Последние Кельты Часть вторая Глава 24

18+


               
                РУХНУВШЕЕ СЧАСТЬЕ 


   
     Утро началось как обычно. Когда Этайн зашла к своему мужчине поливать фиалки и наслаждаться его присутствием, то увидела его серьезным, сидящим за компьютером. Он нервно печатал, периодически нажимая «Enter». Интересно, что приключилось такое, раз Властелин Времени настолько взвинчен? Интернет работал исправно - наверное, на почту от отца подвалило работенки. Потом, минут через двадцать, он обхватил руками голову,  тяжело вздохнул. Причем так, словно что–то ОЧЕНЬ заколебало, до крайней степени. Треснув после кулаком по столу, сжав в руке карандаш, Ингилэйв прокашлялся.
     - Что случилось, любовь моя? – Тихо спросила подруга.
     - Да так, ничего хорошего. Вчера бабье из аналитички запороли целых двадцать папок ценных  документов. Видимо, бухают под столами, обсуждают мужиков. Вот КАК можно было ТАК испоганить документацию?! Отец отправил всю запоротую работу на ящик,  попросил срочно сделать. Вот, сижу, бьюсь. Проще моих ребят из Убойного посадить в тот кабинет: лучше станет и потише! Кстати, у меня к тебе предложение. Серьезное.
     - А какое, милый? Нам отдают под крыло еще один отдел? Повышают зарплату? Или уезжаешь в командировку? Если да, то буду ждать.
     Лэйв мотнул головой устало, потом развернулся к любимой вполуоборота. Она стояла рядышком у стола, смотрела на роскошные локоны. Серьезный, теперь далеко не юношеский взгляд, смотрел спокойно. Инквизитор отодвинул от себя стакан воды,  флэшку, карандаш, положил одну руку на подлокотник офисного стула, и произнес:
     - Выходи за меня замуж, Этайн Диаль. Будь моей женой.
     После этого достал из стола коробочку с кольцом, открыл ее.
      
     Когда Этайн и Ингилэйв поставили подписи на заявлении в ЗАГСе, о просьбе заключить брак, они оба вышли оттуда на ватных ногах. На улице сначала рассмеялись радостно, следом почувствовали безграничное счастье. В тот же день Властелин Времени выкинул из друзей Карину. Поставив точку в отношениях, но не удалил переписку. Чтобы при случае, если напишет гадина, матом припомнить – нечего играть чужими чувствами. Дальше позвонил отцу и матери, обрадовав. Тильсирвэ расплакалась от счастья, а Энрике возопил во все горло. Причем так - даже с соседних кабинетов вышли спросить: а чего  произошло? Наконец–то, свершилось! Все, пусть аналитический отдел рыдает крокодильими слезами - просрали парня, просрали!
     Гвелд сообщил Квелту новость. Они, набрав настоящего, немецкого пива, заказав несколько ведер раков, принялись вовсю праздновать победу, едва не упившись в стельку. Поминая баб, фотки Карины, прочее говно. Пришлось трезветь с помощью зеленого чая,  сырых яиц, их в холодильнике на такие случаи всегда полно. Домой приехал полутрезвый, попросив Тиль не ругаться. С порога, смотря весело, произнес, держась за косяк, нехило кружилась голова:
     - Осталось теперь старшего женить. Только у меня на работе нету кандидаток. Извини, дорогая… Мальчик мой бросил свою первую любовь, женится через месяц на нормальной женщине, которая старше его лет на десять. Как же я счастлив! Ик… ну как же не отметить событие? Мы с замом нашли ему супругу, с первого дня запал, вот. Молчи. - И отправился спать, подставив перед этим в ванной голову под ледяную воду, чтобы окончательно протрезветь. 
     Позвонил Торстейн, в этот же день, спросив, почему Светлый удалил суку из друзей. Но не заблочил.
     - Привет, Светлый. Привет, мой враг–родственник по другую сторону баррикад. Как я вижу, кое–кого слил нафиг. Что произошло? – Голос Темного стал удивленным. Даже очень. Боготворил дуру, боготворил, вдруг – пля. Надо же! Неужели понял, какая дрянь?
     - У меня поменялись планы, Тор. Мне надоели игнор, постоянные, непонятные тайны, брат. Хочу отдохнуть от всего говна. Если спросит – ничего не говори. Мне не хватало еще на работе ее персоны. – Ингилэйв говорил спокойно, твердо, что случалось не так часто в жизни Светлых и Темного. – Нам надо встретиться, выпить. Можно завтра. Есть хорошая новость.
     Тор приподнял брови в знак удивления, прохаживаясь по веранде. Ого… Это нечто новое! Тем временем, думал, как убить дрянь, рассматривая фотографии, переданные  Энрике. Показав их своей Темной братии, Властелин понял: дрючить шлюху начнут тут только так. Пустив сначала по кругу, потом рассказывая, как та обслужила каждого, умоляя ничего не говорить. Лапшу вешать на уши дуре Торстейну безумно нравилось. Рассказывая о несуществующих порядках в среде Темных. Мол, там можно спать со всеми, несмотря на свое положение «несвободна». Та радостно сию дезу проглотила. И, как следствие, принялась клеиться ко всем направо и налево, стоило Тору и ей выйти в Темный свет. Стоило ему лишь отвернуться…
     - А то я смотрю, все молчишь, и довольно долго. Карина меня достала, почему не звонишь. Встретиться желает. Отшиваю от себя, когда задает вопросы. Ты не поверишь, насколько тупорылая… И еще, у меня много чего нового для тебя, брат, скопилось. Удивительного, необычного. – Он перебирал в руках фото, где шлюха развлекается с неграми. – Прифигеешь, честно. Подумаешь об одной вещи.
     - У меня все отлично, Тор. Похоже, через месяц будем гулять. Всей семьей. Потому, приглашаю! На праздник! Будешь почетным гостем.
     - Так чего за новость–то? А, Ингилэйв? Может, моя помощь нужна? – Темный оживился. – Не забывай, я рос с тобой в одной утробе. Потому не спускайте меня со счетов. Какой там праздник решил устроить, ты или отец? Обещаю: нажираться не стану. И как всегда, ни одного Темного там не будет. Жаль, все как всегда. Друзей бы тоже позвал.
     Со двора донесся аромат мяса на углях. Баб сегодня нет, как и друзей. Ни Интернета, ни телевизора. Лишь Природа, Темная магия для себя. Капище готово для жертвоприношения, для Богов куплено лучшее мясо. Веранда в доме Тора напоминала родительскую. Там он будет пировать.
     Корзина спелых слив стояла на столе у старшего сына (покрытом шелковой скатертью с ручной вышивкой), довольно большая. Рядом с ней – соленая семга на серебряном блюде, порезанная на медальоны, заботливо сложенная хозяином в красивые ряды, серебром мелкой чешуи радующая глаз. Обложенная тонкими, аккуратно свернутыми в розы, лимонными кружочками, посередине оливками. Имелась горбуша на том блюде, копченая, с треснутыми слегка боками. Неразделанная, которая так и просилась в рот. Яйца, фаршированные помидорчиками с морской капустой, сухариками, острой морковью, кукурузой, приправленные майонезом с тертым чесноком, выглядывали из–за рыбы в глубокой тарелочке. Прозрачный графин с брусничным морсом стоял сбоку. Водки нет – надоела. Хотя есть многие ее сорта. Новой пока не изобрели.
     Сегодня повара готовят северные блюда. И пироги с различной начинкой. Особенно Властелин Тьмы обожал с брусникой. Также нужно помянуть предков, в благодарность за хорошую неделю. Будет также осетр, нарезанный на сорок частей, зафаршированный перед сим кашей, капустой, зашитый. Далее запеченный в духовом шкафу, в фольге, украшенный сверху томатами «черри», узорами из майонеза на спинке.
     Купленном как раз для этого. Да, у Темного дома имелся настоящий поварской мини–цех: с тесаками, ножами, пилами даже, и остальным. В выходные да будни Торстейн приглашал своих работников с ресторана, чтобы те радовали разнообразной кухней. Выплачивая регулярно зарплату за прекрасную работу. Иногда у него красовался на столе молочный поросенок, даже индейка, обложенная картофелем, кою мужчина вкушал с настоящими виски, скотчем. Либо даже огромный омар, заботливо сваренный собственноручно в огромной кастрюле, на десять литров. А из отвара варилась обалденная уха, куда обязательно окуналось полено с костра. Порой Властелин Тьмы присылал отцу домой такие яства, благодаря за воспитание, появление на свет. За то, что не убили в роддоме. Родители приходили в полные восторг, шок.
     Один раз Энрике и Тиль посетили роскошный Темный коттедж сына, напросившись в гости, в результате поразились всему. Для них стало шоком: Темный сын, уйдя из дома в четырнадцать лет, смог спокойно отстроить шикарный особняк, похожий на вампирский. Архимаг ходил по всем этажам, даже в винный погреб заглянул, оценил по достоинству вино, поставленное в аккуратные ряды. Даже вскрыл одну бутылочку, попробовал. Некоторые сорта спиртного даже и не вкушал никогда. Тиль тоже оказалась удивлена. Как чистотой в доме, убранством (но не педантичностью), так готическим видом изнутри.  Словно в замке жил Тор, даже стены у него оказались выложены настоящим камнем. Возле камина, в приемном зале, красовались мечи. Также на них, между булыжниками,  красовались кованые, прекрасные канделябры, с восковыми свечами, или энергосберегающими лампами. Пол выстлан мрамором, снежным обсидианом. Везде.  Покрытый коврами с северными узорами. Потолок простой постройки – выложен обычными досками, иногда облицован зеркалами.
     Рядышком на резном, дубовом столе, стояла икорница - с красной, блестящей икрой форели. Каравай хлеба посередине просился в руки, поскольку похож на свадебный. Огромный, ржаной, посыпанный семенами, пряностями. Дополняли натюрморт салат–оливье, и три бутылки вина: розового, красного, белого.
     И вот Торстейн, слушая брата, притом видя, как день склонился к приятному, теплому вечеру, магически открыл бутылочку, чтобы вкусить салат с вином. Достал из сервиза бокал, поставил на стол, полюбовавшись играми солнечных лучей в хрустале. Начиная наливать брагу, почти закончив, услышал то, от чего перед глазами потемнело:
     - Считай, ты уже помог, добавив Карину в друзья. Через месяц ей скажешь одну вещь,  пусть идет в ****у, и нахуй. От нас. Обрыдавшись.
     - Ты чего… ты чего… женишься, что ли? – У Темного из руки аж бутылка вина выпала, разбившись с протяжным звоном о пол. Содержимое растеклось под ноги, словно чья–то кровь. Так… не к добру посуда бьется. Пусть даже такая. К несчастью. Повод выпить оказался хороший. Темный нахмурился, в голову закрались плохие предчувствия. Ох, не к добру все! Хотя погода солнечная, шашлык жарится на мангале во дворе коттеджа. Много его сегодня заготовлено. Несколько ведер. Раз в неделю надо себе устраивать отдых, посидеть наедине с собой. В конце концов, привести себя в порядок. Но еще не время нарезать на куски ту, которая оборзела, в край. И вообще, неужели у Лэйва появилась другая? Почему не сообщили? Нехорошо так, с братом–то… скрывать. Как с чужаком обошлись. Позвонили, когда понадобился.
     - О, ты там уже заранее празднуешь? – Улыбнулся Лэйв, услышав, как разбилась бутылка. – Хотел завтра сообщить новость, но не сдержался. Да, я женюсь. На другой. Меня многое достало, правда. Я что, не мужик разве, и дурак, чтобы ждать годами, когда дура решит жить, как нормальная женщина, не как тусовщица? Я хоть миллионер, но мыть за ней посуду, носки с трусами стирать не собираюсь. Пусть ищет идиота, кто все за ней подбирать будет, как слуга. Я еще не настолько отупел, чтобы чужие сранки подбирать. Не маленькая – сама о себе позаботится!
     - Значит, я был прав… Зря скрыли.
     Тор, слушая все, большими глотками, с вытаращенными глазами, потрясенный, пил вкусное вино, ушам не веря. Вот так новость! А стол, словно свадебный, накрывается! Может, позвать будущую родственницу на пироги, познакомиться, уважив Ингилэйва? Поперхнувшись, прокашлявшись, старший понял: мозги у близнеца проснулись. Отправив в рот кусок каравая, нервно разорванный от поворота событий, Властелин Тьмы желал, чтобы пара примчалась к нему. Они бы начали пить, праздновать. Но желание, вспыхнувшее в голове, угасло так же, как появилось. Хотя понимал: не поймут, не оценят. Сделают все так, как привыкли. Ответил так: 
     - Да и хрен с ней, с бутылочкой вишневого вина, у меня их, как грязи. Печень железная, все переварит, не рассыплется. Теперь понятно, почему ты говорил в ресторане: не буду отмечать годовщину с ней. До последнего упирался. Как будто я чужой тебе… У меня тут пироги скоро будут. И много. Говори адрес – угощу! Раз событие намечается! Кстати, как насчет того, чтобы прокатиться ко мне, провести два дня в красоте, пусть даже Темной, в сытости, покое? Еды хватит дней на пять. А то и больше. Повара приехали. Семга, горбуша, салаты. Хотя ясно все… - Голос Торстейна стал печальным. Ему даже стало завидно. Ведь не придет Светлый на его свадьбу, коли та случится. Свидетелей не пустят в родной дом. К праздничному столу, после ресторана. Запрещено. Никто не поймет его стремлений, даже мать. А тут – все брату, даже невесту нашел раньше. Конечно, потому как любимчик семейства, еще Светлый. Тор – женат на собственной работе, больше ничего не осталось. Он уже привык к сей жизни. – Хотя никто не просил меня рожать. Блять! Всегда лишний! Мне нет места на вашем празднике жизни. Как был чужаком, так  остался. Живите сами, без меня. Хотя у меня есть местечко для всех вас. Но взаимности как не было, так и нету. Вот так. Зачем… зачем ты это сказал? Чтобы подчеркнуть мою никчемность в вашей семейке? Раз я будто кобель, а ты, Ингилэйв, прям светоч распрекрасный! Хотя, молодец, я скажу. Из грязи в князи. В плане баб.
     Слова Темный произнес с обидой, с нескрываемой завистью. Интересно, кого там нашел братец? Наверное, девушку, кто отличается от Карины, как день от ночи. «Тут точно без отца не обошлось. Сам он не смог бы никогда найти другую. Значит, дал повод, чтобы незаметно Энрике подсунул нормальную женщину. Наверное, на работе нашлась. Да так - тот ничего не заметил. Так Гвелд умеет. Обо вкусах своих младший ныл еще в подростковом возрасте. А отец семейства то просек сейчас, когда настал полный штиль с мразью. Оттащив любимца от шкуры. Чего же Инги наворотил дома, раз Архимаг психанул? Решив – пообщались, подходит дама, пора свадьбу играть, купаться в вине», - мелькнула правильная мысль. Цепкий ум никогда не подводил парня. Прекрасного во всем. Старший сын Гвелда продолжал пить дальше, открыв еще бутылку. Слеза катилась по щеке.
     - Если бы я кого себе нашел – вам всем бы было глубоко насрать. Я Темный, враг. Но куда мне до вас, народ. Рад за тебя, твою избранницу. Мое дело – бродить во мраке, вы все – купайтесь в золоте Света. Там я - как свинья в апельсинах. – Тон Торстейна еще больше поменялся. – И, кстати, посуда бьется к несчастью. У меня разбилась бутылка. Не раскололась бы на осколки, если б все так гладко шло. Разбилась вдребезги! Мне и тут хорошо. Хотя двери для отца, матери, тебя открыты, брат. Жаль, нет у меня еще одного братца, Темного. Погуляйте там, на свадьбе–то, дома, на работе. Мою персону никто не пустит. С детского сада я итак тут отрезанный ломоть. Плодитесь, размножайтесь – мне пофиг. А ведь вино из разбитой бутылки растеклось, как кровь… под моими ногами…  сейчас хожу, следы остаются, как после бойни… словно убили кого–то. Сладкая кровь. Неспроста. Знаешь, не покупайте платья. Еще порвется перед важным днем. К несчастью,  слезам… коли даже у меня веранда сейчас, словно убили… - Сзади раздался треск. - Ну что за дрянь?!
     С грохотом обрушилась полка за спиной, на той стояли четыре бутылки красного. Вино, словно кровь, выплеснулось из–под осколков, залив пол дальше, вдобавок обагрив  стену. Ароматная влага поползла в сторону мага. Тот сдвинул брови. Нечто страшное подбиралось ближе и ближе. Действительно… Он оглянулся: будто кровью залит мрамор, от полки остались обломки, щепки. Словно от картины, кою порубили топором. Брызги.
     - Что происходит?! Давай, приеду, помогу! – Встревожился Ингилэйв. Призадумался. Может, вправду в гости? Некрасивая ситуация.
     - Ничего. Просто рухнула полка с бутылками вина. - Тор медленно вышел во двор, и увидел: из мангала бьет сноп искр, лишь мясо осталось нетронутым. – Мне не жаль напитка. Но после твоего сообщения о свадьбе Тьма подала знаки. Посуда бьется! Не торопись, брат, подожди! Говорю: приезжай, два дня посидишь со мной. Посидим, поговорим. Полы помою, откроем еще вина. Вы отправитесь кушать шашлык, прочие яства, я позову своих. Никто никому мешать не станет. – Он вытер скупую мужскую слезу, а его спокойная рука принялась дрожать, как у невротика. – Или твоя боится меня?
     - Нет, не боится, знает о тебе, Торстейн. Мы познакомились на работе. Если бы встретились раньше… не пошли бы в тот гребаный бар. Она так красива! Не пьет, не курит, как с фотографии почти.
     - Надеюсь, уже отдал ей свою невинность? – Спокойно, но сухо произнес Властелин Тьмы, смотря на красные подтеки на мраморе.
     - Нет. Все потом. Что с тобой, мой Темный брат? Ты сам не свой! По голосу видно.
     - Мой тебе совет: проведите завтра целый день в постели, у родителей, посидите дома! Неспроста Тьма начала бушевать! У меня реально веранда выглядит, словно тут убили кого–то.
     - Всего лишь бутылки. Мы можем приехать сегодня, поедим, пообщаемся, отправимся обратно. Решили завтра сходить на выставку, отметить подачу заявления в ЗАГС. И… потом встретимся. Сейчас вечер уже, мы устали.
     Тор не слушал. Он молча, ничего больше не говоря, опустил телефон, не отрубив вызов. Как завороженный, побледнев, Властелин Тьмы смотрел десять минут, двадцать, на осколки, на красное, пролившееся спиртное. Понимал: не состоится никакой свадьбы. Никогда с той, кою нашел брату Энрике. С Кариной – тоже. А придет вместо них нечто… в самый неожиданный момент. Вот когда? Непонятно.
     - Неужели мы будем когда–нибудь, по–настоящему, делить одну девушку?! - Произнес он не своим голосом. – Не проверять, а именно делить? Но чужого мне не надо и в помине. Всегда, всегда твои наивность с добротой станут играть злую шутку, Светлый.  Пора открывать белое, снимать шашлык. – Торстейна трясло всего, успокоиться он не мог. Боги не одобряли брак, либо сигналили подождать. Как маг, сын Энрике чувствовал страшное. Причем всегда.
     Темный отвернулся, почувствовал аромат крови в воздухе. Сел на землю, перед капищем, которое сам построил, склонил голову, поглядел в свои ладони. Сжав их в кулаки от бессилия. Вот оно… пригласил в гости, получил грубость, легкомыслие в свой адрес. Вот тебе и широкие жесты в адрес врагов. Разжав кулаки, он принялся рыдать, стиснув зубы, не в состоянии ничего сделать. Стало горько. Никогда, никогда родные его НЕ СЛЫШАЛИ. Солнце начинало садиться, еще несколько часов можно побыть на улице. Магией погасив мангал, одним щелчком пальцев, Торстейн плакал. Сидя по–турецки на земле, в любимой черной одежде, перед жертвенным костром. Снял готовый шашлык, придя в себя, принялся наслаждаться мясом, параллельно нанизывая новые куски на шампуры. Повара окликнули хозяина коттеджа, принеся на веранду полный таз пирогов, и обалдели от одного вида.
     - Поставьте на стол, рядом с рыбой. А стол действительно, получился как свадебный. Только говорит мне Тьма: свадьбы не будет. Ее нет в жизни Ингилэйва сейчас. Потом. Но при таких обстоятельствах, каких не пожелаешь даже врагу… - Так сказал хозяин, не поворачивая, не поднимая головы, не вставая, когда шеф–повар подошел к нему. Взяв один пирог, Темный положил его в жертвенный костер. – Благодарю за яства. Пирогов настоящих давно не ел. Там есть большие? Их тоже на стол, накройте полотенцами льняными. Ах, как же люблю ягодные, и с мясом!
     Мужчина средних лет кивнул, улыбаясь. Но и ему стало не по себе, когда увидел мужчину, трясущегося от рыданий, скрывая голосом свое состояние.
     - Господин, у нас там еще осетр скоро поспеет! Еще будут пожелания по приготовлению блюд?
     - Когда все закончите, приберитесь за собой, идите в комнату отдыха. Там все уже приготовлено. Отоспитесь, примите душ, завтра можете отправляться по домам. Сегодня мне надо отдохнуть. Я уставший. От многого.
     Когда все стихло, услышал пиликание телефона. Звонила мать.
     - Тор, привет! А ты знаешь…
     - Знаю. Уже сообщили. Но, видят Боги и Тьма, случится нечто страшное. Умоляю – пусть сидят дома!!! Тьма подает плохие знаки. Хотя, кому я говорю. А у меня тут пироги,  вкусняшки.
     - Что случилось, сынок? – Встревожилась Ирина.
     - Посуда, посуда бьется. Мне еще жертву Богам приносить, как стемнеет. Стоило брату меня набрать – началось. Вся веранда залита вином, как кровью. У вас что–нибудь такое было?
     - Да ты что?! Нет. Ничего не треснуло, не билось. Невесту пока не видела. Ингилэйв с ней уже несколько месяцев.
     - Вот оно как. Только магия показывает совсем другое, насчет жизни брата. Завтра, как я понял, собираются в город, на выставку.
     - Пришли мне на телефон фото разбитой посуды.
     - Хорошо. Но не пугайся.
     - Мне и пугаться нечего. – Так ответила мать.
     Но, увидев, как выглядит веранда, Тильсирвэ пошатнулась.
     - Вот и я об этом. – Словно услышав ее, ответил Темный сын.
     - Словно кого–то долго убивали!
     - Да. Но пока вино, не кровь. Знаки.
     Он приказал слуге привезти родителям два больших пирога: один с  мясом, другой – ягодный. Развел костер на капище, чувствуя страшное.

                ***
     - Нееет!!!! НЕТ, ЭТАЙН!!! – Ингилэйв  уже не слышал собственного крика. Оружия не было у парня при себе, на выставку нельзя его проносить. И террористы прекрасно знали правила. Потому воспользовались ситуацией, начав убивать женщин.
     В том числе Диаль, бросившись на нее. Когда она вышла в другую залу, отойдя от любимого всего метров на двадцать. После началось… Услышав крики, три выстрела, сын Энрике вылетел пулей на звук, увидел милую, кою держали двое. Приставив ножи к ней, чтобы добить. Пиджак бежевого цвета, блузка пропитались кровью. На его глазах мрази убивали ту, которая согласилась стать женой Властелина Времени. Арабская мразь пырнула несколько раз ножом. Нервы сдали, начался срыв.
     - Отпусти мою невесту, сука! – Прошипел Аренский, подойдя почти вплотную, сжав кулаки. – Или пожалеешь о том, что появился на свет, клянусь! Ты меня услышал, черная свинья?! Я сам сверну шею и вам, - голыми руками, - и тем, кто организовал захват! Пусть у меня сейчас нет с собой ни ножа, ни ствола - УБЬЮ! Я вооружен тем, чем никто здесь не обладает.
     Моджахеды рассмеялись, наставив на него дула автоматов, держа гранаты наготове. Решили, будто с ними разговаривает простой парень, ни на что не способный. Остальные принялись расстреливать женщин, детей в зале дальше.
     Потом перешли на ломаный русский с сыном Гвелда в диалоге.
     - Сейгчас дэвушке мы отрэжэм ушы и нос как невэрной, потому шта она не мусульманка! – Произнес араб, сверкая глазами. А тэбя, русская свинья и алкашня, убьем! А голову отнесем Абу Хали Хашиму Айдакулю, как в уплату за заложэныкав!
     - Попробуй… Давай! Увидишь, чего случится, черножопая гнида с аулов!
     - Прэвэслафный хрестьянин, ты не знаешь, как мы рэжем голавы таким, как ты, кто молэтса на доски! Убить неверного и его шлюху, русскаю Наташю!
     С этими словами террористы достали ножи, чтобы сделать свое дело. Этайн кинули на пол. Она закричала от страха, боли. Пошли на сына Энрике. Но волна магии Лэйва,  озверевшего от ярости, горя, припечатала их к стене. На некоторое время дав надежду для дальнейших действий в зале. Люди, на кого наставили дула автоматов, опешили. Ниоткуда, волна воздуха впечатала муслимское говно в стену, оставив кровавый след там, где ударились головы. Дети прижались к родителям, надеясь на защиту. Они визжали и плакали. Не в силах что–либо сделать, безоружный, сын Энрике потерял контроль,  принявшись делать запрещенное в людском мире. Защищать свою любовь, но никак не людей. Он прекрасно видел, КТО дети, женщины, – никто. Яжемамки. Те даже не поблагодарят за спасение. Назовут говном - за то, что тот позволил детям увидеть кишки, кровь, прочие красоты войны.
     - Ну, сейчас я вам, суки с аулов, покажу Инквизицию Магов! В гробу со свиной кожей будете вспоминать меня, завернутые в ковер голышом, если останется, чего заворачивать!  За Этайн, за мою невесту! - И принялся преображаться, на глазах у всех, на роковой выставке, где поводом для захвата заложников стала какая–то мазня арабского рода с изображением людей в хиджабах, прочего.
     Плюнув на безопасность в плане магии, сделал свое, в некотором роде нарушив Устав. Как давно поступил его отец, ради любимой женщины. Гласящий: при людях ЗАПРЕЩЕНО пользоваться магией, при любых обстоятельствах. Даже если станут кого убивать. НИКОГДА не произносить при людях следующие слова, звучавшие в рядах Инквизиторов среди своих, на шабашах, остальном уже тысячу с лишним лет.
     И Ингилэйв их произнес. Зная последствия для себя.
     - Силами Стихий, во имя Тьмы и Света, призываю к себе всю мощь Инквизиции, коя течет в наших венах, сияет в глазах! Во имя Устава, служа разным Силам, призываю мой настоящий облик, свою Сущность, чтобы сослужить службу во имя Магии! Тьма и Свет, Ночь и День, Высшая Магия, придите на помощь! Собратья мои по оружию, приходите сюда, помогите брату! Во всем своем великолепии, во всей мощи, защитите! Как Свет летит по небу и планете, как Тьма приходит, когда Солнце заканчивает свой ход по небу, явитесь… Дай мне мое оружие, одеяния, красоту, Сила Инквизиции! Да придут сюда Боги! Боги Нового Мира, которым все дозволено, для нас нет правил и границ…
     Зов сотрудник мог послать только в СТРАШНОЙ для себя ситуации, когда жизни угрожала смертельная опасность. При людях его использовать запрещено, под угрозой увольнения, даже казни. Казни – в Средневековье после ТАКОГО могли отправить на плаху люди, из собственного страха, на костер. Много парней гибли. Их ловили, сжигали, рубили, как ведьмаков, колдунов.   
     Дальше - щелчок пальцами, вместе с безжизненным, потухшим взглядом куда–то в стену. И из черной пыли, словно возникающей из воздуха, собирающейся отовсюду вихрями, потоками–воронками, появилась прекрасная форма Мага, с полным боевым обмундированием. Простой парень исчез на глазах у всех. ВСЕ ахнули.
     Выставка закончилась, раз и навсегда. Для некоторых толерастов тоже – в этом здании. Толерасты города постарались устроить заваруху: мол, арабы тоже люди, давайте в выставку добавим картины с ними. Забив на все, всех. Петербург, что с города взять.  Ничего будто зазорного нет, если художник нарисует арабский мир, его обитателей. По фотографиям в Сети. И похоже, кто–то знал об этом заранее, и натравил туда ИГИЛовцев. Типа, оскорбили белые их пророка, и прочее. Как ВСЕ проворонило ФСБ – большой вопрос. Вдобавок, теперь в запрещенную организацию брали тех, кто родился в десятых–двадцатых годах. Если учесть, КАК белая раса в России интенсивно смешивалась с черными за последние двадцать–тридцать лет. Появились метисы, прочие. Те не знали ничего из прошлого страны, и культуры. Жили так, как им захочется. Вот к чему привели случайные связи с девяностых, двухтысячных, десятых, двадцатых годов. Вот к чему привело полное отсутствие воспитания новых поколений, кого только баловали, не пороли ремнем. 
     Люди, прижавшиеся к стене, открыли рты от шока. Страх исчез. ЭТОГО они никогда не видели. Чтобы парень, как в компьютерной игре, стал крутым. Даже арабы замерли,  отступив на шаг. Два клинка возникло за спиной Инги. Те никогда не тупились. Он в одиночку кинулся на сволочей, принялся их валить, мечами отбивая пули от себя, кои летели, куда попало, после. Защитив невесту магическим щитом–невидимкой, чтобы ее невозможно стало ни зарезать, ни попасть пулей. Юноша увидел: Сила бурлит вокруг, открывая Порталы, выпуская своих ребят, в полном вооружении. Те сразу поняли, ЧТО случилось, увидев, как Властелин бьется в одиночку с ИГИЛовцами. Кивнули, пошли помогать. Квелт достал РПГ, принялся разряжать его в арабов, которых становилось все больше и больше.
     - Молодец, сынок… - Произнес он. – Здесь ты правильно сделал, вызвал нас на помощь. Один бы не справился со всеми, мало опыта. Сейчас еще ребята придут из Порталов, оцепят здание, перебьют козлов вшивых. Но Этайн не спасти, потеряла много крови. Она умрет. Три выстрела в тело, в жизненно–важные органы. Пули дойдут до сердца, тогда – все. Мне жаль вас, ребята… Пара шикарная была! Как мы радовались, когда ты мне с отцом сказал: через месяц женюсь. Сегодня собирались отметить подачу заявления в ЗАГС. Во Всеволожске. И вот как получилось–то…
     Но Инги стало не до него.
     Его замкнуло, и он, вне себя от горя и ужаса, сняв предохранитель с автомата, начал  решетить ваххабитов, те пытались захватить здание полностью. Шахид рухнул, как подкошкенный, с фаршем на стене вместо мозгов: Лэйв поработал на совесть. Остальные накинулись, надеясь порвать, с воплями «Аллах Акбар», нож–финка снес им головы в два счета, тела с шипением, кровью, упали к ногам Ингилэйва, который словно преобразился в Темного Мага. Остальные отступили, вереща на арабском. В голосах явно слышался ужас. Один упал на колени, говоря о своей мифологии. Магией воин свернул твари шею,  после Силой кинул труп, в сторону павших террористов.
     - Сдохни, сука гнилая черная! За мою любовь!!! – Он бросился к возлюбленной,  прижал к себе. Слезы градом катились по лицу, ничего больше не существовало, кроме  той, коя стала дороже собственной жизни. 
     - Любовь моя, невеста моя… Только не умирай! – Светлый придерживал ее голову, положив милую на колени, вокруг грохотали выстрелы двух сторон: ИГИЛа, Инквизиции и полицейских, последние вызвали своих, для подкрепления. Раздавалась арабская речь.
     - Не плачь, пожалуйста. Все будет хорошо. - Этайн закашлялась, выплевывая кровь. Губы ее посинели. – Я выздоровлю, лишь вызови вертолет. И все наладится.
     - Счастье мое, прости меня за то, что не смог предотвратить такое. Пошли на роковую выставку, чтобы поглядеть картины. Отметить нашу подачу заявления. Только вчера подали ведь… - Слезы лились градом у юноши, рыдающего навзрыд. – Сидели бы дома! В этот гребаный выходной!
     - Я люблю тебя, очень… - Прошептала Диаль.
     - Я тебя тоже люблю, цветочек мой сладкий… - Ответил Властелин Времени. – Сейчас я помогу, потерпи немного. Эй, Везерт, у тебя есть бинты, аптечка?!
     Боец, кто освободился, кинулся к товарищу. Поглядел с ужасом на раненую. Покачал головой, достал с наплечной сумки все нужное, ткнул пальцем в раны:
     - Чего ты медлишь?! Нужно достать пули! Или погибнет! Пока прилетит вертолет,  довезет, пройдет сто лет! Помочь? – Принялся снимать с коллеги верхнюю одежду. Чтобы не возиться с тряпками. – Ребята прикроют! Вызываю вертолет по службе спасения! – Везерт набрал «112», принялся орать в трубку о теракте, раненых, что здесь на грани жизни и смерти находится молодая женщина.
     - Да! – После Ингилэйв поцеловал Этайн, вытерев с ее губ кровь. – Потерпи, маленькая моя. Будет больно. Хорошо? – Они стали доставать металл из тела, надавив ей на грудную клетку и живот. Та выгнулась от боли, пронзительно закричав, выхаркивая алую жидкость. Все стало ясно: пробиты легкие. И Диаль захлебнется. Кровь ручьями, черная с  красной, хлынула на кожу, терпеть стало нереально. Пули прошли через важные органы, но чудом не задели сердце. Хотя скоро до него доберется та, которая вне доступа. Две вытащить получилось, но, когда это произошло, несчастная лишилась чувств от болевого шока. Пришлось поднести нашатырь к лицу, и бедняга открыла глаза.
     - Ее эти крысы и ножом порезали… Друг, тут надо надеяться лишь на чудо. После таких ран не выживают! Лэйв, я не умею врачевать так, как ведьмы. Вертолет уже готов и прилетит, только живи, Этайн! Ты единственная из аналитического отдела, кто ведет себя прилично! Я пошел бить дальше сучьих собак!
     Квелт подбежал к сыну Энрике, положил ему руку на плечо. Тот обернулся. Начальник  отдела покачал головой сокрушенно. Этайн умирала. Глаза ее уже заволокла мертвенная пелена. Но еще находилась в сознании. Кашляла, просила воды. Жажда принялась сжигать несчастную. Это был признак скорой смерти.
     - Ингилэйв… мы бы поженились. Теперь все, полежу в больнице лежать месяц–два. А потом свадьбу, или в палату вызовут регистраторов брака. Давай так. Как больно! У меня леденеют ноги. Прошу, дай мне дожить до прибытия вертолета.
     Тот, гладя ее по голове, захлебываясь в слезах, все понимал. Нельзя развернуть Время даже на несколько часов, чтобы не пойти сюда, и так спасти любимую. По крайней мере, он защитил ее. Таролог сидел рядом, плакал. Потерять такую работницу – тяжко. Да, всем будет не хватать ее. Начальник сжал руку Диаль, казнил себя за следующее: не вызвал в  выходные пару на работу. Все случилось внезапно. Даже карты страшное не показали насчет влюбленных. Лэйв сидел на полу, осторожно придерживая невесту. Но Боги решили свое.
     Итальянец шепнул, едва слышно, на ухо:
     - Она умирает. Вертолет не успеет. Смирись, Сокол. Оставайся здесь, я пойду добивать  уродов с Сирии. Три пули, ножевые ранения глубиной в десять сантиметров в живот… Не спасти. Никак.
     - Любимая, не покидай меня… - Аренский зарылся лицом в ее волосы, глотая слезы, воя зверем от горя.    
     Красавица лежала на его руках, истекая кровью. Нежная, прекрасная, и жизнь медленно, но верно, покидала женщину. Ту, кто любил Властелина Времени больше жизни. Если бы Светлый мог тогда развернуть Время, и спасти от тех роковых выстрелов… Не только от них – ножевые ранения, нанесенные арабом, схватившего ее за горло, были смертельны.
     Вбежал еще один ИГИЛовец. Ребята - двое – кинулись на него, увидя пояс шахида. Крича на своем непонятном языке, он одной рукой достал гранату, собрался кинуть в Лэйва, другой - телефон. Инги, кинув нож в шею, закончил ту собачью жизнь. Магически вернув оружие обратно. Двое Инквизиторов пустили смертнику пули в голову и грудь,  после сказали по рации, чтобы труп вынесли во двор, разоружили. Крики арабов не стихали. Их оказалось слишком много.   
     Ваххабиты, прибежавшие на крики своих, стали говорить, верещать на своем. 
     - Аллах велик! Мы убьем здесь всех женщин, мужчин и детей! – Так можно было перевести их слова.
     - Тот неверный – джинн! Только джинны могут волшебство делать! Вы разгневали Аллаха, тронули его женщину! Он дух! – Верещал второй, бросая оружие, падая на колени перед своим командиром. - Он нас убьет!
     - Это неверный, им завладел джинн! – Крики не стихали. – Давайте прогоним духа, убив ту славянскую собаку! Сына алкаша и шлюхи, которую я в рот ****!
     Ингилэйв отправил вы****ков к праотцам, снеся выстрелами головы, эти трое влетели прямо к нему.
     Скоро бой начал стихать. Подъехало ФСБ, скрутив оставшихся террористов, освобождая тех, кто остался в заложниках. Ваххабиты даже в руках бойцов, закованные, орали на ломаном русском про парня–блондина, оказавшимся джинном, против кого не получилось биться: явились его слуги–духи, бессмертные. Полиция, ОМОН да ФСБ пинками подгоняли сволочей, остальных достреливали по зданию, по головам. Работая вместе с Инквизицией. Не понимая, откуда взялись непонятные снайперы, одетые вроде как спецназ, лишь плащи длинные, мечи за спинами, да пара автоматов с ножами в вооружении. Тоже удивились. Около сорока человек оказалось расстреляно к тому времени, запах крови, мяса, пороха витали по зданию. Стены, изрешеченные пулями, больше не привлекали внимания, картины тоже. Произведения искусства не подлежали восстановлению никаким образом.
     Ингилэйв взглянул на Этайн. Она хрипела, лицо ее начало белеть.
     - У тебя в будущем будет счастье. Другая девушка, вот я вижу ее, очень красивая, милая, честная…  - Раненая выкашляла сгустки крови, захрипев еще сильнее, умирая, захлебываясь в собственной крови. Легкие заполнялись алой жидкостью. Говорила с трудом, урывками. - Вы будете… очень… счастливы. Вот она… стоит рядышком с нами, но моложе будет тебя, подожди. - Диаль протянула руку из последних сил в пустоту. -  Столько же лет, как тебе сейчас. Береги его, девочка… - Женщина, уже в смертной агонии, видела невидимое, закрытое от живых. Перед парой в невидимом Мире, возле стены, спиной к картинам, стояла красавица. Восемнадцати лет, в простой одежде, с темными волосами, серыми глазами. – Маленькая… - Раненая снова зашлась кашлем. Алые пузыри лопались на губах, текли по шее, животу, и Лэйв понял – все.
     - Этайн! Держись! Вертолет уже здесь, я слышу гул, он садится! Сейчас все будет в порядке! Я с тобой!
     - Хорошо, Инги. Живи долго и счастливо, любимый, если я умрууэээ… - Она выблевала фонтан крови, согнувшись.
     - Нет, не говори так! Мы выберемся из кошмара! Этайн, милая! Ты слышишь меня?! Не умирай, держись, крепись! Нет… Нет! - Тут юноша помертвел от ужаса: глаза стали стеклянными.
     Видел, как бессилен перед той, веками забирающей свое, когда приходило Время. Кинулся бы на колени перед Смертью, умоляя вернуть любимую к жизни, но бессмертная  бы тогда забрала взамен Тиль, или Дар Властелина Времени, детей. Лишь бы оставила невесту жить!!! Но нет. Вселенная не ошибается. Никогда. Как и Хель.
     Она смотрела на него, не в состоянии больше ничего говорить, дыхание затихло навеки. Кровь потекла из носа, рта снова, растекаясь по плащу любимого. Потом Диаль  уронила голову набок, и затихла. Наступила смерть от ран. Все. 
     Рука женская бессильно упала на пол. С пальца соскользнуло помолвочное кольцо,  подаренное Ингилэйвом, и скрылось в алой жидкости, звякнув о мрамор. А несостоявшийся муж заорал от боли, горя. Подняв свой подарок, положил его в карман. Поцеловав умершую на прощание, встал, и понес любимую к выходу. Мимо трупов, ничего не видя, не слыша вокруг. Не увидел, как вокруг него собрались боевые товарищи, братья по оружию, каждый выражал соболезнования. Слезы катились по лицу Сокола, и  он молчал. Ни один мускул больше не дрогнул на лице. Юноша на автомате шел, держа на руках погибшую невесту, залитую кровью. Алая влага капала на пол, автомат, мечи за спиной строго подчеркивали статус… Везде – окровавленные светло–зеленые стены, с выбитой пулями штукатуркой, простреленными картинами. До состояния решета.
     Ничего больше нет. Ни долгожданной свадьбы, ни детей, ни радости, счастья. Лишь  горе, после счастья, настолько недолгого. Как же хотелось вернуть все обратно, чтобы проснуться вместе в этот день, посидеть дома. Но нет, Судьбу не обманешь. Как карты Таро.

     - С брата долг за эту Смерть! – Прорычал Лэйв. – Он контролирует ублюдков с Сирии! Вроде же его боятся, нагнул их там раком! Ан нет, повылезали, гниды! Спрошу с него, пусть там все с землей сравняет! За Этайн…
     - Не плачь, Лэйв. – Так сказал ему начальник Убойного. – Мы все потеряли цветок и бриллиант, равных ему не было на работе. Сейчас все закончим, помянем. Тело привезут  для прощания. Твой отец уже в курсе, что случилось. Он в скорби, плачет. А ублюдки, кто  зарезал, пристрелил, пусть вечно гниют в свиных шкурах! Я уже попросил ребят и полицейских так с козлами поступить. Напихать им во все дыры свиного сала, полить вином, дальше кинуть в яму без названия. Лишь передав журналистам фотографии говна,  их имена да возраст. Нечего сукам на кладбище делать, среди людей и наших! Мои соболезнования, дружище… - Он смахнул слезу, достал платок. – Да уж, давно я такого всего не видел, с семнадцатого года, с апреля! Такая же шумиха пойдет несколько месяцев. Второй теракт по счету в городе.
     Молча, в сопровождении своих, он вышел во двор, к вертолету, оттуда медики вовсю неслись к зданию. Оно два часа назад должно было сложиться, словно карточный домик, похоронив всех под собой. Увидев труп женщины, быстро помогли положить на носилки,  констатировать Смерть. Упаковав тело в черный мешок, записав инициалы с паспортных данных, принялись дальше обходить объект, вынося трупы. Несколько «Скорых» стояло возле входа.    
     Вертолет улетел, унося с собой страшный груз. Инги, вконец обессилев, рухнул на асфальт у «Скорой». Ноги его подкосились от нервов, земля поплыла под ногами.
     - Мы сейчас дадим ему укол! Поставим капельницу! – Набросились врачи.
     - Едем на станцию «Чернышевская» за конвоем. У него погибла невеста. Вчера они подали заявление. Грузите парня в карету. Капельницу в вену! – Так сказал один из бойцов. Полиция стояла рядом, со служебными собаками искала дополнительную взрывчатку. Поблагодарив стражей порядка за помощь, проделанную работу, Инквизиторы дождались, когда за ними приедут свои машины, и двинулись в путь. Место трагедии оцепили. Туда уже стали стекаться люди, принося цветы, игрушки.
     Светлый лежал под капельницей, думал над последними словами возлюбленной. Понимал: умирающие многое могут видеть перед собой, перед полуугасшим взором. А душа Этайн сидела рядом, улыбалась. Она все знала. Как дальше станет складываться его жизнь. Больше никто не придет по утрам, не польет цветы. Останется горе. Поначалу. Физическое тело умерло. Рядом сидела девушка, явившаяся перед Смертью, возникла как бы из ниоткуда.
     - Мне еще надо вырасти. Я маленькая. Это здесь могу принимать такой вид. Потому как сплю. Не хочу ходить в садик, потом в школу. Это сон, мы с тобой куда–то едем. И как ни странно, помню, откуда во сне пришла, что надо делать. Бываю во многих местах, но здесь – впервые. Что–то непонятное понесло меня туда, где ты умирала. Так мы встретились.
     - Ты вырастешь, потом переживешь много предательств. Будет Новый Год, навсегда запомнится. Полюбишь парня, но он бросит. А потом случится чудо. Другой парень полюбит ту... Которая станет девушкой. Но запомнишь ли, девочка, мои слова? Во сне? – Ответила Этайн. – А мне пора. Уже идут мои знакомые. Маму жаль, горевать будет страшно. Да: здесь, невидимая, взрослая. Но в реальности – ребенок. Не мечтай быстро стать большой. Прощай, любимый мой. Пришло время, меня забрали Боги.
     - Да, я запомню. Буду помнить, когда проснусь. Я болею сейчас.
     И Диаль, поцеловав его в лоб, пропала. Как и девушка, проснувшаяся ребенком у себя в комнате. Будто ничего не произошло: никакого мужчины в «Скорой», ни странной женщины. Всего лишь сон, спровоцированный высокой температурой. Почти под сорок. Потом – провал, в никуда. Семилетняя девочка позвала мать слабым голосом, попросила включить мультик. Та отказала, мотивируя тем, что надо выздороветь сначала.
     - Лучше посмотри, как у нас на Петроградке поют птицы, какой день хороший! Зачем нам американские мультики? Они неинтересные. – Так ответила женщина советской закалки. Она никогда не понимала современных веяний в культуре: комиксы,  музыку типа рок, металл, остальное. Самое лучшее для дамы оказалось смотреть советские комедии, считать их шедеврами. Хотя до шедевров там - как до Марса.
     - Мне приснились тетя и дядя. Дядя длинноволосый и в плаще, как у тебя почти. Тетя сидела рядом. А где наш папа? Он тоже был с длинными волосиками и красивый? – Не унимался ребенок.
     - Нету папы у нас. Есть мамин брат, все. Все эти мужики плохие.
     - Почему? Мальчики же не плохие сейчас. И они когда–нибудь вырастут. 
     Мать покачала головой раздраженно, несмотря на любопытный взгляд:
     - Все они одинаковые. Вырастешь – поймешь. Не спорь со старшими! А сейчас дам тебе молока. Хочешь, чтобы Дед Мороз принес большую шоколадку, подарки на Новый Год? Не спорь. А то никто не придет. Либо он придет, подарит плетку. А хорошим девочкам принесет кукол, шоколада, яблок.
     - Но ведь твой брат – спокойный человек. Постоянно читает газету и играет со мной.
     Хозяйка квартиры не дослушала. Пошла в кухню, включила газ. Поставила кастрюльку на плиту, налила молоко из пакета. Добавив в него меда. Размешала, поспешила к дочке. Ребенок не спал, огромные серые глаза смотрели в потолок. Думая о том, каково - быть взрослой. Пусть даже во сне. Долго ждать, когда мечта исполнится – быть большой. Скоро в школу придется идти – в первый класс. Осенью.
     Через час по радио, телевидению, Интернету, пронеслась страшная новость. В  Питере произошел теракт. Показали морды арестованных террористов. Также в выпуске засветились бойцы Инквизиции, случайно попавшие в кадр. Как обычно, в восточных странах нашлись выродки, обрадовавшиеся чужому горю. Ясно, КАК психанул Властелин Тьмы, принявшись строить свои планы для Востока, чтобы отомстить.
     Энрике, ошарашенный, что его дорогие близкие попали в эпицентр теракта, что погибла Этайн, рыдал у себя в кабинете. Невестка, которую он полюбил, как родную дочь, больше никогда не придет на работу. Не станет родным человеком в его семье. Не будет веселья через месяц, а вчера отметили! Как же так?!
     Позвонив Торстейну, отец семейства рассказал о случившемся. Тот сказал – уже в курсе, пообещал устроить нехилый разгром арабам - за гибель невесты. Сказано – сделано. Связавшись со своими, попросив взять за жабры Восток с ИГИЛом, Тор приказал казнить виновника, от чьей руки погибла хорошая женщина. Вылетел первым рейсом, сам скоро, заживо, заливал в бетон главную сволоту, отвечающую за трагедию в Питере, на глазах ее же слуг, заместителей. В поле Сирии, кинув террориста в яму, которую тот вырыл себе сам. Тора боялся даже ИГИЛ, зная: чуть что не по нему - плохо будет всем. Темный спокойно заливал бетон из бетономешалки, будто приехал на стройку, смотря, как орет заросший щетиной араб. С вытаращенными от ужаса глазами, полностью раздетый. Как хлебает бетон, ртом, проклиная на своем языке весь Мир, говоря о превосходстве ислама на планете. Властелин продолжал свою работу, улыбаясь, приговаривая. Смотря, как в ноздри страшного ваххабита заливается смесь, после  скрывает его полностью:
     - Это вам, суки, за разбитое сердце моего брата! Я говорил – не трогать мой город,  моих близких! Незнание закона чужой страны не избавляет от ответственности! Знал же, сука, - НЕ ПРОЩАЮ никого, ничего! Знал – НЕЛЬЗЯ, ЧЕМ чревато! Но нет, ублюдки червивые, вам на всех плевать, кроме своей религии да порядков! – С этими словами Властелин Тьмы взял пулемет, принялся расстреливать остальных сообщников, кто  устроил теракт.
     Покончив с сотней талибов, духов, Темный пригрозил по Интернету: если подобное повторится, он начнет вырезать женщин, детей во всей Сирии со своей армией Тьмы, и не моргнет. Что повесит за кишки на столбах беременных, вырвет им все, до чего доберется. Что детей начнет крутить в фарш танками, кормить им свиней. Но этого ему показалось мало – видеозаписи на Ютубе. Потом старший Аренский поехал в аулы, где жили родственники убийц, и истребил там всех. Полностью. Даже старожилов, кому уже исполнилось сто с чем–то лет. Огромные семьи, вера в Аллаха не спасли никого.
     А после Торстейн пустил по местам Резни стадо голодных свиней, специально привезенных для события в машинах, те доедали трупы. Следом, устроив пепелище, нагнав ужаса на оставшихся жителей, закопав свинину в землю (чтобы никто больше здесь не строил ни мечеть, ни дома, ни даже туалеты), сын Энрике потребовал дань. Получив ее в виде нескольких миллиардов евро, столько же килограмм наркотиков в личное пользование, кошмар Мира полетел домой. Траву и прочее быстро получилось продать через своих. А денежную компенсацию старший сын разделил между Ингилэйвом и отцом. Понятное дело, на нее Гвелд отстроил новое здание Инквизиции, закупил еще оружия, даже ракеты нового поколения. Матери Этайн также все отправили в виде денежного перевода – в пригород: двадцать миллионов рублей.
     Карина в день теракта веселилась в клубе, причем целый день, даже ночью. Ей ни до чего дела не было. Покрутившись на шесте, нажравшись, словно последняя гнида на планете, она скинула с себя одежду, принялась вешаться на парней. Забралась на барную стойку, а оттуда показывала свои прелести зрителям, целовалась с ними и смеялась. Потом ухитрилась каким–то образом перевалиться через голову одного мужика, держащего за талию. Голая ****ь лежала на холодном полу, и ржала, прося еще выпивки. Ее потащили за руки, бросили в угол. Только на следующий день, продрав глаза, обнаружив себя накрытой грязной курткой на полу, девка ретировалась домой. Не вспоминала ни Торстейна, ни Ингилэйва, последнему давно стало на нее плевать. Вечером через пару дней обнаружила – все, поезд ушел. В друзьях парня больше не наблюдалось. Шавка решила вернуть его любой ценой. Даже притворившись хорошей.
     В Инквизицию на второй день, вечером, привезли из морга Этайн. Энрике постарался сделать все, как надо, чтобы проводить хорошую женщину в последний путь. Поначалу поставили стол во дворе, на него осторожно опустили черный, дорогой гроб. По рации, Квелт подал команду всем выйти. Понемногу отделы зашевелились, стали покидать помещение.
     Она лежала перед входом, ничего не слыша, не чувствуя, даже аналитический отдел притих. Бабы замолкли. Некоторые заплакали, устыдившись своего поведения на корпоративе.
     - Девки, зря мы с ней так. Думали, дура забитая, а нет. Это ж надо – так погибнуть! Три выстрела и несколько ножевых ранений! Этайн еще держалась, боролась за жизнь! Мы еще хотели идти, на ту выставку! Хорошо, ребята сорвались на теракт, перебили там всех… Зов звенел у всех в ушах. 
     Энрике молча, с каменным лицом, катящимися слезами, прошелся перед войсками в коридоре, сказав речь. Дальше вышел сам на улицу, вместе с Убойным. 
     На улице стоял катафалк до утра, даже не собираясь уезжать. Вышел практически весь коллектив, чтобы проститься. Ее, как оказалось, очень ценили на работе. Стояло солнце,  играло в ее темных волосах на закате. На груди мертвой лежал букет белых лилий. Ингилэйв вышел, со своим отделом, отцом, прошелся перед бойцами, роняя горькие слезы, поджав губы. Многие знали о его любви к женщине.
     - Любимая… Покойся с миром, пусть Боги примут тебя. - Так шептал он. Архимаг шел рядом, с каменным лицом, сдвинутыми бровями. Насколько горько было отцу, сыну, да  Квелту тоже, последний привез гроб с телом, - никто не мог даже представить. 
     Подошел Гвелд к покойной, поджал губы, зарыдал, горько:
     - ПРОСТИ МЕНЯ! Если б знал – вызвал бы на работу, в тот день! Зачем вы пошли туда?! Все равно, я виноват. Прости за все, Этайн. Спасибо за то, что ты была у нас, грела своим Светом коллектив, старалась для всех.
     Ему показалось - на нервной почве - шевельнулись губы. Нет, всего лишь мираж. Ничего больше не вернуть. Никогда. Лэйв подошел к невесте, погладил ее по рукам, волосам. Больше нет крови нигде: все смыли, причесали, загримировали, лишь бы Диаль красиво выглядела. Аромат цветов, лежащих на груди, кружил голову. Яркие губы горели на бледном лице. Волосы заплели по офисному типу, но пара прядей осталась лежать на плечах. Улыбка, посмертная, напоминала о вечности, и о другом: не все потеряно.
     Недалеко, возле бойцов, рыдала женщина лет сорока восьми примерно, совершенно поседевшая от горя. Мать погибшей. На нее было страшно глядеть. В черном, с опухшими глазами от неостановимых слез, несчастная готовилась сама себя похоронить. Аренские  подошли к ней, взяли под руки, аккуратно подвели к дочери. Та прибыла на такси.  Человека встретил один из бойцов, провел к покойной.
     - Мы здесь, если что не так. – Произнес Андрей.
     - Доченька! Единственная дочь! Моя кровиночка!!! Я так обрадовалась, когда узнала:  замуж выходишь через месяц! Парень красивый, статный! Непьющий, некурящий! За что мне свалилась на голову Смерть?! – Она вновь зарыдала, истошно. Нет хуже наказания для матери, когда дети умирают раньше нее. Но случилось. Секван придерживал убитую горем гражданку за плечи, чтобы та не упала в обморок. Достал таблетки валерьянки, дал. А то здесь возникнет второй труп. – Я уж думала, внуков увижу, маленьких, и не одного.
     Энрике нахмурился, вместе с Ингилэйвом. Внуки… зачем так рано? Да уж. Мама, конечно, запланировала много, потому бы пилила молодого зятя почем зря. Архимаг  положил руку на плечо сыну: мол, не психуй, это русский менталитет. Тут Властелин Времени вспомнил слова любимой перед Смертью. О другой девушке, которую она увидела, прежде чем сердце перестало биться.
     - Прощай! Моя хорошая, моя кровиночка, моя радость! – Женщина не могла себя сдерживать, ей дали вдоволь выплакаться, после она отошла в сторону. На похоронах ей станет лишь хуже. На кладбище завтра все отправятся до обеда. Потому гроб занесут в кабинет Этайн. Там уже висит ее фото, в черной рамке, с ленточкой крепа.
     - За нее отомстят. Поверьте, звери черножопые заплатят сполна за смерть! – Так произнес отец семейства. – Я уже позвонил, куда надо. За хорошую женщину сдохнет сто тысяч арабов, и похрен, какого пола! Точно так же, как она погибла! Будем аналогично убивать. Хватит уже терпеть беспредел в стране! Хватит чернильниц плодить… устроить  им геноцид.
     - Торстейн? – Произнес Ингилэйв, обернувшись.
     - Да. Пока газеты пестрят о трагедии, он вылетел в Сирию, сейчас наводит порядок. Быстро, через своих, найдет настоящего организатора теракта. Позвонить должен на днях. Завтра, послезавтра. Свиньям скормить крыс пообещал, превратить в пыль все.
     И только тогда Лэйв, оглядев бойцов бегло, увидел: в руке у каждого по гвоздике. Каждый стал подходить после жеста Энрике рукой: мол, добро пожаловать. Парни клали в гроб цветы, и рядом, на стол. Лица их лишены эмоций. Лишь у некоторых слеза катилась по щеке. Все–таки, невеста замначальника Убойного погибла. Сотрудницы подошли к покойной, попрощались с ней. Последним стал Квелт.
     - Ты была мне, как сестра, наша боевая подруга. Прощай. Завтра поедем в последний путь.
     Властелин Времени, наклонившись над гробом, сжав руку любимой, плакал. Но также слова ее звенели в ушах. Другая, моложе… кто же? Не пятнадцатилетняя же! Значит, встреча случится гораздо позже.
     - Как же жаль, что мы раньше не познакомились, красавица моя. Благодарю за все, пусть в Вальхалле Солнце сияет вечно для тебя, Этайн. Я никогда не забуду наши встречи, как ты заходила в кабинет, поливала те фиалки. Не забуду те любовь, ласку, какую дарила. Не забуду вкус блюд, что готовила… Не забуду этих губ, весь образ. Пусть все станет так, как ты сказала. - С этими словами он поцеловал невесту в губы, страстно, крепко, слезы его остались на ее шее, щеках.
     Постояв еще немного, отошел. Чтобы остальные смогли проститься из большого коллектива. Желающих собралось много. Но не обошлось без скандала с родительницей. Та оказалась христианкой, причем закоренелой. Отпевать в церкви запретили мертвую еще при жизни. Несмотря на следующее: мать умоляла, ссылаясь на православие. Мол, почему нельзя, ведь Россия христианская, душа будто не улетит в Рай, а отправится в Ад. Также дама орала про кремацию много гадостей: дочь сразу после сожжения окажется в Преисподней. Ей спокойно сказали такую речь. После того, как в морге одела дочь, а  приехала на работу к погибшей со своими условиями похорон:
     - Требую позвать священнослужителя из храма и отпеть! Имею право!
     - Здесь нет православных. Никогда не будет. Я язычник. Язычницей являлась также  Этайн Диаль. И тут командую Я, а не Вы. – Так начальство отшило фанатичку. – Вот придет Ваше время – кладите хоть кадило в гроб, но осквернять сотрудницу церквями не позволю! Знаете, кто сочинял вашу Библию? Евреи! А Византия принесла все на Русь. Кровью. Породив несуществующее татаро–монгольское иго. Давайте не будем ругаться,  пусть красавица будет похоронена по нашим обрядам, а не по вашим? Ваши фантазии,  имеющие корни от сумасшедших верунов, оставьте при себе! Имейте Совесть! У нас ГОРЕ, а думаете о крестиках, Аде, иконах! – Энрике треснул кулаком по столу, поглядел даме в глаза. – Почему женщина должна быть похоронена так, как ТЫ решила? При жизни покойной ныне?
     - Потому, что я ее родила, воспитала так, как захотела, а не вы оба! Да я постарше вас буду! Сопляки! Доживите до моих лет, похороните детей, потом говорите! – Дама  собиралась закатить скандал. Тут встал Квелт, жестко сказал:
     - Тебе не стыдно, а? Доросла до полтинника, ума не нажила! Бегая по церквям, стараясь грешки замаливать в виде того, как покушала мясо в пост! Этайн похороним на закрытом от людей кладбище – своем. Чтобы не таскали туда тлетворную религию. В виде икон и прочего!
     Энрике, пока он говорил, дико рассмеялся в лицо бабе, поражаясь ее наглости:
     - Постарше, говоришь? Говоришь, дожить до твоих лет, похоронить своих детей?! Ну обалдеть веселье! Думаешь, мне двадцать пять–тридцать пять? Никак нет! Я давно перешагнул твой возраст, стократно, был женат почти двадцать раз, похоронив ВСЕХ жен и детей!
     - Вы сумасшедший, как почти вся молодежь… - Опешила женщина, не веря ему. – Вы глуп!
     Гвелд продолжал смеяться. Однако, действительно, ничего случайного в этом Мире нет. Но Диаль жаль, что терпела в свое время мать. Потом, отсмеявшись, сурово поглядел на феминистку.
     - Не пожелаю сыну тещи, как ты! Наверное, если бы поженились они, то сразу б  венчаться стала требовать! Никогда моя семья ни с кем венчаться в храмах не станет! А что касается моего возраста - Я ТЕБЕ в прапрадеды гожусь, а то и древнее! То, как молод, не значит: надо хамить у меня в кабинете! Сейчас вышвырну с охраной, забудешь не только сюда дорогу, но и то, что дочь существовала в природе! Заложу в голову русской бабы, коя передо мной стоит, информацию: она живет за границей, звонит раз в месяц,  все. Хочешь? Устрою! Замолчала, баба с гонором, приняла условия… - Архимаг поглядел исподлобья на хамку, указал пальцем на дверь. – Пять минут, чтобы тебя, дура старая, больше не существовало здесь, до прощания с дочерью! Мне две тысячи лет! Понятно?  Все ваше хваленое христианство я видел, потому остался язычником, до сих пор… Если люди настолько тупые, я не виноват. Я – не человек. Мой сын - тоже. Понимаю, горе, но опускаться до уровня свиньи в страшной ситуации лишь русские женщины в возрасте могут! Обсирая молодежь. Я не обсираю, ума поболе. Пятьдесят лет, восемьдесят для развития интеллекта – МАЛО.
     Набрал факс, вызвал в кабинет психолога. Рассказав бегло о неуравновешенной русской. Выставив ее вон. Тот быстро пришел, принялся промывать сельской жительнице мозги. Тяжело: та оказалась непрошибаемая в своих доводах. Пришлось применять магию, чтобы усмирить. Кое–как все утряслось.
     Энрике и Квелт в морге запретили (под угрозой закрытия  конторы) класть в гроб свечку, икону, ленту на лоб. Мать просила положить. Ее просьбу отклонили. На шее погибшей висел Мьельнир.
     Словно Ромео перед заснувшей Джульеттой, Ингилэйв ночью в ее кабинете плакал, разговаривая с любимой у гроба. Не в силах найти себе места. Он бредил, сидел перед столом, ходя туда–обратно, рыдая так - у Энрике сердце разрывалось в соседнем кабинете. Он остался на работе, чтобы поддержать Властелина Времени. Утром, часов в девять, все поехали на закрытое кладбище. Больше мать не истерила, как в кабинете. Бросив первым горсть земли на гроб, когда его опустили в могилу, несостоявшийся жених произнес:
     - Да будет так.
     Наблюдал, как могильщики бросали лопатами землю, песок на ту, кто подарил новую жизнь. Скоро холмик засыпали гвоздиками, розами. Поставив рядом памятник с инициалами. Инквизиция проводила Этайн прощальным залпом из орудий. Все.
     Светлый лежал дома на чердаке в комнате, возле небольшого окна, ничего не видя, не слыша, слегка повернув голову вбок. В ушах все звучал похоронный марш. Вот и отпраздновали поход в ЗАГС. После похорон чувствовал себя никем, ничем. Внутри него все умерло, вместо радости, ожидания свадьбы появилась непереносимая боль. На следующий день Властелин ни с кем не разговаривал, а тупо пялился в одну точку, в потолок. Пустым взглядом провожая муху на потолке. Пустота… Она заполнила душу. Очень хотелось назло всем правилам развернуть Время, поехать к брату, весь следующий день провести с ним, вкушая блюда, веселясь, поиграв в футбол даже во дворе. Казня себя, вспоминал слова Тора – он ведь умолял побыть дома! Никто не стал слушать. Вот результат.
     Несчастный, убитый горем, не обращал ни на что внимания. От Этайн ничего больше не осталось физического, даже локона на память. Ворс ковра зеленого цвета грел его спину, обнаженный торс обдувал сквозняк. Нечесаные волосы аккуратно собраны в хвост. На нем даже лица не наблюдалось. Не радовали ни солнышко, ни пение птиц, осталось одно горькое осознание: она больше НИКОГДА не зайдет в кабинет, не поцелует, не обнимет, не пригласит в гости домой, не приготовит вкусные блюда. Кошку с птичкой  отдадут кому–то, или заберет мать. С цветами произойдет то же самое. Этайн не вернешь. Никак. Не осталось больше никаких слов, настала вечная минута молчания.
     Боль пожирала, ввинчиваясь с каждой минутой, как саморез в доску. Все глубже и глубже. Почему?! За что?! Где искать ответы на вопросы? Придется помолвочное кольцо положить в коробочку, хранить вечно. Закинув руки за голову, Ингилэйв размышлял над словами несостоявшейся тещи. Внуки… Ах да, внуки! Русские без них не могут жить на свете, стоит девушке выйти замуж. На самом деле не хотелось даже знакомиться с ней. Этайн говорила: женщина та взбаломошная, быстро утомляет разговорами то о погоде, то о болячках, детях и остальном. Вот таких Аренский терпеть не мог.
     Потому мать и дочь почти не общались уже давно. Едва та дама узнала - ее дочь завела себе мужчину (а Диаль имела неосторожность сказать) - стала пилить интровертку каждый день: сколько зарабатывает, станет ли копать грядки на даче будущий зять, работать на мать, ведь мужик молодой. И в выходные ездить, обязательно смотреть телевизор во вторую квартиру, слушать нескончаемые жалобы о здоровье, остальном в кухне, за чашкой чая. Андрей сразу сказал возлюбленной: никаких бабских разговоров, грядок и остального барахла не будет, он в гневе страшен, особенно если доведет бабка какая–нибудь. Пожилых терпеть с детства не мог – со времен, когда те оскорбляли его мать на улицах, когда братья были совсем маленькими. Они с Тором также не уступали места им в транспорте. Зная нрав старух. Этайн поддержала жениха, матери обьявила:  еще один вопрос о детях – и с родительницей навеки попрощается. Мать уже в открытую стала спрашивать, не беременна ли женщина, когда же случится. Работница Инквизиции  устроила ей нехилый скандал, заявив: нечего лезть в трусы проверять, чего творится, есть ребенок, или нет. Постсоветское поколение ответ нехило покоробил: надо же, устои родителей, детей рухнули! Дочь посмела ослушаться, вот бесстыжая! Выслушивать гневные триады старшего поколения дочери не хотелось.
     - Наша жизнь – не твоя, поняла? Я не маленькая, сама решу, с кем спать, от кого рожать, без ваших советов! – И бросила трубку.
     Несостоявшуюся тещу хоть было жаль, но особа оказалась невоспитанная, о чем выше говорилось. Получила старая клуша за свое поведение сполна, похоронив единственную кровиночку, работающую в ФСБ. Типа там. Ингилэйв вспоминал голос любимой, запах ее кожи, прикосновения, ласку, заботу… все встало колом в голове. Принося нехилые мучения. По щекам катились слезы, затекая в уши, щекоча шею. Время остановилось. Ничего впереди не виделось – одна пропасть черноты, куда можно падать бесконечно.  Может быть, оттуда вытащит Светлого лишь брат. Для него Тьма – обычная стихия. 
     Вдобавок, перед Властелином Тьмы стало очень стыдно. Он ведь желал сделать, как лучше. Действительно, приехали бы, помылись, легли спать, потом – праздновали. Хотя кто его знает, Темного. У них с Лэйвом вкусы, по сути, насчет женщин одинаковые. А если бы он запал? Тогда как быть? Тогда сама бы выбрала, с кем быть, или ушла от обоих, лишь бы никого не кошмарить.
     - Я люблю тебя, Этайн. Ты навечно останешься в моем сердце, памяти. Милая… Не зря бились у брата бутылки, не зря. Мы не поехали. Вот, расплата за игнор. И ты прости меня, Тор. За нелепость. 
     Так прошел день. Быстро, медленно одновременно. Дважды Аренский отказывался от обеда, несмотря на просьбы матери. Аппетит ушел: нервный срыв дал о себе знать. Поздно вечером Властелин открыл ноутбук, пролистал дорогие сердцу фотографии. Страшное горе не давало вздохнуть спокойно. Постучал отец, сообщил новость:
     - Звонил Торстейн. Он достал тварь, организовавшую теракт. Тварь сдохла. Как ты?
     - Хоть на этом ему благодарность. Я никак. Представь, не стало Тильсирвэ. Вот я сейчас в таком состоянии. Спать не хочу. Дня три на работу не выйду. Не могу! – Он снова залился слезами.
     - Никто не знал, что так случится, сынок. Боль пройдет. Поверь. Я понимаю! Сам терял  детей, любимых за свою долгую жизнь. Когда двести пятьдесят лет назад погибла Тильсирвэ - ты знаешь историю семьи, - тогда она, конечно, находилась в другом теле,  звали Настя, - чуть в петлю не сунулся, кинулся на съедение волкам в лесу. Но остался жив.
     - Отец, у меня так будет? Она вернется в новом теле? – Спросил Светлый безразлично.
     - Даже не знаю. Но, подумай сам: мы бы тещу ту не переварили, не приняли. Вы бы с Этайн жили хоть тут, вдвоем, размножались. Хоть через век, хоть через два раздался бы  детский крик. Но не сразу после свадьбы. Случайных смертей не бывает. Как случайных беременностей.
     Ингилэйв развернулся к отцу, спокойно спросил:
     - Отец, а если Торстейн кого найдет, начнет знакомить, вы пустите избранницу в дом? Нельзя же. Он Темный, мы все - Светлые. Он звонил перед трагедией, очень обиделся на нас всех, когда я сообщил о женитьбе. Сказал – он отрезанный ломоть, раз даже друга нельзя привести. Что лишний в семье, вот и ушел. Мы ведь не виноваты, что Темный. И тем более, мой брат. Тоже имеет право на счастье.
     Энрике упал кусок льда в желудок. А правда, некрасиво получится. Одно дело - детям запрещать водить домой, взрослому мужчине – нет. Внизу на столе разрезали второй пирог изгоя семьи – с ягодами.
     - Он зря обиделся. Я Темных женщин видел, очень коварны. Не советую с ними связываться. А Светлую, врагиню, искать не начнет. Это был бы парадокс: Властелин Тьмы и Волшебница. Резонанс Сил чудовищный. Если знакомить - только у себя в коттедже или квартире. Лишь бы деревенскую не притащил: бабье с села ненавижу. Свиньи и то умнее, на самом деле. Поражаюсь, как ему не тошно с ними спать… - Так ответил отец, поглядев на родного сына с пониманием, сунув руки в карманы. На Гвелде  простые синие джинсы, фиолетовые тапки, вязаный женой темно–зеленый свитер без рисунков. – Я уже помянул на капище Этайн. Пусть ее дух займет хорошее место в Мире Мертвых. Тьма и Свет пусть проводят в Вальхаллу.
     Архимаг, стоящий возле открытой двери, подошел к сыну, крепко обнял его.
     - Лучше бы я вас обоих в выходные на работу вызвал! Без оружия попасть в говно! Ты все правильно сделал, Ингилэйв: плюнул на Устав. Торстейн в Сирии устроит кромешную мясорубку за вас. Я не знаю, чего именно там собрался делать в этом случае. Сказал,  прилетит через неделю. Наверное, страну с землей сравняет. Он в бешенстве. Только не плачь.
     - Я не плачу… - Прошептал Властелин Времени, уронив слезы на пол. – Наверное, я еще очень глуп, неопытен, раз не просчитал все. Раз так вышло. Окажись я рядом на двадцать секунд раньше тех выстрелов - лежали бы ваххабиты трупами, а не любимая! Магией бы кишки через глотку вытащил, затянул вокруг шеи, повесив на люстре! Еще  косичку бы заплел из кишечника!
     - Пошел бы с вами я… там бы трупы сразу повалились, выродков. Если б ударил магической дугой - нашинковал, на стейки! Правда, людям пришлось тогда память стирать. Нельзя обманывать жизнь. Все идет так, как надо. Как должно. Мы всего лишь не знаем будущего. Время ответит на все вопросы.
     - Отец… - Сын еще крепче обнял родителя. – Неужели всегда Светлые так страдают? Неужели идут по дорогам смертей, потерь во всех сферах?! Или я настолько молод, чтобы понять простые вещи?
     - Тебе всего девятнадцать лет. Мне – гораздо больше. Все мы взрослеем понемногу. Смерть либо испытывает нас, либо убирает лишнее из жизни. Знаешь, Квелт разложил Таро. Все наладится, но не сейчас. Глупостей не делай. Я многое видел, такое, отчего другие бы повесились, или сошли с ума. Дрался с тварями, описываемыми лишь в древних книгах, сжирающих целую армию. В одиночку бился, убивал их. Да, нелегко даже Архимагом становиться. Поверь, есть аспекты в магии, недоступные даже мне. Вспомни, что можешь, Ингилэйв, что не умею я. Я не могу пробиться в Мир Мертвых и во Время.
     - Только причем Мир Мертвых и я? – Недоумевал сын.
     - Не причем. Как пример. Ложись спать, а то с утра даже чая не желаешь выпить.
     - Лучше бы выпить крови с медом, отдаться ей… и…
     Отец коснулся лба сына пальцами, как бы смахивая челку, смотря в глаза, и Лэйв почувствовал, как отключается сознание, обмякает тело. Ноги подкосились, сознание провалилось в глубокий сон. Гвелд улыбнулся, подхватив сына, чтобы тот не упал на пол.
     - Спи. Все наладится. Ответы придут. Придет та, с кем шагнешь в свадебную залу.  Потом. Будет та, кому отдашь невинность, как подарок. Будет та, кто понесет под сердцем твое дитя… Будет та, которая увидит не красоту внешнюю.
     Луна поднималась над деревьями, медленно, верно. Полная. Наблюдая за горем в доме. Освещая своим мертвым, серебристым светом чердак. За шкафом проглядывалась картина – портрет Карины, его пора бы давно сжечь, за ненадобностью. Энрике осторожно достал его, поморщился.
     - Благодарю тебя за все, Этайн. Прощай. Благодарю за то, что работала у нас, указала мне важное. Насчет сына. – Прошептав едва слышно, спустился вниз, прикрыв за собой дверь. На столе Инги и в кухне, в зале стояли стаканы с водой, накрытые хлебом.