от находки ни на шаг. В результате птица приручилась – не без чар, конечно -  и выздоровела. Тор выпустил питомца, хотя не желал с ним расставаться. Тот покружил над домом, улетел. Потом в благодарность еще несколько раз прилетал к Темному, и долго сидел на ветке сливы или яблони, а парень выносил кусочки мяса, кормя с руки любимца. А через год птичье семейство поселилось на чердаке у Энрике - именно на балконе Тора. Прилетела пара – самка и спасенный самец, свили там гнездо, нащипали перьев и вывели птенцов. Часами вся семья любовалась сначала на взрослых хищников, а потом на выведенных птенцов. Осенью ястребы улетели, и больше не возвращались.
     Обожал собирать голыми руками гадюк в поле или на болотах, куда ходили с отцом, играть долго ими. Смотря, как змеи - смертельно опасные для людей - спокойно подползали к Темному. Шли на руки, обвивались вокруг запястий, как браслеты. Даже не кусая. Иногда животные заползали на плечи Тора и засыпали так, пригревшись. Потому маг с собой брал банку с молоком - чтобы покормить хладнокровных обитателей болот. Также не брали парней клещи. Порой старший сын Энрике приносил рептилиям убитых крыс. Те в благодарность не трогали ни Гвелда, ни Ингилэйва, ни Тиль. Привыкали к своему хозяину, силой его чар делали все, что бы тот ни захотел. Например, как–то раз Торстейна во дворе обидел старшеклассник, отобрав велосипед и пнув в живот. Маг ответил достойно: призвал гадюк в дом подонка, которого рептилии зажалили насмерть. Убитые горем родители не понимали, за что им такое наказание. Но велик пришлось вернуть обратно после похорон. Ведь там выцарапан адрес.

     Выпив кровь, Тор почувствовал себя лучше. Тьма в его челе любила такие вещи. Ингилэйв сглотнул слюну, плюнул на пол. Где–то на улице защебетали ласточки. Может быть, здесь находилось гнездо. Это немного утешило Властелина Времени. Который изрядно устал видеть дикие вещи.
     - Я надеюсь, больше здесь нет никаких крыс. Прекрати так делать. Прошу тебя…
     - А почему? Давай ты, Лэйв, прекратишь делать то, чего мне не нравится. Всем помогать, учиться прилежно, постигать светлые Силы. Перестанешь влачить глупое существование, а станешь подобным мне. Знал бы, как смеются в школе над моим братом. Мне приходится молчать. Или кинуть крыс в постель, чтобы посмеяться? Тогда точно каждую ночь будешь рыбу ловить. Или накидать туда - под одеяло - больших дубовых жуков–дровосеков, мертвых. Которые пищат, будучи живыми, разевая жвалы, шевеля усами, а? На берегу Невы возле дома их навалом. Особенно в мае месяце – прошлогодних. Валяются в сухих водорослях, которые выбрасывают волны на берег. Либо восстанови–ка своим Светом дороги и снеси лишнее, которое тут построено. Разбери старые ангары с лодками, чьи хозяева давно умерли. Вспомни, как мы забирались на насыпной холм и осматривали окрестности, когда нам было шесть–семь лет. Красивый вид. Вот и дуй туда, делай свои дела. А я – Темный. Я не собираюсь пчелой носиться по полю и опылять цветы! Ты, Ингилэйв, - как хочешь. Прекрати так делать. Прошу тебя… - Тор нехило передразнил брата, опершись рукой о стену. – Да конечно… так и прекращу! Вот стану постарше – пойду в магазин или на скотобойнюрубить мясо, да купаться в крови. Чего глаза вытаращил? Удивлен? А ты тогда, брат, – на пасеку, может быть, какая–нибудь пчела укусит, - повзрослеешь окончательно. Ты даже пива никогда не пробовал… Не курил.
     Ингилэйв отошел в угол, присел на корточки. Отвернулся, опустив голову. Слова Темного оскорбили, обидели. Сарай уже не приносил брату Тора радости. Как и рыбалка. На которой ничего почти не ловилось. А только попадалось также Торстейну и пиво, и девушки постарше его, и восхищения внешностью Темного… Он молча сидел на корточках, чертил какие-то знаки на земле, по щеке катилась слеза. Паренек завидовал родному брату. А тот – ему: любви больше Светлому доставалось. Потому старший сын любил не появляться дома. Подумывая о своем будущем. И когда друзья позвали с ночевкой магов к себе, парни обрадовались.
               
     Всегда - всю жизнь - Инги хвалили бабки и остальные в школе за хорошее поведение. За благородство, неслыханную доброту, опрятный внешний вид и за защиту девочек. Причем из разных классов.
     Про Светлого говорили: шикарный получится работник на какой–нибудь должности и муж в будущем. Часто звали в гости к спасенным от южан–детей девочкам, коих Светлый в страшных драках защищал от домогательств чужаков. А те только так таяли перед прекрасным сыном Гвелда. Энрике учил с четырех лет сыновей самообороне всех мастей - в том числе тем приемам и мастерству боя, которые никто в настоящее время не помнил. Торстейна же, в отличие от брата, домой звали лишь Темные - и то старшеклассники, принимая его за четырнадцатилетнего. А то и в подвале кутили они, пробуя наркотики и чертя пентаграммы, знаки, используя магию в собственных целях.
     Один раз Лэйв кому–то заявил: в случае одиночества в личной жизни,  бездетности, - в будущем усыновит ребенка. Мальчишку, и воспитает как собственного сына. Сразу же - на следующий день - бабушки разных девчонок принялись предлагать ему своих внучек в качестве невесты. Расхваливая женский пол на все лады. Надавливая на факты: они знают сына Тиль как облупленного с первого класса, а остальные девицы, когда парнише стукнет шестнадцать–восемнадцать, начнут пользоваться его доверчивостью. Ингилэйв с улыбкой смотрел на все, когда пил чай с печеньем, заботливо испеченном теми же старушками. А девочки, у которых уже стала расти грудь и удлинняться ноги, смотрели на красавца влюбленными глазами. Делая ставку лишь на внешность избранника. Им казалось – вот оно, счастье: иметь такого в друзьях - а потом, спустя годы, выйти за него.
     Но нет: Светлый никого не любил, и даже не влюблялся. Сердце его упорно молчало, не екало. Дружил. Даже провожал до дома тех девчонок, чтобы никто не цеплялся. Все поползновения к себе и бросания на шею отвергал довольно сурово. Он продолжал метелить азеров и остальных оборзевших южан. Которых по разным классам скопилось много за годы, прочих уродов в школе. Порой махался со взрослыми во дворах или после уроков – их родителями, кои считали: раз произошла драка с русским -значит, надо его прибить. Дрался, выходя всегда победителем.
     Силища у него, несмотря на юный возраст, оказалась немереная: сломать руку, пробить грудную клетку с одного удара для Инги не составляло труда. Не убивал. Хотя мог. Торстейн обладал гораздо большей силой. После драк брата он нехило мстил обидчикам. Кровь, которую он пил довольно часто, возбуждала до предела все чувства. Если Темного замыкало и он летел драться… то половину увозили в реанимацию. Братьев уважали, боялись. В конце концов, часть из старшеклассников, распоясавшаяся вконец и бившая русских просто так, начала уезжать куда подальше. Часть школы вздохнула спокойно. Но ненадолго.
     Как–то раз, когда на братьев в крыле школы налетели дагестанцы и чеченцы, Тор порезал нескольких - их же ножами. Повод у черных оказался простой: раз длинноволосые - значит пидоры. Едят свинину – значит козлы. Неженатые в таком возрасте – в плане выбора невесты на будущее - все, отсталые. Кому–то из чеченов пришло в голову это сказать Темному, подойдя с толпой к нему вплотную. Сын Гвелда долго не тянул: сразу обидчик улетел в сторону лестницы, шибанувшись о закрытую дверь одного из кабинетов.
     Игорь Аренский пошел вперед, чтобы его добить и отправить в кому - как всегда, но тут на него накинулась целая толпа с ножами. Чтобы убить парня ударами - в спину и сердце. Они всегда били так, плюя на закон и остальные правила. Их не смущали ни возраст людей, ни пол, ни совершенно другая культура – ничего. Результат – Торстейн показал крутые приемы, которым его обучил Энрике, и легко вышиб ножи из рук врагов. Поставив на горло обозвавшего ногу, магией отшвырнув остальных уродов к стене, Темный со всего маху вонзил нож по рукоять в плечо чеченцу. Тот, трусливо поглядев на русского, затрясся, заморгал. Все, игра окончилась! Больше подобного долго не повторится.
     - Нэ… нэ убевай меня, брат… ты сильнее меня, я признаю это! Оставь жить. Во имя Аллаха! Он великий, и наградит тэбя! – Южанин прижался к полу, из глаз его брызнули крупные слезы.
     - Не убивать, да? – прошипел Торстейн, повернув рукоять ножа на шестьдесят градусов. – Знаешь, кто я такой?! Могу здесь все обратить в руины, если пожелаю! И твои родители станут лизать мои ботинки,  принимать твой труп в свиной коже, если захочу! Ежели Боги мои - в особенности Локи - захочет, чтобы я принес ему эту голову на блюде, - сделаю, не раздумывая! Зачем обозвал меня русской свиньей и алкашом?! Говори!
     - Но веть эта правда! – Сказал пленник. Чувствуя, как нечто невидимое сжимает ему руку, выворачивая. – Вы все пьете, потому шта праваслафные! У вас вино каждое васкресенье хлещат! Ты же вроде крещеный, а не мусульманин. А пить вино незя. Сколька рас ваз остафляли на втарой гад? – Спросил он с трудом. Трясясь, как лист осенью.
     Торстейн расхохотался, погрузил палец в рану, провел себе по лбу. Опуская таким образом жителя гор по-полной. 
     - Межнациональную рознь сеете здесь вы, а вовсе не русские! Приехали и считаете - будто надо насрать на законы и порядки другого государства! Что ваш Аллах разрешил вам жить, где хочешь, бить белых! Давай мы к вам приедем, понастроим храмов, будем каждому пробивать голову бутылкой и сажать на вилы за один хиджаб! Чего молчишь, сука?! Русские как раз правы: они защищают свою Родину, потому как вы ходите по нашей земле, как у себя дома! Воруете, грабите, насилуете, крушите все, чего покажется странным и непонятным. Мне насрать, какие у вас порядки и что творится в том же Грозном! Хоть на ушах там ходите! Но здесь трогать русского не смей! Иначе будешь иметь дело со мной! Лично… Дикие, свирепые, которые другой жизни не знают. Лишь свою!
     Трое чеченцев и дагестанцев лежали без сознания. Двое, отбежав,  испуганно бормотали какие–то молитвы, прижавшись к стене. Магией Тор запечатал помещение, чтобы никто не пришел, в том числе директор.
     - Ни насколько не оставляли! Я и брат выглядим старше своих лет! Ты, знаешь ли, тоже, собака вшивая! Я либо убиваю всех здесь сейчас - чтобы знали свое место! Не получишь в развороченном Раю сто девственниц, вина, меда и остального, не увидишь мальчиков, которые похожи на рассыпной жемчуг! Подносящих все, что пожелаешь, присутствующие вечно! Либо будешь МНЕ слугой! Рай? Ничего этого не существует, есть лишь Тьма… Моя Тьма, коя дала мне жизнь. Нет, я не джинн, не его сын, не злой дух - Освободитель от таких, как вы! Чтобы не было чернильниц, смешанных браков, уродских детей, и тупости! Кто там говорил, будто от разных рас рождаются умные, красивые дети? ЭТО МИФ! Но нет, сволочь, ты не отправишься из страны вон. Ты будешь жить дальше, но с этого дня служить мне! Пока не сдохнешь!
     Заложник похолодел. Да и нож добавлял ужаса. Миг – и его дружки позади Тора (которые были в сознании) принялись корчиться от непосильной боли. Торстейн вырвал из раны клинок, лишив пленника пары пальцев. Чтобы тот не расслаблялся. А он, поняв, – сейчас придет конец и перережут горло, заголосил:
     - Дэвушки, самые лучшие, будут твои! Только не убивай! Не русские шкуры, ходящие по улицам с открытыми лицами! А красавицы! Ты еще не знаешь, что такое чеченская свадьба! Никакого калыма платить не придется – я обо всем позабочусь! Женишься на нашей, девственнице, которая умеет все, коя не станет перечить! Мы другие, не берем русскую замуж! Женимся только на своих, а Наташки – для опыта и чтобы попробовать белую. Меня зовут Шухрат, мой отец – Ахмед, у него свой коттедж в Колпино, владеет своими людьми на Востоке! Не убивай меня! Я старший наследник семьи! У нас происхождение из шейхов! Я наследник нашего царства! В Чечне! Наши роды огромные, они возблагодарят щедро тебя, если оставишь в живых! Тут еще учится мой младший брат. Я больше никого не трону!
     Тор, услышав такое, приподнял бровь.
     - Вот как… когда Смерть постучалась в лоб, как заговорил… Просишь не убивать? Лжешь! А то думаю: какого фига на сумке запрещенная арабская вязь! Твой отец – ИГИЛовец, потому платит деньги, лишь бы отмазывать сынка от тюрьмы и убийств русских! Зачем убиваешь?! Давай я твоих убью с особой жестокостью и отправлю бошки, куда следует?! Как вы - также! Не нравится? Че скривился и моргаешь? Не ожидал от русского отпора? Думал, я баба, которую надо бить ради забавы?! Не верю, чтобы такая тварь оказалась наследником у вас там, хрен пойми где! Полусириец–получеченец, вот как повернулось! А вроде враждуете друг с другом. Пальчики больше не вернешь, понятно? Откуда вязь взялась, которая присутствует лишь на флагах запрещенной организации? Где литература?! Да ты полшколы вербовал в свой свинарник! Теперь я – твой хозяин! Тебе придется подчиняться… Захочу, чтобы ел свинину – будешь, захочу, чтобы их **** – будешь! Колпино – самый гнилой район по наркомании и работорговле русскими девицами–чернильницами. Слышал–слышал, как они через кого–то там работают проститутками, в свои тринадцать–пятнадцать лет, потом выходят замуж за ваших. Портя кровь. И еще предлагаешь мне жениться на своей аульной, грязной, вшивой женщине или восьмилетней девочке?! Нет! Я женюсь только на белой, девственнице, порядочной девушке, которая не станет спать с черными, бухать, курить, наркоманить! А мусор можно пустить в расход!
     Сказать арабу на такое было нечего. Блондин оказался в разы сильнее, он это понял. Темный встал, приказал встать на колени. Черный повиновался. Также сделали его дружки. По-прежнему шепча молитву. Достали телефоны.  Сын Энрике все понял. Драка оказалась поводом, чтобы устроить теракт в школе. Во имя Аллаха и джихада. ИГИЛовцы захотели для начала убить белого, чтобы показать свое превосходство, а потом отрезать голову. Но их план провалился. Все, теперь их главарь - а точнее, наследник главаря - захвачен. Никуда не денется. Но как быть с рабами?
     Подлетев к террористам, Тор схватил одного за горло, отобрал айфон. На экране уже  высветился номер. На который надо позвонить.
     - Как же так, а? Вы решили завалить своего наследника джихада? А что  скажет Ахмед? – Сын Тиль и Гвелда вкрадчиво спрашивал, глядя прямо в глаза.
     - Вы – нэверные. И должны умереть! – Прошипел молодой чеченец, теряя силы от удушья. На его поясе висела взрывчатка. – Все мы погибнем, чтобы попасть в Рай, остальные вырежут всю школу сегодня! Принц попадет в Рай для мусульман, станет спать с прекрасными девственницами, петь с мальчиками, которые омоют его тело маслами, даря наслаждения… А ты, белый, умрешь! И будешь гореть в геене огненной и пламени Ада! Где ангелы отхлещут плетьми…
     - Все с тобой ясно, ублюдок. Сейчас ты познакомишься, с этим ненавистным белым!
     Торстейн отошел. Вытянул окровавленную руку. Стоявший рядом Ингилэйв, который разметал еще часть врагов, побелел. Сейчас рванет, три этажа рухнут. Следом потолок, похороня всех заживо. Запикали устройства  на лежащих.
     - Срал я на ваших ангелов! Мы еще поглядим, кто умрет! Во имя Тьмы, которая меня породила, несущаяся между Галактик и Звезд, возрождающая и умертвляющая все и вся! Услышь меня - своего сына, приди на помощь, раскройся черным, прекрасным цветком, преврати в пыль, в прах, в гадов ползчих моих рабов, на которого обращен мой взор… Пусть навеки они утратят свой облик и станут демонами, которые убьют по моему приказу любого и любую! На кого укажу… Пусть убивают своих! Как анаконды, питоны - пожирая свое потомство, пусть польется яд из зубов! Да забудут они прежнюю жизнь! Да станет так. Навеки, во имя Тьмы и Локи! – Ясный голос парня огласил небольшой участок между коридором и кабинетами, где порой носились младшеклассники.
     Оледеневший Ингилэйв понял: сейчас начнется "веселье". И принялся петь… стараясь привнести свою лепту:
     - Когда не было ничего… ни солнца, ни ветра, ни живого… Ни земли, ни песни, ни меня… Как Вселенная видела свое рождение, как ветер шевелит колосья, так и Время, появившееся в результате Бесконечности, несшееся по Миру, - начал он произносить  с напевом заветное, и Сила дрогнула, начиная слушать Властелина, – лети, приходи, подчинись мне, Властелину, останови свой вечный ход! Службу хочу тебе сослужить, положить меч – кладенец на камень, - но нет, возьму его в руку, поклонюсь на все четыре стороны, - Солнцу, Ветру, Огню, Воде, и укажу, куда надо идти.  Покажи мне первого человека, который создал часы, ходики, сыпься песком в пустыне, свети Солнцем в Небесах, взрывайся во Вселенной звездами, рождая новые Миры! Я призываю Тебя сейчас вершить...
     Темный изумленно обернулся, кинулся к Светлому и не дал ему докончить Зов Времени, отвесив оплеуху:
     - Замолчи!!! Ты не имеешь права сейчас использовать свой Дар! Боги накажут! Это не конфеты есть, не семечки лузгать! Не смей петь дальше! Эти люди не заслужили того, чтобы их растереть в порошок! Понял? Этого МАЛО, брат! Предотвратив их рождение, ничего не добьешься! Я сделаю похлеще с ними, - заберу их запрещенное царство… себе…  Сделав рабом их принца или князька! Разрушив там все, до основания! Они умрут, все. Все, кого мы молотили сегодня в этом крыле коридора! Вот будет замечательно – стать правителем ИГИЛа, и никто при этом меня не видал! Но слышал и знают - могу на расстоянии головы рубить. На их же гильотине, раздавая там пинки от белых ублюдкам - хотя там есть, к сожалению, русские; и европейцы коренные, которые залегли на дно! Ведь еще никогда такого в истории не было! Чтобы белый правил террористами, уничтожая их,  прищемив им хвост! Добью этот гребаный, осиный исламский улей с ихним Средневековьем, который породила Америка, и обложу тяжелейшей данью! По средневековым законам. Пока он не развалится окончательно, пока последний ублюдок оттуда - мечтающий ввергнуть весь Мир в ислам и мрак, - не сдохнет под моими сапогами! А еще болтают - мирная религия… Очень, бля, мирная, - головы отрезают! Радикальный ислам! Теперь порежу им глотки! 
     Свел ладони вместе, закрыл глаза, резко распахнул. Они засветились фиолетовым огнем. Поднялся ветер: Тьма принялась трансформировать рабов. Чешуя покрыла их тела - черная, глаза стали желтыми и зелеными с суженным зрачком. Две огромных анаконды выползли из ненужных одежд террористов, которым исполнилось шестнадцать. Шухрат смотрел на весь этот ужас и готов был провалиться сквозь землю, лишь бы выжить. Он больше не мог не подчиняться Властелину Тьмы, видел - тот НЕ ЧЕЛОВЕК. Который может превратить все в прах. Может быть, он явился из самого Ада, чтобы убивать любого, кто отличается от него самого? Неизвестно.
     Все, больше не повторится веселых плясок возле школы – лезгинки, пора похоронить мечты о вырезании русских в их собственной стране, - этот парень выкинет Чечню махом из состава РФ. Никакие президенты не помогут, ни законы гор, ни тысячи женщин с Востока не умилостивят повелителя. Но все равно, террористов еще много, и на любую радость белых они взорвут выставки, метро, автобусы. Ведь смерть соучастников, которые  превратились в змей - капля в море.
     Громадные анаконды, шипя, поползли к раненому. Одна, разинув пасть, оскалила страшные зубы. Ингилэйв, закрыв глаза, шептал что–то свое из заклинаний, и Время словно замерло. Нет, он вовсе не собирался его разворачивать теперь, а вот помедлить его можно. Но лишь в замкнутом пространстве. Что младший сын Энрике сделал. Словно вата набилась в уши, звуки стали растянутыми… воздух превратился в непонятную субстанцию из тумана, аромата цветов. Светлый, вытянув руки вперед и растопырив пальцы, держал Время, то подчинялось. Как подростку, но не как полноправному Властелину. Сделай он такое во взрослом возрасте – Боги бы забрали  Дар.  И  жизнь наверное.
     Вот змея принялась обвивать раба Тора, сжимая своими смертоносными кольцами. Вторая и еще несколько рептилий ползали вокруг Торстейна, тот улыбался. Вовсю пиликала взрывчатка. Тут Темный резко прыгнул вверх.  Почти до потолка, повернулся к окну в полете - и вышиб его магией. С протяжным, страшным звоном стекло вылетело. Вместе с рамой. Как в замедленной съемке, осколки разных размеров упали на асфальт. Ветер взвихрил его волосы, а следом за окном полетела змея, обвитая магически поясом шахида. Скованная темными, невидимыми путами. Она пыталась шипеть, шевелиться, но нет. Левой рукой - магическими Силами - старший из близнецов сорвал её с места, сломав твари позвоночник по всей длине. И после - на расстоянии в ста метрах от школы - раздался взрыв. Завизжали сигнализации машин, закричали испуганные люди. А на них летело все, что осталось от рептилии, омывая кровью. Осколки от взрывчаток вонзились в деревья. Выбив в машинах окна и испортив корпус.
     Полетела вторая рептилия из окна вверх, разевая пасть. При этом  пытаясь плеваться ядом в Темного. Тот магическим мечом уже на улице рубил ее на куски - виртуозно и красиво, в воздухе над крышей. Останки окрасили кровью стены школы, некоторые размазались по окнам. Остальные змеищи с взрывчаткой также взорвались высоко вверху, повиснув ошметками на деревьях. В некоторых кабинетах вылетели стекла. Пленник Торстейна уже ничего не слышал, не видел – последняя анаконда, когда–то бывшая его лучшим другом, ломала ребра, ноги с руками. Превращая в ничто гордыню, наглость, начав заглатывать чеченца.
     Юный маг подошел, хлопнул рептилию по спине.
     - Нет, я оставлю тебя в живых, безграмотная, фанатичная и тупая тварь! Отправишься переломанным к своему отцу, и попробуй пикнуть о том, кто я! Номер записал в мобильник. Заклинаю – позвонишь, позовешь к себе домой… не укроешься, начнешь служить! Люди очень глупы, смешны.  Воспользуюсь этим. Тащи дружка своего до Колпино. А потом умри, так я повелел! Рожей не вышел, чтобы дальше оставаться демоном! Сожри себя!
     Властелин Времени почувствовал, как все перед глазами темнеет. Как закружилась голова, в деснах закололо, и он рухнул без сознания на пол. Магия вымотала. Голова гудела, как пчелы, тошнило. Изо рта пошла пена.  Тело принялось содрогаться от судорог. Торстейн кинулся к Светлому, перевернул его, чтобы он не захлебнулся. Держа парня на коленях. Змея поползла со своей добычей по лестнице вниз.
     - Ну что ты, что такое, братик? Говорил же - не произноси слова!!! И вот как вышло… Ничего, полежишь пару дней дома, Энрике подлечит. Никто ничего не вспомнит. Я вложил всем - произошла драка между двумя нациями и закончилась выбитым окном. Память людская – хрупкая вещь. Любит запоминать плохое, и нифига – хорошее.
     Братьям в тот день было четырнадцать… Властелин Тьмы до теракта уже собирал дань с южан. Формируя так свою нишу - чтобы работали на него. И так стало.