Там, где рыдает Несси. Глава 22

      Иоганн Пошен просил нас погостить ещё. Наталья была не против. Я же настаивала на обратном. Хозяин виллы явно был расстроен этим моим решением. Поняв, что с моей стороны желание ехать беспрекословное, он отступил. Однако, прогуливаясь по саду, Иван Иванович долго куда-то звонил, кому-то что-то доказывал, иногда сердился. Разговора я не слышала, ибо променад совершался далеко от окна, в которое я смотрела. Лицо у писателя при этом было серьёзное и сосредоточенное…
      И вот мы в Таранске. В квартире Елены Михайловны всё оставалось по-прежнему, всё стояло на своих местах. Даже вёдра были полны водой и из них так же затейливо выползали разноцветные змейки, питающие корни растений. Единственное, чего не было в квартире Свешниковых, так это пыли и дыры на потолке в ванной комнате. Мало того, ванная была обложена кафелем, а потолок представлял из себя сплошное зеркало. Словно какая-то невидимая рука тщательно убрала жилище и произвела ремонт. Полюбовавшись на чудо, Наталья отправила в сумочку ключ, вручённый ей Еленой Михайловной перед нашим отъездом, и весело проговорила: «А теперь – домой!»
      Я достала другой ключ, от гаража, положенный в условленное место, и выпустила на волю своего застоявшегося коняшку.
      Дорога радовала. Пусть это была не идеальная дорога, как в Шотландии; на ней встречались рытвины и ухабы, иногда значительные, но это была дорога моей Родины. Родная на планете Земля. Я даже запела от радости. Наталья покосилась на меня, однако ничего не сказала, только лишь тронула себя за ухо. Спустя некоторое время радость моя омрачилась одним обстоятельством: поодаль за нами следовал чёрный бумер. Когда поворот закончился, он обогнал нас и резво скрылся вдали. Впрочем, в пути с нами ничего не произошло, и мы вскоре были дома.
      За время нашего отсутствия в хозяйстве Натальи и Юрия тоже никакого разора не случилось. Наоборот, всё было убрано с огорода и расфасовано по подвалам, ларям, кладовкам, скот лоснился от сытости и хорошего ухода. «Отлично поработали, – сказала хозяйка невидимым труженикам, – теперь можно и заготовки делать».
Мы достали фарш, наделали котлет, отварили картофель. Поели, запив всё смородиновым киселём. Сели в кресла. Разговорились.
      – Может, оно и к лучшему, что Елена Михайловна осталась в Шотландии, – промолвила подруга.
      – Иван Иванович – умничка. Уговорил её.
      – Да, но и обаяние самого Ивана Ивановича сразило Елену Михайловну, –резюмировала Богачёва. – Хоть на старости лет поживут счастливо.
      – До старости им с их здоровьем ещё ох как далеко, – отозвалась я.
      Наталья заметила:
      – Слава богу, милостивое провидение всё-таки свело их вместе.
      – Елена Михайловна – страстная любовь Ивана Ивановича, – выдала я, как будто Наталья и без этого ничего не знала.    
      «И пусть теперь скептики утверждают, что у тех, кому за… любви не бывает, – приняв театральную позу, в несвойственной ей манере изъясняться произнесла подруга. – Неправда, – всё более воодушевляясь, декламировала она: – У них так же, как и у молодых, может долго и неугасимо полыхать пламя любовной неги. И залить-то его нечем. И потушить-то его никак. Об отсутствии любви в зрелом возрасте могут судить лишь разочарованные в жизни люди. Те, которых никогда не любили или… предали. Вот услужливая судьба вместо любимого человека и подсовывает им госпожу – язвительную иронию».
      – К нашей Елене Михайловне… многие неравнодушны… Даже в её возрасте. Статная, красивая, умная… – заикаясь, проговорила я, ошарашенная Наташкиным неуместным пафосом. «Красноречие» вырывалось из неё словно родник из скалы.
      – Согласна, – очнулась подруга.
      – Мой всё ещё смущённый язык пролепетал:
      – А ты не заметила, какие глаза у Свешниковой?
      – Красивые. Будто их кто-то тушью подвёл, – кивнула Богачёва.
      – И вовсе не старушечьи. А всё потому, что читает много. В основном классиков. Вот и плещется в глазах Елены Михайловны чистая, как майская роса, душа её, – выдавила я из себя нечто, подходящее под стать Натальиной тираде о «пламени любовной неги тех, кому за…»
      – Ой, Каролин, как ты шикарно выразилась. Подожди, я запишу.
      Она выскочила из кухни и через пару секунд возвратилась с тетрадкой и ручкой.
      – Давай!
      – Что давай? – удивилась я.
      – Ну, те самые последние слова твои.
      Пожимая плечами, я продиктовала понравившуюся ей фразу. Закончив строчить, она, удовлетворённая, откинулась на спинку кресла. 
      – А зачем тебе это?
      Наталья пожала плечами:
      – Так… Пригодится где-нибудь.
      Беседу прервал звонок. Это из стерильных недр Наташиного фартука подал голос мобильный. «Не волнуйся, тётя, дядя на работе…» – залихватски пела пластмассовая коробочка. Наталья выхватила телефон, глянула на дисплей, и лицо её озарилось улыбкой, флюиды которой затрепетала тонким светом у неё в глазах. Она опрометью выскочила из кухни.
      Я решила пройти в детскую, лечь на диванчик и углубиться в чтение. Шествуя мимо спальни, краем уха уловила презанятную фразу:
      – Уверяю, она ничего не знает…
      Подслушивать, Каролина Витальевна, непорядочно, хотя тебе ох как хочется уяснить, кто это ничего не знает? и что он не знает? Переборов любопытство, я поспешила к вожделенному дивану, на котором лежала не менее вожделенная книга.
      Увлёкшись чтивом, не заметила, как вошла Наталья.
      – Интересно? 
      Я вздрогнула. К моему удивлению, она не была похожа на убитую горем вдову: глаза её лучились от переизбытка кипевшей в ней радости; она с трудом сдерживала рвущуюся из глубин души улыбку. Неужели в её жизни кто-то появился? Быть того не может... Скоро же ты, милая, забыла мужа. А я-то, глупая, верила тебе. Эх, Наташка, Наташка!.. А впрочем… тебе-то, Каролин, какое дело до всего этого? Ведь ты не знаешь, что у них там с Юриком было на самом деле.
      Вслух же я произнесла:
      – Да, интересно.
      – Ну ладно, читай пока. Минут через пятнадцать поедем на кладбище.
      «На кладбище?! Ишь ты, не забыла», – положив книгу на журнальный столик, мысленно съязвила я.
      Однако в машине, сидя рядом со мной, она была предельно серьёзна и сосредоточена. Наблюдая эти несообразности в её поведении, я тоже молчала. По дороге мы заскочили в «Цветоводство». Она купила два букета живых лилий.
Юрин холмик порос травой. Мы молча пропололи его и так же молча положили цветы. Но меня на это молчание долго не хватило. И зачем нужно было мне в этом, и без того скорбном, месте напоминать Наталье о том, чтобы она в ближайшее время заказала памятник и фотографию, ибо цены растут непомерно? Вы бы видели её реакцию. Изменившись в лице и нервно поправляя цветы на могилке, она отвечала железным голосом: пройдёт, мол, год и тогда можно будет по-настоящему заняться захоронением. Да-да, она так и сказала: захоронением. Я решила не спорить, – в конце концов ей виднее. Но всё же тень досады на эту её необъяснимую медлительность, а тем паче – на её странное поведение оставалась в душе моей вплоть до прибытия домой.
      Дома Наталью словно подменили. Передо мною стояла прежняя подруга, которая тут же принялась строить планы на остаток дня и на завтра.
      А остаток дня сулил хорошую погоду. Я отдёрнула занавеску и распахнула окно. На лазурном небе улыбалось и словно подмигивало землянам клонящееся к закату солнышко. Малыш-ветерок от нечего делать покачивал полуоголённые ветви долговязых ракит и шарообразных ив, видневшихся через богачёвский забор. И ракиты, и ивы росли в изобилии, где им заблагорассудится. Часть их закрывала поворот на маленькую улочку, составленную из деревенских домиков.
      Я уже хотела задёрнуть тюль, как вдруг… Да, да, ошибки быть не могло: напротив Натальиного дома у обочины стоял чёрный BMW. Тот самый автомобиль, который встретился мне, когда я на своей коняшке катила из автосервиса. Но тогда у этого монстра номера были заляпаны грязью, да и сам он был словно вытащен из болота. А здесь же стоял, важно сияя боками, лакированный красавец. А вдруг не тот? Но сердце бешено твердило: тот-тот-тот. «Подожди, Каролина, – начала убеждать себя я в обратном, – не делай поспешных выводов. Может, ты всё-таки ошиблась?»
      – Что с тобой? – спросила подошедшая Наталья.    
      – Пустяки, – отмахнулась я.
      – Вид у тебя какой-то…
      – Всё в порядке… Просто авто шикарное, – я кивнула в сторону бумера.
      – А-а, это Димки Никитина. Парень работящий. Четыре года как мотается в столицу. Деньги зарабатывает.
      – А разве здесь…  нельзя заработать? – выдавила я из себя несусветную глупость.
      – На средства, какие платят в Озёрске, молодым не прожить. Вот Димка и закончил курсы альпинистов.
      – Альпинистов?!
      – Альпинистов… промышленных. Моет теперь москвичам стёкла на небоскрёбах. Нашим мужикам в год столько не заработать, сколько он за месяц получает.
      – А почему он… не в Москве? – задала я ещё один глупый вопрос.    
      – Ждёт вызова. Дал объявление в Интернет: может оказать такие-то и такие-то услуги. 
      – А живёт вон на той улочке? – показала я в сторону ив и ракит.
      – Там проживает Света Кукушкина, его девушка.
      – Девушка там – машина здесь. Нормально.
      – Видишь ли, на повороте поперёк дороги выбоины. В них вода. А у него машинка новая, дорогая.
      – Но люди-то ходят, – заметила я.
      – Около кустов лавы, то есть дорожка из досок. А машины едут рядом, как раз по самой грязюке. Иногда и Димка там барахтается, когда Свету с дискотеки подвозит. 
      Внимательно выслушав подругу, я в раздумьях пошла дочитывать Дарью Донцову.