Глава 12. Призраки прошлого

"Нехорошее Место" часть 2
Глава 12
------------------------------

На небольшой заброшенный парк, огороженный витым забором, Джуба наткнулась уже перед самым рассветом и решила наконец дать отдых буракам. Сперва она позволила им остыть, сделав вокруг ограды пару неспешных кругов, потом остановила повозку и распрягла животных.
Пока бураки шумно хлебали заготовленную для них воду, смотрительница открыла проржавевшие ворота и остановилась, задумчиво глядя на уходящую вдаль заросшую каменистую тропу. Остальное пространство сада заполнял низко стелющийся туман, превращая чёрное кружево деревьев в многослойную аппликацию на фоне стремительно наливающейся алым цветом полосы восхода. Было похоже, что в этом месте давно никто не появлялся.
- Что ж, неплохо для начала, – сказала она вслух. – Попасёмся здесь пару суток, а потом поедем к морю. И будем там плавать в тёплой водичке и загорать. Да, мои хорошие?
Бураки отозвались дружным ржанием. Она улыбнулась и прошла через ворота.
Когда они ещё кружили вокруг парковой ограды, Джуба заприметила в глубине парка какие-то полуразвалившиеся аттракционы и теперь ей хотелось разглядеть их поближе. Она сорвала тонкий стебелек травы и, помахивая им будто дирижёрской палочкой, неторопливо двинулась вдоль тропинки, рассчитывая, что та сама выведет её куда надо.
Солнце поднималось быстро. Первые лучи ударили по верхушкам пирамидальных тополей, окатив их жидким золотом, на ветвях зачирикали первые птицы. В высоком небе, перевиваясь тонкими узорными облаками, смешивались два цвета – розовый и серый, серый постепенно голубел, заполняя собой всё пространство. Сквозь макушки деревьев вдалеке уже показалась первая конструкция, похожая на остов полуразобранных русских горок, когда до Джубы донесся чей-то приглушённый говорок. Впрочем, она сперва было решила, что ей показалось, поскольку звук скорее напоминал стрекотание цикад… если бы не явно различимые слова.
- Чужаки на повозке, говоришь? – шуршал и звенел голос. – Ну, пошли глянем, что там за чужаки.
Смотрительница быстро сошла с тропы и присела, затем, повременив, аккуратно раздвинула руками высокие заросли травы и выглянула. Около стройного ряда тополей впереди виднелись две тёмные фигуры. В одной она моментально распознала силуэт грифона, вторая же походила на толстого мужика в укороченной рясе с капюшоном, стоящего к грифону спиной. "Мужик" этот неловко подергивал уродливыми, вывернутыми наружу локтями, и то и дело всем корпусом покачивался взад-вперед.
"Вот так устроила себе привал, – погрустнела Джуба. – Ещё и распряглась, ничего не проверив".
К повторной стычке с прекрасными крылатыми созданиями, даже в присутствии других гуманоидных существ, она была совершенно не готова.
Стараясь вести себя как можно тише, смотрительница выбралась обратно на тропу и, пригнувшись, засеменила было в сторону ворот, как позади раздался пронзительный свист и шум крыльев. Она поняла, что прятаться поздно, и побежала, надеясь лишь на то, что бураки ещё не разбрелись в разные стороны и сумеют её защитить. Однако всего через десяток метров её спину обдало резким порывом ветра, а в плечи ударили лапы нагнавшего зверя. Джубу мотнуло, она не удержалась на ногах и упала, едва успев выставить перед собой руки.
- Нет, нет! – испуганно вскрикнула она и прикрыла голову локтями. – Помогите!
Грифон потоптался на ней всеми четырьмя лапами и издал серию отрывистых призывных криков.
- Фу, нельзя, – слева зашуршала трава и смотрительница увидела пару коротких кривых ног в широких льняных шортах. – Кого это ты тут поймала?
- Уберите животное, пожалуйста, – сдавленно попросила Джуба, не двигаясь. – Я случайно зашла на вашу территорию, думала здесь никого нет.
Грифон отступил в сторону и в воздухе повисла напряжённая пауза.
- Малая… ты что ли? – спустя некоторое время проговорил всё тот же незнакомый скрипучий голос.
Смотрительница осторожно отвела в сторону локоть и поглядела на подошедшего. Рядом с ней стояло нечто среднее между толстой облысевшей птицей и гигантским насекомым. Существо было настолько странным и диспропорциональным, что Джуба невольно опешила.
- Не узнаёшь? – застрекотал подошедший, попеременно поглядывая на неё то одним, то другим бледно-голубым фасетчатым глазом. – Это же я, Корвус. Да, мы, конечно, давно не виделись, но едва ли с тех пор я так сильно переменился.
Он улыбнулся ей крошечным беззубым ртом и кокетливо шевельнул рудиментарными крыльями, которые она несколькими минутами ранее спутала с нервно жестикулирующими изуродованными руками.
"Не может этого быть! – смотрительница, не сводя с него взгляда, поднялась на ноги и машинально отряхнула саднящие ладони. – Как-то многовато в последнее время призраков из прошлой жизни".
В теле существа, стоявшего перед ней, не осталось ни единой узнаваемой черты. Его огромная голова на мощной укороченной шее плавно переходила в ссутулившиеся плечи, спину покрывали хитиновые пластины, когда-то красивый нос с горбинкой превратился в огромный клюв, который она издали приняла за капюшон, с покатого лба свисали неухоженные седые космы, а на жёстком тёмном брюхе, перехваченном кожаным ремнём, шевелилась целая куча коротких цепких лапок, беспрестанно что-то теребящих, трогающих и вертящих.
- Не узнаешь, да? – скрипнул Корвус. – А я вот тебя помню. Ты, кстати, вообще не изменилась, хотя с тех пор прошло… – он замялся.
- Семь циклов, – подсказала Джуба и внутри неё будто бы что-то перевернулось.
- А, значит, помнишь всё-таки, – с присвистом вздохнул он и снова задёргал подобием крыльев. – Надеюсь, ты не обижаешься на меня за тот случай. Сама понимаешь, жизнь у нас непростая, всегда приходится чем-то жертвовать.
- Кем-то, – уточнила смотрительница и поджала губы.
- Ну не дуйся, малая. Столько времени прошло, пора бы отпустить старые обиды. Ты пойми, мне сейчас и без твоих напоминаний очень стыдно за тот случай. Поступил я с тобой как негодяй. Как не-мужик, вот правда. Только сделанного ведь не воротишь. Карма меня догнала, жизнь пережевала и выплюнула, а ты вон до сих пор цветёшь как майская роза. Так, поправилась чуть-чуть в отдельных местах, но не критично же.
Джуба почувствовала нестерпимое желание сейчас же выщипать все его оставшиеся перья, однако сдержалась.
- Я, пожалуй, пойду, – холодно сказала она и развернулась. – Ещё раз извини, что потревожила.
- Да оставайся, – Корвус неожиданно резво скакнул в сторону, перегораживая ей путь. – Место здесь хорошее, тихое, никто не потревожит. Проводники сюда почти не суются, этап маленький, недорогой, в стороне от основных дорог, сущи так вообще отсутствуют. Мне тут птичка насвистела, что ты на повозке приехала, так и чего зазря лошадей гонять, накорми их и переночуй, утром уедешь. Если захочешь, конечно, я ни в коем случае не думал тебя прогонять.
Смотрительница опасливо покосилась на стоящего рядом грифона.
- За неё не переживай, – быстро проговорил Корвус. – Она дрессированная. Сидеть! – скомандовал он, как бы подтверждая свои слова. – Лежать! Служи! Вот видишь, какая послушная сучка. Кто у нас хорошая девочка? – засюсюкал он, наклонился и одобрительно пощекотал нижней парой лапок розовый бок скачущего вокруг него грифона. – Ты хорошая девочка, да. Так что? Останешься ненадолго? У меня овощи с огорода, грибы солёные в погребе, настоечка есть свойская… Я правда сам такое уже не употребляю, но тебя с удовольствием угощу. А на закате костерок запалим, тут ещё речка неподалёку, можем сходить искупнуться.
- Ты теперь здесь живёшь? – боясь глядеть на изменившегося до неузнаваемости человека, которого она когда-то любила, спросила Джуба.
- Живу, да, – отозвался он.
- Один? – чуть повременив, поинтересовалась смотрительница.
- Почти, – уклончиво ответил он. – Ты только не подумай, что у тебя есть повод для ревности, там так… сущая ерунда. Она мне просто по хозяйству помогает.
- Нет, я, пожалуй, всё-таки пойду, – стараясь не выдавать своего раздражения, сквозь зубы процедила Джуба. – Не хочу никому мешать.
- Да не помешаешь ты, – Корвус порывисто цапнул её лапкой за руку и тут же отпустил. – Не хочешь в дом идти, можешь переночевать в своей кибитке, только не за забором. Там в сумерки опасно. Лошадок тоже приводи, травы здесь много, поклюют досыта. А обедом-ужином я тебя всё равно накормлю. И не вздумай отказываться, должен же я хоть как-то искупить перед тобой свою вину.
"Вот я дура, – проклинала себя смотрительница, пока они вдвоём запрягали бураков и перегоняли повозку на территорию парка. – Зачем мне всё это надо?"
- Местечко здесь вообще-то кайфное, – говорил Корвус, то и дело поглядывая на неё одним глазом. – Чистота, простор, даже дышится свободнее. Природа восхитительная. Особенно перед грозой. Когда тишина пронзительная и тучи огромные насупленные, и деревья неподвижные, только кедры звенят и ароматы трав до небес… Но вот тут в самом центре, – он постучал себя лапкой по животу, – всё равно какая-то пустота. И ничем её не заполнить. Уверен, ты меня понимаешь. Бесконечные потери, холод, боль, одиночество, опасность, бег по кругу, всё по кругу снова и снова, и вдруг эта слюнявая слабенькая надежда… а что если вдруг…
Джуба молчала. Ей были слишком хорошо знакомы подобные речи. Она смотрела на свою размеренно колышущуюся при ходьбе юбку, на булыжники под ногами, на крошечные цветы посреди зарослей, на завитки ограды, на низкие ветви – куда угодно, только не на ковыляющее рядом существо.
Солнце уже стояло высоко, но ещё не достигло зенита, когда они наконец обошли заброшенные русские горки и приблизились к постройке, напоминающей стилизованный сказочный замок с круглыми витражными окошками.
- И ты теперь больше не проводник? – спросила смотрительница, разглядывая грубую кирпичную кладку, пробивающуюся сквозь слои облупившейся цветной штукатурки.
- Больше нет, – причмокнул нижней губой Корвус, – давно уже. Не мог так больше жить. Чувствовал себя словно запертый в клетке зверь. Думал, это сила, а потом понял, что наоборот – зацикленность и упадничество. И никакой духовный рост в таких условиях невозможен. Проводник, он ведь тупая ходилка-бродилка, проводнику некогда думать, постигать что-то, он живёт чисто телесной жизнью, зубами, когтями и крепким лбом тараня непробиваемую стену. Следует бессмысленным правилам в голове и зарабатывает какие-то баллы непойми зачем. А ведь существует уровень значительно выше. Я был жесток, глуп, эгоистичен и ничего в этой жизни не понимал, не чувствовал. И вдруг однажды так захотелось простого человеческого счастья. Понимаешь?
- И как? – она бросила на него быстрый взгляд. – Нашёл?
- Как видишь, – печально вздохнул он. – Живу тут словно выброшенный на обочину жизни отшельник, ни с кем не контактирую. Пойдём хоть супчиком тебя накормлю. Или может ты хочешь капустного пирога и чай с мёдом?
- От пирога с чаем не откажусь, а вот внутрь точно не пойду, – Джуба заприметила возле входа в игрушечный замок два обтёсанных по типу скамеек бревна с кострищем и направилась туда.
- Ладно, посиди пока, – проскрипел ей в спину Корвус и, резко обогнав, кинул в пустоту. – Не скучай тут без меня, я скоро вернусь.

Смотрительница опустилась на нагретое солнечными лучами бревно и вытянула ноги. Ей внезапно стало грустно и тошно. Столько лет она помнила этого человека, прокручивала в уме недосказанное, цеплялась за хорошее, страдала из-за плохого – и что? Вот он, перед ней. Этот обрюзгший ловелас, престарелый манипулятор, потрёпанный нарцисс. Обижена ли она на него до сих пор? Или просто разочарована увиденным? Она задумалась, глядя на кучку золы в углублении, выложенном битыми кирпичами. Да, возможно, ему и правда сейчас нелегко и одиноко. Возможно, он даже что-то осознал. А толку? Нужен ли он ей теперь? Такой…
На вытоптанную траву справа упала густая тень и Джуба подняла голову. В нескольких шагах от неё стояла худая как жердь молодая женщина, с безвольно повисшими руками и остекленевшим взглядом. На ней была надета длинная подпоясанная рубаха, по кайме расшитая красным этническим узором, голову украшал цветочный венок с лентами, а возле босых ног виднелась плетёная корзина с мелкими жёлтыми яблоками.
- А вторая где? – спросила женщина на редкость бесцветным голосом.
- Что? – не поняла Джуба.
Та ничего не ответила.
- О, смотрю, вы уже познакомились?
Из темноты дверного проёма показался Корвус, он нёс домотканое покрывало и сковороду, полную шкворчащей картошки.
- Вот, решил, что картошка на сале будет получше вчерашнего пирога, – сказал он, с трудом опуская сковородку на сложенное покрывало рядом с Джубой. – Нимфодора, солнышко моё ненаглядное, сгоняй-ка по-быстрому в погреб за баночкой грибочков. Тех, солёненьких, с зелёными шляпками. И настойку тоже прихвати. И тарелки с ложками.
Женщина молча отправилась выполнять его поручение.
- Нимфодора? – переспросила смотрительница.
Корвус грузно опустился на соседний край бревна.
- Да, она из поселения ведьм неподалёку. Поприродница. Умеет общаться с животными, но не с людьми. Так себе история на самом деле. Её изгнали свои же за незначительный проступок и ей совершенно некуда было пойти. Ну я её и приютил. Она бы померла одна.
- Как благородно, – заметила Джуба, глядя в сторону.
- Это было несложно, – словно бы не заметив сарказма в её голосе, отмахнулся Корвус. – Она всё равно как приблудное животное, послушная, благодарная, многого не требует, в основном молчит, поговорить с ней правда особо не о чем, туповата. Зато слушает хорошо.
Он помолчал, затем всплеснул лапками.
- Нет, ну вот что ты опять начинаешь? Я ведь никогда ничего от тебя не скрывал.
- Ничего я не начинаю, – устало отозвалась смотрительница, подцепляя двумя пальцами кусок картофеля. – Просто в последнее время вокруг происходит слишком много странных и неприятных вещей. Так что, наверное, это даже неплохо, когда люди находят тех, кому они действительно нужны. По той или иной причине.
- Да что такого особенного вокруг происходит? В этом мире всё как обычно. Боги ссорятся, люди мрут, сущи жрут. Скандалы, интриги, расследования, – Корвус с кряхтением поднялся и широким жестом смахнул в сторону свисающие на лоб космы. – Пойду стол принесу и самовар. И бабу потороплю, а то что-то она застряла. Мда, ещё и урожай свой бросила.
Он пронзительно свистнул, подзывая грифона и указывая на оставленную на земле корзину.
- Яблоки в дом, бегом, живо.
Животное радостно вильнуло гибким как плеть хвостом, подхватило ручку корзинки клювом и, торжественно задрав голову, поволокло в дом.
- На меня недавно такие напали, – тихо сказала смотрительница, провожая грифона взглядом.
- А, – безразлично отозвался Корвус. – На них находит иногда. Когда они совсем дикие. Ну или если науськал кто.
Он ушёл.
Джуба посмотрела на зажатый в пальцах кусок остывшей жареной картошки, размахнулась и закинула его в траву. Есть ей совсем расхотелось.
"Какое-то мерзкое ощущение, – подумала она, – Лучше бы я никогда с ним больше не повстречалась".
Было время, когда она пыталась его разыскать, но теперь не могла понять, зачем ей это было нужно. Просто чтобы закрыть гештальт? Высказать наболевшее? Узнать, как он живет без неё, помнит ли её? Понять, действительно ли он такая равнодушная скотина, каким выставил себя в последний день её человеческой жизни, или же никто в произошедшем не виноват, просто так сложились обстоятельства? А может она вообще сама себе придумала всю их тогдашнюю любовь-морковь?
Смотрительница прикрыла глаза и брезгливо вытерла испачканную жиром руку о шершавую поверхность бревна.
- И почему же ты не ешь?
Джуба дёрнулась от неожиданности.
- Ради тебя одной ведь старался, – незаметно подкравшийся Корвус водрузил над пепелищем небольшой пластиковый стол с выгоревшим на солнце красным зонтиком. – Или ты, как все нынешние худеющие дамы, траву на завтрак, обед и ужин предпочитаешь? Послушай моё мнение, малая, в настоящей женщине всё должно быть прекрасно, мужики не собаки, на кости не кидаются. Женщина существо мягкое и ласковое, с ней любая жизнь сразу же наполняется теплотой. Кстати, а я ведь совсем недавно про тебя вспоминал.
Он задумчиво опёрся двумя парами нижних лапок на стол.
- Грустный день был, тоска накатила и безысходность. Неужели, подумал я, вот так и пройдёт вся моя жизнь? В холодной постели, без любимой женщины под боком, без задушевных разговоров в ночи, без своры умненьких смешных детишек, носящихся вокруг…
Джуба молчала, чувствуя, как холодеет и пропускает удары сердце. Его слова вечно действовали на неё как те самые русские горки. Она боялась их, и вместе с тем от них захватывало дух.
Корвус тяжело отлип от стола и приблизился, одним глазом глядя на сковороду.
- Да и чёрт бы с ней, с этой картошкой, – сказал он тихо, выдержал паузу, затем вдруг резко пнул сковороду.
Та с глухим стуком упала в кусты.
- Ну вот чего ты меня мучаешь? – его сиплый голос дрогнул. – Ты даже не представляешь, как мне было плохо, когда мы расстались. Но я знал, что так для тебя будет лучше. Зачем тебе старый упырь вроде меня? И ведь я оказался прав. Ты стала сильнее, умнее и опытней, я вижу, ты нашла своё место в этом мире и всё у тебя теперь хорошо.
"Ты убил меня тогда, – хотела сказать смотрительница, но лишь закусила губу. – Ты уничтожил меня, растоптал в пыль. От той наивной влюблённой в жизнь девчонки осталась лишь тусклая тень. Спасибо за урок, гад…"
Не дождавшись от неё ни звука, ни упрёка, ни даже взгляда в его сторону, Корвус развернулся и ушёл на соседнее бревно, где принял трагическую позу, уперев свой огромный нос в судорожно сжатые лапки. Лишь тёплый ветер изредка ворошил его седые перья. Так, в напряжённом молчании прошло ещё несколько минут, затем из дома выплыла лесная ведьма с подносом, уставленном всевозможной снедью. Возле неё крутилась радостная самка грифона.
- Прощения прошу. Настойку енту охлаждаться поставила, потому задержалась, – подчёркнуто окая, сообщила Нимфодора своим блёклым голосом, расставляя принесённые продукты на столе.
Ей никто не ответил.
"Почему я здесь до сих пор сижу?" – мысленно спросила себя Джуба.
Ведьма закончила раскладывать еду, тщательно протёрла три стеклянных стопки салфеткой и, прямая как доска, опустилась на край бревна напротив смотрительницы. Её пустые тёмно-карие глаза немного косили, отчего было не совсем понятно, в какую сторону она смотрит, но Джубе почему-то показалось, что ведьма очень зла и именно на неё.
Над столом с жужжанием пролетел шмель, по-собачьи сидящая возле ног хозяина самка грифона щёлкнула клювом, пытаясь поймать насекомое на лету. Корвус громко вздохнул, опуская голову ещё ниже, потом, не глядя, налил себе полную стопку янтарной настойки, залпом проглотил и вдруг достал из-за бревна гитару, которую, по всей видимости, принёс вместе со столом.
"Ой, нет, – смотрительница вздрогнула, глядя как скругленный корпус мягко ложится на его колено, а лапки поглаживают широкий гриф. – Вот я и попалась…"
- Мне пора, – торопливо проговорила она и поднялась. – Ещё бураков почистить надо и порядок дома навести.
Корвус ущипнул одну из струн, быстро подкрутил колки, а затем выдал сразу несколько минорных аккордов.
- Я так устал бродить среди высоких стен, – еле слышно, но чувственно запел он, – где каждый шаг к тебе подобен пытке. Я так хотел тебя… навеки взять в свой плен. Но сам пленён огнём твоей улыбки.
Джуба почувствовала, как нежный порыв ветра растрепал её волосы, а вдоль спины скользнули мурашки. Она застыла будто соляной столб и поняла, что не сможет больше сдвинуться с места.
Это было словно наваждение. Она разом вспомнила все те уютные вечера и тревожные рассветы, внимательный взгляд его голубых как весеннее небо глаз, его мягкие пальцы на её запястье, жаркие уверенные объятия, долгие разговоры и мучительные расставания.
- Куда ведёт меня очередной зигзаг твоей души неведомо мне ныне, – надсадно сипел Корвус, но она уже не замечала ни его нечеловеческого тембра голоса, ни его телесного уродства, ни сидящей напротив злой косоглазой женщины. – На полпути к тебе умолк последний шаг, и я один, я в каменной пустыне. Я в каменной пустыне.
Чарующий звук гитарного перебора на мгновение прекратился, а потом Корвус коротко мотнул головой, отбрасывая со лба длинные седые пряди, и плашмя ударил по струнам.
- В глухуую полночь манит этот свет, кто был со мною, все меня покиньте. Я заблудился, выхода мне нет, – его голос сорвался, он смотрел на Джубу, на неё одну. – Брожу в тебе я словно в лабиринте…

- Ну что же, – сказала Лускус. – В принципе, этого следовало ожидать.
Полость, которую Инауро мысленно окрестил "вакуолью", была намного шире разветвлённой сети фанерных нор, откуда они только что вывались, однако определить её реальные размеры на глазок не представлялось возможным.
- Какая гнетущая безнадёга, – заметила Пикта, разглядывая завал из нескольких десятков деревянных строений, в обход любых законов физики заполняющих дно, стены и даже потолок пещеры.
Бараки, амбары, избы, тонкостенные двухэтажные дома с мансардами, бунгало, будки, сараюшки – все эти просевшие здания, покосившиеся, раздавленные, вповалку лежащие друг на друге единой грудой остовы, зияющие провалами дверей и окон, симметрично отражались в мутной, скрывающей дно воде. Будто кошмарный фрактал.
Инауро представил внутренности этих сырых, поражённых спорами плесени лачуг во всех красочных подробностях и мысленно содрогнулся.
- Лу, нам ведь не надо их все обходить? – поинтересовался он.
Проводница ничего ему не ответила, выражение её лица было непроницаемым.
В центре зловещей пещеры на тонких верёвочных подвесах покачивался десяток одинаковых небольших светильников, похожих на ёлочные шары из молочно-белого стекла. Очевидно, они были здесь единственными источниками света, однако их инфернальное сияние не успокаивало, а наоборот только ещё больше нагнетало атмосферу и создавало ощущение, будто вся эта груда тухлой древесины едва заметно шевелится.
- Ты здесь уже бывала? – спросил Инауро.
- Да, доводилось, – сдержанно отозвалась проводница и, вскинув руки, шагнула на разбухшую от влаги балку.
Перевёрнутые вверх тормашками стропила застонали и просели под её ногой, уйдя почти на полметра в тёмную воду. В глубине утробно булькнуло, на поверхности вздулись и опали несколько больших серо-зелёных пузырей. Лускус замерла, восстанавливая баланс, но почти сразу же продолжила свой путь.
- Фу, я не хочу, – сдавленным голосом проговорила Пикта. – Мне тут совсем не нравится.
- Похоже, у нас выбора нет … Лу, подожди. Ты нам даже ничего не расскажешь?
Проводница, не оборачиваясь, отрицательно помотала головой.
- Ну, замечательно, – путник подал руку Пикте, и они медленно двинулись следом.
Вокруг стояла зловещая тишина, нарушаемая лишь слабыми всплесками и поскрипыванием особо неустойчивых конструкций, похожих на обломки корабля-призрака.
- Помнишь, Лу говорила, что тут нет никаких монстров? – шепнул Инауро, не до конца понимая, кого именно он пытается успокоить больше, Пикту или самого себя.
Девушка тихонько захныкала.
- В коридорах было лучше, – с отчаянием произнесла она.
- Согласен, я бы тоже сюда ни за что не пошёл, – ответил ей Инауро, осторожно перешагнул на выступающий вперёд фрагмент чердачного перекрытия и едва устоял, поскользнувшись на тонком слое полупрозрачной слизи.
Пикта лишь молча сдавила его пальцы. Она безотрывно смотрела в глаза своему колышущемуся на поверхности тёмной воды отражению, уголки её губ были опущены, а брови, наоборот, высоко подняты.
- Всё нормально, – сказал путник, морщась от боли в потянутой лодыжке. – Всё хорошо.
Короткий прилив адреналина спал и на смену ему пришла желейная слабость и тупая сонливость, будто пещера с домишками разом высосала из него все последние силы. Он вообразил, как будет сейчас бродить туда-сюда, переходя от одного прогнившего остова к другому под мерцающим мертвенно-белым светом, в напряжённой тишине, прерываемой лишь редкими всхлипами из неведомых глубин, а потом попадёт в другое место, которое окажется ничуть не лучше. Это была не первая локация в междумирье, вызвавшее у него ощущение тотальной безысходности, но почему-то именно здесь и сейчас ему всерьёз захотелось всё бросить. Вот просто остановиться и ничему происходящему вокруг больше не сопротивляться.
"И пусть меня рвёт и жрёт кто угодно, – он почувствовал, как чавкает хлебнувший воды кроссовок и холодит икры намокший низ штанов. – Пусть какая угодно грязь затекает мне в рот под мерзкий шёпот сумерек…"
Он уже совсем не был уверен, что в этом отвратительном мире вообще стоит выживать.
"Ради чего это всё? – спросил он сам у себя. – Ради надежды? Какой надежды? Вон даже Лу уже не верит в успех нашего предприятия, она лишь движется по инерции, из принципа. Мы ведь давно мертвы, так и какая разница, что будет с нами дальше?"
В ушах Инауро засвистело, перед глазами поплыл вязкий туман.
- Мы просто вымотаны, – сказал он вслух и услышал свой голос как бы со стороны. – С удовольствием проспал бы несколько дней подряд.
- Да, – слабо отозвалась Пикта.
Они шли, еле переставляя ноги по раскачивающимся конструкциям и, казалось, каждый следующий шаг даётся им со всё большим трудом. Когда вдали мигнул и на мгновение погас свет, путники даже не вздрогнули, будто бы заранее ожидая чего-то подобного.
- Эй, вы там совсем что ли сдулись? – донёсся до них удивительно бодрый голос Лускус. – Ребят, не надо так. Встряхнитесь. Это просто морок.
Она уже добралась до свисающих с потолка шаров и теперь, опасно балансируя на скользкой распорке, пыталась оторвать крепление одного из них.
- Зачем ты это делаешь? Не надо, – протяжно произнесла Пикта и покачнулась.
- Спокойно, – отозвалась со своего места проводница. – Нам потребуется свет внутри.
Инауро вдруг почувствовал, насколько ослабела рука Пикты. Она была будто провисшая влажная тряпка. Девушка едва стояла на ногах и, казалось, вот-вот потеряет сознание.
"А ведь это место и правда нас изводит", – он встряхнул головой, выгоняя из неё вязкий влажный туман, напрягся и перетащил спутницу на следующий импровизированный мостик.
- Мы всё-таки… – сипло начал он, поморщился и откашлялся. – Мы всё-таки идём прямо туда, да?
- Ага, – Лускус выглядела сосредоточенной.
Она наконец оторвала один из светящихся объектов вместе с импровизированным кашпо и потрясла его в руках, словно пыталась разбудить спящего ребёнка. Шар засиял ярче.
- Не переживайте, – проводница быстро закрепила его на своём животе, обмотав подвес вокруг тела, и принялась за следующий светильник. – Внутри страшновато, конечно, но, как я уже говорила, никакого опасного физического воздействия там не будет. Просто держите себя в руках и не ведитесь на провокации.
С крыши одного из ближайших сараев отвалилось несколько плохо закреплённых досок, они с тихим всплеском ушли на дно.
- На чьи… провокации? – прошептала Пикта.
Проводница коротким рывком отсоединила ещё один светильник и обернулась.
- Ладно, – нахмурилась она. – Так и быть, скажу. Там… ну типа приведения, тени, фантомы. Однако они лишь пугают, отвлекают и путают. И утомляют ещё, как всё это место. Ничего действительно опасного. Ну только если вы, конечно, не надумаете там лечь поспать. Вот что-что, а засыпать на этом витке совершенно точно не стоит. Просто не разговаривайте с ними, не бегите от них, не прячьтесь. Делайте то же самое, что делаю я. Держитесь всё время рядом. Обещаю, со светом станет полегче, он не подпустит их к вам близко.
Инауро устало переступил с ноги на ногу и ничего не сказал. В голове у него была каша, веки слипались, спать хотелось смертельно, полупустой рюкзак за спиной казался неимоверно тяжёлым, а тело слабым и неуклюжим.
- А можно я не буду туда заходить? – будто бы через силу выдавила из себя Пикта, её лицо выглядело осунувшимся, а карие глаза неестественно большими. – Ну вы сами сходите, поищете выход и потом позовёте меня.
Лускус хмыкнула.
- Неа, не получится. Внутри довольно запутанные ходы и нам придётся из одного дома переходить в следующий. В прошлый раз выход из пещеры был примерно вон там, – она указала рукой на ряд небольших сараюшек под самым потолком. – Но с тех пор последовательность стопудово изменилась. Детка, поверь, внутри не так уж и плохо, а кое-где тебе даже может понравиться. По крайней мере там не мокро, что уже плюс. Двигайте ко мне, я раздам вам по светяшке, и мы постараемся как можно скорее миновать этот противный участок. Пикта, давай, ты первая.
- А на что они похожи? – спросила девушка, внимательно наблюдая за тем, как проводница закрепляет на её теле сияющий шар.
- Кто? А, эти… Да по-разному. В основном на людей. Или на животных. Ничего особенного, расслабься. Можешь иногда закрывать глаза, если не захочешь их видеть, рыжий поможет тебе пройти мимо особо тревожных явлений вслепую. Поможешь ведь?
Она выразительно посмотрела на Инауро, тот кивнул.
- И не нагнетайте. Абстрагируйтесь. Воспринимайте происходящее словно сон или кино по телевизору. Понятно?
- Более или менее, – отозвался Инауро, ощущая, что свет шаров действительно рассеивает тоскливую мглу не только вокруг, но и в голове. – Ты только не бросай нас больше.
- Не брошу, – она подёргала узел на затянутой поперёк его тела верёвке и удовлетворённая, отошла в сторону. – Запомните, мы просто идём насквозь, ничего более. Мы ищем выход, мы его найдём и плевать на всё вообще.
Они по очереди перебрались через шаткую площадку, образованную одной из полузатопленных крыш, и поднялись выше, где проводница наспех пометила мазком светящейся краски крыльцо низкого бревенчатого дома, и затем они вместе с Инауро, навалившись, не без труда открыли разбухшую входную дверь.
Внутри избы было так же тихо и пустынно, как снаружи. Влажный земляной пол, засыпанный протухшим сеном, хлюпал под ногами. Из узких сеней, где не нашлось ничего, кроме пары дырявых резиновых сапог и ржавой лопаты, вели две двери. Одну из них Лускус забраковала сразу, сказав, что там глухой чулан. Её спутники не решились проверять. За другой дверью оказалось основное помещение с лавками, печкой, грязным лежаком у входа и ситцевой занавеской, скрывающей за собой тёмный угол с колченогим столом и пустой керосиновой лампой. Больше там ничего и никого не было.
Соседний дом выглядел ещё более заброшенным, однако на его чердаке между двумя сводами покатой крыши обнаружился проход в просторный барак с выкрашенными в голубой цвет стенами. Все многочисленные окна там были выбиты и осколки стекла громко хрустели под подошвами. В воздухе плыли подсвеченные мертвенно-белым светом шаров пылинки.
- Мы как глубоководные рыбы, – проводница издала сдавленный смешок и игриво покачала бёдрами.
Её голос эхом отразился от голых стен. Остальным шутить не хотелось.
В дальнем углу барака нашёлся старый платяной шкаф, раскладушка со смятым одеялом в мокром пододеяльнике и тонкая книжонка под интригующим заголовком "Г. Варович – Дорога в утоп". Лускус быстро спрятала книгу к себе в рюкзак, заглянула в шкаф, затем на стену позади него и отправилась ставить отметку на следующей двери.

- В прошлые разы здесь было куда веселее, – несколько домов спустя проговорила проводница, опускаясь на скрипучий стул. – Не думала, что однажды Лабиринты превратятся в такое тихое и унылое место.
- Ой, накаркаешь, – отозвалась подопечная.
Она вертела в руках икону в старинном окладе, снятую с притолоки над низким дверным проёмом. Изображение на ней так сильно облупилось и потемнело, что его невозможно было разобрать.
- Да уж, давайте лучше обойдёмся без излишнего веселья, – согласился Инауро, изучающий три декоративные жестяные тарелочки, висящие на стене неподалёку.
Пикта вернула икону на место, погладила заросшую пылью статуэтку бронзовой лошади на старинном буфете и потянулась за чёрно-белой фотографией, закреплённой на стекле, но, едва коснувшись её, тут же отдёрнула руку.
- Странно, – сказала она. – Я вроде как узнаю людей на фото.
Инауро молча подошёл к ней и встал сбоку. На снимке был изображен сидящий в зарослях осенней травы лабрадор с вываленным языком и больше никого и ничего.
- Это очень вряд ли, – ответила Лускус, поднимаясь на ноги. – Ты просто устала и тебе кажется. Брось эту дурацкую бумажку, пойдем дальше.
- Нет, ну как же, – Пикта нерешительно стёрла ладонью пыль со снимка. – Это вот тётя Лина, а это её муж…
- Пошли, – чуть настойчивее повторила Лускус и с подозрением поглядела на девушку. – Рыжий, за мной, уводи её.
- Но я правда их знаю, – путница не сопротивлялась, однако покинула комнату с явной неохотой. – Только откуда здесь эта фотография? Она ведь из нашего семейного альбома. Только позавчера на неё натыкалась, когда мы с мамой искали на чердаке шёлковую бутоньерку для школьного бала…
- Начинается, – пробормотала проводница себе под нос, выходя из лачуги и с грохотом закрывая за подопечными перекошенную дверь.
- Вот только десять минут назад я об этом вообще не помнила, – продолжала недоумевать Пикта, глядя себе под ноги.
- Лу, – еле слышно позвал Инауро.
- Что? – Лускус обернулась и, проследив за взглядом путника, увидела на ступенях соседней веранды кота.
Животное выглядело совершенно обычно. Его пушистая серая шерсть лоснилась и лежала ровно волосок к волоску, на белой манишке виднелся зелёный матерчатый ошейник с пластиковой биркой, миндалевидные глаза равнодушно смотрели куда-то вдаль. Кот не двигался, лишь чуть поворачивал уши, прислушиваясь.
- Ой, не обращай внимания, – проводница решительно зашагала по шатким поскрипывающим балкам в сторону веранды и, дойдя до животного, лениво пнула того в бок.
Силуэт животного поплыл и смазался, превратившись в сгусток плотного чёрного дыма.
- Видишь? Фигня, – она ухмыльнулась. – Помню, в одну из прошлых ходок где-то здесь стоял небольшой загон с симпатичными свинками в разноцветных вязаных кофточках. Они напоминали голых карликов. Пухленьких таких, смущённых, разрумянившихся. Вот это было реально странное зрелище. Свинки молча толкались в своём загоне, то и дело выпрыгивая оттуда прямо в воду, и уже на подлёте к ней рассеивались в ничто. Такова суть здешних иллюзий, они как бы простые, бытовые, местами бредовые, но, главное, при физическом воздействии сразу исчезают. Говорю же, вам нечего бояться. Если только не дадите своему воображению чересчур разыграться. В тот раз мой подопечный почти побежал тех свинок спасать, поскольку с чего-то вдруг решил, что это дети, тонущие в аквапарке. Вот примерно так это всё и работает.
Она пометила флуоресцентной загогулиной следующую дверь и махнула путникам рукой.
Пол нового дома был чуть ли не по колено завален перегнившей листвой и сухими ветками, которые нападали сквозь дырявую крышу. Инауро быстро оглядел помещение. Пустой шкаф, трюмо, круглый стол, стулья с витыми спинками, картины в рамах со сползшей позолотой, диван, торшер. Чьё-то бледное лицо за торшером… А, нет, всего лишь отражение в зеркале.
"Вроде бы ничего особенного, а атмосфера напряжённая, – подумал он, обходя следом за Лускус завалившийся набок книжный шкаф. – Как во сне, который уже готов превратиться в кошмар".
В соседней с предыдущей комнатой спальне пол был рыхлым как губка и проседал под ногами, словно они ступали по старому матрасу.
- Откуда здесь все эти дома? – шёпотом спросила Пикта. – Такое чувство, что их собрали с разных уголков планеты и просто свалили тут в одну кучу. Или их тоже кто-то выду…
Она вздрогнула и замолчала. Люстра под потемневшим от сырости потолком на пару секунд зажглась и сразу погасла, слева послышался приглушённый вздох, а на заваленной листьями кровати что-то шевельнулось.
- Проходим, проходим, – будничным голосом произнесла проводница. – Не задерживаемся.
Они ускорили шаг и по очереди выскользнули в дверь, ведущую в соседнее помещение.
На пороге комнаты Инауро замешкался, поскольку та секция пола, на которую он поставил ногу, была мягкой и прогибалась. Он поискал более прочное место и невольно оглянулся. На кровати позади него сидел пожилой мужчина в одном нижнем белье и печально смотрел в тёмный оконный проём. В руках он держал белого мотылька размером с крупную кошку. Мотылёк был живым и его пушистые лапки вяло елозили по груди мужчины.
- Пошли уже, – шикнула Лускус и дёрнула путника за рукав.
Из нового тесного помещения, доверху забитого поломанными стульями с застрявшими посреди них неподвижными бледными детьми с какими-то очень неконкретными, как бы смазанными лицами, они попали на лестницу, по которой было совершенно невозможно подниматься бесшумно. Доски шатались под ногами, рассохшиеся перила скрипели при малейшем прикосновении. Инауро видел наморщенный лоб карабкающейся рядом Пикты и её блестящие глаза, словно она с минуты на минуту готова была расплакаться. Он подумал, что надо сказать ей что-то ободряющее, но так и не придумал что.
Наверху расположилась музыкальная комната с поросшим грибами фортепиано, патефоном на тумбе, тремя громоздкими диванами в мягкой обивке и сервировочным столиком с тускло поблёскивавшими на нём хрустальными графинами, на полу валялись разорванные нотные листы.
- И всё-таки это очень грустное место, – наконец проговорила Пикта, обходя преграждающую путь мебель. – Оно наполнено памятью о давно ушедших людях и всё эти воспоминания почему-то очень печальные. Такое чувство одиночества и безысходности… Словно бы их жизнь, любовь, эмоции и желания вообще ничего не стоили.
Она на ходу провела рукой по пыльному гобеленовому подлокотнику, посмотрела на свою посеревшую ладонь и сокрушённо покачала головой.
- Нет, это влияние Лабиринтов, – отозвалась Лускус, открывая следующую дверь. – Они воздействуют на твой мозг, заставляя почувствовать то, чего на самом деле нет. Здесь лишь всякий бесполезный хлам и протухшие доски. Представь, что ты на большой винтажной помойке.
- Я не могу, – дрожащим голосом сказала девушка и, остановившись, закрыла лицо руками. – Все эти глаза… Они будто заглядывают внутрь меня, прямо в душу.
Вокруг её головы едва заметно вибрировал воздух.
- Ну какие ещё, к чёрту, глаза? – вздохнула проводница.
Она притворила дверь и вернулась. Ухватив вздрагивающую Пикту за плечи, она потрясла её, заставив открыть лицо.
- Посмотри на меня. Смотришь? Внимательно смотришь? Не отводи взгляда. Видишь мой левый глаз? А правый видишь? А тот глаз, что прямо над ними посередине во лбу, видишь? Так вот, – она сжала её плечи ещё крепче. – Нет у меня третьего глаза. Пойми, это иллюзия. Наведённый морок. Я могу сказать тебе любую чушь, и ты сразу же в неё поверишь, потому что ты внушаема сейчас как никогда. А Лабиринты воздействуют в разы сильнее меня, они могут заставить тебя видеть вместо моих глаз катящиеся вдоль по улице виноградины или превратить мои руки в грабли, а задницу капот автомобиля. Или же ты можешь вдруг решить, будто ты византийская царица, а мы с рыжим хотим сожрать твои мозги. Это ничего не значит, детка. Абсолютно ничего. Всё вокруг ненастоящее. Это просто гора мусора, по которой идём мы трое. И впереди нас ждёт выход.
Пикта некоторое время смотрела будто бы сквозь неё, затем взгляд её прояснился.
- Кричи, – приказала Лускус.
- Что? – удивлённо отстранилась от неё девушка.
- Крикни, блин, погромче, – повторила проводница, не отпуская руки подопечной. – Что непонятного? Наори на меня прямо здесь и сейчас! Давай, кричи! Ааа. Давай!
Пикта послушно приоткрыла рот и издала сдавленный дрожащий стон.
- Громче! – рявкнула Лускус.
Девушка набрала в грудь воздуха и протяжно завопила, будто страдающее от боли животное, угодившее в капкан. А потом ещё раз, уже громче и уверенней. Звук её голоса эхом прокатился по дальним комнатам и постепенно затих. Проводница удовлетворённо хмыкнула и разжала пальцы.
- Полегчало? – спросила проводница. – Ты поняла наконец, что происходит?
- Вроде бы да, – смущённо ответила девушка и щёки её порозовели. – Здесь всё иллюзия.
- Напоминай себе об этом почаще, – кивнула Лускус и аккуратно смахнула с волос подопечной налипшие комья седой пыли. – В этом месте настоящие только мы трое. И то не целиком.

- Надо бы посидеть, – сказал Декс и Рамус сразу же опустился на пол, подогнув под себя ноги.
В углу под лестницей, ведущей на второй ярус, было достаточно тихо. Огромный, непонятно что производящий станок, заполняющий собой практически всё помещение трёхсотметрового цеха, уходил здесь в толстостенный светлый короб с похожими на иллюминаторы оконцами, и издавал уже не адский металлический грохот, а лишь размеренный перестук, который, впрочем, всё так же ощутимо резонировал в костях.
- Я тут посмотрел, как ты двигаешься, – задумчиво проговорил проводник, – и решил уточнить один момент.
Он достал из рюкзака бутылку с водой, покрутил её в руке и как бы нехотя протянул подопечному.
- Рама. Твоя запредельная озабоченность уничтожает всё, чего мы с таким трудом добились за эти два дня. Ты настолько привык пытаться всё контролировать, что попросту не даёшь себе возможности действовать легко и элегантно. Ты постоянно морщишь лоб, напрягаешься, хаотично дёргаешь лапками и поджимаешь булки. Про плечи так и вовсе молчу.
Декс немного помолчал, затем со вздохом закатил глаза.
- Нет в тебе любви и чувства полёта, Рама, одна лишь утомительная работа. Ты будто башкой в стену бьёшься, когда рядом открытая дверь. Тебе в кайф что ли так напрягаться? Расслабься, это же совсем нетрудно. Получи удовольствие от своего тела, от движения, от пространства вокруг. Мы в таком интересном месте оказались, а ты едва шевелишься и ни на что не реагируешь. Вон погляди-ка, какая офигенная жёлтая лестница у нас тут. Яркая, гладкая, ладная, ну точь-в-точь юная скромница. Стоит и ждёт, когда ты уже обратишь на неё своё внимание. Вот когда ты в последний раз настолько чистую лестницу видел вообще? Ну, потрогай её, давай.
Рамус послушно провёл растопыренными пальцами по прохладному железному поручню. Проводник удручённо качнул головой и прильнул к лестнице, старательно, почти эротично её наглаживая.
- Погляди, видишь? Она такая твёрдая, продолговатая, о, это восхитительно!
Он многозначительно поиграл бровями и снова стал абсолютно серьёзен.
- Тебе надо полюбить этот мир как некое продолжение себя, Рама. Надо относиться ко всему, как к возможности получить новые, более полные ощущения. Слиться со всем вокруг в непрекращающемся экстазе. Ты путник, Рама, ты свет, ты бог, ты творец и любовник, а вовсе не прежний озабоченный придурок. Тебя ждёт любовь. Откройся наконец и полюби мир. Тебе больше не надо никуда убегать и незачем прятаться.
Рамус кивнул, стараясь не смотреть на своего проводника. Нет, он, конечно же, верил всему, что тот говорил, вот только понять всё и уж тем более вжиться в новую роль у него пока никак не получалось. Этот мир вовсе не казался ему столь прекрасным, как описывал Декс, и любить его тоже пока было не за что.
Чуть менее двух часов назад они проникли на территорию под недвусмысленным названием "Комбинат", почти бегом преодолев огромный участок неизвестной буферной зоны, похожей на щетинистую спину спящего дракона. Ноги Рамуса до сих пор гудели от усталости, спину неприятно тянуло, кожу лица и рук саднило от многочисленных мелких порезов, оставленных высокой травой, жёсткой будто проволока. Однако отдохнуть после этого ему никто не дал, поскольку подходы к Комбинату отлично просматривались и операторы могли заметить их издалека. Так что после изматывающего кросса по колючим холмам они сперва короткими перебежками подобрались к бетонному ограждению, разгребли скрытый под завалом мусора люк, скрутили его, пробрались через систему вентиляции, затем некоторое время прятались от заседающего в стеклянной будке порожденца и ловили нужную вагонетку, способную незаметно доставить их в первый корпус. Там они долго ползли по каким-то шатающимся цилиндрам, накрытым полиэтиленовой плёнкой, а потом крались по крыше, чтобы попасть в смежный соседний цех. В общем, мероприятие получилось крайне утомительное, хотя, судя по безмятежному выражению лица Декса, всё шло по плану.
- Люди вечно напряжены, – проводник выудил из кармана небольшую курительную трубку в виде пузатого языческого божка и пару минут задумчиво вращал её в пальцах. – Люди носят напряжение внутри себя, как едкий комок, уже даже не замечая его. А в этом комке куча всякой мерзости типа беспокойства, тревожности, гиперответственности, ощущения упущенного времени и упускаемых возможностей, подавленная паника, истерика и ужас. Брр, зачем? Гадость же!
Рамус снова покивал. На языке у него вертелась масса вопросов, но все они выдавали его внутреннюю озабоченность, тупость и страх, а значит, будучи озвученными, только расстроили бы Декса, который явно ожидал от своего подопечного чего-то большего. Декс постоянно рассказывал ему о том, как наплевательски относятся к людям другие проводники, мол, они просто торопятся выполнить свою основную задачу и никого ничему в процессе проводки не учат, объяснял как сильно он, в отличии от других старается, чтобы Рамус не просто дошёл до итогового пункта назначения, но и "выбросив из памяти весь ненужный умозрительный хлам, раскрыл свой потрясающий внутренний потенциал", а в качестве доказательства приводил в пример своих предыдущих, более успешных подопечных, которые якобы "всё схватывали на лету" и никогда ни на что не жаловались.
"Я просто, наверное, немножко устал и потому загнался, – решил Рамус. – Нет, ну правда, ничего же страшного вокруг не происходит, мы прошли уже целых пять этапов и на нас за всё это время ни разу никто не напал, у нас полно еды и воды, на мне удобные ботинки и обалденная куртка, и главное, у меня самый лучший проводник на свете. Так и чего же я всё время ною?"
Декс запыхтел, раскуривая трубку, затем отшвырнул в сторону потухшую спичку и перевёл взгляд на Рамуса.
- Мы идём домой, малец, – в который уже раз за сегодняшний день повторил он. – В наш вечный небесный дом, который есть любовь. Ни к чему кукситься и переживать. Здесь игра и прикольный мир, который является миром боли только если ты не понял этой игры.
Внезапно он уставился на что-то позади путника и полыхнул зрачками, как дикий кот в свете ночных фар.
- Я тебе докажу, – шепнул Декс и на лице его заиграла лёгкая улыбка. – Смотри внимательно, ничего не упусти.
Рамус машинально оглянулся через плечо и разом забыл, что ещё совсем недавно умел дышать. Метрах в пяти от него в косом луче света, падающего со второго яруса, стоял порожденец, называемый в народе "оператором". Монстр этот походил на простреленную, оплывшую от жара и изъеденную кислотами алюминиевую бочку, опирающуюся на нечётное количество бесформенных поджатых конечностей. У него не было никаких видимых органов чувств за исключением подрагивающего скопления длинных, фосфоресцирующих щупов на кончике рыла, но казалось, что он с любопытством изучает пару незваных гостей.
Путник застыл, чувствуя, как от ужаса приподнимаются волоски на затылке.
- Спокуха, – шикнул сидящий рядом проводник.
Он деловито, будто ничего особенного не происходит, зашуршал содержимым рюкзака, затем, не поднимая головы, издал утробный булькающий звук, дважды пихнул себя сжатым кулаком в грудь и вдруг раскатисто рыгнул. Оператор в ответ вспыхнул словно сигнальный фонарь, растопырил щупы и набух, одним махом увеличиваясь до четырёх метров в высоту. От покрытого множеством зияющих отверстий тела монстра ощутимо повеяло жаром, точно внутри него разгоралось живое пламя. Едко запахло палёной пылью и плавящимся пластиком.
- Курлык, курлык! – вкрадчиво проворковал Декс и перекатом скользнул в сторону чудовища, приподнимая над головой спутанный моток гибкой неоновой ленты.
Он полз навстречу монстру вертясь и приседая так мягко и пластично, словно бы разом лишился всех костей в своём теле. Его руки и ноги извивались как хвосты рассерженных змей, оттопыренный зад раскачивался из стороны в сторону, плечи опускались и поднимались независимо друг от друга. Со стороны это походило то ли на давно забытый первобытный танец, то ли на конвульсии одержимого. А ещё он, не замолкая, цокал языком, хлюпал, шипел, курлыкал и куковал.
В какой-то момент нависающая над ним жуткая туша качнулась и погасла. И тут же в руках Декса засияла неоновая лента, переливаясь красными и оранжевыми огнями, а сам он поднялся на ноги и загарцевал на цыпочках, всё так же продолжая выписывать задом широкие восьмёрки.
- Нам повезло, Рама, это самка, – коротко выпалил он и, быстро присосавшись к своей курительной трубке, втянул в лёгкие побольше дыма, чтобы затем выпустить плотное пахучее облако в сторону монстра. – Курлык, дамочка, курлык! Глянь какой я классный и пахну вишенкой!
Он тряхнул лентой, на мгновение сложился пополам и снова натужно рыгнул. Операторша просела и попятился. Светящиеся щупы на её рыле опали.
- Ну признайся, дамочка, ты же хочешь меня! – пыхтя как паровоз, воскликнул Декс и сделал ещё несколько расхлябанных шагов вперёд. – Ку-ку, сладенькая! Только глянь на мою превосходную жопу, курлык!
Операторша издала какое-то невнятное бормотание и, чавкнув скрытой под щупами пастью, беззвучно поплыла влево. Проводник расхохотался и глумливо запрыгал за ней следом, отгоняя неповоротливую махину от лестницы.
Когда его курлыканье стихло, Рамус очнулся и, потрясённо озираясь, на четвереньках выполз из своего убежища.
- Видал? – спросил его издалека проводник. – Легкотня.
Вид у него был довольный. Он неторопливо дошагал до подопечного и, посмеиваясь, вручил ему свою трубку.
- Тоже покури, тебе полезно. А то что-то ты совсем уже как дохлый сурикат.
Рамус взял трубку и с нескрываемым восхищением поглядел на проводника.
- Это было… – сипло начал он и замялся, не в силах подобрать подходящий эпитет. – Очень странно. Поразительно. Неописуемо, в общем!
- Не, ничего особенного. Просто самки у них нежные, трепетные и не любят излишне настойчивых мужских ухаживаний. Только пристанешь, они сразу обижаются и сваливают. Типа гордые и независимые, как эти… ну, феминистки, сечёшь?
Декс свернул неоновую ленту потуже и перекинул моток через плечо.
- С их самцами тактика чуть посложнее будет, но принцип всё тот же. Короче, ты понял, да? Это игра. Будешь воспринимать происходящее чересчур серьёзно, обязательно пострадаешь. Этот мир находится лишь тут, – он многозначительно постучал себя пальцем по лбу, – и нигде больше. Потому выживать здесь даже проще, чем в человеческом мире, ведь там у нас есть память, обязательства, привязанности, привычки, знания и всё такое прочее, а тут лишь одна непрекращающаяся импровизация.
Вид у него был расслабленный, даже, пожалуй, разгильдяйский.
- Только здесь мы можем быть по-настоящему беззаботными, Рама. Так что хорош уже хернёй страдать, расслабь булки и танцуй. Ты понял меня, дурилка?
Путник вместо ответа лишь слабо улыбнулся. Речи проводника его впечатляли и даже вроде бы мотивировали, однако он совершенно не чувствовал в себе внутренней силы, необходимой для того, чтобы взять и перевернуть себя с ног на голову и разом избавиться от проросшей под кожу привычки бояться всего подряд.
- Ничего, научишься ещё, – подбадривающе хлопнул его по спине Декс и полез за своим рюкзаком.
Рамус покрутил в руке переданную ему трубку, зашуганно оглянулся на торчащий из-под лестницы зад проводника, затем наконец осторожно коснулся губами мундштука и короткой затяжкой всосал в лёгкие пряный дымок.
- Ах да, с завтрашнего дня перейдём с тобой на сыроедение, – весело сообщил Декс. – Или нет, как только свалим с Комбината, так сразу и начнёшь у меня правильно питаться. Пора всерьёз заняться твоим телом и подготовить тебя к просветлению. А пока лови последний пирожок.
Путник подхватил прилетевший в него скомканный пакетик и снова затянулся, ощущая как в груди разливается приятное бархатистое тепло, пьянящее и вместе с тем освежающее. Чувство это захлестнуло его точно разогретая летним солнцем прибрежная волна, а затем вдруг в голове будто бы что-то негромко щёлкнуло, задрожало и обмякло. Ему вдруг, без заметного перехода, стало комфортно и улыбчиво.
- Вот это да, – сказал он, отодвигая трубку от лица и удивлённо разглядывая её сквозь растворяющийся в окружающем полумраке сизый завиток дыма.
- Что, вштырило? – усмехнулся Декс. – Хорошая смесь, угу. Мягкая как пузико новорождённого ягнёнка. Сделай ещё пару тяг и хватит для начала.
Путник безропотно присосался к трубке, наполняя себя нежнейшей сладостью до краёв, и заморгал широко раскрытыми глазами. Перед его взором попеременно замелькали яркие искры и светлые полосы, пространство раскрылось и расцвело дивными призрачными оттенками. Он закрутил головой, оглядываясь, и чуть не упал.
- Запомни это чувство, Рама, как следует запомни, – проговорил проводник, неторопливо обходя его справа. – Совсем скоро оно станет для тебя абсолютно естественным без какого-либо допинга. Ты реально охренеешь от того всепоглощающего чувства свободы, что тебя ожидает, от расширения сознания и внезапно свалившейся ниоткуда радости простого бытия. Достаточно лишь раз выйти из-под власти ума и обратно тебя уже будет не загнать.
Он понизил голос до глубокого шёпота и погладил подопечного по волосам.
- Ты сейчас как улитка, резко выросшая из старой раковины. Только не ныряй обратно в привычную норку. Всё равно ты там больше не поместишься, как не старайся.
- Я чувствую, я чувствую! – ответно зашептал растроганный Рамус, ощущая в себе непомерную отвагу, граничащую с безрассудством и трогательным детским восторгом.
Плавно кружащий вокруг него Декс был прекрасен словно античное божество, спустившееся с небес. Его сияющие глаза взирали на подопечного с отеческой гордостью, заботой и любовью, светлые волосы лежали на высоком лбу идеальными завитками, пухлые губы улыбались. Каждый раз, заходя за спину путника, он будто бы невзначай дотрагивался до его лопаток и каждое лёгкое прикосновение расслабляло поочерёдно зажим за зажимом, наполняя Рамуса какой-то возвышенной, практически космической мощью. Движения путника приобрели расслабленную и грузную размашистость, а критическое мышление попросту отвалилось за ненадобностью. Это было странно, неожиданно и оттого ещё более приятно.
- А теперь вообрази, – говорил проводник. – То, что ты сейчас ощущаешь, лишь малая доля того, что испытывает человек, открывший в себе пустотность сознания. Это как будто ты всю жизнь ощущал себя точкой, а оказался безграничным пространством. Ты больше не кто-то, ты Никто. Когда ты Никто, ты и есть само пространство сознания. Ты не ум, не память, не набор качеств, не личность, ты даже больше не человек, у тебя никогда не было тела. Чем больше кто-то считает себя личностью, тем меньше он является пространством. И в итоге он сжимается до размера точки и страдает, чувствуя тягостное одиночество и непрерывное отчаяние. А всё потому, что он потерял истинного себя. В рай попадает только Никто, слышишь меня?
Рамус хотел было кивнуть, но лишь осел на согнутых коленях и, потеряв устойчивость, беспомощно попятился назад. Явно готовый к подобному повороту Декс подхватил его под локоть и удержал от неминуемого падения.
- Пожалуй, для первого раза с тебя хватит, – со смехом проговорил он и отобрал свою курительную трубку. – Сколько ты, кстати, весишь? Килограмм шестьдесят наберётся хотя бы?
- Я не знаю, – радостно отозвался путник и снова завертел головой, пытаясь поймать взглядом уплывающие из поля зрения волшебные цветные всполохи.
- Ладно. Давай минут пять посидим, а затем пойдём. У нас ещё два корпуса впереди.
Текучий как желе Рамус мягко сполз на пол, зашарил вокруг себя руками и нашёл потерянный пирожок.
- Это неимоверно круто, – сказал он. – Я сейчас будто заброшенный дом, в котором вдруг зажгли свет.
Он разломил пирожок пополам, жадно запихнул часть него в рот и проглотил, даже не попытавшись разжевать.
- Нет, точнее моё тело это храм, наполненный горящими свечами, его окна ярко светятся, а из распахнутых дверей идёт бесконечно приятное тепло.
- Звучит воодушевляюще, – хмыкнул Декс, присаживаясь рядом.
Рамус скомкал опустевший пакет и помахал им в воздухе, следя за тем, как тот постепенно наполняется воздухом.
- Какое удивительное чувство, не думал, что когда-нибудь смогу испытать нечто подобное. Мне даже кажется, что сейчас я тоже смог бы станцевать для монстра, – он оглянулся на проводника. –  Декс, а расскажи мне ещё что-нибудь, пожалуйста. О беззаботности, о свободе, о Зеркальной Башне. Что угодно.
- Ну хорошо, – с улыбкой согласился тот. – Представь, что ты, весь такой несчастненький, лежишь в больничной палате и твоя болезнь неизлечима.
Рамус опустил пакет и сделал грустное лицо.
- В палате душно, воняет лекарствами. Всё печально и тоскливо. И вот внезапно ты чувствуешь, что выздоровел. Ты вскакиваешь с кровати и бежишь из этого здания. Не веря своему счастью, выбегаешь на улицу, а там весна. Всё цветёт!
Декс взмахнул руками, шумно вдохнул и ноздри его затрепетали.
- Ты глотаешь тёплый невероятно вкусный воздух. Везде гуляют весёлые смеющиеся люди. Ты ощущаешь какую-то нереальную радость бытия и восторг. И плачешь от счастья из-за этого чудесного освобождения.
Рамус снова блаженно заулыбался.
Проводник отзеркалил изменившееся выражение лица подопечного и поднялся на ноги, неспешно застёгивая куртку.
- Только концепция "я Никто" – есть великое освобождение и бегство из той самой вонючей палаты для безнадёжно больных, Рама. В первый раз я испытал подобное, когда воображал каких-то духовных подвижников, которые вовсе не нуждались в себе, как в личностях, и вдруг ясно осознал, насколько они все счастливы. Но даже тогда торкнуло меня не сразу, эта мысль ещё пробивала себе дорожку. И я упустил это тогда, потому что тупо не понял причину свалившегося на меня счастья. Я и медитировал потом целыми днями, и что только не делал, но никак не мог вновь зацепить ту волну свободы. А всё было просто. Я вновь на тонком уровне считал себя "кем-то".
Он перекинул рюкзак за спину и последовательно защёлкнул все замки на ременных лентах и поясе.
- Даже если ты имеешь мнение, в которое веришь, ты уже "кто-то". И если ты "кто-то" хоть в малейшей степени, то свобода не пробьётся наружу. Даже эта спасительная мысль про "никто" должна уйти, чтобы не превратиться в мнение о себе. И тогда жизнь станет непрерывным праздником. Пойдём, Рама. Нас ждёт прикольный поворотный вал, пост охраны и плавильный цех. Будет весело.
Рамус с готовностью вскочил и, чуть пошатываясь, зашагал к лестнице на второй ярус.
- Стой, ты куда? – засмеялся проводник, хватая его за рукав и перенаправляя в другую сторону. – Нам вон туда надо, через конвейер.
Путник кивнул и сменил направление, но через пару шагов остановился и обернулся. Вид у него был озадаченный.
- Я раньше думал, что быть путником очень трудно, – признался он. – Ну там, все эти странные этапы, смотрители и порожденцы, груз ответственности, повсюду опасность. И заключительное испытание в Зеркальной Башне ещё. А оказывается, это намного легче и приятнее, чем просто выживать здесь. Хочу быть как ты. Без памяти, без беспокойств, без желаний, без тела. Светом. Никем. Который танцует с монстрами вне пространства и времени.
- Отлично сказано, – одобрительно причмокнул губами проводник.
- Но как же боги? – путник дождался, когда Декс поравняется с ним, и засеменил рядом, пытаясь заглянуть тому в глаза.
- А что "боги"? – по лицу проводника скользнула неясная тень, но он тут же замаскировал её сдержанной улыбкой.
- Ну, боги разве не против подобного подхода? Я слышал, Высшие не любят, когда люди начинают вести себя слишком независимо. Или об этом нам тоже больше не следует беспокоиться?
Декс дошёл до гигантского цилиндра с исторгающими пар форсунками и, обогнув его, молча полез через ограждения.
- Вот что я тебе скажу, Рама, – проговорил он наконец, добравшись до конвейера. – Пора бы уже выкинуть из себя всю эту умственную иерархическую конструкцию под названием "Силы, которые выше нас". Нет в ней осознания своей истинной природы, только тупой обезьяний страх. Дескать, жизнь и так трудна и, если боги действительно существуют, глупо отказываться от их помощи. Пфф, поверь мне, нафиг тебе не нужен этот страх.
Он внимательно осмотрел ленту движущегося конвейера.
- Просто твой сон продолжается дальше. Слабость и бессилие продолжаются. Верующий мне возразит и скажет, мол, я силён, потому что со мной бог. Угу, с тобой, так с тобой. Я что, против что ли? Пожалуйста. Вот только если ты пробуждён, ты уже спасён. И события жизни не имеют для тебя никакого значения. Ты видишь, что единственное, что реально в этом мире – это ты сам как бесконечное сознание. А сознание, оно блаженно, то есть не нуждается ни в чём. Сознание есть величайший космический Абсолют. Его невозможно испугать, ввести в искушение или оказать ему божественную поддержку.
Декс повернулся к подопечному и протянул руку, помогая тому перебраться через последнюю металлоконструкцию.
- Ну а насчёт так называемых Высших вообще не парься. У них свои игры и заморочки, нам в них лезть ни к чему.