Глава пятнадцатая. Карты на стол

Майя осторожно открыла дверь больничной палаты. Сквозь длинные жалюзи пробивался тусклый свет. Весь день лил дождь, перемежаясь удушливой жарой. С подоконника капало, должно быть, окно было приоткрыто.
Зубкова лежала в углу, в дальнем ряду кроватей, на животе, лицом к двери. Кроме неё в палате никого не было. Она была укрыта простынёй по пояс, спина и грудь — туго перевязаны бинтами, а поверх них надета тонкая хлопковая ночная рубашка. На её тумбочке лежали нетронутые апельсины и стоял кувшин с водой. Майя неуверенно шагнула внутрь палаты, в которой пахло хлоркой и дезинфекцией. За ней тихо потянулись мальчики. Последним зашел Антон и прикрыл дверь за собой.
На звук шагов Рита подняла голову с подушки и открыла глаза. Её затуманенный обезболивающими взгляд удивленно скользнул по ребятам и остановился на Антоне. Мгновение висела ошеломленная тишина, потом девочка взяла себя в руки и скептически произнесла:
— Что вы здесь делаете?
Она постаралась убрать предательскую дрожь в голосе и не смотреть на Антона без особой нужды. Он остановился за плечом Майи с мрачным лицом расстроенного ангела. Его светлые, чудесные волосы прилипли ко лбу, льдисто-голубые глаза были серьёзными и внимательными. Его взгляд Риту смущал, но вместе с тем ей хотелось, чтобы он смотрел на неё и дальше.
— Не поверишь, сама не ожидала, что когда-нибудь стану навещать тебя в больнице, — ответила Майя беззлобно.
Она поискала глазами, куда можно поставить фиолетовый цвет дельфиниума, не нашла и положила цветы на тумбочку поверх апельсинов.
Было видно, что двигаться Рите больно, она постоянно морщилась, пытаясь устроиться удобнее на постели, и её, похоже, всё ужасно бесило.
— Я тронута заботой, — скептически проговорила она, — так зачем пришли?
— Спросить тебя о нападении, — прямо сказал Стёпа. Мальчишки чувствовали себя в палате неуютно, топтались на месте, но старались не показывать смущения.
Зубкова нахмурилась.
— Зачем? — спросила она, — сегодня утром уже приходил следователь. Я всё рассказала ему.
— И как прошло? — Антон, сложив руки на груди и прислонившись к стене спиной, стоял возле самой двери. Вздумай кто-то войти в палату прямо сейчас, он ударил бы его в плечо. — Удачно?
Рита очень надеялась, что не краснеет. Она бросила на него безразличный взгляд.
— Почему я должна отвечать вам, скажите на милость?
— Следователь тебе не поверил, так ведь? — продолжала нажимать Майя.
Рита взглянула на неё с оттенком изумления.
— Откуда ты знаешь?
Майя обменялась многозначительным взглядом с друзьями, потом села рядом с её кроватью.
— Что видела Митрошкина перед смертью, знает лишь она в раю. — Сказала она серьезно, — вокруг второй жертвы были птичьи следы, возле третьей — волчья шерсть. Полагаю, ты видела кого-то другого? Но одно всех этих существ объединяет — огромные когти.
Повисла тишина. Рита настолько была поражена услышанным, что некоторое время не могла вымолвить ни слова. Мальчики тоже молча стояли вдоль стены.
— Эта тварь пропорола мне спину до костей, — сказала Рита, с вызовом, — я знаю, что я видела!
Никто не стал спорить.
— Именно поэтому мы здесь, — подал голос Антон.
— Мы верим в то, что ты сказала следователю. — Кивнула Майя, — хоть это и кажется невозможным. Расскажи нам о Тени, Рита. Всё, что сможешь вспомнить. Это важно.
— О Тени?
— Так мы называем существо, — пояснил Стёпа негромко.
— Зачем это вам? Что с того, если я расскажу? Что изменится? Вы что, поймаете его…эту Тень?
— Мы собираем доказательства для расследования, — Антон подошел к кровати ближе, и Рита бросила панический взгляд на простынь, прикрывающую её. — Для этого нам надо знать как можно больше о существе.
— О Тени. — Вставила Майя.
Антон бросил на неё косой взгляд.
— Да, о ней. Ты подверглась нападению, но сумела выжить. Твои показания могут стать решающими в этом деле.
Рита всё еще опасалась, что все это какая-то жестокая шутка, в духе её самой. Три месяца она издевалась над Свинкой, вполне ожидаема месть. Но они выглядели такими серьезными, что она засомневалась.
— Именно так мне и сказал этот старый хрыч, который приходил с утра. А потом не поверил ни единому слову. Под конец я спросила его, какие бы показания его устроили, и знаете, что он ответил? Не эти. Не эти! Я послала его к черту.
Друзья переглянулись.
— Мы тебе верим, — повторила Майя, — мы бы не пришли, если бы это было не так!
Рита задумалась на секунду, потом попыталась приподняться на локтях и вскрикнула от боли.
— Чертовы бинты!
Девочка отвернулась от Антона. Её щеки все-таки вспыхнули, она не хотела, чтобы он видел её в таком плачевном состоянии.
— Я скажу только Св… — Рита бросила быстрый взгляд на Майю, — ей. Остальные пусть выйдут.
Мальчики попытались протестовать, но Артём бесцеремонно вытолкал Стёпу за дверь, за ними потянулись и Костя с Антоном. Девочки остались в палате одни.
Секунду висела тишина, потом Рита, сцепив зубы, приподнялась на постели. Майя попыталась ей помочь, колебавшись секунду, но Зубкова её руку оттолкнула. Девочка медленно легла сначала на бок, а потом села на кровати. На её бледном лице выступил пот, понадобилось несколько минут, чтобы болезненный оскал сошел с лица.
— Три глубоких разреза от плеча до поясницы, — отдышавшись, выговорила она, — когти у этой вашей Тени, как у медведя. Я сначала и приняла её за медведя, только медведи не бывают в чешуе.
— Она была в чешуе? — переспросила Майя, — как думаешь, что это могло быть?
Рита пожала плечами и тут же болезненно сморщилась.
— На змею было не похоже, да и не бывает таких огромных змей. Это было вообще непонятно что, такого и зверя-то нет. Огромная, черная, с ярко-красными глазами. Сидела на дереве прямо надо мной, — Риту передёрнуло, — и воняла… падалью, смертью. Когда я поняла, что она наверху, чуть на месте не умерла от ужаса. Даже сейчас перед глазами стоит эта картина: поднимаю голову, а она на меня смотрит сверху, совсем близко! Но я чётко помню чешую, мелкую, серебристую. Она еще как будто светилась. А потом оказалось, что у твари есть лапа.
— Одна?
— Вторую я не видела, мне и одной хватило. Тридцать швов наложили.
Майя немного помолчала, обдумывая все сказанное.
— Ты видела Тень совсем близко, она была реальна?
Рита вдруг четко поняла, почему она задала именно этот вопрос. Девочка вспомнила, как бесшумно двигалось это существо, не оставляя никаких следов, насколько оно было легким и ловким. Напрашивающийся ответ был невероятным, и девочка сомневалась, верит ли она себе сама.
— Она спрыгнула с дерева прямо передо мной, не издав ни единого звука, ни одна веточка не хрустнула. И выглядела она… полупрозрачной по краям, будто слегка расплывалась. — Глаза Риты невидяще расширись, она снова была в лесу, лицом к лицу со смертью. — Но когти реальны. Раны кривые, заживать будут долго. Однако, на счет самого существа я не уверена.
Майя задумчиво кивнула. Немного помолчали.
— Ты боишься змей? — вдруг спросила она.
Рита пожала плечами.
— Не думаю, что после такого я чего-то боюсь… — она бросила на Майю быстрый взгляд, — так ты думаешь, что эта Тень может принимать разные обличия?
— Я не знаю, — покачала головой Майя, потом поднялась на ноги, —Прости, что потревожили. Если хочешь, мы зайдем еще.
Рита не нашла, что ответить. Она только неопределенно дернула плечом. Майя развернулась и направилась к двери.
— Стой.
Потом Рита не могла объяснить, почему ей вдруг понадобилось говорить об этом именно со Свинкой. Ведь они определённо не были подругами. Но происшествие в лесу разделило её жизнь на «до» и «после». Слова вырвались сами.
— Твоя мать ведь тоже умерла?
Майя застыла на полушаге, потом медленно повернулась. На лице её читалась сложная смесь удивления, горечи и досады. Рита сидела неестественно прямо, должно быть, раны уже начали заживать и теперь тянули кожу. Шрамы со временем побелеют, но еще долго будут болеть. Майя оглядела девочку в больничной сорочке, которая три месяца досаждала ей, и поняла, что ничего, кроме жалости, не испытывает. Совсем ничего.
— А твоя?
— От рака. Пять лет назад.
Майя молча смотрела на неё. Глаза Риты были огромными, переполненными болью. Девочка не ожидала когда-нибудь увидеть своего врага таким уязвимым. Судя по всему, она отчаянно сражалась со слезами и злилась, что Майя видит это отчаяние.
— Как ты справляешься? — резко спросила Рита.
— Помогают друзья. — Без колебаний ответила Майя, — люди, которые дороги. А боль… не проходит, никогда не пройдёт. Она становится терпимой, но не исчезает до конца.
Губы Риты задрожали, из уголков её глаз выползли первые слезы и покатились по бледным исцарапанным щекам.
— Моя — не становится.
Девочка больше всего на свете хотела подойти и сделать что-то, чтобы облегчить её страдания, но понимала, что Рита отвергнет помощь, как тогда, когда Майя попыталась помочь ей сесть. Отвергнет даже с большим раздражением.
— Расскажи всё друзьям, — повторила она, — или тому, кому доверяешь. Люди способны дать друг другу гораздо больше утешения, если быть с ними искренним.
Закрыв дверь и выйдя в больничный мрачный коридор, где её ждали мальчики, Майя на мгновение прислонилась спиной к стене и зажмурилась. На душе у неё было тяжело, будто часть своей болезненной ноши Рита взвалила на неё. Девочка обошлась бы и без этого. Ей не хотелось жалеть Зубкову, не хотелось знать её секрет, не хотелось быть причастной к страшным событиям, заворачивающимся вокруг неё, как паучий кокон.
— Майя, — позвал Артём.
Она открыла глаза, повернула голову, увидела фигуры друзей в конце коридора, и ей сделалось легче.
***
— Надо признать, босс: мы в дерьме.
Молодой, рослый оперуполномоченный по имени Алексей, уверенно вошёл в кабинет и положил передо мной очередную газету. Следственный комитет всё ещё одолевали звонки журналистов. Они же писали в местных газетах чёрт знает что.
Я нехотя взглянул вниз. На первой полосе было моё лицо: растерянное и беспомощное, а позади него топтался помощник. Я хорошо помнил, где нас сфотографировали в таком виде: на реке, когда мы только что прибыли на место второго преступления. Заголовок прямо над фотографией кричал: «Следствие замалчивает факты!», а подзаголовок: «Выжившая жертва маньяка, которого уже прозвали Некромантом, сообщила милиции нечто, что не вышло за стены больничной палаты».
— Статья делает упор на то, что даже имея свидетеля преступления, мы по-прежнему не можем его раскрыть.
Я вздохнул и отложил газету. Читать выдумки стервятников сейчас мне хотелось меньше всего.
— Раздобудь мне кофе, иначе я усну прямо сейчас.
— У вас скоро он будет по венам вместо крови течь, — отозвался Алексей, но из кабинета вышел.
Я проводил его мрачным взглядом. Мне нравился этот старательный мальчишка, но дело в том, что толку от его старания было мало, а шуму много. В следственном комитете он работал всего два года, и тут же посчастливилось быть впутанным в провальное дело. Не самое лучшее начало карьеры.
«Следствие замалчивает факты. Да было бы там, что замалчивать, — с досадой думал я, — улики рассказывают немыслимые истории, которые сегодня с утра подтвердил свидетель. Какие надежды я возлагал на эту девочку!»
Как только поступило сообщение о том, что совершено новое нападение, и жертве удалось сбежать, у меня будто выросли крылья. Я давно не испытывал такого облегчения — девочка наверняка видела нападавшего, и мы сможем существенно продвинуться в деле. Но каково было моё разочарование, когда она, трясясь от страха, начала рассказывать о каком-то чешуйчатом медведе с красными глазами. За два часа беседы я так и не смог вытянуть из неё хоть что-то вразумительное. Маргарита Зубкова упрямо твердила одно и то же: жуткое, невообразимое существо, лазающее по деревьям, в светящейся чешуе. Под конец я был разъярен настолько, что с трудом сдерживался, чтобы не обругать девчонку.
Давили не только газетчики. Интерес к маленькому городку появился и у властей. Я уже имел несколько неприятных разговоров с высоким начальством, которое требовало немедленных сдвигов в расследовании.
— Да где мы их возьмем? — в сердцах воскликнул Алексей, присутствующий при разговоре, — за месяц ни одного подозреваемого, из улик — одни загадки! Я даже в рапорте не знаю, что писать. За такие факты в психушку можно загреметь.
Расследование на предмет субкультур, сект, религиозных меньшинств тоже не дало результатов. Кроме нескольких пакетиков конопли, ничего найти не удалось. Фанатики могли сколько угодно кричать о своей особенности, но в действительности ничего из себя не представляли.
На многочисленных атрибутах, которые оставлял на местах преступления маньяк, не найдено было ни одного отпечатка. То, с какой тщательностью было спланировано каждое из убийств, с какой педантичностью и аккуратностью обставлено, говорило о маньяке многое.
К примеру, можно было предположить, что он обладал яркой фантазией и творческим мышлением. Отсутствие сексуального подтекста отметало целый пласт подозреваемых. Отсутствовал так же мотив. Жертвы не были сходны ни по возрасту, ни по образу жизни, не просматривалось вообще никакого сходства, кроме того, что все они были детьми. И именно за это в первую очередь зацепилось следствие.
Ребенка проще напугать, дети внушаемы, ранимы и, в большинстве своём, не слишком счастливы. Фантастичность, которая только запутывала взрослых, для детей была понятной и обыденной. Детское сознание переваривало сказочные факты, как часть реальности, и принимало их гораздо проще. Я много лет назад забыл, каково это: быть ребенком и теперь отчаянно пытался это вспомнить.
— Георгий Алексеевич, — вернулся Алексей с дымящейся чашкой в руках, — только что сообщили, что сразу после нас, у Маргариты Зубковой в больнице была группа ребят. Они интересовались нападением.
— Конечно, они интересовались, — недовольно ответил я, — полгорода интересуется. Я приехал в больницу ни свет, ни заря, а жуналозавры уже были там. Осаждали крыльцо и норовили залезть в окно.
Алексей слегка помялся, потом, будто на что-то решившись, сказал:
— Георгий Алексеевич, а вы не думали, что убийства мог совершить… молодой человек?
Я проницательно глянул на парня.
— Ты хочешь сказать — ребёнок?
— Или группа детей, — пояснил Алексей со всей серьезностью.
— Ты правда думаешь, что дети способны на такое?
Помощник слегка помолчал, облокотился спиной о стену, сложил руки на груди. Выдвинутая им идея ему самому не нравилась и звучала чудовищно, но в их работе случалось всякое.
— Учитывая обстоятельства и… изобретательность, похоже на человека, одержимого ритуалами, играми, фэнтези. — Сказал он неуверенно, — дети жестоки.
— Настолько?
Алексей засомневался еще больше, почесал затылок и вздохнул.
— Всякое случается. В истории города есть знаменитое дело о женщине, которой размозжили голову старым утюгом. Наверняка вы знаете. Заподозрили неладное, когда её маленький сын не пришел в школу. Женщина была матерью-одиночкой и приводила его даже в случае болезни. Дверь вскрыли и нашли её на полу кухни. Лужа крови вокруг её головы уже засохла, а мальчик спокойно играл в соседней комнате. Правда была слишком ужасна, чтобы в неё поверить. Парнишке было всего девять, и остаток детства он прожил в детдоме. Но дверь была закрыта изнутри, без следов взлома. Следов борьбы в квартире так же обнаружено не было, да и ребенок вел себя странно, проведя почти сутки наедине с мертвой матерью. Тогда подумали, что он в шоке, что психика заблокировала некоторые его воспоминания, и следствию ничего от него добиться так и не удалось. Он полгода провёл в психлечебнице.
— Таких случаев довольно много по миру. — Бесцветно ответил я.
— Но не в маленьких провинциальных городках. Обычно такое запоминается надолго. Этот случай прогремел на всю область лет двадцать назад. Я читал потом его подробности, когда учился в академии. Так что, если предположить, что наш маньяк — подросток, или, что более вероятно, группа подростков, то дело приобретает другой оборот.
Я прищурился, откинулся на спинку стула. Забытая чашка с кофе медленно остывала.
— Играли и заигрались… — произнес я задумчиво. Алексей кивнул. — Что ж, в этом есть смысл. Попробуем опросить всех, кто был близок и не очень с жертвами. Одноклассников, друзей, знакомых, и в первую очередь тех, кто приходил к Маргарите Зубковой сегодня с утра. Начнём с них.
***
Валя сидела в длинном мрачном коридоре отделения милиции на залапанном деревянном стуле. Её белые покатые полные плечи были покрыты невесомой кружевной шалью, в которой она выходила летом в город. Колени прикрывала зеленая хлопковая юбка, плечи — белая блуза. Рыжую косу то и дело потрошили тревожные пальцы и за те полчаса, что она ждала в отделении следователя, успели растрепать самый кончик.
 Рядом с ней сидела Майя, возле девочки, опустив кудрявую голову, был Артём, дальше — соседка, встревоженная и бледная, в неизменном платке, сегодня — темно-бордовом. Стулья закончились, дальше люди стояли, прислонившись к грязно-зеленой стене. Артём, поерзав пять минут, поднялся и предложил сесть светловолосой женщине, державшей своего сына, такого же белесого, крепко за руку. Антон без конца морщился и робко пытался вырвать руку из материнского захвата. Женщина садиться отказалась, и Артём неловко уселся обратно.
Возле Антона и его матери стояла тучная дама в необъятных хлопковых шароварах, а рядом — её маленькая копия: круглолицый Стёпа. Замыкала вереницу высокая женщина, стройная и одетая в строгое темное платье-футляр из плотного льна. В руках она держала миниатюрную сумочку, а рядом в голубой рубашке и светлых брюках стоял её сын Костя. Такой же аккуратный и собранный.
Все заметно нервничали.
Тревогам, снедающим душу Вали с самого утра, не было предела. С того самого момента, как она получила по почте уведомление о явке в следственный комитет, в её голове возникали мысли одна страшнее другой. Уведомление, конечно, было прислано не ей, а её племяннице, и Валя её сопровождала, поскольку та была несовершеннолетней, но от этого становилось еще хуже.
Женщина взглянула на Майю. Сегодня с утра она тщательно выгладила Сашино хлопковое платье, которое та почти не носила, и заставила его надеть, заплела девочке две косы, несколько раз проверила её внешний вид. Племянница бегала по лесам и оврагам, словно сорванец, и Валя никак не могла позволить, чтобы она явилась в милицию в том виде, в каком обычно находилась.
Валя хорошо помнила тот день, когда они узнали, что у непутевого брата Андрея все это время была семья.
Диму Валя видела всего раз, на собственной свадьбе. Он подарил ей огромный букет роз, поцеловал прямо в губы, попытался обнять брата, но наткнулся на его холодный взгляд и не стал рисковать. Потом взял со стола бутылку шампанского и ушел. В сторону отца он кинул лишь один косой взгляд.
 Валя знала, что их тяжело болевшая мать до последнего надеялась увидеть своего младшего сына, а до свадьбы старшего так и не дожила. И что в её смерти Андрей уже шестнадцать лет винит Диму. Пятью годами позже отца Андрея убили на войне в Чечне. Он был военным офицером. Дима тогда уже пропал, и никто не знал, где он.
В те редкие моменты, когда Андрей был в настроении говорить о брате, он сухо повторял одно и то же: сбежал из дома в шестнадцать лет, прихватив соседку и сбережения родителей. Девушка вернулась спустя полгода, рыдающая и виноватая, а он — нет. Объявлялся пару раз без предупреждения, расстраивал мать, которая отдала своё последнее хрупкое здоровье. Где Дима был, что делал, на что жил — никто не знал. Связи с деревенскими он все оборвал. Появлялся то тут, то там, его видели в разных городах, поговаривали, что он добрался до столицы. Андрей его и не искал. Так и продолжалось шестнадцать лет, пока им не пришло письмо.
Датировано оно было 14 июля 2001 года, и в нём говорилось, что Дмитрий Анисимов, 1965 года рождения, скончался в Городской клинической больнице №5 города Нижний Новгород от острого перитонита. Андрей позвонил в морг и заявил, что тело забрать нет возможности, в ответ они назвали номер могилки, по которому можно было найти Диму на кладбище.
Андрей кивнул, записал номер, положил трубку и ушёл. Его не было до позднего вечера. Тогда он единственный раз вернулся домой пьяным. Глаза его были сухие и несчастные. Валя всю ночь проплакала за него.
А потом к ним в дом прямо под новый год постучались представители органов опеки и сообщили, что брать осиротевшую девочку они не обязаны, могут и отказаться, но для этого нужно подписать бумаги.
Рука у Андрея так и не поднялась поставить эту подпись. Валя обняла мужа, сказала: «Бог нам эту девочку послал, она твоя кровь, не можешь ты её оставить в приюте». На том и порешили.
Как только Майя переступила порог, Валя сразу узнала в ней серые, как небо в самую лютую грозу, глаза Димы, его черты лица, его светлые волосы, его дерзкий, непримиримый взгляд. Сперва она боялась, что поладить с девочкой будет непросто, но потом увидела, что в ней, вероятно, больше от матери, которую она совсем не знала, чем от непутёвого брата Андрея. Майя была вдумчивым, не по возрасту мудрым, проницательным ребенком, с израненной, хрупкой душой и болью, которая отражалась в каждом её взгляде, в каждом повороте головы, в каждом слове и интонации. Про отца девочка не спросила ни разу, и они решили пока ничего не говорить ей о его смерти.
Как жалела Валя племянницу, ведомо было лишь ей одной, как плакала по ночам из-за этого, как молилась за неё, и как она верила, что горькая судьба не вытравит из юной души доброе и светлое.
— Савичевы, Морозовы, Фроловы, Романовы, Лядовы, проходите. — Позвала их строгая девушка в форме.
Валя слегка вздрогнула, поднялась на ноги с легкостью, которая для полных людей не является редкостью, взяла Майю за руку и направилась в кабинет. Комната была явно мала для десяти человек, но никто не жаловался, только беловолосая мать Антона раздраженно вздохнула.
Откуда-то принесли дополнительные стулья. Возле окна безмолвной статуей застыл молодой человек в форме. Следователь — лысеющий мужчина средних лет, сидевший за столом — терпеливо ждал, пока все рассядутся, а потом подался вперед, сцепив руки перед собой.
— Добрый день, — голос Георгия Асанаева был мягким, но в нём прослеживались сталь и холодность. — Вы догадываетесь, почему вы здесь?
— Не имеем не малейшего понятия, — неугомонная мать Антона, похоже, только и ждала удобного случая, чтобы ввернуть слово. — Почему в повестке не указывается причина? Я уверена, что мой мальчик ни в чем не виноват, а если они что-то и натворили, так они дети! У вас есть дети?
— Нет, — бесстрастно ответил следователь, — и, согласно презумпции невиновности, никто из ныне живущих ни в чем не виноват, пока не доказано обратное. Так что я советовал бы вам успокоиться, уважаемая.
Мать Антона разочаровано замолчала. Похоже, она привыкла, что отпор ей обычно не дают. Она поджала губы и снова крепко взяла сына за руку, словно опасалась, что его прямо сейчас схватят и бросят в тюрьму.
 Георгий Алексеевич сделал паузу и добавил, проговаривая слова, не спеша, чтобы смысл дошел до каждого в комнате.
— Я считаю своим долгом напомнить родителям, что вы находитесь здесь в качестве сопровождающих, а не допрашиваемых, и не должны мешать беседе.
Валя не удержалась и обернулась: бесцветная женщина сидела прямо за ней. Она отметила раздосадованное выражение на лице Антона и его красные щеки, словно его лихорадило.
— Итак, ребята, — обратился Асанаев к детям, — почему вы здесь, как вам кажется?
Секунду висела испуганная тишина. Никто не хотел говорить первым, но потом раздался голос Артёма.
— Возможно, вы считаете, что мы можем дать какую-то информацию по поводу… последних событий.
Георгий Алексеевич благосклонно ему кивнул.
— Совершенно верно, — подтвердил он.
Справа от него на столе лежала стопка документов, слева стояла фотография, на которой мужчина, как две капли похожий на него, держал на руках румяного мальчика в синеньком комбинезоне. За спиной следователя располагалось открытое настежь окно, выходящее во внутренний двор здания.
— Я хочу, чтобы вы рассказали, зачем приходили вчера утром в больницу, где лежит Маргарита Зубкова.
***
Тишина, прерываемая только руганью воробьёв в ближних кустах сирени, снова повисла в кабинете. Я ждал. Легко было заметить, что среди ребят выделяется явный лидер — черноволосый, кудрявый мальчик, но при этом все смотрят на девочку.
«Полагаю, они и сели так не случайно, — подумал я отстранённо, — девочка в центре, строго позади неё — кудрявый, остальные — с боков, как можно ближе друг к другу».
— Мы пришли к Рите, чтобы навестить её, — произнесла девочка — Майя Анисимова, взглянув на меня нерешительно, — она моя одноклассница, а мальчики пошли за компанию.
Я внимательно оглядел её, подмечая ничем не выдающуюся, совершенно заурядную внешность подростка. Но в глазах девчонки, в её манере выражаться сквозила смелость. Редкая черта даже у взрослых в моём кабинете.
— Вы с ней хорошие друзья?
Прежде, чем ответить, она на секунду задумалась.
— Нет. По правде говоря, она мой враг.
Я приподнял брови.
— Вот как.
— Она придумала для меня обидное прозвище и дразнила с тех пор, как я появилась в школе, — ровно продолжила Майя, — но теперь ситуация немного поменялась, и… в общем, я не держу на неё зла.
— Понятно, и все же, зачем вы пришли к твоей однокласснице в больницу, с которой у тебя не очень хорошие отношения?
Судя по паузам, которые повисали в кабинете с каждым вопросом, сказать им было что, но по какой-то причине они не решались. Майя обернулась назад, мальчики быстро обменялись незаметными, как им казалось, взглядами, кудрявый кивнул, едва качнув головой. Происходила любопытная вещь. Дети общались между собой без слов, своим особым языком, который возникает между хорошими друзьями и только в детстве.
— Майя, ты ведь знаешь, что происходит в городе, не так ли? — я решил слегка их подтолкнуть. Девочка кивнула, — тогда ты понимаешь, насколько важна любая информация, из любого источника, правда?
— Мы просили Зубкову рассказать о том, что напало на неё в лесу. — Произнесла она негромко.
— И она вам рассказала?
— Да. То же, что и вам. Пересказывать это снова нет никакого смысла, потому что вы ей не поверили.
— А вы верите? — ровно спросил я.
Девочка решительно кивнула. Мальчики кивали с меньшим энтузиазмом. А потом, будто на что-то решившись, Майя открыла рюкзак, вытащила от туда какие-то листы бумаги, придвинулась к моему столу и положила всё передо мной на стол.
— Вы сказали, что любая информация важна, из любого источника, так, Георгий Алексеевич? — вежливо спросила она.
— Абсолютно. — Серьезно подтвердил я.
— Тогда я вам кое-что расскажу…
— Майя. — Вдруг произнес светловолосый мальчик, которому все-таки удалось высвободить свою руку из железной хватки.
Его мать взглянула на сына с выражением легкого изумления, будто не ожидала, что он способен издавать звуки. Но девочка проигнорировала друга. Она смотрела лишь вперед, мне прямо в глаза.
Я поощрительно кивнул ей.
— Мы посетили городскую библиотеку, изучали книги о религии и магии. Все убийства окутаны ритуальностью: свечи, рисунки, символы. — Она указала на хорошие копии рисунков, которые хранились при уголовных делах об убийствах, тех самых, от которых становилось не по себе. Похоже, кто-то перерисовал их все по памяти. Я внимательно их осмотрел. — Мы решили, что какая-то информация может храниться в книгах, и если её изучить, то можно понять, что это, и как оно будет действовать.
Она бросила косой взгляд влево, где сидел толстый мальчик. Тот поймал его, слегка выпрямился и подхватил:
— Первое, на что мы наткнулись, была нумерология, наука о магии чисел. — Его полные щеки слегка порозовели. — Всем известно, что самое могущественное число — семь, ему уделяется особое внимание. Семь дней недели, семь цветов радуги, семь благородных искусств и наук, семь архангелов на небесах и в противовес — семь князей ада. Из числа семь постепенно возник символ — септограмма, а у неё, как вы понимаете, семь углов.
— Септограмма. — Повторил я озадаченно.
— Семиконечная звезда, — пояснил кудрявый, и все внимание переключилось на него. — С числом семь в убийствах связано многое, не говоря уж о том, что сама звезда была начертана возле каждой жертвы.
— Это число включает в себя три составляющие божественного: тело, дух и разум, а также четыре стихии: Огонь, Вода, Земля и Воздух. —Продолжил толстый мальчик — Степан Морозов, и я перевёл взгляд на него. — Само по себе число семь обозначает мудрость. Оно помогает черпать знания из космоса. А в Древнем Египте семёрка была символом вечной жизни. Если изобразить число схемой, получится звезда.
— Септограмма — часто используется в различных магических ритуалах. — Добавила Майя, — мы всерьез считаем, что сотворивший все эти безумства хорошо знаком с мифами, магией и нумерологией. И число жертв будет стремиться к самому мистическому числу.
— Числу семь, — уточнил я, стараясь не выдать своего недоумения.
— Да.
— Почему вы так считаете?
— Потому что каждое из мест, где было совершено убийство, соответствует септограмме, если наложить её на карту города, — без запинки ответила Майя.
Тётя девочки за её спиной вздрогнула и воскликнула:
— Господи Иисусе! Да как вы до такого додумались?!
— Погодите, — я властно прервал её, пресекая на корню попытки взрослых вставить своё мнение, — показания даёте не вы. Не забывайте об этом.
Девочка развернула карту города, где была нарисована звезда и в каждом из её семи углов действительно помещалась местность, где совершались убийства.
— Смотрите, это не совпадение, — с жаром сказала Майя, — три точки соблюдены идеально. Зубковой удалось бежать, но она, вероятно, должна была погибнуть возле Агропитомника и стать четвертой жертвой, а следующее преступление будет совершено за Целинным переулком. Здесь. — Майя показала на карте точное место.
— Убийца двигается по звезде по часовой стрелке, это тоже имеет большое значение.  — В беседу снова включился Степан, — в магических ритуалах движение по пути времени означает привлекать или призывать нечто из потустороннего мира в наш мир, а движение против — наоборот, означает изгнание или разрушение.
— Если говорить о рисунках, то все, что на них нарисовано объединяется сильным образом женщины. — Добавил Артём. — На всех рисунках изображены женщины, и мы это тоже не считаем случайностью.
— Что же это, по-вашему, значит? — я старался выглядеть абсолютно бесстрастным.
— Не знаем, — Майя покачала головой, — но всё в этих убийствах подчиняется логике, нужно только её увидеть.
В кабинете установилась тишина. От такой информации у всех на некоторое время исчез дар речи. Женщины смотрели на своих детей, выпучив глаза, с выражением ужаса на лицах. Я некоторое время размышлял над услышанным, потом спокойно произнес:
— А что же молодые люди, молчавшие всё это время? — я посмотрел сначала на аккуратного мальчика, потом на светловолосого. Последний лицом сравнялся с грудкой зимнего снегиря, — вам нечего добавить?
Костя помотал головой, Антон опустил глаза.
— Ну что ж, если вам больше нечего сообщить, тогда я вас не задерживаю.
Майя внимательно взглянула на меня, и в её глазах я заметил разочарование, но я видел также, что она не сдалась. Девочка покрепче сцепила зубы, пока собирала со стола свои бумаги обратно в рюкзак, но потом все же подняла на меня глаза снова. В них читался укор.
— Любая информация из любого источника, не так ли, Георгий Алексеевич?
Я не ответил, только нахмурился. Девчонка была явно расстроена. Зато кудрявый за её спиной внезапно встал на ноги.
— То есть вы ничего не сделаете? Совсем ничего?
Я перевел на него холодный взгляд, ощущая лишь разочарование и бесконечную усталость.
— Следственный комитет работает с уликами и фактами, а не со сказками, молодой человек.
— А то, что следующий ребенок умрет мучительной смертью возле Целинного переулка вас вообще никак не волнует? — громко спросил Артём.
— Артём! — вскрикнула его мать, — сядь немедленно! Что ты говоришь?
— Отправьте хотя бы людей в это место, устройте там засаду, сделайте хоть что-то! Мы пришли к вам, осознавая, что нас поднимут на смех, но сделали все, что было в наших силах, чтобы никто больше не пострадал. А вы…
— Достаточно, — я мягко прервал его, — мы и так потеряли много времени. Вы можете идти.
Майя рьяным движением вытерла злые слезы с глаз и последовала за тётей, которая от шока не могла вымолвить ни слова. Артём ещё секунду беспомощно потоптался на месте, но потом последовал на ними. Остальные тоже потянулись из кабинета. Белобрысая мать дернула за руку своего белобрысого сына.
Когда дверь за ними закрылась, я тяжело облокотился на стол и утомленно потер лоб ладонью.
— Они ничего не знают.
— Вы заметили, босс? — вдруг спросил Алексей, внимательно слушавший весь разговор, — никто из них не сказал, что убийца — человек. Они говорили: «сотворивший это», «оно», «что-то»…
Я выпрямился и бросил взгляд на фотографию своего племянника — единственного ребенка, с кем мне приходилось иметь дело. До этого момента.
— Что у них в головах — одному Богу известно. — Со вздохом произнес я.