Последние Кельты. Глава 34

18+



                34
                ГЛУПОСТЬ И  УМ


     На улице лил страшный дождь. Стояла осень в Питере, и кленовые ладошки разных расцветок лежали на тротуаре, дорогах, в парках. Они омывались водой, а тучи свинцовыми, тяжелыми клубами нависли над Природой. Люди с зонтами, или же без них, спешили по своим делам. Никому не было дела до фигни, творящейся на Васильевском острове. Или на других улицах, возле метро. В мегаполисах народ покупал все, что захочется. Шел две тысячи тридцать первый год. Октябрь.
     Мир менялся каждый год. Давным–давно, еще до рождения двух братьев, поменяли порядок: в чем можно и в чем нельзя приходить в школу. Но школьную форму Ингилэйв, несмотря на это, не носил с десяти лет. Ему больше нравились свой светлый свитер, старые джинсы, кеды на роликах. И часы, подаренные отцом. Подросток прекрасно помнил наставление родителей: заклинение, звучащее в голове песней, нельзя повторять просто так, ради баловства использовать. Любил юноша ходить без зонта. В синей куртке, с рюкзаком за спиной. Постоянно волосы его были мокрые, как и все остальное порой. Сын Энрике любил дожди всю жизнь. Когда начинался ливень, он завороженно смотрел на непогоду и смеялся. Особенно радовался Лэйв радуге.
     В отличие от брата, Торстейн любил ночь. И часами, как стемнеет, юный Властелин Тьмы любовался звездами, оттенками черного, прохладой,  красотой своей сущности и природы. Он продолжал рисовать все в черном цвете. Особенно тушью и тонкой кистью. Сколько родители ни просили нарисовать его светлое и хорошее - бесполезно.
     Ночь с того вечера, когда пошла разблокировка Тьмы, охватив сына Гвелда, определила путь старшего. Тогда он почувствовал прелесть и красоту своей сущности окончательно и перешел на человеческие жертвы. Совсем скоро всяких мразей и нариков не осталось в ПГТ. Тор продолжал толкать наркотики куда следует, зарабатывая огромные деньги. Также росла его популярность в школе и во дворах: как прожженного ловеласа и бабника. Несмотря на возраст, он соображал, как расположить к себе девушку. И те велись, как полные дуры. Но сегодняшний день принес еще кое–кому свои плоды.
     Темный еще не вернулся домой: куда–то уехал по своим делам после школы. Такое повторялось раз–два в неделю. Неоднократно говоря младшему брату: уйдет от родителей. Насовсем. Что его ненавидят в семье Светлых, никакой любви отца и матери не чувствует. Напоминал также случай с гопниками. Обижаясь, сдвигая брови:
     - Я защищаю дом, где нас носила мать, где живем с пеленок, лучше любой бойцовской собаки! И никакой благодарности! Всех собак в округе передавил - глубоко их ненавижу. За человеколюбие к ним. Мол дороже ребенка эта дрянь. Стараешься, стараешься, - ноль! Ноль материнской любви, ноль заботы, а тряпки постирать мои - это не в счет. Ещё достали бабы своими звонками в дверь. Мне плевать на это мясо! Размалеванное, как на карнавал. Одна двенадцатилетняя, когда скакала на мне - на унитазе, имела наглость ребенка просить! Отцом так рано становиться не собираюсь! И жениться по залету тоже не стану. Ингилэйв, пора бы тебе стать потверже,  пожестче, - я устал на себе всё тащить. Хотел завести черного ворона, но передумал. Зачем птица, если я лишний?
     Властелин Времени положил руку врагу-родственнику на плечо в своей комнате:
     - Ты не прав! Мы все тебя очень любим! Не стоит плакать… Сам кому угодно врежу. Пусть мы разные, выглядим лет на восемнадцать–девятнадцать - семья всегда готова помочь Темному. Ведь это наши родители.
     - Да щас… - прошипел старший Аренский сквозь зубы, стерев кулаком скупую слезу, - будто не вижу отношение к себе. Меня весь поселок боится, а девки тают! Думают, как бы сменную одежду с собой носить, едва я прохожу мимо. Меня желают ВСЕ! А над тобой смеются. Считают тупым ботаном, который сидит то за науками, то за рисунками, учебниками или ноутбуком. Считывая формулы по информатике. И плевать, что такие, как ты, когда–нибудь примут на работу уличных хулиганов и прочих. Я больше, чем хулиган. Страшнее, вернее. Но злее всех их составляющих. Зло не такое плохое, Лэйв. Достало ваше Светлое долбоебие. Лучше бы мать родила мне брата, Темного. Тогда бы я остался. Чего мне делать среди врагов… Угораздило же родиться в семейке Светлых! – Он горько, навзрыд заплакал. – У тебя, Лэйв, семья есть. У меня - нет. И не было никогда. Зачали б меня ведьма и колдун, или Черный Маг - вот круто бы было… - Тор поднял заплаканные глаза к потолку, принялся нервно ходить по комнате.
     Ингилэйв стоял, ошарашенный. Он доселе думал: родители любят обоих братьев одинаково. Но Светлый купался в лучах любви и ласки больше, чем Темный. Энрике и Тиль обожают его. А вот до Тора дела не было. Лишь иногда отец учил сыновей чему–либо полезному. Поглядывая на Торстейна как на чужого. Того очень это задевало. Особенно взбесился несчастный, когда в один такой день обожания девица постучала в дверь, а у нее на поводке оказался питбуль. Собака, которая порвет всех и вся. Девка та долго за Тором бегала, умоляя о своем… Добыв у кого–то адрес возлюбленного, явилась покочевряжиться. Изгой открыл дверь раздраженно, опершись о дверной косяк.
     - Что тебе надо, Лика? – Спросил он, сдвинув брови.
     Та замялась, не зная даже, что ответить, смотря влюбленными глазами на сына Гвелда. А собака, жалобно заскулив, вдруг спряталась за спину хозяйки. Почуяв опасность. И то, КТО перед ней стоит. Хотя псина упиралась, когда девушка подходила к дому Торстейна и его семьи. Хозяйка хлестала животное поводком, но то отчаянно упиралось: ещё хотело пожить.


     Заметили все ещё в детстве, как от мальчишки Игоря Аренского бежали все псы, поджав хвосты. Причем везде, где встречались. Если тот подходил, то собака готова была на стену влезть, и по ней стремглав умчаться прочь, скуля. Будь то ротвейлер или кавказская овчарка. Наконец, звери с нервным срывом и ужасом в глазах валились трупами: сердце не выдерживало. После сын Энрике уходил, ухмыляясь.
     А кошки и коты любили тереться о ноги Темного. Особенно черные. Тот подкармливал их мясом своих жертв. Будь то крысы или еще кто–нибудь. Тор был ЕДИНСТВЕННЫЙ во всем поселке, на кого собаки не лаяли. От него шарахались и бешеные животные. Тот, сжав руку в кулак, поворачивал его - звери выблевывали свои внутренности. Как - большой вопрос. Просто так убивать надоело Темному, и он захотел разнообразия. Бабки и собачники да наивняк прозвали парня за такие штуки догхантером. По сути Торстейн творил добро - уничтожал стаи. Но дуракам не обьяснить, что уличные животные могут в дом и Чуму бубонную притащить - при помощи блох. Кормление бездомных зверей прекратилось надолго. Раньше он душил кошек. Но потом, когда черный котенок стал тереться, нисколько не боясь парня, тот кошачьих перестал трогать. И особенно обожал змей. Принялся думать, как бы животные сослужили службу. Гораздо позже Властелин Тьмы  превратил их в демонов и демониц. Так стало два вида демонического рода: человеческого происхождения и животного.
     Ингилэйв любил всех животных. Тащил их в дом, жалея. Понятное дело, отец семейства зверье выставлял за дверь, разговаривал, но подросток не унимался. Один раз младший получил по щщам от брата:
     - Я понимаю, что всем на меня тут плевать, но если еще раз притащишь говно в дом с блохами - пеняй на себя! Я разорву его на твоих глазах, понял? Кошек не блохастых и птиц – ворон – приноси, других чтобы не видел! Не поймешь - походишь побитым… - И вывел брата на улицу, где нехило врезал: чтобы тот понял, что к чему и чем чревато. Отряхнувшись, стерев с кулака кровь Лэйва, которому разбил губу и нос, старший ушел ужинать. Светлый, поднявшись с дороги, яростно и с обидой поглядел вслед, прошептал:
     - Ты ОЧЕНЬ МНОГОГО НЕ ПОНИМАЕШЬ. Несмотря на зверства, я люблю брата. Потому как я иду по пути Света. Мне девочки не нужны. Неинтересны. Даже жениться не хочу. Заведу себе зверушку, и буду жить. – Руки и губа дико болели. Удар Властелина Тьмы оказался слишком сильным. Чуть не выбил зубы.
     Водилось слишком много косяков у Лэйва, за них он регулярно получал от Тора. Также старший таким образом мстил за нелюбовь родителей. И приходилось уравнивать атмосферу. Младший любил всех и всё  живое вокруг. Люди, встречавшие его, отмечали доброту в натуре мальчика, а потом юноши. Между тем, атмосфера в доме для несчастного Темного становилась все хуже и хуже. Подростки взрослели. У них принялся меняться характер. Фигура под действием тестостерона давно приняла взрослый вид. Торстейн наотрез отказался носить бороду с усами, едва у него появилась щетина. Как и любимец. Отец семейства брился, когда у него едва волоски пробивались. Энрике объяснял сыновьям все прелести и минусы переходного возраста. Мать не могла растолковать такое. С улыбкой наблюдала, как юноши учатся держать бритву. А тем временем Тор все чаще появлялся в местах скопления гопоты - уже в городе, разгонял их только так. Даже птицы облетали заброшенные склады стороной, где проливалась кровь.

     Властелин Тьмы стоял, опершись рукой о дверной косяк, рассматривая Лику. Та хотела, чтобы он ее обнял, да еще собаку погладил. Одетый во все черное, мужчина оценивал молча фигуру. Представляя свое.
     - Зачем сюда пришла? Кто дал адрес?
     - Не важно, Игорь. Я люблю тебя, очень… Давай будем вместе! – Выпалила девчонка, просияв. – Будем встречать рассвет и закат, прошу тебя! Я с первого класса… Зачем те девки, если есть я?
     Тот скривился, усмехнулся:
     - Любишь, да? А спросила хотя бы, надо ли мне такое? Я не знаю о любви к женщинам ничего. Есть секс. Любовь - для слабаков. Думаешь, меня родители любят? Как бы не так! Если желаешь завести хорошего любовника, то всегда двери открыты. Отношения - не для меня. У нас с братом есть одна дура типа тебя, Мира зовут. Лика, в моем вкусе совсем другие девушки. И есть ли они среди того сброда, который ходит в школе - не представляю. По крайней мере, уходи. Пока я в хорошем настроении… Хотя то, что пришла с питбулем, ещё больше испортило вечер. Сегодня брат получил общения с друзьями столько, сколько я никогда не получу тут. Они уже ушли. Как всегда, я один. Нечего такой, как ты, здесь делать. Еще на моего отца глаз положишь! Видел таких. Просила парней, похожих на меня, длинные волосы отращивать? Да! Позволяла себя лапать? Да! Потом девкам хвасталась, что "там" у кого больше, меньше? Да! – Его взгляд бешено сверкнул. – И для полного счастья захотела меня в коллекцию? Теперь смотри, как ненавижу подобных шкур!
     Собака еще больше прижалась к хозяйке. Торстейн поднял руку, посмотрев на голову пса, резко опустил… Миг – и у ног Лики, которая хотела заполучить себе парня в качестве красивой брошки, собака принялась содрогаться в конвульсиях. Выблевывая собственные внутренности,  разъезжаясь на лапах. Кровь хлестала из пасти так, словно изнутри сожгли все кислотой. Смачно шлепнулся на бетон кишечник, и, дымясь, поверг дурочку в шок. Визг услышал Ингилэйв, вылетел на улицу. Посмотрев круглыми глазами на все, решил заступиться. 
     - ЧТО ты делаешь?! ТАК НЕЛЬЗЯ! Он же живой и ничего не сделал!
     Темный поглядел с улыбкой на близнеца.
     - Чтобы такие, как она, больше сюда не приходили! Мне хватает школы, где каждая ложится у моих ног и делает все на свете. Еще собаки… Ненавижу! Если бы она принесла птицу… ворона, то бы подумал. Решила погулять в поле, полюбоваться, поцеловаться. Оно мне зачем? Своих дел хватает.
     После этих слов пнул останки животного.
     - Уходи… - прошептал белыми губами Ингилэйв девушке, которая стояла и плакала так, как мало кто рыдает в ее возрасте. – Прошу, уходи. Здесь собак очень не любят. И навязчивых. Мне пара не нужна. Я одиночка, любящий книги.
     - Но как же так… Игорь, я… я… я люблю тебя… Пойми – Мир добрый, а не злой! Не такой, каким его себе представляешь… - Она вытерла кулаком глаза, и взглянула на младшего. Тот кивнул, со сдвинутыми бровями поглядел на Лику.
     - Да ЧТО такие, как она, знают о Мире?! В свои тринадцать–четырнадцать?! Как парня получить мечтают, о хорошей оценке, или как тело меняется? Жизни нихрена не было взрослой, детей нету, хотя кто знает - может есть. Работа – ноль, учеба на высшее образование или средне–специальное – ноль. Смысл говорить о добре, чести, если их не видела? – Торстейн продолжал издеваться. – И конечно, о тоннах косметики, чтобы скрыть прыщи. Куда без них. Читай умные книжки, иди в модели, может выйдет толк… Я достанусь лишь ОДНОЙ, буду любить ее до конца жизни! А не целой толпе!
     Лэйв схватил за руку брата:
     - Хватит уже, Игорь! Она так инфаркт схватит или с ума сойдет!
     - Почему хватит? Дурочка в школе ТАК достала… уже сил нет отшивать. Только из–за одной улыбки у ног ложатся. Удивительно – почему к моему брату НИКТО не клеится? Ах да, ты ботан заядлый. Кому нужны такие? Мы носим одну и ту же фотографию в бумажнике. Фотографию своего идеала, брат. Показывать ее нет смысла. – Мужчина щелкнул пальцами, и от останков собаки остались обугленное тело, пепел вокруг. Кости торчали из сгоревшего трупа, спекшегося в непонятную массу. – Теперь эта Лика больше не подойдет. Посмотри на свою собаку и забирай её. Трупы нам не нужны у дома. Хотя хрен с ним, ворон много, склюют все. – Тор хищно улыбнулся.
     Лика с криком убежала после такой речи. Потом говорили: сошла с ума. На следующий день после произошедшего ей вызвали дурку. Инги было жаль ее. Одновременно он поражался жестокости брата. После того, как тот не по–детски разобрался с гопотой, расчленив всех в подвале, старший сын Энрике и Тиль стал еще злее, изощреннее в убийствах. Гвелд понял по одному поведению: скрепы Изольды сняты. Почувствовав вкус человеческой крови и прелесть убивать людей, Темный не останавливался. Животные стали скукой, и он часто ходил по разным заброшкам в городе, по клубам, выбирая себе жертв. Притворяясь работодателем для девушек. Мол, заплачу за хорошие фотографии для журнала, или "помогу как психолог с проблемами личного характера". Уводил, убеждая во многом. А потом убивая в том же подвале по ночам. Демоницы пили кровь наркоманов, шлюх, отдавались своему Властелину в оргии. Когда наступало утро, все расходились в виде обычных людей куда подальше, чтобы никто не заметил. В подвале пахло вином, водкой, табаком, особенно остро чувствовался запах секса. Трупы Торстейн сжигал магией, чтобы не находил никто их. Пепел выносил на свалку ведрами. Потом по городу и пригородам расклеивали фото пропавших людей. Естественно, никого не находили.
     С каждой жертвой Тьма набирала свою мощь. Торстейн не мог насытиться также потому, как по годам являлся ещё подростком. Его аппетиты росли, как у многих в школе. Девочки? Ничего, мы очаруем еще одну школу в соседнем ПГТ, а потом начнем медленно, но верно вербовать самых наглых и честных на службу. Даря все перелести юношеской любви в постели. И влюблялось море баб в красавца, которому и дела не было в плане чувств до них. Мясо само шло на убой. Дошло даже до следующего - на Тора начали клевать взрослые женщины. К примеру, училки со школ, одевавшиеся как невесть кто. Такая тенденция царила уже много лет. Блузка полупрозрачная, короткая юбка, порой очки, прическа новой моды, туфли на каблуках. Вот и весь дресс–код тех времен.
     Учительницы просили никому не рассказывать об их связи. ГДЕ еще они повстречают такого красавчика? Лишь на обложках дамских журналов или в Инстаграмме - на зарубежных страницах моделей мирового масштаба. Властелин имел тех дур в подсобке после уроков, запирая дверь, занавесив окна. На столе, стянув колготки и трусики. А потом распахивал блузу и делал дальше свои дела. Понятное дело: девочки и женщины отличались друг от друга, как день от ночи. Если первые НИЧЕГО не чувствовали, то вторые кричали, стонали, расцарапывали спину. Плюс сын Энрике выглядел постарше своих лет. На восемнадцать, о чем уже говорилось.
     Потом, чтобы никто ничего не заподозрил его в убийствах, Торстейн устроился на работу на скотобойню. Мясником по договору, задурив магией мозги работодателю, параллельно в магазин - рубщиком мяса. Он обожал свою работу. Обожал, как кровь вытекает из артерий и сосудов, сам запах кружил голову. Будь разрешение - купался бы в ней вместе со своими демоницами. Свернуть шею или изнасиловать они могли. Если дело касалось обидчиков брата или самого Властелина Тьмы. Мясо и костей для холодца, супа Тор приносил и родителям, мешками. Свежайшее. Составляя свой график так - некоторые дивились: когда учиться успевает? Магия делала свое дело. Хруст костей и мертвой плоти стал музыкой для парня. Когда руки по локоть в крови, можно визжать от восторга.
     Иногда, когда кончалась работа и все уходили домой, Темный купался в крови в ванной для слива. Чуть ли не плавал в ней, чувствуя безграничную радость. Но брезговал, когда у девушек шли месячные. Тогда свои постельные дела откладывал на потом. Когда часы уже тикали и должна была прийти смена других рубщиков или убойщиков, он вылезал из ванны, магией приводил себя в порядок. Потом переодевался в чистое, уходя домой.
     Также сын Гвелда мечтал о девушке или женщине, которая поймет его, примет его - настоящего, без всяких фантазий и сказок, разделит радость Тьмы. Но где бы нашел? В своем возрасте среди ровесниц это оказалось нереально. Неизвестно также, что будет с Ингилэйвом, если он домой притащит бабу. Наверное, окажется тихоня. Причем такая, какой можно понукать и регулярно шпынять. Приковать к плите. И, конечно, - рожать, рожать, рожать. Хоть каждый год. Стерву Лэйв вряд ли выберет. Он таких не любит. Тяжеловато ему в жизни придется. Торстейн хотел ему подарить книгу на День Рождения по искусству соблазнения и как женщин завоевывать, но не стал: все там очень жестко, смачно написано, психика не выдержит. А Властелину Времени еще жить да жить. Тор продолжал подглядывать за матерью, когда та переодевалась. Но через замочную скважину. Он грезил, мечтал о такой, как она. Любуясь роскошной фигурой, густыми волосами. И выжидал, когда же наконец встретит такую, или сам спустя какое–то количество лет набросится… получив свое, стерев Тиль память. Чтобы она не сдала его отцу. А то тот убьет.

     … На улице лил страшный ливень, как из ведра или даже хуже. Одинокий вислоухий щенок белого окраса уныло брел по улице. Он отбился от матери недавно, и не мог ее найти. Достаточно подросший, чтобы питаться самостоятельно. Скоро надо все грызть – зубы начнут меняться на коренные. Можно простые ветки, или найти помойку, где лежат сапоги, кеды. Вот их в самый раз. Промокший насквозь, щенок дворняги замучился от укусов блох. Зуд становился непереносимым. Проклятые насекомые не хотели вообще уходить.
     Хотелось в такую непогоду забиться в тепло, отогреться, заснуть на коврике у кого–нибудь дома, перед этим схрумкав сочную косточку. Положить голову на колени хозяйке или хозяину, и забыться. Лизать руки,  визжать от восторга, радоваться каждой миске супа. Радость, любовь и счастье поселились бы на всю оставшуюся жизнь. Но нет, такого не предвидится. Люди нынче другие: не кинут даже хлеба, коли тот завалялся в хлебнице. Выкинут в помойку. Ту же еду заберут с карканьем вороны или растащат кошки. Кошек еще можно с лаем погонять, но птица может убить ударом клюва в голову. И все. Труп выкинут на свалку или в мусорный бак.
     В переулке Васильевского острова не осталось мест, чтобы переждать столь лютый ливень. В магазины и кафе нельзя - выгонят пинком. Пришлось брести дальше, опустив морду. Порой проносились машины, окатывали грязью лапы. Другие собаки спокойно перебегали дорогу, исчезая в ближайшем парке. Либо они бежали на Смоленское кладбище, где можно найти что пожрать. Голубей там много, можно и их задрать. Но у тех крылья есть. Белая шерсть свалялась колтунами, по ней прыгали блохи. Вернее, продолжали пить кровь. По телу бегал пронизывающий холод. Собака пару раз тявкнула, и забилась под карниз какого–то дома возле трубы, с которой ручьями хлестала вода. Громыхнул гром в небесах после ослепительной вспышки молнии. Много зонтов разных размеров и расцветок проносилось мимо. Никому до животного дела нет. Каждый идет своей дорогой.
     Поджав хвост, щенок сидел, поскуливая, пока возле него не остановился юноша в синих джинсах, черных ботинках, смазанных маслом, простой легкой куртке. Парень был без зонта, с его волос лилась вода. Вернее, зонт имелся, но в рюкзаке. Молодой человек шел с учебы, но вид несчастного животного заставил остановиться. У Ингилэйва от нежности и жалости сжалось сердце. Вытащив наушники из ушей, сын Гвелда и Тиль с добротой смотрел на собаку. У него нет поесть с собой. Но есть доброта. Никогда он не проходил мимо животных. Особенно маленьких. Будь то птенец, котенок, или тот же щенок. Хотелось выхаживать их, пригреть, приласкать. Дальше пристроить в добрые руки. Жалко … Не убивать ведь!
     - Ах, какой хорошенький, замечательный щенок! Какая милая собачка! –Светлый присел, погладил пса по голове. Тот было отстранился от парня, но теплая рука юноши успокоила его. Лэйв тепло улыбался, рассматривая животное, у которого оказались большие уши, висящие по бокам головы. Шерсть малость завивалась колечками. На спине красовалось пятно овальной формы, темно–коричневого цвета. Щенок заскулил. Никогда его не гладили и не жалели люди. А тут человек подошел, сказал доброе. Собака взглянула на парня большими глазами - черными, как оливки, и лизнула руку.
     Тот тепло засмеялся от радости. Ошейника на шее не оказалось. Значит, бездомный. Несмотря на то, что щенок мог быть заражен бешенством, чумкой, Ингилэйв даже не подумал о последствиях дома. И тут подросток заметил блох. Приподнял пса. Весь живот обсижен.
     - Вот ты какой. Блохастый еще. В какой помойке ковырялся? А?
     Щенок поскуливал, не в силах сопротивляться, смотря на незнакомца жалобно. Ингилэйв отошел во двор и принялся выщипывать насекомых. Его совершенно это не смущало. Главное, чтобы блохи не полезли под одежду. Благо не вши. А то бы пришлось травить ацетоном. Собака даже не пыталась вырваться, когда Лэйв, держа за холку животное, делал свои дела.
     - Какой же ты хороший, песик. Пойдем домой, я дам супа, кость. А потом живи во дворе. Сделаем будку. Охраняй дом.

     Дождь начал понемногу прекращаться. Разогнало тучи, выглянуло солнце. Сын Энрике завернул живность в куртку, и, подрагивая от холода, в свитере, пошел домой. Подул теплый ветер, шкура пса стала понемногу сохнуть. Светлый, несказанно радуясь, шел по мокрому проспекту, поглаживая щенку голову. При этом понимая: дома состоится разговор - опять сын притащил домой зверье. Которое придется куда–то девать. Или выкинуть, или в приют. А приюты Инги не любил. После случая, когда Торстейн превратил в пепел собаку Лики, он малость поутих. Птиц ему разрешалось заводить. Но никак не собак. Хотя, может быть мать и отец разрешат псину оставить насовсем. Дома уже жила Корелла - в комнате младшего сына. На птичьем рынке Энрике купил парню ее. Еще говорящую. Любил юноша выносить клетку на улицу. Попугайчик садился при открытой дверке ему на плечо, никуда не улетая, и щекотал клювом ухо, поднимая хохолок и питаясь ягодами с рук хозяина. Особенно нравилось Светлому, когда птица чистила перышки.
     Псина по пути домой грязными лапами испачкала всю куртку, еще и нагадила туда. Ну все, теперь дома грянет страшный скандал. Другой вопрос: поймет ли животное, что оно не на улице теперь? Его ведь нужно выгуливать. Многие во дворе так приносили с улицы то котенка, то еще кого, даже лисенка. Лис модно было в те годы заводить, несмотря на вонь, каждый раз родители избавлялись от такого сюрприза. Должна быть ответственность за тех, кого приручили. А дети в большинстве хотели себе живую игрушку. И пофиг, что надо вставать в шесть утра, гулять с ней. Не дозрело чадо до такого.
     Дома никого не было. Развернув куртку, парень увидел в нем дерьмо и мочу. Кинув ее в таз с порошком и горячей водой, отмочив в кипятке и вылив все в унитаз, Ингилэйв поставил под струи душа щенка. Тот, почувствовав теплую воду, заскулил. Подросток принялся зверя намыливать. Блохи, понятное дело, не желали покидать хозяина и отправляться в водосток. Они стали прыгать во все стороны, в том числе и на Светлого. Вот это уже серъезная проблема. Всех, конечно, уничтожить не получилось, и насекомые расползлись по ковру. Может быть, избавиться от такой обузы, как щенок? Еще надо дела сделать по дому.
     От куртки поднималась нехилая вонь. Которую нужно отстирывать очень тщательно, а лучше залить раствором хлорки. В стиральную машину кинуть испоганенную вещь сын Гвелда не решился. Вылив во второй раз таз с черной водой, юноша опять замочил свою вещь. Еще вонял сам бездомный щенок. Собака испугалась новой обстановки, стала прыгать по ванной, потом каким–то образом угодила в раковину. Раскидав все, что стояло перед зеркалом в стаканах: бритвенные станки, зубные щетки, мыло. Вырвалась и забилась под старый диван. Лэйв, поняв, что совершил глупость, взял швабру и попытался достать питомца. Тот вцепился зубами в древко. Мдааа… Теперь точно не миновать скандала. Еще  уборки на весь день хватит.
     Отвлекшись, чтобы разогреть себе обед, Инги вернулся в комнату.  Взвыл от досады: намыленное животное залезло в любимое кресло Торстейна. Самое жуткое - блохи перекочевали в ворсяное покрывало, и теперь сидеть нереально: съедят. Ну все… Беды не миновать. Скоро брат вернется. Близнец стащил щенка с кресла и вновь потащил в ванную. Промылив его как следует, вытер животное половой тряпкой и обалдел от количества блох. Они и не думали слезать. Ладно, пусть день песик поживет, вызовем ветеринара и избавимся от насекомых.
     Тем временем, Светлого сильно укусили за ногу. Блохи полезли под носки. Действительно: принес в дом заразу. Уничтожив паразитов, Лэйв запер пса в туалете, услышав: в дом кто–то зашел. Торстейн. Веселый, брат отправился помыть руки. Замер, когда увидел нехилый погром.
     - Что за… что за х%:%:?*?(*% я здесь произошла?! – Тор разразился ТАКИМ матом - у брата уши завяли. Достав сигареты, закурил, принимаясь наводить порядок. – В каком дерьме брат валялся сегодня в такую погоду?! И ведь собачьим пахнет. Это ж надо: упасть в такое. Наверное, в школе морду набили после уроков. Ничего, примета хорошая: наступить в говно - к деньгам. Куртку придется либо выкинуть, либо магией долбануть: разом все уйдет, как ни в чем ни бывало. НЕНАВИЖУ СОБАК! – Властелин Тьмы увидел клок шерсти. И она оказалась явно не кошачья.
     Зайдя в комнату, старший сын увидел любимца, который сидел спокойно за столом. На лице Властелина Времени отпечаталось чувство вины. Прикусив сигарету, спросил:
     - Лэйв, ты опять дерьмо с улицы притащил? – Он наклонил голову, опершись рукой о дверной косяк. – Сколько раз говорить: НЕЛЬЗЯ приносить животных, которые рылись в невесть каких свалках и с кем сношались, в какой шняге валялись и какой породы! – Тор поднял глаза к потолку. Объяснять каждый раз бесполезно: чувство жалости жило, похоже, с пеленок. – Я ПРОТИВ СОБАК В ДОМЕ!!! ВСЕ в семье это понимают, лишь мой глупый брат не может запомнить! Где эта тварь с улицы?! – Он треснул кулаком по косяку, не помня себя от злобы. - Да сколько можно просить, чтобы НЕ ЗАВОДИЛИ псину?! Отец не мог принести. Лучше бы волка привели - ох я был бы рад!
     Ингилэйв встал. В его очах светилась надежда на хорошее. Грусть также присутствовала.
     - Это я принес щенка. Я шел со школы и увидел его. Такой хорошенький, совсем еще маленький, посмотри! Трясся, как кленовый лист, я пожалел животное. Прошу, пусть у нас живет. Потом будет сторожить дом. И…
     Торстейн отвесил брату оплеуху:
     - Вы все надо мной что, издеваетесь?! Мне не нужна в доме псина! НЕ НУЖНА!!! Вспомни, как гопота караулила наш коттедж, чтобы обнести его, изнасиловать мать, которая выглядит на двадцать–двадцать пять лет! Если бы не я, тогда... Я уничтожил ВСЕХ! Больше такие рядом не бродят, даже бутылки не кидают в сторону ворот. Ты бы не смог так защищать то, что дорого нам всем. Кишка тонка. Вам всем что, МЕНЯ МАЛО?! Или свернуть шею тебе, чтобы не водилось дураков в доме?! Или псу? Или кто там, блин? Сука? Мало бил рыло уродам в школе за брата - он вооот как отплатил! Где живем, там и гадим… - Дальше понеслись маты.
     По щеке Ингилэйва покатилась слеза. Под глазом стал наливаться синяк. Влупил Тор ему нехило. Как иначе разговаривать с полной противоположностью, которая появилась на свет с тобой из одной яйцеклетки? Если это не Тьма, а Свет.
     - Не надо так… - Прошептал Инги, опустил голову. – Зачем злиться? Давай я подарю тебе кота, черного, зеленоглазого. Хоть Мейн–Куна, хоть простой. Мне тоже охота себе друга завести.
     - Тебе мало семьи, птицы? Которую не трогаю. Хоть орла заводи, но только не собак… - Тор стиснул зубы. – Чтобы завтра не было этого дерьма в доме! И…
     Торстейн обернулся. Щенок вылез из туалета, приоткрыв дверь, прижатую  ведром с песком. И сидел сзади Темного, дыша спокойно, рассматривая комнату. И тут…
     - Бл… Что меня кусает?! Прыгнуло на ногу, ползает! – Поднял штанину,  увидел нескольких блох. Шерсть высохла, перед братьями предстал полукудрявый пес. Со счастливыми глазами, коричневым пятном на спине. Лапоухий. Пару раз тявкнул.
     - Какой красивый… - Прошептал Ингилэйв, наклонился погладить. Налил ему супа, поставил в коридор. Голодное животное побежало хлебать. А ярость Торстейна не знала никаких пределов. Его ОЧЕНЬ разозлили.
     - Это блохи! Вот еще этого не хватало! Ну все… - Властелин Тьмы рванул за собакой, чтобы ее выкинуть на улицу. Светлый схватил близнеца за руку:
     - Не трогай его! Он же слабее! Вырастет большой,  завтра поселю в будке! Не надо!
     - Фингала, похоже, мало. Чтобы лай гребаной псины ночью и рано утром будил, чтобы тявкала в тишине на пустой двор?! Какой жалостливый, я посмотрю… девочками брезгует, а говно с пола подбирает по помойкам, бл… Нет чтобы опыта набираться, чтобы в будущем женщины боготворили! Родился б ты, Лэйв, лучше пидором, нах… Или уже пидор, раз бабы нет и не целовался… Би квадрат тупости.
     Тут Ингилэйв сам рассвирепел от унижения. Куда делась его кроткость – непонятно. Братья сцепились так - разнял бы их только Энрике. Долго катались по гладкому полу, колошматя друг–друга, каждый орал своё. Наконец, Торстейн оседлал младшего, и, сжав кулак для очередного удара, прошипел:
     - Тебе маловато той псины, которую я испепелил на глазах девки, однозначно, тупица! Если бы не светлая стезя, то мы бы стали единым целым, одинаковыми во всем! Как же с тобой тяжело договариваться! Наградили Боги братом–дебилом… - И треснул парню в лоб. – Пожрет зверь, и чтобы его не было! В будке будет жить брат, если по – прежнему станет тащить говно с улицы! А я отдохну, посижу в кресле.
     Но с кресла Торстейн слетел, как ошпаренный: оно оказалось мокрое. И в блохах, которые полезли кусать парня под рубашку, в пояс. Он понял: пес залез туда. Стиснув зубы, он приложил собаке по спине, чуть не сломав ей хребет. Неизвестно, что бы случилось дальше, но в дом зашел отец семейства и остолбенел. Исцарапанный, избитый Ингилэйв и злющий старший. Держащий зверя за шкирку.
     - Вот, отец, смотри, - Тор ткнул пальцем в животное, - что появилось сегодня у нас дома. Без спроса остальных! Брат не понимает слов! Притащил с помойки щенка, который в невесть кого вырастет. Непонятно, какая у него психика. Потом начнет все грызть, обуви у нас много. Вышвырни этот шлак из дома, очень прошу! Ваш любимчик нарывается на драку! Один раз я ему уже сегодня вломил. Просит оставить пса. А зверье в блохах! Они в мое кресло уже залезли, грызут. Сам знаешь, как кусаются. Потом болит, зудит  все. Оно нам надо?
     Сурово Энрике поглядел на обоих. Особенно на Ингилэйва.
     - Я понимаю, Лэйв, ты Светлый, но сколько раз я говорил одно и то же… На этот раз прав Торстейн. Он не любит собак. И никогда их не будет в нашем доме! Чтобы завтра не было животного! Унесешь в поле, и хватит с меня! Как ты, сын, мог принести больную псину в дом?! Наивный! Четырнадцать лет, ума нет! Лучше бы девушку завел в своем возрасте! Помимо Миры! Для разнообразия. А то все одна да одна. Как ты там, еще мокрым не просыпаешься? А то возраст уже подошел!
     - Вооот! Правильно, папа! Ему пора по девочкам бегать, а не невесть кого подбирать с улицы. – Тор радостно закивал и заулыбался. Хоть какая–то благодарность Темному в доме Светлых. - Ладно там чижи, коих лечить-то нечего. Он ему еще насрал и нассал в куртку. Потом, если что не так, по ночам станет будить всех лаем. Пусть пожрет, и нахрен! Вон! А я да, просыпаюсь уже в мокрых простынях, отец. Значит и он тоже, но Лэйву стыдно. Стыдно когда видно, а так все отлично. Либо боится. Мы ведь близнецы. Значит, все одинаково работает.
     - От блох я избавлюсь, - сказал отец семейства, - но чтобы никаких псов здесь не было! Приведи лучше подругу.
     - Отец! – Ингилэйв взмолился, даже не зная, что сказать в свою защиту. – Я сам построю ему будку! Не выбрасывай щенка! А ты, Тор, не лезь ко мне в штаны! Это моя жизнь, понял? Залезь в свои, и делай там что угодно! И я не пидор! Сейчас такие девки, что тошно встречаться – одна курит, вторая бухает, третья спайсы жрет, либо беременная! Мне неинтересны малолетние шкуры! И хватит глядеть так, словно я враг номер один. – Лэйв сдвинул брови. – Беременную я бы не привел в дом, она непонятно от кого залетела! Я своих желаю!
     - Уже желаешь? Ты еще, наверное, свой размер с моим сравниваешь… - хихикнул Тор едко, после чего Инги вмочил ему по зубам. Такого он тоже стерпеть не мог.
     - А у тебя, наверное, плохо работает, раз баб много! – Ответил оскорбленный юноша, вытерев сопли с кулака. Куда подевался пес, никто не заметил. Во время разговра животное отпустили, оно ушло куда–то в коридор, и свернулось в клубок.
     - Замолчите оба! Хватит уже! Мне плевать, Ингилэйв, что ты там построишь. Но запомни: если кто дома ПРОТИВ кошек или собак, то таких животных заводить НЕЛЬЗЯ в семье! Заруби себе на носу! -  Раздраженный Гвелд отправился за пылесосом, чтобы избавиться от насекомых. Когда он понял - без толку, то магией траванул насекомых. Но на собаке они сдыхать не собирались.

     Братья шли к высотке в городе. Один – в черном, другой, - в обычной одежде разных оттенков и цветов. Слезы катились градом с лица юноши, а Торстейн тащил волоком щенка прочь, чтобы с ним разобраться окончательно. Собака визжала, понимая: все кончено, ничего уже нельзя сделать.
     - Брат! Не надо! Пощади его! Как ты можешь?! Ты садист! Только не на моих глазах…
    - А мне насрать на то, что таких, как я, считают живодерами… - Тор сверкнул глазами, полуобернувшись. Другой рукой крепко держал за руку брата. Чтобы тот ВСЕ видел. Стояло утро, примерно десять часов. Светило солнце, потом набежали тучи. Но дождя не обещалось.
     Высотка в пятнадцать с чем – то этажей находилась рядом. Постройка восьмидесятых годов. Очень старая, где собирались местные наркоманы и прочий сброд. Подъезд оказался распахнут. Тор твердо, с каменным лицом, зашел, несмотря на нытьё Лэйва подумать о своем решении. Нажал кнопку лифта.
     - Сейчас я тебе покажу, сопляк! Чтобы ты окончательно ПОНЯЛ: никаких собак в доме! Раз слова не действуют… Мама наша тоже их терпеть не может: в детстве доконали псами. И в кого ты такой жалостливый, блин… Противно! В бабушку нашу, что ли? Или в прабабушку, которая им кости выносила в газете? Которая била нашу мать так - та желала покончить с собой в детстве и юности? Химаура, о которой говорил наш отец, вылезла из ДНК? Наивный! Заканчивай с этими нюнями, а то никогда девушку себе не найдешь! Прощайся с детством, домашним характером! Ноешь, как настоящая баба… Хотя такой сестре–близнецу, как ты, я бы не обрадовался…
     - Нельзя быть настолько злым! Надо иметь лучик добра в сердце! Имей совесть и жалость! Умоляю…
     - Я просто ДРУГОЙ, потому мы рычим друг на друга. Вот все семейство и решило: я такой, сякой и стравливаю будто всех друг с другом, случись чего  не так. Это уже слышал в свой адрес. То не так готовлю, то дерьмо сготовил, то еще в чем–либо виноват. То прихожу поздно, то воняет от меня табаком,  алкоголем. Я не хлюпик, любимчик! Вы все хотите, чтобы мы держались вместе. Этого НЕ БУДЕТ НИКОГДА. Во мне лишь Тьма! Переделывать мою сущность на свой лад сравнимо предательству! Запомни! Потому стал питаться отдельно, в городе, порой не ужиная - потому как слышу каждое утро разговоры со словами: «вообще», «А вот вчера Тор сделал», «А Тор вчера за гаражи ходил», «А Тор в школе в туалете с девочкой был», «А пусть забирает свои вещи и съезжает, раз не понимает»… СКОЛЬКО можно трепать мне нервы?! Разбирайтесь в своем курятнике сами, ЧТО вам всем там показалось в бошках, не нужно меня туда тащить! Для кого–то я добрый и жалостливый, поверь… Знаешь, для кого?! Для хороших девушек, которые не пьют, не курят, не накладывают на себя море штукатурки. Которые одеваются прилично, а не как шлюхи! Если в толпе шкур хоть одна такая находится чисто случайно, я ей покупаю роскошный букет роз и дарю что–либо красивое. Например браслет, или телефон. Никогда не стану с ней спать просто так! Так что не нужно Темного считать за исчадие Преисподней и мешать с говном, хорошо? Вы все не желаете со мной считаться. В вашу  голову забит один штырь: всех под себя равнять. Свет – хорошо, Тьма - плохо. Аж хуже некуда! И жалеть. А вот чтобы понять меня по–настоящему,  уйдет пара–тройка веков. Тьму Светом НЕ СДЕЛАТЬ НИКОГДА! Мать все пытается, да без толку. Не сможет. Ладно там отец под дых вкатал, угрожая расправиться. Но каждый день, по утрам, обсуждать мои поступки… Кстати, мы уже приехали.
     Двери лифта открылись, Темный нажал кнопку предпоследнего этажа. Выйдя в парадную, схватил собаку за шиворот, показал брату. Тот плакал, не желая, чтобы пес умер. Одновременно, Ингилэйв был поражен. Вот оно как, оказывается! Торстейн ценит, уважает приличных девушек! Покупает им розы, дарит дорогие вещи как друг… Это никак невозможно понять, принять. Тор, которого все боятся, от которого благоговеют, уважает нормальных. Тогда почему ему не выбрать себе любимую? Из таких? Зачем в деготи и грязи возиться? Непонятно… Все равно непонятно. Понять также сложно, как первобытному человеку нереально разобраться в работе ядерного реактора.
     - Ну как мне от нее избавиться? Сжечь, так как подъезд пустой, - в пепел, или размазать по стене? Чтоб на всю жизнь в памяти отпечаталось? Выбирай…
     Властелин Времени стоял, закрыв лицо руками. Говорить с братом стало бесполезно. Он все равно убьет щенка.
     - Я ничего не буду выбирать… Ты действительно ДРУГОЙ. Маг, в котором царит лишь сплошная злоба. И повторюсь: так НЕЛЬЗЯ.
     - Тупица! Сколько ни говори таким, как Ингилэйв, - хватит сопли жевать, - это без толку. Как глухая стена - до конца дней своих общего языка не найти. Мировоззрения наши РАЗНЫЕ. Нечего из черного делать белое. А белое в черное можно превратить. Добавив туда разные оттенки, в огромных количествах, и смешать, как пластилин. Получится черная масса. Чтобы до нее дойти, Ингилэйв, тебе надо раз сто дать жизнью по башке. Наверное, не доживу до такого момента… Жаль. Ничего, жизнь брата раком поставит и поимеет так, что улетучится вся наивность. Ну чего, псина, там скулишь? Если бы не тот, кто стоит передо мной - не сдохла бы!
     Он магией открыл дверцы лифта, поместил между ними собаку - ровно посередине - и нажал на кнопку. Тот быстро захлопнулся, раздался дикий визг животного. Кровь брызнула на куртку Ингилэйву. Створки стали вместе с опускающимся механизмом тащить за собой щенка, застрявшего между ними. Раздался запах мяса, послышался хруст дробящихся ребер. Потом кишки выжались из умирающего тела, как из мясорубки, и эхо последнего визга огласило шахту. От собаки, которая наделала столько шума, осталось всего ничего на верхних этажах. Клочья окровавленной шерсти и мяса вперемешку с костями растирались по шахте и дверям на каждом этаже. До первого ничего не доехало. Даже череп размололо.
     Ингилэйв сполз по стене, рыдая от неостановимого горя, пораженный жестокостью. Закрыв лицо руками, не в состоянии даже подняться.
     - За что…? За что ты так с живыми существами, Торстейн… Из–за блох и… И… - Он не смог договорить дальше, зарыдал навзрыд.
     - Давай, разворачивай Время назад, спаси псину. Боги за такое отберут Дар! Пошли домой! Хватит ныть!
     Неизвестно, сколько прошло времени. Младший почувствовал, как его брат берет за шкирку, силой тащит куда–то, под язык легли две таблетки валерьянки… Больше Властелин Времени ничего не помнил: как кончился тот день, как очутился дома, и как мать спрашивала, откуда кровь на куртке,  чья она. Словно накуренный, пошел в комнату и провалился в сон. Не пообедав и не поужинав.
     - Что ты сделал, Тор? – Спросили родители, когда Лэйв спал.
     - Больше он не притащит зверье в дом. Пришлось преподать братику урок. А то слишком наивен до сих пор. Зато я плохой, по–вашему. Я все равно уйду из дома, надоели упреки в свой адрес. Или лучше бы было, чтобы тебя, мама, гопота изнасиловала?
     - Ты убил гопников? Или поколотил их? В общем, прогнал прочь. Молодец. – Энрике улыбнулся.
     - Я убил их всех. А собака… упокоил в лифте. Точнее, между этажами в створках. На глазах брата. И скрепы с роддома тоже снял, отец.