Ж. Ж. Руссо. Мечтания одинокого прогульщика

"Мечтания" -- продолжение знаменитой "Исповеди". Писались в два последние года жизни писателя, но так и не были закончены. Это по сути автобиография, расширенная размышлениями Руссо о всякой всячине, так что биографическая нить постоянно теряется для читателя из виду и он погружается в самую голимую эссеистику.

ЗАМЫСЕЛ "МЕЧТАНИЙ". САМОАНАЛИЗ

Этот шедевр Руссо редко рассматривается самостоятельно, а лишь вкупе с его скандальной "Исповедью". В отношении "Исповеди" писатель нагло утверждал, что его произведению нет равных в мире, и он единственный, кто написал о себе полную и абсолютную правду.

"Когда загудит финальная сирена, я явлюсь на Страшный суд с этой книгой в руках, я ее дам почитать самому господу богу. Я скажу: "Вот что я сделал, вот каковым я был. Я обнажаю свои нехорошести и благовидные поступки с одинаковой откровенностью. Я не сделал ничего худшего, ни добавил ничего лучшего. И если какие-то небольшие неточности и встретятся, то тут уж, прошу прощения, только дефекты моей памяти".

Что и говорить, суждение весьма опрометчивое и необдуманное. И даже где-то ребяческое. Августин, еще за полторы тысячи лет уже хорошо поиронизировал по этому поводу: как же, будет бог читать твою пачкотню. Кто ты такой, что лезешь с обнажением своей мелкой душонки к богу: он заранее лучше тебя знает все, что ты сделал и помыслил, и сделал не помыслив и помыслил не сделав.

Но тем не менее именно этим суждением Руссо проложил дорогу своим будущим комментатором. Весь анализ его "Исповеди" (а прогулки рассматриваются с нею в одной упряжке), крутятся вокруг ее критики. Де человек -- существо субъективное, и он никак не может ни знать ни высказать правды о себе. И без конца анализируют тексты Руссо и уличают его в неточностях. Мелко, господа, плаваете, задница торчит из воды.

Всякая исповедь, всякая автобиография -- это произведение невольно субъективное, и спорить с этим смешно. Однако и погружать произведения данного жанра в сплошную субъективность, что стало модой нашего времени, так же глупо, как и отрицать эту самую субъективность.

Любое такое произведение -- да что там произведение, любое воспоминание включает в себя два элемента: воссоздание происшедшего и его анализ. Одно без другого не мыслимо и бесполезно. Допустим вы пошли неправильной дорогой и заблудились. Если вы будет вспоминать об этом, то только с целью избежать подобного заблуждения в дальнейшем. Поэтому воспоминание без анализа -- это свойство дурака, который ничему не может учиться и наступает на одни и те же грабли даже на дважды. Но с другой стороны, если вы не воскресите в памяти, где, когда и каким образом произошла ваша ошибка, не воскресите как можно точнее, порой до мельчайших деталей, вы никогда не сможете дать точного анализа происшедшего, а значит избежать повторения этой ошибки вновь.

Воскрешение без анализа бессмысленно, анализ без воскрешения невозможен.

В "Исповеди" Руссо больше занимается воскрешением, в "Прогулках" анализом. Вот в этом анализе своих душевных движений он достигает большого искусства. Ведь это только кажется, что воспоминание и самооценка это так просто. Человек -- сложное и запутанное существо, и распутать самого себя не легче, чем разрубить гордиев узел запутанного движения небесных светил до уровня показа их соразмерного и правильного хода.

Руссо -- человек мечтательного склада, очень чувствительный. Эту свою особенность он принимает за уникальность своей натуры. Хотя мне кажется, что людей подобного типа очень много, а еще больше таких, которые пусть не в полной мере, но также имеют эти черты. По крайней мере, мечтательность это неотъемлемое качество всякой художественной натуры, а элемент художества содержит в себе любая деятельность, вплоть до бизнеса. Бизнесмен без воображения, а значит и без хотя бы толики мечтательности -- это бизнесснеудачник, вечно прогорающий мелкий торговец.

Так что "Прогулки" Руссо имеют универсальное значение, а анализ своих душевных движений, обнажения своего внутреннего "я" дает образец самораскрытия, полезный любому человеку для самопонимания, именно самопонимания прежде всего, а не самобичевания или самовосхваления. Хотя сочетание психических характеристик, конечно, у всех индивидуальное. Приведем в качестве примера самоанализа то, как Руссо пишет о своей лживости.

"Никогда мои обманы не бывали продиктованы лживостью, все они были порождены слабостью, -- но это для меня очень плохое оправдание. С душою слабой можно, самое большее, оградиться от порока, но было бы дерзко и безрассудно осмеливаться исповедовать великие добродетели".

О МЕЧТАТЕЛЬНОСТИ

    Замечу кстати: все поэты --
    Любви мечтательной друзья.
    Бывало, милые предметы
    Мне снились, и душа моя

    Их образ тайный сохранила;
    Их после муза оживила

Руссо декларирует себя как натуру весьма мечтательную, и много рассуждений пришивает к самоанализу этого своего качества, какового анализ очень интересен и любопытен для студента психологии творчества. Мечтательность, как справедливо заметил поэт и отмечали очень многие писатели (Стриндберг, Гессе, Оруэлл) -- составляет неотъемлемое качество творческого процесса. Поэтому, когда поэт (а также писатель, философ, и страшно сказать, даже ученый и даже инженер) бездумно смотрит в потолок или там глазеет по сторонам, не думайте, что он гоняет балду -- он работает. В поте лица своего; иногда даже капельки выступают на лбу.

"Мне случалось мыслить довольно глубоко, но редко -- с наслаждением; почти всегда мысли овладевали мною против моего желанья, как бы насильно. Мечтанье дает мне отдых и забаву, - размышленье утомляет и печалит; мыслить было для меня всегда занятием тягостным и лишенным обаянья. Иногда мечтанье мое кончается размышленьем, но чаще мои размышленья кончаются мечтаньем, и в этом забытьи душа моя блуждает и парит в мироздании на крыльях воображения -- в восторгах, превосходящих все иные утехи"

Но мечтательность мечтательности -- рознь. Чтобы быть продуктивной, творческий человек должен следовать определенной технологии в своих мечтаниях. То что главным условием, без которого мечтательность совершенно невозможна, должно быть, чтобы мечтание было свободным от всякого внешнего давления, а мечтатель должен быть предоставлен самому себе -- это и ежу понятно. Недаром китайцы при коммунистическом режиме во всех городах, во всех селах установили динамики. "Можно спрятаться в Китае, -- говорили тогда, -- от солнца и луны, но невозможно спрятаться от радио". Нечто подобное царило и в стране Советов.

Других два важных момента, необходимых для того, чтобы мечтательность была творчески продуктивной являются внутренняя раскрепощенность мечтателя (чтобы мысли его как бабочка порхали от цветка к цветку, без какого-либо заранее заданного намерения), и строгая целенаправленность.

Второе требование, по видимости прямо исключающее первое, заключается в том, что в поле зрения мечтателя должен быть некий внешний объект, который бы обязательно обращал на себя внимание. У человеческой мысли есть особенность: как бы вольно и бессистемно она ни витала, она все время кружит вокруг каких-то предметов, все время вольно или невольно возвращается к каким-то узловым пунктам. Поэтому если мечтатель поместит в поле своего внимания тот объект, вокруг которого и нужно сосредоточить внимание, он -- ни в коем случае не принуждая себя думать о нем -- будет, как бы далеко ни уносилась его мысль, постоянно возвращаться к этому предмету.

Для Руссо таким предметом была природа

"Чем глубже уединенье, в котором я тогда живу, тем необходимей, чтобы какой-нибудь предмет заполнил пустоту его, и те предметы, в которых мне отказывает воображение или которые отвергает моя память, заменяются вольными порождениями земли"

Гете и Гофман кружили свои мысли вокруг созерцания гравюр либо -- это касается Гете -- рассматривания биологических или минералогических коллекций. Автор не может себя сравнивать в этими говорливыми китами словесности, но может сослаться на свой опыт. Я часто выбираю цитаты, постоянно рассортировываю их, таскаю с собой в кармане, и когда нечего делать -- например, дожидаюсь очереди в поликлинике -- вытаскиваю запкнижечку -- и бросаю туда взгляды: мысль невольно кружится вокруг тем, подбрасываемых этими цитатами.

КОМПОЗИЦИЯ "МЕЧТАНИЙ"

Композиция "Мечтаний" проста и даже примитивна, хотя исследователи чо там мутят о сложности структуры, о синтетичности жанра, в котором они написаны, вбирающим черты мемуаров, мемуара, эссе, публицистики и... так далее.

На самом деле "Мечтания" это как раз реализация в ткани художественного произведения продуктов мечтательности. Это запись мечтаний автора. В качестве скрепляющего элемента выступают эти самые прогулки. Руссо описывает свои пешие экскурсии по окрестностям Парижа, тогда еще не загаженного пригородами и представлявшими собой настоящую природу, до которой рукой подать.

Писатель скрупулезно фиксирует события, которые случились с ним во время прогулки. И при этом каждое событие вызывает волну ассоциаций -- то есть порхание с предмета на предмет. В этом порхании Руссо переходит от исповеди-апологии (исповедь -- это, когда автор кается в грехах, апология -- когда он защищает себя от несправедливых упреков) к автобиографии, от автобиографии к анализу своих душевных движений, от анализа душевных движений к рассуждениям о состоянии общества или там науки.

Единый предмет, объединяющий все эти элементы, -- прогулки, не дает повествованию рассыпаться в несвязанную массу, как пресловутый внутренний монолог джойсовской Пенелопы-Марион. А чередование разных элементов, их несосредоточенность вокруг одной темы дает читателю необходимое разнообразие при чтении, отдых от созерцания в размышлении и от размышления в созерцании.

О ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА

"Я никогда не был по-настоящему пригоден к жизни в гражданском обществе, где сплошь одно принужденье, обязанность, долг, и что мой независимый нрав делал меня неспособным к подчинению, которое необходимо тому, кто хочет жить с людьми".

Пока я действую свободно, я добр и делаю только добро, но как только я чувствую иго будь то иго необходимости или иго людей,- я становлюсь мятежным или, скорее, строптивым, и тогда я - ничто. Когда я вынужден действовать вопреки своему желанию, я не действую вовсе, что бы ни случилось; я не действую и по своему желанию, потому что я слаб. Я воздерживаюсь от действий, потому что вся моя слабость относится к действию, вся моя сила - отрицательная и все мои грехи - в упущении и редко в совершении".