10. Конец подпольного синдиката

Бочкарёв Анатолий. «Наплыв». Повесть

Содержание: Глава 1. Боевая ничья   Глава 2.  Малость для счастья  Глава 3.  Исполнение желаний  Глава 4. Подвиг механизатора   Глава 5. Спасение колхоза «Правда»     Глава 6. Начало операции «Сливки»     Глава 7. Покаяние правофлангового     Глава 8. Мафия наносит ответный удар    Глава 9. Сливки удирали по грозе   Глава 10. Конец подпольного синдиката   Глава 11. Себестоимость намолота тщеславий   Глава 12. Гроза капитализма над кучугурами   Глава 13. Крокодильи слёзы Генералова   Глава 14. Прибавочный центнер чистого социализма   Глава 15. Схватка в камышах   Глава 16. Конец исполнителя желаний
               


Глава 10. Конец подпольного синдиката



В КАБИНЕ безмятежно сидели двое. Словно мышки-норушки. За рулём - длинноволосый парнишка-хипак в модном батнике и рядом с ним пожилой, солидных объёмов, в основном в ширину, представительный дяденька в пиджаке, соломенной шляпе и всём таком прочем, нисколько не выбивающемся из облика нормального советского экспедитора. Титаренко сначала представился сам, как и положено, в двух словах, особенно не распространяясь.
Потом сразу приступил к делу своей жизни, можно сказать, исполнению миссии на земле:
- Кто, откуда и куда? Попрошу документы. Что везёте?
- Сейчас… куда же они запропастились, кошки съели, что ли? Хе-хе! А едем мы на базу с грузом. - Обстоятельно, с безоблачной улыбочкой ответил тот, в шляпе и пиджаке, да невзначай повеял на нас перегаром. Всё пока в норме. Что ещё прикажете делать простому советскому экспедитору в долгой и скучной дороге?

ДОСТАВ со второй попытки из внутреннего кармана пиджака увесистый, килограммовый подсвинок-бумажник, он ещё минут несколько покопался в нём, боясь ошибиться и отдать нам чего-нибудь не то, и вот наконец протянул лейтенанту товарно-транспортную накладную. Титаренко внимательно изучил её, между прочим, ненароком повернувшись так, чтобы и нам было видно, что в ней изображено.
- Итак, 840 килограммов… Ладно, тут как будто всё в порядке. Экспедитор вы?
- Как видите. - Пожал плечами удивлённый в шляпе. - Не похож? А в честь чего, кстати, позвольте спросить, проверка проводится? Ловите, что ли, кого?
- Да нет. - С вполне достоверной небрежностью ответил Титаренко. - Обычный дорожный надзор. Ранним утром, говорят, милиция спит, да-да, есть ещё такое заблуждение. И вот порой кое-где кое-кто из шоферов, уверовав в наш сон и отсутствие бдительности, подхватывает левый груз. А то и вообще без путёвки выезжает на трассу. Лишь бы карман набить. Как, товарищ водитель, бывает?

- Не знаю. - Ухмыльнулся за рулём хипак в батнике, модной, приталенной рубашке (как же, в город едет, потому и красивый такой). - Может и бывает, кое-где, да с кое с кем, а может и нет. Я во всяком случае не грешу. Пока.
- Откройте, будьте добры, фургон.
- О! Фургон? - Отвесил красную с прожилками губу симпатяга-экспедитор. - Ничего себе надзор! Ещё может карманы вывернуть? Шучу-шучу, не сердитесь. Это я так, с бессонной ночи. Откроем мы вам фургончик, конечно, откроем. Нисколько не возражаю.

В ФУРГОН поднялись Титаренко, Лёнька, твёрдо убедившийся, что всё-таки не был ранее знаком с невинными путниками, и сам экспедитор, шутник в шляпе, масляный наш путешественник, оказавшийся совсем маленького роста. При своей толщине он уж очень смахивал на колобка, вдосталь покатавшегося по дефицитному маслу по сусекам где-нибудь у бабушки с дедушкой. Вполне возможно, что и у самой царицы Тани.
Я стоял в стороне и спокойно контролировал ситуацию на выходе. Сбежать от такого как я ни у кого не было шансов. Но мало ли что. Может быть, именно поэтому проверка наличного масла прошла абсолютно гладко. Именно как по маслу.
- Вот, как видите, только одно наименование. - Донеслась изнутри фургона храбрая констатация колобка. - 84 коробки с маслом, по десять кеге каждая. Именно так в накладной и значится. Хотите, считать будете?
Насчёт масла он был явно спокоен, но что-то его всё равно тревожило.
- Будем считать, а как же! - Ответствовал въедливый Лёнькин голос.
- Ну-ну, считайте, если не лень. - С кряхтеньем слез вниз дяденька коротышка, продолжая аккуратно дышать в сторонку, через красный нос.

ОН ВСЁ-ТАКИ и меня боялся, на всякий случай. Вот, до чего дорожил человек своим местом! Видать, славно его там прикормили. И припоили. Мне почему-то захотелось подбодрить пожилого мальца известным двустишием: «Не стесняйся, пьяница, носа своего, Он же с красным знаменем цвета одного!». Но я, конечно, удержался. Братание в данный момент оказалось бы несколько неуместно.
Через несколько минут сыщики молча спрыгнули на землю.
- Всё верно. - Бесцветно произнёс Титаренко и, привычно вскинув руку к козырьку фуражки с лазоревой каймой, разрешил: - Можете следовать дальше. Счастливого пути!
- А вам счастливо оставаться! - Из кабины пожелал нам невозможного проворный экспедитор, теперь раскрепощённо шевеля на вдохе-выдохе ноздрями своего революционного носа. Наверно его больше ничто не беспокоило. Даже приятно стало за человека! Он даже, широко и радостно улыбаясь, сделал нам ручкой, в смысле, помахал на прощание. Глупенький коротышка не знал при этом, что оставаться в счастливом без него одиночестве нам уж никак не было суждено. Не знал, правда, об этом и я. Даже Лёнька. Никто ничего не знал. И потому основательно расстроились. Кроме, естественно, милиции. А точнее ОБХСС. Тот как всегда всё знал и всё ведал.

- Ишь, обрадовался! Зафитилил, аж дым столбом! - Наконец мрачно заметил Лёнька. - Это и есть твои цифры, ОБХСС?! Всё сошлось?!
Он явно несколько пал духом, поэтому отворачивался от меня даже с некоторым смущением. Ещё бы. Погнал утомлённого подчинённого в ночь, да ещё через такую грозу. И всё для столь ничтожного результата?! Ещё бы не почувствовать себя вконец обделанным! Ещё бы не обидно стало! Вот тебе и момент истины!
- Выходит, всё правильно у них?! Никак их не уешь! Отовсюду подстраховались, негодяи! Слушай, а может ими ЦРУ управляет?! До того чётко! Аж завидно! - Лёнька явно ещё на что-то надеялся.
- Плохой результат - тоже результат! Ради этого стоило всю ночь потрястись по столь замечательной грозе, поплавать в лужах под молниями и в конце вдребедень замёрзнуть! - Оптимистично заявил я, с ненавистью глядя в подлый затылок упорно отворачивающегося завсельхозотделом. - Зато теперь, наконец, мы знаем, что хороших людей на земле гораздо больше, чем мы думали. Впрочем, кажется, нам об этом ещё в школе говорили!

- НЕ ТОРОПИТЕСЬ, товарищи газетчики, с выводами! - Вот тут-то, на самом пике горького разочарования, и обнадёжил нас бравый лейтенант ОБХСС Витя Титаренко, проницательный и мудрый, как все Вити. А может и как все ОБХэсэсовцы. Вообще, когда молчунов прорывает, к этому всегда стоит прислушаться. Во всяком случае, Титаренко произвёл на свет как раз такой пример.
- То-то и оно, что уж очень обрадовался этот пьянчужка, когда пронесло. Это как раз и говорит о том, что на самом деле нечисто у него с накладной. Здесь, на трассе - полный ажур. Посмотрим теперь, какой абажур на базе получится! Лёха, ты выписку сделал, сколько завод в каждую сдачу отправляет масла? Доставай!
- Сделал. Сегодня расхождение есть - на двести, двести пятьдесят килограммов побольше. А-а-а… теперь начинаю смутно догадываться.
Лёнька тут же вспрял, победно взглянув на меня прежними, нахальными глазами: мол, вот видишь, всё-таки не напрасно мочился на нас ливень, а конкретно по делу. Да и вообще у нас никого зря, не по делу не мочат! Даже если кто и потонет между делом.
- Дай посмотреть… Вот-вот, то-то и оно, что расхождение! Точно, вижу. И в самом деле! - Засмеялся вновь синеглазый и симпатичный Витя Титаренко, что-то и вправду не на шутку разговорившийся. - И учти - в большую сторону. Нюх ты потерял в своей газете, экс-сыщик. Дисквалифицировался! Гляди - по 840 ни разу за последнее время в документах не записано, так же? Да и вообще у них такой цифры, как я погляжу, и быть-то не может. Она живёт только на дороге. Транспортная оболочка. Сбрасывается по прибытии.
- Всё правильно. Но ты учти, что у меня теперь несколько иная квалификация, которая кому хочешь голову забьёт. – Лёньке, видать, довольно неприятно было, что на моих глазах рушится его некогда непререкаемый авторитет всезнайки и всеумейки, поэтому он решил поставить бывшего приятеля на место.

- Эта квалификация всё же поответственней, чем у некоторых, кому не помешало бы об этом всегда помнить и оставаться хотя бы благодарными за то, что я их же функции выполнял.
Титаренко примирительно стукнул его по плечу и они хлопнулись между собой своими растопыренными ладошами. Как олени рогами. Так некоторые ОБХа-эсэсовцы мирятся друг с дружкой (наверняка подметил бы натуралист из «Мира животных»). Лёнька же в результате просветлел окончательно. То есть, опять обнаглел.
- Так что ж - те гаврики в накладных химичат? - Наконец как бы дошло и до меня - всегда полезно включать дурачка, больше узнаешь.
- Конечно же! В накладных, конечно, в накладных! Неужели не понял? В этом направлении все они в основном и хапают. Уж сколько лет мы на этом потоке сидим - и не сосчитать. Но почти никогда не могли схватить шныряющих туда-сюда налимов за их скользкие хвосты. Зато теперь уж не ошибёмся, будь спокоен. Схватим, да ещё как! Так что с чувством хорошо исполненного долга пошли, чайку глотнём да и поедем тихонечко. По свежему следу.
- Постойте, сыщики! Какой «чайку», какой «тихонечко»?! Вы и в самом деле нюх потеряли?! - Я всё ещё не выключался, продолжая подыгрывать гениям сыска. - А если он её порвёт, накладную-то?
- До базы не порвёт! - Хором, почти в унисон, ответили мне Лёнька с лейтенантом и, удовлетворённо глянув друг на друга, расхохотались.
Ох, и весело. Да что тут поделаешь - школа есть школа. Когда она одна, всем известная – то все с одной меткой, то есть, с одной, но главной извилиной оттуда и выходят. Впрочем, может порода изначально такая у обоих.
Вот и в самом деле проблема проблем. Этих бойцов невидимого фронта, да и вообще начальников над людьми, такими делают, производя своеобразную селекцию и обработку пробивающихся наверх человечков - или туда попадают только такие, нечеловечески смышлёные, прирождённые хищники?! Я вот до сих пор никак не могу понять этой величайшей загадки любого общества. И видно никогда не пойму. Как кого поставили над людьми, пусть хотя бы чуть-чуть - над, так вроде инопланетянин какой на самом деле получился. Либо на самом деле был им, но до поры до времени умело скрывался. Вот как распознать такого, пока не поздно?! Или всяк из нас, попадая в начальники, сразу линяет и становится хищным пришельцем?!

- Гавриков наших могут ещё не раз остановить. А там, на базе, их дружки встретят. - Отсмеявшись, снисходительно пояснил непостижимо досужий ОБХа-эсэсовец Титаренко. - Вот там и рвать примутся те накладные. Если успеют.
- Так что успокойся! Будем бить гадов до последнего! - Зло пообещал Лёнька, вновь линяющий в боевую фактуру. - План наш не отменяется. Пока своего не добьёмся! И не порвём их сами!
Конечно, конечно, дорогой. Бывших же инопланетян не бывает!
Что интересно, - по существу всё правильно! Да так, что я был вынужден согласиться с сыщиками на все сто. И в самом деле - никогда не стоит сдаваться. Побеждает только тот, кто идёт до конца. Трифон ещё гордиться будет знакомством с нами. Если, конечно, его самого не заметём на воровстве чего-нибудь этакого, не такого как у всех.. Как-нибудь, невзначай возьмём, да и прихватим. И выпьем потом чайку на его увольнительной… Вот-вот, и я приобщаюсь.


НА КРАЕВУЮ торгово-закупочную базу мы приехали как раз к её открытию. Чётко подрассчитали. Ещё с улицы увидели около одного из складов тот самый, знакомый автофургон - ага, попался. На проходной пожилой усатый вахтёр, увидев нашего лейтенанта, вскочил и по-военному вытянулся. Ну, думаю, точно - этот тоже наш. Да, впрочем, и немудрено, что наш, на проходных повсюду вневедомственная охрана, традиционно и сплошь заслуженными военными или милицейскими пенсионерами укомплектованная. Естественно, все напрямую сотрудничают с органами.
- Смотрел? - Коротко и властно спросил Титаренко евшего его глазами стража.
- Так точно. Смотрел. 84 ящика, 840 килограммов. Столько и в наличии.
- Экспедитор не буянил при пересчёте?
- Никак нет. Всегда так делаем. Привычные все.
- Всё записал?
- А как же. Номер машины, номер накладной, вес, количество - всё тут. Как положено. И печать, как вы сказали, из отдела кадров - Любку попросил, поставила.
- Добре. Давай эту свою бумагу пока сюда.

В КОНТОРУ БАЗЫ мы вошли втроём, в ряд, плечом к плечу, не боясь, что нас распознают. Стеной ломили, как васнецовские богатыри на ворогов с Дикого поля. «На вы!» шли. У Титаренко рука опять непроизвольно дёргалась к кобуре. Словно у нервного кота лапа. Как раз вовремя поспели мы. Приёмщик, гладко выбритый, с отвисшими щеками товарищ, похожий на половецкого хана, взглядывая на слегка покачивающегося перед ним дяденьку-экспедитора из нашего завода, держал в руках некую товарно-транспортную накладную и как будто подшивал её к пачке таких же накладных. Эй-эй, а рвать кто будет?! Или уже порвали?!
- Подождите минуточку! - Услышав наш дружный, печатный шаг, крикнул было приёмщик, но, увидев молодцеватого милицейского офицера в сопровождении двух угрюмых типов с авторучками наперевес, замер с округлившимися глазами.
– Се-сейчас осво-освобожусь.
- Прямо-таки и сейчас? А по-моему так и не скоро! - Великолепно парировал славный и торжествующий ОБХСС в лице добрейшего обэхаэсэсовца литюхи Титаренко.
- В-вы ко мне? - Растерянно, сразу почему-то осевшим голосом довыговорил половецкий хан.

- Да к вам, к вам, дорогой Алексей… м-м-м. Да-да, Петрович! - Невинно улыбнулся, как бы профессионально припоминая его отчество, Титаренко, на самом деле положивший в свою папочку досконально изученное досье на этого Петровича. - Не соскучились ещё? Мда-а, давно не виделись, гражданин Нестеренко. Я бы даже сказал - да-авненько… Одну минуточку! - Рука бдительного лейтенанта придавила к столу потные пальцы быстро опомнившегося нашего земляка-экспедитора, судорожно цепляющего с поверхности стола какие-то бумажки, только что выложенные им. - Простите, но это нам тоже пригодится. Бумаги имею в виду. Ой, какие знакомые! И вот эти тоже. Будем сопоставлять!

Он отобрал и у ставшего ватным половецкого хана пачку накладных совсем другого происхождения, и гостеприимным жестом пригласил всех присутствующих, показывая на стоящие у стеночки стулья. - Присаживайтесь, дорогие товарищи! А также – потихонечку садитесь, грядущие наши и не менее дорогие граждане! Смелей-смелей! Раньше сядем, раньше выйдем! Вы же это лучше меня знаете!
- Куда-куда? - Икнул наш давний знакомец пузатый дядечка, суеверно и подобострастно заглядывая нам в лица. Потом смекнул «куда», быстрым зигзагом подбежал к стульчику и сел, почти упал на него. Видимо и вправду не ожидал землячок от нас такой прыти. Запашок от него пёр так теперь просто убойный, а кумачовый нос мог посоперничать и с самим государственным флагом над дворцом Съездов. Да где ж и когда он так успел, бедолага?! Магазины только с одиннадцати?! Наверно и этот всё своё носил с собой. Как Сократ. А ещё говорят об идиотизме деревенской жизни! Такой идиот по части смекалки и борзоты многим городским сто очков вперёд даст.

- Знакомьтесь, Алексей Петрович. - Между тем добродушно откровенничал, почёсывая погон, голубоглазый апостол финансового и прочего материального правопорядка. - Это - журналисты из районной газеты «Авангард». Вам, конечно, Иванова сообщила об их остроумной и блистательной проделке под кодовым наименованием «Сливки»?! Впрочем, о кодовом наименовании вы можете и не знать. Но о чём вы уж наверняка знаете – так это об искусно выведенных из строя колхозных центрифугах, о масляных подпольных копях царицы Татьяны - директора маслозавода. Вы же их совладелец! По моим прикидкам, уж не меньше половины акций - ваши!

Однако. Он всё-таки не такой уж и молчаливый, этот наш насмешливый сыщик! В самом деле, до чего бывает обманчиво первое впечатление! Теперь понятно, отчего они с Лёнькой похожи! Внезапным и неостановимым красноречием.
- Какие сливки, какая проделка?! Какие акции?! - Как лягушка на трёх молодых, сильных и симпатичных удавов, завороженно вытаращился на нас половец, он же приёмщик торгово-закупочной базы. - Какие подпольные копи? С ума сойти! Просто мистика какая-то! Вы обалдели, товарищ лейтенант, извините за выражение?!
- Эй-эй! Поосторожнее на поворотах! Да не такая уж и мистика. Вы же сугубый материалист, опомнитесь! Неужто запамятовали? Вам же Татьяна Васильевна, она же царица Таня, об этом звонила. Не может быть, чтобы она не поставила вас в известность об этих молодых и талантливых газетчиках, пытающихся положить конец вашему подпольному маслосиндикату! Речь идёт о статье, в которой говорилось о преднамеренном занижении жирности молока на их районном заводе. Вспомнили? Ну?! Или теперь вы скажете, что грамоте не разумеете и ту статью прочесть не смогли?! Сразу предупреждаю - не поверю!

НЕТ, КАКОВ Титаренко, а?! Вот вам и лейтенант! Грамотный какой! Да его хоть сразу к нам в сельхозотдел! Моим помощником. Не случайно же у него погон чешется. Поспел, слезть хочет. И вправду, до чего же всё-таки вырос этот милиционер, да притом всего за несколько часов общения с нами! Что значит по-настоящему благотворное влияние!
- Н-ни о какой статье я ничего не знаю! Клянусь мамой, не читал! - Выкрикнул, явно вспомнив всё, наш половец. - Что вы мне шьёте, какую статью?

А вот этот наверняка не наш, а из бывших, потому как почти по фене принялся изъясняться. Насколько я мог судить, речь теперь пошла о какой-то другой статье, явно не газетной, хотя и продолжающей в определённом смысле нашу. А ту, дорожную накладную приёмщик всё-таки не успел порвать. Я только теперь сообразил - именно её Титаренко только что вытащил из-под пальцев экспедитора. Надо ж было так попасть нам - точно в нужное время и в нужное место. Не иначе - везение. А могли и опоздать! Чаи распивали. Я как чувствовал, подгоняя их.
- Отлично! Теперь-то наконец и деловой разговор начинается. Такой язык вам сподручнее - кому, как и чего шить. Не правда ли?! -  Удовлетворенно отметил и одновременно вопросил Титаренко, однако, и помрачнев при этом. - Какая конкретно вам статья причитается, выяснится несколько позже. Это я вам гарантирую. А пока давайте-ка ещё ближе к делу. Итак, в наличии у нас, а точнее у вас, две накладных с одним и тем же номером, за одно и то же число.
Одно только малюсенькое расхождение: в накладной, которую мы смотрели в пути и которую зафиксировал ваш вахтёр - вот в этой, - лейтенант издалека показал накладную, только что отобранную у нашего земляка-экспедитора, - и в той, которую вы, Алексей Петрович, только что изволили подшить, разница только на пятнадцать ма-аленьких ящичков масла по десять килограммов в каждом, а всего на сто пятьдесят килограммов. Всего-навсего. Но всё равно - как её объяснить?

- Никакой другой накладной я не знаю! - Половецкий наследный принц зашнырял глазками-пуговками по сторонам.
- Зря нервничаете, Алексей Петрович. Нервные клетки надо беречь, они плохо восстанавливаются. А в вашем возрасте так и вообще того, вырождаются. Это и видно по вашим делам. Потому что использовали вы очень и очень банальную схему личного обогащения. Ею в эпоху глобально побеждающего хозрасчёта и выгоды даже пионеры брезгуют. Пора признать это, да и признаться наконец самому. Вот взяли бы, да всё спокойненько, как на духу, и рассказали, что знаете, как попутал вас бес, а может и бесовка. Может, как раз та, которая в должности директора известного вам предприятия подвизается.
Сокрушённо и без всякой надежды расколоть упёртого прохиндея на добровольное признание ещё немного повздыхал Титаренко, затем помедлил на всякий случай и когда половец всё-таки не взял и не рассказал всё как на духу, жёстко продолжил: - От этих документов и от этих злополучных пятнадцати коробок ни вам, ни царице подпольного масла - Татьяне Васильевне Ивановой - теперь точно не отвертеться.


НА СТОЛЕ частыми звонками - междугородняя - залился телефон. Алексей Петрович застенчиво протянул было руку к трубке, но великий и могучий ОБХСС эту трубку конечно перехватил. И не только перехватил, но и повёл себя исключительно правильно, не сказал в неё ничего такого, что уж никак не могло бы совпасть с изменившимися интересами прихваченных на месте преступления комбинаторов. Главное всегда - не мешать естественному приплоду событий. Пускай всё завершается, как ему и положено.
- Алло! Да-да, база слушает. Алексея Петровича? А его нет. Подождите минуту, спрошу.
Вот это экспромт, явно обкатанный давно!
- Да-да, он выехал куда-то по срочному делу. А кто его спрашивает, что передать? Хорошо, хорошо… Здоров, что ему сделается… Пришла, пришла машина. Всё в порядке, выехала с базы. Возвращается. Ну, будьте. Всего хорошего.

Титаренко бережно положил трубку и, победно усмехаясь, отошёл от стола. Вообще плясать на костях поверженных - милое дело. Когда никто сдачи не даст. Наверное, именно ради такого удовольствия столь блестящая комбинация прежде всего и затевалась. Да и сама милиция возникла.
- Легка на помин царица ваша тётя Таня… Так вот. А вы наверно хотели грубо и некрасиво заорать: «Атас! Менты на хвост упали!». Правильно я выразился? Ах, как нехорошо бы получилось! Скажите спасибо мне, от греха удержал… А вот с вашими комбинациями теперь вообще ничего не получается. После звоночка сюда и Татьяна Васильевна спокойно проставит в своих документах те цифры, которые в этой вот, почти подшитой, ложной накладной проставлены. Волновалась, бедняжка, наверное, всё-таки беду предчувствовала. Женщины, они же такие чувствительные! Она каждый раз вам так звонила?.. Молчите. Да, кстати, большой привет вам передавала, о здоровье вашем почему-то справлялась. Даже странно как-то. С чего это вдруг?! Я правильно сказал, что вы здоровы? Явку тем самым не провалил? Молчите опять. Ну-ну. А то подумалось – вдруг ошибаюсь, со здоровьем-то?! А что всё в порядке сказал, тоже правильно? Или ввёл в заблуждение? Чего вы всё молчите, да молчите, дорогой вы наш человек?! Просто во всех отношениях дорогой!

- Ничего я не знаю г-гражданин начальник! - Выкрикнул хан, почувствовавший себя совсем уж простым советским гражданином, и поэтому нехорошая бледность подёрнула его висячие половецкие щёчки.
- Хоронили урку с белыми цветами, - удовлетворённо промычал Лёнька «аллилуйю». - Впереди шагали фраера!
Половец стрельнул в его сторону рыскающим взглядом и тупо повторил: - Ничего я не знаю. И всё тут! Хоть режьте!
- Резать мы вас не будем, к сожалению. И без того ясно, что вы знаете, Алексей Петрович, хорошо всё знаете и понимаете, что влипли по самые, мягко выражаясь, уши… Ладно, с вами мы чуть позже более детально этим делом займёмся. -  Продолжающий отлично солировать на благодатной почве мудрый ОБХа-эсэсовец Титаренко повернулся к нам и подмигнул Лёньке. - А вам, товарищи газетчики, всё ясно?

Это в том смысле, что, мол, можете теперь и проваливать. Лавры получать и звёздочки на погоны не нам, конечно. Нет, такой жмот в сельхозотдел всё-таки не сгодится. Не по-товарищески поступает.
- Ясно. Вполне, - поднялся с просветлевшим ликом Лёнька. - Нашлась-таки правда-матка, а я думал и ей рот маслом заткнули. Что ж, Виктор Михайлович, спасибо тебе от имени животноводов, а также всех прочих славных тружеников нашего района. Очень ты нас выручил, спаситель ты наш! А теперь двинем обратно, домой. Ты, ясное дело, не против. Да и дел ещё - только начать да закончить!
- Счастливо, ребята, и вам завершить это славное дело, - крепко пожал нам руки ясноглазый сокол Титаренко, - скоро встретимся там, у вас, когда царицу Таню вязать приедем. Раскрутим это дело до самого до дна, до дондышка! И нечего коситься на них, дорогой вы наш Алексей Петрович! Не их! Меня станете благодарить! Они ни при чём.
- Так-таки тебя лишь! - Возмутился на пороге Лёнька, всегда очень чуткий к проблемам авторства. - А мы по-твоему обсевок, что ль? Чтоб вы без нас делали? Ты мне это брось!
- Ладно-ладно. Не нарывайся на зековскую благодарность!
- Учёл. И то правда. Мы тут действительно ни при чём. Смываемся!
- Ещё бы - «ни при чём»! Да я вас и через три года найду, но должок отдам! Будьте уверены! - Подтвердил предостережения лейтенанта окончательно расколовшийся половец-оборотень, вдобавок ещё и шипя нам вслед, словно обиженная гюрза. Так что дал нам сдачи, да ещё как! Интересно, сколько в его трусы можно завернуть раков?! На пиво всему краю хватит!

НЕТ-НЕТ! Никогда мне не стать таким мастером своего дела! Наверно в своём ремесле этот хан из маслозавода переплюнул бы любого Героя Соцтруда, если бы конечно за такое давали звёзды героев. Представляете звание анти-Героя анти-социалистического труда?!  И в самом деле, как это смог он столь быстро, притом с аптекарской точностью определить за прокурора, потом скостить за народных заседателей, потом усилий адвоката и меру своей грядущей ответственности с учётом чистосердечного своего раскаяния - а заодно и наше безрадостное будущее?! Все-таки профессионал есть профессионал. Даже приятно иметь дело. Хотя и страшновато. Впрочем, я-то через три-то года наверняка смогу скрыться, отрастив бороду, так что в принципе не очень испугался. Впрочем, и Лёнька - тоже. Не потому что такой уж каратист непобедимый, а скорее - что пофигист изрядный. Уж такая-то партия у нас всегда есть! И есть будет. Потому что здесь непрерывно действует только одно железное правило: человек лишь тогда человек, когда его берут за одно место. И не отпускают. Хотя бы три года. Едва отпустили - как ничем не заткнуть стало эту прорву.

- Заткнись, скотина! - Вот, например, как изысканно вежливо попросил изловленного подопечного Титаренко, сузив глаза, теперь не синие и даже нисколько не голубые, а совсем-совсем серые, с отливом чекистского булатного прищура. - Я тебя, падаль, не на три года, а на все десять упеку. Запомни, Нестеренко!
- Посмотрим, мальчишка! - Отчаянно улыбнулся половец, пока ещё Алексей Петрович, но стремительно превращающийся в гражданина Нестеренко. - Посмотрим, кто из нас лучше кодекс знает, я или ты. Я-то его прокатил вдоль и поперёк, когда тебя ещё в проекте не было. Так что, дружок, шалишь. Суд у нас, слава богу, всё ещё гуманный… А Таня всё сходу поняла. Ты думаешь, почему она сразу о здоровье моём спросила? Даже тебе, ушлому менту, это показалось странно. Учти на будущее - приёмщики моего ранга со своих баз «по срочным делам» никогда не выезжают, как ты сообщил ей по телефону, рисуясь перед этими мозгляками. А если и выезжают, то базы тут же закрываются и стоят закрытыми, пока они не вернутся. Без меня же тут никто и не чихнёт! Не привезёт, не вывезет! Посуди, как же я могу выехать?! Без меня тут и солнышко не встаёт. Так что, дорогой, ты сам себя и выдал. С потрохами. И никаких там цифр себе Таня не поставила и не поставит. Что она, дура, что ли?! А эту вторую накладную ты сам себе нарисовал, да мне подкинул, испытывая давние дружеские чувства. И теперь не найти тебе концов никогда! Вот увидишь! Да ладно, не расстраивайся! Это я для информации.


ЭТО ОН ТАК СКАЗАЛ в самом конце потому, что начало происходить не то чтобы непредвиденное, а не очень приличное зрелище. Всегда выдержанный, симпатичный как и все Вити, лейтенант Титаренко побагровел, внезапно сорвался и стал говорить довольно некрасивые, хотя может быть и верные слова. Но каковыми бы они ни были, а всё равно слишком сильно отдавали прежде всего уязвлённым молодым самолюбием. Так что даже просто смотреть на него оказалось не слишком приятно, а уж тем более слушать. Непонятно, как он мог молчуном и тем более тихоней казаться?! Гладко было только на бумаге у командира рейдовой бригады Гончих Псов! Доконал неприступного литюху с грозными звёздами на плечах простой наш человек, гражданин Нестеренко, он же хан половецкий, передовик скромного подпольного производства, всю ночь в поте лица обдумывавшего, где бы ещё чего-нибудь стырить у общества. Того и гляди - настоящие бои начнутся, поскольку ясно стало, что теперь не отступит ни одна из сторон.
Тогда, во всеобщем нарастающем рычании, Лёнька потащил меня к выходу, вполголоса проговаривая: «Великий Каа вышел на охоту. Тебе, сынку, ещё рано смотреть на море дымящейся крови. Мотаем отсюда!». И мы в темпе смотались. Смылись, то есть. И на всякий случай действительно побыстрее.


ВСЮ ОБРАТНУЮ ДОРОГУ, несмотря на финальный, мягко выражаясь, «абзац» и не слишком определённые перспективы окончания операции «Сливки», Лёнька пребывал в отличнейшем расположении духа. Ему почему-то казалось, что всё закончилось. Мне же, напротив, неуютно как-то было, тревожно и при этом, как ни странно, жалко Витьку Титаренко. Он вынужден возиться с таким страшным земляным червяком, да ещё столь подло несдающимся. Вдобавок обязан прессовать ещё и царицу Таню, наверняка куда более хитрую, да увёртливую змеюку. Но Лёнька и в самом деле ликовал. Для него начинался парад Победы. И не на побитом редакционном драндулете он выезжал в эту славную минуту, а на белом жеребце командующего парадом. Роняя пахучие блины на брусчатку. Величаво и медленно.

Мы-то поначалу и в самом деле ехали очень тихо. Приходили в себя после решающего сеанса уголовного расследования.
- Эх, как заделали мы им козью-ностру, а?! - Не ронял, а метал пахучие блины своего счастья заведующий сельхозотделом, от избытка чувств как-то не вполне нормально подпрыгивая в занюханной коляске нашего мотоцикла. - А начали-то с чего? С пузырьков, с бутылок, собранных в бурьяне под нашими окнами, ха-ха-ха! Да ещё пустых, ха-ха! Думали ли мы, как они нам ещё пригодятся, когда их туда бросали? Вот она, судьба! Вот он, кошмар! Стыдуха! А также позор всем отечественным жуликам. Деградировали они совсем! Выродились! Корреспонденты районок ловят их, как котят! Дожились. Мне лично теперь даже перед Западом неудобно - за таких-то наших «гангстеров»! О-ха-ха-ха!..

Тут мой непосредственный начальник окончательно закатился в совсем уж нервном, и вправду почти неприличном хохоте. Так из него окончательно выходили ночной и утренний стрессы. Минуты через две, облегчившись, он слегка успокоился и произвёл на свет главный блин - пророчество.
- Теперь ребятишки это колесо раскрутят на все обороты, словно в турбине. Как бы те гады ни изворачивались и ни пыжились! Абзац им настаёт полный! Зацепочку сыскарям, что ни говори, мы и вправду дали - что надо!
- Товарищ заведующий сельхозотделом! Разреши вставить словечко?! Если конечно не обидишься. - Своё несколько иное настроение и мысли я по-прежнему и не думал скрывать. - Зачем мы всё-таки ездили?! Твои сыскари и без нас всё сделали бы как надо! Это же яснее ясного! Мы просто прошлись рядом с милиционером в качестве статистов. В массовке. Полюбовались на его боевую стойку. А потом как он грызёт холку теневого передовика с человеческим лицом. И всё?! Что изменили сельские корреспонденты, залезая не в своё дело? Кому помогли? Мы же и в самом деле не Трифоны?! Не мы подносим чарочки смысла с финальной отравой основным действующим лицам и исполнителям. Не мы решаем, не мы исполняем! Зачем вообще нужна была эта экскурсия на краевую базу?! Нет-нет, что ни говори, это явно лишним вышло. Всё, как водится, началось у тебя с девочек, с практиканток. Решил порисоваться, поросёнок, подвиг совершить. А людям сколько неприятностей принёс?! Причём всем.

- У-ум-м-м… Надоел! Как зачем?! За ма-те-ри-а-лом  ездили! - У Лёньки же оставалось по-прежнему слишком хорошее, горделивое настроение и поэтому он даже не сильно разозлился. - Глупый какой попался. Сколько раз говорить?! Лучше один раз увидеть, чем два раза услышать или три раза прочитать. Мы теперь такой детективчик выдадим - газету рвать из рук будут! С возвратом к напечатанному выдадим - весь район ахнет. За головы схватятся все ответственные, а тем более безответственные лица! Тираж возрастёт в тысячу раз, краевую газетёнку обойдём. В Москве откроется подписка на наш «Авангард». Генеральный секретарь, отбросив «Правду», каждое утро будет начинать с чтения наших статей! И только потом идти умываться! Наконец обставим «Комсомолку»! По нашим материалам даже ниггеры из лумумбовского ликбеза зачёты сдавать станут. В результате монумент нам просто обеспечен… Ф-фу! Устал я с тобой! За тем и ездили. Да не за монументом! Писать важнее всего с натуры, запомни. Живое слово, живые разные люди и людишки, даже если они и передовики, как ничто другое стимулируют творчество. Читал братьев Вайнеров? Так что детективчики тоже очень серьёзными бывают. И мы должны рисовать буквы примерно таким же образом. Та-ак врезать по зубам, чтоб многие жулики за них схватились, к дантистам кинулись, но теперь в тюремный медпункт. Добрые люди, а я уверен, что они кое-где ещё есть… иногда в изрядных количествах, уж в тюрьму-то всегда пособят определить нужных человечков. Это вообще дело святое в нашей стране! Засадить кого-нибудь. Да и нам будут аплодировать до упаду. Притом, заметь, до полного упаду. Вот! Так, глядишь, и отсрочим неминуемую гибель светлого будущего! Хотя, конечно, вряд ли надолго!

Тут Лёнька всё же выдохся и затих. Блинов больше не было. Никаких. Кончились даже горяченькие. Поэтому мы основательно дали газу, в смысле мотоциклетного, и намного быстрее покатили дальше. По делам, которых и в самом деле было по-прежнему - только начать да закончить. В ушах засвистел ветер, выдувая все мысли, кроме, может быть, одной главной занозы. Вот что за жизнь?! Чем больше делаешь - тем больше надо делать! На место одного сделанного сто новых приходит. Хоть и не берись совсем ни за что!


РЫЖЕЕ, КОСМАТОЕ солнце степей и разгулявшийся ещё с раннего утра послегрозовой, но всё более горячевший ветер стремительно высушили не только асфальт, но кое-где и просёлочные дороги. В иных местах эти дороги вовсю пылили, может быть потому что гроза над ними лишь грозилась, но не пролилась. Ближе к полудню, откровенно нарушив границу нашего района и попав на родные, подведомственные нам просторы, мы свернули к большому, заросшему по берегам раскидистыми вербами пруду на окраине небольшого хуторка. Предварительно заехали в небольшой здешний магазинчик, нахватали консервов, хлеба, пару бутылок апельсиновой или мандариновой газировки. Потом разыскали чистенькую полянку на берегу, выкупались до пупырышек на ветру, разогнав в теле сонную усталость, и, крепко подзаправившись, махнули напрямую по полевым дорогам в ближайший совхоз, массивы зерновых которого начинались сразу за нашим обеденным прудом. Уборка так уборка. Освещать так освещать. Пусть даже день на дворе. И спать хочется.

Жара стояла совсем уж неприличная. Здесь, похоже, дождя совсем не было. Позади, в кильватере «Урала», дымился пышный шлейф из полновесной, крепко иссушенной пыли. Кружились в разные стороны за обочинами дороги спело шелестящие ячменные поля, белокочанные ряды овощных плантаций, кое-где покрываемые дождевыми крыльями плывущих по ним оросительных «Фрегатов». А в ослепительном небе бежало облачко, волоча за собой по полям невод тени. Пойманный, еле слышный, хихикал в нём жаворонок.

Между прочим, когда идёшь мотоциклом на четвёртой передаче, на очень малом газу, в накат или при спуске на нейтралке, когда и без того небольшой шум двигателя мгновенно увязает, как в трясине, во вспыхивающей под колёсами пыли-пудре - и слабого на горло жаворонка иногда услышишь на ходу. Даже километров под шестьдесят в час. Это вам любой сельский мотоциклист скажет. Для меня же это было ещё одним внезапным открытием. Услышать жаворонка, скатываясь с работающим двигателем со спелого косогора! Вот просто так - поверх всех звуков, взять и услышать! До слёз становилось обидно, что вот считай тридцать лет оттрубил в этом лучшем из миров, а такой пронзительной красоты никогда не видел, не слышал, не догадывался даже о ней. Для чего же тогда жил?! Так и не знаю. Да не жил, наверное. Даже когда писал.

ФАКТАЖА в этом совхозе мы набрали немерено. Выписываться не на один, а на два газетных разворота. Поближе к вечеру, побрившись в одной конторе, любезно предоставившей залётным корреспондентам электророзетку, мы наконец вспомнили об одной, ещё более великой, миссии, так же выпавшей нам на этот удивительный день. Поэтому забежали в очередной уютный сельский магазинчик и набрали в нём шоколадок под идиотским названием «Финиш чемпиона». Обёртки изображали издыхающего на финишной ленточке марафона измождённого чемпиона. Наверное, тоже был правофланговым социалистического соревнования. Или тяпнул килограмм сто пятьдесят отборного сливочного масла.
По идее шоколад единственный мог облегчить передовику этого бега в никуда последние минуты агонии.

Вот с таким двусмысленным даром, прямо-таки с передовым посланием, рвущимся из самых наших сердец, мы и навострились в калининское хозяйство. К девушкам нашим, то есть, к практиканткам. Вдохновительницам сомнительной аферы последних дней. Будем вместе рвать эту самую финишную ленточку. А как же - шефский контроль, ничего не поделаешь. Зачёт же надо людям по журналистской практике помочь отработать?!

Тут фортуна не выдержала нашего нахальства. Как?! Вам после всего ещё и девочек?! Ничего себе! Одним ложку дёгтя, другим - бочку мёда? Шалите, мальчики, так не бывает. Терпение у той фортуны лопнуло и она, изловчившись, подкинула к нам на дорогу толстенный, изогнутый и великолепно наточенный гвоздь. А может и шкворень. Чтоб лопнули и наши колёса, а не только её терпение. Грозным драконьим жалом торчал гвоздяра на нашем пути к финишной ленточке, к девочкам.

- Гля-а! Ведьмин зуб! - Заорал, стряхнув сонное оцепенение, Лёнька и принялся скакать по коляске, командуя.
– В сторону, Витёк, в сторону! Да не туда, ишак! Задним колесом наедешь. Сюда-сюда. Видишь, он как раз по серёдке, ишь, гад, оскалился! Да не туда-а!
Конечно, последнее испытание мы не выдержали. Пройдя крым и рым, жуликов и ментов, долгий путь и многие хлопоты, страшную грозу и пронизывающий холод, обвальный ливень и сушь африканскую - мы сломались на сущей ерунде. Мы таки его поймали. Гвоздь этот. Именно как Лёнька и накаркал: увернувшись передним, но безукоризненно точно наехав на него задним колесом.
Мотоцикл мгновенно швырнуло влево. Я резко сбросил газ, выжал сцепление и ручник, ногой до отказа вдавил ведущий тормоз. Перевернуться мы не перевернулись, хоть и шли на приличной скорости, но счастье наше, что не было встречного транспорта, а то бы наш редактор понёс свою самую тяжёлую утрату. Представляю, что он должен был бы сказать на нашей братской могиле! Я воткнул нейтралку и выдернул, повернув, ключ зажигания. Двигатель, хрюкнув, умолк. И тишина. Даже птички скорбно умолкли. Вдобавок солнце распалилось до предела. И конечно всё тот же непобедимый ветер. Соболезнующе навевал тоску бессмысленности любых усилий. Последний привет передавал от половецкого хана.

- Во! Приплыли. Гасите свет. Стелите мальчикам постельку. - Обречённо констатировал Лёнька и пропел: - «Ленточка моя, финишная, Всё пройдёт и ты, Примешь меня!..» Тьфу! Так и знал. С таким водителем. - И опять заорал: - Я же тебе показывал на обочину! Не мог там проехать?! Ты что, слепой или идиот?! Или и то и другое вместе?!
- Заткнулся бы, начальник! - Устало огрызнулся я, положив гудящие руки на руль и свесив на них очумелую голову. - С таким пассажиром любой шофёр в аварию влетит. Вдобавок сутки за рулём тяжёлого «Урала» - да сквозь кошмарную полосу препятствий - чего ещё хочешь?! Вдобавок дорога такая узкая, в ложбинке, как объехать? Ладно. Доставай шоколад. Загорать  нам долго.

МЫ ЖЕВАЛИ предназначенный девчонкам шоколад с умирающими правофланговыми чемпионами на обёртках и видели в них только самих себя. И он действительно несколько облегчил передовикам отчаянного бега в никуда последние минуты агонии. Мы запивали такой допинг из фляги тёплой и пахнущей металлом водой.
Потом, подкрепившись всей этой ерундой, принялись демонтировать поймавший гвоздь скат. Заднее колесо снимать у старого тяжёлого мотоцикла отечественного производства, да ещё без привычки и без особых приспособлений… - гораздо легче наверно поменять гусеницу у танка. Так что немудрено, что мы прокляли всё на свете. Потом, не слишком сноровисто орудуя единственной монтировкой и подсовывая в щёлочки диска отвёртку, кое-как разбортировали снятое колесо для ремонта камеры. Вот когда пришлось пожалеть, что не возим с собой запаску. Лёнька ещё долго брюзжал, что лучше бы он сам вёл мотоцикл. Но тогда бы мы точно перевернулись. Пришлось ещё раз растолковать очевидное положение дел. Да разве начальство когда понимало человеческий язык, упираясь рогом в свою всегдашнюю непогрешимость?

Запарившись окончательно, сбегали, теперь пешком, на близкий, всего в полукилометре, оросительный канал, искупались, пополнили запасы воды, вернулись и наконец принялись клеить пробитую судьбой нашу дорожную камеру. Как только мы над ней не измывались, а она над нами, что только мы друг с другом ни делали, но заплата всё равно не держалась. И при малейшем накачивании сразу отскакивала. Хоть бы одна машина проехала, хоть бы кто помог, что ли.

СУДЬБА как знала, где нас обломать - ни души кругом. Только сверчки, цикады и кузнечики. Трещали по всем направлениям. Со всех азимутов накрывали. И только. А разве поможет кузнечик заклеить камеру?! Да ни за что! И вот в пыли, как два потерявшихся дервиша посреди необъятной пустынной степи, сидели мы и почти медитировали над пропоротой резиновой камерой. Думали-думали, напрягались-напрягались, но сама по себе дырка так и не затянулась. Однако и то верно! Само по себе ничто, никогда и нигде не затягивается. Только это по жизни конечно правда и есть.

Наконец после долгих попыток дыру в резине всё-таки удалось плотно защемить согнутым пятаком. Опять, в который раз, забортировали камеру в колесо. Накачали. На этот раз как будто держало. Тогда, побыстрее, пока не спустило, установили колесо на место и прикрутив к нему кардан четырьмя наполовину сорванными болтами, вконец измочаленные, мы уже впотьмах тронулись. Домой, конечно, какой там теперь девочки. Хотя бы и практикантки. И без них финиш полнейший. Считай, кончился не просто шоколад, а некий смысл. Поэтому теперь - только и только рвать когти домой.

ОПЯТЬ ИСКРИЛСЯ бенгальским огнём наш гиперболоид, прожигая в сиреневой тьме солнечный тоннель. Снова алая луна, злясь и бледнея, словно с перепою, впадала в зенит. Во весь лоб ейный и круглые половецкие щёки грозилось отчётливое клеймо от главного приёмщика звёздной торгово-закупочной базы. Словно печать или штамп на накладной рвущейся к ней жизни – «Товар принят. Свободны!». Впереди редакторским росчерком через весь разворот Млечного Пути упал большой зелёный метеорит. Будто набранную полосу подписал. Ту, самую главную накладную и подмахнул. Вот и всё!  «В свет!».
- Вида-ал?! - Заорал недремлющий Лёнька. - Я загадал, как приеду - спать буду!
Наверняка же так и случится, по-лёнькиному. Одним сбывшимся желанием больше, одним меньше - какая разница. Этому деятелю никакого Трифона не надо. Он сам себе Трифон. Всё видит и знает наперёд.

НЕДОЛГО ДУМАЯ, упал ещё один звёздный камень, ещё и ещё. Столько накладных нам сверху ещё никогда  не спускали. Во всяком случае я за свою жизнь что-то не упомню. Всю нашу планету пронизывал метеорный поток каких-нибудь экспедиторских Леонид, в честь Леньки, или Викторид, в честь ясно кого. Они где-то там чего-то там наворовали и теперь по-быстрому проносили мимо нас, чтобы мы ничего не заметили. И не написали разгромную статью про это. «Леонидам от Лёньки».
Ночная атмосфера светилась, словно в брызгах электросварки. Причём бил Млечный Путь по людским печёнкам, выщёлкивал судьбы всё-таки прицельно. Не столько штампы сдачи-приёма ставил, сколько, как и предписано в Священном Писании, забивал камнями конкретных грешников - сосланных в ад кромешный - родиться и жить на этой прекрасной земле. Наверно опять время пришло для этой божьей забавы. Сокращать, регулировать грешное людское поголовье. Выездная сессия Страшного суда. Допускаю, пока что и вправду только районного масштаба. А может быть, страшно подумать, и на весь край размахнувшаяся. Про Москву молчу сразу.

Последний метеорит рухнул буквально за спиной. Притом чуть не срубил подкрылок на заднем колесе да не оторвал согнутый пятак на нашей злосчастной резине. Последнюю нашу земную надежду. Создавалось полное ощущение, что Млечный Путь пытался отомстить нам за млекозавод с млекобазой, что редакционный мотоцикл млечные инопланетяне и в самом деле бомбили прицельно, норовя и нас самих спустить в тираж. Но воздать-таки нам за своего резидента царицку Таню и несчастного своего половецкого рейнджера! Законспирированного агента резидентуры Млечного того Пути.  Однако я загадал ещё под первую бомбу, что мы выживем. Так оно и вышло. Всем бы такую чуйку как у меня.
Главное-то желать сильно-сильно - и всё сбудется, пусть даже все звёзды окажутся против и вероломно обрушатся на тебя с небес.

Вообще поток жизни всегда и всюду таков, что исполняет любые желания и загадывания. Подо что угодно, из чего угодно, как и для кого угодно. И безо всяких Трифонов. Важно только всегда самому иметь их, те желания - по-настоящему сильные и честные, хотя бы перед самим собой. И упорно добиваться своего. Может быть, тогда-то и исполнится всё! Буквально - всё что угодно! Под кого и как. Потому что побеждает не сильный, а настырный! Аминь.