Северные росы

    В деревню Колежма на Белом море в диалектологическую экспедицию отправились на месяц две ленинградские филологини.
   
    Месяц почти прошёл – и оказались там же московские художники – тоже на практике в экспедиции, только собирать не крупицы северного говора, а северные иконы и утварь для последующей реставрации и музеев.
   
    В деревне была упоительная летняя благодать. Хватало и дождей, и тепла, темно-янтарная вода в двух сливающихся под мостом речках была мягка и ласкова. Белыми вечерами ложился на зелёные луга прозрачный подвижный туман, а ранние утра сияли от обильных рос…
   
    Филологини жили у доброй и милой бабушки Марфы Ивановны в белой комнатке, просыпались от запаха ежеутренних свежих пирогов и шанежек, позавтракав и напившись чаю, одевались и отправлялись по деревне. Жители были на диво приветливы к голоногим (это было время мини) и длинноволосым девицам. Перед экспедицией студенток предупреждали, что в глубинке не привыкли к коротким платьям и распущенным волосам  - нарушителям местного этикета не видать успешного прохождения практики.
   
    Сначала подруги следовали указаниям, а потом жара и нега летнего безделья (записи в тетрадки не назовешь же работой, а расшифровка их предполагалась уже в Ленинграде) постепенно раскрепостили их, тем более, что местному населению они были вполне симпатичны, беседы текли свободно, сказки и песни удавалось послушать и записать… Гостьям показывали старинные сарафаны и узорчатые из речного местного жемчуга повязки на головы и даже наряжали в них.
    Уже приближался конец практики, как однажды летящую по деревянным мосткам вдоль берега, независимую и привычно счастливую девицу, размахивающую ещё пустой авоськой, нагнал бородатый, темно-рыжий и кудрявый, очень не по-деревенски одетый молодой человек.
    Знакомство состоялось, приглашение в гости от молодого человека последовало.
   
    Вернувшись к однокашникам, которые обосновались в школьном спортзале, он рассказал, какую потрясающую длинноногую шатенку встретил в деревне, а ещё какую нежную блондинку мельком увидал в окошке маленького домика недалеко от школы.
    Уже подуставшие от месячной экспедиции и соскучившиеся по городским красавицам московские художники взволновались, прибрались, приготовили какое-то угощение и стали ждать.
   А девицы, естественно, тоже снаряжались. Похохотали, померили одно-другое – и придумали.
   
   В урочный час, когда туман уже был готов обласкать уставшую от летнего зноя округу, наши филологини подошли к школе. Шесть парней и их безвозрастная руководительница Марушка встречали гостий.
   И обомлели. Филологини закололи свои волосы в кички и убрали их под монашески повязанные платочки. Мешковатые брюки (разумеется, не джинсы, их и вовсе не было у девиц), клетчатые рубашечки с длинными застёгнутыми рукавами (комары же!) - ни макияжа, ни маникюра, разумеется. Но главное – обе в очках и чем-то очень похожие!
    Кого ты пригласил, Володька?! Наверное, такой безмолвный вопль издали истосковавшиеся мужские души.
   
    Но – чин чином – сели за импровизированный стол, потекла беседа, была разлита водка в стопочки. А девицы (даром, что филологини!) водку ещё никогда не пили. Переглянулись – ну, за знакомство! И ещё раз за что-то. И тут – всё. Шатенка хотела подняться, её плавно качнуло и отнесло к стене, где лежали маты, на коих, видимо, спали москвичи. Блондинка потрясенно взглянула на подругу, хотела подняться – и оказалась с ней рядом. В платочках стало неудобно, кички развалились, очки запотели и были сняты…
    Появилась гитара, парни запели какие-то свои студенческие песни, было ужасно смешно, всё раскованней становилась атмосфера… И вот гитара оказалась в руках у блондинки, и девушки запели: «Не курлычут журавли, не летят. Лишь сугробы вдоль по улице лежат. Вдоль по улице метелица метёт, третьи сутки, третий месяц, третий год…».
    Хмель у них уже выветрился, пели они привычно слаженно и настолько хорошо, что парни притихли, вечер становился не просто романтическим, а поэтическим…
   
    Провожать уже не чумичек, а красавиц отправились всей командой, кроме Марушки.
   
    А ровно через год справили свадьбы - в Ленинграде и Москве.