Из жизни фронтовика Был матрос веселый

В первый же день войны, фашистская Германия своим вероломным нападением на Советский Союз, нанесла тяжелейший удар нашим передовым приграничным войсковым частям. Из полностью разрушенных пограничных застав, оставшиеся в живых пограничники раздробленными группами пробивались к нашему переднему краю обороны. Не имя связи и не понимая толком где свои а где чужие, без средств защиты, находясь в плотном окружении, попадали в плен.
Нас, пленных офицеров, допрашивали каждого индивидуально, уговаривали перейти на их сторону, а отказавшихся служить в немецкой армии, загнали в пустой кирпичный барак. Тут же следом втолкнули сильно избитого матроса. Тот упал возле дверей, но охранники, громко ругаясь, пинками заставили его подняться. Матрос, шатаясь подошел к нам. Фашисты били нас прикладами, прижимая к стене. Через пару минут, в барак вошла группа офицеров, во главе с начальником лагеря.
Начальник -  высокий, худой, с чахоточной впалой грудью, брезгливо разглядывая нас бесцветными на выкате глазами, нервно постукивал тростью по голенищу сапога. Затем, он что то сказал, стоящему возле него офицеру в форме СС. Тот утвердительно закивал головой. Комендант ткнул тростью стоящего рядом переводчика, одетого в штатское и громко заговорил неприятным голосом:
«Вам, офицерам, вражеской армии, была оказана великая честь перейти служить в победоносную армию великой Германии. Но вы, неблагодарные свиньи, отказались и за это, будете сейчас расстреляны» - сделав паузу, посмотрел на часы и добавил, - « даю вам еще три минуты для благоразумных -  сделаете два шага вперед и останетесь жить!»
Три минуты пролетели как одно мгновение. За эти секунды, вспышками яркого света пролетели отдельные эпизоды всей моей жизни. Начальник лагеря посмотрел на ССовца, кивнув головой.
Тот тут же вышел вперед, встав справа спереди от шеренги автоматчиков. ССовец поднял руку, и солдаты, щелкнув затворами взяли на прицел. Пули полетели с треском, ударяясь о кирпичную кладку поверх наших голов.  Потом, наступила пауза в зловещей тишине.
У меня кружилась голова, и звенело в ушах.  С обеих от меня сторон, стояли мои товарищи. Кто-то покачивался, а один лежал на полу, лицом вверх, с остекленевшим взглядом. У бедолаги отказало сердце. К нему подошли солдаты и оттащили тело в сторону. Комендант вновь злобно прогнусавил: «С завтрашнего дня, вы направляетесь работать на строительство дороги. Вам дается достаточно времени для принятия разумного решения вступить в ряды великой армии Фюрера.  Это  станет вашим последним шансом. Упрямцы будут расстреляны!»
В лагере от военнопленных мы уже слышали о той дороге. Ее прозвали дорогой смерти.
Работали мы от темна до темна, скудная похлебка с кружкой кипятка, да каторжный труд быстро изматывали, и человек таял на глазах. Возили нас на грузовой машине, и с каждым днем все труднее было взбираться в кузов автомобиля. У фашистов все было четко распланировано. В надежде, что кто-то, не выдержав, даст согласие служить их армии.  Остальных пленных в конец ослабевших - расстреливали.
В глазах своих товарищей я видел пустоту и безысходность. Но у попавшего нам матроса, по имени Василий, в отличии от других, светилась жизнь. Он был среднего роста и крепкого телосложения, еще совсем недавно, будучи жестоко избитым, он быстро оклемался и даже начал шутить. Синяки с его лица сошли, и он оказался темнобровым блондином с открытым и красивым лицом. Такой же, как и мы, сильно исхудавший, он однако продолжал легко взбираться и спрыгивать с машины, помогая, совсем уже ослабевшим. Бывало, когда он начинал шутить, а это выглядело при нашем отчаянном положении, как-то неуместно, ему злобно говорили: «Заткнись!». Василий не обижался и под нос напевал модные тогда песенки.
Я давался диву его выносливости. И мне нравился этот трехжильный не унывающий матрос, да и не только мне, на него злились, но ненадолго. Однажды я спросил его: «Скажи Василий, каким таким ветром тебя, моряка, сюда занесло!?»
Немного помолчав, он начал свой рассказ:
«Меня война застала в гостях у друга. Получив отпуск, я навестил сперва родителей в Одессе, а потом рванул к другу детства, который давно приглашал меня к себе в гости. Он был уже женат и жил в военном городке, служив на заставе. В день моего приезда, у Метвея с Юлей был праздник, они отмечали День рождения своего сына Ванюшки. Как говорится, я попал с корабля на бал.
Городок был небольшой, все друг друга знали и дружили семьями. Отмечали праздник во дворе, сдвинув столы, пели, плясали и гуляли до утра.
Улицы утопали в зелени и цветах, вокруг была чистота и порядок. Главное же, это приветливые и добрые лица, чему я не мог никак нарадоваться. На четвертый день моих гостеваний я подумал, не сходить ли мне на речку порыбачить. В тот же вечер, стал готовить рыболовные снасти, найдя в чулане у Матвея все необходимое. Матвей возвращался с дежурства и увидев меня во дворе с удочкой, улыбнувшись спросил: «Что, Васек, решил-таки порыбачить на нашей речке?»
-Попробую. Может чего и словлю!
-Поймаешь, даже не сомневайся в этом, река у нас невелика, но рыбой богата!
-Составишь компанию? Вместе, как в детстве!
-Не могу, Василий, я бы с удовольствием, но приказ из дома не отлучаться! Да и на душе, что-то совсем неспокойно! А ты, друг мой в отпуске, иди – порыбачь! А Юлька нам то, что поймаешь, - зажарит.
Поднялся я затемно. Пришел на речку, выбрал место, клев пошел сразу же. Но тут, вдруг послышался нарастающий гул летящих самолетов. Вскоре я увидел их. Они тучей налетели и начался кромешный ад. Бомбы, падая, рвались и спереди и сзади. Пулеметные очереди прошивали кустарники, со всех сторон и я не зная где укрыться, бежал наугад. В то страшное утро фашисты авиа-налетом заставу сравняли с землей.
В военном городке погибли почти все и мой друг с семьей тоже. Я вместе с уцелевшими пограничниками пытался прорваться к своим. Но мы попали в плотное кольцо окружения без боеприпасов и угодили в плен – на вторые сутки, сильно проголодавшись, заглянули на хутор и наткнулись на полицаев. Рядом находилось немецкое подразделение, нас окружили, отстреливались мы до последнего патрона…
Когда нас пригнали в лагерь, я увидел среди полицаев своего земляка из Молдаванки – Жорика.
Тот узнал меня и на следующий день вызвал за барак пообщаться.
- Здорово, дружище! – обнял он меня и, хлопнув по плечу, - тебе, Васек, повезло, что ты меня встретил. Я за тебя похлопотал, и мне разрешили взять тебя в мой отряд.
Я обалдело смотрел на него, желая возразить, но, он строчил как из пулемета.
«Ожидается большое пополнение военнопленными, немцы здесь будут крупный концлагерь строить, зарплату нам платят хорошую, и перспектива большая!»
Я не выдержал и перебил его: «Жорик, а ты меня спросил, хочу ли я в полицаях служить!? Спасибо за заботу, но говорю тебе твердое нет!»
Жорик тогда сильно озлобился. «Ты что же сучара подставлялешь меня., я за тебя поручился. У тебя, кстати , назад ходу нет, на тебя внимание обратили. Ты в отказники попадешь, а знаешь, это ведь приговор.
-Ну что ж теперь поделать, знать не судьба мне в Одессу вернуться!
Жорик, зло сплюнув, бросил сигарету. «Жаль мне тебя, Василий, но ты свой выбор сделал – прощай!»
Вот так, командиры я к вам и попал. И теперь, я вроде бы тоже в офицерах, только звания какого!?
Терпеливее всех к балагуру матросу оказался я. Он это заметил и общался больше со мной. Наши нары в бараке находились рядом, и когда мы вечером ложились, падая от усталости, он тихо мне начинал рассказывать что-нибудь забавное из жизни Одессы. Я уже привык к нему и для меня это стало глотком свежего воздуха. Засыпая я слушал его, отвлекаясь от мрачных мыслей:
«Отец мой рыбак, всегда молчаливый – слова с него не вытянешь. Но когда бывало выпьет,  - петь начинал, голос мощный, пел задушевно. Случалось, как запоет, так под окном люди собираются послушать.  По праздникам, друзья часто просили его: «Тимоха, спой пожалуйста Куму душеньку?» А маманя у меня, так и вовсе веселая и задорная, красавица из себя. Проводницей на железной дороге работала. И много разных смешных дорожных случаев мне рассказывала.  Как-то вот прибыл  пассажирский поезд к одесскому вокзалу. Из вагона стала выбираться наша землячка с большими узлами, расталкивая всех. Увидев издалека носильщика закричала ему черещ всю толку: «Насильник и потаскун, кати сюда скорее, и поимей меня первую!»
Во всех городах при подъезде к станции, предупреждают: «Зкрыавйся окна и не выглядывайте! Опасно для жизни!» В Одессе же все наоборот: «Висит плакат, а на нем написано: «Ну, высунь, высунь, может и оторвет!»
Однажды один командировочный москвич попав в курортный сезон в Одессе, никак не мог выехать обратно. В кассах билетов не было. На третьи сутки, он расстроенный стоял на перроне и курил. К нему с тележкой подошел пожилой носильщик:
«Молодой человек, закурить не будет?»
Добрый москвич дал ему сигарету и пять штук в придачу. Носильщик растроганный его добротой спросил: «Издалека приехал?
- Из Москвы. в командировку, а назад никак не доберусь, - билетов нет
Носильщик ему и говорит: «Послушай меня сынок, подойди к кассе, когда будет поменьше народу, и подай кассирше свой паспорт. А него вложи денежку., чтобы край виден был. Скажи: «Девушка, если вдруг окажется свободная бронь до Москвы, имейте меня ввиду».
Москвич так и сделал, протянув кассирше паспорт с вложенной десятой. Кассирша вынула  из паспорта десятку и тихо сказала: «Так вы мне взятку даете?!»
Перепуганный пассажир потянулся за паспортом, но она ему его не отдала и стала набирать телефон. «Прокурора пожалуйста!»
Ну, думает москвич, послушал деда и вляпался.
«Товарищ прокурор? Тут бронь на вас была в Москву, Вы уж извините, но пришел товарищ поважнее – пришлось отдать. Но следующая обязательно будет ваша!
Молодой человек, вот ваш билет до Москвы в мягкий вагон!
-Большое спасибо!
-Приезжайте к нам, всегда рады помочь!

Как-то я его спросил: «Скажи мне Василий, вот ты все юморишь, а ведь дни наши сочтены. Ты что действительно смерти не боишься?!»
Он, помолчал и с едва заметной обидой в голосе мне ответил: «Товарищ лейтенант, я не дурак. Шутками я в себе страх давлю. Ты сам ненамного меня старше, а остальные в большинстве офицеры нам с тобой в отцы годятся. У каждого семья, дети, и им гораздо тяжелее чем нам с тобой. Вот я и стараюсь, как-то их взбодрить, но они только и злятся. Не понимают меня командиры…А жить-то лейтенант, ой как хочется. – он нагнулся ближе ко мне и тихо прошептал, -  У меня одна мыслишка закралась, лейтенант,  как нам вырваться отсюда. Но ты не спрашивай ничего, держись, мы еще повоюем!»
В то ранее утро, нас везли на строительство дороги. Солдаты как всегда ехали на мотоциклах. Мы понуро молчали, и Василий вдруг с серьезным голосом заявил:
«Товарищи командиры, сегодня мы работаем последний день, мне знакомый полицай, успел шепнуть, что вечером прибывает свежее пополнение военнопленных, и их негде размещать.  Наш барак для них сейчас готовят. С нами же по возвращении разберутся понятное дело как».
- К чему ты клонишь, Василий!? – строго спросил майор, нахмурив брови, - может переметнуться советуешь?
- Нет, товарищ майор, у меня план созрел, как нам отсюда вырваться. Вы конечно все тут офицеры, а я рядовой, но такая уж ситуация. Если вы согласитесь меня слушать, я гарантирую – прорвемся.
- Выкладывай матрос, нам терять нечего!
- Я все рассчитал: охранников стало в два раза меньше в последние дни. Мы уже еле ноги двигаем, особого внимания на нас нет. Даже овчарок и тех в лагере оставили. На каждого солдата нас приходится по три человека.
- Василий, мы же без оружия!
- А у нас есть кирки и лопаты, это разве не оружие?
- Слушайте меня внимательно: Сейчас прямо здесь разбивайтесь по три человека. На работе, незаметно тройками приближайтесь к своему солдату. Когда увижу что вы наготове, я громко свистну.
Приехав на место с работы, мы слезали с машины и матрос спрыгнув помогая слабым, тихо с улыбкой сказал: «С Богом, братцы!»
Разобрав кирки и лопаты, мы приступили к работе. Солдаты постояв кучкой и покурив, разошлись по обе стороны дороги, а водитель отправился к машине.
Он открыл капот и что то там ковырял. Затем, постучав по колесам, обошел ее вокруг и забрался в кабину подремать. Охранники лениво переговаривались между собой, не обращая особого внимания на работающих военнопленных. День был очень жаркий и душный. Ближе к полудню, разомлевшие охранники, с ленивым безразличием смотрели по сторонам, разглядывая кукурузное поле и синеющий вдали лес. Василий внимательно следил за поведением охраны и затем как мы распределяемся по трое.
Он переживая думал: «Только бы успеть пока фашисты ничего не заметили!»
Увидев что все наготове, матрос взял тачку и повез щебенку ближе к машине. Приблизившись к ней, он громко свистнул, успев за эти секунды вонзить лопату  в шею охранника. Дремавший в кабине водитель, от свиста встрепенулся, завел машину и рванул с места, но Василий ловко запрыгнул на порог и через окно раскроил ему голову. Выкинув его из кабины и взяв у убитого автомат, он сел за руль автомобиля.
Дав задний ход, Василий подъехал к нам, скомандовав: «Быстро переодевайтесь, кому подойдет форма, остальные как пленные! Я за рулем поеду, кто знает немецкий – садитесь рядом. Доедем до леса, а там – я снова рядовой и командование передаю вам!»
 Большинство из нас тогда служили на заставах, и нужно отдать должное, у пограничников была отличная физическая и боевая подготовка, некоторые имели спортивные разряды. В той мгновенной схватке, это сыграло большое значение. Но главное – это лютая ненависть к фашистским палачам превратила нас из изнеможденных пленных в бесстрашных воинов. Все произошло для противника настолько внезапно, что ни один из них не успел даже выстрелить, слышались только хрипы.
До леса мы доехали благополучно. По дороге попадались мотоциклисты и груженные солдатами машины.  Они проезжая, видя нас с пленными – громко и весело кричали размахивая руками. Мы тоже приветствовали их так же. Въехав в глубь леса, мы бросили машину и пошли пешком. На партизанскую разведку натолкнулись вечером того же дня. Обезоружив , они привели нас к командиру отряда. Партизаны связались срочно по рации с центром, и после проверки, нас, офицеров переправили в передовую фронта.
Матрос Василий остался у партизан, по профессии он был радист.
Дальнейшая судьба матроса Василия мне неизвестна. Но навсегда в моей памяти останется тот веселый парень из Одессы, матрос Черноморского флота.
В пятидесятых годах наш герой фронтовик служил начальником Джамбульского воинского гарнизона. Тот случай из его нелегкой жизни, рассказала однажды его жена моей маме. Они были подругами.
К сожалению,  уважаемый читатель, инициалов его уже никто не помнит, да и был я тогда еще подростком.