Ко дню рождения В. В. Маяковского... 2023 год

   Когда Владимир Владимирович Маяковский умер, почтить его память пришли его "150 миллионов"... Чтобы проститься с ним - люди шли, шли,  шли - целых три дня... Писатель Олеша, вспоминая это событие, написал: «Если бы он знал, что так его любят и знают, не застрелился бы»

  Он не знал...

  На похоронах не было живых цветов... Был только металлический венок, собранный из винтов, молотков и маховиков. На венке была надпись: «Железному поэту – железный венок».  Маяковский со своим голосом, ростом и манерой читать стихи воспринимался многими как настоящий железный человек...

  Как всегда, люди ошибались... При жизни, возможно, такое прозвище Маяковского порадовало бы, но... На самом деле это был очень ранимый, любящий и робкий человек, и  Лилия Брик имела над ним особенную власть, только потому что понимала это:

  Пришла —
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть —
как девочка мячиком...

 Все остальные женщины любили его сильного, большого, взрослого... И только Лиля знала его настоящего...

 После смерти Владимира Маяковского практически перестали печатать. Сочинения выходили медленно и очень маленьким тиражом. Статей о Маяковском не печатали, чтение его стихов с эстрады не поощрялось.

  Именно Лилии Юрьевне Брик мы обязаны тем, что Маяковский не пропал, не растворился во Времени... Ох, эта вечная борьба Времени и Вечности... Кого взять в Вечность, решают Современники и очень важно, чтобы был кто-то, кто услышит и сохранит... Лилия сохранила и передала потомкам всё, даже личную переписку с Маяковским, сделавшую её в глазах окружающих не только неверной, но и жадной, и хищной, и глупой...

  «Если я чего написал,
если чего сказал-
тому виной глаза-небеса,
любимой моей глаза.
Круглые да карие,
горячие до гари»

  И ей было дорого всё, что он написал...
"В 1935 году ЛЮ, устав стучаться в непробиваемую бюрократическую стену и, не видя другого выхода, обратилась к Сталину.
«После смерти Маяковского, — писала Л. Ю. Брик, — все дела, связанные с изданием его стихов и увековечением его памяти, сосредоточились у меня...
Я делаю все, что от меня зависит, для того, чтобы его стихи печатались, чтоб вещи сохранились и чтоб все растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворен.
А интерес к Маяковскому растет с каждым годом...
Прошло почти шесть лет со дня смерти Маяковского, и он еще никем не заменен, и как был, так и остался крупнейшим поэтом революции. Но далеко не все это понимают. Полное собрание сочинений вышло только наполовину, и то в количестве 10 000 экземпляров.
Книг Маяковского в магазинах нет. Купить их невозможно...
...Неоднократно поднимался разговор о переименовании Триумфальной площади в Москве и Надеждинской улицы в Ленинграде в площадь и улицу Маяковского, но и это не осуществлено.
Это основное. Не говоря о ряде мелких фактов, как, например: по распоряжению Наркомпроса из учебников на 1935 год выкинули поэмы «Ленин» и «Хорошо!». О них и не упоминается.
Все это вместе взятое указывает на то, что наши учреждения не понимают огромного значения Маяковского — его агитационной роли, его революционной актуальности...
Я одна не могу преодолеть эти бюрократические незаинтересованности и сопротивление — и после шести лет работы обращаюсь к Вам, так как не вижу иного способа реализовать огромное революционное наследие Маяковского.
Л. Брик.»

Сталин прочел письмо и написал резолюцию прямо на письме: «Тов. Ежов, очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны. Свяжитесь с ней (с Брик) или вызовите ее в Москву. ...сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится — я готов. Привет! И. Сталин».
Будущий нарком Внутренних дел Николай Ежов возглавлял тогда Комиссию Партийного контроля при ЦК ВКП(б).
Еще до публикации сталинского отзыва в «Правде» Лиля поспешила обрадовать мать и сестер Маяковского: тогда еще их отношения считались нормальными.
Не будь Лилиного письма и высочайшей резолюции, три женщины с фамилией Маяковские так и остались бы родственницами полузабытого поэта. Не было бы памятника на Триумфальной площади в Москве, а также в сотнях других городов Советского Союза; не было бы школ, парков, билиотек, улиц его имени; не издавались бы произведения Маяковского миллионными тиражами и, разумеется, не было бы гонораров за каждое издание. И вся история советской литературы была бы совершенно иной.
Так началась вторая жизнь творчества Маяковского: его стали печатать, выходили собрания сочинений и отдельные книги, его стали изучать в школах.
В те годы Пастернак написал, что Маяковского принялись насильственно насаждать, точно картофель на Руси при Екатерине."
  Насаждали...
   Ещё Есенин говорил о Маяковском:
  «Что ни говори, а Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие о него споткнутся». И эти слова как нельзя лучше показывают отношение людей к Маяковскому... Любят - не любят, понимают - не понимают, критикуют - восхваляют - равнодушных нет и каждый гордится своей точкой зрения... У каждого из нас свой Маяковский...

  Мой Маяковский хотел, чтобы его понимали... В 1916 году он написал о себе  стихотворение "Дешевая распродажа" , будучи ещё совсем молодым человеком:..

Женщину ль опутываю в трогательный роман,
просто на прохожего гляжу ли —
каждый опасливо придерживает карман.
Смешные!
С нищих — что с них сжулить?

Сколько лет пройдет, узнают пока —
кандидат на сажень городского морга —
я
бесконечно больше богат,
чем любой Пьерпонт Морган.

Через столько-то, столько-то лет
— словом, не выживу —
с голода сдохну ль,
стану ль под пистолет —
меня,
сегодняшнего рыжего,
профессора разучат до последних йот,
как,
когда,
где явлен.
Будет
с кафедры лобастый идиот
что-то молоть о богодьяволе.

Склонится толпа,
лебезяща,
суетна.
Даже не узнаете —
я не я:
облысевшую голову разрисует она
в рога или в сияния.

Каждая курсистка,
прежде чем лечь,
она
не забудет над стихами моими замлеть.
Я — пессимист,
знаю —
вечно
будет курсистка жить на земле.

Слушайте ж:

все, чем владеет моя душа,
— а ее богатства пойдите смерьте ей! —
великолепие,
что в вечность украсит мой шаг
и самое мое бессмертие,
которое, громыхая по всем векам,
коленопреклоненных соберет мировое вече,
все это — хотите? —
сейчас отдам
за одно только слово
ласковое,
человечье.

Люди!

Пыля проспекты, топоча рожь,
идите со всего земного лона.
Сегодня
в Петрограде
на Надеждинской
ни за грош
продается драгоценнейшая корона.

За человечье слово —
не правда ли, дешево?
Пойди,
попробуй, —
как же,
найдешь его!....