Такой простой героизм

Мои жизненные обстоятельства складывались так, что некоторое время мы с тёщей жили вдвоём (жена, заканчивая институт, должна была приехать позже). Отношения у меня с ней складывались ровно, при взаимном понимании и уважении, чему в немалой степени способствовала профессиональная принадлежность нас обоих к медицине, которая в наших разговорах естественным образом становилась главной темой.

Должен заметить, в отличии от меня, начинающего хирурга, Зинаида Петровна, а именно так звали мою тёщу, имела к тому времени солидный трудовой стаж, в который вместилась работа операционной сестрой, анестезисткой, специалистом пункта переливания крови. И всё в одной районной больнице, куда она пришла после медицинского училища в пятидесятые годы теперь уже прошлого столетия. То было время становления хирургической службы района, большую часть которой составляли бывшие фронтовики. Они – то и стали её наставниками. В атмосфере высокой требовательности она научилась в сложных ситуациях действовать ответственно и решительно, чем снискала авторитет среди коллег и больных.

И вот однажды за вечерним чаем Зинаида Петровна рассказала историю, случившуюся с ней в те самые далёкие времена. Февраль в тот год выдался суровым: морозы под тридцать градусов, большие снега, частые метели. На работу бежали не останавливаясь. Одежда не спасала от холода. Да и была-то она кое - какой. Хорошо, если на ногах случались валенки. Верхняя же одежда, как правило, состояла из перешитого пальто, фуфайки или старого овчинного полушубка. На головах в ту пору носили в основном платки, шали, шапки из овчины. Но нам, молодым, лютая зима была не страшна.

То утро, о котором пойдёт речь, выдалось тихим, солнечным, морозным. В отделение  медсестры пришли разрумяненными и весёлыми, настроенными на плодотворную работу. Предстояли плановые операции, в том числе, считавшаяся одной из сложных - резекция желудка. Мне, как молодой операционной сестре, хотелось поучаствовать в ней. Ещё утром, направляясь в больницу, я лелеяла надежду, что заведующий возьмёт меня на эту операцию. Однако, едва появившись в отделении,  я узнала от дежурной смены, что из дальней деревни  приехал мужчина и просит помощи женщине, которая не может разродиться. Везти  её в город не решились, так как дорогу ночью  сильно замело.

Не успела я переодеться, как позвали к завотделением. Зина, обратился он ко мне, ты ведь не только операционная сестра, но и анестезистка. Собирай инструменты в биксы и в дорогу. Поедешь с  Валентиной Михайловной в деревню. На всякий случай возьми всё для кесарева сечения и наркоза, да стерильного белья побольше. Эх, сорвалась моя резекция,  подумала я, и пошла просить старшую операционную сестру помочь собраться в поездку. Не успела я обмолвиться о том, что предстоит, как она, опередив меня, проговорила: «На вызов в деревню едешь в первый раз. Не волнуйся, Валентина Михайловна своё дело знает, выход найдёт из любой ситуации. Инструменты и стерильное бельё собраны». Поясню: кроме хирургического, в больнице функционировали гинекологическое и родильное отделения, возглавляемые заведующей Валентиной Михайловной, человеком с безупречной врачебной репутацией. Женщины её обожали.
 
Зинаида Петровна, продолжая рассказ, вспоминала, что с помощью санитарки она спустила и уложила в сани биксы, не забыв захватить всё необходимое для наркоза. Тут на крыльцо вышла сама Валентина Михайловна.  «Ну что, красавица, всё собрала?» - обратилась она к Зинаиде. «Всё, Валентина Михайловна!»
Возница натянул вожжи, легонько хлопнул лошадь по крупу и с криком «Ну, пошла, милая!» заскрипели полозья и медики  тронулись в путь.

Деревня, куда предстояло ехать, находилась в двадцати километрах от города. До войны тут кипела жизнь. Население год от года росло. Сельчане держали скот, валяли валенки, драли лыко, мастерили сани, повозки, бочки, заготавливали грибы, ягоды. Зимой женщины ткали рогожи, холсты. Всё это сбывалось на зимних ярмарках в городе.

Со временем село стало хиреть. Молодёжь подалась в города. Старики поумирали. Осталось лишь несколько крепких семей. В одной из таких и случилась беда: мать семейства не могла разродиться пятым ребёнком. Как ни старались местные повитухи, а помочь женщине не смогли. Тогда - то и послали гонца в город.

В село въехали под дружный лай собак. Наш кучер Петрович притормозил лошадь у встретившегося мужика. «Подскажи - ка, как проехать к Головановым?» - обратился он к нему. Мужик махнул рукой вдоль улицы: «Езжайте до конца, до крайнего дома с правой стороны».
Конец улицы оказался тупиком из снежного завала. Спустившись с саней и размявшись, путники стали собирать поклажу. Гуськом тронулись к дому, рубленому пятистенку с шатровой крышей.   Перед домом снег был расчищен: больничных гостей тут ждали. На встречу выбежали четверо ребятишек один другого меньше. Они с удивлением и восторгом смотрели на приехавших, а немного погодя пустились в раскрытую калитку. Наш отряд двинулся за ними.

 В доме нас встретил стон. Стонала беременная женщина, лежавшая на кровати. На полу стоял таз с кровавыми полотенцами. Лицо её было бледным и потным. Гора  живота под рубашкой двигалась в такт её частому дыханию. «Ну давайте располагаться» - скомандовала Валентина Михайловна, «Как вас зовут?» - обратилась она к женщине, сидевшей около роженицы. «Нина Петровна Ягодина», - сообщила она. «Нина Петровна, в помощницы вам моя Зиночка. Нужно навести порядок: барахло вынести, вымыть стены и полы, поставить стол. А я пока посмотрю нашу красавицу». В это время открылась дверь и в избу вошел молодой мужчина с охапкой берёзовых дров. Опустив поленья, он вопросительно посмотрел на Валентину Михайловну. «Я - Дима, Глашин муж», - доложил вошедший. Валентина Михайловна попросила его устроить детей у соседей, предупредив, что пребывание медиков в их доме, вероятно, затянется. Доктор, расспросив Глашу, а затем вымыв руки и надев резиновые перчатки, приступила к  осмотру. Она то прослушивала живот Глаши стетоскопом, то считала пульс.  Лицо её становилось всё строже, глаза напряженнее. В какой-то момент она выпрямилась, как солдат перед атакой, и сказала: «Зиночка, пан или пропал! Надо Глашу спасать!» - и уже повернувшись к роженице, спросила: "Глаша, согласна ли ты оперироваться? Причем немедленно. Так как есть угроза разрыва матки. Речь не только о ребёнке, но и о твоей жизни". В избу вернулся Дмитрий и вопросительно посмотрел на врача.  Глаша, подавив стон, обратилась к мужу: «Врач говорит, надо делать операцию, соглашаться или нет?» Валентина Михайловна, взяв Дмитрия за руку, мягко и строго произнесла: «Надо решаться. В город мы её в таком состоянии не довезём. Кесарево сечение необходимо сейчас же. У нас всё с собой есть. Будем надеяться, что Глаша выдержит, она сильная!» «Соглашайся!» - произнёс Дмитрий сквозь слёзы.

Валентина Михайловна оценила нашу с Ниной работу и осталась довольна. Втроём мы принялись разворачивать операционную. Дмитрия попросили обеспечить дополнительное освещение. Вскоре всё для операции было готово. Роженицу перенесли  на стол. «Ну, девочки, с богом! Давайте мыть руки,  облачаться в стерильное!» - скомандовала наш акушер. Операцию начали под местной анестезией. Но после того, как был сделан разрез, стало ясно, что новокаин больше вводить некуда. Зина по кивку врача закрыла Глашино лицо маской и стала капать хлороформ. «Сейчас будем доставать ребёнка», - предупредила Валентина Михайловна, при этом быстро вставила руки в образовавшееся отверстие, откуда  хлынула мутно-кровавая жидкость, и показались синюшные ягодички ребёнка. Ловким движением она подцепила и вытянула младенца, который после нескольких минут молчания нехотя, но по нарастающей стал попискивать. Доктор быстро наложила зажимы на пуповину, пересекла её, а в матку затолкала полотенце, которое тотчас  пропиталось кровью. «Кровотечение! Надо ампутировать матку! Иначе нам её не спасти!» - громко и нерадостно сообщила Валентина Михайловна. Зина вновь вернулась к маске и хлороформу. Раз, два, три… падали капли. «Ну что, вот тебе пан или пропал? Зинаида, помогай!» - не проговорила, а выкрикнула Валентина Михайловна и её руки превратились в руки фокусника. Через несколько минут кровавая матка полетела в таз.

Всё остальное прошло  гладко. Операционную рану зашили, к родильнице подключили систему для внутривенного введения физиологического раствора и глюкозы. И когда в комнату заглянул Дмитрий, доктор торжественно доложила: «Мы все - молодцы и даже герои. И твоя жена в том числе».

Наутро на двух санях Глаша с новорожденным малышом и медики отправились в райцентр. Сидя в санях и переговариваясь, вспоминали события минувшей ночи. Но, пожалуй, каждому на ум приходила мысль о том, что произошло чудо: наш мир пополнился новым человеком.