Виктор Семенович Камышев

         27 июня - день памяти Виктора Семеновича Камышева.
         Сейчас мы с его дочерью Ольгой готовим документальный фотофильм о нем. Текст первой серии фильма уже озвучен - остается наложить его на обширный визуальный ряд.
         Предлагаем пока познакомиться с текстовой частью проекта.

         ВИКТОР СЕМЕНОВИЧ КАМЫШЕВ. Выдающийся филолог, доцент кафедры зарубежной литературы Тульского государственного педагогического университета. Верх обаяния, ума, такта.
         В совершенстве владея методом компаративизма, Виктор Семенович был настоящим магистром "игры в бисер". Именно на этой тонко интеллектуальной основе строились все его семинары и лекции, так написаны "США, ХХ век: литературный контекст" и "Великобритания: идейно-эстетические аспекты литературного процесса ХХ века".

         Читая все исследуемые тексты в оригинале, он оставил блестящие и глубокие комментарии к ним. Стоппард и Хаксли, Фолкнер, Апдайк, Фаулз и десятки других имен навсегда стоят в нашей памяти рядом с его именем.

         Мать Виктора Семеновича Камышева, Валентина Петровна Кравченко, родилась 28 апреля 1913 года в поселке Георгиевка Ставропольского края. Ее родителей звали Петр Иванович (1872 + 1958) и Дарья Петровна (1888 + 1923).
         В разное время Валентина Петровна работала бухгалтером, кассиром, ревизором Городского отдела народного образования г. Грозный. В марте 1946 года награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

         Виктор Семенович родился 22 августа 1937 года в городе Грозном. Его отец Семен Филиппович не принимал участия в воспитании сына, и, когда позже пытался наладить с ним контакт, подросший мальчик уклонился от общения с ним.
С детства он увлекался спортом, всегда был мускулистым и подтянутым.

         В 1955 году Виктор окончил школу и поступил на филологический факультет Чечено-Ингушского государственного педагогического института. В один из семестров, из-за воспаления легких, молодой студент пропустил много занятий и сдавал курсовые экзамены экстерном. При этом преподаватель английского языка несправедливо занизил ему оценку со словами: «На пять даже я английский не знаю». Виктор Камышев ответил: «А я знаю» – и, подав апелляцию, добился заслуженной оценки «отлично».

         В годы студенчества Виктор Семенович был участником освоения Целины, как и вся молодежь тех лет. Работал вожатым в Грозненских пионерских лагерях.
         С огромным удовольствием участвовал в театральных постановках институтского драматического кружка.
         В 1960 году Виктор Семенович окончил полный курс института по специальности «русский язык, литература, английский язык».
 
         С 1960 по 1963 год служил в 207-ом Отдельном Зенитном Артиллерийском полку Среднего калибра, водителем тягача ракетной установки.
В армейской футбольной команде был нападающим.

         Получил от ЧИГПИ распределение на остров Сахалин, в город Оха. Три года преподавал там в школе русский и английский язык, литературу. Одновременно готовился к поступлению в аспирантуру.
         В сентябре 1970 года Виктор Семенович становится аспирантом Московского государственного педагогического института.
Близким другом и коллегой Виктора Семеновича в эти годы был Александр Владимирович Очман – известный отечественный лермонтовед.

         В 1974 г. Виктор Семенович защищает в Московском государственном педагогическом институте диссертацию по теме «Творчество Джона Миллингтона Синга - драматурга» https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_007388193/ С ее текстом можно ознакомиться в Российской государственной библиотеке.
         Джон Миллингтон Синг (1871 + 1909) – один из крупнейших деятелей национального возрождения Ирландии, автор пьес «В сумраке долины», «Скачущие к морю», «Источник святых», «Дейрдре – дочь печалей».

         20 января 1975 года решением Совета Московского государственного педагогического университета Виктору Семеновичу Камышеву присуждена ученая степень кандидата филологических наук.
         26 ноября 1986 года решением Высшей аттестационной комиссии ему присвоено ученое звание доцента по кафедре литературы.

         Виктор Семенович преподавал в Магнитогорском государственном педагогическом институте, читая курсы зарубежной и русской литературы.
В 1970-х годах продолжил работу в Тульском государственном педагогическом институте. Кроме лекций и семинаров, Виктор Семенович много лет вел педагогическую практику студентов в школе. В 1990 году он был награжден значком «Отличник народного просвещения».

         Супруга Виктора Семеновича, Галина Александровна Черномурова, родилась 24 февраля 1942 года. Ее отец Александр Черномуров был красавцем цыганом, мама Татьяна Семеновна – медсестрой в Грозненском туберкулезном диспансере. Соседи постоянно обращались к ней за помощью – измерить давление, сделать укол. Татьяна Семеновна никогда не отказывала.

         Галина тоже выбрала эту профессию. В последние годы она преподавала в Тульском педагогическом институте русский язык кубинским студентам, которые очень ее любили. У нее была лучшая подруга – Галина Александровна Подольская, много лет посвятившая педагогической деятельности в московских школах. Тесная дружба семьи Камышевых с семьей Подольских и с Анатолием Литвиновым сопровождала их всю жизнь.

         Анатолий принимал огромное участие в организации быта семьи на Сахалине. Когда Галина Александровна Камышева серьезно заболела, договаривался о санавиации. Помогал Виктору Семеновичу в трудоустройстве в Тульский педагогический институт.

         Виктор Семенович мечтал именно о дочке и был уверен, что у них с женой родится девочка (УЗИ, к слову сказать, тогда еще не было). Пока Галина Александровна ждала ее, в суровых условиях острова Сахалин, часто спрашивал: "Как там наша Оленька?"

         21 июня 1971 года Оля родилась здоровым ребенком, но у Галины Александровны развивалась тяжелая болезнь почек. Через 10 лет, 3 мая 1981 года ее не стало.
         Маленькую Олю воспитывали отец и бабушки. Когда Виктор Семенович приводил дочку к себе на кафедру, то давал ей листки бумаги со словами: «Пиши стихи!» По вечерам любил рассказывать ей замысловатые сказки собственного сочинения, умел сам сделать девочке прическу. Но вскоре у нее появилась мачеха – Елена Владимировна Филатова.

         Думаю, Виктор Семенович нередко обращался в памяти к нежному образу своей первой любви. Он очень ценил поэзию Георгия Иванова и говорил, что если бы писал стихами, то – такими.
 
«Видел сон я: как будто стою
В золотом и прохладном раю,

И похож этот рай и закат
На тенистый Таврический сад.

Только больше цветов и воды,
И висят золотые плоды

На ветвистых деревьях его,
А кругом — тишина, торжество.

Я проснулся и вспомнил тотчас
О морях, разделяющих нас,

О письме, что дойдёт через год
Или вовсе к тебе не дойдёт.

Отчего же в душе, отчего
Тишина, благодать, торжество?

Словно ты прилетала ко мне
В этом солнечном лиственном сне,

Словно ты прилетала сказать,
Что не долго уже ожидать».

         Кто бы мог подумать, что Виктору Семеновичу будет суждено потерять и свою вторую жену — саму витальность, — на 20 лет моложе его?..
         С 1996 по 2005 год мать Виктора Семеновича, Валентина Петровна Кравченко, жила вместе с сыном в Туле.

         В 2003 году ректорат Ярославского государственного театрального института, филиал которого находится в Туле при академическом театре драмы, выразил Виктору Семеновичу сердечную благодарность за многолетнее плодотворное сотрудничество в подготовке актеров, добросовестную творческую педагогическую деятельность.
         Он преподавал будущим актерам курс зарубежного театра и литературы. Актриса Тульского академического театра драмы Наталия Забарова вспоминает: «Виктор Семенович нес нам с собой совсем новое восприятие жизни. Я до сих пор храню все тетради с его лекциями».

         Вместе с Наталией Забаровой училась у Виктора Семеновича и моя сокурсница Наталья Гнатюк, успевшая поработать на одной сцене со знаменитым Михаилом Матвеевым.

         Сама я познакомилась с Виктором Семеновичем в октябре 1992 года на подготовительных курсах филологического факультета. Занятия проходили в 4-ом учебном корпусе на 4-ом этаже и заканчивались поздно. Где-то в ноябре, завершив лекцию и спустившись вместе со школьниками в фойе института, Виктор Семенович с улыбкой обратился к встречавшим меня родителям: «Говорю открытым текстом: где вы это взяли? Вы педагоги?»
         Мама-воспитатель (потом преподаватель) и папа-военный, смеясь, ответили, что, «в общем-то, да». «Это до некоторой степени всё объясняет!» — сказал Виктор Семенович.

         Оказалось, что он живет совсем недалеко от нас. Летом 1993 года мы даже несколько раз обменялись визитами. Один раз побывали на дне рождения Виктора Семеновича, где они с женой угощали нас арбузом.
         И тем же летом Виктор Семенович вместе с дочерью Ольгой зашел к нам посмотреть новорожденных щенков нашей немецкой овчарки Лорри. Гуляя с собакой, мы часто случайно встречались на улице.

         Это был джентльмен с головы до ног. Русский язык на подготовительных курсах вела Ангелина Ильинична Чикова, очень пожилая дама с ворчливым скрипучим голосом. Однажды в фойе, в конце занятий, она спросила Виктора Семеновича, не может ли он ей помочь. Тот с готовностью согласился. «Но только для этого Вам придется подняться со мной на пятый этаж!» – «Ангелина Ильинична, с Вами – хоть на чердак!»

         Неизменное добродушие Виктора Семеновича и благородство его манер, а также ассоциации вокруг имени КАМЫШЕВ всегда приводили меня к образу князя Льва Мышкина. К тому же, день рождения Виктора Семеновича приходится как раз на границу между знаками Льва и Девы.

         Чаще всего он ходил на работу и возвращался домой пешком – это примерно час ходьбы по Проспекту и трамвайной линии. Наши дома стоят на соседних улицах, и мы имели возможность вдоволь наговориться за стенами аудитории, возвращаясь вместе от Кремля до переулка Седова.
         Само предпочтение ходьбы езде напоминает мне одно из лучших речений царя Соломона: «Видел я рабов на конях и князей, ходящих пешком» (Екклезиаст 10:7).

         Моя мама Любовь Борисовна Лотохова с 1998 по 2013 год преподавала в педагогическом институте на кафедре психологии. В одну из наших последних встреч, после какой-то моей запальчивой тирады о литературе Виктор Семенович сказал: "Елена, я не знаю, что думает по этому поводу Ваша мама, но Вы – моя дочь!"
         Теперь, хорошо познакомившись с Ольгой Викторовной Камышевой и видя, как в письмах отец называет ее "милым обормотом", я еще лучше понимаю это согревающее всех нас чувство родства.

         Телефонный номер Виктора Семеновича был 26 83 44. А у нас дома долго не было телефона, и вот его наконец поставили. При встрече я с радостью сообщаю ему об этом: «Наш телефон – 26 63 74!» – «Нет, это мой телефон!»
         Шутки он всегда начинал произносить с самым серьезным выражением лица, а потом сам весело смеялся вместе с собеседниками.

         Летом 2005 года мы виделись и беседовали с Виктором Семеновичем очень часто. А 2006 год я, к сожалению, посвятила глубокой интроверсии, так что в последние месяцы жизни Виктора Семеновича меня не было рядом…
         Уже по памяти, не имея ни одной его фотографии, я сделала этот графический портрет (и портрет Елены Филатовой тоже), а потом написала стихи о том, как отзывается в моем сердце само имя ВИКТОР СЕМЕНОВИЧ КАМЫШЕВ:

Тоской щемящей, шелестящим ветром
И шляпы, поднятой в поклоне, фетром…
Пустым балконом и раскрытой книжкой…
Звучит мне имя Ваше, князь Лев Мышкин.

         Эта тоска побудила меня создать ВКонтакте открытую группу памяти Виктора Семеновича, к которой за много лет самостоятельно присоединилось большое число участников. И я всегда верила, что, продолжая жить в Туле, когда-нибудь встречусь с дочкой Виктора Семеновича Ольгой.
         Моя мечта сбылась, благодаря созданной мною группе и письму внука Виктора Семеновича Александра. Саше передались блестящие способности дедушки к языкам.
         Теперь мы дружим с Олей, и при каждой встрече я узнаю от нее что-то новое о самом дорогом для нас двоих человеке.

         Одним из любимых слов Виктора Семеновича было БЛЕСК.
Оно и стоит на главном в стихах – последнем – месте в этом посвящении
ОЛИН ПОРТРЕТ:

Лицо – от папы.
Мамины – глаза.
Из них и каплет
Так легко слеза.

А папин смех,
Его внезапный всплеск –
Чарует всех,
Кто видит этот блеск.

          Еще одна студентка Виктора Семеновича – МАРИНА ЮРИНА – вспоминает о нем от лица выпускников 1981 года:

          «В ТГПИ мы поступили в 1977 году – на исторический факультет, а в 1981 его закончили, но уже филологический. Смысл и необходимость произошедших изменений нам тогда толком не объяснили.
          Виктор Семёнович Камышев читал «Античную литературу». Кажется, мы были его первым курсом в ТГПИ. В зимнюю сессию сдавали первый экзамен именно по античной литературе. На оценки тогда Виктор Семенович был не особенно щедр. Чувствовалось, что наша малообразованность его огорчала и ожидал он от нас, конечно, бОльшего трудолюбия и старательности.

          Вспоминается особенная манера преподавания им своего предмета: негромкая, но благородная речь, подчёркнутая интеллигентность интонаций, некоторый отстранённый академизм.
Завораживали и сладостные сочетания малопонятных произносимых им имён и терминов: ваганты, «бог из машины», «Дорина – это вещь в себе». Все эти загадочные словечки и фразы требовали немедленной разгадки, и мы жаждали их разгадать! Виктор же Семёнович представлялся нам хранителем каких-то «тайных знаний».
          Но и сам он был для нас загадкой, потому что говорил мало, тихо, но значительно и, кажется, меньше (мы это чувствовали), чем мог бы и хотел сказать.

          По-человечески был очень добр: распечатывал к семинарам сонеты Данте и Петрарки, поощряя заучивание их наизусть, никогда не обижал, хотя во время нашей работы в колхозе мог увидеть кое-кого с весьма неприглядной стороны. Однако ниже завуалированного сарказма в критике своей Виктор Семёнович никогда не опускался.
          При этом всегда легко шёл навстречу любой просьбе, связанной с личными обстоятельствами – вплоть до разрешения на свободное посещение. В его присутствии всегда хотелось быть и чувствовать себя и умнее, и благороднее.

          Многим вспоминается его оригинальная манера одеваться: вместо традиционного костюма любил пуловеры, кардиганы – в этом был некий неповторимый шарм. Именно слово «шарм», думается мне, является ключевым в нашем восприятии Виктора Семеновича, ведь постичь глубину его мыслей, рассуждений и замечаний нам, семнадцатилетним, зашоренным социалистической идеологией, было тогда не под силу.
          И всё же мы испытываем огромное чувство благодарности ему – человеку, который первым приоткрыл нам дверь в бесконечный и прекрасный мир зарубежной литературы».

          Сокурсница Марины Юриной МАРИНА ДЕРПТОВА:
          «Каким остался в памяти Виктор Семенович? Пишу эти строки и вижу его перед собою. Умный, интеллигентный, он читал свои лекции спокойно, без излишней экспрессии, со знанием дела.

          На семинарах чувствовалось, как уважительно относится Виктор Семенович к студентам. Он всегда внимательно выслушивал каждого, как бы между делом что-то добавлял, советовал.

          Вспомнилось, например, что он не заставлял, а рекомендовал выучить сонеты Петрарки, Шекспира. Ему нравилось, когда на экзамене мы читали наизусть, и строки эти запомнились на всю жизнь. Все задания преподавателя хотелось выполнить.
          Виктор Семенович остался в памяти как образец преподавателя – умного, тонко чувствующего, скромного и тактичного».

          Внучка Виктора Семеновича ВЕРА СВИРИДЕНКО вспоминает: “Он был мне больше, чем дедушка. По какому бы вопросу я к нему ни обращалась, он всегда давал мне и ответ, и совет, как лучше написать или ответить. Как поступить. Мне очень его не хватает”.
          Примечательно, что в замужестве Вера получила фамилию СЕМЕНОВА, так что теперь ее имя ВЕРА СЕМЕНОВА напоминает даже звучанием имя ее дедушки.

          Писатель из Узловой ВЛАДИСЛАВА ВАСИЛЬЕВА говорит:

          «Помню его в модном пиджаке с широкими плечами.
Очень интеллигентным, и о-о-очень добрым, а может быть просто очень снисходительным к юным иногородним студенткам, вырвавшимся из дома и совершенно не готовым изучать античную литературу. В общем, я не помню, что именно он нам давал.
          Но зато помню, что дала ему я. В честь какого-то события (не спрашивайте какого) вся группа была озабочена вопросом "что дарить", потому что Камышев не брал ничего. Вообще. Вот тут я и совершила свой единственный подвиг. Приволокла из дома огромный, формата А3, видимо, альбом Рембрандта. Папка красного сукна (бархата, кожи?), а в ней набор репродукций – всё сплошь детали какой-то одной известной картины, каждая наклеена на серый плотный картон. Виктор Семенович ахнул... и согласился взять. Узнали ли родители об исчезновении альбома Рембрандта, память не сохранила».

          ТАТЬЯНА КАШИЧКИНА:
          «Я училась у Виктора Семёновича с 1998 по 2002. Сначала это были подготовительные занятия, потом поступила в университет.

          Виктора Семёновича помню всегда.
Помню как вчера его голос, взгляд…
Пример лучшего преподавателя и человека.
За встречу с ним благодарю судьбу.

          Помню руки его, как они ручку держат.
Дипломат.
Он носил водолазки под пиджак, не как все…»

          Постоянный автор электронного журнала "Новая литература" АНДРЕЙ ВОЛКОВ сделал Виктора Семеновича Камышева прототипом двух своих персонажей – профессора Арнольда ("Человек разумный") и профессора Виктора Курца (повесть "Вакуум"):
          "Для меня он, пожалуй, не умер, как и для многих из тех, кто у него учился. Стоит закрыть глаза, и я вижу его как наяву. Он был невероятно добр и проявлял интерес, кажется, к любому студенту, даже самому неприметному. С годами он мне стал напоминать лейтенанта Коломбо, одного из моих любимых телегероев, именно своим неподдельным интересом к внутреннему миру каждого человека, который встречался на его жизненном пути. Профессор Курц был целым миром и очень жаль, что в полной мере этот мир раскрывался только для очень немногих людей".

          На многие провокационные вопросы, поставленные Андреем Волковым в его книгах, отвечает этот потертый листок с записанной Виктором Семеновичем молитвой об исцелении его жены и словами Махатмы Ганди: «Мольба, богослужения, молитвы – не религиозные предрассудки. Это действия более реальные, чем еда, питье или ходьба».
          Отмечаемая всеми, кто его знал, снисходительность Виктора Семеновича объясняется его высокой степенью рефлексии, сознанием собственных человеческих слабостей. Анализируя многие литературные источники (например, пьесы Юджина О’Нила, Томаса Стернза Элиота), он часто обращается к теме вины, ответственности, искупления.

          Охотнее всего на русском языке Виктор Семенович читал Гайто Газданова. В 1994 году я тоже с удовольствием прочла "Вечер у Клэр", но приобретенный нами в 2015 году пятитомник русского француза, кроме бесспорного интереса, вызвал и сожаление о мрачности и безысходности его поисков. Православие светлее стоицизма и масонства.
          Перечитав Фаулза и Хаксли четверть века спустя после первой восторженной встречи с ними, я нашла их романы и кощунственными, и неоязыческими. Но ТОГДА, в девяностые, все мы были язычниками. Движение мысли в стране подчиняется вполне объективным и общим законам. И я думаю, что мерилом истинного понимания перешедших в Вечность друзей служит способность доверчиво наделять их новыми ценностями и открытиями, к которым они несомненно пришли бы, оставаясь вместе со всеми нами. Ведь если нам было ПО ПУТИ тогда, то мы не перестали бы быть единомышленниками и теперь.
          Не случайно любимый мелодист Виктора Семеновича – Джон Леннон – каждый день поет в нашем Доме.

          Летом 2004 года я читала Виктору Семеновичу свое стихотворение
ТЕТРАМЕТРИЯ, написанное 28 апреля 2003 года, в самый день рождения моей прабабушки Александры и, как выяснилось, в день рождения Валентины Петровны, мамы Виктора Семеновича. Эпиграфом служат строки из Евангелия:

                В доме Отца моего обителей много. (Ин 14:2)
                Ибо у Него все живы. (Лк 20:38)
Пока секунда вечность сокрушает
И время клином вышибает клин,
Пространство все былое заглушает
Потоками высот, широт и длин.

В четвертом русле, трепетно хранящем
Слова и души повернувших вспять,
Живет Вчера, незримо в настоящем.
Его и смерть не покусится взять.

Все, что истерто, сломано, разбито,
В потоке этом цельность обретет –
Древнейших стен затоптанные плиты
И только что водою ставший лед.

На небе звезды кружат днем и ночью,
Но только ночью видит их трава.
Так ночью жизни видим мы воочью
Тех, кто шагам учил нас и словам.

Кто нас хранит, не замечая тьмы,
Ни дня, ни ночи не жалея тратить, –
И никогда не покидаем мы
Их сокровенных бережных объятий.

          Об этом же идругое мое стихотворение – РОСКОШЬ:

По велению Бога,
По велению долга
Уезжаем, уходим,
Уплываем надолго.

Наделить своей книгой –
Это значит ОСТАТЬСЯ.
Прямо в душу запрыгнуть
И в душе удержаться,

Отменяя дистанций
Голубые метели,
Многочисленность станций,
Корабельные мели.

Кто подобную РОСКОШЬ,
Как художник, имеет,
Что ни Молох, ни Мокошь
Никогда не развеет?

           Виктор Семенович начинает свою книгу о писателях Великобритании ХХ века словами: «Истинного художника занимает не столько реальность как таковая, сколько реальность глубинная, скрытая; его интересует ДУША, то есть основополагающая, самая благодарная (и благородная) реальность, которая обусловливает все остальное».

           Процитирую несколько важнейших фрагментов книги:

           «Есть что-то глубоко симптоматичное в том, что целое поколение русских читателей получало «1984» на одну ночь. В это время суток роман Оруэлла заменял сон и временами становился неотличим от него. Но – странное дело! – истины о любви, вере и человеке, добытые этой ночью в подвалах Министерства Любви, не исчезали после пробуждения».

           В своей Нобелевской речи (1948) Томас Стернз Элиот замечает: «Поэт может полагать, что он выражает только свой личный опыт, его стихи могут быть для него лишь способом рассказать о себе, не выставляясь на всеобщее обозрение. Тем не менее в глазах читателей все им написанное будет выглядеть выражением как их собственных скрытых чувств, так и восторгов и отчаяния целых поколений. Поэту не обязательно знать, чем отзовЕтся его поэзия в душах других людей, пророку нет нужды понимать значения собственных пророчеств».

           «Классика – это совокупность красноречивых, авторитетных, ясных высказываний, порожденных эпохой, но говорящих о чем-то большем, нежели эпоха» (Энтони Бёрджесс).

           «В пьесе Тома Стоппарда «Отражения» один из персонажей, драматург Генри, рассуждает на тему «природа творчества»: «Из слов – если обращаться с ними бережно – можно, будто из кирпичиков, выстроить мост через бездну непонимания и хаоса… Я не считаю писателя святым, но слова для меня – святы. Они заслуживают уважения. Отберите нужные, расставьте в нужном порядке – и в мире что-то изменится». Святая вера во всемогущество слова свойственна самому Стоппарду».

           «Для английской поэтессы Джоан Лимберг ее стихи – это «коллекции слов и образов, выражающих то, что в разное время ее волновало». Поэзия – не только способ познания, но и способ гармоничной, целостной жизни. Мысль-символ, цепь метафорических ассоциаций, всемогущество речи, передающей движение бытия, – всё это сообщает стихам абсолютную сверхреальность и абсолютную метафизику. Например, у Лимберг: «Я снова живу внутри своего стихотворения, в котором всегда три часа утра и идет дождь».

           «Без преувеличения, – говорит Иосиф Бродский, – каждый должен знать по крайней мере одного поэта от корки до корки; если не как проводника по этому миру, то как критерий языка».
           Достойным такого изучения поэтом среди своих современников Бродский называет Уистена Хью Одена. «Он служил бесконечности большей, чем та, с которой мы обычно считаемся, и он ясно свидетельствует о ее наличии. Более того, он сделал ее гостеприимной. Он был великим поэтом. Единственное, что неправильно в этом предложении, – его время, поскольку язык по своей природе ставит то, что в нем достигнуто, неизменно в настоящее время».

           Деннис Джозеф Энрайт в переводе Анатолия Кудрявицкого:

«Чтоб пустоту в душе
Заполнить чем-то сущим,
Поэзию питает лишь Горючее,
Окислившееся от неудач.
Ведь движущая сила ее –
Бессилье».

           «Поэзия Теда Хьюза – вызов тлену, небытию, смерти. Его стихи – «куски бытия», дарующие читателю всевластие. К наследию Хьюза можно отнести утверждение французского поэта Рене Шара: «Поэзия – это не только слово, но и безмолвный отчаянный вызов нашего требовательного бытия во имя прихода реальности, которой не будет равных. Укрытой от тления. Но не от гибели, ибо подверженной тем же опасностям, что и все мы. И, однако, единственной, которая с очевидностью торжествует над смертью телесной. Такова Красота, Красота в дальнем плавании, явленная с младенчества нашего сердца, подчас смехотворно разумного, подчас ослепительно зоркого» (максимы «О поэзии», 1957).

           Герой французского Сопротивления Андре Мальро в своей книге «Голоса безмолвия» (1951) говорит: «Смерть теряет свою насмешливую неуязвимость, едва завязывается этот диалог между жизнью и смертью. И жизнь за пределами смерти измеряется не своей длительностью; это жизнь формы, в которую облеклась победа какого-то человека над судьбой, и после смерти человека эта форма начинает свою непредсказуемую жизнь».

           «По поводу романа Грэма Свифта «Последние распоряжения» преподаватель английской литературы в Оксфордском университете Карен Хьюитт заметила: «В мире Грэма Свифта важно думать о том, что ты делаешь. Важно быть мудрым и уравновешенным. Вопросы требуют ответов. Люди задают себе вопросы, размышляют о них, меняют свои точки зрения и иногда, ценой больших усилий, находят ответы. И в этом, самом оптимистичном из романов Свифта, мудрые и тонкие ответы приводят – хоть и непростым путем – к любви и продолжению любви даже за гранью смерти».

           В качестве эпиграфа к роману «Мантисса» Джон Фаулз использует фрагмент «Рассуждения о методе» Рене Декарта: «Тщательно исследовав свое «Я», я понял, что могу вообразить, что у меня нет тела, что внешнего мира не существует и не существует места, где я нахожусь, но я не могу вообразить, что я не существую. Отсюда я заключил, что я есть существо, чья суть, или природа, заключается в мышлении и не только не нуждается в месте существования, но и не зависит в своем существовании от каких бы то ни было материальных предметов. Следовательно, это «Я», то есть душа, благодаря которой я есть то, что я есть, совершенно отлична от тела и не перестанет быть тем, что она есть, даже если бы тела не существовало».

           Эмпирический опыт, полученный мною во время работы над аудиокнигой лекций Виктора Семеновича, вылился в стихи

«НАСТОЯЩЕЕ». В названии это слово – существительное, а в последней строке стихов – компаратив прилагательного:

Легкий слог, легкий шаг,
Легкий след его – в слове.
Восклицательный знак –
Это поднял он брови.

Слышу смех, слышу вздох,
Слышу беглую шутку.
Это дарит нам Бог.
Мне и сладко, и жутко.

Никуда, никогда
Человеку не скрыться,
Если помнит вода
Нашей памяти – лица.

Будто ивы листва
Отражается зыбко…
Всё слышнее слова,
Все светлее улыбка.

Повергается ниц
Устрашающе-злое.
И под шелест страниц
Воскресает БЫЛОЕ.

Как святое вино,
Что не трогают люди,
Настоится оно –
Настоящее будет.

2 июня 2023 года