Глава 12. Призраки прошлого

Часть 2 "Забытые Боги"
Глава 1-2
------------------------------

Тоннель то расширялся, то сужался, извиваясь словно потревоженный осьминог.
В самом начале пути ответвлений от основного коридора было множество, но идущие быстро поняли, что все эти развилки больше путают, чем куда-либо ведут, к тому же со временем они постепенно начали становиться всё более непроходимыми и напоминали скорее сомнительные лазы, чем нормальные ходы. Никакой логики и закономерности в их расположении не просматривалось.
Тонкий, вспучившийся волнами фанерный пол коридора скрипел, проседал и резонировал от шагов, сверху в такт им раскачивались и помигивали пыльные желтоватые лампочки. Скругленные стены, внахлест обшитые множеством слоев выгнутых трухлявых досок, а то и вовсе проклеенные листами затёртого картона, также наводили на мысли о ненадежности конструкции.
- Такое чувство, что чуть сильнее топнешь и провалишься, – заметил Инауро, на ходу выковыривая очередную занозу из руки.
- Кстати, вполне возможно, – не оборачиваясь, отозвалась Лускус. – Потому давайте не будем слишком сильно топать. Ничего хорошего внизу нас не ждёт.
- А тут в принципе может быть что-то хорошее? – спросила идущая метрах в четырёх позади Пикта.
За последние три часа это были первые слова, произнесённые ею вслух. Выражение лица девушки было сосредоточенным, но взгляд отстраненным, словно мысли её витали где-то в ином месте.
- Риторический вопрос, между прочим, – хмыкнула проводник. – Но предлагаю не нагнетать. Повторюсь, это место плохо в первую очередь тем, что аккумулирует наши страхи с опасениями и потом методично шарашит ими по голове. Вполне вероятно, мы так спокойно расхаживаем здесь до сих пор именно потому, что ещё ничем друг друга не напугали. И давайте продолжать в том же духе.
- Это несколько проблематично, когда не знаешь, что ожидает за следующим поворотом, – в точности скопировав её интонацию, сказал Инауро.
- Ты такой душный стал, – покачала головой Лускус, не глядя на подопечного. – Не переживай, особенность Лабиринтов состоит в том, что здесь не водится никаких плотоядных монстров и прочих воплощённых ублюдков. Здесь только мы и наши мысли. Воспоминания, тени, иллюзии. И нам просто надо через них пройти, ни о чем особо не думая.
Она вздохнула.
- Я даже толком не знаю, что вам рассказать об этом месте. Оно большое, странное и изменчивое. Здесь может повстречаться абсолютно что угодно. Однако всё зависит от изначального подхода… Ну представь, что мы будто бы в незнакомом пугающем лесу, карты которого у нас нет и ориентиров нет тоже. Есть только цель – выйти. Вот что ты будешь делать в таких условиях? Забьёшься в ближайшую норку, чтобы лишний раз подкормить свои иррациональные страхи, или всё-таки рискнёшь пойти вперёд?
Инауро вытащил наконец мерзкую занозу, перешагнул через вздувшийся пузырём участок пола и окинул взглядом уходящий вдаль тоннель.
- В классическом лабиринте, как поговаривают, обитает минотавр, – многозначительно произнес он.
- Ой всё, – отмахнулась Лускус и на лице её появилась вымученная улыбка. – Давайте, я вам лучше кое-что забавное расскажу. Вот, к примеру, вчера я одну свою старинную подругу в Реликтовых Лесах повстречала. Она там домишко себе построила, сад с цветами вырастила. Печка, колодец, свечка, все дела. Лошадок завела. Ну точнее бураков, это такие кони с хмурыми, но в целом симпатичными мордами. Они ещё очень быстро умеют бегать…
По туннелю прокатился поток тёплого влажного воздуха, словно бы где-то далеко впереди зевнуло громадное сонное животное. Отчетливо пахнуло застоявшейся водой.
Лускус напряглась и на мгновение сбавила шаг, но затем медленно выдохнула, с усилием возвращая на лицо улыбку.
Инауро нахмурился. Он давно понял – проводник всерьез обеспокоена и, нервничая, старается отвлечь себя и спутников болтовней о всякой незначительной чепухе. Только теперь ему начало казаться, что запас её позитива на исходе и она выдавливает из себя последние его капли.
- В общем, там, где она поселилась, было красиво и безопасно, – продолжала говорить Лускус. – Я даже чуть было не передумала вас спасать и не осталась там, – она повернулась и на ходу подмигнула Пикте. – Так вот этот тоннель мне почему-то отчасти о том лесе напоминает. Всё здесь такое же старое, тихое, пахнет грибами, древесиной и мхом. Мы с вами словно внутри полого поваленного дерева сейчас идем. А лампочки светят будто солнечные лучи, пробивающиеся сквозь растрескавшуюся кору.
- Не самая плохая ассоциация, – неуклюже поддержал её усилия Инауро.
- Так значит в этом мире в принципе можно жить? – спросила Пикта, чуть повременив.
- Ну смотри, – проводник притормозила и пошла рядом. – Здесь проживает бесчисленное количество самых разнообразных существ. На каждом этапе два-три вида есть точно. Какие-то совсем мелкие и безобидные, какие-то чуть похуже, а какие-то даже обладают разумом. И с ними, в принципе, можно договариваться и некоторое время даже сосуществовать вместе. А ещё иногда они мигрируют в поисках, так сказать, лучшей жизни. Некоторые места для них наиболее привлекательны. Например, в цветных городах обычно полно всякой живности и она спокойно выживает после пере… после перезапуска.
Лускус осеклась и на пару секунд замолчала, прислушиваясь к эху своего голоса, потом сделала движение рукой, будто бы снимая с лица невидимую паутину или отгоняя навязчивую мысль.
- Так вот, в городах обычно полно всего, но это скорее что-то типа животных и птиц, иногда растений. Какие-то из них поменьше, какие-то побольше, но все они действуют исключительно на инстинктах. Не самых безобидных для путников, кстати. Впрочем, эта шушера для кого угодно может быть опасна. Потому даже порожденцы в городах надолго не задерживаются и селятся рядом. Как мусорщики, ведьмы, шалтаи-болтаи, операторы, драги, метаморфы и прочие. Есть, конечно, исключения, но в основном это так. А вот перерожденцы при особом желании могут и пожить. Смотрители те же. Обычно это смотрители на службе. Как мерзкий червяк, именующий себя Кукловодом, или недавно встреченная нами привратница Спийна.
Пикта понимающе кивнула.
- Есть ещё такие, как моя подруга, о которой я упоминала, она тоже смотрительница. Она переродилась лишь раз, в самом начале своего путешествия, но привязываться к одному этапу отказалась и теперь странствует. Она не злая, скорее наоборот слишком добрая. А местами ещё и наивная до чёртиков. В общем, служка из неё так себе, на службе ведь и убивать порой приходится... Вот она и живет то там, то тут. Почти как в обычной человеческой жизни. Да и я до встречи с рыжим была, так сказать, в свободном плавании. Неделю точно, может даже больше. Но мне так долго ничего не делать дискомфортно, – на губах Лускус появилась лёгкая усмешка. – Мне вечно нужна дополнительная стимуляция. Вызов, если хотите.
Инауро хмыкнул.
Коридор плавно повернул вправо.
- Думаю, проводники в принципе не способны развлекать себя обычными бытовыми делами. И именно потому они проводники, а не смотрители, – всё также ухмыляясь, говорила Лускус. – Мы, кстати, снова зашли в тупик. Благо эта ветка оказалась не слишком длинной.
Все трое посмотрели вперёд.
После поворота коридор резко сужался и заканчивался неровным отверстием сантиметров тридцати в диаметре, забитым туго скрученным помутневшим от времени куском полиэтилена.
- Может проковыряем новый проход? – предложил Инауро, задумчиво трогая рукой шершавую поверхность стены.
- Я понятия не имею, что с обратной стороны, – отозвалась проводник. – Так что не стоит. Возможно, рискнём чуть позже, если иных вариантов не останется.
Они развернулись и неторопливо зашагали назад.
- Ну так вот, – снова заговорила Лускус спустя пару минут молчания. – Смотрители с проводниками могут жить в принципе где угодно. Но потом проводники встречают своих подопечных и начинается веселуха. Люди, кстати, тоже могут тут жить сами по себе. Это сложно, но возможно. Порой некоторые из тех, кто не захотел или не смог заключить договор с проводником, находят себе неплохие тихие местечки или присоединяются к группе таких же выживальщиков. Вот вы, например, повстречались с мародёрами, это совершенно обычные люди, между прочим. Они просто сколотили свою микро-банду и примкнули к смотрителю, обосновавшемуся в Красном Городе. Они помогали ему, а он помогал им. Это в принципе не запрещено. Однако не забывайте, не все люди одинаково полезны, здесь могут попадаться довольно мерзкие, а порой и реально опасные экземпляры.
- Как собиратели? – спросила Пикта.
- Нет, бывают и хуже, – уклончиво ответила проводник. – Однако, надеюсь, мы с вами таких не повстречаем.
Она выдержала небольшую паузу, затем качнула головой, возвращаясь к своей изначальной мысли.
- Ещё людей иногда набирают в качестве прислуги. За еду, кров и защиту, соответственно. К примеру, так иногда поступают лесные ведьмы или драги. Но подобное случается не так уж часто и только пока люди не заключат договор пути, разумеется. Потому что с договором у путников жить свободно уже не получится. Однако и тут есть бюрократическая лазейка – расторжение договора одной из сторон. Вот, к примеру, если бы рыжий в Красном Городе во всеуслышание заявил, что никуда со мной больше не пойдет, то смог бы спокойно покинуть Город и отправиться на все четыре стороны. Да, именно так, – она зыркнула на подопечного, – и хорошо, что ты об этом не знал, иначе наворотил бы дел.
- А чего всё так сложно-то? – вздохнул Инауро, но Лускус лишь развела руками.
- Значит, если я расторгну наш договор, то смогу куда-то уйти и зажить самой обычной жизнью? – спросила Пикта задумчиво.
- Не сможешь, – быстро стрельнув глазами в её сторону, проговорила проводник. – В смысле делать этого не стоит. И тем более посреди сложного этапа. Этот мир отвратителен, поверь. В нём полно лютых отморозков, даже из числа обычных людей. По сути, от постоянных драк нас спасают лишь большие расстояния и постоянное сдвижение колеса... – она заметила заинтересованный взгляд идущего рядом подопечного и осеклась. – Ой, соррян, лишняя информация, забудьте. Сейчас она вам ничего не даст, лишь ещё больше запутает. Скажем так, мы будем крайне редко натыкаться на других путников и людей в принципе. А те, кого нам всё-таки удастся здесь повстречать, будут слишком заняты собственным выживанием, чтобы ещё и на нас внимание обращать. Это же не пост-апокалипсис, здесь незачем воевать за бензин, еду, территории и власть. Даже порожденцы в буферных зонах не могут быть уверены, что сумеют прожить на одном месте достаточно долго, чего уж говорить о тех, кто мотается туда-сюда по этапам. Здесь ни у кого ничего нет, кроме собственной жизни. И это замечательно.
Она внимательно посмотрела на Пикту.
- К тому же у тебя есть нехилый шанс попасть назад, в своё настоящее тело. Без меня у тебя ничего не получится. Ну, как минимум, это маловероятно. Да и зачем тебе жить здесь? Ты не мертвяк, а значит можешь очнуться дома в любой момент. Правда я бы лично не советовала на это слишком рассчитывать, на практике такое случается нечасто и большинство тупо гибнет, так и не дождавшись возвращения. Следовательно, самый надёжный вариант - добраться до Зеркальной Башни. Логично?
- Нет, теперь я вообще перестала что-либо понимать, – призналась девушка. – Ладно, хорошо, я действительно верю твоим словам о том, что моё тело лежит сейчас в больнице в коме, а воплощённая душа болтается посреди какого-то невероятно реалистичного чистилища. А что, если мне нет никакого смысла возвращаться, как ты говоришь, «домой»? Может быть, я там уже инвалид без рук, без ног и с половиной головы? Или у меня там ну очень плохая судьба? А вдруг я неудавшаяся самоубийца? Нет, ну правда…
- А мне больше другое интересно, – встрял в разговор Инауро. – Почему ты всё время говоришь, что Башня - это выход, хотя по сути никому доподлинно не известно, что там на самом деле? Оттуда ведь никто ещё назад не возвращался, а сами вы внутрь не попадаете. Это вопрос веры? Типа как люди всю жизнь спорят о том, что будет с их душой и личностью после смерти тела?
Проводник вздохнула и остановилась на развилке.
- Да вы оба те ещё провокаторы, оказывается. Ну ок. Давайте немного передохнем и я расскажу вам всё, что мне известно о Башне.
Путники согласились и Лускус скинула с плеч надоевший рюкзак.
- Ну смотрите, – она села и, прислонившись спиной к округлой стене, вытянула ноги. – Насчёт Зеркальной Башни на территории междумирья существует множество самых странных слухов, домыслов и легенд. Однако все они сходятся в одном… Это ни что иное как выход отсюда.
Лускус сделала два больших глотка воды и задумчиво поглядела на свою раскрытую ладонь.
- Куда, другой вопрос. Боюсь, об этом не сможет поведать даже древний, который на протяжение тысяч и тысяч циклов считался хранителем того самого выхода. Когда-то я задала ему точно такие же вопросы. И знаете, что он мне сказал? «А почему бы и не рискнуть?» Мол, вариантов-то других всё равно нет. Хотя да, ладно, варианты есть, но, как по мне, все они уж больно мерзкие. Про сумерки я вам уже говорила…
Она ненадолго замолчала и затем почти весело встряхнула головой.
- А знаете, как умирают перерожденцы? Вот чтобы будто бы насовсем? Нас пожирает Зона. Мы становимся её частью, одним из элементов её гигантского механизма, крошечной частичкой её сознания, – проводник криво усмехнулась. – Некоторые позитивно мыслящие смотрители верят, будто после воссоединения с ней они смогут творить материю одним усилием мысли и возможно даже в конце концов улучшат этот мир. Вырастят прекрасные леса, полные цветочков. Отстроят комфортные города для жизни всех бродяг. Истребят или укротят монстров. И они ведь на полном серьёзе регулярно отдают себя на съедение Зоне. Вот только с каждым поворотом колеса этот мир становится всё хуже и хуже. Я здесь достаточно давно, чтобы точно это заметить.
На доли секунды её лицо исказилось болезненной гримасой и снова стало непроницаемым.
- А ещё есть довольно-таки дурацкий вариант с зарабатыванием баллов. Это для тех, кто выполняет возложенные на них обязанности. Как тот же Кукловод или привратница, как я и все прочие многочисленные проводники. Когда мы перерождаемся здесь в первый раз, нам дают понять, что если мы будем ответственными работниками, то нам непременно заплатят… Одним за спасенные жизни, другим за погубленные. И вот мы рвём друг другу глотки в надежде получить как можно больше сраных баллов. Ведь собрав их в нужном количестве, мы сможем купить себе то самое право на выход. Для которого вам, придуркам, достаточно лишь пошустрее переставлять ноги и не лезть на рожон. Понимаете, нет? Я за всю свою жизнь не набрала и десятой части той цены, которую должна заплатить. Хотя, чёрт возьми, я стараюсь как никто. И я очень хочу хоть одним глазком взглянуть на этот долбанный выход.
Лускус сжала-разжала свои побелевшие кулаки и ещё немного отпила из бутылки. Обе радужки её глаз были насыщенного алого цвета.
Путники потрясенно молчали, боясь даже пошевельнуться.
- Так вот, – уже совершенно спокойным тоном произнесла она. – Что бы вы там себе не думали, я доведу вас до Зеркальной Башни. А потом загляну в ту самую волшебную замочную скважину и узнаю наконец, был ли во всем этом хоть какой-нибудь смысл.
- Прости, – тихо проговорил Инауро.
Проводник коротко глянула на него исподлобья и сразу же отвела глаза.
- Ничего страшного, – проговорила она. – Вы ведь действительно не знали. Но хотя бы теперь, надеюсь, вам стало немножко понятнее, что здесь на самом деле происходит.
Все трое минут пять смотрели в стену напротив, думая каждый о своём, затем проводник поднялась, стряхивая с одежды светлую древесную пыль.
- Пойдемте, – решительно сказала она. – Здесь становится тоскливо.

Первую аномалию Лабиринтов они увидели буквально за следующим поворотом.
Выглядела она как своеобразная беседка, вмонтированная в ветхую стену основного строения, и состояла из нескольких соединенных друг с другом пустотелых шарообразных сегментов белого цвета с ассиметричными вставками цветного стекла. Этакий паучий домик с влипшими в него карамельками. Изнутри конструкции шёл приглушенный свет, вокруг валялись разноцветные осколки.
После долгого безрезультатного блуждания по одинаковым ветвящимся коридорам и унылых бесед это зрелище показалось им даже приятным.
- Однако красивое, – заметила Лускус, жестом останавливая спутников. – Такого я раньше не видела.
- Ловушка? – сразу понял Инауро.
Проводник кивнула.
- Вот смотри и запоминай, – она легонько пихнула локтём в бок Пикте, – это кака. Туда ходить не надо.
- А что там внутри? – спросила та.
- Понятия не имею. Судя по внешнему виду, залипалка. В них как раз обычно много стекла, – Лускус перекинула рюкзак на живот и привычным движением затянула лямки потуже. – Не скажу, что залипалки смертельно опасны, но выйти из них непросто, особенно без посторонней помощи. Застрянешь там на годы, и сама не заметишь, как помрёшь от старости. Мы аккуратно обойдем её сбоку и даже смотреть туда не будем. Я пойду первой, буду вас страховать. Рыжий, возьми девчонку за руку. Пожалуйста. В твоей силе воли я почти уверена, а вот её может и затянуть.
- Ничего меня не затянет, – обиженно отозвалась путница. – Раз сказали, что там опасно, с чего бы мне туда соваться?
- Не куксись. Это было не на твой счет, просто ты новичок и у тебя пока не до конца сформировался иммунитет к здешним красотам, – улыбнулась ей Лускус и, прижавшись спиной к стене, неторопливо, приставными шагами двинулась вперёд.
Да, ловушка и правда была очень эффектной. Толстые рифленые стекла красиво бликовали на свету и отбрасывали на окружающие поверхности узорные цветные тени, белые перемычки походили на изящное кружево, да и формы постройки в целом казались идеально сбалансированными. Сбоку у самого пола виднелся небольшой округлый вход.
- А кто это построил? – поинтересовалась Пикта, мелкими шажками передвигаясь позади Инауро.
- Чей-то безумный, но очень артистичный разум, – сказал тот. – Лучше не смотри, а то очень захочется туда зайти. Мы с Лу встречали стеклянные парники на выходе из Белого Города, и они казались мне такими уютными и манящими, что я еле устоял.
- Парники не самая мерзкая залипалка, – произнесла идущая впереди Лускус. – Там просто огурцы, помидоры, всякая рассада и прочая чушь. А ещё внутри тепло и пахнет почему-то свежей выпечкой. Заходила туда однажды очень давно. Тоже пряталась от тэнгли, – она тихо засмеялась. – А потом очнулась в переднике с лейкой в руках, не понимая, какого черта я поливаю какой-то и без того мокрый куст. Эта штука более утончённая что ли. Странная, разноцветная. Выделяющаяся. А значит скорей всего и более ядовитая. Постарайтесь не фокусироваться на ней, когда мы поравняемся, думайте о чём-нибудь другом. Но совет на будущее - почаще обращайте внимание на такие вот неожиданно привлекательные объекты на своём пути. И валите от них подальше на всякий случай. Очень помогает выживать.
Она замолчала, внимательно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Эта красивая переливающаяся всеми цветами радуги стеклянная гадость определённо представляла серьёзную опасность. От неё шла едва ощутимая вибрация, ритмично подбрасывающая вверх частицы пыли, а вокруг клубилось недоступное человеческому глазу блёкло-лиловое марево.
«Что же там внутри? Музыкальная комната для медитаций?  – попыталась представить Лускус. – Беседка с кушетками для плотских удовольствий? Мини-бар и столики для игры в нарды?»
- Я её чувствую, – призналась Пикта и, не сводя взгляда со своих пыльных кед, крепко ухватилась свободной рукой за край свитера Инауро. – Похоже на лёгкую щекотку в животе. Будто бы тебе устроили приятный сюрприз и никак его не покажут. Но тебе уже очень хочется узнать, что же там такое… А ещё я слышу музыку в голове.
Лускус понимающе кивнула и ускорила шаг.
На самом деле её всегда занимала тема ловушек, хотя большинство проводников воспринимало их исключительно как дополнительные помехи на пути. Глупые, досадные, зачастую смертельные, но всего лишь помехи.
Разумеется, в процессе проводки она и сама старалась придерживаться той же версии и во что бы то ни стало ограждала от них подопечных, однако в свободное время не могла удержаться от экспериментов. Ей всегда казалось, что этот мир сложнее, чем кажется, и в якобы случайных потёках живого разума междумирья может скрываться особая тайна, ну или как минимум шифр.
Скорей всего, в подобных идеях был виноват один из наиболее старых смотрителей, знакомых ей лично. А именно тот самый бывший хранитель Зеркальной Башни по имени Процерус. Огромный крылатый монстр, которого Лускус встретила, когда он ещё был привязан к самому важному этапу на свете, полагал, что ловушки – это как бы воплощённые сновидения Зоны, её бессознательное творение.
«Не знаю, почему она их сразу не удаляет, – говорил он. – Это её ахиллесова пята, абсурдные тягостные желания, которые любой другой предпочел бы тщательно скрывать от посторонних. Ведь умея читать зашифрованные там символы, можно понять вообще всё. Она словно капризный ребенок, который, не осознавая своих истинных мотивов, постоянно пребывает в разладе сам с собой, однако предпочитает и далее ничего не замечать. Жёсткий расчет и сладкие иллюзии, бескомпромиссное подавление с конкретным сводом правил и тут же неудержимое стремление к тотальному хаосу, замаскированному абстрактным понятием «свобода». Что-то в этом есть такое… невротическое».
- Знаете, иногда мне кажется, что наша жизнь - это одна сплошная ловушка, – сказала Лускус вслух, стараясь не фокусироваться на проплывающем мимо разноцветном строении. – Нет, ну по сути ведь так оно и есть. Мы ограничены материальным, мы ограничены нормами морали, мы ограничены познаваемым, и даже наше собственное мышление действует в соответствии с определёнными алгоритмами. Наш разум вовсе не так свободен, как может показаться.
Она ненадолго замолчала, старательно подбирая слова.
- Мы заложники своей памяти и своих сиюминутных желаний. Мы замкнуты внутри себя, словно в клетке, и даже термин «свобода» воспринимаем как нечто примитивное вроде возможности временно нарушить строгий свод правил, рискнуть жизнью, ляпнуть кому-нибудь гадость или съесть что-то вредное. В общем, чушь собачья и мелкие бытовые развлечения. А в это время настоящие мы только врём сами себе и зарываемся в иллюзии всё глубже. Будто испуганная улитка в раковину.
- А как же чувства? – спросила издалека Пикта. – Они ведь честны.
- Какие именно чувства?
- Ну, к примеру, любовь…
- Ты сейчас серьезно? – хохотнула Лускус, оборачиваясь. – Хорошо. В таком случае объясни мне, что для тебя означает слово «любовь»?
- Ну, это глубокая привязанность к другому человеку, желание быть с ним, – она запнулась, – как личность и в телесном смысле тоже. Плюс забота, преданность, понимание. Кто ты без этого всего? Жалкий одинокий эгоист, зацикленный исключительно на себе самом. Разве это свобода?
- Вау. Хорошо. А чем «любовь» отличается от «дружбы» или там, например, от «долга»?
- Ты придираешься к словам, – заметил Инауро.
- Нет, – развеселившаяся проводник замотала головой. – Просто пытаюсь понять, что такое, по-вашему, чувства к кому-то, чем они различаются и почему вы считаете их такими уж ценными и безграничными. Говоришь, любовь даёт свободу? Дружба даёт? Нет. Они привязывают, да и то не навечно. Какие у нас там ещё есть сильные слова… Ненависть. Ненависть даёт свободу? Нет, по сути, она тоже привязывает испытывающего её к тому самому объекту ненависти. Стреноживает. И напомню, я изначально говорила о том, что всё в этой жизни имеет свой предел. Разум, фантазия, эмоции, материя. Нас поймали в ловушку, где мы просто перемещаемся из одной крошечной комнатки в другую и фасуем тонну барахла, которую считаем своим драгоценным личным опытом.
- А может не бегать тогда всю жизнь по собственным внутренним замкнутым комнаткам, перебирая барахло, а начать раздавать его? – чуть подумав, ответил Инауро. – Так твои мысли вырвутся на свободу, трансформируясь и обрастая новыми деталями, чувства передадутся другим и возможно изменят их, да и материя в конце концов не растворяется без остатка.
Лускус фыркнула.
- Ага, именно так рассуждают люди, рожая детей или посвящая всю свою жизнь обучению других.
- И что, разве это плохая или неправильная жизненная философия? – удивилась Пикта.
- Нет, я такого не говорила. Каждый находит свою правду и собственную цель в жизни. Или даже смысл, если хотите. Но это всё равно ловушка, в которой есть наполненное красивыми словами и яркими эмоциями пространство, однако из неё совершенно нет никакого выхода.
- Я не понимаю, к чему ты ведешь, – признался Инауро.
Аномальное строение давно осталось позади, но они этого даже не заметили.
- Я веду к тому, что незачем пытаться обязательно прицепиться к кому-то, к вещам, к месту, к воспоминаниям или к планам на будущее. Это всё пустое, шелуха. Но это так, мои личные, ни к чему вас не обязывающие размышления, не воспринимайте их излишне серьёзно.
Инауро невольно поднял на неё глаза, но лицо Лускус не выражало никаких эмоций.
- Просто мне кажется, что в жизни нет ничего важнее, чем понять самого себя, – сказала она тихо. – Всего целиком, до конца, до донышка, без утайки. Все свои истинные устремления, порывы и желания. Понять, принять и откинуть их нафиг подальше. И возможно, если ты сумеешь это сделать, то заодно поймешь, примешь и отпустишь всё вокруг. И никто и никогда уже не сможет тебя поймать на крючок и сожрать. Как глупую рыбку.

На небольшой заброшенный парк, огороженный витым забором, Джуба наткнулась уже перед самым рассветом и решила-таки дать отдых буракам. Сперва она позволила им остыть, сделав вокруг ограды пару неспешных кругов, потом остановила повозку и распрягла животных.
Пока бураки шумно хлебали заготовленную для них воду, смотрительница открыла проржавевшие ворота и остановилась, задумчиво глядя на уходящую вглубь заросшую каменистую тропу. Остальное пространство сада заполнял низко стелющийся утренний туман, превращая чёрное кружево деревьев в многослойную аппликацию на фоне стремительно наливающейся алым цветом полосы восхода.
Вероятно, в этом месте давным-давно никто не появлялся.
- Неплохо для начала, – сказала она вслух. – Попасёмся здесь пару дней, а потом поедем к морю. И будем там купаться в тёплой водичке и загорать. Да, мои хорошие?
Бураки отозвались дружным ржанием. Она улыбнулась и прошла через ворота.
Когда они ещё кружили вокруг парка, Джуба заметила в глубине какие-то аттракционы и теперь ей хотелось разглядеть их поближе. Она сорвала тонкий стебелек травы и, помахивая им будто дирижерской палочкой, неторопливо двинулась вдоль тропинки, рассчитывая, что та сама выведет её куда надо.
Солнце поднималось быстро. Первые лучи ударили по верхушкам пирамидальных тополей, окатив их жидким золотом. На ветвях зачирикали первые птицы. В высоком небе, перемежаясь тонкими узорными облаками, смешивались два цвета – розовый и серый. Серый постепенно голубел, заполняя собой всё пространство. Сквозь макушки деревьев вдалеке уже показалась первая конструкция, похожая на остов полуразобранных американских горок, когда до Джубы донесся чей-то приглушённый говорок. Впрочем, она сперва было решила, что ей показалось, поскольку звук скорее напоминал стрекотание цикад… если бы не явно различимые слова.
- Копытные, говоришь? – шуршал голос. – Ну, пошли посмотрим, раз копытные.
Смотрительница быстро сошла с тропы и присела, затем, повременив, аккуратно раздвинула руками высокие заросли травы и выглянула.
Около стройного ряда тополей неподалёку виднелись две тёмные фигуры. В одной она моментально распознала силуэт грифона, вторая же походила на толстого мужика в укороченной рясе с капюшоном, стоящего к грифону спиной. «Мужик» этот нервно подергивал уродливыми, вывернутыми наружу локтями, и то и дело всем корпусом неуклюже наклонялся взад-вперед.
«Ну вот и устроила привал, – погрустнела Джуба. – Еще и распрягла раньше времени».
Ещё к одной стычке с прекрасными крылатыми созданиями, даже в присутствии других гуманоидных существ, она явно не была готова.
Стараясь вести себя как можно тише, смотрительница выбралась обратно на тропу и, пригнувшись, быстро засеменила в сторону ворот. Позади тут же раздался шум крыльев и пронзительный свист. Она поняла, что прятаться поздно, и побежала, надеясь лишь на то, что бураки не успели разбрестись в разные стороны и смогут её защитить. Однако не успела она преодолеть и десяток метров, как спину обдало резким порывом ветра, а в плечи ударили лапы нагнавшего её зверя. Джубу мотнуло, она не удержалась на ногах и упала, едва успев выставить перед собой руки.
- Нет, нет! – испуганно вскрикнула она. – Помогите!
Грифон тяжело потоптался на ней всеми четырьмя лапами и издал серию отрывистых призывных криков.
- Фу, нельзя, – слева зашуршала трава и смотрительница увидела пару коротких кривых ног в широких льняных шортах. – Кого это ты тут поймала?
- Уберите животное, пожалуйста, – сдавленно попросила Джуба, не двигаясь. – Я случайно зашла на вашу территорию, думала здесь никого нет.
Грифон отступил в сторону и в воздухе повисла напряжённая пауза.
- Малая, ты что ли? – спустя некоторое время проговорил всё тот же незнакомый скрипучий голос.
Смотрительница осторожно приподнялась на локтях и поглядела на подошедшего. Рядом с ней стояло нечто среднее между толстой облысевшей птицей и гигантским насекомым. Существо было настолько странным и диспропорциональным, что Джуба буквально замерла в недоумении.
- Не узнаёшь? – застрекотал подошедший, попеременно поглядывая на неё то одним, то другим бледно-голубым фасетчатым глазом. – Это же я, Корвус. Да, мы, конечно, давно не виделись, но едва ли с тех пор я так сильно изменился.
Он улыбнулся крошечным беззубым ртом и кокетливо шевельнул рудиментарными крыльями, которые она несколькими минутами ранее спутала с нервно жестикулирующими изуродованными руками.
«Не может этого быть! – смотрительница, не сводя с него взгляда, поднялась на ноги и машинально отряхнула саднящие ладони. – Что-то многовато в последнее время призраков из прошлой жизни».
В теле существа, стоявшего перед ней, не осталось ни единой узнаваемой черты. Его огромная голова на мощной укороченной шее, казалось, плавно переходила в плечи, а спина покрылась хитиновыми пластинами. Когда-то красивый нос с горбинкой превратился в огромный клюв, который она издали приняла за капюшон, с покатого лба свисали неухоженные седые космы, едва ли походящие на столь густые прежде перья, а на жестком тёмном брюхе, перетянутом кожаным ремнем, шевелилась целая куча коротких цепких лапок, беспрестанно что-то теребящих, трогающих и вертящих.
- Не узнаешь, да? – скрипнул Корвус. – А ведь я тебя помню. Ты, кстати, вообще не изменилась, хотя с тех пор прошло… – он замялся.
- Двадцать семь циклов, – подсказала Джуба.
- А, значит, помнишь всё-таки, – с присвистом вздохнул он и снова задёргал подобием крыльев. – Надеюсь, ты не обижаешься на меня за тот случай. Сама ведь понимаешь, жизнь у нас непростая, всегда приходится чем-то жертвовать.
- Кем-то, – уточнила смотрительница и поджала губы.
- Ну не дуйся, малая. Столько времени прошло, пора бы отпустить старые обиды. Ты пойми, мне сейчас и без твоих напоминаний невероятно стыдно за тот случай. Поступил я с тобой как негодяй, да. Как не-мужик, вот правда. Только сделанного уже не воротишь. Карма меня догнала, жизнь пережевала и выплюнула, а ты вон до сих пор цветешь как майская роза. Так, поправилась чуть-чуть в некоторых местах, но не критично же.
Джуба почувствовала нестерпимое желание сейчас же выщипать все его оставшиеся перья, однако сдержалась.
- Я, пожалуй, пойду, – холодно сказала она и развернулась. – Ещё раз извини, что потревожила.
- Да оставайся, – Корвус неожиданно резво скакнул в сторону, перегораживая ей путь. – Место здесь хорошее, тихое, никто не потревожит. Путники сюда не суются, сущи тем более. Мне тут птичка насвистела, что ты на повозке приехала, так и чего гонять зря лошадей, покорми их и переночуй, а утром уедешь. Если, конечно, захочешь.
Смотрительница покосилась на стоящего рядом грифона.
- За неё не переживай, – быстро проговорил Корвус, – она дрессированная. Сидеть! – скомандовал он, как бы подтверждая свои слова. – Лежать! Служи! Вот видишь, какая послушная сучка. Кто хорошая девочка? – засюсюкал он, с трудом наклонился и одобрительно пощекотал нижней парой лапок розовый бок скачущего вокруг него грифона. – Ты хорошая девочка, да. Так что? Останешься ненадолго? У меня овощи с огорода, грибы солёные в погребе, настоечка есть свойская… Я правда такое уже не употребляю, но тебя с удовольствием угощу. А на закате костерок запалим, тут ещё речка недалеко, можем сходить искупаться...
- Ты здесь живешь? – боясь глядеть на изменившегося до неузнаваемости человека, которого она когда-то любила, спросила Джуба.
- Живу, да, – отозвался он.
- Один? – чуть повременив, поинтересовалась смотрительница.
- Ну, почти, – уклончиво ответил он. – Ты только не подумай, что у тебя есть повод для ревности, там так… ерунда. Она мне просто по хозяйству помогает.
- Нет, я, пожалуй, всё-таки пойду, – стараясь не выказывать своего раздражения, сквозь зубы процедила Джуба. – Не хочу никому мешать.
- Да не помешаешь ты, – Корвус порывисто цапнул её лапкой за плечо и тут же отпустил. – Не хочешь в дом идти, можешь переночевать в своей кибитке, только не за забором. Там в сумерки может быть опасно. И лошадок приводи, травы здесь много, поклюют досыта. А тебя я все-таки обедом и ужином накормлю. И не вздумай отказываться. Должен же я хоть как-то искупить перед тобой вину.
«Вот я дура, – проклинала себя смотрительница, пока они запрягали бураков и перегоняли повозку на территорию парка. – Зачем мне всё это надо?»
- Местечко здесь вообще-то кайфное, – говорил Корвус, то и дело поглядывая на неё одним глазом. – Чистота, простор, даже дышится свободнее как-то. Природа восхитительная. Особенно перед грозой. Когда тишина пронзительная и тучи огромные насупленные, а деревья неподвижные, только кедры звенят и ароматы трав до небес… но вот тут в самом центре, – он постучал себя лапкой по животу, – всё равно какая-то пустота. И ничем её не заполнить. Думаю, ты меня понимаешь. Бесконечные потери, холод, боль, одиночество, опасность, бег по кругу, всё по кругу снова и снова, и вдруг эта слюнявая слабенькая надежда… а что если вдруг…
Джуба молчала. Ей были слишком хорошо знакомы подобные речи.
Она смотрела на свою размеренно колышущуюся при ходьбе юбку, на булыжники под ногами, на крошечные цветы посреди зарослей, на завитки ограды, на низкие ветви – куда угодно, только не на ковыляющее рядом существо.
Солнце уже стояло высоко, но ещё не в зените, когда они наконец обошли заброшенные американские горки и приблизились к постройке, отдалённо напоминающей стилизованный сказочный замок.
- И ты теперь больше не проводник? – спросила смотрительница, разглядывая грубую кирпичную кладку, пробивающуюся сквозь слои облупившейся цветной штукатурки, и круглые витражные окошки.
- Больше нет, – поджал губы Корвус, – давно уже. Не мог так больше жить. Чувствовал себя словно запертый в клетке зверь. Думал, что это сила, а потом понял, нет - зацикленность и упадничество. И никакой духовный рост в таких условиях невозможен. Проводник, он ведь тупая ходилка-бродилка, проводнику некогда думать, постигать что-то, он живёт исключительно телесной жизнью, зубами, когтями и крепким лбом тараня непробиваемую стену. Следуя бессмысленным правилам в голове и зарабатывая какие-то баллы, фиг знает зачем. А ведь существует уровень значительно выше. Я был жесток, глуп, эгоистичен и ничего в этой жизни не понимал, не чувствовал. И вдруг однажды так захотелось простого человеческого счастья. Понимаешь?
- И как? – она бросила на него быстрый взгляд. – Нашёл?
- Как видишь, – печально вздохнул он, дёрнув крыльями. – Живу тут словно выброшенный на обочину жизни отшельник, ни с кем не контактирую. Пойдем хоть супчиком тебя накормлю. Или может ты хочешь капустного пирога и чай с мёдом?
- От пирога с чаем не откажусь, а вот внутрь не пойду, – Джуба заприметила возле входа в игрушечный замок два обтёсанных по типу скамеек бревна с кострищем и направилась туда.
- Ладно, посиди пока тут, – проскрипел ей в спину Корвус и, резко обогнав, кинул в пустоту, – не скучай без меня, я скоро вернусь.

Смотрительница опустилась на нагретое солнечными лучами бревно и вытянула ноги.
Ей внезапно стало грустно и тошно. Столько лет она помнила этого человека, прокручивала в уме недосказанное, цеплялась за хорошее, страдала из-за плохого – и что? Вот он, перед ней. Этот обрюзгший ловелас, престарелый манипулятор, потрёпанный нарцисс. Обижена ли она на него до сих пор? Или просто разочарована тем, как он переменился? Она задумалась, глядя на кучку золы в углублении, выложенном битыми кирпичами. Да, возможно, ему и правда сейчас нелегко и одиноко. Возможно, он даже что-то осознал. А толку? Нужен ли он ей теперь? Такой…
На вытоптанную траву справа упала густая тень и Джуба подняла голову.
В нескольких шагах от неё стояла высокая худая как жердь молодая женщина, с безвольно повисшими руками и остекленевшим взглядом. На ней была надета длинная подпоясанная рубаха, по кайме расшитая красным этническим узором, голову украшал цветочный венок с лентами, а возле босых ног виднелась плетёная корзина с мелкими жёлтыми яблоками.
- А вторая где? – спросила женщина каким-то на редкость бесцветным голосом.
- Что? – не поняла Джуба.
Та ничего не ответила.
- О, смотрю вы познакомились? – из темноты дверного проёма показался Корвус, он нёс домотканое покрывало и сковороду, полную шкворчащей картошки. – Я подумал, картошка на сале будет получше пирога, – сказал он, с трудом опуская сковородку на сложенное покрывало рядом с Джубой. – Нимфодора, солнышко моё ненаглядное, сгоняй-ка по-быстрому в погреб за баночкой грибочков. Тех, солёненьких, с зелёными шляпками. Настойку тоже прихвати. И тарелки с ложками.
Женщина послушно отправилась выполнять его поручение.
- Нимфодора? – переспросила смотрительница.
Корвус грузно опустился на соседний край бревна.
- Да, она из поселения ведьм неподалеку. Поприродница. Умеет общаться с животными, но не с людьми. Печальная история на самом деле. Её изгнали свои же за незначительный проступок и ей совершенно некуда было пойти. Ну я её и приютил. Она бы померла одна.
- Как благородно, – заметила Джуба, глядя в сторону.
- Это было совсем несложно, – словно бы не заметив сарказма в её голосе, отмахнулся Корвус. – Она всё равно как приблудное животное, благодарная, многого не требует, в основном молчит, поговорить с ней правда особо не о чем, туповата. Зато слушает хорошо, – он помолчал, затем всплеснул лапками. – Нет, ну вот что ты опять начинаешь? Я ведь никогда ничего от тебя не скрывал.
- Ничего я не начинаю, – устало отозвалась смотрительница, подцепляя двумя пальцами кусок картофеля. – Просто в последнее время вокруг происходит слишком много странных и неприятных вещей. Так что, наверное, это даже неплохо, когда люди находят тех, кому они действительно нужны. По той или иной причине.
- Да что такого особенного вокруг происходит? В этом мире всё как обычно. Боги ссорятся, люди мрут, сущи жрут. Скандалы, интриги, расследования, – Корвус с кряхтением поднялся и широким жестом смахнул в сторону свисающие на лоб космы. – Пойду-ка стол принесу и самовар. И бабу потороплю, а то что-то она застряла. Мда, ещё и урожай свой забыла, – он пронзительно свистнул, подзывая грифона и указывая на оставленную на земле корзину. – Яблоки в дом, давай.
Животное радостно вильнуло гибким как плеть хвостом, подхватило ручку корзинки клювом и, торжественно задрав голову, поволокло в дом.
- На меня недавно такие напали, – тихо сказала Джуба, провожая грифона взглядом.
- А, – безразлично отозвался Корвус, – на них находит иногда. Когда они совсем дикие. Ну или когда науськал кто.
Он ушёл.
Смотрительница посмотрела на зажатый в пальцах кусок остывшей жареной картошки, размахнулась и закинула его в траву. Есть ей совсем расхотелось.
«Какое-то мерзкое ощущение, – подумала она, – Лучше бы я никогда с ним больше не повстречалась».
Было время, когда она даже пыталась его отыскать. Теперь она не могла понять, зачем ей это было нужно. Просто чтобы закрыть гештальт? Высказать наболевшее? Посмотреть, как он живет без неё, помнит ли он её? Понять, действительно ли он такая равнодушная скотина, каким выставил себя в последний день её прошлой жизни, или же никто в произошедшем не виноват, просто так сложились обстоятельства? А может она вообще сама себе придумала всю их тогдашнюю любовь-морковь?
Она прикрыла глаза и брезгливо вытерла испачканную жиром руку о шершавую поверхность бревна.
- Почему ты не ешь?
Джуба дернулась от неожиданности.
- Ради тебя одной ведь старался, – незаметно подкравшийся Корвус водрузил над пепелищем небольшой пластиковый стол с зонтиком. – Или ты, как все нынешние худеющие дамы, траву на завтрак, обед и ужин предпочитаешь? В настоящей женщине всё должно быть прекрасно, мужики не собаки, на кости не кидаются. Кстати, я ведь совсем недавно о тебе вспоминал, – он задумался, опершись двумя парами нижних лапок на стол. – Грустный день был, тоска накатила и безысходность. Неужели, подумал я, вот так и пройдёт моя жизнь? В холодной постели, без любимой мягкой женщины под боком, без задушевных разговоров в ночи, без своры умненьких смешных детишек, носящихся вокруг…
Джуба молчала, чувствуя, как холодеет и пропускает удары сердце. Его слова вечно действовали на неё как те самые американские горки. Она боялась их, и вместе с тем от них почему-то захватывало дух.
Корвус тяжело отлип от стола и приблизился, пристально глядя на сковороду.
- Да и чёрт с ней, с этой картошкой, – сказал он тихо, выдержал паузу, затем вдруг резко пнул сковороду.
Та с глухим стуком упала в кусты.
- Ну вот чего ты меня мучаешь? – его сиплый голос дрогнул. – Ты даже не представляешь, как мне было тяжело на сердце, когда мы расстались. Но я знал, что так для тебя будет лучше. Зачем тебе такой старый упырь, как я? И ведь я оказался прав. Ты стала сильнее, я вижу, ты нашла своё место в этом мире и всё у тебя теперь хорошо.
«Ты убил меня тогда, – хотела сказать смотрительница, но лишь прикусила губу. – Ты уничтожил меня, растоптал в пыль. От той наивной влюбленной в жизнь девчонки осталась лишь тусклая тень. Спасибо за урок, гад…»
Корвус медленно развернулся и ушёл на соседнее бревно, где занял трагическую позу, уперев свой огромный нос в судорожно сжатые лапки. Лишь тёплый ветер ворошил его седые перья. Так, в напряженном молчании прошло ещё несколько минут, затем из дома выплыла лесная ведьма с подносом, уставленном всевозможной снедью. Возле неё крутилась радостная самка грифона.
- Прощения прошу. Настойку енту охлаждаться поставила, потому задержалась, – подчёркнуто окая, сообщила Нимфодора своим блёклым голосом, расставляя принесённые продукты на столе.
Ей никто не ответил.
«Почему я по-прежнему здесь сижу?» – мысленно спросила себя Джуба, даже не делая попыток подняться.
Ведьма закончила раскладывать еду, тщательно протёрла три стеклянных стопки салфеткой и, прямая как доска, опустилась на край бревна напротив смотрительницы. Её пустые тёмно-карие глаза, казалось, немного косили, отчего было не совсем понятно, в какую сторону она смотрит, но Джубе почему-то показалось, что ведьма очень зла и именно на неё.
Над столом с жужжанием пролетел шмель, по-собачьи сидящая возле ног хозяина самка грифона щелкнула клювом, пытаясь поймать насекомое на лету. Корвус громко вздохнул, опуская голову ещё ниже, потом, не глядя, налил себе полную стопку, залпом проглотил и вдруг достал из-за бревна гитару, которую, по-видимому, принёс вместе со столом.
«Ой, нет, – смотрительница вздрогнула, глядя как скругленный корпус мягко ложится на его колено, а лапки поглаживают широкий гриф. – Вот я и попалась…»
- Мне пора, – торопливо проговорила она и поднялась. – Ещё бураков почистить надо и дома порядок навести.
Корвус коротко ущипнул одну из струн, незаметным движением подкрутил колки, а затем сразу выдал несколько мелодичных и очень печальных аккордов.
- Я тааак устал бродить среди высоких стен, – еле слышно, но чувственно запел он, – где каждый шаг к тебе подобен пытке. Я тааак хотел тебя… навеки взять в свой плен. Но сам пленён огнем твоей улыбки.
Джуба почувствовала, как нежный порыв ветра растрепал её волосы, а вдоль спины скользнули мурашки. Она застыла будто соляной столб и поняла, что не сможет больше сдвинуться с места.
Это было словно наваждение. Она разом вспомнила все те уютные вечера и тревожные рассветы, внимательный взгляд его голубых как весеннее небо глаз, его мягкие пальцы на её запястье, жаркие уверенные объятия, долгие разговоры и мучительные расставания.
- Куда ведет меня очередной зигзаг твоей души неведомо мне ныне, – надсадно сипел Корвус, и она уже не замечала ни его нечеловеческого тембра голоса, ни его телесного уродства, ни сидящей напротив злой косоглазой женщины. – На полпути к тебе умолк последний шаааг, и я один, я в каменной пустыне. Я в каменной пустынеее.
Чарующий звук гитарного перебора на мгновение прекратился, а потом Корвус коротко мотнул головой, отбрасывая со лба длинные седые пряди, и плашмя ударил по струнам.
- В глухууую полночь манит этот свет, кто был со мною, все меня покиньте. Я заааблудился, выхода мне нет, – его голос сорвался, он смотрел на Джубу, на неё одну. – Брожу в тебе я словно в лабиринте…

- Ну что же, – сквозь зубы процедила Лускус. – Этого следовало ожидать.
Полость, которую Инауро мысленно окрестил «вакуолью», была намного шире разветвлённой сети фанерных нор, откуда они только что вывались, однако определить её реальные размеры на глазок не представлялось возможным.
- Нам что ли надо обойти их все? – проговорила Пикта, разглядывая завал из нескольких десятков деревянных строений, в обход любых законов физики заполняющих дно, стены и даже потолок пещеры.
Бараки, амбары, избы, тонкостенные двухэтажные дома с мансардами, бунгало, будки, сараюшки. Все эти просевшие здания, покосившиеся, раздавленные, вповалку лежащие друг на друге единой грудой остовы, зияющие многочисленными провалами дверей и окон, симметрично отражались в мутной, скрывающей дно воде. Как кошмарный фрактал.
- Тлен и безнадёга, – угрюмо сказал Инауро, представив сырые, пораженные спорами плесени внутренности лачуг.
В центре зловещей пещеры на тонких верёвочных подвесах покачивался десяток сияющих стеклянных шаров. Очевидно, они были здесь единственными источниками света, однако их инфернальное свечение не успокаивало, а наоборот только больше нагнетало атмосферу и создавало ощущение, будто вся эта груда тухлой древесины едва заметно шевелится.
Лускус лишь тяжело вздохнула.
- Ты здесь уже была? – спросил Инауро, не глядя на неё.
- Да, приходилось, – отозвалась проводник. – Не скажу, что мне сильно понравилось.
Она шагнула вперед. Под её ногой застонали перевернутые вверх тормашками стропила и просели, уходя почти на полметра в тёмную воду. В глубине утробно булькнуло, на поверхности вздулись и опали несколько больших мутных пузырей. Лускус присела, развела руки, восстанавливая баланс, и почти сразу же продолжила свой путь.
- Я туда не хочу, – сдавленным голосом проговорила Пикта. – Мне это место совсем не нравится.
- Похоже, у нас нет выбора, – Инауро оглянулся на удаляющуюся спину проводника. – Подожди. Ты нам даже ничего не расскажешь?
Та, не оборачиваясь, отрицательно помотала головой и перешагнула на следующую разбухшую от влаги балку.
- Ну, замечательно, – путник подал руку Пикте, и они медленно двинулись следом.
Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь слабыми всплесками и поскрипыванием особо неустойчивых конструкций. Как-то разом навалилась тягостная усталость и Инауро подумал о том, что зря они не устроили полноценный привал после многочасового блуждания по тоннелям и не выспались перед очередной сменой локации.
- Лу обязательно сказала бы нам, если б там прятались монстры, – шепнул он, не до конца понимая, кого именно пытается успокоить больше, Пикту или самого себя.
Девушка тихонько захныкала.
- Предыдущий лабиринт и то был поприятнее, – произнесла она, с отчаянием глядя на поверхность воды.
- Согласен, я бы тоже сюда не пошёл, – еле слышно ответил Инауро, перешагивая на выступающий фрагмент чердачного перекрытия.
Разумеется, это было не первое место в междумирье, вызвавшее у него ощущение тотальной безысходности, но почему-то именно здесь ему всерьез захотелось всё бросить. Не взирая на все страстные мотивирующие речи Лускус.
Дикие события предыдущих дней его измотали, многочасовые хождения по однообразным тоннелям утомили, ловушка напрягла, а пещера будто бы разом высосала все оставшиеся силы. Он уже совсем не был уверен, что в этом мире вообще стоит выживать.
«Ради чего всё это? – невольно подумалось ему. – Нам никогда отсюда не выбраться. По-моему, Лу сама не верит в успех нашего предприятия, она лишь движется по инерции, из принципа. Как она там, кстати, говорит? Сумерки - это эхо мыслей тех, кто уже умер… А что если на самом деле ничего этого нет и то, что я принимаю за реальность, лишь эхо моего распадающегося разума?»
В ушах засвистело, перед глазами поплыл вязкий туман.
Инауро вдруг вспомнил, что нечто подобное он уже ощущал, когда боролся в замке с полчищами мертвецов, и мысли в его голову тогда приходили примерно такие же. Он скривился.
- Мы все просто чертовски устали, – сказал он вслух и услышал свой голос как бы со стороны. – Я с удовольствием проспал бы несколько дней подряд.
- Да, – вяло отозвалась Пикта.
Они шли, еле переставляя ноги по раскачивающимся словно мачта корабля-призрака конструкциям и, казалось, что каждый следующий шаг даётся им со все большим трудом. Когда вдали мигнул и на мгновение померк свет, путники даже не вздрогнули. Словно ожидали чего-то подобного.
- Смотрю, вы там совсем сдулись, – донёсся до них удивительно бодрый голос Лускус. – Ребят, не надо так. Встряхнитесь. Это просто морок.
Она уже добралась до свисающих с потолка шаров и теперь, опасно балансируя на узкой распорке, пыталась оторвать крепление одного из них.
- Зачем ты это делаешь? Не надо, – протяжно произнесла Пикта и покачнулась.
- Спокойно, – отозвалась со своего места проводник. – Нам потребуется свет внутри.
Инауро вдруг почувствовал, насколько ослабела рука Пикты. Она была будто влажная тряпка. Девушка еле стояла на ногах и, казалось, вот-вот потеряет сознание.
«Это место и правда нас изводит», – он напрягся и перетащил спутницу на следующий импровизированный мостик.
- Мы всё-таки… – сипло и еле слышно начал он, поморщился и откашлялся. – Мы всё-таки идем прямо туда, да?
- Ага, – Лускус выглядела сосредоточенной.
Она наконец оторвала один из светящихся объектов вместе с импровизированным кашпо и покачала его в руках, будто пытаясь разбудить спящего ребенка.
- Не переживайте, – проводник закрепила шар на животе, обмотав подвес вокруг своего тела, и принялась за следующий светильник. – Внутри страшновато, конечно, но, как я уже говорила, никакого опасного физического воздействия там не будет. Просто держите себя в руках и не ведитесь на провокации.
С крыши одного из ближайших сараев отвалилось несколько плохо закрепленных досок, они с тихим всплеском ушли на дно.
- На чьи провокации? – прошептала Пикта.
Проводник оторвала еще один светильник и обернулась.
- Ладно, – нахмурилась она. – Скажу. Там живут… ну типа приведения. Однако они лишь пугают, отвлекают и путают. И утомляют ещё, как всё это место. Ничего серьезного. Не разговаривайте с ними, не бегите от них, не прячьтесь. Делайте то же, что делаю я. Держитесь всё время вместе. Со светом станет чуть полегче, к тому же он не подпустит их к вам близко.
Инауро устало переступил с ноги на ногу и ничего не сказал. В голове у него была каша, смертельно хотелось спать.
- А можно я не буду туда заходить? – попросила Пикта, её лицо казалось осунувшимся, а карие глаза неестественно большими. – Ну вы сами сходите, поищете выход и потом позовёте меня.
Лускус хмыкнула.
- Не получится. Внутри довольно запутанные ходы и нам придётся из одного дома переходить в следующий. В прошлый раз выход из пещеры был примерно вон там, – она указала рукой на ряд небольших сараюшек под самым потолком. – Но с тех пор последовательность наверняка изменилась. Не переживай, местами внутри не так уж и плохо, как выглядит снаружи. А кое-где тебе даже может понравиться. По крайней мере там не мокро, что уже плюс. Давайте уже, двигайте ко мне, я раздам вам по светяшке, и мы постараемся как можно скорее миновать этот участок.
- А как они выглядят? – спросила Пикта, наблюдая за тем, как проводник тщательно закрепляет на её теле сияющий шар.
- Кто? А, эти… Да по-разному. В основном похожи на людей. Или на животных. Ничего особенного, расслабься. Можешь иногда закрывать глаза, если не захочешь их видеть, рыжий поможет тебе пройти мимо особо тревожных явлений вслепую. Поможешь ведь? – она многозначительно посмотрела на Инауро.
Тот кивнул.
- И не нагнетайте. Абстрагируйтесь. Воспринимайте происходящее словно сон или кино по телевизору. Понятно?
- Более или менее, – отозвался Инауро, ощущая, что свет действительно рассеивает тоскливую мглу не только вокруг, но и в голове. – Ты только не бросай нас там.
- Не брошу.
Они по очереди перебрались через шаткую площадку, образованную одной из полузатопленных крыш, и поднялись выше, где проводник быстро пометила мазком светящейся краски крыльцо низкого бревенчатого дома, а Инауро, навалившись всем телом, не без труда открыл входную дверь.
Внутри избы было так же тихо и пустынно, как снаружи. Влажный земляной пол, смешанный с протухшим сеном, отчетливо хлюпал под ногами. Из узких сеней, где не нашлось ничего, кроме пары дырявых резиновых сапог и ржавой косы, вели две двери. Одну из них Лускус забраковала сразу, сказав, что там глухой чулан. Её спутники не решились проверять. За другой дверью оказалось основное помещение с лавками, печкой, грязным лежаком у входа и ситцевой занавеской, скрывающей за собой тёмный угол с колченогим столом и пустой керосиновой лампой. Больше там ничего и никого не было.
Соседний дом выглядел ещё более заброшенным, однако на его чердаке между двумя сводами покатой крыши обнаружился проход в просторный барак с выкрашенными в голубой цвет стенами. Все многочисленные окна там были выбиты и осколки стекла громко хрустели под подошвами. В воздухе плыли подсвеченные мертвенно-белым светом шаров пылинки.
- Мы словно глубоководные рыбы, – Лускус издала сдавленный смешок и игриво покачала бедрами.
Её голос эхом отразился от голых стен. Остальным шутить не хотелось.
В дальнем углу барака обнаружился старый платяной шкаф, раскладушка со смятым одеялом в пододеяльнике и тонкая книжонка под интригующим заголовком «Г.Варович – Дорога в утоп». Проводник быстро спрятала книгу к себе в рюкзак, заглянула в шкаф, затем на стену позади него и отправилась ставить отметку на следующей двери.

- Знаете, – несколько домов спустя проговорила Лускус и опустилась на скрипнувший под ней стул, – по-моему, мы никому здесь не интересны. В прошлый раз было куда веселее.
- Ой, накаркаешь, – отозвалась Пикта.
Она держала в руках икону в старинном окладе, только что снятую со стены над низким дверным проёмом. Изображение на ней так потемнело и облупилось, что его было совершенно невозможно разобрать.
Девушка вернула икону на место, погладила поросшую пылью статуэтку бронзовой лошади на старинном буфете и потянулась за чёрно-белой фотографией, закреплённой на стекле, но, едва коснувшись её, тут же отдернула руку.
- Странно, – сказала она. – Я вроде как узнаю людей на фото.
Инауро молча подошёл к ней сбоку.
- Это очень вряд ли, – ответила Лускус, но всё равно поднялась на ноги. – Ты просто устала и тебе кажется. Брось её, пойдем дальше.
- Нет, ну как же, – Пикта нерешительно стёрла ладонью пыль со снимка. – Это вот тётя Лина, а это её бывший муж…
- Пошли, – чуть более настойчиво повторила Лускус и с подозрением поглядела на девушку. – Рыжий, за мной, уводи её.
- Но я правда их знаю, – путница не сопротивлялась, но всё же покинула комнату с явной неохотой. – Только откуда здесь эта фотография? Она ведь из нашего семейного альбома. Натыкалась на неё буквально позавчера, перед школьным балом. Помню, они оба разбились на машине, когда я была ещё совсем маленькой. Это мамина сестра, она её очень любила…
- Начинается, – сердито пробормотала проводник себе под нос, выходя из лачуги и с грохотом закрывая за своими подопечными перекошенную дверь.
- Только вот совсем недавно я ничего из этого не помнила, – продолжала говорить Пикта, растерянно глядя себе под ноги.
- Лу, – еле слышно позвал Инауро.
- Что? – Лускус обернулась и, проследив за взглядом напарника, увидела сидящего на ступенях соседней веранды кота.
Животное выглядело вполне обычно. Его пушистая серая шерсть лоснилась и лежала ровно волосок к волоску, на белой манишке виднелся зелёный матерчатый ошейник с пластиковой биркой, миндалевидные глаза равнодушно смотрели куда-то вдаль. Кот не двигался, лишь чуть поворачивал уши, прислушиваясь.
- А, не обращай внимания, – Лускус зашагала в сторону веранды и, дойдя до животного, лениво пнула того в бок.
Силуэт животного поплыл и смазался, превращаясь в сгусток плотного чёрного дыма.
- Видишь? Фигня, – она ухмыльнулась. – Помню, в одну из прошлых ходок я видела здесь небольшой загон с довольно-таки симпатичными свинками. В кокошниках и вязаных кофточках. Вот это было реально странное зрелище. Они напоминали голых карликов, пухленьких таких, смущённых, разрумянившихся. Они молча жались и толкались в своем загоне, периодически выпрыгивая оттуда прямо в воду… и уже на подлёте к ней точно так же рассеивались в ничто. Такова суть здешних иллюзий, они как бы простые, бытовые, хоть местами бредовые и, главное, при физическом воздействии сразу исчезают.
Проводник отметила флуоресцентной загогулиной следующую дверь и поманила рукой спутников.
Пол нового дома был чуть ли не по колено завален перегнившей листвой и сухими ветками, которые будто бы нападали сквозь дырявую крышу. Инауро быстро оглядел помещение. Пустой шкаф, трюмо, круглый стол, стулья с витыми спинками, картины в рамах со сползшей позолотой, диван, торшер. Чьё-то бледное лицо за торшером… А нет, всего лишь отражение в зеркале.
«Вроде бы ничего особенного, но атмосфера напряжённая, – подумал он, обходя следом за Лускус завалившийся набок книжный шкаф. – Как во сне, который готов вот-вот превратиться в кошмар».
В соседней с предыдущей комнатой спальне пол был рыхлым как губка. Он буквально проседал под ногами, словно они ступали по старому матрасу.
- Откуда здесь все эти дома? – шёпотом спросила Пикта. – Такое чувство, будто бы их собрали с разных уголков планеты и просто свалили в кучу.
Она вздрогнула и замолчала. Люстра под потемневшим от сырости потолком на пару секунд зажглась, но сразу погасла. И тут же слева послышался приглушённый вздох и на заваленной листьями кровати что-то шевельнулось.
- Проходим, проходим, – будничным голосом произнесла проводник, – не задерживаемся.
Они ускорили шаг и выскользнули в дверь, ведущую в следующую комнату.
На пороге Инауро чуть замешкался, поскольку та секция пола, на которую он поставил ногу, была мягкой и прогибалась. Он поискал более прочное место и невольно оглянулся. На кровати позади него сидел пожилой мужчина в нижнем белье и печально смотрел в тёмное окно. В руках он держал белого мотылька размером с крупную кошку. Мотылек был живым и его пушистые лапки вяло елозили по груди мужчины.
- Пошли, – шикнула Лускус и дёрнула его за рукав.
Из нового тесного помещения, почти до потолка забитого ученическими партами и поломанными стульями с неподвижно восседающей посреди всей этой кучи огромной бледной девочкой в форменном школьном костюмчике, они попали на лестницу, по которой было совершенно невозможно подниматься бесшумно, как бы того не хотелось. Доски шатались под ногами, рассохшиеся перила скрипели при малейшем прикосновении. Инауро видел наморщенное лицо карабкающейся рядом Пикты, она словно была готова расплакаться. Он захотел сказать ей что-то утешительное, но так и не придумал что.
Наверху располагалась музыкальная комната с поросшим мелкими грибами фортепиано, патефоном на тумбе, тремя большими диванами в мягкой обивке и сервировочным столиком с тускло поблескивавшими на нём пустыми хрустальными графинами. В ней никого не было.
- Очень грустное место, – заговорила наконец Пикта, пока они осторожно обходили преграждающую путь мебель. – Оно словно бы наполнено памятью о давно ушедших людях и воспоминания эти в основном печальные. Такое чувство одиночества и безысходности… Словно бы их жизнь, любовь, эмоции и желания ничего не стоили.
Она провела рукой по пыльному гобеленовому подлокотнику и посмотрела на свою посеревшую ладонь.
- Это всё влияние Лабиринтов, – отозвалась Лускус, приоткрывая следующую дверь. – Они воздействуют на твой мозг, заставляя почувствовать то, чего на самом деле нет. Здесь лишь гора хлама и протухшие доски. Представь, что ты на большой винтажной помойке.
- Я не могу, – дрожащим голосом сказала девушка и, остановившись, закрыла лицо руками. – Все эти глаза… Они будто бы заглядывают внутрь меня, прямо в душу.
Вокруг её головы едва заметно вибрировал воздух.
- Ну какие ещё, к чёрту, глаза, – тяжело вздохнула проводник.
Она притворила дверь и вернулась.
Ухватив вздрагивающую Пикту за плечи, она потрясла её, заставив открыть лицо.
- Посмотри на меня. Смотришь? Внимательно смотришь? Не отводи взгляда. Видишь мой левый зрачок? Видишь, что он намного уже, чем правый? Так вот, – она сжала её плечи ещё крепче. – Оба этих зрачка иллюзия. Наведённый морок. Лабиринты могут заставить тебя сейчас видеть вместо моих глаз катящие вдоль по улице виноградины или превратить мои руки в грабли, а задницу в капот автомобиля. Это ничего не значит. Абсолютно ничего. Всё вокруг ненастоящее. Это просто гора хлама, по которой идём мы втроём. И впереди нас ждёт выход.
Пикта смотрела на неё чуть приоткрыв рот, затем взгляд её прояснился, и она растерянно огляделась, будто бы приходя в себя.
- Кричи, – приказала Лускус.
- Что? – недоумевающе оглянулась на неё девушка.
- Крикни, блин, погромче, – повторила проводник, не отпуская её руки. –  Что непонятного? Наори на меня прямо здесь и сейчас! Давай, кричи! Ааа. Давай!
Пикта послушно приоткрыла рот и издала сдавленный дрожащий стон.
- Громче! – рявкнула Лускус.
Девушка набрала в грудь воздуха и протяжно завопила, будто страдающее от боли животное, угодившее в капкан. А потом ещё раз, уже громче и уверенней. Звук её голоса эхом прокатился по дальним комнатам и постепенно затих. Проводник удовлетворенно ухмыльнулась и разжала свои пальцы.
- Полегчало? – спросила Лускус. – Ты наконец поняла, что происходит?
- Вроде бы да, – смущённо ответила девушка и щеки её заметно порозовели. – Здесь всё иллюзия.
- Напоминай себе об этом почаще, – кивнула проводник и аккуратно смахнула с волос подопечной налипшие комья седой пыли. – В этом месте настоящие только мы трое. И то не целиком.