Там, где рыдает Несси. Глава 32

      Чуть поодаль от больничного крыльца, там, где начинался парк, стояли несколько скамеек.
      – Ничего не понимаю, – сказала я, усаживаясь на одну из них, – у Григория Ивановича была другая женщина?
      – Была, – кивнул Свешников, облюбовав скамью напротив моей.
      – Именно она и покушалась на жизнь мамы, – добавила Катя, примостившись рядышком со мной.
      – А как узнали? – полюбопытствовала я у Антона Ивановича.
      – Сын Натальи Егоровны работает в детективном агентстве в Москве, – ответил он. – Вместе с местной милицией ему и удалось вычислить преступницу.
      У меня учащённо забилось сердце. Ещё несколько дней назад в голове была полная каша относительно всего происходящего, а сейчас этой каши прибавилось на порядок, ибо до сих пор неясно, кому понадобилась жизнь Юры Богачёва. Выпытывать что-либо у Свешникова я постеснялась. И без того уже наделала немало глупостей. Просто решила: скоро всё само собою прояснится. Не нужно лишь торопить события.
      – Так сын Натальи здесь? – спросила я собеседника.
      – Здесь, – ответил Свешников.
      – Но он ни разу не был у матери?
      – У него тайное спецзадание, и ему нельзя обнаруживать себя.
      – Однако вы мне сказали, что он в нашем городе.
      – Сегодня можно, – засмеялся Антон Иванович. – именно сегодня всё и должно закончиться.
      Я подняла умоляющий взгляд на Олега. Мне хотелось получить от него хоть какие-то разъяснения по поводу всех этих тайн, однако он стоял около дерева как неприкаянный и такой же деревянный. Не вмешиваясь в разговор, он, тем не менее, внимательно слушал, о чём мы вели речь. Это было заметно по его напряжённому лицу и живому блеску в глазах, которыми он косил в нашу сторону.
      Сообразив, что и здесь меня ждёт фиаско, я на несколько секунд впала в задумчивость. И тут же в голове моей возник облик укутанной пластмассовыми трубками Антонины. А рядом с нею появился размытый образ какой-то женщины. Очевидно, соперницы. Интересно, а как выглядела эта дама, покушавшаяся на Антонину? Возможно, это была роковая красавица с жестоким сердцем и злобным взглядом. Этакая, понимаете ли, Анидаг.
      – Так вы говорите, – обратилась я к Антону Ивановичу, – преступницу всё-таки поймали?
      Антон Иванович, устремив невидящий взгляд куда-то в пространство, тихо сказал:
      – Не знаю, можно ли назвать её преступницей?
      – Даже так! – чуть не подпрыгнула я на месте.
      – Даже так, Каролина Витальевна.
      В разговор вмешался Олег Евгеньевич. Качнув веточку дерева, он на несколько шагов приблизился к нам:
      – Понимаешь, Каролина, дама эта больна шизофренией, и все «деяния свои» она совершила в период обострения.
      Свешников подобрал ноги под скамью и закивал головой.
      – Григорий Иванович купил книгу, чтобы узнать, насколько такие больные опасны для общества, – сказал он. – Ну и мне с Колокольцевым дал почитать.
      – Что же мы крутимся вокруг да около? Расскажите, в конце концов, Каролине Витальевне о злоключениях моего папы. Дядя Антон, начинайте, – дотронулась до рукава дядиной куртки Катя.
      – А как отнесётся к этому твой папа? – спросила я Катю.
      – Папа будет не против, уверяю вас, – ответствовала девушка. – Он считает вас своим человеком, которому можно доверить любую тайну.
      – Спасибо, – почти до слёз растрогалась я.
      – Даже не знаю, с чего начать, – задумался Антон Иванович. – Возьму-ка я сразу быка за рога, ибо предысторию Каролина Витальевна уже знает. Так вот, после окончания вуза Григорий женился. И женился по страстной любви. Его спутницей стала врач-фармаколог, разрабатывающая препараты лечебной косметики. Через год у молодой пары родилась девочка. Назвали её Катей. И всё бы нормально: папа, мама, ребёнок – обычная семья. Пролетело суматошное время – папа защитил кандидатскую, затем докторскую, стал заведывать кафедрой; мама также стала популярна, только без кандидатских и докторских. Она была увлечена не менее важным творчеством – разработкой лекарств, помогающих женщинам и мужчинам быть красивыми. И не сразу осознала ушедшая с головой в работу Антонина ту полосу отчуждения в душе Григория, которая, едва наметившись когда-то, с каждым годом становилась всё глубже и глубже. Григорий, в свою очередь, не понимал, что с ним: почему красавицу жену он променял на дочку ректора. Такую же стройную, как и его супруга, однако стриженную (а он любил женщин с длинными тёмными волосами), интеллектуально не развитую, не получившую никакого образования, кроме школьного, и нигде не работавшую. Почему вдруг стал тайно встречаться с ней на съёмной квартире… К слову, родители Григория Ивановича были расстроены таким поведением сына, ибо души не чаяли в невестке и внучке. Однако ничего поделать не могли, так как пребывали далеко от Родины, по месту службы папы, генерала Игнатьева Ивана Григорьевича.
      Всё открылось для Антонины в одночасье. Кате к тому времени исполнилось восемнадцать лет. К ним в аптеку заглянула женщина и попросила мази для девочки-подростка. Всё, мол, перепробовали, а состояние лица плачевное. Ребёнок стесняется на улицу выйти. И тогда Антонина решила сама осмотреть пациентку на дому и пообещала прийти, как только закончит работу… Поднявшись на площадку четвёртого этажа, она неожиданно нос к носу столкнулась с мужем. Он выходил из ближней к лестнице квартиры и не успел захлопнуть дверь. Антонина машинально заглянула внутрь. В прихожей стояла женщина. Кроме костюма Евы на ней ничего не было. Антонина оглянулась – но супруга уже и след простыл. Нет, она не побежала за ним: она отлично помнила и клятву Гиппократа, и даже долг врача без всякой клятвы. Она осмотрела девочку, прописала диету, амбулаторное обследование, а за мазью назначила прийти через пять дней, сказав, что в аптеку поступили нужные травы, собранные школьниками. Именно их лечебные свойства и будут той панацеей, которая поможет справиться с проблемой. Мазь, изготовленная Антониной, дала результат уже на третий день: струпья стали отваливаться. А вскоре и всё личико пациентки очистилось: кожа приобрела естественный цвет, свойственный нежным пятнадцатилетним созданиям. Григорий всё это время дома не ночевал. Тогда Антонина, заперев боль на замок, собрала чемоданы и отправилась с Катей куда глаза глядят. А глаза привели маму и дочь Игнатьевых в Озёрск. Почему в Озёрск, Антонина и сама не знала. Возможно, когда-то о нём упоминал Григорий Иванович. Сняли квартиру. Катя устроилась на работу в универмаг, мама – в парикмахерскую. Там она делала химические завивки и красила женщинам волосы. Стричь не решалась, да в этом и не было необходимости. С этим прекрасно справлялись другие мастера.
      Антон Иванович, приходя в пустой дом, скучал. Но скука была какой-то неестественной. Не глубокой, что ли. Она больше походила на сон. А сны, как известно, забываются. Тем более, в середине августа у него с Эллочкой намечался десятидневный отдых на Мальдивах. Два раза в год они летали отдыхать в тёплые страны, посещали санатории и курорты. Для Антонины и Кати всё это преподносилось Григорием Ивановичем как рабочие командировки. Папа-ректор денег на эти «командировки» не жалел. К тому же он мечтал видеть зятем перспективного, подающего большие надежды молодого профессора, труды которого охотно печатали как свои, так и зарубежные издательства. Правда, иногда на месяц-другой молодая пассия испарялась из поля зрения Григория Ивановича. Папа объяснял: у дочери слабые лёгкие и она месячишко-другой проведёт в санатории за рубежом. Таким образом от Григория Ивановича родители Эллочки скрывали периоды обострения опасного хронического заболевания.
      Сколько бы длился этот обман, неизвестно. Но однажды в квартире Игнатьевых раздался телефонный звонок. Обладательница приятного женского голоса сообщила: ей нужно срочно передать профессору важную информацию. Встречу она назначила в шесть часов вечера в кафе на окраине города. Таиться Григорию Ивановичу не пришлось: его любовь в очередной раз улетела куда-то поправлять здоровье.
      За одним из столиков профессора поджидала ухоженная, со вкусом одетая пожилая женщина. В стакане стоял условленный знак: веточка красной розы. То, что Григорий Иванович узнал от Ангелины (именно так представилась собеседница), немного шокировало его. Оказывается, на него был сделан любовный приворот. И этот приворот сделала она, профессиональный маг. По просьбе, конечно же, Эллочки. Позарилась, мол, я, такая-сякая, на солидные деньги, а теперь вот стыдно стало: разлучила двух хороших людей. «Вашу жену до сих пор в городе добрым словом вспоминают: скромная, отзывчивая. А сколько отличной косметики и целебных мазей изобрела, скольким людям помогла избавиться от фобий относительно своей внешности – не перечесть», – глядя в упор на Григория Ивановича, вещала «магиня». «В мази жены верю, а вот в ваше колдовство не так чтобы очень», – нахмурился профессор. «Вы не физик, поэтому и не верите», – парировала женщина. «Возможно, вы тоже не физик», – скептически улыбнулся Григорий Иванович – и пожалел об этом. Ангелина зачем-то взглянула на свои руки, унизанные перстнями, пошевелила холёными пальцами. «Дайте ладонь», – приказала она. Профессор повиновался. Магиня накрыла своей ладошкой ладонь собеседника, не прикасаясь к ней. Григорий Иванович вскрикнул и отдёрнул руку. Он почувствовал на коже болезненные уколы, словно кто-то метнул туда миллион преострых иголочек. Кожа покраснела и вспухла как после ожога. Колдунья взглянула на профессора словно на малого ребёнка, только-только начинающего познавать мир и нашкодившего, где не положено, затем сказала с оттенком холодного нравоучения: «Я не физик, однако умею многое, что вашим физикам и не снилось». Григорий Иванович поёжился от такого поворота событий. Узрев его смущённый вид, не совместимый с богатырским обликом, а пуще – с мужественным лицом, ведунья весело рассмеялась.
Ещё более смутившись, Игнатьев промямлил:
      – Вот вы смеётесь и не верите, что меня с Эллочкой свёл рядовой случай. Это папа Эллочки нас познакомил на одном из университетских мероприятий.
      Колдунья Ангелина, всё ещё улыбаясь, отрицательно покачала головой, затем поставив локти на стол, сцепила пальцы в замок. Посидев так немного, она приняла обычную позу: положила ладошки тыльной стороной вверх себе на колени и наклонилась вперед. Глянув мудрым оком на профессора, произнесла серьёзно и вместе с тем доверительно:
      – Сошлись два человека, а всем кажется: это их случай свёл. Случай? Согласна. Согласна, молодой человек. Но позвольте спросить: а кто предопределил этот случай? Бог? Возможно. А что такое, или кто такой, Бог? Это же не дедушка с седой бородой на облаке. Бог, на мой взгляд, это нечто, распылённое по Вселенной в виде частиц и волн и обладающее разумом. И, что удивительно, эти частицы и волны знают друг о дружке всё. Мало того, они умеют мгновенно взаимодействовать между собой, когда им потребуется… Мы, несмотря на нашу плотную структуру, в микромире тоже эти самые частицы и волны. Мы, то есть частицы и волны, общаемся между собой, а также с частицами и волнами космоса. По каким законам происходит это общение, неизвестно. Так неужели не найдутся силы, которые могут нарушить это общение всех и вся и направить его в иное русло? К примеру, сделать так, чтобы люди тянулись друг к дружке. Или наоборот – отталкивались.
      – Так вы, сводя людей и разводя их, отчасти выполняете функции бога? – удивился профессор смелому заявлению собеседницы.
      – Не знаю, – уклончиво ответила магиня, – но кое-что и у нас получается… В отношении тех, с кем работаем.
      – И много таких?
      – Да есть… Посторонним кажется: мол, в жизни человека как бы сам по себе произошёл случай, затем другой, третий; а там, глядишь, и судьбишка вылепилась – и опять как бы сама по себе… Но само по себе в этом мире, уверяю вас, ничего не происходит. Жизнь, действительно, это путь от случая к случаю, только эти случаи, повторюсь, не случайны. Случай, молодой человек, это нечто материальное, управляемое из Вселенной и ещё… ещё нами… а также самим человеком, разумеется. Да, самим человеком, – повторила она, – но для этого человеку нужно научиться позитивно мыслить и не быть размазнёй. Ведь не даром говорится: человек сам кузнец своего счастья. Или вот: на Бога надейся, а сам не плошай.
      – Ничего себе, – только и смог вымолвить Григорий Иванович. У него перехватило дыхание, и в голове появилась такая пустота, будто разом сгладились все извилины. Надо было что-то ответить по существу, но он сумел выдавить из себя лишь следующее:
      – Мне кажется, вы не всё сказали?
      – Может, вы хотите избавиться от любовных чар? – начала с места в карьер ведунья.
      – А есть ли они, эти самые чары? – вспучилась в черепной коробке Григория какая-то извилина.
      – А что же есть?
      – Моя глупость, моя блажь.
      – И глупость, и блажь, и чары, – кивнула Ангелина и продолжила: – Всё есть. Так что, сударь, не глупите и слушайте меня внимательно.
      – Я весь внимание.
      Ведунья положила одну руку на край стола, а другой подпёрла голову.
      – Чтобы открыть вам глаза на правду, – начала она, – а также дать возможность почувствовать, как вы любите жену и дочь, мне не нужно прибегать к каким-то особым средствам. В процессе моего общения с вами часть пелены уже и так упала с ваших глаз. Когда придёте домой, вы взглянете на вашу любовную интрижку по-иному… Конечно, если вам это не интересно, я всё верну в прежнее русло, – спохватилась она, лицезрев задумчивый вид профессора.
      Григорий Иванович как-то неестественно дёрнулся, побледнел и весь обмяк.
      – Не делайте этого, – судорожно вздохнул он. – Я люблю жену и дочь. Спасибо вам... Сколько я должен?
      – Нисколько. Хочу загладить вину перед Антониной Алексеевной.
      – Да-да, понимаю… – встрепенулся Игнатьев и обхватил голову руками. – Я вам очень признателен…
      – И вот ещё, – перебила его Ангелина, – наступит такой момент, когда нужные люди в нужном месте выдадут вам нужную информацию. Против своей воли выдадут.
      – Зачем это? – поднял на неё измученный взгляд Григорий Иванович.
      – Так надо, – строго сказала собеседница.
      – Интересно…
      – В вашей жизни, молодой человек, много чего интересного произошло. Ну да вы не первый и не последний… – утешила бедолагу ведунья.
      – Возможно…
      – Ну, мне пора, – сказала она, поднимаясь с места, – дела, знаете ли. Всего вам доброго и новой счастливой жизни.
      – Спасибо огромное, – ответствовал Григорий Иванович. – Извините, а ладонь?.. – спохватился он и тут же осёкся: на месте красного пятна была обычная здоровая кожа.
      Ангелина опять весело рассмеялась и почему-то погрозила профессору пальцем.
      Всё, о чём говорила ведунья, сбылось. Открылись глаза у нашего Дон Жуана. Оглянулся он, а любимых-то женщин: супруги и дочери – рядом нет. И решил горемычный отправиться на их поиски. Сначала перевёлся на работу в Озёрский университет (увидел на сайте самого себя, то есть мой лик), а параллельно решил подать в розыск. Но в розыск, как известно, подавать ему не пришлось. Первое время пришлось Григорию жить у меня: не могла Антонина простить ему измены. Иногда, правда, захаживал к ней ненадолго, однако не засиживался, понимал: ему не доверяли.
      – Я не знала, что папа бывал у нас. Мама об этом не рассказывала., – вступила в разговор Катя.
      – Ничего, моя хорошая, – обнял племянницу Свешников, – всё образуется.
      – А что стало с Эллочкой? – спросила я.
      – После выписки из зарубежной клиники, – продолжил повествование Антон Иванович, – Эллочка выведала у отца, где её любимый, узнала также, что в Озёрском университете работает брат-близнец Григория. В общем, много чего узнала. Эти треволнения буквально выкинули её из состояния ремиссии, спровоцировав новый приступ. Она решила расправиться вначале с теми, кто был близок Григорию, а затем и с самим Григорием. Словом, захотела удовлетворить в себе голодное чувство мести. Она отправилась в Озёрск. В деньгах не нуждалась: папин кошелёк всегда был к её услугам. Никто из нас до случая с Антониной не знал, что она здесь, в городе, тем более никто не предполагал, что в её больной голове могут родиться безумные планы.
      – Юра, Алла Васильевна, Стас Витальевич, Елена Михайловна – её рук дело? – спросила я.
      – Про Юру будет отдельный разговор, а вот Алла Васильевна и Стас Витальевич – её жертвы. Нашлись-таки негодяи, которые за деньги пошли на мерзкие преступления. Сегодня утром милиция задержала всех виновных. Кстати, Стас Витальевич случайно стал её жертвой – охотилась она на меня… Да, а при чём здесь мама? – вдруг спохватился Свешников.
      И пришлось мне рассказать ему таранскую историю.
      – Почему вы, Каролина Витальевна, скрыли это? – укоризненно произнёс он.
      – Елена Михайловна запретила мне говорить, – ответила я.
      – То-то подумал, почему мама такая бледная…
      – Катя, – обратилась я к девушке. – А как Эллочка узнала ваш адрес?
      – Не знаю, – ответила Катюша.
      – Она следила за Григорием Ивановичем, – вступил в разговор Олег Евгеньевич. Вчера вечером сын Натальи Егоровны дал почитать мне протокол допроса. Выяснилось: ключи она украла из Катиной сумочки. Сделала копии, а потом, незадолго до преступления, бросила оригинал Катерине под прилавок. Однако, ключи Эллочке не понадобились. Антонина была дома. Эллочка представилась Антонине жиличкой со второго этажа и пришла якобы поближе узнать своих соседей. Вскипятили чайник, гостья незаметно подсыпала в чай быстродействующее снотворное. Уложив Антонину в постель, она оставила дверь в спальню открытой и прошла на кухню. Там сварила манную кашу и вылила её на огонь. Дальше вы всё знаете.
      – А зачем она подбросила ключи? – спросила Катя.
      – На всякий случай: вдруг у тебя нет запасных. Рассудила так: ты откроешь ими дверь, включишь свет и...
      – Оперативно у неё получилось, – покачала головой Катюша.
      – А такси на что, несколько минут – и на месте, – сказал Колокольцев.
      – А где Эллочка сейчас? – поинтересовалась я, когда в истории с Антониной была поставлена точка.
      – В самолёте, на пути к дому, – ответил Антон Иванович. – Папа с мамой, несомненно, уже подыскивают для неё очередную клинику.
      – С Эллочкой всё понятно, а что в Шотландии делал Колокольцев? – поинтересовалась я у Олега Евгеньевича.
      – Тебя хотел увидеть, – скороговоркой выпалил Олег.
      – У Олега Евгеньевича в Шотландии была и особая миссия, – уклончиво ответил Свешников. – …А вот и Григорий Иванович, Иван Иванович и Елена Михайловна, – он указал на спускающихся по ступенькам родителей и брата. – Сейчас едем за Аллой… за Аллой Васильевной, – поправился он, – и айда на место. В два часа начнётся операция.