Там, где рыдает Несси. Глава 28

      Мы перебежали шоссе, тротуар и нырнули в зелёную калитку. Вот и знакомый мне дворик, где я, дрожа от страха, стояла перед профессором с книгами в руках. Только здесь уже не бушевали в разноцветье своём клумбы, вселяющие в души окружающих состояние праздника и отдохновения от рутинных дел, – сейчас это были скромные грядки с тщательно перекопанной землёй. Лишь в нескольких местах, не поддаваясь суровым капризам осени, среди пустыни цвели палевые, белые и розовые очитки. Кое-где в их пышных шапках, словно заколки в волосах, запутались жёлтые, оранжевые и коричневые листья. Цвели очитки буйно, несмотря на вчерашнюю метель, что пыталась не столько засыпать, сколько выморозить землю. Но сегодня снег растаял; освободившаяся от морозного плена почва каждой клеточкой своей вдыхала позднеосенние ароматы, которые усиливало яркое, пусть и не совсем тёплое солнышко. Олег достал из кармана брюк ключи и открыл дверь, ведущую на веранду. Мы оставили на специальном коврике обувь и прошли в уютную прихожую, где сняли куртки и головные уборы. Протопали на кухню. Посреди этой миленькой кухоньки находился круглый стол под зелёным абажуром лампы, висевшей на потолке. Стол был накрыт скатертью кремового цвета, в вазе красовались веточки очитков. У стола стояли три стула. Ещё два стула находилось у одной из стен. Чуть поодаль от этих двух стульев примостился столик, где на жостовском подносе сиял чистотой электрический самовар. Около самовара, словно утята подле утки, лежали на блюдцах весёленькой расцветки чашки. Очевидно, в доме любили чай. У другой стены расположился мягкий диван. Большой, широкий, под стать хозяину. Диван был накрыт клетчатым пледом, к спинке его прислонились пять штук подушечек, таких же клетчатых, как и плед. На полу лежал шерстяной ковёр, и тоже клетчатый. Располагающая к отдыху и беседе обстановка окончательно привела меня в благодушное настроение.
      Мне захотелось чаю с лимоном, и я сказала об этом Олегу. Он вылил кипячёную воду в кувшин и наполнил чайник водой из крана.
      – Не похоже, чтобы здесь жил одинокий мужчина, – сказала я Колокольцеву. – В доме ни пылинки.
      Олег Евгеньевич улыбнулся, открыл холодильник, достал лимон и стал нарезать его. Я подошла к окну и потрогала батареи: они были горячие – значит, кто-то топил домашнюю кочегарку. Ну хорошо, за кочегаркой следит хозяин, а кто ухаживает за цветами? Вон какие пышные. И земля в горшках влажная. Почему обратила внимание на цветы? Да потому, что из-за вечной нехватки времени у меня десятилетняя бегония ростом не более полуметра. Не растёт, потому что пересаживаю и поливаю редко. А тут удивительная оранжерея: на подоконниках, на полу, на шкафчиках, на холодильнике – везде растения. Даже с потолка свисает гигантская традесканция с огромными для этого вида листьями. Уму непостижимо.
А кто кормит вот этого громадного кота, только что выплывшего из соседней комнаты? Ба, да это же знакомая личность! Ишь, завалился под стол и сразу засопел себе преспокойненько. Даже ухом не повёл. А ведь в доме посторонние. Весь в хозяина… Хотя о чём это я? Да и что я вообще знаю о хозяине? Возможно, он болен… А вот здесь, Каролина, поосторожнее. Не надо навешивать ярлыки на тех, кого не знаешь. Припомнился случай. Ближнему родственнику моей подруги поставили нехороший диагноз. Мы с Алей (так звали подругу) побежали в книжный магазин и приволокли оттуда громадную энциклопедию. И вот что мы там вычитали.
Шизофрения – тяжёлое психическое заболевание. Происходит расщепление души. Или психики. Одна половинка находится в теле, другая шляется где-то по белу свету, не собираясь воссоединиться с первой. У шизофреников возникают иллюзии, галлюцинации, бредовые навязчивые идеи. Больные говорят, что у них «мысли закупориваются», их поток становится неуправляемым, в голове словно стучит телетайп, на который непрерывно поступает из вне, чаще всего от недоброжелателя, информация. Причём, несчастные воспринимают её, как чужеродную, то есть она не приживается в голове и раздражает больных. Одна мысль всегда протекает параллельно другой. Самое страшное, шизофреники не испытывают привязанности к людям. Их поведение злобно и агрессивно. Они слышат разные голоса: мужские, женские, детские. Все эти голоса о чём-то убедительно просят, что-то настойчиво советуют, строго приказывают. Приказывают иногда даже и убить. Но такие состояния бывают только лишь во время приступов. В остальное время – это вполне нормальные люди. Любящие мужья или сыновья. Заботливые отцы. Среди больных есть даже всемирно признанные гении… К тому же мы обе узнали много полезной информации из фильма «Игры разума». У подруги нашлась кассета с этим шедевром.
Как позже выяснилось, парень получил от коллеги футболиста мячом по голове, в результате у него приключилось сотрясение мозга и солидная неадекватность в поведении. Например, он покупал в магазине красное вино, уходил в заброшенную барскую усадьбу и кропил там всё, воображая, что усадьба вот-вот превратится в царский дворец и он, царь, отсюда будет править миром. Через несколько недель Петька уже вместе с нами смеялся над своим поведением. Вскоре отыскались и врачи, которые усомнились в диагнозе и помогли юноше избавиться от навязанного ему было ярлыка…
      Мысли прервал звон чего-то разбившегося и вслед за тем возглас «Растяпа!»
      – Песок рассыпал. А больше нет. Придётся пить с шоколадными конфетами. Ты не против? – Я обернулась. Колокольцев, подпоясанный кухонным фартуком, орудовал совком и метлой, отправляя сладко-керамическую смесь в ведро.
      – Не против, – потеплевшим голосом отозвалась я. 
      После чая, вымыв чашки и осушив о полотенце руки, он с улыбкой подошёл ко мне:
      – Мне пора. В университете лекция, затем предстоит ещё кое-что сделать. А ты не скучай. Телевизор, книги, альбомы в твоём распоряжении.
      Он прикоснулся губами к моей щеке и направился в прихожую. 
      После его ухода я прошла в другую комнату и прилегла на диванчик. Незаметно для себя уснула. Может, спала бы и дольше, но в моё замутнённое сознание осторожно прокрались чьи-то шаги и приглушённые голоса в прихожей. 
      – Я вас оставлю. Проголодаетесь – в холодильнике найдёте всё необходимое. Вскипятите чайник. В пакете – бисквитный торт…
      – Хорошо, Антон, – последовал ответ.
      Сон, взмахнув лёгкими крылышками, упорхнул с моей подушки.
      – Да, вот ещё… – продолжил мужской голос, – Каролину можно посвятить в тайну моего рождения. – По голосам я узнала Свешникова и Аллу Васильевну. Сердце забухало, мне стало жарко – и я скинула с себя плед.
      – ?!
      – Всё в порядке, Алла. Дела давно минувших дней.
      Хлопнула входная дверь. 
      Зашумел тефаль, заскрипели дверцы шкафчика. Я сунула ноги в тапки и прошла на кухню, заинтригованная последними словами профессора. Около стола, действительно, колдовала над заварочным чайником Кудрявцева Алла Васильевна.
      – Здравствуйте…
      – Добрый день, – ответила врач-гинеколог. – Сейчас чаёвничать будем. Вот свеженький заварила.
      – Спасибо, не откажусь, – ответила я, немного успокоившись и предвкушая интересные сведения о хозяине квартиры.
      Алла Васильевна благодаря крепкому здоровью быстро поправилась. У неё не было переломов, однако на лице до сих пор остались следы аварии: небольшие синяки и почти зажившие царапины, которые она искусно заретушировала косметическими средствами.
      Минут через пятнадцать Кудрявцева разлила чай по чашкам и разрезала торт. Торт оказался на удивление вкусным. Мы съели по два кусочка, даже не задумываясь о том, как это отразится на наших фигурах. Разморённые «неполезной» пищей, заговорили о диетах. Оказывается, на диетах Алла Васильевна никогда не сидела. Просто ограничивала сладкое и мучное, пищу принимала по возможности в определённые часы. Но иногда срывалась. В смысле мучного и сладкого. Вот и сегодня было такое исключение из общего правила. Мне же нечего было сказать в ответ, так как я себя ни в чём не ограничивала и обеденные часы не соблюдала.
      – Поэтому и толстая, – вынесла я себе окончательный вердикт.
      – В каком месте толстая? – спросила Алла Васильевна, шутливо оглядывая меня. – Вам ни худеть, ни полнеть не надо. Это ваш истинный вес.
      – Спасибо, успокоили, – обрадовалась я.
      Затем мы рассматривали семейный альбом Свешникова. Альбом был старинного образца: с кожаной обложкой и массивными страницами. В прорези страниц вставлялись фотографии. Точно такой же был у моей мамы.
      На первом фото было запечатлено крыльцо роддома. На крыльце стоят несколько женщин и мужчин. Все пожилые. Какой-то мужчина держит белоснежный свёрток, перетянутый синей лентой.
      – Антон, – сказала Алла Васильевна, указывая на новорождённого.
      – Елена Михайловна поведала мне историю его появления на свет, – ответствовала я.
      – Не всю, – в голосе Аллы Васильевны появились нотки нетерпения.
      – Что не всю?! – чуть не подпрыгнула я.
      – Не всю историю она вам поведала, – последовал ответ собеседницы. – Смотрите дальше, потом я вам расскажу всё, что знаю. 
      На следующей странице на одном из фото четырёхмесячный карапуз лежит пузиком в мягких подушках, удивлённо взирая на окружающих. А тут, годовалый или около этого, он уже делает первые шаги. Рядом стоит мама, готовая поддержать малыша, если он начнёт падать. Елена Михайловна и здесь, несмотря на рождение ребёнка, была очаровательна. Тёмные, словно подведённые карандашом глаза, вьющиеся до плеч волосы, зачёсанные назад, по-прежнему тонкая талия – да в такую не то что Иван Иванович, сам персидский шах мог влюбиться. А вот на этой фотографии четырёх-пятилетний Антошка застыл около лежака на берегу небольшого озера. На лежаке загорает женщина.
      – Бабушка, – пояснила Алла Васильевна. – На Таранском курорте.
      – «Так вот вы какая, мама, – подумала я, но вслух ничего не сказала, – маленькая, толстенькая, некрасивая; очевидно и замужем-то несчастная. А красавице дочери зачем судьбу сломали»?
      Далее шли школьные, институтские и рабочие фото. В общем, всё обыденное. Но один снимок всё-таки заинтересовал меня. На нём рядышком стояли Свешников и Богачёв.
      – Друзья? – сказала я.
      – Братья, – ответила Алла Васильевна.
      – Как братья?! – округлила я глаза.
      И Алла Васильевна поведала мне, в сущности, то, что я уже слышала от Натальи ещё в годы нашей юности, а также от Ивана Ивановича уже в Шотландии. Однако Иван Иванович не назвал мне имени сына, и я даже не предполагала, что мы с законным сыном знаменитого писателя обучались в одном вузе и даже дружили. До чего же мир тесен. На какой же маленькой планете мы живём. Рассказывали они примерно одно и то же: про сиротство Машеньки, первой девушки Ивана Ивановича, про ранний уход её из жизни во время родов; про Юрину бабушку, приютившую малыша и не желавшую видеть его отца; об отъезде Ивана Ивановича за границу.
      – А ведь мы с Машей Богачёвой были знакомы, – неожиданно промолвила Алла Васильевна.
      – Знакомы! – удивилась я.
      – Да, – жили по соседству здесь, в Озёрске. Только она меня на несколько лет старше. Сейчас уже и не скажу на сколько. Она в наше Озёрское медучилище поступала после десятого класса, я после восьмого. Но, как вы уже поняли, из-за её старшинства не в один год. После окончания мечтали поехать в Таранск, чтобы получить высшее образование. Моя мечта осуществилась, а вот её… – Голос Кудрявцевой дрогнул.
      – Алла Васильевна… – начала я, но замолкла, увидев её состояние.
      – Что?.. – она подняла голову.
      – Алла Васильевна, – повторила я, смутившись, – а почему вы не продолжили образование в Озёрском университете?
      – Так не было у нас университета: существовала сеть институтов, которые только потом объединили в одно учебное заведение. Прихватили и наше медучилище – и оно стало медицинским вузом в рамках этого самого университета. Но, повторяю, это было позже.
      – Извините, но у меня ещё один вопрос…
      – Да-да… – ответствовала она.
      – Вы принимали роды у матери Свешникова в Таранске, будучи учащейся Озёрского медучилища. Так?
      – Так, – грустно улыбнулась Алла Васильевна. – Вы хотите спросить, почему практику проходила в Таранске.
      – Да.
      – А всё очень просто. После развода с матерью мой отец устроился на работу в Таранский курорт. Столярничал он там. Женился. Новая жена папы хорошо ко мне относилась, и я часто гостила у них. Вот и в тот раз решено было: летнюю практику по акушерству и гинекологии я буду проходить в Таранском роддоме…
      Я ещё раз взглянула на фото братьев – перед глазами тут же возник облик Натальи, одинокой, несчастной, не так давно потерявшей мужа. Как она там, без Юрика?
      – Извините. Спасибо за приятную беседу, но мне нужно к Богачёвым, – сказала я, вставая. В прихожей, схватив с вешалки куртку, метнулась к порогу.
      – Но я вам не всё рассказала! – крикнула вслед Алла Васильевна.
      – Потом! – хлопнула я дверью, которая до конца не закрылась, встретив мягкое сопротивление. «Брысь!» – вырвался у меня невольный крик. Куда там: монстр Пушок, не оглянувшись, пулей скатился по ступенькам.