Трудный вопрос

 
     Женщина - мать, женщина-возлюбленная, женщина-коллега, женщина-врач, женщина-сексуальный  объект, женщина-руководитель.

     С женщинами все очень непросто. Мы пережили самые разные периоды изменений статуса женщины. От полной зависимости до полной освобожденности, и ни один из них не дает в полной мере ощущения чего-то гармоничного. Зависимость, рабство, подчиненность – конечно, это плохо в наше время, когда мы осознаем, что личность в XXI веке должна быть хорошо образована, свободна и независима. Однако все попытки эмансипации женщины ни к чему хорошему не привели. Все эти эксперименты нельзя назвать удачными. Женщины потеряли навыки домашнего хозяйства; более того, оно стало делом презренным, и это понятно, не барское дело, - стирка, уборка, готовка, уход за детками. Но, что делать, уход женщины из этой сферы семейной жизни означает развал домашнего семейного уклада, а это более чем серьезно.
 
    Например, женщины-мусульманки с нашей точки зрения являются более закрепощенными и семейным бытом и подчиненностью мужу. Однако тому,  как они блистательно готовят и содержат дом, нам, европейцам можно только позавидовать. Наши дамы подчас ни готовить, ни создавать домашний уют уже не способны. Они вечно где-то на службе, в бизнесе, а семейная жизнь поддерживается по остаточному принципу, а порой и вообще никак. Мусульманки на это смотрят с едва скрываемым осуждением. Для них уход за детьми и их воспитание – первейшее дело. «Они более закрепощены» - скажете Вы, да, более, но для детей это, безусловно, лучше. Идеальная семья – это гармоничное сочетание женских и мужских ролей по созданию так называемого домашнего очага, а что это такое; вообще, это то, без чего институт семьи исчезает, становится не нужен. Но, вместе с ними исчезают многие вещи, без которых мы существовать не можем. Семья – это микромир человеческого общества, молекула, из мириадов которых все общество и состоит. Распад молекулы означает распад и макросистемы. Нынешняя жизнь властно ведет нас к свободе от какой-либо зависимости. Непонятно, однако, как семья может существовать, если все в ней будут свободны. Как известно, свобода – осознанная необходимость, и, скорее всего, именно на осознанной необходимости держится институт семьи. Неслучайно брак называется союзом двух людей. Но человек так устроен, что абсолютного равноправия  не терпит, и в семье всегда выстраивается иерархия отношений.  Равенство невозможно. А если так, то недалеко и до подавления, насилия, зависимости и прочих злоупотреблений. Союза равных не получается, да и как можно уравнять  в правах мужчину, женщину, ребенка, если это очень разные сущности по любым параметрам от темперамента до интеллекта. Попытки освободить женщину от домашних обязанностей в наше время вполне понятны, но довольно абсурдны, поскольку бьют, прежде всего, по детям. Каждого из нас всю жизнь греют детские воспоминания о маминых или бабушкиных вкусностях, которые можно сделать только своими руками по старинным семейным рецептам, которые даже не записаны, и являются «семейным фольклором», передаваемым из рук в руки.  «Пустяки, - скажете Вы, - есть общепит и нечего дома горбатиться». Да, но именно так  легко утратить семью, как нечто сакральное, что взращивает в нас нечто сугубо личное, что делает нас такими, какие мы есть, не «инкубаторскими».  Семья это интимная тайна отношений, стимулов, радостей, стереотипов, и, самое главное, любви, которая наполняет нашу жизнь смыслом. Из этого набора вырастают очень разные люди, а не среднестатистические роботы. Национальные особенности тоже родом отсюда. То, о чем я говорю, мы стремительно теряем. Западная модель свободы и независимости личности привела к тому, что мы уже наблюдаем воочию размывание элементарных семейных ценностей. Люди без привязанностей к предкам, освобожденные от памяти поколений превращаются  в замкнутые на себе эгосистемы без прошлого и будущего. Раньше мне казалось, что  светлое будущее, это когда папы и мамы как жили, так и живут, а детей  воспитывают  лучшие педагоги-профессионалы. Теперь я так не думаю. Пусть уж лучше корявенько как-нибудь, по-домашнему, но все же в семье. Родители, они же вроде бы заняты своим делом, а мы растем рядом, но как много это сосуществование дает нам на самом деле для понимания взрослой жизни и адаптации в ней. А самое главное любовь, которую мы пьем как воду ежедневно, которая нас спасает и защищает.

     Мой отец всю жизнь служил в авиации, и мое детство частенько проходило  на аэродромах. На каникулах я просыпался под стрекот самолетов, когда полеты уже были в самом разгаре.  Как главный инженер отец с раннего утра  носился по аэродрому на огромном американском мотоцикле «Индиана». Мотоцикл был  какой-то трофейный американский,  без номеров, и поэтому мог перемещаться только в пределах авиахозяйства. Я с восторгом    разглядывал эту  невиданную диковину. В городе можно было увидеть «М-72», «Ковровец», «ИЖ» - привычные, скромные, простоватые советские марки, а тут «Индиана». Чудо на оранжевых каучуковых шинах, с огромным комфортным кожаным креслом. Со времен войны уже прошло немало лет, а добротная американская машина выглядела прекрасно и очень внушительно.  В этом изделии ощущался культ мотоциклов довоенной Америки. Натуральный каучук на протекторе оставался как новенький, все железки сделаны с  особым техническим изяществом, с красивым хромовым покрытием. В общем – невиданная для скромного «совка» машина, монстр. Взбрыкивала как Змей Горыныч, но на ходу работала бархатно и мощно. Говорили, что это «первобытная» модель, имеет всего две скорости и огромный запас мощности. Отец совершенно не зажигался ее спортивными данными, поскольку беспокоился, прежде всего, о техническом состоянии  эскадрильи.  По тому, как этот зверь брал с места в карьер,  а отец мог удержаться в седле, лишь крепко уцепившись за широкий руль, чувствовался дикий нрав,  зато он моментально оказывался  на этом монстре на другом конце аэродрома. Я же, мальчишка,  в тихом восхищении любовался этим «чудом», но прокатиться на этом монстре побаивался, хотя уже катался по аэродрому на мотоцикле с коляской М-72. Папа смеялся, что этот аппарат  так тяжел, что если его уронить на бок, то обратно можно не подняться.

***
       Этой зарисовкой я описал простую вещь, что если бы я воспитывался в интернате, пусть самом лучшем, я бы ничего подобного в своем детстве не испытал, а так помню чудо-мотоцикл  до сих пор. Этот незначительный эпизод не сыграл в моей жизни какой-либо заметной роли, но их было множество, и из них складывается формирование личности. К этому  добавлю, какое тепло я  испытывал от общения с папой, гордость за него, что он отвечает за техническое состояние самолетов, которые стрекочут над головой от зари до зари. А какая теплота и забота исходили от него в минуты нашего сугубо мужского общения!  Вечером после полетов мы частенько  уходили на берег Оки, и он ловко забрасывал на ночь донку, а на следующий день мы вытаскивали на нее шикарного серебристого полуметрового язя. А как упоительно пахла прелая прибрежная трава, и, искрился закат в лучах уходящего за горизонт солнца, по берегу пролегали вечерние тени, сопровождающиеся стрекотом насекомых и птичьего многоголосья. Было хорошо и не страшно рядом с боевым офицером, прошедшим две войны, а теперь купающимся вместе со мной в благости мирной жизни.

***
          Бабушка – это вообще особый разговор. Она излучала совершенно мне непонятную и ничем не заслуженную  теплоту и любовь, которая согрела меня на всю жизнь, и понятие Родины   больше всего ассоциируется почему-то именно с ней. Так вот, моя карельская бабушка делала в русской печи такие деликатесы, которые  врезались в мою детскую память как нечто неповторимо вкусное, хотя на самом деле это были простые крестьянские блюда, щедро приправленные ее многолетним женским мастерством, любовью и энергетикой. Об этих трогательных воспоминаниях  можно писать бесконечно, и они в каждом из нас присутствуют  в своем неповторимом индивидуальном наборе. В этой причудливой мозаике детских впечатлений  и формируется наш менталитет,  видение мира, щедро замешанное на любви родных и близких, теплоте, ласке и чувстве защищенности. Это наша идентичность, отличающая нас от других и делающая нас счастливыми. Так, в каждом народе этот  набор компонентов формирует свою особенную комбинацию индивидуальности  и самосознания, чувства родного края и дорогих тебе людей.


***
Мама всячески поощряла мои мальчишеские увлечения. Я загорался то изготовлением шхуны из долбленого полена, то скамейкой хитроумной конструкции. Она была ужасная чистюля, но без звука выделяла мне угол в квартире, где я мог целыми днями строгать, долбить, сверлить, пилить. Я с головой погружался в очередной проект, не замечая ее душевные страдания, а она терпела и не мешала. Вообще, я развивался вроде бы сам, без какого либо давления со стороны, но за этой свободой было скрыто тактичное отношение к тому, что меня увлекает, и понимание, что я должен сам определиться со своим будущим. Однажды, года в 4-5, я таки смастерил скамейку, которая была вполне конструктивной и не падала от собственного веса как предыдущие. Так вот, эту далекую от совершенства и красоты вещь она хранила всю жизнь как символ моей победы над собой. Не скрою, мне было ужасно приятно, будучи уже взрослым, видеть  в родительском доме это довольно убогое произведение моего детского рукоделия.
 
     Получилось, что я спел гимн патриархальному семейному укладу, сам того не желая. Время неумолимо идет вперед и все меняется, но вымывание из нашей  традиционности подобных  «пустячков» и «мелочей», чревато черствостью и разрухой в головах уже взрослых людей. Эти «звоночки» просматриваются уже сейчас, мы уже утратили много хорошего, что присутствовало в наших предках, и это сделало нас  грубее, эгоистичнее, бездуховнее. А рецепта у меня нет, есть только ужасающий, отталкивающий пример западного кича, когда разложение ячейки общества приобретает ужасающие, карикатурные формы. Когда я смотрю на размалеванные, безобразно одетые, нарочито отвратные толпы «нацменьшинств», которые вскоре заполнят собой все,   мое существо, воспитанное на западной культуре стиля и европейском чувстве прекрасного, говорит, что этого не может быть на самом деле, это какое-то умопомрачение. Вовсе нет, увы, это реальность, какой бы ужасной она не казалась, и это тупиковый путь вырождения, по которому идет западная цивилизация, а мы  с завидной покорностью тащимся следом.
 
     Я не верю, что человек уже исчерпал свой потенциал развития и, перевалив через расцвет, и уже движется к закату. Нет, просто в обществе возобладали очень деструктивные силы, которые толкают нас к пропасти как в картине Брейгеля «Слепые». Марк Аврелий как-то философски изрек: «Земля больна человеком» -  это было очень давно, но  он был чертовски прав уже тогда….