Башня Кадуча

1. Самый бесполезный из племени

Почему он улыбается? Лишь этот вопрос отчего-то волновал меня в тот момент, когда моего брата Кадуча сбрасывали с башни – возведенного им огромного каменного монстра. В этот миг меня должна была переполнять эйфория победы: мои старания не прошли даром и завершились успехом. Народ яицан, наконец, понял свою ошибку, что все эти годы служил безумцу, потакая его странным идеям, и теперь выбрал себе достоянного вождя – меня, Амрона! Я же в момент триумфа, наблюдая казнь своего сумасшедшего низвергнутого братца, думал лишь об одном: почему он улыбается? Он улыбался, когда стоял на вершине башни и слушал приговор. Улыбался, когда его подвели к краю. Улыбался, когда его столкнули вниз. И даже теперь, когда бездыханное тело валяется у моих ног, глядя остекленевшим взглядом вверх, на башню, на свое безумное творение, на губах мертвого вождя застыла все та же счастливая улыбка.
Впрочем, мой младший братец Кадуч с детства слыл странным. В то время когда я с другими мальчишками бегал по лесу, охотясь на белок, упражнялся в борьбе, учился стрелять из лука, метать камни и копья, Кадуч чаще всего задумчиво сидел в каком-нибудь укромном уголке. Обычно просто наблюдал, но иногда что-то чертил палочкой на песке или строил из камней пирамидки.
– Хватит заниматься ерундой, – бывало, говорил я, беспощадно круша какую-нибудь очередную его постройку. – Пошел бы лучше поиграл с другими мальчишками!
Кадуч же молча собирал разбросанные палочки и камни и, не говоря ни слова, настырно продолжал свое занятие.
Он любил долго смотреть на то, как работают люди: как строят хижину, как разводят огонь, как носят воду и дрова, как какая-нибудь женщина полощет в реке белье (и, я могу поклясться, интересовали моего брата в этот момент вовсе не ее прелести). О чем же он тогда размышлял, что творилось в его странной голове, знал только сам Кадуч. Иногда братец вдруг вскакивал со своего места и начинал помогать тому, на кого до этого лишь долго пялился. При этом сыпал дурацкими вопросами:
– Почему именно так надо складывать дрова для костра? Почему именно в этом месте, а не, скажем, вот там? Ах да, тогда загорится хижина!.. Об этом я как-то не подумал... А кремень для розжига может быть любой формы или только такой?
Узнав же все подробности, Кадуч мгновенно терял к этому делу интерес и возвращался на прежнее место, чтобы снова бездельничать и лишь наблюдать.
Однажды Кадуч точно так же взялся помочь шить одной женщине. За этим занятием его застукал я и рассказал вождю, нашему отцу Кажову. Тот пришел в ярость, и нерадивый сын получил взбучку.
– Мужчине не пристало заниматься женской работой! – кричал на него отец. – Как и женщине – мужской!
– Но почему? – возмутился было Кадуч. – Мне интересно попробовать!
– Потому что так устроено наше общество: каждый занимается своим делом.
Правда, тем же вечером я увидел Кадуча, выходящего из хижины той женщины. Видимо, брат все-таки уговорил ее показать, как шьют из шкур одежду.
Помню, однажды, во время еды, брат вдруг спросил меня:
– Амрон, ты когда-нибудь задумывался, почему мы едим жареное мясо?
– Едим, потому что оно вкусное.
– Да нет, я не об этом, – помотал он головой. – Я о том, как люди вообще додумались жарить мясо?
– Не знаю, – пожал я плечами. – По-моему, его жарили всегда. Этому мы научились от предков.
– Но ведь кто-то первый додумался взять плоский камень, поставить его на огонь, положить сверху мелко нарезанное мясо, добавить пряных трав и жарить сколько нужно, чтобы получилось так вкусно, – задумчиво сказал Кадуч. – Как это пришло ему в голову? А ведь до этого кто-то должен был придумать, как разжигать огонь!
– А по мне, так все равно, кто это придумал и зачем, – ответил я, уплетая мясо. – Это вкусно, продлевает мне жизнь, делает меня сильнее, а большего знать и не надо.
Или вот еще случай. Однажды опытные охотники объясняли нам, как загнать зверя, куда нужно наносить удар, чтоб прикончить его быстро и без лишних усилий, как потом донести добычу до деревни. Кадуч слушал внимательнее всех и задавал больше всего вопросов, причем таких нелепых, что никому и в голову не пришло бы такое спрашивать. Да только проку от этого оказалось мало, ведь во время похода в лес мой брат оказался самым плохим охотником, а когда несли добычу домой – еще и самым слабым.
Вообще, в племени яицан Кадуч прослыл самым бесполезным. Достигнув совершеннолетия, мой младший братец так толком ничему и не научился. Он не мог по-нормальному развести огонь, удить рыбу, охотиться, строить. Когда мы враждовали с соседним племенем гурденов и наши воины вступили в схватку, Кадуч испуганно жался позади строя, так и не нанеся копьем ни одного удара. Потому, когда наш престарелый отец заболел и стало ясно, что дни его сочтены и он должен передать власть одному из сыновей, ни у кого даже сомнений не возникло, кто из нас двоих должен сесть на трон вождя и надеть костяную корону.
И вот отец призвал нас, чтобы объявить свою волю. Его вынесли из хижины вождя, положили у трона: сидеть он уже не мог. Вокруг столпилось все племя.
– Сыновья мои, – обратился он к нам, с трудом произнося слова. – Я прожил долгую жизнь, и вот пришла пора отправиться к предкам. А посему я должен передать костяную корону одному из вас – тому, кто достоин вместо меня возглавить народ яицан. Но прежде я хочу задать вам вопрос: что каждый из вас намерен делать, когда станет вождем?
– Я обещаю и впредь чтить традиции нашего народа, – с готовностью воскликнул я. – Обещаю быть сильным и ловким охотником – примером для всего племени. Обещаю, что народ наш будет и сыт, и силен. Я поведу воинов яицан и отплачу за все обиды нашим недругам кинрепосам и гурденам. И не только они, а все, кто станет у нас на пути, познают нашу ярость!
Отовсюду послышались возгласы одобрения. Отец тоже удовлетворенно кивнул.
– А что скажет мой второй сын? – обратился он к Кадучу. – Как собираешься править ты?
– Я построю башню!
Над деревней повисла тишина, даже женщины перестали причитать и всхлипывать по умирающему вождю – все с недоумением уставились на моего странного братца. Тот же продолжал, теперь уже обращаясь не столько к отцу, сколько ко всему народу яицан.
– Нет, не я... Мы выстроим башню! И будет она высотой до небес! Такая башня, какой еще не видывал свет!
Какое-то время на него смотрели молча, пораженно. Мой братец всегда был странным, но чтобы настолько... А потом вдруг грянул хохот.
– Вот так вождь! – послышались восклицания. – На кой нам сдалась эта башня?
Кадуч поднял руку, призывая к тишине.
– Скажите, кто мы? – спросил он, когда смех и возмущенные возгласы стихли, и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Мы всего лишь один из многочисленных народов, населяющих нашу землю. Так? Кто, скажем, вон за теми горами, за этим морем или лесом знает о нашей крохотной деревеньке? Мы никому не известны и никому не интересны! Никчемный народец, один из многих. Когда же мы выстроим башню, о нас узнают все. Не только наши соседи кинрепосы и гурдены – все народы восхитятся, глядя на нашу башню. Про яицан заговорят везде! Когда же нас с вами не будет и мы отправимся к предкам, останется наше величественное творение – башня. А наши внуки и правнуки, глядя на нее, с гордостью скажут: «Ее строил мой предок!»
Жители деревни молчали. Я всматривался в их лица и заметил на них сомнение. «О чем они думают? – поразился я. – Это же бред сумасшедшего!» С недоумением глянув на отца, я увидел, что и тот задумался, переводя взгляд с одного сына на другого. А потом умирающий вождь снял с головы костяную корону... и протянул ее Кадучу!
– Строй свою башню, сынок, – вымолвил он. И, обратившись к своему притихшему народу, добавил: – Вы же помогите ему в этом! Да будет так!
Я просто не поверил своим ушам! Отец, верно, пошутил? Однако тот не взял своих слов обратно и не отобрал короны у своего чудаковатого младшего сына. Наоборот, дал знак, что разговор окончен, и его унесли обратно в хижину.
На следующий день великий вождь Кажов умер. Тем же вечером в центре деревни был сложен погребальный костер, на который водрузили тело бывшего правителя. И, глядя, как пляшут отблески огня на лице моего братца Кадуча, сидящего на троне в костяной короне, я пришел в ужас, понимая, какие беды ждет мой народ яицан под властью нового безумного вождя.


2. Самая безумная идея

На следующий день после похорон Кадуч прошелся вокруг деревни, поглядел по сторонам, что-то измерил шагами, а потом заявил, взойдя на холм и топнув ногой:
– Здесь! Вот тут мы выстроим нашу башню! Это место возвышается над лесом, отлично видно даже с дальних гор, и наша башня будет далеко заметна с моря.
После чего повелел мужчинам отправляться в лес на поиски бревен, а женщинам – плести из кожи веревки, чтобы с их помощью эти бревна таскать. И, что поразительно, народ подчинился! Я-то думал, что за минувшую ночь люди хорошенько все обдумают и поймут, насколько странна и бесполезна эта затея. Однако вся деревня безропотно принялась за ее воплощение. Быть может, оттого, что все с молоком матери впитали: слово вождя – закон? А возможно, на них действительно произвели впечатление слова Кадуча. Что ни говори, но мой младший братец, когда нужно, мог быть очень убедительным. Даже я в тот момент, когда он произносил свою пламенную речь, на какой-то миг проникся его словами. Но именно на миг, ведь рассудок тут же возразил: в его задумке нет никакого смысла!
– Глазам не верю, он и правда собирается это сделать, – говорил я, нервно прохаживаясь взад-вперед по хижине. – Он действительно решил ее построить!
– Кажов был великим вождем, но, по-моему, на старости лет твой отец выжил из ума, – сказала мне жена. – Ты – самый сильный из мужчин, лучший воин и охотник. Именно к тебе по праву должна была перейти власть!
– Дело вовсе не во власти, – возразил я, остановившись. – Я думаю лишь о будущем яицан. Если бы я видел, что выбор отца принесет благо моему народу, я не колеблясь принял бы его решение. Но то, что задумал избранный племенем Кадуч, – это же безумие! Для чего нам нужна какая-то башня? Мы затратим на нее много сил и времени! Зачем?
– Не переживай, – успокоила жена, ласково обвив руками мою шею. – Вот увидишь, очень скоро народ яицан поймет, что под предводительством Кадуча занимается ерундой. И тогда они отберут у него костяную корону и отдадут более достойному.
Однако шли дни, но работы по возведению башни не прекращались. Вот уже у подножия холма громоздится куча бревен, вот уже на вершине растет сложенная из них башня. Мне тоже пришлось включиться в работу. Во-первых, не мог же я бездельничать в то время, когда все племя трудится. А во-вторых, находясь среди своих соплеменников, я имел возможность говорить с ними и влиять на их мнение.
– Тяжелое, зараза, – сказал я, когда мы с одним мужиком, Агядуртом, волокли к месту строительства очередное бревно.
– Да уж, – согласился тот, с трудом передвигая ноги. На его голых плечах багровели раны, натертые веревкой. Однако он оптимистично прибавил: – Ничего, вот выстроим башню – тогда отдохнем!
– Ну, нам до этого момента все равно не дожить...
– Почему ты так решил? – От такого заявления мой напарник даже остановился.
– Посуди сам, – принялся объяснять я. – Мы строим уже больше месяца, а башня все еще высотой едва ли в два человеческих роста. И дальше дело пойдет еще медленнее. Все подходящие бревна вблизи деревни мы уже собрали, теперь таскать их приходится издали. И каждый раз уходить за ними все дальше и дальше. Кадуч хочет выстроить башню до небес? Как по-твоему, сколько времени уйдет на ее постройку при таком положении дел?
Агядурт задумался, поглядывая то на бревно, то вдаль – туда, откуда мы его приволокли, то вперед – на холм, где, несмотря на все усилия, никак не росла обещанная Кадучем башня.
– Уйдет столько, сколько нужно, – проворчал Агядурт, снова схватившись за веревку, и двинулся вперед, увлекая за собой тяжеленое бревно. Я тоже присоединился к нему. И все же заметил, что зародил в своем трудяге-соплеменнике зернышко сомнений. А вскоре это зернышко проросло... Но вовсе не так, как я ожидал.
На следующий день Агядурт пришел к месту строительства, ведя за собой быка.
– Зачем ты его привел? – поинтересовался я.
– Мой бык очень силен! – похвастался Агядурт.
– Поздравляю! И что с того?
– А вот что! – Сказав это, Агядурт привязал один конец веревки к бревну, второй – к быку, после чего хлопнул животное ладонью по заду. Бык, недовольно замычав, нехотя пошел, без труда увлекая за собой тяжеленое бревно.
– Агядурт, ты молодчина! – вскричал подбежавший Кадуч.
После чего повелел привести всю имеющуюся в деревне живность, пригодную для перетаскивания тяжестей. И, к моей большой досаде, дело на стройке пошло.


3. Самая большая лодка

Идея Агядурта весьма помогла в строительстве, но не решила главной проблемы – времени. Животные облегчили труд людей, но скорость строительства не очень-то ускорили. Ведь за поваленными деревьями уже приходилось ходить едва ли не к дальним горам. Бык, бывало, полдня волок одно бревно.
Как-то раз толстяк Кинтобар, только что вернувшийся издали с очередным огромным бревном, устало оперся о ствол растущего у холма дерева и с сожалением сказал, погладив кору:
– Эх, мог бы я тебя свалить. Тогда бы нам с быком не пришлось тащиться за бревнами в такую даль.
Эти слова услышал стоявший поблизости Кадуч.
– А ведь это идея! – воскликнул он. – Вокруг полно деревьев! Если бы мы могли их валить, а не дожидаться, когда они упадут сами, строительство пошло бы куда быстрее!
Вскоре после этого с десяток человек уже тянули за веревки, закрепив их на вершине кроны. Но сколько они ни старались, сколько ни гнули дерево, сломать его так и не удалось. Не очень-то помогли и привлеченные к этому делу быки и бараны.
– Ствол слишком толстый, – проворчал Кинтобар. – Был бы тоньше, мы бы его разом!..
Сказав это, он поднял сухую ветку и переломил ее о колено.
– Точно! – Кадуч поднял к небу палец. – Надо сделать дерево тоньше!
Взяв острый камень, которым женщины выделывают шкуры, мой брат принялся колотить им ствол. Древесина неохотно, но поддавалась: щепка за щепкой, Кадучу все-таки удалось в одном месте сделать достаточное углубление, чтобы, подключив еще с десяток человек и животных, мы, наконец, смогли переломить злополучный ствол. Вот только на это ушло так много сил и времени, что можно было пару раз сходить за бревнами в дальний лес.
– Не печалься, брат, – сказал я, присев рядом с отчаявшимся Кадучем на ствол с таким трудом поваленного дерева. – Просто пора тебе признать, что твоя идея неосуществима. Жили яицан испокон веков без башни – проживем и впредь.
Кадуч ничего на это не ответил. Лишь поднялся и, окинув взглядом расположившихся на стволе соплеменников, бросил:
– Ну, чего сидим? За работу!
Сам же пошел к своей недостроенной башне, о чем-то размышляя.
Дня три бродил Кадуч мрачнее моря в пасмурную погоду. Я издали наблюдал, как он ощупывает стволы, как снова и снова пытается рубить их каменным скребком, как роет землю и упирается в могучие корни и как после каждой неудачи в отчаянии отходит от дерева.
«Ну давай, брат, – думал я, с улыбкой глядя на его отчаянные потуги. – Признай, наконец, что ты неправ – брось это дело!»
И вот как-то раз после очередной попытки одолеть вековое дерево выбившийся из сил Кадуч уселся у корней, опершись спиной о ствол.
«Ну вот, теперь он точно сдастся!» – решил я, наблюдая за ним издали.
Но нет, Кадуч снова поднялся, взял осколок камня, принялся дальше кромсать древесину. Чего-чего, а упорства моему братцу было не занимать!
И вдруг неподалеку раздался воинственный крик:
– Вот вам! Получите, проклятые гурдены!
Глянув туда, я увидел мальчишку Артваза, который шел по лесу и, размахивая огромным ножом, атаковал деревца и кусты. При каждом ударе разлетались в стороны срезанные ветки. Заметил игру мальчишки и Кадуч. Оставив свое дерево, он какое-то время наблюдал за Артвазом, а потом подозвал его.
– Я не отлыниваю от работы! – испуганно вскричал мальчишка. – Уже бегу за фруктами, честное слово!
Дело в том, что, пока взрослые строили башню, дети и подростки занимались сбором фруктов и ягод, чтобы племени было что есть.
– Я не собираюсь тебя наказывать, – сказал Кадуч. – Просто хочу взглянуть на твой ножик.
То, что у мальчишки Артваза есть чудесное оружие, знало все племя. Нож этот, тонкий и длинный, с локоть величиной, был сделан из какого-то невиданного материала. В отличие от каменных ножей, которыми пользовалось племя, он был легким, но при этом очень острым и прочным. Кто и как изготовил это оружие, не знал никто. Сами яицан никогда не умели делать ничего подобного, а потому к ножу этому относились как к чуду. Например, все знают, что на небе время от времени бьет молния, но никто же не пытается ее изготовить самостоятельно!
Взяв у мальчишки нож, Кадуч несколько раз ударил им по стволу дерева, которое до этого пытался свалить при помощи костяного скребка. При каждом ударе от ствола летели щепки.
– Скажи, Артваз, откуда у тебя этот нож? – поинтересовался Кадуч.
– Он достался мне от отца, после его смерти. А ему – от деда.
– А дед твой не говорил, где его взял?
– Он сказал, что давным-давно у нас в деревне побывали странные люди. Они приплыли на большой лодке, вон оттуда. – Мальчишка махнул рукой в сторону моря. – Сказали, что попали к нам случайно, заблудились, а их родной край находится далеко-далеко, по ту сторону моря. Они погостили у нас какое-то время, починили лодку, пополнили запасы и уплыли. Вот у одного из этих людей дед и выменял этот ножик – на бусы из блестящих круглых камешков.
Кадуч какое-то время задумчиво смотрел в морскую даль, туда, куда указал мальчишка. А потом спросил:
– Артваз, а что за этот ножик хочешь ты?
Вскоре мальчишка кутался в плащ вождя, сделанный из шкуры белого волка, и остался весьма доволен таким обменом. Однако не ушел. Ему было любопытно, что вождь собирается делать с чудесным ножом. Кадуч же, завладевший необычным оружием, с его помощью в несколько ударов довершил дело, и дерево рухнуло к ногам вождя.
– Ты же понимаешь, брат, что один нож, пусть и такой чудесный, не решит проблемы, – сказал я, подойдя к довольному Кадучу.
– Согласен, – кивнул тот. – Один не решит...
Вечером, когда племя собралось у общего костра, я подслушал такой разговор. Старик Лебарок, один из лучших мастеров лодок, рассказывал:
– Представляете, подошел ко мне сегодня вождь и сказал, что ему нужна лодка. Я ответил ему: мол, вон лодки – выбирай любую. Ну, из тех, на которых наши мужики рыбу ловят. А тот говорит, что нужна не такая, побольше – чтобы можно было море переплыть! Построить сможешь?
– Ого! – насторожились мужики. – Ну а ты что?
– Чтобы я чего не смог?.. Конечно могу! Проблема в том, что наши рыбацкие лодки далеко в море не выходят. Шкуры-то и каркас выдержат, но борта слишком низкие: при большой волне потонут. Но вот если сделать борта повыше...
Не дослушав разговора, я бросился к брату.
– Кадуч, только не говори, что ты решил отправить людей за море!
– Почему же отправить? – возразил тот, рассматривая, как сверкает в отблесках костра его новый чудесный ножик. – Я отправлюсь вместе с ними!
– Что ты творишь, брат? Выстроить башню – это безумие, а отправиться за море – самоубийство!
– Амрон, пока что я тут вождь, – напомнил братец. – А слово вождя у племени яицан всегда было законом. Вот займешь трон – тогда станут слушать твое слово!
– Непременно займу, если ты отправишься в это безумное плавание и там сгинешь, – нахмурился я. – Наши мудрецы говорят, что за морем ничего нет, что там – конец мира. Что, если они правы и там только бездна?
– Пока не поплывешь, не узнаешь. Ведь так?
На постройку новой лодки – самой большой, какую когда-либо видело племя яицан, ушел месяц. Но вот уже старик Лебарок стоит на берегу и с гордостью взирает на свое творение.
– Мой народ, – обратился к племени Кадуч. – Я собираюсь отправиться за море, и мне нужны спутники. Понимаю, что путешествие мое рискованно, а потому я никого из вас не стану принуждать. Найдутся ли среди вас смельчаки, желающие помочь мне в этом деле? Если не найдутся, я отправлюсь туда один.
Народ тревожно зашептался. Ведь до этого рыбаки никогда не заплывали дальше ближайших рифов. Да и смысла не было, ведь все испокон веков знали, что там, за горизонтом – край земли. Хоть в племени и поговаривали, будто бы когда-то из-за моря приплывали к нам какие-то чужаки. Но это было так давно, что помнят о том лишь старики, да и те настолько дряхлые, что веры им мало.
– Я пойду с вождем! – Из толпы вышел мальчишка Артваз. – Мне всегда хотелось убедиться, правду ли говорил мой дед: действительно ли за синим морем есть земля.
Помимо глупого мальчишки, еще четверо мужчин, преодолев страх, согласились отправиться в этот рискованный поход. Да и то лишь потому, что пожалели своего безумного вождя, который наверняка пропадет один. Но с женами эти смельчаки прощались так, словно шли на смерть. Признаться, и я, после того как путешественники погрузили в лодку припасы, отчалили и скрылись в синей дали, был уверен, что больше никогда их не увижу.
Первые дни после отплытия все, особенно родственники путешественников, каждый день выходили на берег и ждали. Но день ото дня все реже и реже – как они ни вглядывались вдаль, не показывалась долгожданная лодка. Спустя месяц родные смельчаков окончательно уверились в том, что те погибли и уже не вернутся, и плакали по ним, как по мертвым. Жизнь между тем вернулась в прежнее русло: башню уже никто не строил, а племя яицан зажило так, словно ее никогда и не было. Лишь на холме громоздилось огромное, в три человеческих роста, бревенчатое изваяние – как напоминание о странном безумном правителе Кадуче.
– Любимый, думаю, пора тебе занять трон, принадлежащий тебе по праву, – сказала мне жена, когда я в очередной раз стоял на холме рядом с недостроенной башней и смотрел вдаль, в каждой темной точке на фоне синевы пытаясь разглядеть большую лодку. – Люди не могут без вождя!
– У яицан есть вождь!
– Ты же сам понимаешь, что он не вернется, – возразила она. – И в этом нет твоей вины. Это был его выбор. Не только я считаю, что твой отец совершил ошибку, отдав корону не тому. Но, несмотря на это, ты был честен и не отобрал ее силой. Теперь же сама судьба все расставила на свои места, сделала так, чтобы на трон все-таки сел тот, кто этого заслуживает. Так пойди и займи его!
Я и сам понимал, что она права. Потому, бросив прощальный взгляд в синюю даль, вернулся к своему племени и объявил, что готов принять костяную корону. А еще через месяц ко мне в хижину ворвался мальчишка с криком:
– В море лодка! Большая лодка!
Когда я, выбежав из хижины, глянул в морскую даль, действительно увидел там лодку. Да только вовсе не ту, на которой уплыл Кадуч со своими отчаянными путешественниками. Эта выглядела намного больше, и над ней возвышалось нечто странное – большое и белое. Лодка быстро приближалась; теперь уже было заметно, что сделана она вовсе не из шкур, как рыбацкие лодки племени яицан, а из дерева. Вот она замедлила ход, и теперь можно было разглядеть, что в ней сидит много странно одетых людей. Эти люди достали длинные весла и с их помощью направили свою лодку к берегу.
– К оружию! – прокричал я. – Приготовиться к бою!
Мало ли чего можно ожидать от неведомо откуда взявшихся пришельцев? Мужики похватали щиты и копья, выстроились стеной на берегу.
И вдруг на носу необычной лодки появился... Кадуч! Он что-то закричал и замахал руками.
Когда странная лодка уткнулась носом в берег, Кадуч спрыгнул на песок, а за ним мальчишка Артваз и другие путешественники. Были они загорелыми до черноты, исхудавшими, зато целыми и невредимыми.
– Брат мой, ты вернулся! – прокричал я, радостно обхватив Кадуча за плечи. – Мы уже решили, что вы погибли!
– Я вижу! – Тот с улыбкой кивнул на костяную корону, украшавшую мою голову.
Устыдившись, я снял ее, протянул законному владельцу.
– Ты правильно поступил, брат, – ответил тот. – Ты ведь не знал, живы мы или нет, а народу нужен вождь. И все же я вернулся, да не с пустыми руками!
И он важно кивнул на странную лодку с которой, с любопытством озираясь, сходили на берег не менее странные люди. Но вот они стали вытаскивать из лодки какие-то предметы и сваливать кучей на песок. Кадуч взял один из них, с гордостью показал мне. Это оказалась палка, ка конце которой крепилось нечто вроде скребка для отделки кожи, но сделанное из того же материала, что и чудо-нож.
– Это называется топор, – объяснил Кадуч. – Он поможет нам валить деревья!
Вот что потом рассказал Артваз, которого теперь и мальчишкой не назовешь: за время путешествия он превратился в крепкого сурового мужчину. После того, как они покинули родной берег, их много дней носило по волнам. Припасы заканчивались, почти не осталось питьевой воды, солнце палило так, что не спасал навес. Когда же они вконец обессилели и ждали неминуемой смерти, их настигла новая беда: небо потемнело, начался ливень, поднялись огромные волны. Лодку мотало по морю, словно подхваченный потоком быстрого ручья сухой лист, она трещала по всем швам, стала заполняться водой. И наверняка бы наши путешественники погибли, если б их изломанную лодку не выбросило на берег.
Едва чудом выжившие странники пришли в себя, они поняли, что очутились вовсе не на своей земле. Деревья, трава – все выглядело иначе. Побродив по окрестностям, они вдруг вышли к необычной деревне: вместо хижин там оказались дома, выстроенные из бревен, с покрытыми сухой травой крышами. Повсюду стояли предметы непонятного назначения. И первым, кого они встретили, был удивительный зверь, видом напоминающий быка, но без рогов. Путешественники насторожились, но зверь этот равнодушно глянул на них и продолжил жевать сухую траву из огромной кучи.
И тут раздался дикий крик: их заметила какая-то девчонка. Сразу же на этот вопль отовсюду сбежались люди в странной разноцветной одежде, вооруженные палками и копьями с тремя остриями.
Какое-то время наши путешественники и местные жители стояли в воинственных позах, с любопытством разглядывая друг друга. Но вот вперед вышел мужик с лицом, густо покрытым волосами, на голове которого была надета блестящая шапка. Он что-то спросил, но Кадуч и его люди не поняли ни слова: говорил мужик какими-то похожими на собачий лай словами. Увидев, что наконечники их копий сделаны из того же материала, что и его ножик, Кадуч шагнул вперед и достал свое оружие. Чужаки заволновались еще больше и едва не набросились на странников. Однако Кадуч вовремя понял их намерения и поспешно воткнул нож в землю. Он стал объяснять этим людям, что они пришли за таким материалом. Правда, те тоже не поняли его слов.
– Ножи! Нам нужны такие ножи! – Кадуч стал тыкать в свой ножик.
Его по-прежнему не понимали.
Тут Кадуч припомнил, как Артваз рассказывал, что дед его выменял нож на бусы. Тогда он снял свое ожерелье из морских шариков, которые наши рыбаки иногда находят в ракушках, потряс им в воздухе, после чего ткнул пальцем в бусы и указал на чужаков, а затем на свой ножик и на себя. – Обмен! Вы нам это, мы вам бусы!
Слов чужеземцы не понимали, а вот жесты, как оказалось, вполне. Волосатый мужик, которого, как потом узнали, зовут Цепук, с опаской приблизился и, внимательно рассмотрев бусы вождя, явно остался доволен. Он что-то объяснил своим соплеменникам, и путешественников пригласили в деревню.
Больше месяца они прожили в этом удивительном месте. За это время им удалось выучить кое-какие слова чужеземцев, те же немного узнали речь племени яицан. Этого оказалось достаточно, чтобы обсудить условия обмена. Правда, поначалу чужеземцы решили, что Кадучу нужно оружие. Цепук взял нож вождя и стал легонько тыкать им в Кадуча, вопросительно глядя на того.
– Нет, – замотал тот головой.
Отобрав свой нож, он подошел к дереву и стал изображать, как рубит его.
– А! – воскликнул Цепук. – Понял!
Он куда-то ушел и принес другое оружие, которое назвал «топор». После чего подошел к дереву и этим топором, к изумлению наших соплеменников, в несколько ударов перерубил толстый ствол. Кадуч пришел в восторг и радостно закивал. В общем, оба в итоге сговорились о цене обмена: одни бусы – один топор.
Однако теперь возникла проблема – как вернуться домой. Лодка ведь разбита! И даже если б путешественники смогли ее починить, вряд ли им удалось бы снова пересечь море и вернуться в свой край. Когда Цепук понял суть проблемы, он что-то ободряюще ответил и куда-то пропал на несколько дней. Вернулся же с огромной лодкой: той самой, на которой они теперь добрались сюда.
– Оказывается, чужеземцы тоже не знали, что по другую сторону моря есть люди, – рассказывал Артваз. – Обычно они плавали лишь вдоль своих берегов. А потому весьма удивились, когда, преодолев море, увидели нашу родную землю.
Тут у путешественников возникла новая проблема: как разыскать нашу деревню? Наши земли ведь необъятны! Однако, проплыв вдоль берега, они издали заметили недостроенную башню Кадуча, которая, как оказалось, и правда далеко заметна с моря.
– Вот, брат Амрон, теперь мы сможем и дальше строить башню! – радостно объявил Кадуч, потрясая топором.


4. Самый большой костер

Возвращение Кадуча вызывало во мне противоречивые чувства. С одной стороны – радость от того, что мой брат целым и невредимым добрался до дома, с другой – досаду: ведь он не оставил своей безумной идеи. Наоборот, теперь взялся за ее осуществление с еще большим рвением. И башня, благодаря топорам чужеземцев, день ото дня становилась все выше и выше.
– Что ты творишь, брат? – упрекал я его. – Наш народ измотан трудом, даже дети изнемогают от усталости. Нам не хватает еды. Охотники, вместо того чтобы добывать зверя, рубят деревья и таскают бревна, а рыбаки заняты не ловлей рыбы, а сбором ракушек для ожерелий. И чужеземцы – они уже разгуливают по нашей земле так, словно у себя дома! Это притом что наши враги не дремлют, гурдены и кинрепосы в любой момент могут напасть. Как будут сражаться усталые голодные люди? Ты погубишь наше племя, Кадуч!
Но тот ничего не хотел слышать, думал лишь о своей башне. И, что удивляло, не замечал всего этого и народ. Племя яицан настолько вдохновилось сумасбродной идеей моего братца, что готово было вкладывать в ее воплощение все силы и терпеть любые невзгоды, хотя люди сами не понимали, что и с какой целью строят.
– Для чего, по-твоему, нам нужна эта башня? – спросил я как-то одного из строителей, Кинтобара.
– Когда мы выстроим башню, о нас узнают все! – начал он, слово в слово повторяя речи, которыми время от времени подбадривал наше племя Кадуч. – Все народы восхитятся, глядя на нашу башню! Везде заговорят про племя яицан!..
– Все это я уже слышал, много раз, – отмахнулся я. – Ты лучше скажи, зачем эта башня лично тебе?
Кинтобар задумался, на его лице возникла тень сомнений...
– Я – человек маленький, – наконец изрек он, так и не найдя ответа. – Вождю виднее. Раз надо – будем строить!
Нечто подобное я слышал практически ото всех жителей деревни, к кому бы ни обращался. И у меня нередко возникал вопрос: а сам Кадуч осознает бессмысленность этого труда? Но люди слепо верили ему, и строительство продолжалось.
– С этим надо что-то делать, – жаловался я жене, единственной, кто меня слушал и поддерживал. – Так дальше продолжаться не может! Кадуч уничтожает свой народ!
– Вот если б ты сидел на троне, то не допустил бы такого, – согласилась она. – Чтоб она сгорела, эта треклятая башня!
И вдруг я понял, что нужно сделать!
– Умница! – Я с благодарностью поцеловал супругу. – Огонь! Вот что остановит это безумие!
Ночью племя яицан разбудили крики дозорных. Люди выбегали из хижин и с удивлением обнаруживали, что снаружи светло как днем. На холме же, подобно гигантскому факелу, полыхала башня. Тушить ее оказалось бесполезно: к холму невозможно было подойти от нестерпимого жара. Он был таким сильным, что едва не загорелись ближайшие хижины. Люди рыдали и сыпали проклятиями, глядя, как рассыпается в прах результат их многомесячного непосильного труда. Но больше всего переживал Кадуч: не останови я его, он наверняка бросился бы в пламя, чтобы попытаться спасти свою мечту.
Башня полыхала до рассвета, и, даже когда взошло солнце, на месте самого большого костра, какое когда-либо видело наше племя, из груды черных обуглившихся бревен еще вырывались языки пламени. Народ яицан бродил хмурый, подавленный. Люди со вздохами бросали печальные взгляды на охваченный дымом холм. Я тоже изображал скорбь, но в душе ликовал и думал: «Ничего, мой народ переживет это горе, но потом еще будет благодарен мне за этот пожар. Ведь теперь они смогут вернуться к привычной жизни и станут думать о собственной защите и пропитании, а не о бесполезном воплощении чьих-то безумных идей».
Пламя уже окончательно погасло, дым рассеялся, а Кадуч все стоял на коленях перед своей обратившейся в пепел башней, и по щекам его катились крупные слезы. И вдруг он встал, подошел к пепелищу, порылся среди углей и что-то достал оттуда. А потом повернулся лицом к деревне и прокричал:
– Народ яицан! Да, нашу башню уничтожило пламя. Но мы можем выстроить ее из материала, который не тронет огонь!
Все с любопытством посмотрели на Кадуча – тот держал над головой большущий камень.
Я с недоумением глянул на своих соплеменников: неужели они согласятся и на это? Однако прочел в их лицах надежду, а потом и готовность. В тот же день все жители деревни собрались на холме и принялись расчищать его от обугленных бревен, после чего мужчины отправились к дальним горам – за камнями, а женщины снова принялись плести веревки.
Строить башню из булыжников оказалось намного сложнее, чем из бревен. В первую очередь потому, что камни таскать не так удобно, как стволы деревьев. В отличие от бревна камень к быку не привяжешь, так что приходилось носить на руках. Мужики соорудили носилки, но даже с их помощью таскать булыжники по кочкам и ухабам через лес было весьма трудно. Но тут на помощь вновь пришли иноземцы: объяснили, что такое колеса, и показали, как с их помощью построить телеги, в которые можно запрягать быков. И строительство снова ускорилось.
Вообще, чужеземцы стали частыми гостями племени яицан. Теперь уже не только Цепук, впервые посетивший со своими людьми наши земли, но и другие заморские жители стали наведываться к нам на своих кораблях. Причиной были морские шарики, которые наши рыбаки находили в большом количестве. Как оказалось, за морем эти безделушки весьма редки и очень ценятся. Мы довольно быстро разобрались в их стоимости и поняли, что Цепук нас обманывал: меняя топоры на бусы, он получал драгоценности почти за бесценок. Теперь же яицан установили такой курс обмена, чтобы не продешевить, но и не отпугнуть чужеземцев. Корабли из-за моря приплывали к нам так часто, что пришлось даже соорудить специальную пристань, к которой те могли причаливать. И все бы ничего, если б эти гости не вносили в нашу привычную жизнь сильные и далеко не всегда приятные изменения.
Поначалу к чужеземцам относились настороженно, с опаской. Да и те наших не особенно жаловали, сторонились. Несколько раз даже случались стычки, доходившие до драк. Но день ото дня пропасть страха и непонимания, разделяющая наши народы, все больше исчезала. Люди знакомились, общались, заводили дружбу. Постепенно чужаков начали приглашать на наши праздники, они нередко становились гостями в хижинах яицан. Некоторые, особенно молодежь, стали неплохо понимать чужаков, говорить на их языке. Правда, из-за этого они обильно засоряли этими непонятными словечками и нашу собственную речь. Приплывая к нам часто и надолго, чужеземцы стали строить себе в нашей деревне временные жилища – из дерева, как привыкли у себя на родине. Они так понравилось моим соплеменникам, что многие выстроили себе такие же. В деревне все чаще можно было встретить яицан, одетых на чужеземный манер. Сначала одежду выменивали на бусины, но многие женщины довольно быстро приноровились шить похожую сами, даже научились ткать полотно из шерсти, как это делали за морем. Бывало, идешь по деревне и уже не можешь отличить яицан от пришлых. Дошло до того, что чужеземцы начали и вовсе селиться среди нас. Однажды на одном из кораблей к нам в деревню приехал мужик, заявивший, что он – разорившийся у себя на родине кузнец. Он попросил разрешения остаться в нашей деревне и здесь заниматься своим ремеслом. Несмотря на мои возражения, Кадуч позволил ему это при условии, что тот возьмет в ученики толкового мальчишку из яицан. Постигать иноземное мастерство тут же вызвался Артваз. Глядя на кузнеца, нашлись и другие чужеземцы, пожелавшие остаться в нашей деревне. Но не только среди нас селились чужаки. Однажды пропали трое наших мальчишек, а потом выяснилось, что они захотели повидать мир и уплыли на корабле за море. Когда же одна девушка яицан влюбилась в чужеземца и, вопреки запрету родителей, сбежала с ним, это вообще едва не привело к кровопролитию. Спасло лишь вмешательство вождя и то, что девушка уплыла по своей воле. Старики ворчали, глядя на все это безобразие, да и другие яицан, к моей радости, уже открыто сетовали, что виновата во всем возводимая Кадучем башня.
Впрочем, хотя иноземцы и доставляли нам неприятности, но были проблемы и похуже. В первую очередь – нехватка продовольствия. Все, кто раньше занимался добычей пищи, теперь трудились на строительстве.
– Кадуч, если мы не накормим народ, люди начнут умирать с голоду, – выговаривал я брату. – Толку будет от твоей башни, если мы вымрем?
Вождь несколько дней обдумывал мои слова. Наконец подошел ко мне и сказал:
– Ты прав. С этим нужно что-то делать. И вот что я подумал... У гурденов, насколько я помню, очень большие пастбища и много скота. Так?
– Ну наконец-то! – обрадовался я, похлопав по рукоятке висящего на поясе меча: теперь и у меня было оружие из чудесного заморского материала. – Да, давай пойдем на них войной и отберем их стада!
– Вообще-то, я не это имел в виду...
К гурденам Кадуч пошел один! Когда по деревне пронесся слух, что вождь тайно покинул племя, я догадался, куда именно он отправился. И был уверен, что на этот раз он точно не вернется. Но он вернулся.
Как я потом узнал, наши давние лютые враги весьма удивились, увидев у себя вождя яицан, да еще и одного. И все же изготовились к бою, подозревая, что это какой-то подвох и наверняка западня. Не может же вождь враждебного племени прийти в одиночку!
– Что тебе нужно, ненавистный Кадуч? – поинтересовался выступивший вперед вождь гурденов.
Вместо ответа Кадуч взмахнул топором и одним махом перерубил тонкое деревце. Это произвело на наших врагов большое впечатление, но их вождь с усмешкой ответил:
– Мы слышали, что у вас появилось какое-то новое оружие. Но тебе не запугать нас!
– Я и не пытаюсь, – ответил Кадуч. – Наоборот, я пришел дать и вам такое же!
И, подойдя к вождю гурденов, протянул ему топор. Тот принял его, с удивлением и подозрением поглядывая на Кадуча. Осмотрел доселе невиданный им предмет.
– У нас есть много и других полезных вещей, – продолжал Кадуч. – И мы готовы делиться ими с вами. Если в обмен вы дадите нам еду.
Через несколько дней в хижину вождя вбежал взволнованный разведчик и сообщил, что к деревне идет множество гурденов.
– Вот до чего довело твое безрассудство, брат! – вскричал я, вынимая из ножен меч. – Они узнали, что мы слабы, и теперь пришли отобрать твои чужеземные безделушки силой!
Однако я ошибся. Когда перед строем наших вооруженных воинов появились гурдены, мы увидели, что в руках у них вовсе не щиты, копья и луки со стрелами, а кожаные мешки с мясом, фруктами и зерном. С той поры наши бывшие враги стали часто отправлять в нашу деревню караваны с провизией, а с собой уносили изделия из металла, а также другие чужеземные диковинки. Обмен пошел так бойко, что для удобства между деревнями яицан и гурденов пришлось прорубить в лесу просеку, по которой смогли бы проехать запряженные быками телеги.
– Вот видишь, брат, – сказал Кадуч, – я накормил наш народ. Теперь мы можем продолжить строить башню?


5. Самая большая куча

Благодаря телегам вопрос доставки камней от дальних гор был решен, а вот с самим строительством с первых же дней не заладилось. Чем выше становилась башня, тем сложнее было поднимать наверх и укладывать там камни. Пока строители взбирались к вершине, булыжники постоянно выскальзывали у них из-под ног, обрушивались. И даже когда удавалось все-таки поднимать и закреплять наверху камни, результат не радовал: ведь то, что получалось, вряд ли можно было назвать башней – скорее уж просто огромной кучей. Кадуч ходил хмурый, недовольно поглядывая на возводимое им безобразие, однако велел не останавливаться и продолжать строить. В итоге случилось то, чему и следовало произойти рано или поздно. Когда строители в очередной раз, изнемогая от усталости, волокли камни к вершине, часть кучи обвалилась, заживо похоронив под грудой булыжников пять человек, и еще семеро получили травмы. Я едва сам не стал жертвой: в момент обрушения стоял внизу, подавая камни, и лишь чудом успел отскочить.
Во время похорон чувствовалось напряжение. Я видел, как люди бросают на вождя тревожные взгляды, явно говорящие о том, что смерть их соплеменников – его вина. И не только меня поразила реакция Кадуча. Тот был спокоен, смотрел на погребальный костер равнодушно, похоже, не испытывая никаких угрызений совести. Утром же, как обычно, ударил в деревенский набат, созывая людей на работу, словно ничего не произошло. Увидев это, я не поверил собственным глазам и ушам. Еще даже не успели остыть погребальные костры!
– Что ты творишь, брат? – упрекнул я его. – Наши люди умерли из-за тебя!
– Великие дела нередко требуют жертв, – спокойно возразил Кадуч.
– Это ты называешь великим делом? – в ярости вскричал я, указав на высоченную груду камней, которую Кадуч принимал за башню. – Да ни одно бревно, ни один камень в мире не стоит человеческой жизни! Ты же за время строительства уже погубил здесь треть своего племени! Люди умирали от недоедания, от ран и переломов, надрывались, таская тяжести. А теперь еще и вот это! И все ради чего? Ради твоего безумного желания превзойти всех? Одумайся, брат! Оставь это!
– Амрон, я дострою эту башню! Это не обсуждается! Чего бы это ни стоило! – был ответ.
И, когда я заглянул в глаза брату, увидел в них настоящую одержимость.
«Да он просто сошел с ума! – понял я. – Обезумел! Он готов погубить все племя ради этой бесполезной мечты. А погубив, не испытает и чуточки сострадания».
– Тебе нужно – ты и строй! – жестко прокричал я, швырнув топор к его ногам. И, повернувшись, ушел прочь.
Оказалось, не только я был такого же мнения. Племя яицан все-таки собралось у холма, однако за работу так никто и не взялся. Впервые я увидел, как люди отказались подчиняться воле вождя, хотя для яицан повиновение правителю всегда было законом. В этот день никто не запряг в телеги быков, не отправился к дальним горам, не стал поднимать тяжелые булыжники на вершину кучи. Люди просто стояли у подножия башни и молча смотрели на Кадуча. И в глазах их была не столько враждебность, сколько надежда. Они словно говорили: «Вождь, мы все еще можем идти за тобой! Только одумайся! Прекрати это дело!» Однако Кадуч остался непреклонен.
– Народ яицан! – прокричал он. – Я знаю, что вы напуганы этой неудачей, разочарованы. На это я могу ответить лишь одно: если ты вздумал двигаться вперед, будь готов к падениям. Тот, кто стоит на месте, не пострадает, но никуда и не придет. Идущий же, пусть и набив ссадин с шишками, рано или поздно достигнет цели. И, уверяю, вас ждет еще большее разочарование, если вы остановитесь на середине пути – не окончите начатое дело. Ведь вы вложили так много сил в воплощение нашей с вами мечты! Так неужели готовы все бросить сейчас, когда ее достижение так близко?
Но народ остался глух к его словам. Так и не дождавшись, когда люди возьмутся за строительство, Кадуч принялся сам таскать камни. Вот он взял один булыжник, кое-как взволок его на вершину. С трудом поднял второй, но сил у него хватило лишь донести камень до середины склона. Еле удержав свою ношу, наш немощный вождь передохнул и поволок ее дальше. И, глядя на все это, ни один из племени яицан даже не шелохнулся, чтобы ему помочь. Люди молча и с жалостью смотрели на этот бесполезный труд безумца. Изнемогая от усталости, Кадуч карабкался со своим камнем по склону. Когда же он оказался почти у самой вершины, булыжник выскользнул у него из рук и покатился вниз, а следом и множество других камней, едва не похоронив под собой Кадуча. Увидев это, я не выдержал, подбежал к брату, помог ему встать. Но, поднявшись, тот оттолкнул меня и, шатаясь, побрел за следующим камнем. Глядя на старания вождя, многие сжалились: вздыхая, люди снова вернулись к работе. Вот только, едва они водрузили на вершину несколько камней, снова случился обвал. К счастью, на этот раз строители были осторожны, готовы к катастрофе – и никто не пострадал. Но после этого даже самые активные сдались и оставили попытки сделать постройку Кадуча еще выше.
– Брат, как же ты не можешь понять, что твоя затея невыполнима, – сказал я, положив руку на плечо Кадучу, стоящему на коленях перед каменной кучей и с болью и отчаянием смотрящему вверх. – Выше того, что мы уже возвели, невозможно построить!
– Да ну! У меня на родине и не такое строят!
Я достаточно изучил заморскую речь, чтобы понять эту фразу. Обернувшись, увидел чужеземца Цепука, который стоял в сторонке и, скрестив на груди руки, с усмешкой наблюдал, как вождь яицан надрывается, таская камни. Понял смысл этой фразы и Кадуч. Вскочив, он подбежал к чужеземцу, стал его о чем-то расспрашивать.
Трепались они долго. Что именно обсуждали, я не знаю, но следующим утром Кадуч исчез. Оказалось, что он отплыл из деревни на заморском корабле, прихватив с собой в качестве переводчика Артваза, который чужую речь научился понимать как свою родную.
Так костяная корона вновь оказалась у меня на голове. Правда, на этот раз я не сомневался, что Кадуч рано или поздно вернется. Так оно и вышло.
Спустя год на берег с очередного торгового корабля сошел человек, которого все яицан поначалу приняли за чужестранца. Он не только был одет как заморский житель, но даже манеры, движения и речь его были чужеземными. И только когда он подошел ко мне и, улыбнувшись, сказал на языке яицан: «Здравствуй, брат!» – я вздрогнул, услышав знакомый голос. С Кадучем был Артваз, который тоже выглядел как иностранец.
– Вот! – Кадуч расстелил передо мной большое полотно, покрытое какими-то рисунками и закорючками.
– Красиво, – кивнул я. – Повесишь у себя в хижине?
– Да нет же! – возразил брат. – Это – наша башня!
Я удивленно посмотрел на него.
– Считаешь, что я окончательно спятил, да? – с улыбкой спросил Кадуч. – Понимаю, что для тебя это – всего лишь красивая тряпка. Я не могу тебе объяснить, просто поверь, что благодаря этому все пойдет иначе. Вот увидишь, теперь мы построим башню!
– Нет, Кадуч, не построим, – холодно возразил я. – Пока тебя не было, я много думал о твоей затее и не нашел ни одной причины, для чего нам и дальше строить твою башню. Все это с самого начала было безумием, и я считаю, что пришла пора его прекратить.
– Напомню тебе, братец, что я вождь этого племени! Мое слово – закон! – услышал я в ответ. – Так вот, я – вождь, который строит башню! И яицан будут строить башню! Это не обсуждается!
– Быть может, в таком случае, нам нужен другой вождь? – в ярости вскричал я.
– Решил занять мое место? – Кадуч принял воинственную позу. – Но тебе ли не знать, что корона переходит к другому лишь после смерти вождя. Убьешь меня?
Признаться, эта мысль меня не на шутку испугала. А ведь он прав: таков наш закон. В прошлом бывали случаи, когда при жизни вождя трон оспаривали другие претенденты, но в борьбе за власть непременно погибал один из соперников.
– Что ж, твое право вызвать меня на поединок, – вздохнув, продолжал Кадуч. – И я прекрасно знаю, что проиграю. Ты сильнее, опытнее, лучше обращаешься с оружием...
– Я вовсе не желаю твоей смерти, брат, – поспешно возразил я, – лишь хочу спасти свой народ. А для этого к нашему вождю должен вернуться рассудок. Ведь то, что ты делаешь, брат, – глупо и бессмысленно!
– Если ты чего-то не понимаешь, это вовсе не значит, что это плохо, – ответил Кадуч. – В таком случае у тебя два пути: либо попытаться разобраться и понять, либо просто принять все так, как есть.
– Есть еще третий путь: послать все куда подальше и отбросить, как ненужный хлам, – проворчал я.
– Это – путь невежды.
– Быть может, и так. Но если тем самым я сохраню свой народ и сделаю его счастливее – пусть считают меня невеждой!
Кадуч помолчал, обдумывая мои слова, и все же упрямо заявил:
– Либо убей меня и отбери корону, либо уйди с дороги и не мешай! Пока я жив – я буду строить башню!
И, повернувшись к Артвазу, повелел:
– Собери племя! Я хочу говорить!
Когда люди собрались у холма, Кадуч что-то долго объяснял, тыкая в свое разукрашенное полотно. Народ яицан, как и я до этого, смотрел на него с непониманием и даже с недоумением. Когда же главный смысл его речи дошел до племени, по толпе прокатился возглас негодования, отчаяния, разочарования:
– Нам что, придется начинать все сначала? Все наши старания были напрасны?
– Да, мы двигались неверным путем, – подтвердил Кадуч. – Зато теперь мы обладаем достаточными знаниями, чтобы все-таки возвести башню – такую высокую, каковой еще не видывала наша земля! Поверьте мне!
Как это ни удивительно, ему все-таки поверили. Как всегда. Хоть и без особого рвения, но племя яицан вновь взялось за строительство – на новом месте, неподалеку от прежнего. Обычно замкнутый и молчаливый, вечно держащий свои мысли при себе Кадуч вдруг становился весьма красноречив, когда дело касалось убеждения. Люди слушали его, раскрыв рты, и, скажи он в такие моменты, что вода суха, а небо твердо, поверили бы и этому. Вот так и с башней: уж не знаю, каким чудом моему братцу удавалось убеждать свой народ снова и снова браться за это бесполезное, никому не понятное занятие. Но так или иначе, яицан снова стали строить башню!
Поначалу у людей была надежда, что хотя бы не придется таскать камни от дальних гор, что весьма облегчило б задачу: мы ведь прежде и так навалили огромную кучу. Однако Кадуч заявил, что эти булыжники слишком мелкие и не годятся для новой башни, и даже разрешил всем желающим использовать их в своих нуждах. Большинство этих камней впоследствии пошло на постройку печей да укладку дорог. Для новой же башни Кадуч повелел волочь с дальних гор глыбы размером с полхижины. Причем прежде глыбу надлежало обтесать заморскими инструментами, придав ей прямоугольную форму, а уже после тащить, обвязав веревками и подкладывая под нее бревна, что даже множеству крепких мужчин и животных было ох как непросто. Только на доставку одной такой глыбы ушел месяц. Но Кадуч остался доволен, сказав, что так и нужно, и велел продолжать. Поднятые на холм глыбы уложили широким кольцом, после чего Кадуч повелел изготовить на берегу какую-то грязь и залить между этими камнями. Строители, сетуя на очередную дурь вождя, подчинились. Каково же было наше удивление, когда, застыв, эта жижа стала тверда как камень: еще одно чудо, добытое вождем у чужеземцев. Чтобы уложить второй ряд гигантских камней, нам пришлось изготовить специальные деревянные помосты. Впоследствии в течение всего строительства помосты эти росли вместе с башней, опоясывая ее кольцом. Чтобы поднимать тяжеленые камни выше и выше использовали приспособления, крепя глыбы к перекинутым через балки веревкам. За ходом строительства бдительно следил Кадуч, постоянно сверяясь с рисунками и закорючками на своем полотне, что-то обсуждая с Артвазом, одним из немногих, кто не хуже вождя разбирался в заморских диковинках. И башня росла. Правда, чрезвычайно медленно.
Понимая, что у нашего маленького народа уйдет не одно поколение, чтобы воплотить в жизнь его задумку, Кадуч стал привлекать в качестве рабочей силы людей из кинрепосов, гурденов и других племен, рассчитываясь за их труд чужеземными безделушками и монетами – еще одним новшеством, пришедшим к нам из-за моря. От обилия пришлых людей наша деревня выросла до небывалых размеров. Когда-то я мог окинуть все наши хижины взглядом, выйдя из дому, – теперь же, небось, не хватило бы дня, чтобы обойти всю деревню вдоль и поперек. Ясное дело, что так много людей приходилось чем-то кормить. Потому от племени яицан во все стороны протянулись дороги, по которым непрерывным потоком пошли телеги, груженные продуктами в одну сторону и товаром для обмена – в другую, а к пристани каждый день причаливали торговые суда.
Вообще, постепенно вся жизнь яицан, да и других племен, стала вертеться вокруг этой злополучной башни. Те, кто не таскал камни, не возводил помосты, не разводил застывающую жижу, все равно так или иначе участвовали в строительстве: доставляли и готовили еду, сооружали жилища для рабочих, плели веревки, шили одежду, разгружали телеги и корабли и прочее и прочее. И люди давно уже не задумывались, для чего они все это делают, даже гордились своими достижениями: «Смотри, какую огромную глыбу нам удалось поднять!» или «Мы сегодня привезли пять телег зерна!», совершенно не понимая, что все это – ради бессмысленной затеи безумного вождя. Лишь старики, глядя на царящую вокруг суету, с досадой вздыхали, вспоминая прежние времена, когда жизнь была спокойной и размеренной:
– Да уж, яицан нынче не те!
Я был одним из немногих молодых, кто соглашался с ними, говорил, что своим строительством Кадуч изменил и испортил всю нашу жизнь. И не только говорил, но и подкреплял свои речи делами. Я не сидел на месте: вел скрытую борьбу против обезумевшего брата, которого уже ненавидел лютой ненавистью. Находилось у меня немало сторонников, которые соглашались с тем, что эта башня лишь вредит нашему обществу, разрушает наши устои. Правда, большинство из них были противниками лишь на словах – вечерами в хижинах за чашечкой крепкого напитка. Утром же все они отправлялись на работу и продолжали строить. Кто-то – из страха прослыть бездельником, когда другие трудятся, некоторые – следуя древним традициям: «Слово вождя – закон!». А иные просто по привычке: «Строим потому, что надо! А для чего – не моего ума дело!»


6. Самая большая башня

Вот так камень за камнем, день за днем росла башня Кадуча, пока наконец не достигла нынешнего размера. Сооружение получилось грандиозное, высоты невероятной: глянешь оттуда вниз – люди кажутся букашками. И, когда я смотрел на этого каменного монстра, меня брала оторопь от одной мысли, сколько сил и времени было вложено, чтобы его построить. Десять лет ушло у Кадуча на воплощение его мечты – десять лет изнурительного труда и лишений нашего многострадального народа.
Однажды строители, как всегда, собрались поутру на работу, каждый взялся за привычное дело. Кадуч тоже, по обыкновению, явился к башне, расстелил на столе у ее подножия свой сверток, что-то долго проверял, заглядывая в каракули на пожелтевшей от старости тряпке, мерил, считал... И вдруг объявил, что башня готова!
Услыхав это, люди сначала впали в ступор, не могли поверить услышанному. Еще бы, ведь они столько лет трудились, как-то даже и не задумываясь о результате своей работы. А тут на тебе – оказывается, все!
– Мы сделали это! – наконец пришел в себя кто-то. – Мы молодцы! Получилось!
И всю деревню охватило ликование. Люди бросали телеги и тачки, пилы и топоры, обнимались, поздравляли друг друга. Радовались все: и взрослые, и дети. Тем же вечером в деревне грянул грандиозный праздник.
Несколько следующих дней народ пребывал в эйфории. Не нужно больше никуда бежать, ничего тащить, рубить, пилить, тесать, изнемогая от усталости, – работа окончена! Все с гордостью смотрели на результат своего непосильного труда. Вот только день ото дня радость людей все больше подменялась разочарованием. До них, наконец, стало доходить то, что я пытался втолковать им все эти годы: «Что мы, собственно, построили? И, главное, зачем?» А чего они еще ожидали? Что после окончания строительства башни разверзнутся небеса? Или что из-под земли забьет фонтан благоденствия? Или что со всех концов земли в нашу деревню стекутся паломники, славя имена строителей? Никакого чуда, как и следовало ожидать, не произошло. Так что теперь яицан, глядя на каменного исполина, возведенного их руками, который теперь, лишенный строительных помостов, предстал во всей своей чудовищной красе, увидели лишь годы изнурительного труда, тягот и лишений.
– Ради чего мы надрывались столько лет? Ради чего голодали? Ради чего под завалами гибли наши отцы и братья? – Наконец-то люди стали задавать правильные вопросы. – Какой прок нам от этой башни? Кадуч говорил, что она принесет нам славу на много поколений. Несомненно принесет! Славу дураков, которые позволили себя обмануть и взялись за столь бесполезное занятие! Потомки веками будут высмеивать нас за нашу тупость, а башня эта будет им напоминанием о том!
И единственным, кто не замечал этих негодований, этих тревожных и враждебных взглядов, был Кадуч. Наш вождь, как и прежде, витал в своих мечтах и радовался башне, словно ребенок, получивший наконец давно желанную игрушку. Именно поэтому однажды на собрании племени он, улыбаясь, подняв кубок, объявил:
– Да, наша башня вышла на славу. Но разве ж это достижение? Мы способны построить и выше!
Возможно, это была лишь шутка и Кадуч вовсе не намеревался затевать нового строительства, но для племени яицан она стало последней каплей. Народ пришел в негодование, которое мгновенно переросло в ярость и бунт. Разгневанные люди схватили своего вождя и по длинной лестнице поволокли вверх – на вершину выстроенного им каменного чудища.
– Ты пожелал построить башню? – вопили люди. – Так пусть же она станет твоей могилой!
– Брат, а я ведь предупреждал тебя, – сказал я Кадучу, сорвав с его головы костяную корону. – Теперь же прими волю народа!
Тот ничего не ответил, лишь глянул вдаль с высоты своей башни и улыбнулся. И продолжал улыбаться, слушая приговор. Улыбался, когда его подвели к краю. И все с той же улыбкой полетел вниз...
Вечером народ собрался на торговой площади, чтобы проводить в последний путь прежнего вождя, которому суждено войти в историю под именем Кадуч Безумный, и для коронации нового – Амрона, еще не заслужившего себе прозвища, но уверенного в том, что оно станет достойным. Я восседал на троне перед погребальным костром, принимал поздравления и напутствия, а также сожаления о том, что племя яицан не поступило так намного раньше, до того, как мой сумасшедший брат стал воплощать в жизнь свои безумные идеи. Я же смотрел на то, как пламя пожирает тело Кадуча, и видел на лице мертвеца все ту же счастливую улыбку.
Почему он улыбается? Я глянул на свою блистающую и радостную жену. Она ответила мне ласковой триумфальной улыбкой: моя супруга годами ждала момента, когда ее, наконец, назовут женой правителя племени. Но нет, улыбка на лице Кадуча была иной. Не похожа она была и на ухмылки празднующих людей из племени яицан, которые радовались тому, что наконец сброшен с трона недостойный вождь. Но почему улыбался он?
– Ты куда, любимый? – спросила жена, увидев, как я поднялся с трона.
– Пойду прогуляюсь, – ответил я и побрел прочь.
Я долго ходил по деревне и, сам того не заметив, очутился у подножия башни. Видимо, ноги принесли меня к тому месту, о котором были мои мысли. Я стоял перед каменным великаном, чернеющим на фоне антрацитового неба, а у стоп моих темнело пятно – кровь погибшего брата.
– Почему? – спрашивал я, словно мертвец мог мне теперь ответить. – Кадуч, почему?
Словно ища ответа, я пошел к дыре, темнеющей среди каменных глыб, – входу на лестницу. Целую вечность я поднимался по холодным ступеням и, наконец, достиг вершины. Подойдя к краю башни, я глянул вниз, на деревню, огромным полумесяцем раскинувшуюся вдоль берега моря. От нее в разные стороны разбегались ленты дорог. Я посмотрел на сверкающую огнями торговую площадь, где веселились тысячи людей, стекшихся сюда со всех земель, даже из-за моря. Шум праздника почти не достигал этой высоты. Я взглянул на пристань с покачивающимися на волнах торговыми кораблями, на темные ряды бревенчатых изб, складов, амбаров, кузниц, ткацких мастерских... Вот что видел Кадуч перед смертью! Да уж, как же изменили нашу деревню минувшие годы...
И вдруг я понял! Понял смысл его улыбки! И, снова глянув вниз, увидел все ту же огромную деревню, дороги, пристань, дома, склады, кузницы, тысячи людей – все то, что появилось у нас лишь потому, что мы строили башню! И при этой мысли на моих губах появилась невольная улыбка...
Спотыкаясь на ступеньках, перескакивая через две, а то и три, я достиг земли. Вернувшись на праздник, я принялся искать глазами. Встретился взглядом с супругой.
– Я тоже рада, милый, – сказала та, иначе истолковав мою улыбку, которая все еще не сходила с моих губ. – Ты по праву заслужил это!
Но вот я увидел среди толпы того, кого искал. Инженер Артваз стоял хмурый среди кучки своих подмастерьев.
– У меня к тебе вопрос, мастер, – сказал я, подойдя. – Как думаешь, мы сможем построить корабль как у чужеземцев? Это весьма помогло бы нам в торговле.
Артваз глянул на меня с удивлением и даже с недоверием.
– Дело, конечно, сложное, но выполнимое, – наконец, произнес он. И обратился к своим ученикам: – Как, ребятки, осилим?
– Конечно! – был ответ. – Справимся!
И, снова глянув на меня, теперь уже с восхищением, Артваз радостно улыбнулся и прокричал:
– Да, мы выстроим такой корабль, что чужеземцы обзавидуются! Это будет самый большой корабль в мире!